Текст книги "Хрустальный лабиринт"

– Стато! – укоряюще воскликнула Имма.

– А в чем дело? Пиво выдохлось… я сказал – зараза. Зараза – и камень… То есть точка – как говорят люди. В нашем языке – камень и точка – одно и то же слово. Уронить камень – значит, поставить точку…

– А что раскапывал Корман? – прервал Дерпфельд, неумелую попытку Стато увести разговор от неприятной темы.

***

– Затопленные руины вокруг Волка. Но там, на шельфе ничего нет. Совершенно ничего, клянусь прибоем!

– Зачем же тогда нас вы туда посылаете? – спросил Платон.

У Стато побелел нос, он умоляюще глянул на Крто.

– Там много развалин и много старинных построек. – В отличие от Стато, архонт не собирался смущаться. – Но нет драгоценных металлов. А господина Кормана интересовало только золото. К сожалению. Он не обращал внимания на предметы эгейской культуры. Уверяю вас, там остались развалины многочисленных храмов. Здания, акведуки, часовни, дороги, склады. Что вас интересует?

– Альфреда Кормана зверски убили, вы знаете? – вдруг спросил Дерпфельд.

Эгейцы застыли. Будто их накрыло десятым валом – так говорят на Эгеиде – здесь десятый вал – самый высокий. Имма тихо ахнула. Стато поднес к губам свою раковину и сделал судорожный глоток, позабыв, что его раковина пуста. В огромных черных глазах Крто вновь вспыхнули синие нехорошие огоньки.

– Нет, не знал, – признался архонт. – Но рад это слышать. Рад, что он сдох. – В горле у наместника булькнуло – что означало короткий смешок.

– Убили? – переспросила Имма. – Но как же… – Она поначалу поразилась, потом вздохнула, – как показалось Платону – с облегчением. То есть, если бы Имма была человеком, Платон принял бы этот вздох за вздох облегчения.

– Я веду расследование убийства, – продолжал Дерпфельд, не снижая напора, но уже чувствуя, что какой-то важный момент упущен и вряд ли что-то ценное можно вытянуть из Крто. А Имме или Стато архонт не даст говорить – он достаточно умен. Сержант пожалел, что не сумел поговорить с Иммой наедине. – Мне сказали, что вы с ним поссорились.

– Вы меня подозреваете? – в глазах Крто мелькнула нескрываемая насмешка. Его человекоподобие раздражало.

– По моей версии его убили эгейцы. Так что я подозреваю всех жителей планеты. Но пока никого конкретно. Я могу подозревать всех: Стато, Имму, вас…

– Он хотел контрабандой вывести раковины, – неожиданно заговорила Имма и дерзко с вызовом глянула в лицо Дерпфельду. – Я как страж пыталась его задержать. И он оказал сопротивление.

– Он ударил вас? – уточнил Дерпфельд.

– Он… он… оскорбил. Словесно.

– Она – моя женщина. Единственная женщина, – Крто произнес слово «единственная» каким-то невозможным визгливым голосом. И вновь хлопнул Имму по руке, будто припечатал очередную муху. – Я никому не позволю ее оскорблять.

Рассказ Иммы и Крто был правдив. Вернее, почти правдив. Что-то они не договаривали. Несомненно. Платон это понял. Понял и Дерпфельд. И как показалось, и Крто догадался без труда, что ему не поверили.

Но Альфред Корман вез с планеты только раковины. И ничего больше. Как раз это было правдой.

– Стато, сколько у тебя жен? – спросил сержант, когда люди покинули не слишком гостеприимный дом архонта.

– Пока одна. Но на следующий год возьму новую. Непременно. Приходится экономить на всем.

– Даже на масках, – подсказал Дерпфельд.

– А маски, между прочим, дорогие, – обиделся Стато. – Импорт. Причем спецзаказ для Эгеиды. И всегда не хватает. Записываемся в очередь. А если без очереди – то надо переплачивать. Хорошо, через Крто можно достать без доплаты.

– Что ж не достал? – поддел его Атлантида.

– Он достал… – было видно, как под старой маской у Стато задергался нос. – Но я новую маску перепродал. Кредиты были нужны…

***

Смотритель гостиницы был стар, толст, неповоротлив, и едва умещался в кресле. Кресло под ним не взлетало – лишь подпрыгивало на несколько мгновений, что позволяло смотрителю перенестись через пару ступеней и вновь опуститься на каменные плиты. Маски смотритель не носил – на макушку он напялил трикотажный колпак с прорезями для глаз. А нос и щеки он припудрил мелом, защищаясь от солнца. К старости у эгейца выросли усы – короткие, торчащие во все стороны, очень жесткие и рыжие.

– Эти гости – мои друзья, – сообщил Стато смотрителю. – Помести их на лучшие койки и не забудь, в гостиницах не требуется гостевой взнос.

– Помню, – пробурчал старик. – Завтрак за мой счет. А обедают и ужинают пусть, где захотят. Есть какие-нибудь пожелания?

– Мы пока не оборудовали свой домус-блок, так что связи у нас нет. Нельзя ли на полчаса арендовать ваш комп, чтобы выйти в Интернет, – спросил Дерп-фельд.

Старик, казалось, не понял, о чем его просят.

– Комп? – пробурчал он. – Откуда у меня комп? С чего он взял?.. Сервисюга? –он вытащил из-под драного свитера сервисный медальон. – Так по моей ни с кем переговариваться нельзя. Она лишь пищит, если шторм идет сильный. Да еще начинает верещать, когда заплывешь в запретную для тебя зону.

– Мне нужен компьютер. Вы, наверняка, заказываете белье и стулья для гостиницы и… уж не знаю, что еще вам нужно, через Интернет.

– Все нужное я покупаю на жетоны, когда брат Морива вместе с самкой притянут к берегу свою передвижную баржу. А чтоб не ошибиться, заказ делаю заранее. А то они в прошлый раз притащили какое-то старье гнилое, чтоб их десятым валом накрыло…

– Комп, подключенный к Интернету, есть только у Крто, – объяснил Стато. – Разумеется, когда на остров Вдохновения прибудет принц и его люди, они привезут свои компы. Но сейчас в межсезонье связи ни у кого нет. Да и не нужно это нам. Сами посудите, зачем? У стражей переговорники на одной волне работают, а прочим и такие безделки без надобности.

– Так уж и ни у кого! – не поверил Атлантида, просто потому, что такому заявлению вообще было трудно поверить. – Наверняка кто-нибудь тайком…

– Официально только у Крто, – заверил Стато. – Идемте, я выберу для вас лучшие койки. И не забудьте утром потребовать завтрак, а то останетесь голодными.

Наверняка Стато надеялся остаться на ужин, но его поторопились выпроводить. В отличие от эгейца, люди были не голодны. Зато и Платону, и сержанту срочно требовалось выпить.

Они были единственными постояльцами, но никто не спешил их обслужить. Не было ни портье, ни горничных, не нашлось даже отдельных номеров. Их койки стояли в большой общей комнате вокруг мелкого бассейна, наполненного мутно-зеленой водой. От воды пахло, как повсюду на Эгеиде – морем и водорослями. Низенькие металлические кровати с матрацами из кожи какого-то морского животного, набитые сухими водорослями, пронзительно скрипели при каждом движении. Маленькие подушечки из искусственного хлопка (явно импортного) набиты птичьим нежнейшим пухом (явно местным), почему-то все время соскальзывали на пол.

– Что ты думаешь обо всем этом, Вил? – вопрос Платон задал, не слишком надеясь на ответ.

– Тут на каждом шагу загадка. И все что-то скрывают. Бреген, Крто, Имма… Все.

– Почему нас не пускают на остров Дальний?

– С этим островом что-то связано такое… – глубокомысленно произнес Дерпфельд. – Но связь должен углядеть ты, интеллектуал. Что будем делать?

– Вести раскопки. Якобы. Дней пять я повожусь на шельфе вокруг острова Волка. Прикину что и как. А потом надену плотный костюм и отправлюсь в сторону Дальнего. На какой глубине меня не обнаружат сканеры Брегена?

– Метров пяти хватит. Ты вполне сойдешь за эгейца.

– Эгейцы куда крупнее.

– За молодого эгейца.

– А как мы избавимся от Стато?

– Очень просто. Попробуем подкупить. Насколько я понял, это не слишком трудно…

– Странно… Почему Корман оскорбил жену архонта? Насколько я помню, он не был хамом. Напротив – нормальный бабник. Или Крто потребовал с него слишком крупную взятку?

– Тут какая-то неувязка… ты интеллектуал… – напомнил Дерпфельд.

– Разгадка, скорее всего, довольно простая. В разговоре с представителями другой расы можно оскорбить незаметно. То, что для людей естественно, для них может стать смертельной обидой. Космопсихология сталкивается с этим на каждом шагу.

– Теперь я это знаю, – удовлетворенно заявил Дерпфельд, как будто сообщил о зачислении на свой счет новой сотни кредитов.

– Возможно, Корман так же плохо изучил нравы и обычаи эгейцев, как и мы.

– Я изучил, – заявил Дерпфельд. – И весьма основательно.

– Да? Тогда скажи мне, что значит «единственная женщина»? Он что, за всю жизнь никого больше не трахал? У некоторых рас это принято. Но вряд ли у эгейцев. Насколько я знаю, они держат гаремы.

– И то правда: на Эгеиде развито многоженство. Представители высшего класса обычно держат по пять-шесть, а то и около десятка жен. Чем солиднее положение эгейца, тем больше его гарем. У Крто положение довольно высокое. Но у него единственная жена. Обычно одну жену имеют рядовые стражи. Такие, как Морив. Какой ты делаешь вывод?

– Пока никакого… Может быть, Крто – гомосексуалист, и держит жену лишь для виду. Ведь, кажется, у них нет детей?

– Логичное объяснение. Особенно, если учесть, как эгейцы чадолюбивы. Но ты видел, как у архонта горят глаза, если разговор заходит об Имме? Держись от нее подальше, а то ненароком Крто тебе голову оторвет. Хотя в обычное время года эгейцы – безобидные и тупые существа.

– Что-то этот Крто мне не кажется таким уж безобидным.

Снаружи из бассейна доносились радостные крики и плеск воды: эгейский молодняк купался перед сном. Выглянув в окно, Атлантида насчитал десятка два детей и подростков. Младшие были куда больше похожи на людей – лица почти человеческие, а щупальца напоминали удлиненные пальцы. И ручки были – очень коротенькие, однако локотки вполне заметны. С годами все это пряталось под слой мышц и жира, пальцы превращались в ленты-щупальца, лица вытягивались…

– Хорошая планета, – сказал Платон. – Но мне почему-то здесь не нравится.

***

Ночью, прихватив с собой фонари-невидимки, маленький землесос, сканер, мини-бур и лопату, археолог и сержант покинули гостиницу. Всю дорогу к храму бежали трусцой. Потом долго лежали на холодных плитах, пока сканер ползал по стенам и полу в поисках тайника или замурованного входа. Ничего. Никакого намека на дверь или тайник. Храм в самом деле был пуст. Но что тогда означали намеки Кормана на алмазы? И за что ему заплатили десять миллиардов?

ГЛАВА 4
ОСТРОВ ВОЛКА

Документ 4.

Островитянин 7 – центру.

(Совершенно секретно)

Данные о вооруженных силах планеты соответствуют информации, которой располагает СБГ. Войска сухопутного базирования состоят из наемников, в большинстве своем гуманоидов. Около двадцати процентов личного состава составляют негуманоиды с планет замедленного развития. Ни самих эгейцев, ни людей в составе войск нет. Численность личного состава не более ста тысяч. Военно-морской флот на планете практически отсутствует, что само по себе удивительно. Имеется несколько старинных линкоров, снабженных устаревшим оружием, и корабли сопровождения. Все они закуплены и привезены на планету после выработки ресурса на планете Нерей-2. Однако правительство Эгеиды упорно выдает эти старинные корабли за свои собственные. Службу на кораблях несут также наемники. О подводных лодках и подводных военных городах информации нет, хотя их существование не исключено. По неподтвержденным данным из самих эгейцев сформирован отряд пловцов-диверсантов. Обороноспособность планеты в основном определяют военно-воздушные силы. Они располагают небольшим потенциалом и базируются на насыпных или плавучих аэродромах и космодромах. Многочисленные отряды так называемых стражей несут исключительно полицейские функции. Стражи состав ляют уважаемую прослойку, хотя чиновники и бизнесмены Столицы привыкли относиться к стражам свысока. Существует также полувоенное формирование веселиста Слокса, назначение этого отряда неизвестно. Предположительно, этот секретный отряд базируется в Столице и располагает несколькими десятками самых современных глайдеров. Прошу особо обратить внимание на зоны, совершенно не поддающиеся сканированию. Передаю их местоположение на карте Эгеиды.

И все же Рай был щедр – даже по райским меркам. Свою лже-экспедицию он снабдил не только домус-блоком, оборудованием и компьютерами, но и новеньким глайдером. Машина была не хуже, чем у Ганса Брегена. Когда Стато увидел глайдер, то запищал от восторга.

– Двадцать кредитов… – бормотал Стато, поглаживая лентами-щупальцами сверкающую поверхность. – Двадцать кредитов…

– Что? – не понял профессор Рассольников.

– Подарите мне двадцать кредитов… ради этой прекрасной машины… иначе я не выдержу… умру… двадцать кредитов… Или сердце разорвется…

Двадцать кредитов пришлось отдать – чтобы вылечить сердце эгейца.

Когда они поднялись с глайдерской площадки Вдохновения, обогнули остров, миновали новый шельф и уже летели над старым, то увидели внизу на фоне изумрудной воды сетчатую загородку. В ней плескались огромные пестрые рыбины.

«Дохлые рыбины», – подумал Платон.

– Что это? – спросил археолог.

– Кладбище, – отвечал Стато. – Внутренности мы вынуждены сжигать, чтобы болезнетворные бактерии не попали в воду. Но сжигать все тела слишком дорого, и мы их скармливаем молодым броненосцам. На берегу из уважения к старинным обычаям хоронят кусочек щупальца.

Понятно теперь, откуда эта пестрота: черная или коричневая кожа, белые слои сала, нежно-розовое мясо. А вон и броненосцы – их острые роговые клювы так и мелькают в розоватой пене. Серо-зеленые панцири покрыты пупырчатыми наростами.

– А что потом делают с броненосцами?

– Убивают и едят. Их панцири идут на экспорт. На Южном архипелаге есть мастерские, где из костей панцирей делают украшения и шкатулки. Родственникам умерших, сдавших труп на утилизацию, платят по десять кредитов.

– Первая планета, где похороны приносят прибыль. А императора тоже скормят после смерти броненосцам? – поинтересовался профессор Рассольников.

Стато глянул на него в ужасе.

– Тела членов императорской фамилии сжигают целиком, пусть удостоюсь я хоть раз в жизни созерцать красоту их лиц. В Столице есть императорский крематорий. Все чиновники в чине императорского советника и выше, а также члены их семей кремируются.

– А тебя съедят? – поддел стража Платон. Но тот не обиделся. Во всяком случае, не подал виду.

– И меня. Я завещал десять кредитов за мое тело архонту. Но Крто тоже съедят. Если он не пойдет на повышение в Столицу. Но он не пойдет.

– Ты не веришь в своего начальника?

Стато смутился – принял насмешку археолога за чистую монету.

– Мне бы хотелось. Но Слокс не любит Крто. И потому для архонта прибой разбивается на Северном архипелаге.

– А кто такой Слокс? – вступил в разговор Дерпфельд, до этого делавший вид, что дремлет в кресле глайдера. Даже подробности погребального культа его не пробудили.

– Слокс? Веселист…

Внутри глайдера Стато сидел без маски. Нос у него побелел. Нос у эгейца – все. Бледнеет, когда эгеец пугается, дергается – когда смущен. И очень болезненный. Если бить, то непременно в нос. Сейчас Стато испугался. Причем сильно.

– Веселисты? Ты их боишься? – настаивал сержант. Со Стато он не церемонился, как с его начальником.

– Их все боятся. – Стато явно не хотелось говорить на эту тему. – Если они хотят кого-нибудь наказать, то идут на кладбище и покупают молодого броненосца. Кладбищенцы специально растят броненосцев без брони. Их кличут червями. После того как червь сделает свое дело, его легко убить. Без брони червь очень уязвим. Если прошло сообщение, что выпущен червь, все сидят на берегу и ждут, пока его кто-нибудь убьет.

– Покупают? – переспросил Платон. – А другие, что, не могут купить червя?

– Могут, конечно. Кладбищенцы любому продадут – ограничений нет. Но даже у стражей не хватит кредитов купить червя. Черви очень дорогие. Архонт мог бы… Говорят, архонт южного архипелага постоянно покупает червей. Но Крто – нет.

– И как власти смотрят на эти торговые операции?

– Кладбищенцы – очень сильны. Эгеида слишком от них зависит. Если бы ни они, все эгейцы давно бы умерли от пандемий. Кстати, вблизи островов броненосцев нет, а вот в открытом Океане их надо опасаться. В Океане броненосцы всегда опасны, жуть как опасны – забормотал Стато, путаясь в словах космолингва, как в неудобной одежде. – Они все видят и всегда… от них не укроешься. Их броня вся покрыта кальцитовыми кристаллами. Это такие микроскопические линзы, которые все вместе работают, как цифровая камера. Заметит, настигнет, убьет.

Профессор включил увеличение на боковой дверце. И увидел, как броненосец одним ударом рассек выпотрошенный труп эгейца надвое. Раскрылась огромная пасть, клюв отъехал назад, вперед выдались три ряда разнонаправленных зубов. В палевой пасти исчез огромной кусок жирной рыхлой плоти. Мертвой плоти. Платон содрогнулся.

***

После того, как кончились все имена Нереид, Данаид и их мужей, по третьему разу поименовали Гигантов и Титанов, планеты стали называть, как кому в голову взбредет. Названия были самые удивительные. Популярен был древнеегипетский, так появилось сразу три планеты под названием Кемет. Кто-то пытался пустить в ход ненормативную лексику, но это безобразие комиссия Лиги Миров быстро прекратила. Местные самоназвания договорились не использовать: и так в космолингв просачивались словечки из многочисленных галактических языков, причем совершенно непроизносимые человеческим языком и режущие человеческое ухо. Все моря, материки, океаны, страны, острова и островки Старой Земли дали названия обитаемым планетам. Будто Земля чудесным образом разрослась до размеров Галактики, каждой своей клеточкой породив новый мир. Все эти Британии, Галлии, России невольно вызывали слабые вспышки ностальгии у потомков авантюристов, преступников, идеалистов, циников и любителей древностей.

Но планета Эгейское море наречена была отнюдь не случайно. Во-первых, почти всю поверхность планеты занимал Океан, и лишь крапины многочисленных архипелагов пятнали виноцветную воду. Во-вторых, тому, кто впервые попал на эту планету, непременно приходило на ум что-то древнее, и непременно классическое: мрамор, развалины и корабли с тяжелыми алыми парусами. Вот на тех двух островах должны сидеть в засаде Сцилла и Харибда, собирая кровавую дань; там – петь сладкоголосые сирены; здесь из зарослей выйдет Полифем и швырнет вслед убегающим гостям огромный камень. Что-то из детства, причем всеобщего – той юности человечества, когда и своя-то планета была неизведана, и каждый островок казался обиталищем чудищ, страшной и сладкой загадкой. Потом выяснилось, что чудищ на Старой Земле нет, а самые свирепые животные беззащитны перед главным зверем – человеком. И Земля превратилась в маленький шарик, населенный маленькими людьми, которым всегда и всюду тесно.

Пламя Конкисты не опалило Эгеиду. Она без сопротивления вступила в Лигу, послушно шла на уступки, сохраняя упорно лишь право жить по своим канонам, не допуская посторонних на свои острова. Эгеида относилась к нейтральным государствам. Но за это свое право планете пришлось дорого заплатить. Компания «Гибрид» тут же внедрилась в мягкое, незащищенное тело эгейского мира и начала усиленными темпами разработку металлов на старом шельфе. Местные жители не сопротивлялись и не защищались – они покорно поступили в распоряжение компании. И вскоре хищные щупальца «Гибрида» объяли беззащитную планету, и хищные челюсти намертво впились в драгоценные породы шельфа.

За прошедшие двое суток со дня прибытия на планету Платон постарался хоть немного изучить прошлое Эгеиды. Впрочем, изучал он довольно однонаправленно, интересуясь одним вопросом: какая из находок Кормана могла стоить десять миллиардов? Особое внимание Платон уделил алмазам. Сии камешки на Эгеиде водились, но отнюдь не в больших количествах. К тому же самый крупный из найденных был около пятисот каратов. Неплохой орешек, но… Десять миллиардов за него не дадут.

Храмы, храмики, подводные города… Где же успел поживиться Корман?

Постепенно профессора Рассольникова охватывала археологическая лихорадка. А вдруг и он найдет нечто ценное? Ведь Корман пробыл на планете месяц – и сумел. Неужто он, профессор Рассольников, не сможет?

Впрочем, данные по планете были весьма неполными. Чего стоит справочник, в предисловии к которому написано: «При подготовке книга несколько сокращена. Так, опущено описание подводных объектов, исключены разделы, посвященные псевдоакулам и броненосцам, поискам золота и сокровищ на новом шельфе, описание проекта „Молох", осуществление которого заморозила Лига Миров. Небольшие сокращения произведены и в других разделах книги».

Замечательно! И что же осталось?! Впрочем, практически все сообщения по Эгеиде сопровождаются милыми примечаниями: опубликовано с сокращениями. К примеру, справочник по многочисленным островам Эгеиды: берем остров Дальний, и что же…

«Относится к классу диких островов, археологические объекты имеются, но не изучены…»

Исчерпывающая информация – ничего не скажешь.

Надо непременно попасть на Дальний…

На карте было написано «Пергам». Карл Хуманн нашел в Пергаме алтарь и заявил, что открыл целую эпоху в искусстве. Он считал свою находку «самым большим, оставшимся от древности произведением искусства»… А что если Корман тоже обнаружил какой-то древний алтарь? Такой же совершенный, как пергамский? А почему бы и нет?

На Эгеиде можно найти все, что угодно. Здесь менялись культурные эпохи. Была эпоха сухопутного развития, когда эгейцы жили на суше, а на поверхности планеты было восемь материков, связанные друг с другом цепочками перешейков. Потом ледники растаяли, вода затопила большую часть суши, и эгейцы ушли в море. Множество памятников оказалось под водой. Впрочем, для метаморфировавших обитателей Эгеиды все они были доступны. Однако эгейцев почему-то не интересовало их прошлое. Титаны Возрождения строили свои здания из обломков римских зданий, еще в девятнадцатом веке Колизей использовали как каменоломню. А сколько лет на территории Турции пережигали на известь античный мрамор?! Так и эгейцы разламывали остатки своих прежних строений, если те мешали их нынешнему образу жизни. К своему прошлому они относились с каким-то нарочитым равнодушием. Больше всего археологических находок не там, где культура более древняя, а там, где в исторической ткани случались разрывы. Когда наступают темные века, ветер времени дует особенно рьяно, я песок беспамятства заметает целые эпохи. Подлинный рай для археологов – где ни копни, везде находки и сокровища. Знай только копай без устали…

А если в самом деле здесь отыщется алтарь наподобие Пергамского? Мысленно Платон уже видел заголовки в Интернете: голограммы вываливались в его кабинет и кружили в воздухе…

«Эгейский алтарь, раскопанный профессором Рассольниковым. Самое большое произведение искусства в Галактике»…

Стоп! Что-то не сходится… Десять миллиардов… Пергамский алтарь… Между этими двумя точками был слишком долгий путь. Нужны еще какие-то указания. Корман – любитель загадывать загадки – непременно их оставил. Должен был оставить. Но где?

К утру рисунок с обоев осыпался желтоватой пыльцой и устлал пол легким пухом. Домус-блок был автономный, он медленно дрейфовал вокруг острова Волка, на высоте двух метров над водой, и осторожное роптанье волн под полом прерывалось порой всплесками выскакивающих из воды рыб. Несколько любопытных особей сумели взлететь так высоко, что угнездились на подоконнике, а одна сквозь приоткрытую раму заползла в комнату и теперь прыгала среди обойной пыльцы, обвалянная слипшимися желтыми катышками.

Платон сквозь сон слышал эти влажные шлепки, прерывающие его утреннюю дрему. Наконец он вскочил, схватил обваленную в пыльце рыбину и вышвырнул за окно. Остров Волка, освещенный косыми лучами восходящего светила, казался в эту минуту засыпанным снегом: стаи огромных белых птиц расселись по ветвям так, что зелени почти не было видно. В утренних лучах оперение птиц сделалось бледно-розовыми. Первой мыслью было: как красиво. А второй: какой толщины слой птичьего помета образовался на крыше Домуса? Платон усмехнулся. Даже на такой планете, как Эгейское море, слишком много дерьма. И с этим ничего не поделаешь. Кто-то им питается. В Океане дерьмом кормится планктон. Планктон поедают рыбки, рыбок – рыбищи, рыбищ ловят столь многие, что и перечислять не стоит, ну а на вершине пирамиды утвердились на мощных хвостах псевдоакулы и броненосцы. Ах да, он забыл впихнуть в эту пирамиду эгейцев. А куда их поставить? На вершину рядом с броненосцами? Им там будет неуютно. Но и низшей ступени они вроде как не заслужили. Вот же проблема: для разумных нет места. Они везде и нигде. Лишние. Тогда поставим памятник Уму и на вершину сей шаткой, но высокой колонны взгромоздим жителей Эгеиды. Пусть немного подумают над своим местом в этом мире.

Волки на Эгеиде исчезли давным-давно. Многое со сменой эпох исчезло без следа, но никто из эгейцев из-за этого не страдал ностальгией. Хотя, может, поначалу страдали. И потому эту часть материка, что осталась на поверхности, назвали островом Волка.

Судя по всему, здесь было весьма многолюдно в прежние времена, а ныне никто не желал селиться. Развалины – свидетельства прежнего процветания – попадались повсюду.

– Нет охраны, вот никто и не желает оставаться на этих скалах, – пояснил Стато. – Раз в пять лет стадо непременно сюда прорывается. Когда я был здесь в прошлый раз с Корманом, то нашел пять полуразложившихся трупов. Представляете?! Мне пришлось их срочно утилизировать. Да еще проводить дезинфекционную обработку камней. После Семнадцатой Эгейской пандемии мы боремся с Океаном за каждый труп, – не без гордости заявил страж.

– Но вам заплатили по десять кредитов за каждый, – напомнил Платон.

Археолог и сержант немного побродили по острову, еще точно не зная, что будут делать. Повсюду торчали острые зубья полуразрушенных стен. Прибрежная полоса была завалена рухнувшими сверху камнями, осколками колонн и не выдержавших тяжести времени сводов. Выше, на террасе, куда нынешние эгейцы редко забирались, громоздились развалины фундаментов, и еще выше шла полоса буйной зелени. Над зелеными кронами кружили птицы. Платон огляделся. На горизонте через равные промежутки поднимались вверх фонтаны воды. Как будто стадо китов плыло друг за другом на определенном расстоянии, плыло, но никуда не могло доплыть: это Бреген добывал на старом шельфе несметные сокровища Эгеиды. Уж там точно речь идет о миллиардах… Может, стоит поискать разгадку в конторе Брегена? Только вряд ли господин Бреген позволит.

Но если вокруг островов Северного архипелага Океан был прозрачным, то на пляжи острова Волка мутные волны выносили мельчайшие черные и черно-фиолетовые частицы. Передвижная шахта «Гибрида» на старом шельфе работала слишком близко.

«Такое море и так засрать!» – подумал Атлантида с неожиданной злобой. И неприязнь к эгейцам вдруг всколыхнулась мутной волной.

– Послушай, Стато, вы, стражи, следите за трупами… А почему не следите за работой Брегена?

– За Брегеном следят веселисты. Проблемы с «Гибридом» стражей не касаются. Архонт Крто однажды разговаривал с Брегеном, но прибыли веселисты, и Крто замолчал.

Профессор Рассольников зачерпнул горсть влажного песка вместе с черным порошком:

– Ты не находишь, что плохо следят?

– Плохо… – согласился страж. – Но веселисты, стражи, Бреген – это целый лабиринт, каждый идет по своей галерее.

– Эгейцы любят лабиринты?

– Любят жизнь! – Стато забулькал, то есть засмеялся. – А, вы не поняли! Лабиринт и жизнь на эгейском – одно и то же слово. Так что получается каламбур.

Археолог кивнул, давая понять, что оценил шутку.

– И что нужно, чтобы выйти из лабиринта? – поинтересовался Атлантида.

– Как что? Надо иметь цель…

***

Стато отказался жить вместе с Платоном и Дерпфельдом в их летающем доме и обосновался в автономном блоке на берегу. Он подчеркнуто держался на расстоянии, давая понять, что лезть в каждую мелочь не собирается. Содержать «своего» чиновника оказалось не слишком хлопотно. Впрочем, этот пункт был скорее условный: каждый день Стато притаскивал из моря штук пять или шесть солидных рыбин, потрошил виртуозно, скинув перчатку с шуйцы и зажав в каждом щупальце по лезвию, а потом Платон жарил рыбу в гриле домус-блока, и все трое обедали. Здешняя рыба сильно горчила, на всякий случай люди глотали после еды экотаблетки, а Стато поглощал пиво из водорослей.

На третий день профессор и сержант решили отказаться от здешних морепродуков: очередную рыбину пришлось выбросить в Океан: есть ее было невозможно. Птицы тут же слетелись на дохлятину. Платон наблюдал за кормежкой в цифровой бинокль. У каждой второй твари был искривленный клюв, у каждой третьей – розовые наросты дикого мяса на грудке и шее, у каждой пятой одна лапка короче другой или заканчивалась обрубком.

А ведь теплое ласковое море – это буквально золотое дно. Райский уголок по природным данным не годится Эгеиде в подметки. Но Бреген тоже считает, что дно здесь золотое – буквально. А Гринпис и Экологический комитет Лиги Миров как будто не видят, что творит «Гибрид». Но как сказал сержант Дерпфельд, пусть экологией занимаются импотенты и лесбиянки, да еще – гермафродиты. А нас интересуют раскопки, только раскопки и еще – кто убил Кормана.

– А где вел раскопки Корман? – спросил профессор Рассольников у стража.

Эгеец повертел головой, прикидывая, где же работал предыдущий искатель древностей.

– По-моему, там! – Он, наконец, ткнул перчаткой в сторону выдававшегося в море мыса. И перчатка в очередной раз слетела с его «руки». –У вас есть какой-то план раскопок? Мне бы лучше с ним ознакомиться заранее… – впрочем, он не настаивал.

– Обожаю изучать артефакты in situ[2]2
  In situ (лат.) – на месте. Археологический термин.


[Закрыть], – заявил профессор Рассольников.

– Бойтесь медуз, – предупредил Стато. – Это вам не острова Блаженства. Здесь множество ядовитых огромных шаров. Мы называем их «кара подводная».

Сканирование с воздуха без труда выявило под водой массив затонувшего города. Центральная часть отделена от остальных развалин лентой каменной стены. Квадратики на месте жилых районов, кружки – за стеной в центре. Рассматривая изображения, Платон почувствовал знакомое нетерпение. Сокровища должны быть здесь – в этом профессор почти не сомневался. Неважно, кто убил Кормана, главное, что он сумел найти. Атлантида был уверен, что таинственная находка – это сокровища одного из многочисленных храмов. Скорее всего, алмазы. Пусть Дерпфельд думает, что раскопки служат лишь прикрытием следствия. Алмазов сержант не получит – уж об этом Атлантида позаботится.

Платон погружался. Только что слышался рокот идущих к берегу волн. И вот плеск исчез. В ушах – звук лопающихся пузырей. А внизу зеленая поляна, и мерное колыхание листьев создает иллюзию безопасности. Лучи света пронизывают воду. Однако вода мутновата. И травы умирают. Галька перемешана с песком и ржавыми листьями, а волокнистые останки трав усеивают дно. Стайки желтых и красных рыбок что-то настойчиво ищут в морской траве, не обращая внимания на человека. Миг – и они кидаются наутек. А между пучками трав остаются клубки серебристых иголок с белыми пушистыми венчиками на концах. Эти клубки живые – они медленно ползут по гальке в поисках пищи.