Текст книги "Приворот. Побочный эффект"

Глава 6. Исследование № 2

Пока ужинали, Агрипина помалкивала, думая о чем-то своем, а меня так и распирало от любопытства: «Что она в юности учудила, коль пришлось так же, как и мне, учиться управлять снами. Ну и да – откуда она обо всем этом узнала? Или на собственном опыте… вернее, не так, неужели сама сумела найти решение?» Вот только отвлекать ее не хотелось, мало ль что полезное припомнит и присоветует.

Закончив с едой, старушка собрала со стола тарелки, отмахнувшись от моей попытки помочь, и зашаманила опять возле плиты, шурша какими-то пакетиками, звякая склянками и успевшим закипеть чайником.

– На вот, выпей, – наконец-то произнесла она, протягивая стакан с парящим отваром из трав.

Вкус у напитка несколько отличался от испробованного накануне, но я не придала этому значения. Спала опять как убитая, но в этот раз мне даже сон привиделся. Обычный, без синеглазого соглядатая.

Я стояла на пестром от цветов лугу, с трех сторон окруженном лесом, с четвертой же открывался вид на огромное озеро, бабочки вокруг порхают, пчелки жужжат, а рядом на уже знакомом покрывале барахтается, пытаясь встать на четвереньки карапуз нескольких месяцев от роду. И почему-то я знаю – это девочка, это – моя дочь!»

Проснулась, ощущая себя отдохнувшей и полной сил. Хотела опять уборкой заняться, но Агрипина меня остановила:

– Успеется еще, – говорит. – Там чай с блинчиками, – она махнула в сторону стола. – Попей и пойдем, я тебе кое-что покажу.

Спросить бы что именно? Да неудобно как-то. Хотела бы – сама сказала, а так… вот сходим и увижу. Надеюсь, она меня не на кладбище потащит.

Погода сегодня была чудесной: солнечно, безветренно, и при этом не слишком жарко. Агрипина еще в доме вручила мне какую-то довольно увесистую котомку. Ну а я-то что? Дали. Беру. Велели нести. Несу.

Выйдя за калитку, старушка пропустила меня вперед, прикрыла за собой дверцу, а вместо замка использовав один из черепов: дыркой, где когда-то была шея, надела его на верхушки двух колышков – одного от калитки, второго от забора.

– Жутковатый замочек, – поежилась я.

– Ай, из этой головы когда-то знатный холодец получился, помнится, – махнула рукой бабка и тут же к ней на плечо с пронзительным карканьем опустился тот самый ворон, которого я видела в день приезда. – Опоздал ты, Гришка, – погладив птицу по головке, молвила старуха. – Нет у меня с собой ничего. Вот вернусь – покормлю.

Птица недовольно коротко каркнула и, взмахнув крыльями, спикировала с плеча на землю. А меня зацепила оговорочка: она сказала «вернусь», а не «вернемся»! Но озвучить свои опасения я не решилась.

– Прямо как в страшной сказке: дом с черепами напротив кладбища, черная кошка, ворон…

– А как иначе, в людях же веры мало, а злости много. Так вот приходят и кому действительно что-то необходимо, те, переборов суеверный страх, входят в дом с верой, и для таких мои заговоры действуют безотказно. Ну а лихой народ да шутники всякие, наоборот, таких мест сторонятся. Хотя, чего мертвых бояться? Тех же черепов.

Тем временем мы все шли по дороге, в ту сторону, где я еще не бывала. За нашим домом обнаружилось еще несколько скособочившихся заброшенных построек, некогда бывших домами, и все. Даже кладбище, располагавшееся на другой стороне от дороги, закончилось. Теперь мы топали по тропинке. Окружавшие нас на выходе из деревни кусты сменились редколесьем, а вскоре и вовсе стало темно под древними кронами могучих деревьев. А минут через пять впереди показался просвет и… Мы вышли на луг из моего сна!

– Обалдеть! – озираясь по сторонам, воскликнула я.

Ошибки быть не могло: точно так же с трех сторон лес, возле выхода с тропинки стоит запримеченная мною во сне расщепленная молнией сосна, а с четвертой стороны – то самое озеро, в котором я вчера купалась.

– Видела? – с нотками гордости то ли спросила, то ли констатировала Агрипина.

– Угу, – промычала я, продолжая, не веря своим глазам, озираться по сторонам.

– И что же ты видела? – уточняет, и откуда-то приходит понимание, она не о том, что вокруг, а о сне.

– Этот луг, то покрывало, что вы мне вчера на озеро дали, и малышка на нем…

– Значит, получится все у тебя, – улыбнулась бабка. – Я ж специально кой-чего примешала в отвар, сон вещий чтоб призвать. Вот и увидала ты свое будущее: справишься с бедой, дочку родишь и в эти края воротишься.

– Так вы, что ж, знали, что мне это место привидится? – вылупилась я на нее, а та лишь руками замахала, рассмеявшись хрипловатым каркающим смехом.

– Бог с тобой, деточка! Откуда бы?! Просто решила место силы нашей ведьмовской показать, – говорит, а сама, приминая траву, напрямки через луг идет, и не смотрите что дряхлая, а бодренько так просторы бороздит. – Думаешь, протянула бы вот так просто ни много ни мало до сто пятнадцати годков? Ты ж, почитай, аккурат на мою очередную годовщину в гости нагрянула.

Я аж споткнулась, цифру услыхав. Сто пятнадцать! Офи-и-игеть! И ведь все сама делает. Да и меня кормит, поит.

– Раньше не часто тут бывала, раз в год примерно. А последние лет пятьдесят раз в месяц обязательно прихожу сюда, – ее скрюченные, обтянутые сухой, словно пергамент, кожей пальцы, указали на ничем не приметный кусочек луга. – Будь в то время хоть снег по пояс, хоть дождь проливной. Ты-то, покамест силу не осознала, не почувствуешь, но я еще в молодости это место валунами обложила, не споткнись о них, смотри под ноги. Они с годами подпросели, конечно, но на случай чего какой-никакой ориентир.

– И что в этом месте? – уточнила я.

– Так говорю же, тут сосредоточение сил. Ну-у… как бы это пояснить… Организм подпитку получает, да и вообще, в таких местах нашей братье даже думается лучше. Потому и решила тебя привести. Вот тут и думай, – говорит. – Того гляди и ответ скорее сыщешь, – добавляет, а сама обратно разворачивается, собираясь уходить.

– А… – Я скинула с плеча котомку.

– Это тебе. Там покрывало, да еда кой-какая. Ну а к ужину жду, – проскрипела старуха и поковыляла к теряющейся меж деревьями тропинке.

Проводив ее взглядом, прошла немного дальше и таки запнулась о верхушку притаившегося в траве валуна. Оценив его размеры, аж присвистнула: сейчас он почти весь утонул в грунте, выступая всего сантиметров на двадцать вверх, но оставшаяся на поверхности часть впечатляла – примерно с полметра в диаметре! Вот и как она их таскала сюда? Я б такой и не сдвинула, наверное.

Обогнув препятствие сбросила котомку на траву, и еще раз оглянулась по сторонам. Хм… а ведь в том сне именно на этом месте я и стояла. Ну что ж, все одно к одному. И вчерашнее мое гадание на воде, и сон, значит, все получится, дело за малым: приметить, на что реагирует синеглазый, и как-то научиться управлять собой во снах.

Расстелила я уже знакомое покрывало, не удержавшись посмотрела, что там мне Агрипина собрала: пластиковая двухлитровая бутыль с мутноватым чаем, видимо, как всегда, медом подслащенным, еще литровая с водой, лепешки, пара яблок и в полиэтиленовых прозрачных пакетиках отварная картошка, соленые огурцы, сало.

Скинула всю одежку, и в чем мать родила разлеглась, решив воспользоваться тем, что утреннее солнце не слишком сильное, вокруг ни души, а значит, можно позагорать. Отхлебнула чаю. Легла и уставилась в чистое, безоблачное небо. С чего ж начать-то? Думаю, первые дни рассматривать смысла нет. Вчера, помнится, мысль какая-то мелькнула… Что ж там было-то… Ах, да…

Это произошло как раз в ту ночь, когда в моих видениях появились новые действующие лица. Начиналось все как обычно – он и я, тихий хрипловатый приказ ласкать свое тело, мое безропотное подчинение. В какой-то момент, умудрившись оказаться поперек кровати, я одной рукой неистово терзала половые губки, клитор, и так и оставшийся неоскверненным вход в святая святых, вторая ладонь мяла грудь, перед глазами все плыло, дыхание сбилось, а тело готовилось вот-вот забиться в экстазе, и вдруг… Синеглазый оторвал от меня взгляд и приглашающе махнул рукой в сторону двери. Тут же в комнату вошли двое: высокий сексапильный брюнет и смуглая блондинка с роскошной гривой волос.

Я, вмиг остыв, напряглась и, натянув на себя одеяло по самый нос, взирала на незваных посетителей, явно успевших стать свидетелями моего позора. Не знаю, кто это и почему их пригласили, еще и вид у меня такой… да и поза фривольная: ноги согнуты в коленях, голова свесилась в проход, пот проступил на полыхающем от смущения лице, а про прикушенную губу и бегающие глаза вообще лучше молчать. Одно дело – привыкнуть к тому, что на соседних кроватях спят соседки по комнате, и знать, что впоследствии они остаются в неведении о происходившем здесь по ночам, считать само собой разумеющимся присутствие синеглазого, но эти люди…

– Начинайте, – произнес мой ночной визитер, а я напряглась: что-то сейчас будет?

Бросив на меня мимолетный взгляд, «гости», повинуясь приказу, начали…

Их губы слились в нежном поцелуе, руки, едва касаясь одежд, заскользили по телам друг друга. Я пыталась отвести взгляд, ан нет, не вышло – пришлось наблюдать за происходящим.

Постепенно объятия стали жарче, первой упала на пол блуза, открыв взору красивое нежно-розовое кружевное белье, ненадолго задержавшееся на теле своей хозяйки, затем последовала рубашка парня… Вскоре передо мной предстали во всей своей природной наготе два великолепных тела, сплетенных в жарких объятиях. Особенно впечатляли равномерный золотистый загар у девушки и полное отсутствие волос на смуглом теле мужчины. Рассматривая их, с удивлением осознала, что плотоядно облизываю внезапно пересохшие губы.

Тут-то и началось самое интересное: девушка, медленно покрывая поцелуями тело партнера, начала медленно оседать вниз, и… вот что она там делает, а? Ее руки и лицо оказались на уровне мужского паха. Парень осторожно ухватил блондинку за волосы, направляя движения, а сам, зажмурив глаза, с тихим стоном запрокинул голову назад.

Нет, так нечестно! Нечестно! Нечестно!!! Попыталась сменить позу и ракурс. Ага, размечталась, наивная. В этот миг хотелось биться головой об стены из-за своей беспомощности. Я, конечно же, догадывалась, что именно она делает, но если уж по воле синеглазого я тоже стала наблюдателем, то хочу видеть все!

А тут еще и звуковые эффекты добавились: смачное чмоканье и мычание вошедшей в раж девицы, учащенное дыхание и постанывание парня. Под одеялом стало невыносимо жарко, внизу живота полыхает требующий удовлетворения огонь, а еще… еще мое былое смущение сошло на нет. Чего стесняться тех, кто не стесняется тебя?

Я не заметила, как собственные руки стянули мой покров, оголив торчащие вверх холмики грудей. Прохладный воздух вопреки ожиданиям не остудил мой пыл, а опалил полыхающую жаром, взмокшую кожу. И да, в тот миг на лице синеглазого появилось удивление: он приподнял одну бровь, в глазах мелькнула заинтересованность, голова как-то странно склонилась набок, но тут же все это исчезло, сменившись обычной маской холодного безразличия.

А в следующую секунду мне стало не до него: блондинка, все так же руками и губами лаская тело мужчины, грациозно поднялась, умудрившись как-то по-кошачьи выгнуть спину. Но парень тут же надавил ей на плечи, возвращая к исходной позиции. И все бы ничего, но на этот раз, вместо того чтобы присесть – она отступила на шаг назад, оказавшись возле самой кровати и… наклонилась! М-м-м… Моя голова очутилась как раз между ее слегка расставленных ног. Теперь я видела ее подбородок, слегка покачивающиеся груди с темными ареолами возбужденно торчащих сосков, и… да, начисто выбритые и, как ни странно, тоже загорелые половые губки. Возникло желание коснуться ее, но мое тело, как всегда, спасовало.

Ну что ж, я хотела видеть? Пожалуйста. Получила желаемое. Это не совсем то, чего можно было ожидать, но и этот ракурс оказался довольно интересным. В какой-то момент мужчина вошел в азарт и, схватив подругу за голову, начал усиленно насаживать ее на свое достоинство. Груди колыхались в такт движениям, его выбритая мошонка шлепала по подбородку почмокивающей и порою мычащей и постанывающей девушки, а нависающие надо мной набухшие от возбуждения, влажно поблескивающие половые губки начали сжиматься-разжиматься, выдавливая все новые и новые капли женского сока, а потом… задрожали, и на мой подбородок упала сорвавшаяся с ее нижних губок тягучая капля!

Во рту пересохло. Еще недавно, случись подобное, меня, наверное, вывернуло бы от отвращения и брезгливости, но сейчас я всем своим существом жаждала слизнуть эту каплю. Ощутить ее вкус, а лучше… лучше припасть губами к источнику. Почувствовать, как эта головокружительная красотка стонет от моих прикосновений, заставить ее кричать в голос раз за разом, сотрясаясь в экстазе! Увы. Рожденный смотреть, потрогать не сможет. Не выдержав напряжения, коснулась своей промежности. О, боги! Никогда еще там не было настолько мокро! И так сладко… Я смотрела на то, как трепещут ее половые губки, и ощущала, что мои непроизвольно вторят этим движениям. И да, в тот день я уже не хотела большего…

Собственно, тогда мне удалось всего один раз пойти против воли синеглазого. Это его, кстати, и зацепило. Ну а в конце, очутившись между ног блондинки, уже не могла видеть его реакцию. Ну что ж. Один момент в копилочку: возможно, когда я реальная, а не только та, во сне, возбуждаюсь, мне удается, пусть и ненадолго, управлять своим телом. А значит… значит, я должна изначально, перед тем как заснуть, быть на взводе. Что ж, когда возвращение снов станет неизбежно, – попробую. Ну а пока… пока стоит поесть… И, наверное, не мешало бы прогуляться до озера, что-то от всех этих воспоминаний тело огнем горит.

Глава 7. Неожиданный поворот судьбы

Солнце вошло в зенит и начало припекать. Желудок урчит, но общее состояние настораживает. Попив водички, я решила, что первым делом стоит все же искупаться, смыть навеянное воспоминаниями напряжение, а еда никуда не убежит.

Прогулка на озеро действительно помогла снять охвативший тело жар. Стоит заметить, он был несколько иным, не таким, как после моих снов раньше: мне было жарко, щеки горели от смущения за некогда пережитое, тело находилось на грани возникновения плотского желания, но немедленного удовлетворения не требовалось.

Вернувшись в круг силы, не спеша перекусила и задумалась о том, как бы укрыться от вездесущего светила, а то так ведь и сгореть недолго, а потом мучайся. Покопавшись в торбе, обнаружила там простынку из легкой ткани. Сначала попыталась поудобнее устроиться на травке, накрывшись с макушкой найденной тканью. Увы, при полном отсутствии ветра сразу же стало невыносимо душно.

Выбравшись из-под простыни, оглянулась по сторонам. Идти под кроны деревьев не хотелось. Во-первых, в начале редколесье, и в нем не укроешься, а дальше мрачновато, а во-вторых, Агрипина сказала, что здесь, именно на этом месте, думается лучше. Может, это и предрассудки, но я поверила.

И тут меня осенило: надо найти четыре палки, вбить их в землю в качестве колышков и на них повязать простыню – получится навес. Иду. Вот уж первые кусты начались. Только хлипкие они, дальше пошел молодняк, но веточки у него кривенькие, тонкие и хрупкие. Так и углубляюсь в лес. Как назло, ни одного пригодного сучка не валяется, все как выметено, только сушняк да веточки мелкие хрустят под ногами. И вдруг… боковым зрением замечаю нечто странное, никак не вписывающееся в окружающий пейзаж. Притормозила. Озираюсь по сторонам. Странно. Вроде лес как лес, ничего неправильного не видно, но ведь было же нечто! Делаю шаг назад. Еще один.

И вот оно! Я уставилась на совершенно неуместную здесь скульптуру из дерева: головы на полторы выше меня, мужчина, причем обнаженный, вон промеж ног какое стоящее внимания достоинство топорщится. И вырезан он не впопыхах и абы как, а явно с чувством, толком и расстановкой ваялся. Тело отшлифовано едва ли не до лакового блеска, вполне различимы рельефы мышц, мельчайшие черты лица, а в глаза какие-то камни вставлены вместо радужек. И да – камни эти синие, и напоминает он мне одного знакомца из снов, да и не только из снов.

Смотрю на деревянную скульптуру и все больше где-то внутри растет уверенность, что все это отнюдь не случайность и ответ явно надо у Агрипины искать. Метнулась я обратно на луг, где вещи оставила, нашла мобильник. Да, толку от него тут нет, но на всякий случай по привычке таскаю с собой – вдруг да появится где-нибудь связь? Или сфотографировать что-нибудь захочется, как сейчас, ну и на крайний случай время всегда посмотреть можно. Схватила телефон, бегу обратно, боясь, как бы не заплутать да мимо или стороной не пройти. Нашла. Сняла со всех, каких только можно, ракурсов, просмотрела снимки и, довольная результатами фотосессии повернула обратно к лугу.

К тому моменту, как выскочила из подлеска, холодный ветер неожиданно поднялся, а совсем недавно солнечное небо тяжелыми свинцовыми тучами заволокло.

«Ка-ар-р-р…» – душераздирающий хриплый звук, раздавшийся над самым ухом, напугал, заставив инстинктивно пригнуться, прикрыв голову рукой. И тут же на нее, обдав потоками ветра и цепляясь когтями, что-то, вернее, кто-то нагло взгромоздился… Все так же согнувшись в три погибели и на всякий случай прикрывая лицо, опускаю руку…

– Гриша? – удивленно воззрилась я на восседающего на моем предплечье ворона. – Ты-то что здесь делаешь? – спрашиваю, заглядывая в его черные бусины глаз.

– К-ка-а-ар-р-р-р… – еще более пронзительно закричал ворон и, оттолкнувшись, взвился вверх, пролетел с десяток метров в сторону деревни и вернулся, но сел в этот раз на покрывало, прихватил клювом котомку и потрепал ее из стороны в сторону.

– Собираться? – спрашиваю, хоть и понимаю, что глупо это – с птицей разговаривать, но он будто понял и, отбросив котомку в сторону, кивнул!

На сбор вещей не ушло и минуты, и вот под ногами уже стелется тропинка, и первая развалюха, стоящая на краю деревни, уже позади, кладбище по другую сторону дороги началось. Ветер усиливается, пробирая до костей, и с неба начинают срываться первые крупные капли дождя, заставляя ускорить шаг. Остановиться бы, достать покрывало, обернуться – хоть какая-то защита от ветра да дождя, но на душе что-то неспокойно, вон и Гриша носится вокруг с карканьем, будто подгоняя.

А когда впереди на дороге стала видна припаркованная машина, совсем не по себе стало – кто пожаловал? Конечно же, нельзя исключать, что кто-то может и не к моей хозяйке приехать, а, например, на кладбище предков почивших помянуть, но… что-то не так – чует мое сердечко, а ноги уже почти бегут.

Вот и вправду странное дело – калитка нараспашку. Где же это видано, чтобы Агрипина ее открытой оставила? Вбегаю в дом, а там трое незнакомых мужчин за столом сидят, и вокруг бумаги какие-то разложены.

– Вы внучкой Агрипине Васильевне приходитесь? – поднял взгляд от бумаг один из гостей, а я даже опешила: да, разговор о том был, но как-то всерьез не воспринимался.

Заметив, что я расстерялась, второй мужчина вперился в мое лицо цепким взглядом и уточнил:

– Сорокина Валерия Семеновна?

– Д-да… – выдавила я, так и не понимая, что тут происходит.

– Подписи свои поставьте пожалуйста, – кивнув и освободив свое место, пригласил меня присесть. – Тут, тут и тут.

Как-то на автопилоте, даже не читая подписываемых бумаг, черкнула везде, где требовалось, и подняла ничего не понимающий взгляд.

– «Скорую» мы уже вызвали по экстренной связи, – говорит второй, убирая часть бумаг в папку, а часть аккуратной стопочкой складывая на уголок стола. – Шли бы вы к бабушке, может, попрощаться успеете еще.

Что? Попрощаться? Внутри все перевернулось, и я метнулась в нашу спальню. Бледная как мел Агрипина лежала на своей кровати, прямо поверх одеял.

– Ты уж прости, девонька моя, – явно не без труда проскрипела старушка. – Недотянула я. Думала правнучку понянчу… Кх-кх… – ее тщедушное тельце сотряслось в приступе кашля.

Сухонькая трясущаяся ручка попыталась поднести к губам стакан с водой, но вода проливалась, так и не попадая в рот. Я кинулась помочь. Сделав пару глотков, Агрипина откинулась на подушку. Легкие со свистом втягивали воздух. Но она все же продолжила:

– Ан нет, не сдюжила, – говорит и протягивает мне стакан, отводя взгляд. – Возьми.

Ну, а я-то что? Взяла… И тут меня словно молния ударила. А в памяти ожила картинка прошлого: точно так же было, когда мне моя родная бабка свою ведьмовскую силу передавала. Это что ж такое выходит?!

– Вы… – схватив ее за теплую ладошку, воскликнула я, но оборвалась на полуслове, заметив застывшую на лице старушки блаженную улыбку. – О, нет… – выдохнула, осознавая, что именно произошло, и, словно в ответ на это, с улицы донесся звук сирены «Скорой помощи».

Это напоминало кошмарный сон. Кажется, кто-то входил в помещение, что-то говорили. Что-то спрашивали, но я не помню – отвечала ли? Я сидела рядом с ней, держала за все еще хранившую тепло руку и да – плакала. Она оказалась единственным, кто мог и пытался помочь, кто приютил, ничего не требуя взамен. Столько всего можно было узнать, но, увы, теперь ответы уйдут в могилу вместе с их обладательницей. А самое жуткое в том, что я действительно воспринимала эту, еще совсем недавно незнакомую пожилую женщину своей близкой родственницей.

Не помню, как все разошлись. Пришла в себя, когда в комнате совсем стемнело. За окном по-прежнему завывал ветер, в доме ощутимо похолодало, и только коленям было тепло – на них, грустно смотря на Агрипину, лежала Ночка. Вздохнув, провела рукой по кошачьей головке, и та тут же подняла на меня полные тоски глаза. Вот и что теперь делать? Приподняла зверюху, вышла в светлицу, по пути зачем-то включив в комнате свет.

Как оказалось, давешние гости ушли, не затворив за собой плотно дверь, вот и кошка, вечно во дворе обитавшая, в дом забежала, и холод с улицы пробрался. Сил на то, чтобы закрыть двери, не было. Внутри воцарилась звенящая пустота. Еще утром я восхищалась силам старушки, ее бодрости, и на тебе. Взгляд упал на лежащие стопкой бумаги и какой-то пожелтевший от старости конверт.

Ссадила кошку на скамью, подтянула документы к себе. Свидетельство о смерти. Разрешение на захоронение. Дарственная на дом. Вексель на предъявителя в банк. И бумаги на право наследования. Хм… вот и что у бабульки, окромя дома-то, наследовать, а ведь он дарственной оформлен. Ну да ладно, потом узнаем, сейчас о таком даже думать стыдно. Человек умер, до сомнительных сокровищ ли тут?

Сама не заметила, как руки распечатали письмо.

«Здравствуй, внученька. Знаю, что по крови мы не родными будем, в вещем сне я все уже видела и жду тебя. Прости, что силу передам без твоего на то согласия, да тебе и не привыкать – каплей больше, каплей меньше. С бедой своей борись, как я наставляла. У меня получилось, и ты справишься. Сходи к Кондрату, он знает что делать. Как похороните меня, побудь какое-то время в доме, в круг силы походи. А потом приезжай, как появится возможность. В спальне в нижнем ящике шкатулка. Ее содержимое забери. Люди этого места побаиваются, но кто их знает, вдруг позарятся на ведьмино добро. Ночку и Гришу оставляю тебе, больше некому их доверить. Назови дочь Златой. Удачи тебе, девочка. Не поминай злым словом, коль обидела тебя чем – прости. Отвар нужный я сделаю, стоит на плите. Рецепт в конце поварской книги, там же лежит. Агрипина».

Вот не курю я… Ну, то есть пробовала, желая вес сбросить. Не помогло, но втянулась. А когда начались эти сны изматывающие, все деньги уходили на шарлатанов, именуемых экстрасенсами и ведьмами, тогда-то и пришлось с пагубной привычкой завязать: на покупку сигарет просто-напросто средств не было. Но, несмотря на это, в сумке всегда лежала пачка.

И сейчас я шла к выходу из дома, распаковывая ту самую пачку. Руки мелко дрожат, в горле ком стоит. Стоило на улицу выйти, и ветер затих. Тучи немного расступились, открыв взгляду полную луну. Села я на лавку, чиркнула спичкой, затянулась и едва сдержалась, чтобы не закашляться. В горле запершило с непривычки, но главное – мысли немного затуманились, и даже легче как-то стало. Знаю, что эффект кратковременный, но…

Что ж теперь делать-то? Ну со снами ясно-понятно план разработан, но пугает то, что силы во мне теперь немерено: и своя от роду, и от родной бабки, а теперь и от Агрипины. А что с той силой делать-то? Кто б научил? Агрипина могла, да не успела. Еще и наследство это. Ну вот похороним, поживу немного тут, как завещано. Съезжу в банк, гляну, что там. А что мне делать с Гришкой и Ночкой? Если домой к родителям в таком обществе заявлюсь, так люди ж шарахаться будут, молва-то быстро разлетается, а о том, что бабка ведьмой была, в моих родных кроях всем ведомо. Но это полбеды, а что делать, когда учебный год начнется? В общежитие-то с животными нельзя…

Словно в ответ на мои мысли, обдав меня порывами ветерка из-под крыльев, рядом беззвучно опустился Гриша.

– Да, дружок, о тебе-то я и думала, – невесело усмехнулась я, погладив ворона по голове, и тут же с другой стороны прильнула Ночка, пришлось и ей немного ласки выделить.

Так и просидели втроем до рассвета. А там уж надо было что-то делать: встала, потянулась, морально готовясь к дальней прогулке до той деревни, куда автобусы ходят.

– Вот и где мне этого Кондрата искать? – ни к кому конкретно не обращаясь, проворчала я.

Тут же Гришка встрепенулся – взлетел, уселся на один из черепов на калитке, и Ночка к нему присоединилась. Нет, на забор не взобралась, но метнулась к выходу со двора и замерла, будто в ожидании.

– Хм… – только и смогла выдавить я, уже устав удивляться разумности Агрипининой… вернее, теперь уже моей – живности.

Делать нечего, притворила входную дверь в дом и вышла на дорогу, по бабушкиному методу закрыв калитку черепом.

Гриша кружит над нами, нет-нет да улетая немного вперед, Ночка бежит впереди меня по дороге, виляя пушистым хвостом. Идем. А возле того дома, где мы с моим провожатым когда-то разошлись, зверье мое и остановилось. Причем внутрь не сунулись, а дружно с двух сторон от калитки уселись и ждут меня.

– Хм… – повторилась я, ощущая, что меня заклинило на хмыканье. – Хозяин! – кричу.

Сначала никто не отвечал. Решив, что дома никого нет, развернулась, собираясь вернуться в… теперь уже свой дом, и тут откуда-то со двора послышался скрип открываемой двери и тихое покашливание.

– Кто там в такую рань кричит? – раздался знакомый ворчливый голос.

– Вы Кондрат? – вернувшись к калитке, спрашиваю.

– Ну я… – щурясь против утреннего солнца, ответил мужик и, видать, рассмотрел: – Ох! Никак дождалась Агрипка внучку-то? А я, дурень старый, не верил… Ты погоди… – засуетился мужичок. – Я мигом…

Не прошло и пары минут, как он уже вышел на дорогу и молча кивнул, чтобы шла вперед. Ну и ладно, не гордая, надо идти – пойду. Считай, сутки не спала, да еще и все эти события напрочь выбили меня из колеи, поэтому сил на вопросы просто-напросто не было.

В дом вошли все так же молча. Кондрат прошел в спальню. Окинул взглядом лежащую на своей кровати Агрипину, поклонился едва ли не до самого пола, да и вышел обратно на улицу. Я в растерянности наблюдала за его действиями, но с расспросами не лезла. Мужик тем временем прошелся до сарая, заглянув туда, выбрался наружу уже нагруженный лопатой, деревянным крестом и огромным венком. Поставил все это у выхода из дома и, звеня ведрами, пошел к колодцу.

– Вот, – буркнул он, ставя ведра возле Агрипининой кровати. – Обмой ее. Негоже хорошему человеку грязь с собой уносить, – добавил он и всучил мне тряпицу. – И одежку потом свежую на нее надень. Она в нижнем ящике комода на такой вот случай лежит.

Ушел. Постояла я немного, но делать нечего, придется мыть. Жутко это, когда еще вчера бодрый и здоровый человек превращается в безвольную куклу. А еще… еще кажется, что все это ошибка и она живее всех живых – ведь, говорят, тело отвердеть должно, а оно мягкое! Безвольное – да, но не закостеневшее, как в фильмах показывают или в книгах пишут. Я и пульс пощупала, и сердце послушала, и даже зеркальце к носу поднесла, надеясь увидеть признаки жизни. Увы.

Обмыть ее оказалось несложно, а вот с одеванием возникли некоторые сложности: Агрипина хоть и была тщедушной, но как на безвольно лежащее тело натянуть платье? В конце концов я управилась. Взглянула на нее и не удержавшись расчесала ее шикарные волосы, заплетя их в косу.

В желудке урчит, а от мысли о еде воротить начинает. Кондрат куда-то запропастился, а что дальше делать – не знаю. И тут вспомнилось письмо и слова о шкатулке. Отыскать ее труда не составило, оказалась она простенькой на вид, но отнюдь не крохотной, да и увесистой на удивление. Вышла я в светлицу, села за стол, открыла крышку и… зависла, как допотопный комп. И было отчего.

Три перетянутые резинкой пачки денег: в одной пятитысячные купюры, в другой тысячные, а в третьей… стодолларовые! И пачечки основательные такие – сантиметров по пять в высоту. От греха подальше я их первой попавшейся тряпицей обернула и на дно своей сумки спрятала. Это ж что, я теперь миллионерша? И придется от каждой тени шарахаться, боясь, что ограбят. Не было печали…

Дальнейшее изучение содержимого меня окончательно в тоску вогнало. Ну вот что я за человек такой? Не было денег, горевала, но жила, появились – печалюсь. В общем, все оставшееся пространство шкатулки занимали рассортированные по мешочкам драгоценности. В камнях я особо не разбираюсь, но уж золото-то точно могу от всего прочего отличить. Были тут и серебряные вещички и еще из какого-то белого метала, уж не знаю, то ли это белое золото, то ли платина. Теперь меня уже ничем не удивишь. В общем, нашла в доме полиэтиленовый пакет и сложила все это добро туда и тоже запрятала в сумку, а шкатулку обратно на место положила. Тем временем и Кондрат вернулся: по-хозяйски прошел к умывальнику, вымыл руки и уселся напротив меня.

Сидим. Молчим. Не знаю я, что в таких случаях говорить надобно. Когда мою родную бабушку хоронили, совсем малой была и не помню, как все было.

– Ну вот, – нарушил молчание мужчина. – Отдохнули. Пойдем подсобишь, – говорит и, встав не дожидаясь моей реакции, направился к выходу.

Очутившись во дворе, проследовала за ним к сараю. Внутри, оказывается, и гроб заготовлен был. Вот и как мы его вдвоем потащим? Как-то жутко от мысли, что уронить можем. Непочтительно это по отношению к усопшей. Но делать нечего, вынесли его во двор.

– Жди тут, – буркнул Кондрат и вошел в дом, а спустя пару минут вышел, неся на руках Агрипинино тело.

Уложил его осторожно в гроб. Поправил одежду, сложил сухонькие старушечьи ручки на груди покойницы. Перекрестился и взглянул на меня, словно чего-то ожидая. А я… я растерялась.