Текст книги "Криасморский договор. Пляска на плахе"

Марина Баринова
Пляска на плахе

Пролог

«Дураку – дурацкая смерть, – подумал Демос, запирая дверь изнутри. – Как бы этой ночью не случилась еще одна».

Он прислонил трость к столу и огляделся. Императорский кабинет, где еще утром кипела жизнь, казался покинутым. Скупой лунный свет выхватывал из мрака очертания мебели. Угли в камине давно потухли, пахло воском и забродившими фруктами. За стеной в опочивальне кто-то истошно завыл – должно быть, внезапно овдовевшая императрица наконец-то осознала случившееся.

Демос тряхнул головой, собираясь с мыслями. Со скорбью успеется. Сейчас требовалось спасать семью. Он зажег свечу и приступил к поискам.

«Времени в обрез. Лишь бы дядюшка не перепрятал документ. Угораздило же Маргия преставиться в день, когда весь двор в сборе».

Он и раньше предполагал, что владыку погубит либо жадность, либо глупость, но не ожидал, что гибель эта окажется столь циничной. Императора Маргия, повелителя половины материка и лидера Криасморского договора, прикончила… вишневая косточка.

– Ну же, где оно? – едва слышно бормотал Демос, роясь в столе покойника. Среди свитков то и дело попадались яблочные огрызки. Он чертыхнулся, вляпавшись в открытую чернильницу, наспех вытер пальцы о край туники и продолжил поиски.

«У завещания нет копий. Кто найдет документ первым, получит всю власть. Жаль, что даже в случае успеха все сливки снимет Аллантайн. Черт бы побрал этого старого шантажиста».

Не прекращая поисков, Демос задумался, как бы поступил, действуй он по своей воле. Стал бы рыться в этих ящиках вместо того, чтобы попрощаться, как подобало хорошему племяннику?

«Не важно. Мой долг – думать о тех, кто остался».

Положение было скверным. В затылок дышала смерть, и от успеха этой тайной операции зависело едва ли не все. Канцлер Аллантайн выразился прозрачно: если Демос не выкрадет завещание, его Дому крышка. Рухнет все: карьера брата, репутация матери, дело отца, а сам Демос отправится на костер за старые грехи. Аллантайну хватило бы могущества все это устроить. И потому Демос искал проклятый документ.

Наконец, он нашарил потайное дно у нижнего ящичка, схватил нож для писем, поддел рычажок – лезвие сорвалось и едва не полоснуло его по руке. Когда тайник поддался, он с облегчением выдохнул:

– Иди-ка сюда…

«Если уж приходится действовать в чужих интересах, пусть наградой мне будет то, что я узнаю содержание документа первым».

Демос поставил свечу на стол и поднес бумагу к свету. Но, чем дальше он читал, тем тревожнее становилось у него на душе.

– Ну, Маргий! Ну, жучара! – не удержался он и спешно сложил бумагу пополам. – Вот дерьмо.

«Не удосужился заделать наследников, так решил оставить трон жене? Боже, когда Аллантайн это увидит, его удар хватит! Канцлер-то наверняка рассчитывал увидеть в завещании мое имя. Потому и постарался накопать про мой Дом побольше грязи – чтобы я не сорвался с поводка».

Демос опасливо огляделся. Знание, которым он ныне обладал, грозило все осложнить еще больше.

«Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, дорогой дядюшка. Женщина не может сидеть на троне империи – так указал Таллоний Великий. Но что велел один император, может отменить другой. Впрочем, вряд ли здесь признают таргосийку, которая и говорить по-нашему толком не научилась. Ладно, пусть с этим разбирается Аллантайн. В конце концов, это его затея».

Теперь следовало убираться отсюда как можно быстрее. Демос нашел кожаную папку, наспех вытряхнул из нее какие-то бумаги, сунул внутрь завещание и крепко стиснул находку под мышкой.

«Пора. Ихраз и Лахель уже наверняка забеспокоились».

Он споткнулся о выдвинутый ящик, обругал себя за рассеянность, наклонился, прикрыл потайное дно ворохом писем. Но, выпрямившись, выронил свечу от неожиданности.

Выход преградил человек – одежда темная, лицо скрыто шарфом на южный манер, взгляд холодный и спокойный. Демос крепче сжал папку с завещанием, заметив у того в руках кинжал.

«Идиот! – только сейчас Демос увидел качавшиеся на ветерке шторы. – Я забыл проверить окно».

– Благодарю за помощь в поисках, – шепнул незнакомец. – Пожалуйста, отдайте мне документ.

«Шуметь нельзя – услышат в опочивальне. Придется выкручиваться самому».

– Боюсь, не могу.

– Сделайте то, что я говорю, – настаивал незваный гость. – Я не хотел бы вас калечить.

Демос почти беззвучно хохотнул и, заложив прядь волос за ухо, повернулся к незнакомцу обожженной половиной лица.

– Калечить? – отозвался он и кивнул на трость. – Я с трудом передвигаю ноги, а моей горелой рожей прачки пугают детей. Порой я и сам мечтаю о быстрой смерти. Однако сегодня от этого документа зависят судьбы других людей, так что придется немного пожить и унести их с собой. Недостойно думать лишь о себе, знаете ли.

Демос намеренно повысил голос и говорил, повернув голову в сторону коридора, надеясь, что сторожившая снаружи Лахель его услышит.

«Она сообразительная девочка, всегда находит выход. Ну же, дорогая, спаси меня. Спаси, как ты всегда это делаешь».

Ему послышался не то шорох, не то тихое шарканье, но незнакомец не дал отвлечься. В два шага он оказался подле Демоса и до жути крепко схватил папку. Герцог вцепился в нее еще сильнее и встретился с укоризненным взглядом светлых глаз.

– Налицо конфликт интересов. Что же нам делать, ваша светлость?

– Я щедро заплачу, если вы оставите кабинет немедленно и забудете об этой встрече, – сказал Демос. – Деньги оставят в часовне Гнатия Смиренного, что вниз по реке. Завтра на закате. Клянусь предками.

«Ну же, Лахель! Где ты?»

– Увы, ваша светлость, дело не в деньгах. На кону будущее государства.

«Это ты еще не видел, что там написано!»

Так они и стояли, вцепившись в папку. Хватка ублюдка была стальной. Демос почуял запах горелого и покосился вниз – огонек упавшей свечи лизал штору и грозил перекинуться на обитые шелком стены.

«Теперь мы еще и горим. Великолепно».

– Мне действительно жаль, – почти театрально вздохнул незнакомец. – Вы не оставили мне выбора.

Человек в черном со всей силы рванул папку на себя, затем почти что отпустил, отчего Демос потерял равновесие и едва не плюхнулся на зад, задев столик с крепкими напитками из коллекции Маргия. Со звоном раскололись графины, пролилась жидкость. Демос дотянулся до трости и со всего размаху треснул противника по ногам – тот сдавленно заскулил и выронил документ. Аккурат во вспыхнувшую лужу крепчайшего освендийского самогона.

– Дерьмо! – хором крикнули Демос и его противник.

«Ну, теперь-то нас точно услышат».

Демос с руганью подполз к краю огненной лужи, попытался выудить папку с помощью трости, но тщетно – бумага уже была охвачена огнем. Загорелась стена, пропитанный душистыми маслами шелк начал чадить, со стороны опочивальни послышался шум, кто-то начал барабанить в дверь. Спустя мгновение Демоса оглушил звон стекол – кто-то разбил окно. Что-то темное пролетело мимо, раздался скрежет стали. Он обернулся и увидел знакомую фигуру – высокая эннийка скрестила клинок с ножом незнакомца.

«Почему через окно? Она же была в коридоре», – запоздало подумал Демос, но сейчас было не до вопросов.

– Торопитесь, – Лахель обернулась лишь на мгновение. – Я разберусь. Уходите!

– Как… Куда?

– Окно!

– Но…

– Прыгайте – или погибнете, – рявкнула женщина. – Я выберусь. Ихраз внизу.

Демос замялся. Чтобы добраться до окна, следовало преодолеть стену огня. А больше всего на свете Демос боялся и ненавидел огонь.

«И высоту. К черту. Будь что будет».

– Прелестный финал вечера, – съязвил Демос, забираясь на подоконник. Он всегда язвил, когда боялся. – Я очень…

Договорить ему не дал резкий толчок в спину – ударили с такой силой, что он не успел и крикнуть – попросту вылетел из окна, зачем-то сжимая в руке ставшую бесполезной трость.

Мгновением позже его объяла тьма.

1 глава

1.1 Агаран

Брат Аристид взирал на Священный город, привалившись к руинам каменной стены. Его укрытие находилось на холме, и на рассвете отсюда открывался великолепный вид на Агаран – туман еще не отступил, и тонкие шпили башен словно парили в небесах. Первые лучи солнца озолотили купола множества Святилищ, заискрились украшенные хрусталем серебряные диски на шпилях храмов, зазвучали дивной красоты гимны. Город распахнул ворота для всех почитателей Хранителя, обещая паломникам покой и отдых в праведных трудах.

Однако Аристиду в этом раю места не было.

Монах сорвал покрытую росой травинку, растер в руках и вдохнул аромат свежей зелени, затем бросил взгляд на прохудившиеся башмаки и побрел внутрь пещеры, где обитал весь прошлый год.

Над костром булькал котелок с похлебкой из кореньев. Аристид перемешал жидковатое варево, попробовал, пожал плечами и налил немного в надколотую глиняную миску. Достал сухарей, бросил несколько прямо в похлебку и, забрав пищу, уселся на пороге, чтобы поесть, глядя на Агаран.

– Где ты, пичужка? – позвал он, раскрошив сухарь на камень подле себя. – Мы же всегда трапезничаем вместе.

Над крошками засуетился воробей – птица прибилась к Аристиду еще в том году, а он ее и не гнал: какая-никакая компания в этом вынужденном отшельничестве была приятна. Воробей прилетал каждый день, а когда лег снег, и вовсе перебрался к монаху в пещеру. Так они и перезимовали на сушеном хлебе, пересоленном вяленом мясе да корешках. Но Аристид не тужил: здесь было спокойно, ибо мало кому придет в голову искать мятежного церковника в одном из самых священных мест материка.

Однако все хорошее рано или поздно заканчивалось.

Аристид увидел поднимавшуюся на холм фигуру и с сожалением поставил миску на землю. Когда гость приблизился, воробей возмущенно чирикнул и упорхнул подальше.

– Мир тебе, брат Норберт, – поприветствовал Аристид. Сухой как щепка молодой человек с почтением склонился, придерживая висевшую на плече сумку.

– Благословите, святой брат, – шепнул он.

Аристид выпрямился и начертил в воздухе идеальный круг:

– Да направит тебя Хранитель на дела благие, брат Норберт. Разделишь со мной завтрак?

Гость охотно кивнул. Висевший на шее серебряный диск на кожаном шнурке качнулся и засиял, поймав солнечный луч.

– Я принес еды. Намедни прибыли дары от графа Эккехарда. Хорошая солонина. – Норберт опустил сумку на утоптанный земляной пол и принялся доставать гостинцы. – Прихватил свежего хлеба, мешок сухарей, вяленую говядину, несколько яиц и мех с вином, чтобы согреться. Ах да, еще свечи, немного кожи на заплаты и писчую бумагу.

Аристид покачал головой.

– Балуешь ты меня, брат Норберт. Второй раз за дюжину дней приносишь мясо!

– Живя в такой аскезе, порой можно позволить немного мирской пищи, – гость огляделся. – Слава Хранителю, холода отступили. Говорят, снега больше не будет.

– Не будет, – подтвердил Аристид, жестом пригласил Норберта к огню и принялся ломать хлеб. В закромах нашлось немного сыра, его он тоже подал гостю. – А теперь самое ценное. Какие новости?

Норберт вытер руки о самый чистый край рясы, налил похлебку в миску и, пробормотав краткую молитву, попробовал варево.

– Да, нелегко вам приходится, – сказал он.

– Бывало и хуже. Что слышно из Миссолена?

– То, что вы и пророчили: император умер, – Норберт снова осенил себя святым знаком, но Аристид даже не шелохнулся. – Да примет Хранитель его душу.

– Примет, куда денется, – Аристид отложил хлеб и уставился на гостя. – Кто преемник? Горелый лорд?

– Нет преемника. Потому я и пришел. Вы-то тогда пророчили, что вскоре император или сам отправится в Хрустальный чертог, или ему помогут, и наследовать трон будет лорд Демос. И все так думали, но… Император не оставил завещания.

Нахмурив лоб, брат Аристид задумчиво перебирал бусины на четках. Норберт не смел его беспокоить и молча хлебал варево, стараяь поменьше скрести ложкой по стенкам миски.

– Значит, я не ошибся, – наконец молвил Аристид. – Почти.

Норберт пожал плечами:

– Так даже лучше. В Миссолене паника, империя оцепенела. Пока Совет соберется, пока выберет нового, пока коронует… Вам точно ничто не будет угрожать, – он продолжал говорить, но засмущался под снисходительной улыбкой Аристида. – Даже Великий наставник о вас на время забудет.

Брат Аристид лишь покачал головой с безмятежной улыбкой на устах.

– Нет-нет, дражайший брат, сейчас самое время напомнить ему о себе, – мягко сказал он и бросил взгляд на дорожный мешок. – Я покидаю Агаран сегодня же. Один. Мне нужно как можно скорее попасть в Эллисдор.

1.2 Эллисдор

– Попалась! – Грегор почти настиг Ириталь, но схватил только ленту из ее прически. Девушка взвизгнула от неожиданности.

– Рано радуешься! – она дернула себя за косу так, что алая змейка выскользнула из прически и осталась у Грегора в руках. Отбежав на несколько шагов, девушка скорчила рожу и поклонилась на шутовской манер. – Теперь поглядим, так ли хорош Грегор Волдхард в беге, как в бою.

Она подхватила юбки и рванула в сторону леса, не дав Грегору опомниться. Он огляделся и удовлетворенно хмыкнул: наконец-то им удалось оторваться от многочисленных нянек девушки. Грегор почесал нос, поправил съехавший набок ворот рубахи, сунул трофей за пазуху и, прикинув путь покороче, ринулся за добычей. Умела же она дразнить, эта Ириталь. А он, дурак, всякий раз отвечал на ее провокации.

– Ну, чертовка… Не уйдешь! – ревел он, прыгая по скользким от росы кочкам. Грегору с его мощной комплекцией преследование давалось нелегко. Девица же неслась по полю, точно лань. Бежала, смеялась, размахивала руками, подставляла лицо ветру, – сущее дитя. Но Грегор всегда помнил, кем она являлась. Забудешься хоть единожды – не миновать беды.

– Быстрее, ваша рохлесть! – добежав до леса, Ириталь забралась на пень и помахала рукой. – Кстати, ты снова проиграл.

Ему оставалось лишь тихо ворчать, спотыкаясь о коряги. Ириталь Урданан наверняка была самой быстроногой уроженкой Латандаля и совершенно точно – красивейшей женщиной во всем мире. Ей прочили великое будущее: счастливица с Меткой Гинтаре на теле рождалась раз в столетие и могла принадлежать либо императору, либо богу. И Грегора, конечно же, угораздило по уши втрескаться в эту недоступную красавицу. У них вообще все вышло неправильно: Грегору выпала честь быть почетным защитником Ириталь в Хайлигланде, а она возьми да ответь на его любовь. Годы шли, они оба давно достигли зрелости, но чувств друг к другу не утратили. Правда, чем старше становилась Ириталь, тем реже им удавалось видеться: свита высокородной латанийки охраняла девицу, точно сокровище. Впрочем, хитрости ей было не занимать, и она порой находила способы остаться с Грегором наедине. Беда была лишь в том, что в первую очередь они обманывали сами себя. Знали же, что чем дольше поддерживают эту тайную связь, тем больнее ударит неминуемое расставание.

Хуже всего было то, что ни Грегор, ни Ириталь понятия не имели, когда этот момент настанет – Знак Божий мог появиться хоть завтра. И потому Ириталь Урданан проживала каждый день с Грегором как последний.

– Ну же! – крикнула она. – Где ты?

Усилием воли Грегор заставил себя отвлечься. Думать о плохом не хотелось, особенно сегодня. Весь Хайлигланд праздновал долгожданный приход весны, да и с погодой наконец-то повезло. Жители столичного Эллисдора и окрестностей высыпали на улицу, праздновали, угощали друг друга свежим элем, пели песни. Молодежь затеяла на едва зазеленевших лугах игры, а танцы грозили закончиться лишь на рассвете. Но Грегор любил праздники еще и за то, что во время гуляний они с Ириталь могли улизнуть в какое-нибудь укромное местечко. Вот и сейчас латанийка свернула с тропинки и зашагала к большому поваленному дереву, их излюбленному месту.

Грегор догнал ее на опушке – девушка распустила золотистую косу, заткнула подол юбки за пояс и увлеченно скребла дерево ножичком.

– Зачем? – спросил хайлигландец, расстелив плащ.

– Хец, сын конюха, заболел. Отвар из этого гриба хорошо снимает жар. Решила взять, раз увидела.

Грегор дождался, пока Ириталь закончит, а затем притянул к себе и зарылся носом в ее в волосы – макушка девушки доставала ему ровно до подбородка. Наверняка смотрелись они смешно, но ему нравилась ее хрупкость, и хотелось ее оберегать. Впрочем, по сравнению с этой утонченной особой чаще всего он ощущал себя грубым и необразованным чурбаном.

– Не удивлен, что здесь тебя так любят, – сказал он, крепче обняв девушку. – Мой народ ценит, когда знать не задирает нос. Все и так верят в твое божественное происхождение, а после проявления сострадания к простым смертным и вовсе начнут считать живой святой.

– Брось! – отмахнулась латанийка. – Я делаю это не для того, чтобы меня все любили. Да и не верю во все эти божественные знаки.

– Но верят у тебя на родине. И во всей империи. – Грегор выпустил девушку из объятий, бухнулся на колени и раскинул руки в стороны, передразнивая экстаз иных проповедников. – Вижу как наяву – толпы страждущих идут к Ириталь Благочестивой, чтобы получить частичку святости в надежде на исцеление!

Латанийка звонко расхохоталась.

– Я – и благочестивая? После всех запретов, что мы с тобой нарушили? – она нависла над ним, назидательно грозя пальцем. – Гореть нам, проклятым грешникам, в Арзиматовом пекле!

– А что? Выглядишь ты и так почти как богиня. Глядишь, придет час, и я к тебе приползу с просьбой. Буду умолять благословить на какую-нибудь глупость вроде женитьбы на толстозадой графской дочке, которую мне непременно навяжут советники.

Ириталь от неожиданности выронила ножичек.

– Зачем ты так? – она говорила твердо, но по ее глазам Грегор понял, что переборщил. – Почему говоришь такие вещи, зная о моих долге и чувствах? Я ведь не выбирала участь родиться с Меткой. Не выбирала судьбу быть человеком, за которого все решают правители, советники да жрецы. Да, все это время я делаю, что прикажут, но такой судьбы я не хотела.

– Прости, я…

Ириталь жестом заставила его замолчать.

– Каждый день я просыпаюсь, моля Хранителя не давать Знаков, которые святоши смогут трактовать, как им будет удобно. Все, о чем я прошу в молитвах – остаться с тобой еще ненадолго. Будь моя воля, я бы отреклась от своего положения, от этой проклятой избранности, от осточертевшего посольства и необходимости разъезжать по всей империи и быть для людей живым символом того, во что сама не верю! Да только как это возможно? – Ириталь склонила голову и раздраженно вытерла мокрую щеку рукавом. Вечно она храбрилась и ненавидела плакать при свидетелях – воспитание и характер брали свое. – Если рождаешься с Меткой Гинтаре, себе не принадлежишь – таков закон. Либо меня выдадут за императора, либо, если Знак так и не проявится, запрут в монастыре до конца дней.

– Мне не по душе оба варианта, – Грегор подошел к Ириталь и вновь обнял крепко-крепко – так, что девушка даже охнула. – Прости меня. Я идиот и говорил, не подумав. Я бы все отдал за то, чтобы мы были вместе. Как увидел тебя впервые, еще в Ордене, так и пропал. Даже когда меня вернули в мир, дали титул и начали привечать знатных девиц на выданье, все равно не мог смотреть ни на кого другого. Видимо, так и умру влюбленным и холостым, если в твоей прелестной головке не созреет гениальный план, как обмануть пророчество и обвести вокруг пальца самых могущественных людей мира.

– Задача не из легких – я уже много раз думала об этом, – отозвалась латанийка. – Но в любом случае мы можем дождаться старости, когда моя утроба усохнет, и вместе уйти в монастырь.

Грегора передернуло.

– Это единственное, что заставит меня туда вернуться. Ты же знаешь, я ненавижу это место.

Ириталь пожала плечами и вымученно улыбнулась:

– Зато отмолим все развратные грешки.

– Только это нам и останется.

Они снова перевели разговор в шутку. Всегда так делали, когда речь заходила о будущем. И Грегору порой начинало казаться, что дождаться старости, дабы провести последние годы вместе с возлюбленной, было не самой скверной идеей, даром что Орден он ненавидел. Да только ждать всю жизнь не хотелось.

– Иди сюда, – он притянул девушку к себе и поцеловал. Ириталь ответила – жарко, как делала всегда, когда вспоминала, сколь кратким может быть их счастье. Обвила руками его коротко стриженную голову и закрыла глаза, отдаваясь моменту.

Позади них, со стороны поля, послышался хруст веток. Грегор отстранился.

– Спрячься за деревом, – сказал он. – Если что, уходим порознь.

– Да.

Ириталь огляделась, подмечая, не оставила ли следов своего присутствия, и, убедившись, что все в порядке, притаилась за поваленным стволом. Грегор отряхнул одежду, подхватил с земли плащ и, держа руку на рукояти кинжала, шагнул навстречу человеку, что пробирался сквозь заросли.

– Это я, Альдор! – громко шепнул незваный гость. – Не бейте, ваша светлость.

Грегор вздохнул с облегчением. Сенешаль Альдор ден Граувер был единственным другом, который знал об их с Ириталь секрете.

– Один?

– Да. Пожалуйста, пусть леди тоже выйдет. Я знаю, что вы вместе.

Ириталь с опаской выглянула из-за ствола.

– Альдор, на тебе лица нет, – изумилась она. – Что стряслось?

Граувер, и правда, выглядел неважно: каштановые вихры разметались в беспорядке, лицо с непривычно мягкими для северян чертами побледнело, глаза тревожно бегали. Грегору даже показалось, что худосочное тело друга била крупная дрожь.

– Что там у тебя? – он кивнул на письма, торчавшие из поясной сумки сенешаля.

– Новости из столицы. Первое – для вашей светлости. Второе письмо – для леди Ириталь. Простите меня.

– Боже, за что?

– За то, что приношу скверные вести, – Альдор протянул им послания. – Прошу, читайте немедленно. Это очень важно.

Грегор выхватил свернутый в трубочку плотный лист с печатью императорского двора. Ириталь, увидев герб родного Латандаля, с мгновение колебалась, но все же взяла себя в руки и надломила сургуч.

– Хранитель Милостивый и сын его Гилленай! – вырвалось у Грегора. – Дядя Маргий… Император умер.

– Да покоится его дух в Хрустальном чертоге, – следуя обычаю, отозвался Альдор. – Мне очень жаль, ваша светлость.

Грегор раздраженно отмахнулся.

– Что толку от жалости? Здесь пишут, что завещание было утрачено, а прямых наследников у дяди не осталось. Меня, как его племянника по матери, призывают в столицу на Совет, который изберет следующего императора.

Альдор с тревогой покосился на Ириталь. Латанийка читала предназначенное для нее послание, не слыша всего, что говорил Грегор. И чем дольше читала, тем сильнее бледнела. Закончив, она выронила письмо и пошатнулась – Грегор едва успел подхватить ее. Альдор поднял с травы лист, испещренный латанийской вязью – языка этого древнего народа он не знал.

– Ириталь, что с тобой?

– Леди нужно присесть! – Альдор сорвал с плеч плащ и бросил на ствол поваленного дерева. Грегор, бережно поддерживая, усадил возлюбленную и отметил, что ее бил озноб. – Где-то у меня были нюхательные соли…

Ириталь, все еще бледная, приняла поданный сенешалем хрустальный флакончик, глубоко вдохнула испарения, поморщилась от резкого запаха и наконец-то заговорила:

– Знак… – она едва шевелила губами, обеспокоив мужчин не на шутку. Да и сама выглядела до смерти напуганной. – Жрецы увидели Знак. Меня тоже призывают в Миссолен.

Герцог непонимающе уставился на возлюбленную:

– Хорошо, поплывем вместе. Я прикажу снаряжать корабль. Так даже лучше, только если…

– Ты не понял! – внезапно крикнула Ириталь, и ее лицо исказилось такой мукой, что Грегор и Альдор отпрянули от неожиданности. – Знак ужасен! Меня призывают в столицу, чтобы выдать за императора.

* * *

– Как же ее выдадут за императора, если тот мертв? – кутаясь в подбитую мехом накидку, Грегор нервно шагал по Малому залу Эллисдорского замка. Могучая фигура молодого герцога едва протискивалась меж длинным столом и стеной.

– И не оставил наследников, – добавила Ириталь. Она переоделась по случаю Праздника весны и теперь выглядела, как ей подобало по статусу – царственно и утонченно. Но тоже страдала от холода: Альдор заметил, что она постоянно прятала руки в мехах.

Лишь сестрица Грегора, леди Рейнхильда, казалось, была рада привычной прохладе и чувствовала себя вольготно: сбросила накидку и с обманчивой ленцой потягивала пряное вино, которое Альдор прихватил с кухни.

Во внутреннем дворе гремел нестройный хор – недавно вернувшиеся из похода в Спорные земли солдаты орали песни так громко, что звуки веселья долетали аж до верхних этажей господского дома. Из подвалов выкатили бочки с элем, а на вертелах, распространяя дивный аромат, жарились поросячьи туши. Слуги водружали на столы пироги, караваи, разносолы и подносы с печеной дичью. Пляски в главном зале разошлись не на шутку – отсутствия хозяев замка уже никто не замечал.

Альдор отставил чашу, бросил тревожный взгляд на Рейнхильду и в очередной раз поразился тому, насколько они с братом походили друг на друга внешне: русоволосые, синеглазые, высокие и крепкие, как северные деревья. Правда, Грегор пошел характером в отца – столь же упрямый, вспыльчивый, прямолинейный, как покойный лорд Рольф. Рейнхильда же многим напоминала мать, сестру ныне покойного императора. Немногословная, любительница уединения, она, тем не менее, обладала живым умом и пользовалась любовью народа. Так и не привыкший к мирской жизни после Ордена, Грегор часто с ней советовался.

– Ясно одно: будет новый император, – Рейнхильда откинула толстую косу за спину. – Его изберут из оставшихся родичей на Совете в Миссолене, куда приказали явиться Грегору. Это же сказано в письме.

Грегор наконец-то перестал вышагивать и остановился подле сестры.

– Выходит, Ириталь суждена неизвестно кому, – заключил он.

– Боюсь, что да, – кивнул Альдор.

– Это немыслимо!

– Это пророчество Гинтаре из Тальдора! – воскликнула Рейнхильда. – За сотни лет предсказания латанийских жрецов ни разу нас не обманули.

Рейнхильда явно злилась на брата за его неумение отделять разум от чувств, но Альдор побаивался встревать их с Грегором перепалку. Он понимал раздражение госпожи: в одно мгновение привычный уклад Хайлигланда мог перемениться, а Рейнхильда, будучи пока что главной женщиной герцогства, не желала допускать волнений. Кроме того, горячий нрав Грегора мог сыграть с ним злую шутку – наверняка этого она боялась больше всего.

– Жрецы могут трактовать Знак, как им вздумается, – не унимался молодой герцог. – И был ли вообще тот Знак? Заметь, как удачно все сложилось – стоило дядюшке отдать богу душу, как тут же проявился этот Знак. Удивительное совпадение, не находишь? Так, быть может, святоши увидели то, что им было удобно?

– Послушай себя, Грегор Волдхард! – потеряв остатки самообладания, Рейнхильда вскочила со скамьи, и та отозвалась жалобным скрипом. – Ты герцог Хайлигландский, а говоришь как еретик! – она смущенно отдернула руку, заметив, что в порыве ярости схватила брата за ворот рубахи. – Не смей произносить подобное за стенами этого зала, иначе погубишь всех нас. Не хватало еще настроить против себя Эклузум!

– Лорд Грегор… Ваша светлость, – наконец, вмешался Альдор. Он спешно разлил вино по чашам и с легким поклоном передал спорщикам. Следовало их угомонить, пока не разругались в пух и прах. – Леди Рейнхильда говорит верно. Сейчас нужно соблюдать особую осторожность: Эклузум и Великий наставник разрешили передать вам титул с большой неохотой. Церковь не отдает принявших обеты людей в мир просто так, и вашему отцу пришлось дорого заплатить, чтобы передать вам титул после смерти лорда Лотара.

Герцог устало мотнул головой.

– Альдор, не начинай. Я знаю, что не должен был его получить.

– Однако получили – и вот мы здесь. Как ваш верный слуга и друг, я обязан напомнить. Вы с леди Рейнхильдой – последние в роду Волдхардов, но ни одного из вас не готовили к правлению. Ваша сестра обещана гацонскому принцу и скоро отправится на юг. Хайлигланд останется только на вас. Советники всегда преследуют свои интересы и будут пытаться управлять вами, ваши отец и старший брат мертвы, а мать удалилась от мирской жизни – вы остались совсем один против людей, которые едят таких, как мы, на завтрак! И потому я умоляю вас хорошо обдумать любое решение, что вы примете. Одна ошибка – и пострадает весь Хайлигланд.

Грегор молча слушал друга, то и дело бросая взгляды на Ириталь. Еще не отошедшая от шокирующих новостей девушка сидела за столом неподвижно, точно изваяние. Рейнхильда кинула Альдору в знак благодарности за поддержку и взяла брата за руку. Альдор вздрогнул, когда она оказалась слишком близко – всегда немного робел перед ней и втайне восхищался. Теперь еще придется смотреть на нее снизу вверх, ибо Рейнхильда была крепче и выше его на полголовы, словно дева-воительница из северных легенд.

– Это данность, Грегор, – мягко сказала сестра. – Она завещана следующему императору, кем бы он ни был. Прими это и смирись.

– Она все еще здесь, – наконец отозвалась Ириталь, и тон латанийки Альдору не понравился. – Она все еще посол Латандаля и может говорить за себя сама.

Рейнхильда фальшиво улыбнулась.

– Что же скажет леди-посол?

Ириталь знаком попросила всех сесть за стол. Затем по привычке окинула зал на предмет лишних ушей и, когда все собрались, торопливо заговорила вполголоса:

– Грегор поедет на Совет и первые дни должен вести себя как ни в чем не бывало. Пусть выслушает речи знати, посмотрит на других претендентов, заведет знакомства – в Миссолене найдутся желающие с ним подружиться. Я же останусь здесь.

Рейнхильда изумленно уставилась на латанийку.

– Прошу прощения… Леди Ириталь, я правильно понимаю, что вы отказываетесь выполнять священный долг?

– Верно, – спокойно ответила она. И в голосе ее было столько твердости, что Альдор понял: Ириталь все решила. Он метнул взгляд на герцога и едва сдержал крепкое словцо. Друг вздохнул с облегчением и счастливо улыбался, словно наконец-то сбросил с плеч огромный камень. Рейнхильда же выглядела растерянной. И чем яснее она осознавала сказанное братом, тем шире становилась улыбка Грегора.

– Скажи им, наконец! – не выдержала Ириталь. – Или я сама скажу. Все равно они вскоре узнают, и лучше бы от нас.

– Да, ваша светлость, извольте поделиться, – процедила Рейнхильда. – Какую глупость вы задумали?

Грегор поднялся, выпрямил плечи и, не найдя в себе сил смотреть в глаза сестре, взирал на Ириталь. Посол затаила дыхание.

– Я поеду в столицу, чтобы на Совете заявить о правах на трон империи, – молвил он. – Мы с Ириталь уже давно любим друг друга. Ни она, ни я не готовы жертвовать чувствами ради решения кучки продажных церковников. Став императором, я смогу взять ее в жены, и таким образом не запятнать ничьей чести. Но до моего возвращения Ириталь лучше остаться в Хайлигланде.

У Альдора упало сердце. Нет, он желал другу лишь добра и многое бы отдал за то, чтобы Грегор получил заслуженное счастье, однако его намерения угрожали погрузить в хаос не только империю, но даже отдаленный Хайлигланд. Ибо если Ириталь решила отказаться от предназначения, латанийцы начнут за ней охоту – закон был суров к женщинам с Меткой Гинтаре. Неповиновение божьей воле каралось смертью.