Текст книги "В паутине иллюзий"

В единственном темном закутке за простой ширмой уместились маленький овальный столик, кресло и пуф. Марго достала из шкатулки колоду карт, села в кресло, указав Нюше на пуфик.

– Это карты Таро. Никогда не трогай их просто так. Сейчас вытяни три и дай их мне. Не переворачивая. – Марго пристально смотрела ей в глаза.

Нюша достала три карты. Марго веером разложила их перед собой. Произнеся: «Так я и думала. Ну и хорошо. Случайностей не бывает», – она собрала колоду и убрала обратно в шкатулку. Еще с минуту молча рассматривала Нюшу. Нюша ни о чем не спрашивала, интуитивно понимая, что та скажет лишь то, что она сможет понять.

– Да… очень похожа… как же я раньше не замечала? – задумчиво произнесла наконец Марго. – Учи математику, девочка. Это главное для тебя. И астрономию. – Тон Марго показался Нюше немного торжественным.

– И кем я тогда стану?

– Почему же станешь? Ты уже есть. Тебе просто не хватает знания некоторых земных наук. Я уже сказала, каких именно. Всему свое время, Нюша. Не торопись. Свернешь с предназначенного пути, мало не покажется. Я пока буду рядом. Но это ненадолго. Разбираться со своей жизнью тебе придется самостоятельно. И ты справишься, запомни! Что бы ни случилось – справишься… – Марго встала с кресла и вышла из-за ширмы.

Нюше тогда стало не по себе от этих спокойно сказанных слов.

– Пойдем домой. Работать я сегодня уже не буду. Да теперь и незачем, – донеслось из-за ширмы, и Нюша встала с пуфа. Ноги не слушались, она покачнулась и ойкнула. – Ох как я тебя напугала! А ты не бойся ничего. Никогда не бойся, особенно чужих слов. Страх – пустое. Впрочем, ты поймешь это сама и довольно скоро. Нас учат потерями. Сила дается только тем, кто остается один. Тогда и страх уходит. А взамен – уверенность. Все будет так, как и должно быть. Одни приходят на смену другим. Всегда. Просто запомни это. А сейчас пойдем, Нюша. Кира пора с тренировки забирать. Привязалась к мальчишке? – Марго весело улыбнулась. Нюша согласно кивнула. –  Я очень этому рада. Видишь, какая-то я мать несуразная. Совсем не умею общаться с детьми. А Киру нужна забота. С тобой ему будет легче. – Марго уже открыла дверь мастерской, жестом указывая Нюше на выход.

Молча они ехали в лифте, молча же сели в машину, думая каждая о своем. Позже, оставшись одна в своей комнате, Нюша попыталась проанализировать весь тот день, вспоминая не только каждое слово, но и каждый жест Марго. Смутное ощущение, что это очень важно – помнить самые мелкие подробности, не покидало еще долго. Казалось, теперь между ней и приемной мамой начались какие-то особые, тайные, не афишируемые другим отношения. Она еще долго ждала, что Марго пригласит ее в свою мастерскую, покажет новые картины, а потом усадит на пуф за ширмой. И будет говорить ей слова, пусть загадочные, но предназначенные только ей, Нюше. Но Марго продолжала жить своей отдельной жизнью, одинаково равнодушно-ласково улыбаясь всем домочадцам, включая мужа. Скоро Нюша поняла, что обрела не семью в традиционном понимании этого слова, а некое сообщество неплохих людей, мирно существующих в одном доме. Исключением была Аркадия Львовна, которая нарушала идиллию вспышками злобы и приступами самодурства. Но и в этих случаях конфликты гасились на корню – объект ее внимания быстро скрывался за дверями своего убежища, оставляя ее злобствовать в одиночестве…

Как-то так прошли уже почти четыре года в доме Амелиных. Нюше четырнадцать. Она вполне довольна своим личным пространством, то есть небольшой и уютной комнатой, ненавязчивыми приемными родителями, хорошей школой и новыми друзьями. Она очень любит Кира, по-своему жалея его, такого болезненного и слишком, с ее точки зрения, умного. У нее есть родная душа – дед Саня. И у нее есть цель – найти биологических родителей. Правда, имеется и досадная помеха в этой почти идеальной жизни – домашний жандарм Аркадия Львовна Улицкая…

Нюша прислушалась. Осторожно приоткрыв дверь комнаты, выскользнула в коридор. Снизу доносился мужской голос. «Кого еще принесло?» – успела подумать она, как внизу что-то упало. Что-то большое и тяжелое. Не думая, Нюша рванула к лестнице. На последней ступеньке первого пролета притормозила и через перила посмотрела вниз.

В холле на полу лежала Аркадия Львовна. Широкая спина склонившегося над ней мужчины закрывала верхнюю часть ее туловища. Нюше видны были только раскинутые в стороны ноги, обутые в домашние тапочки.

Глава 4

Присев на корточки, Нюша отодвинулась от перил и замерла, прислушиваясь к звукам, доносившимся с первого этажа. Вначале быстрые мужские шаги затихли где-то в районе кухни, и тут же звук цокающих по ламинату каблуков вернулся в холл. Далее послышался звук булькающей воды. Раздавшийся следом возглас Аркадии Львовны разом успокоил ее. Нюша вскочила и быстро спустилась по лестнице.

– Здрасьте, – совсем не вежливо буркнула она мужчине, который совсем не милосердно хлопал по щекам лежавшую на полу пожилую женщину.

– Здравствуй, девочка. – Мужчина развел руками, в одной из которых был зажат пустой стакан. – Вот, опять в обмороке… я не хотел.

– А что вы хотели? – опять буркнула Нюша, опускаясь на колени рядом с Аркадией Львовной и дотрагиваясь до ее плеча. Откуда-то была уверенность, что с той ничего такого страшного не происходит. Мужчину она не боялась.

– Это твоя бабушка? – Мужчина подозрительно посмотрел на Нюшу, словно сомневаясь в законности ее присутствия в доме.

– Можно и так сказать. Я приемная дочь Амелиных. Что случилось-то?

Он не ответил. Вдвоем они помогли пришедшей в себя Аркадии Львовне дойти до кресла.

– Я ухожу. Вы сами скажете внучке? – Мужчина кивнул на Нюшу.

– Идите.

Нюша смотрела на посеревшее лицо Аркадии Львовны. Та молчала.

«Потеря, потеря», – прозвучало колоколом в голове Нюши, и вслед за этим неизвестно кому принадлежавшим голосом она будто перенеслась на дорогу, по обеим сторонам которой темнела чаща леса. Как на экране, трейлер на огромной скорости буквально снес в кювет легковушку. Соскользнув с мокрой травы, машина, словно игрушечная, перевернулась несколько раз с колес на крышу и замерла, уткнувшись боком в дерево. «Кровь, кровь, много крови… твоя кровь…» – монотонно повторял все тот же голос.

– Заткнись!!!! – громко крикнула Нюша и в бессилии топнула ногой.

– С ума сошла? – Аркадия Львовна равнодушно посмотрела на Нюшу.

– Они живы?

– Нет! Я потеряла дочь. У меня больше нет ни одной дочери. – Голос Аркадии Львовны звучал все громче. – Он угробил ее! Чертов Амелин! Нет! Это не он… а… почему ты спросила, живы ли? Знаешь, что беда… Откуда ты можешь это знать???

Нюша опасливо отошла от кресла, заметив злой взгляд старухи.

– Это ты! Зачем? Ну зачем они притащили тебя в нашу семью??? За тобой смерть идет… Ты ж ведьма! Я знаю о тебе все! Разговаривала с вашей директрисой, она тебя боится! И правильно… знаю, ты все подстроила! И уголовник этот по твоей же указке издевался над Киром. И ты якобы спасла его! Все продумала, все учла! Маргоша, девочка моя … как она могла тебе отказать? Ты ее убила! Где ты, там беда! Знаешь, что сегодня еще произошло? – Аркадия Львовна нервно хохотнула. – Недавно звонил Карл – он сломал ногу! Теперь он не сможет приходить к нам! Ты же этого хотела?! – Голос Аркадии Львовны сорвался на крик.

Нюша интуитивно молчала, понимая, что нужно дать старухе выговориться.

– И с кем я теперь осталась? Одна… никого вокруг… Еще Кир теперь на мне. Слабый, никчемный, весь в своего отца. Ха! И отца у него теперь нет. Сирота он… я сирота… ты, во всем ты виновата… приблуда… – Аркадия Львовна перешла на шепот.

Нюша не сразу поняла, что с ней что-то не так. Лишь когда голова старухи резко склонилась на плечо, быстро подошла к креслу. Аркадия Львовна дышала тяжело и прерывисто, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Нюша уже набирала номер «Скорой», как открылась дверь, вошел Кир, а за ним охранник.

Позже, откачивая Кира от очередного приступа, отвечая на вопросы Вована и вызванной срочно Веры Антоновны, бессмысленно замирая перед дверью спальни приемных родителей, прислушиваясь – а вдруг какие-то звуки, вдруг они там, Нюша прокручивала в голове сказанное в порыве злости Аркадией Львовной. Понимая, что доля правды есть, она пыталась найти оправдание этой самой доли.

…Не совсем четкие воспоминания глубокого детства, начиная примерно с пятилетнего возраста, выделяли ее из массы детдомовских детей, в большинстве своем так и не привыкших к жизни без родителей. Настоящих сирот, как она, было мало. Дети изымались из семей алкашей и наркоманов, битые и голодные. Но, не зная другой жизни, трудно привыкали к новой.

Нюша жалела каждого. Чем старше становилась, тем чаще бросалась на защиту слабых. Ее побаивались, она чувствовала это. Особенно после первой стычки с тупым наглым Семушкиным. Тогда ей было всего девять. Заметив, как этот переросток избивает новенького пацана в закутке под лестницей, Нюша бросилась к нему. Как всегда, вокруг драки кучковались мелкота и несколько старших, довольно равнодушно взиравших на буйство Семушкина. Нюша схватила его за рукав куртки и рывком развернула лицом к себе. Дальше ее сознание как бы отключилось. Очнувшись, по возникшей тишине и расступившимся враз наблюдателям Нюша поняла, что произошло что-то из ряда вон. Первое, что заметила, была ее правая рука, державшая за грудки Семушкина. Рука была вытянута вверх. Нюша опустила взгляд ниже и увидела его ноги, висящие в воздухе. Семушкин был прижат ею к стене и поднят над полом. Нюша с изумлением оглянулась на зрителей и разжала кулак. Семушкин сполз по стене и с грохотом упал на колени. Расходились молча, лишь пострадавший от неведомо откуда взявшейся у Нюши силы глухо матерился. Она знала только имя спасенного мальчика – Ваня. После инцидента тот находился в изоляторе их детского дома еще несколько дней. Затем его забрали родственники, оформившие опеку. Семушкин с тех пор ее сторонился, при ней никого не бил, но затаенную им злобу она чувствовала при случайных встречах в коридорах детского дома. Были и еще мелкие происшествия, как то: картина в тяжелой раме, упавшая на голову обидчице-училке; лопнувшая у директора на столе лампа в момент, когда та отчитывала Нюшу; сломанный указательный палец физрука, которым тот незадолго до того, подгоняя, больно ткнул ее в спину. Нюша не раз задумывалась: кто тот невидимый благодетель, помогавший ей наказывать обидчиков? В Бога не верила. Не убедил ее и батюшка, регулярно приходивший из местного храма к детям. Слушая его наставления, она понимала, что этот седовласый старик на ее вопросы не ответит. Поэтому ни о чем и не спрашивала. Их встречи в кабинете директрисы проходили регулярно, видимо, по просьбе самой Виктории Павловны. Но Нюша, спокойно выслушав батюшку, согласно кивала, молча вставала и уходила. Однажды, задержавшись у неплотно прикрытой двери, услышала приговор себе. Батюшка суровым голосом пенял Виктории Павловне, что та не приводит Нюшу в храм.

– Девочка одержима. Ей нужна помощь, крестить нужно, отчитывать. Беда может статься!

– Что ж она, ведьма, по-вашему?

– Ведьма и есть, прости меня, господи, – произнес батюшка и, как догадалась Нюша, перекрестился.

Нюша тогда даже не расстроилась. Просто стала отмечать каждый факт таких своих побед, по большей части справедливых, сделав для себя вывод: помогают, значит, «там» так решили. Где это «там», представляла смутно, но голова ее невольно задиралась вверх, к небесам, к неведомому миру звезд и планет…

Голос «слышать» она стала много позже. Один раз испугавшись, быстро привыкла и к нему, и к возникающим попутно вполне реальным картинкам…

Вторая крупная стычка с Семушкиным случилась в тот предновогодний день, когда к ним приехали Амелины. И перевернула всю ее жизнь…

Глядя на спящего после приступа Кира, Нюша вдруг вспомнила слова, сказанные ей Марго в мастерской: «Я пока буду рядом. Но это ненадолго».

«Выходит, она знала, что умрет! Как же так? А как я буду жить дальше? А Кир?» – озадачилась она вопросом.

– Можно? Я стучать не стал, Кир, наверное, у тебя спит? – Дед Саня тихо вошел в комнату и присел на край кровати.

– Спит. Дед, что с нами будет дальше? Я, понятно, в детдом вернусь. А Кира куда? Ты возьмешь его к себе?

– Я решу этот вопрос, Аннушка. Опеку над вами обоими мы с Ланой попытаемся оформить. Шансы, вероятно, есть.

– Ты хочешь забрать и меня? – Нюша даже не задумывалась о такой возможности. – Я же вам совсем никто! Ну ладно ты, а Лана? Мы же с ней… не разговаривали ни разу! За четыре года! Ей я зачем?

– Ну, во-первых, она мне жена. И поверь, к тебе относится так же, как к Кириллу.

– То есть никак! Впрочем, это лучше, чем ненависть Аркадии Львовны.

– Лучше, да. – Дед даже поморщился, видимо, вспомнив мать невестки. – Лана – очень увлеченный человек. Музыка – единственная ее страсть, театр – дом родной. А в нашу с ней квартиру она приходит… репетировать.

– А ты? Ты для нее кто?

– А я для нее – муж. Ну хватит, Нюша. Тема не для обсуждения. Я о другом хочу спросить. Ты встречалась с той женщиной, что обещала тебе рассказать о роддоме?

– Да. Но, наверное, опять информация не для меня. Я совсем не похожа на ту роженицу, о которой она говорила. Думаю, очередной облом.

– Что конкретно она тебе сказала?

– Ну, типа при выписке этой женщины с ребенком какой-то мужик на джипе подъехал, их забрал. А на следующий день еще один пришел в роддом и расспрашивал о ней. Конечно, какая-то здесь хрень…

– Нюша!

– Ну, пусть ерунда. Если он ее увез, то куда? Где ребенок?

– Логично подумать, с матерью и этим, предполагаемым отцом. Что такого необычного ей показалось, что она решила тебе рассказать об этом эпизоде?

– На следующий день про эту женщину, ее имя – Людмила Иванова, спрашивал какой-то мужчина, назвавшийся другом семьи. То есть ее мать не в курсе, куда подевалась дочь с младенцем.

– И все? Нет, тут что-то не сходится… ситуация притянута за уши, какое отношение все это может иметь к тебе?

– Вот и я говорю…

– Или твоя информатор знает больше, чем рассказала. Адрес из документов она сообщила?

– Село какое-то. Не помнит она названия. А улица Колхозная, дом двадцать два. Мария Сергеевна живет здесь, в городе, по такому же адресу. Думаешь, стоит дальше искать? – Нюша с сомнением, но и надеждой посмотрела на деда.

– Проверить все нужно. Напиши мне адрес на листке, – попросил тот.

– Она еще посоветовала в роддом сходить попросить архив. Но мне ж не дают ничего! А тебе дадут?

– Как ты сказала, имя этой женщины?

– Мария Сергеевна. Фамилию я не спрашивала.

– А кем она работала в роддоме, тоже не спросила? Она сейчас там же?

– Была медсестрой. Сейчас она больна раком, не до работы. Видел бы – старше тебя выглядит! Жалко ее, сын еще в армии погиб. Я пять тысяч твоих отдала, она на памятник ему собирает. Успеть хочет… – Нюша неожиданно расплакалась.

Плакать она не умела. То есть навзрыд, как все дети. Нюше вдруг становилось как-то холодно внутри, она замирала, а из глаз катились крупные слезы. Чаще злые, за нанесенную, в основном взрослыми, обиду. Когда не могла ответить тем же. Иногда она плакала от жалости к кому-то, часто-часто моргая влажными веками. Вот как сейчас…

– Аннушка, успокойся, детка. Я сделаю что смогу. В роддом схожу, думаю, мне медицинскую карту этой роженицы найдут. Ты родилась семнадцатого сентября…

– Да, но это день, когда меня нашли.

– Вот как? Тогда день твоего рождения предположительно десятое-четырнадцатое. Имея еще адрес, указанный в медкарте, можно попытаться найти и саму молодую женщину.

– Ты думаешь, она и есть моя мать? Но я же на нее не похожа!

– Ну, во-первых, Мария Сергеевна могла и ошибиться. Во-вторых, ты можешь быть похожа на отца, что, кстати, для девочек не редкость! Я только одного не пойму. Директор вашего детского дома что, совсем не пыталась найти твоих родителей?

– Виктория Павловна? Говорит, искала. Запросы посылала. Неудачно. – Нюша невольно хмыкнула, вспомнив, как та, глядя на нее с лживой жалостью, нервно перебирала бумажки в тонкой папочке ее личного дела. Нюша успела заметить, где была эта папочка – в открытом тогда железном шкафу на полке, среди плотно стоящих таких же белых картонных папок, зияла прореха. «Словно зуба нет», – почему-то подумалось Нюше. Виктория Павловна при ней поставила папку на место, закрыла дверцы, щелкнула висячим замком. Через несколько дней, глубокой ночью, Нюша, вскрыв этот замок простой шпилькой, достала папку. Открыв ее, обомлела – листочков оказалось два. И никаких ответов ни на какие запросы…

– Понятно. Похоже, не было никаких поисков. Тогда начнем сначала. А к Марии Сергеевне я съезжу. Или нет. Поедем вместе. Даже если ничего не выясним, хотя бы попытаемся ей помочь.

– Ты дашь ей денег на памятник сыну?

– Это само собой. А еще нужно ее показать моему другу-онкологу. Вдруг есть шанс?

– Спасибо! – Нюша уже с улыбкой посмотрела на деда. Тот ласково улыбнулся в ответ.

Нюша подумала, что уже в который раз откладывает главный разговор с ним. О Марго, картинах и загадочных словах, сказанных той за ширмой в мастерской. Словах-предсказаниях, одно из которых уже сбылось. И ей, Нюше, от этого очень страшно.

Глава 5

– Темните, Виктория Павловна… С чего бы? – Александр Михайлович Амелин смотрел на директрису детского дома с легким недоумением. Ее категоричный отказ выдать ему на руки личное дело Нюши по требованию председателя опекунского совета выглядел странно. – Виктория Павловна, мотивируйте, пожалуйста, ваше нежелание помочь мне в оформлении опеки над Анной Амелиной. – Он нарочно говорил с ней официально и с прохладцей в голосе.

– Пожалуйста. Папка с личным делом Анны пропала. – Директор детдома сделала жест рукой в сторону металлического стеллажа.

Виктория уже почти не сомневалась, что ее взяла Руфина. Но не пойман – не вор. Открыто обвинять подругу пока не собиралась. Зная скрытный характер Руфины, умение замкнуться надолго в немом недоверии, холодную отстраненность на недели, а то и дольше, Виктория больше не поднимала тему пропажи. Она ждала. Содержимое папки не могло принести никакой практической пользы ее обладателю. Сведения о появлении в доме малютки Нюши были известны каждому сотруднику детского дома. Все, что касалось здоровья воспитанников, умственного и физического развития, учебы, активности, отмечалось педагогами и врачами в документах по их профилю. Сама Виктория Павловна, имея диплом психолога, в случаях усыновления или оформления опеки составляла лишь общие заключения.

– Виктория Павловна, вы заявили об этом в полицию?

– Этого еще не хватало, – грубо отрезала Вика и зло посмотрела на неродного деда Нюши. – Просто дайте мне время, и я выясню, кто из сотрудников и зачем взял эту папку. Ничего криминального в ней нет. Ребенок был подброшен неизвестным лицом на крыльцо сторожки. Сторож ее и нашел. При девочке не было ни документов, ни других вещей. Оформили ее как Анну Борисовну Королеву, дав отчество и фамилию сторожа. С его согласия.

– С ним можно поговорить?

– Он давно умер. И зачем это вам? Как будущему опекуну? – безразлично пожала плечами Виктория Павловна, внутренне насторожившись. Ох не хотелось ей, чтоб в этой истории кто-то копался! Тем более этот… названый дед!

– Это нужно не мне. Аннушка ищет своих биологических родителей. Вы, Виктория Павловна, даже не пытались их найти? Так?

– Ну, почему не пыталась? Запрашивала роддом…

– Это неправда, Виктория Павловна!

– Ну хорошо. Не искала я родителей Нюши. – Вика решила не отпираться. – Вы подумайте – зачем? Официально этим должна была заниматься милиция в то время, как девочку нашли. Они и занимались. Но сами понимаете, у них таких дел по розыску довольно много. Мать, заметьте, сама бросила ребенка. И десять лет до усыновления Анны вашим сыном не объявлялась. Знаете, какое количество матерей приходит за своими отказничками в течение первого же года их жизни? Немалое, я вам скажу. И мы стараемся им помочь вернуть ребенка. Мать Анны ее просто забыла.

– А вы уверены, что ребенка принесла к дому малютки она сама? Возможно, его похитили и подбросили. Возможно, с ней что-то случилось?

– Да бросьте, Александр Михайлович! Видимо, вы любитель детективов. В жизни все проще. – Виктории Павловне стали уже надоедать этот разговор и сам въедливый посетитель. – Извините, но у меня масса дел. Я обещаю позвонить вам, как только найдется папка с личным делом Анны. Вы с женой пока собирайте документы для опеки, проходите медицинскую комиссию. Это займет много времени, скажу вам по опыту. И еще. Просто совет педагога – отговорите Анну от поисков матери. Ее не ждет ничего, кроме боли и разочарования. Это реальность.

– Хорошо, Виктория Павловна. Я буду ждать от вас звонка. Да! Анна уже достаточно взрослый человек, чтобы самостоятельно принимать решения. Отговаривать ее бесполезно, она будет продолжать поиски. Кстати, есть результаты. – Александр Михайлович бросил короткий взгляд на директрису. «Так и есть, темнит Виктория Павловна… побледнела даже. Дело, конечно, давнее, но живых свидетелей этой истории поискать можно!» – решил он.

– До свидания, Александр Михайлович, – произнесла Виктория, поднимаясь со стула и отходя к окну.

– Всего хорошего. – Амелин уже повернулся к двери. – И последний вопрос: кто-то еще присутствовал при оформлении девочки? Из ваших сотрудников? Или, возможно, участковый милиционер?

Он с удивлением наблюдал, как меняется выражение лица директрисы. От равнодушной маски не осталось и следа, явный испуг, даже некая затравленность промелькнули во взгляде, брошенном женщиной на него. «Ну, ответьте же что-нибудь внятное!» – мысленно попросил Амелин. Ему на миг стало ее жаль – при иных обстоятельствах он не был бы с ней так безжалостно официален. Он даже признался себе, что Виктория Павловна, кроме этой внезапной жалости, вызывает в нем и другие чувства. Правда, задумываться, какие именно, времени не было…

– Да, конечно. Мы вызвали милицию, так положено. Приходил сотрудник райотдела. Но я не помню его фамилии! – Виктория Павловна медленно опустилась обратно на стул.

– Установить это не так сложно. Я этим займусь. Или в папке с личным делом Анны есть его фамилия и звание?

– Есть, конечно. Но папки нет! – отрезала она, видимо, окончательно приходя в себя.

– Советую вам, Виктория Павловна, все же ускорить поиски этих документов. Следующий визит будет уже не мой, а официальных органов, – мягко, но с угрозой произнес Амелин. – До свидания.

Амелин был зол на себя. Потому как не мог найти оправдания своей резкости. Да что уж там, напористому хамству по отношению к этой женщине. И самое главное, не мог объяснить раздражение, которое та в нем вызывала.

Он шел по коридору детского дома и удивлялся тишине. В его понимании там, где жили дети, шум и движуха, как выражалась молодежь, должны были быть всегда. Спускаясь на первый этаж по широкой старинной лестнице, он заметил быстро скрывшуюся за массивной дверью женщину. Что-то знакомое показалось ему в мелькнувшей фигуре, широкие ли плечи или полное отсутствие даже намека на талию. Он видел эту спину совсем недавно, понял сразу. «Спина» удалялась от подъезда его дома. Удалялась очень быстро. Женщина даже два раза споткнулась, торопясь и нервно оглядываясь. Ее лица в эти мгновения он не рассмотрел. Не понял и почему сам долго не заходил в подъезд, придерживая ногой открытую дверь. Словно ждал, что женщина одумается и вернется. Позже удивился: из-за чего решил, что приходила именно к нему в квартиру? И забыл о ней, только зайдя домой. Ланы не было. Подумав тогда, что они уже давно отдалились друг от друга, порой встречаясь только в общей пока постели, он быстро проглотил разогретый ужин, открыл ноутбук и погрузился в работу. На следующий день открывалась новая экспозиция в его галерее…

До сегодняшнего дня этот эпизод в памяти не возникал.

Амелин вышел из здания и направился к своей машине, которую оставил за воротами территории детского дома. На лобовом стекле, под щеткой, белел листок бумаги. «Мне нужно с вами встретиться. Это важно для Анны. Мой телефон…» – прочел он мелкий почерк. «Похоже на продолжение странной встречи. Я позвоню, конечно, но позже», – подумал, выруливая со двора на проезжую часть улицы. Он решил не откладывать визит в полицию. «Свяжусь с Бориным[1]1
  Герой романов: «Рубины для пяти сестер», «Любимые женщины клана Крестовских», «Трудные леди школы Бауман», «Тайна родной крови». – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть]. Через него добыть информацию получится гораздо быстрее», – решил Александр Михайлович, сворачивая в переулок, где располагалось здание Следственного комитета. Притормозив у шлагбаума, набрал на мобильном номер Борина.

– Леонид Иванович, приветствую! Амелин беспокоит. Нужна ваша помощь. Я у въезда, на машине. Хорошо, жду. Спасибо.

Поднимаясь по лестнице, он вспомнил свое знакомство с тогда еще молодым следователем Бориным. Более тридцати лет назад, когда ушли из дома и не вернулись его жена Люба и ее сестра Надежда, Борин прибыл из города расследовать их исчезновение. Он добился возбуждения уголовного дела, обнаружив на крыльце старого домика лесничего кровь. Экспертиза показала, что та же группа крови была у Надежды. Он повторно прочесал весь окрестный бор, попросив помощи у своего друга – командира полка. Но тогдашнее начальство Борина приказало дело закрыть, руководствуясь пошлой фразой «нет тела – нет дела»…

– Проходите, Александр Михайлович, присаживайтесь. Соболезную вам в потере сына и невестки. Чем могу помочь?

– Спасибо. Я к вам с просьбой. Четыре года назад мой сын удочерил девочку из детского дома – Анну Королеву. Ей сейчас четырнадцать. Девочка – подкидыш, без документов, отказных писем, и мать за эти годы никак себя не проявила. Я решил оформить опеку над ней и своим родным внуком Кириллом.

– Какие-то сложности?

– Пока нет, только начал собирать документы. Дело немного в другом. Анна активно ищет биологическую мать. Пока практически без результата. Вот решил ей помочь, хотя и считаю эти поиски неразумными. Сейчас я еду из детского дома – пытался получить личное дело Анны на руки. Выяснилась одна странность – оно пропало. И директор дома Виктория Павловна Соловьева, как мне показалось, совсем не хочет, чтобы папка с документами оказалась у меня. На мои вопросы о появлении девочки у них отвечает уклончиво, что-то недоговаривает. Уже уходя, я задал вопрос, кто еще присутствовал при оформлении ребенка. Например, сотрудник райотдела милиции. Тут уж она откровенно испугалась, заявив, что не помнит его имени. Леонид Иванович, сможете мне помочь быстро узнать, кто был в том районе участковым в две тысячи четвертом году? Собственно, за этим я и пришел.

– Не вопрос. – Борин уже набирал номер на мобильном. – Костя, зайди.

Пока Борин отдавал распоряжения своему сотруднику, Александр Михайлович рассматривал кабинет. «Ничего лишнего, ничего личного. Стол, стулья, сейф и шкаф. И фикус в кадке», – констатировал он.

– Почему вы не спрашиваете об аварии? – Борин пристально посмотрел на отца погибшего депутата.

– А что-то неясно? Авария не была случайной?

– Нет, Александр Михайлович. Ваш сын не справился с управлением на скользкой дороге, это так. Произошло столкновение с большегрузом. Но экспертиза обнаружила в его крови снотворное. В больших количествах. Он просто заснул за рулем.

– А у жены? У Маргариты? – Амелин ошеломленно смотрел на следователя.

– Да, у нее тоже. На этом основании возбуждено уголовное дело. Сами понимаете, ваш сын был депутатом городской думы. И обладал очень неоднозначным характером. Часто ездил без охраны, водителя, тем самым подставляя себя под удар.

– Да говорил я ему! Особенно после его конфликта с Арутюняном!

– Да, в курсе. Сейчас продолжается прокурорская проверка по депутатскому запросу вашего сына. Пока не могу сказать даже о промежуточных результатах.

– Понимаю.

– Позже вас еще вызовут на беседу к нам. Будьте к этому готовы. Да, Костя, нашел? – переключил Борин свое внимание на вошедшего сотрудника. – Спасибо. Вот, Александр Михайлович, фамилия участкового Городцов. Сергей Петрович. В том же две тысячи четвертом переведен в Москву с повышением в звании и должности. До две тысячи двенадцатого – начальник отдела по розыску пропавших без вести районного отделения полиции. Далее и по сей день – начальник этого же райотдела. Женат, трое детей. Что вы собираетесь предпринять дальше?

– Пока не знаю. Да! Нашел под щеткой на лобовом стекле. – Амелин-старший достал из кармана куртки записку и протянул Борину. – Почему-то кажется, это имеет отношение к истории появления Анны в детском доме.

– Не исключаю. Видимо, кроме самой Виктории Павловны, участкового и сторожа в курсе был еще кто-то. Тут и телефон. Связаться с этим человеком не будет лишним. Возможно, тогда пропадет необходимость встречаться с Городцовым.

– Наверное. Сегодня же позвоню. Спасибо, Леонид Иванович, за помощь.

– Обращайтесь. – Борин пожал ему руку и протянул подписанный пропуск.

Уже в машине, набирая номер, указанный в записке, Амелин вдруг понял, что Борин ни словом не обмолвился о том давнем деле об исчезновении двух сестер. Это случилось впервые за все их встречи. Ему вдруг стало невыносимо больно, что он не сможет больше ни с кем поговорить о любимой женщине. О женщине, забыть которую так и не смог.