Текст книги "Кольцо блаженной Августины"

Глава 13

Анжелика бегло просматривала новостную ленту, пока взгляд не выхватил знакомую фамилию – Дашевский. Убийству было уделено несколько строк, подробности не сообщались, оно и понятно – все в этой стране умалчивается «в интересах следствия». «Какой неожиданный поворот! И что же теперь дальше? – усмехнулась она, протягивая руку к мобильному. – Нет, пока звонить не стану, узнаю подробности, вдруг это не он приложился? Хотя мог с его-то характером!»

Она подумала, что с самого начала затея вернуться в Россию ей не нравилась. Да, она хотела встретиться с Августиной, скучая по ней там, в Торонто, среди всегда улыбающихся дамочек уже преклонного возраста. Она, Лика, была самой молодой женой, самой красивой женщиной, да к тому же русской в этой местной тусовке. А чувствовала себя чужой. Терпела, потому что… «Кем бы ты была, если бы не я!» – слишком часто напоминал ей муж, чтобы она могла забыть. Она помнила…

Лика посмотрела ссылку на источник – блог местного журналиста, прошла по ссылке и усмехнулась – город тесный, лица сплошь знакомые, вот и блогера она знает буквально с пеленок – родились они с Максимом Филоновым в одном роддоме под номером один с разницей в несколько часов. Соответственно, мамочки их еще долго поддерживали дружеские отношения, выгуливая малышей на городском бульваре и обмениваясь опытом по воспитанию чад. Но вот дружбы у Лики с Максом не случилось, ей уже в детском саду был противен этот толстый капризный мальчишка. К тому же он был ябедой. Слава богу, школы они посещали разные, но совсем не сталкиваться не получилось – скрипку терзали у одного педагога в студии при клубе речников. Так что толстые щеки и конопатый нос Макса Лика узнала сразу. К тому же фотография была явно не этого года, либо хорошо обработана в фотошопе – Макс Фил, как подписывал свои посты Филонов, выглядел лет на двадцать, этаким свежачком в голубой футболке, обтягивающей широкие плечи.

Лика набрала поиск, чисто из любопытства, и вышла на его профиль в Фейсбуке – в альбомах нашла и реальные снимки последних лет – любитель пляжей Макс Фил красовался среди пальм либо на фоне моря, но всегда в обнимку с девушками. «Не женат», – решила Лика, закрывая крышку ноутбука и беря в руки телефон.

– Мама, доброе утро. Все нормально, не волнуйся. Как море, как отдыхается? Я рада за тебя. Да, хочу спросить – ты не поддерживаешь отношения с матерью Макса Филонова? Да? Хорошо, скинь в сообщении мне номер ее телефона. Да, хочу пообщаться со старым другом, – рассмеялась она сказанной глупости – какой уж Филонов друг? – Спасибо, мамочка. Целую тебя.

Анжелика потянулась к чашке, сделала глоток и вздохнула – пока она занималась поиском информации о Максе, кофе остыл.

И дом в элитном поселке на берегу Сока, что снял по приезду муж, ей не нравился. Построенный в псевдорусском стиле, он во многом напоминал особняк Щукина в Москве, но пластиковые окна делали его нелепым и даже уродливым. Радовал лишь сад – видимо, у хозяина не поднялась рука вырубить старые яблони и вишни и засеять землю газонной травой. Кривые дорожки из тротуарной плитки петляли между деревьями, упираясь то в покосившуюся беседку, то в веревочные качели или подвешенный между стволами гамак. Сейчас весь сад был усыпан листьями. Анжелика, завернувшись в плед, выходила на высокое крыльцо, смотрела на этот желто-красный ковер и представляла, как они с Августиной, прогуливаясь, шуршат листьями. И говорят, говорят… Ох, как много хочется ей рассказать Августине! Но она даже не может сообщить, что приехала в Россию…

Набирая номер телефона Макса, Лика думала лишь о том, что ее контакты в мобильном муж пока еще не проверяет, но все профили в соцсетях были под его строгим контролем. Впрочем, она уже давно их не посещает, чтобы не вызвать очередной приступ бешенства.

…Ее любовь к Ледневу умерла. Нет, если грубее, но точнее – сдохла. Детская влюбленность, взрослея вместе с ней, оставалась все такой же наивной и слепой. И чем чаще мама настаивала, что неказистый Пашка ей не пара, тем упрямее становилась Лика в своих желаниях. А желания эти росли тоже вместе с ней. От детсадовского, когда всегда рядом: с лопаткой и ведерком в песочнице, с тарелкой каши за столиком и кроватками во время дневного сна до первого поцелуя, который непременно будет началом их долгой семейной жизни. Да, Лика берегла себя для Павлуши, не отвечая ни на чьи признания в любви. Не обращая внимания на сплетни, своими переживаниями не делилась ни с кем – кто же поймет? Вот осудить – тут да, желающие найдутся.

Ее поняла бы Августина, но именно ей Лика рассказать ничего не могла – та была предметом такого же слепого обожания Леднева. Сердце Анжелики сжималось от горя, не от ревности – что тут ревновать, когда подруга в своих грезах, в своем таком же придуманном мирке, где царствовал еще один несчастный – Лев Дашевский. Впрочем, как раз Левушка чувствовал себя комфортно, ему не было никакого дела до чувств других.

Лика поняла, что не нужна Ледневу ни в каком качестве – ни подруги, ни любовницы, ни тем более жены, на выпускном балу. Позже, вспоминая свое унижение – призналась-таки Паше, не выдержала, она клялась ему отомстить. Наказала же не его, а себя – вышла замуж за сына друзей родителей – обе семьи мечтали объединить бизнес. Цинизм происходящего поняла на свадьбе – оглядев гостей пока еще трезвым взглядом, рассмотрев внимательно раскрасневшегося довольного мужа, ужаснулась. Чувство омерзения было таким сильным, что она потянулась к бутылке шампанского. Так, с бутылкой в руках, скинув под стул белые туфли, Лика вдруг побежала к выходу из кафе. Ее душа рвалась к Ледневу, обратно в детство, в чистую наивность желаний и надежд. Она вовремя вспомнила, что тот сразу после выпускного уехал в Москву.

Тогда пьяные свои слезы Лика выплакала Августине. Глядя, как расстроилась подруга, как ошарашена ее признанием, мигом протрезвела. Нет, сбежать замуж – правильное решение. Тем более, что уже завтра они с мужем уезжают в Москву…

Анжелика уже хотела нажать отбой, но в трубке раздался хриплый голос Филонова. Она поставила телефон на громкую связь.

– Привет! Это – Лика.

– Лика? Демина?

– Да-да, ты не ослышался – Анжелика Демина. – Она улыбнулась, мысленно представив заспанную конопатую физиономию Макса. – Вот приехала ненадолго на родину.

– Давай пересечемся! Рад буду лицезреть неземную красоту подруги детства!

– Боюсь, не получится. Живу за городом, муж строгий, никуда одну не выпускает, – пожаловалась она, почти не кривя душой – встречаться с Филоновым в ее планы не входило. – Макс, я тут в твоем блоге новость прочла – вчера убили некоего Льва Дашевского, это правда?

– Ты его знала? Кто он тебе?

– Учились в одной школе. Хотелось бы подробности…

– Какие подробности, Демина? Дали по башке на какой-то съемной квартире. Вроде не ограбление. Менты роют, я-то случайно узнал…

– От кого? Кто тебе сообщил? – торопливо задала вопрос Лика. То, что у Макса Фила нет источника в полиции, как она надеялась, уже поняла.

– Агентство «обс» сообщило, – хохотнул Филонов. – Бабка у меня в этом дворе живет, в доме напротив. Сидит у окна чуть не сутками. Увидела машину следственного комитета, позвонила – она у меня продвинутая, в курсе, что блог веду. Пока ехал, уже все убрались – и следаки, и зеваки. Бабуля мне имя убиенного назвала – ради внучка на улицу выползла, пошуршала в толпе у подъезда того дома.

– Версий никаких не озвучивали?

– Что-то про бабу, которая квартиру эту снимала, шептали. Якобы любовница его. Но видели в этот день и крупного седого мужика, входящего в подъезд. Бабуля его засекла. Ты с какой целью интересуешься, а?

– Крупного? – Анжелика почувствовала страх. – А почему седого?

– Потому что волосы белые, Демина, не тупи! У бабули зрение как у орлицы!

– Она рассказала о нем полиции?

– Конечно! А ты что, кого-то подозреваешь, а? Знаешь кого-то толстого и седого? Колись, подруга. Услуга за услугу!

– Не выдумывай, Макс! Кого я могу подозревать, я недавно из Канады приехала! – взяла она себя в руки. – Просто Дашевского помню. Заметный был парень в школе.

– А, понял… Ну так как насчет свидания?

– Нет, прости…

– Ну нет, так нет. Передумаешь – звони!

Анжелика задумчиво смотрела на фотографию мужа на заставке телефона. «Крупный… но не седой! Да и не мог он! Или мог, если что-то пошло не так?» – подумала она, ощущая необъяснимое беспокойство.

Глава 14

Павел все равно не выспался, так и проворочался с боку на бок. А обычно после ночных дежурств засыпал легко, отключался на полдня, поднимаясь только к ужину. Сегодня не дали забыться беспокойные мысли.

Беспокойство имело причину, даже имя – Игорь Калашин. Друг – не друг, так, приятель… а вот возьми ж ты, влез на его, Леднева, территорию – прямиком к Августине в столовую. Да еще вел себя по-хозяйски, не смущаясь его, Павла, суровых взглядов.

Не собирался вчера он заходить с ней в квартиру, но само получилось, когда понял, что не просто смотрит Калашин на нее, а нагло пялится. Екнуло сердце, побоялся оставить их наедине, да и любопытно стало – какие такие дела могут быть у майора к Августине? И, если он, Леднев, с самыми честными намерениями (ждал столько лет!), то все ее проблемы теперь его проблемы. Значит, должен быть в курсе, поддержать, если что. Судьба их свела. Точнее, ему, Паше, ее доставила прямо на койку, хотя и больничную. Цинично, да. Зато – честно.

Он знал об Августине многое, но не все. Был период, когда выпустил ее из поля зрения. Не так часто, как ранее под окнами ошивался, закрутился с учебой, работой – денег не хватало. После смерти мамы младший брат Вадим с бабушкой жил, Павел помогал как мог. Две ставки санитара в отделении гнойной хирургии Пироговки. Насмотрелся до тошноты, но жизнь стал ценить еще больше. И как Вадьку упустил?! Видел раз в неделю, вроде ничего не замечал – учился, правда, тот на тройки, так не всем в семье быть гениями! Позже оказалось, и тройки ему ставили из жалости – сирота же, мать потерял, такая беда.

Потом и бабушка оправдывала Вадика – мол, не смог с горем справиться, вот и пристрастился…

Когда узнал, что тот колется, взбесился! Протащил по всем врачам, в клинику определил. Вытряс правду – прямо рядом со школой барыга дурь толкал. В классе еще один парень и девчонка подсели. С их родителями поймали урода, отволокли в полицию. А он сдал всю цепочку и… Дашевского!

Как не убил его сразу… перспективного ученого, как на суде потом его начальство окрестило, чуть не оправдывая…

Он, Павел Леднев, все ждал, когда же наиграется этот бабник в любовь с Августиной, когда же совершит что-то такое, что выгонит его она сама взашей! Даже когда тот с ней жить начал, думал – вот-вот … А обернулось все вот так – тюрьмой. Мечтал Павел тогда, шагая с последнего заседания суда бодро, что завтра же к Августине пойдет – с цветами и кольцом. А дома бабушка заплаканная встретила – Вадика не стало. А вскоре и ее похоронил…

Он каждый день что-то пил – сначала водку, оставшуюся от поминок, а когда закончилась, стал таскать на работе спирт. Спалил заведующий нейрохирургией. Леднев безропотно поплелся за ним в кабинет, заложит начальству – уволят! Огорелов, не сказав ни слова, подвел его к фотографии на стене – крепкие парни в белых халатах выстроились полукругом за сидевшими на стульях преподавателями. «Вот этот и этот, – он ткнул пальцем в снимок, – спились. А этого узнаешь?» Павел всмотрелся в лицо крайнего слева. «Валек?!» – изумился вслух. «Да, санитар морга Валек. А был Валентином Сергеевичем Кругловым, кандидатом медицинских наук, завотделением общей хирургии в московской клинике. Все понял, Леднев? За тебя никто впрягаться по жизни не станет, только ты сам. Иди, свободен», – он невежливо подтолкнул Пашку к выходу.

В этот же вечер он с букетом и кольцом, как задумал раньше, направлялся к дому Августины.

У входа в подъезд столкнулся с ее бывшим опекуном. Зная только фамилию – Биргер, поздоровался коротко, а тот вдруг резко остановился. «Ты, кажется, учился с Августиной, так? – задал вопрос. Павел молча кивнул в ответ. – К ней идешь? Что при параде-то? Предложение делать будешь?» Откровенная насмешка в голосе Биргера покоробила, но он вновь согласно промолчал. «Не позорься. Она ждет ребенка от Дашевского. Правда, тот ее кинул!» – Биргер быстро пошел прочь.

Букет Павел забросил в палисадник, кольцо так и осталось лежать в кармане куртки. Тогда он твердо решил, что на этом – все.

Он продержался почти шесть лет! Уезжал на стажировку в Штаты, вернулся – стал ведущим нейрохирургом. Жил один, но не монахом. Знал, что преданно любим старшей медсестрой Леночкой, но максимум, что позволял ей – кормить его печеными пирожками. Он скоро должен получить отделение в московской частной клинике, а это совсем другие деньги и перспективы. И именно в эту состоявшуюся жизнь к нему вернули Августину. Она ему пока только благодарна, да. Но вскоре обязательно поймет, что он – лучший из мужчин, что были рядом. Да и кто был-то? Дашевский? Так нет его теперь, получил свое!

Калашин, конечно, мешается. Или он себя зря накрутил? Нужно было вместе выходить от нее, но майор зачем-то задержался. Да… знать бы, зачем?

Павел бросил взгляд на мобильный – осветился экран, зуммер он отключил еще утром.

– Да, слушаю. Хорошо, скоро буду. Готовьте операционную.

Еще неделя – и станет известно, когда он переезжает в Москву. И за эту неделю должен решиться еще один вопрос – едет ли с ним Августина.

Глава 15

Лилия Модестовна проснулась к полудню, накануне выпив снотворного – после звонка Августины она, конечно, немного успокоилась, но все же мысль, что пострадала девочка именно при том свидании, на которое так торопилась, не давала забыться полноценным сном. О том, что прошлое Августины не богато на приятелей, подумала еще вчера вечером, укладываясь в постель. Лилия Модестовна выспалась, однако первым чувством было ощущение вины перед Самуилом – обещала ему присматривать за Авгушей, но уже не единожды нарушила.

Самым своим большим грехом считала глупую попытку уйти в замужество. Упустила девочку из виду, а та совершила ошибку. Хотя какая же это ошибка – рождение Мишеньки?

Своих детей у Лилии Модестовны нет и быть не могло, а она и не расстраивалась. Понимая, что выбранная профессия не позволит в полной мере насладиться материнством, была даже рада, что судьба решила за нее проблему деторождения. Ее матери в свое время выбор пришлось сделать самостоятельно. Лилия не помнила ее, сохранив на уровне ощущений лишь запах духов, что та оставила в шкафчике ванной комнаты, а отец по какой-то причине не выбросил.

…Ее отец, пианист Модест Ульянов был знаменит и беден. Семья, состоявшая из нее, Лилии, и бывшей тещи, выживала за счет умелого хозяйствования последней. Чувствуя вину за сбежавшую в новый брак с состоятельным виноградарем из Крыма, дочь, то есть мать Лили, Анна Петровна, никогда не попрекала зятя малыми деньгами, которые тот приносил в дом. Терпимо относясь к его слабости игрока, жалея лишь о том, что не может вкусно накормить внучку, купить ей новое платьице и ботиночки, сама донашивала перелицованные пальто, уже в который раз подбитые сапожником резиновые боты с кнопками на боку, в которые зимой вставляла выкроенные из старого мехового воротника стельки. Отец, возвращаясь поздно вечером, пряча взгляд, торопливо скрывался в своем кабинете, где давно уже и ел, и спал. Некогда супружескую спальню он отдал теще, в свою очередь виня себя и за проигранные немалые суммы, и за то, что не смог удержать жену. Об этом их чувстве взаимной вины Лиля не догадывалась вплоть до дня смерти бабушки, когда подслушала их тихий разговор. Как оказалось позже, прощальный – до вечера та не дожила.

Лиле тогда исполнилось семнадцать, она готовилась к выпускным экзаменам и школьному балу, горе потери быстро отошло на второй план, тем более, что она была влюблена в одноклассника, правда, без надежды на взаимность. Им был Самуил Бенц…

Сейчас она перебирала в уме всех знакомых Августины, которых знала со времен еще живого Самуила. Таковых нашлось немного, да и то ими были те, с кем она училась, плюс Дашевский. Способным навредить Авгуше она означила именно последнего, так как помнила о недетской любви девочки к нему.

Правда, был еще один паренек, Самуил как-то давно, когда Авгуша училась в младших классах, со смехом рассказал, что тот в нее влюблен: «С детского сада, представляешь, Лиль?» Улыбнулись они тогда по-доброму. Так бы и забылось, но незадолго до смерти состоялся душевный разговор, когда старый ее друг так расчувствовался, что признался в любви к ней, Лиле. Правда, рассказал с тихой грустью – случилось с ним это в далекой юности. Тут же припомнилось, что и не с ним одним – хороша тогда была Лилечка, расцвела раньше своих одноклассниц: и ножки без детской худобы, и грудки – две приятные взору округлости. Лебедь среди гадких утят… Вспомнили то время, пряча друг от друга повлажневшие глаза, Самуил вздохнул глубоко: «Вот, и Авгуша сейчас в том возрасте, тринадцать уже, а воробышек. Да еще блаженная! Знаешь, Лиля, а ведь тот мальчишка, Пашка Леднев, до сих пор страдает – она-то на него совсем не смотрит. А серьезный парень, не шалопут. Я бы такому дочку отдал, но она дурочка, в Левку Дашевского с детства влюблена», – сказал, с тоской глядя на нее. Лилия Модестовна тогда только по руке его погладила успокаивающе. Понимала – страшно было Самуилу за Августину, боялся, что обидит кто…

«Да, тот парень так от девочки ничего и не добился. Мог и зло затаить! Нет, с ним бы на встречу Августина не спешила. Все-таки – Дашевский… Мишка-то его сын, я почти уверена!» – подумала она, направляясь на кухню. Засыпав молотый кофе в турку, Лилия Модестовна посмотрела в окно – машин во дворе было мало. Мелькнула мысль, что все утренние манипуляции производит на автомате: проснулась – зарядка лежа, встала, ноги в тапки, поясок халата потуже… кухня, кофе в турку, взгляд в окно. Изо дня в день, из года в год…

«Самуил не любил Дашевского, точнее – всю его семейку. Причина мне неизвестна. И я совсем не помню Льва». – Сейчас в памяти возник лишь смутный образ высокого, плотного телосложения парня, которого она видела лишь однажды: в компании с Анжеликой и Августиной он вышагивал по променаду, обнимая за плечи обеих. Наблюдала Лилия Модестовна и последовавшую сцену: завидев на скамейке у фонтана красивую девушку, Лев тут же оставил подруг и присел с ней рядом. Девочки, обождав несколько минут, вынуждены были продолжить путь без него. Причем было ясно, что Августина расстроена, а Анжелика пытается ее утешить. Сразу возникшую в тот момент неприязнь к Дашевскому Лилия Модестовна объяснила для себя обидой за девочку, но, опаздывая в театр, быстро переключила внимание на подъехавший таксомотор, который вызвала немногим ранее. Заспешив к проезжей части, успела заметить, как Дашевский, обнимая за плечи новую знакомую, удаляется по аллее в сторону сквера.

Лилия Модестовна сняла турку с закипающим кофе с плиты, поставила на керамический кружок. Опять же по привычке подошла к окну и выглянула во двор. Незнакомая иномарка занимала парковочное место ее соседа по лестничной площадке. Лилия Модестовна ясно разглядела женщину за рулем. Она собиралась было уже отойти от окна, но задержалась – возле автомобиля остановился мужчина в форме, в котором она сразу признала местного участкового. Стекло опустилось, он что-то сказал водителю и направился к выходу со двора. Иномарка тотчас же уехала.

– Какие бдительные нынче полисмены, – произнесла Лилия Модестовна задумчиво. – Гоняют чужаков со двора.

Перелив кофе в чашку, она присела к столу, взяла мобильный. Набирая номер Августины, надеялась, что та уже дома.

Глава 16

– Деточка моя, ты сошла с ума! – Лилия Модестовна с недоверием смотрела на Августину, которая только что призналась в том, что встречалась с Дашевским. – Если бы рассказала обо всем раньше, я бы тебя просто не пустила!

Теперь Августина смотрела на нее с недоверием – мол, как вы, простите, смогли бы это сделать? Силой?

Нет, конечно, но она, Лилия Модестовна, старше, мудрее и нашла бы аргументы… «А какие, собственно? Она же так долго скрывала от меня, что Мишенька его сын! Я догадывалась, спрашивала, но она упорно отрицала. Конечно, девочка не так наивна, как в детстве, живет одна столько лет, стала бы она меня слушать? Скорее – нет!» – засомневалась она.

– За что же он тебя ударил, Августина?

– Я просила его уехать и не видеться с Мишей.

– А что, он предпринимал попытки? Просил познакомить с сыном? После стольких лет в бегах! Авгуша, детка, что-то ты мне врешь! – припечатала она, поднимаясь с дивана. – Я ухожу, не вижу смысла выслушивать очередную басню о каких-то там возникших вдруг отцовских чувствах, папашином благородстве и тому подобную чушь. Твой отец терпеть не мог этого смазливого донжуана, даже могу заверить – ненавидел его. Значит, на то были причины! Я не знаю больше ни одного человека, к которому бы Самуил относился так… эмоционально плохо!

– Что за причины, Лилия Модестовна, не скажете?

– Он прекрасно знал всю их семью. Яблоко от яблони… Однако не стоит ворошить прошлое, Авгуша… – осторожно отступила она и быстро добавила: – А жизнь доказала его правоту!

– Да… Лилия Модестовна, папа ничего вам не рассказывал о кольце?

– О каком кольце, деточка? – Лилия Модестовна присела на край дивана. Какое-то смутное воспоминание мелькнуло и тут же пропало. Нет, точно – нет, Самуил не говорил с ней ни о каком кольце!

– Я не понимаю, зачем Дашевскому это кольцо! – В голосе Августины послышалось отчаяние. – Столько лет он ошивался возле меня, клялся в любви, сделал предложение и… исчез на шесть лет! А сейчас возник вновь, отобрал это чертово кольцо, пообещав тут же уехать из города, а его убили!

– Подожди… кого убили?!

– Льва же, Лилия Модестовна! Вчера убили Дашевского, так сказал следователь!

– Калашин?

– Да… он еще другом оказался Леднева, моего одноклассника, они вчера… Впрочем, к делу это не относится. Так вы ничего не знаете об этом кольце? Папа не рассказывал вам?

– Я даже не понимаю, о чем речь, – честно призналась Лилия Модестовна, вдруг обидевшись на покойного друга. «Ах, Самуил, как же так? Не доверял, значит…» – Ей стало невыносимо горько, она едва сдержала слезы.

…Что у Самуила имеется тайна, она догадывалась. Он часто вечерами уходил куда-то, никогда не приглашая с собой ни ее, ни будущую свою жену Тасю, ее подругу. Но родители знали, где находится сын, и было ясно, уходит он из дома с их одобрения.

То, что Самуил будет ювелиром, как отец, дед и прадед, сомнений ни у кого не вызывало. Он и стал им, работая дома все в той же мастерской, но вечерние прогулки в одиночестве не прекратились и после его женитьбы на Тасе. «Ты правда не знаешь, где он бывает? – спрашивала она подругу, но та лишь улыбалась и отрицательно качала головой. – И тебе не интересно? – изумлялась Лилия Модестовна. – Вдруг у него другая женщина?» Сама понимая, что версия так себе, несостоятельная, она все же внимательно наблюдала за реакцией подруги. Но понимала, что Тася счастлива, довольна своей жизнью, и все это основывается на доверии к мужу.

Родив Августину, Тася покинула этот мир, а Лилия Модестовна вдруг растерялась – она чувствовала, что должна помочь Самуилу воспитывать дочь, но знала точно, что не справится. Более того, не хочет этого. Она боялась признаться другу в грешных таких мыслях, но тот сам все решил, наняв приходящую няню. Уходить из дома стал реже, но раз в неделю, чаще всего в понедельник, он отпускал няню, Августину приводил к ней, Лилии, а сам принимал гостей. Она думала, ему нужно развлечься, но сборище было чисто мужским, никто не пил спиртного, да и стол не изобиловал разнообразием закусок и напитков – бутерброды и легкие салаты, чай и лимонад. Узнала подробности этих встреч она случайно: однажды Августина пролила на себя целый стакан молока, Лилия Модестовна спустилась этажом ниже к ним в квартиру за чистым бельем и платьем, и пока Самуил ходил в детскую, заглянула в столовую, где расположились гости. Поздоровавшись, она тут же ретировалась – ей не понравились суровые лица мужчин и их сдержанное многоголосое приветствие.

На следующий день она пыталась заговорить об этом с Самуилом, но была остановлена строгим взглядом. «Секта», – решила она, ужаснувшись – тогда по квартирам ходили члены «Свидетелей Иеговы», несли, с ее точки зрения, полную чушь, но она забеспокоилась о друге, полтора года как потерявшем жену: человек в горе легкая добыча для религиозных мошенников…

Сейчас Лилия Модестовна вспомнила именно об этом, приплюсовав сюда сказанную вчера Августиной фразу о таинственном визитере в день смерти Самуила, затем загадочное кольцо, убийство Дашевского…

– Случайно не за этим кольцом приходили к Самуилу в день его смерти? – наугад задала она вопрос.

– Да, гость требовал его у отца. Папа был напуган, я видела. Но когда он потерял сознание, гость убежал. Не понимаю, чем оно так ценно? Даже не золото! Значит, вы тоже не в курсе…

– Ты следователю об этом госте сообщила? Ты, наверное, не помнишь этого, но Калашин в тот день был у вас!

– Я его помню, Лилия Модестовна! И утром я сказала, что кольцо отдала Льву. Но что тут важного? Если только… Оно должно быть у него! Если нет, кольцо унес убийца!

– Звони, Августина, Калашину. Расскажи о том дне. Мне странно лишь одно. Самуил покинул этот мир тринадцать лет назад. Если тому таинственному визитеру необходимо было это кольцо, почему за столько лет он ни разу не пришел к тебе?

– Потому что он вскоре попал в психиатрическую клинику, Лилия Модестовна. Гостем был старший брат Льва Борис. Я сама об этом узнала от дяди Иосифа в то время, когда начала встречаться с Дашевским. Но как раз тогда о кольце Лев не упоминал. А недавно пришел ко мне и стать требовать, чтобы отдала его ему! А я даже не поняла, о чем идет речь – все ювелирные изделия, которые остались от папы, так и лежат в сейфе в мастерской. Алла иногда надевала кое-что в театр, на вечеринки. Но крайне редко – у нее своих украшений много, Иосиф дарит ей золото к каждой знаменательной дате. А я не заглядывала в сейф годами.

– Ничего не понимаю! Откуда Лев узнал о нем? И что именно узнал? Зачем оно ему?

– Я думаю, от брата. Как-то тот был связан с папой. Он назвал его «учителем» тогда, в день смерти. Лилия Модестовна, кем был мой отец? Неужели вы ничего не замечали?

Лилия Модестовна лишь пожала плечами. «Что толку сейчас говорить девочке о моих подозрениях? Самуила нет, Дашевский мертв. Конечно, следователю о визите Бориса рассказать нужно. Мотивом убийства Льва вполне может быть и кольцо, которое его брат требовал у Самуила. Хотя в таком случае это преступление вряд ли когда-нибудь раскроют. Это же не театральная постановка, не детективный роман, а реальная жизнь», – оправдала она свое молчание.