Текст книги "Паутинки"

Паутинки
Сборник стихов
Марина Бойкова-Гальяни

© Марина Бойкова-Гальяни, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Недотрога

 
Жестоко дождь стегает по окну,
Я за стеклом, я нынче недотрога:
Ушла печаль и унесла тревогу,
Оставив равнодушия броню.
 
 
И жалость не сжимает больше грудь:
Я одинока и сильна на диво;
При встречах не шарахаюсь пугливо,
От слез твоих, ища, куда б свернуть.
 
 
И льются замороченной водой,
Дожди и слезы – в реки и озера,
Гуляет рыба, веря рыбнадзору,
Но я не верю, я сыта тобой.
 

«Горькая ягода – скудная пища…»

 
Горькая ягода – скудная пища
Для остающихся на зиму птиц.
Мне ли пернатых жалеть? Духом нища
Я не паду пред отвергнувшим ниц.
 
 
И не заплачу – ступай восвояси!
Ты ли не знаешь, как нрав мой суров?
Чувств не находишь в моей ипостаси,
Жаль для тебя мне и горсточки слов.
 
 
Для полюбившего разумом, власти
Тело не может иметь никакой.
Было, прошло. Обесценились страсти,
Нынче милей мне душевный покой.
 

Игра

 
Воздух туманом съеден,
Листьев осенних крошево,
Воздух озоном беден:
В нем ничего хорошего.
 
 
Грусть изломала тело,
Прячусь в сгорающих кленах.
Это бы тело – в дело!
Дрожать в эрогенных зонах.
 
 
Танец не мною прошен.
Бьюсь от макушки до пятки.
Кем-то мой жребий брошен:
Играть бы в любовь, не в прятки.
 

Старая изба

 
Изба, с позеленелой крышей,
Да, покосившийся забор,
И на одной петле колышет
Калитку ветер, словно вор.
 
 
Давно заброшена, но стены,
Хранят тепло минувших лет,
А провода, как будто вены,
Ждут тока, а его все нет.
 
 
Порою бомж от непогоды,
В ее стенах найдет приют,
Но нет хозяина, и годы,
Уже берут, а не дают.
 
 
Давно хозяин на погосте,
А дети в город подались.
Изба вздыхает: – Хоть бы в гости…
Но в городе другая жизнь.
 
 
Такую скорбь, и этот холод,
Представить может лишь поэт,
Увы, и он не очень молод,
Ему сродни такой сюжет.
 

«Кипело небо. Пламенем дрожа…»

 
Кипело небо. Пламенем дрожа,
Ныряло солнце в пене облаков;
Был теплый день, и лезвием ножа
Катился по березе терпкий сок.
 
 
Любовная слеза – не просто сок —
Разбужена береза, прерван сон.
И капает слеза на белый шелк,
И льется из груди счастливый вздох.
 

Беда

 
Куст сирени грустит под окном:
Опустел, прежде радостный, дом.
Только крики рассерженных баб,
Что друг другу расправой грозят.
 
 
Мать на дочку, а дочка на мать —
Разве можно сирени понять?
Нет хозяина, в доме беда,
Что ж не едет хозяин сюда?
 
 
Где-то в городе, муж обормот,
Потерявший жену, водку пьет,
Не бездействуют люди, любя:
Потерял муж хозяйки, себя.
 

Ровно в восемь

 
Замысловатые сюжеты
Мне предлагает нынче осень;
Я нарушаю все запреты,
Лишь только слышу: Ровно в восемь.
 
 
Как сладок плен твоих объятий!
Я без тебя лишь оболочка,
Преступник, жаждущий распятий…
И вновь клянусь поставить точку.
 
 
В своей зависимости вязкой
Страшней отпетой наркоманки;
Бегу к тебе, лишь звякнешь связкой
Ключей, как лакомой приманкой.
 
 
Да, вот такие вот фортели.
Моя крутнула нынче осень.
Сегодня ждёшь, в каком отеле
Меня, конечно, ровно в восемь?
 

Музе. Обречена

 
Обречена. Обручена я с той,
Что по ночам мой нежный дух тревожит,
И точит безмятежный мой покой,
Сон гонит, ум терзает, сердце гложет.
 
 
Невидимой пройдет в веселый дом,
Вдруг одиночеством смутив до боли.
О, как мне этот белый лист знаком,
И скрип пера, ее послушный воле!
 
 
Любимая, родная, посиди,
Не уходи, побудь еще немного,
Попей чайку, в окошко погляди.
Но вдаль уводит вечная дорога.
 

Затянувшаяся осень

По дорогам лужи расплескала осень,

Не шуршат от ветра мокрые листы.

Что так задержалась? – непоседу спросим, —

Может, в закоулках заблудилась ты?

Грустные лошадки мокнут в карусели,

Небо тучи морщит затяжным дождем.

В ожиданье снега парки опустели.

Ну, когда на лыжах мы с тобой пойдем?

«Что мне делать в растаяньи дней?»

 
Что мне делать в растаяньи дней?
Что мне делать в отсутствие весен?
Может, ждать приближенья зимы
В эту длинную, темную осень?
 
 
Под глазами прочитанных книг,
Паутинки натруженных мыслей,
И, мне кажется, что-то не так
В этой, мною не сыгранной, жизни.
 
 
Я гуляю у сосен в ногах:
Но с земли не достать до верхушек.
Застывают тяжелые сны
На щеках, мною смятых, подушек.
 
 
Только в грудь мне стучится зима,
Ночь снует первоцветом снежинок.
Знаю, рано еще, а сама —
Слишком сделала много ошибок.
 

Прощание

 
Осень листья роняла неслышно,
Умирали деревья в саду,
Мы прощались с тобою, так вышло,
Что не чуяло сердце беду.
 
 
Усмехнулся, стряхнул сигарету
(Душу сжала отчаянно грусть!);
Молвил: было ошибкой все это,
Я к тебе никогда не вернусь.
 

***

Я пережить любовь боюсь,

Вновь подружившись с расставаньем.

Глагол прошедший, снова грусть,

И время мчится расстояньем.

Километровые столбы

В прошедшем отмеряют годы,

И сослаганьем – снова бы —

Я все же отмела б невзгоды.

О, как любовь мне сохранить!

Разлуки поменяв на встречи,

Глагол прошедший отменить,

Что тяжким грузом лег на плечи.

Упражнение

 
Над пропастью смеюсь и плачу,
И не замаливаю грех,
Я фантазерка и чудачка —
Одна из тех.
 
 
Цветок в пыли взрастить стараюсь,
И не краснею от стыда;
В своих ошибках не раскаюсь
Я никогда.
 

«Тоска меня утюжила…»

 
Тоска меня утюжила,
Выматывая злость.
Одета черным кружевом,
Моя устала плоть.
 
 
Была я словно дерево,
Засохшее весной;
Зачем тогда поверила
Тому, кто был со мной.
 
 
Кто лил слова елейные
Лишь воздух тормоша,
Но как не разглядела я:
Его пуста душа.
 
 
Унылой вялой похоти,
Стареющий ночник,
Меня коснулся, походя,
Затрепетал… и стих.
 
 
Измелет души в крошево
Пустынный старичок,
Запрячет их неспрошенных
В секретный сундучок.
 
 
И слезы крокодиловы
Тот принесет на пир.
Не верьте старцу, милые,
Он, времени, вампир.
 

Этот запах

 
Он проник сквозь дверную щель незаметно,
И обволакивал, и ширился, и рос.
Через ноздри вошел в меня, обернулся громадой
И, взорвав мои внутренности,
Вывернул наизнанку, обнажив содержание!
Я с удивлением вглядывалась в то прекрасное,
Что таилось до сих пор.
Я с отвращением увидела свои пороки.
А еще поняла, что на восемьдесят процентов
состою из воды…
и содрогнулась.
 

Откровение актрисы

 
Моя судьба могла бы быть другою
(Кого б теперь я называла любым?)
Он был чужим, я слишком молодою,
Когда его поцеловала в губы.
 
 
Тот поцелуй, внезапно с губ слетевший,
Весне предназначался и природе.
Кто виноват, а кто тут потерпевший?
Ведь не было любви, а что-то вроде.
 
 
Вошло в привычку: не любовь, а мука —
Слова любовные заучивать пристало,
Но годы шли, и одолела скука:
Я оглянулась, а души – не стало.
 
 
И руки заломив назад до боли,
Я содрогаюсь от немых рыданий:
Зачем даны мне были только роли
Чужих страстей и не своих страданий.
 

«Море отдыхало перед бурей…»

 
Море отдыхало перед бурей,
Тихая волна шепталась с плёсом:
То баюкала его тихонько,
То тревожила одним вопросом.
 
 
Старый плёс вздыхал, не отвечая,
Может, просто, он не знал ответа.
А волна, наивная, мечтала
Навсегда соединиться с ветром.
 

Ошибки

 
Бегу по сентябрю ошибок,
Зачем нелепое «прости»,
Когда порыв мой вял и зыбок.
На память – узелки в горсти
 
 
Держу на случай, вдруг, покаюсь,
Но вот – поди, не вышел срок —
Я размахнулась… и, как стая,
Летят ошибки за порог.
 

Маме

 
Когда весна растопит старый снег,
И примет птиц, вернувшихся домой,
Я навещу последний твой ночлег:
Безмолвный холмик над живой землей.
 
 
Присяду тихо, вечный сон храня,
Твой от своих, пока земных сует:
Я знаю, мама, ты простишь меня,
Простит и бог, а я, конечно, нет.
 
 
Не верящая в бога никогда
(Рука отсохнет лоб перекрестить!),
Родная, ты молилась за меня.
Тебя он взял, меня оставил жить.
 

«Жми педали, старина…»

 
Жми педали, старина,
Жми педали.
Выпьем горькую до дна
От печали.
 
 
От меня наискосок,
Видишь, светится ларёк?
Жми педали, старина.
Жми педали.
 
 
Продавщица Нинка в ночь,
Та, косого Юрки, дочь.
Жми педали, старина,
Где педали?
 
 
Деньги где, братан, где де…
Вот попали!
Жми, братуха, на педаль.
Что? Не дали?
 
 
Нинка, дочь Косого, в долг
Отказала?
Так пропьем велосипед,
Слыш-ка, дед.
 

Ввысь

 
Над миром синеокой бездной
Шатер из миллионов лет,
И страстно хочется открытий:
Но как на всё найти ответ?
 
 
Из милых нам земных объятий
Стремимся прочь, отбросив страх,
И межпланетной пыли дорог
Нам след на наших сапогах.
 
 
И полон дух противоречий!
Вода и лава в нем слились,
Но, побеждая притяженье,
Мы бесконечно рвемся ввысь.
 

Подорожники

 
Подорожников мне напеки;
Как стемнеет, от взоров таясь,
Мы простимся с тобой у реки,
Где черемуха с вязом сплелась.
 
 
Мне в родной стороне места нет,
А в чужой стороне мне не жить,
На меня ополчился весь свет,
Есть конец, сколь веревку не вить.
 
 
Честный вор, рук в крови не мочил,
Но меня мой подставил друган,
Суд присяжных червонец всучил,
Десять лет, и этап в Магадан.
 
 
Я на волю с этапа бежал,
Чтоб в глаза другану заглянуть,
Он мне лгал и трусливо дрожал:
Понял я: друга мне не вернуть.
 
 
Черт со мной, дорогая, забудь,
По пропащему слезы не лей.
Пусть не я, а другой кто-нибудь
Вытрет ноги у этих дверей.
 
 
Подорожников мне напеки,
И прости, что тебе не сказал,
Я срубил этот вяз у реки,
Чтоб черемуху он не вязал.
 

За ягодой

 
Сбегает с горки ручеек,
Блестя на солнце.
Я дивным утром постучу
В твоё оконце.
 
 
Вставай! Разлился ясный свет
По роще дикой,
Мы в лес отправимся с тобой
За земляникой.
 
 
Уйдем вдвоем, не надо нам
Молвы бояться.
Мы будем ягоды сбирать
И целоваться.
 
 
Как горячи твои уста,
А смотришь строго.
Мы земляничный куст примнём
Совсем немного.
 
 
На край полянки увлеку,
Вон, к той берёзке.
И, опьянев, твой цвет сорву.
Ну, вытри слезки.
 

К молодости

 
Не поздно всё начать с нуля,
Но реки не вернутся вспять,
И так же крутится Земля,
А всё ж, не поздно всё начать.
 
 
Посеребрила жизнь виски,
Но не устала жить душа.
Я зажимаю боль в тиски:
Ты убиваешь без ножа!
 
 
Не оправданье зелень лет,
Весна и осень – дар и дань,
Зима и лето, тьма и свет.
Шепчу я: молодость, не рань!
 
 
Но в злобе юной, просто вдруг,
Растопчешь возраст мой, кляня —
И оборвется сердца стук.
А все же, я начну с нуля!
 

Уйду

 
Уйду, и не скажу «Прощай»,
Уйду, и не скажу «До встречи».
Что ждет меня там, ад иль рай,
Что здесь оставлю, день иль вечер.
 
 
Кто примет мой последний вздох:
Чужой, а может, очень близкий,
Уйду, и да простит мне Бог,
Я, не прощаясь, по-английски.
 
 
Обычный путь: рожденье, крик.
А жизнь – на что она похожа?
На век, и в то же время – миг,
А ты, во времени прохожий.
 
 
Вот где-то за последний час
Ещё прибавилась могила.
В моих словах печальна связь:
Всё это уж когда-то было.
 

«Сложу горой под старым клёном…»

 
Сложу горой под старым клёном
Осколки солнечного лета.
Была смешной, была влюблённой,
Была немножечко отпетой,
 
 
Безудержной, и в каждом всхлипе
Прощала жизнь, не быв прощённой,
Прощала конченое лето,
Чуть по-осеннему влюблённой.
 
 
За шорох листьев под ногами,
За мой озноб в твоих объятьях.
Любовь давно простилась с нами,
Вот только не могу понять я.
 
 
Сложу горой под старым кленом
Осколки солнечного света,
Но не вернуть любви прошедшей,
Как не сложить из листьев лета.
 

«Когда вдруг сердце станет рваться…»

 
Когда вдруг сердце станет рваться
От серых безнадежных буден,
Ссутуливших хребет мой, статься
Я променяю дом на бубен.
 
 
Богатство на колпак дурацкий.
Твою любовь на корку хлеба,
Что спрячу за потёртый лацкан
На чёрный день: вот только мне бы
 
 
Глазами эту синь тревожить,
И в рифму петь от всей души.
Еще мне, грешнице, дай боже
Раскаянья и до… грешить.
 

«Вечер спрятал солнышко в кармашек…»

 
Вечер спрятал солнышко в кармашек,
Ветер стих, и не дрожат листы,
В поле засыпающих ромашек,
Как стемнеет, прибегаешь ты.
 
 
Мы с тобой повенчаны природой.
Но война разъединяет нас.
Непогода в сердце, непогода,
Господи, дай нам хотя бы шанс.
 
 
Ранним утром барабанный бой
Призовет тебя на сборный пункт,
И не на свидание со мной,
На войну солдата повезут.
 

Пейзаж

 
Светило солнце. На реке
С волной играла стая рыб.
Сбегал под горку налегке
Ручей, дразня недвижность глыб.
 
 
Громадой серой угрожал
Пустынный берег шуму вод,
И сотни брызг поток взметал,
И падал вдруг в водоворот.
 
 
Пел торжествующий мотив,
Бурля и пенясь, водный бог.
Вставали горы на пути,
Дивясь на бешеный поток.
 

«Не бесприютная душа…»

 
Не бесприютная душа:
Любая крыша – дом,
Там, где накормят без гроша
И угостят вином.
 
 
Но душно в четырех стенах,
И, не привыкнув, рвусь.
Верна я наяву, во снах
Большому дому – Русь.
 

«Люблю я моросящий дождь…»

 
Люблю я моросящий дождь,
Люблю осеннюю усталость,
Люблю, когда меня ты ждешь.
И все по правде, как мечталось.
 
 
Люблю, чтоб тихо падал снег,
И желтый свет в окне знакомом,
Люблю я лучики у век
Твоих, когда мы вместе дома.
 
 
Мила не меньше мне весна,
По жилам кровь бежит быстрее,
Люблю я ночь сидеть без сна,
И жить, и чувствовать острее.
 
 
Еще люблю я летний день,
И ночь люблю в объятьях нежных,
И солнца жар, и листьев тень,
И ненадежность слов небрежных.
 

«Я выну сердце из груди…»

 
Я выну сердце из груди,
И разорву на сто частей.
Здесь наши разошлись пути,
За невозможное, прости,
Соленых слез не лей.
 
 
Подхватит ветер сто частей
И бросит под ноги тебе:
Ты их растопчешь поскорей,
Ведь от меня не ждешь вестей,
Кто я в твоей судьбе?
 
 
Была, ушла, оставив боль,
Другую боль взяла с собой.
Какую я сыграла роль?
А ты сыграл, какую роль,
Мне не сказав: постой?
 

Весна

 
Как маленькими солнцами-цветами
Желтеет одуванчиков костер,
Идет весна, поют над головами
Скворцы, и соловей-тапер,
 
 
Как камертон их направляет трели,
И, жмурясь от тепла, кошак ленив.
В разгаре май; качает еле-еле
Свои права, уж лету уступив.
 

О потеплении

 
Ручьем вдруг стала полная река,
Где мы с тобой купались прошлым летом,
Зарос и пруд, в осоке берега,
Гуляют вихри, в пыльный креп одеты.
 
 
Колосьев шум не слышится с полей,
С травою сорной нынче спорит ветер,
А в городах все меньше тополей,
И будто холодней на белом свете.
 
 
Об общем потеплении Земли
Идет молва, и вот зимы не стало.
А где же лето? Плещутся в пыли
Холодные закаты, и устало
 
 
Я говорю с безудержной тоской:
– Пусть будут зимы снежные с морозом,
И жарким – лето, и весна опять
Приветливой, да яростными – грозы.
 

Китай

 
Гомоном утра разорван,
Разбужен Китай в узорах
Иероглифов. Болью височной
Откликнулся ветер восточный.
 
 
Ах, здесь говорят, как пишут,
Иероглифами дышат,
Скорее всего, не земляне
Китайцы – инопланетяне.
 
 
Улитками дохлыми взвален
Шершавится дом развалин,
Истуканами весь он занят
С раскосыми злыми глазами.
 

Неизбежности

 
Я души в тебе не чаю,
И ревнуя, и любя,
Неизбежность замечаю
Женских взглядов на тебя.
 
 
Но шепчу, сама во власти
Сладких грез и тайных мук,
Что безудержнее страсти
В неизбежности разлук.
 
 
Я хожу, стихи слагаю,
Как во сне, не зная сна;
Постепенно постигаю
Неизбежность ремесла.
 
 
Не растет цветок без света,
Без тепла не годен дом.
Ах, зачем же дух поэта
Называют ремеслом?
 
 
Холод рук, озябших, грею
Я дыханьем на ветру,
Как мне жаль, что постарею
И когда-нибудь умру.
 
 
Неизбежности сердечность
Принимаю, словно дар:
Для чего кому-то вечность,
Коль угас душевный жар.
 

Отпускаю

 
Уходи, если больше не любишь!
Я без слёз отпускаю тебя;
Мне, увы, было тоже знакомо,
Каково целовать, не любя.
 
 
Унизительно знать, что срываешь
Поцелуй с нецелующих губ.
Ты, когда-то был милым и нежным,
А сегодня неловок и груб.
 
 
Прячешь взгляд, ухмыляешься хмуро,
И все время куда-то спешишь:
Я тебя отпускаю, любимый!
Мне сказать это сам не решишь.
 

Тот Новый год

 
Мне недавно припомнилось что-то,
(Это прошлого злая беда)
Как качались на люстре колготки,
На шкафу плыли мы в никуда.
 
 
Интернета тогда мы не знали,
Ведь то было полвека назад.
Молодежь нам поверит едва ли,
А узнав, удивится стократ.
 
 
И бюстгальтер с колготками рядом,
Да, твои, из сатина, трусы,
И, с тобой, пылким встретившись взглядом,
К люстре мы привязали часы.
 
 
Что же делать? О ёлке забыли,
В страсти юной не зная хлопот.
На шкафу целовались и плыли.
Так и встретили тот Новый Год.
 
 
А теперь я гадаю на гуще,
И о прошлом вздыхаю: Бог мой!
Люстру я заменила, так лучше.
Ведь тебя уж давно нет со мной.
 

«А если завтра буду я…»

 
А если завтра буду я
Одна беда, одна потеря.
Лишь дочь моя осиротеет,
И то, и то ненавсегда.
А ты? Что будешь делать ты?
Склонив главу, скорбеть ли вечно?
Но память всё же быстротечна,
Печалиться устанешь ты.
И раз в году на День Рожденья
Ты принесёшь цветы Забвенья,
В знак, что вдруг вспомнил обо мне.
 
 
А если завтра буду я,
То навсегда исчезнет солнце,
Не поглядит в мое оконце,
Которого ведь тоже нет.
А разве можно без меня
Любить, рыдать, писать поэмы,
Пред богом, преклонив колени,
Просить, и вовсе ни о чем?
Но, вдруг, в моих бумагах, роясь,
Услышать мой глубокий голос:
Не бойся! Я зову тебя.
 
 
Ведь, если завтра буду я,
То не одна, а половина
Моей души, что ж, неповинна
Я в том, что не отдам тебя.
Мне без тебя не жить и здесь,
И там мне не найти покоя.
Я заберу тебя с собою
И искуплю твои грехи.
Пройду я через муки ада,
Но буду знать ― моя награда,
Что ты прощён, и ты со мной.
 

Естественный отбор

 
На месте не стоит наука,
Без техники не жизнь, а скука.
И днём и ночью шорох шин.
Как много в городе машин!
 
 
Они нас газом едким травят,
И нас, и меньших братьев давят.
Вон птаха! Но в который раз
Водитель нажимает газ!
 
 
И бьется в судорогах птица,
И ввысь в последний раз стремится:
Побольше воздуха вдохнуть,
Но давит колесо на грудь.
 
 
Ребенок плачет: птицу жалко.
Отец ему: «Всего лишь галка».
Малыш: «Она была живой,
И вот лежит на мостовой.
 
 
Не дышит, клюв не открывает,
Такая птица не летает,
Не ест зерна, не пьет воды.
Ну, как не видишь ты беды!»
 
 
Отец сочувственно вздыхает:
Кто хочет жить, тот не зевает.
Здесь жалость это просто вздор,
Идет естественный отбор.
 

Размышления

 
Есть в математике понятье
Плюс или минус бесконечность.
Представить, как, могу ль понять я?
И у кого отнять мне вечность?
 
 
Как вдруг сужаться может разум?
Границы ль есть полету мысли?
Что, если прекратится разом
Всё сразу. Есть ли мудрость в смысле?
 
 
Как может непредел Вселенной
Сжиматься или расширяться;
Круговорот природы тленной
В квадрат ли может превращаться?
 
 
Есть тело, в нём душа и жажда
Телесных мук и наслаждений
Есть мозг: откроется однажды,
Что им владел, быть может, гений.
 
 
Для гениального всё просто:
Ни плюс, ни минус бесконечность.
Не сосчитаешь в небе звезды —
Для гения есть только вечность.
 

Ноябри

 
Я полюбила ноябри
За сырость их и сиротливость,
За тяжесть туч, за молчаливость
И неулыбчивость зари.
 
 
Как ночь длинна! Как день печален!
И ты, легко тоскою ранен,
Глядишь из мокрого окна.
В осенних лужах листья тонут
 
 
И ароматом тленья тронут
Тот воздух, что вдыхаешь ты.
А думы сладки и чисты,
Как сон прекрасного младенца.
 
 
Мне никуда уже не деться
От этой сказочной тоски.
 

В темноте аллеи

 
Ты видишь, в темноте аллеи
Луна дорожкой пробежала,
Там, дальше, за беседкой дивной
Тебя я ночью целовала.
 
 
Укрывшись под густой листвою
(Двоим свидетелей не надо)
Я плакала: то были слезы
Любви утеха и услада
 
 
Невдалеке заухал филин:
Ночные шорохи боятся
Самих себя и нас, конечно,
Но нам не страшно целоваться.
 
 
Мы поклялись друг другу ветром,
Дождём, луной и солнцем тоже.
Всем тем, что знаем, верно будет,
Но переменчивое всё же.
 

Акварель

 
Я выплеснула краски на белую бумагу,
Пытаясь акварелью нарисовать мечту.
Увы, я не художник, зато я знаю слово,
Хоть не владею кистью, но вижу красоту.
 
 
Дождливым серым утром я выхожу из дома,
Продрогший лист осенний не в силах отогреть.
Мне каждая травинка на улице знакома,
Кивает клен печальный, роняя щедро медь.
 
 
Я знаю цвет печали и знаю цвет разлуки.
Но взять какие краски, чтоб передать любовь?
А мне в ответ палитра, увидев эти муки,
Лишь подмигнула хитро: ну, что ж, попробуй вновь.
 
 
И снова на бумагу я выплеснула краски,
Мечту, пытаясь цветом изобразить точь-в-точь.
Простые акварели волшебных красок силу
Передают охотно, пытаясь мне помочь.
 

«Зачем, куда уходит чудо…»

 
Зачем, куда уходит чудо
Прикосновения и неги?
Проходит время и внезапно
Досада разрывает грудь.
 
 
Уже не хочется быть рядом,
У каждого свои проблемы,
И взгляд встречается со взглядом,
Чтоб разбежаться поскорей.
 
 
По-прежнему, всё вроде то же,
Обед готов и поцелуи:
Похоже, или не похоже
На то, что было до того.
 
 
Но почему мне так нелепо,
Как будто в чем-то провинилась?
Возьму билет до Кингисеппа,
Иль провалюсь в тар-тарары.
 
 
Сниму с себя я эту тягость:
Зачем пытать тебя собою?
Но, может, это просто слабость,
Очередная дурь моя?
 

Тля

 
Как тля мою съедает душу
Пустынный берег шумных улиц.
Была ль верна? Зачем нарушу
Я слово (данное ль ему?)
 
 
А ведь когда-то было слово
И обещаний ненадежность,
Чтоб только слышать: снова, снова.
Зачем они, коль нет меня?
 
 
Росток пробился через камень,
А у меня врос камень в сердце.
И так, и так: вода и пламень.
Но где-то жизнь, а где-то нет.
 
 
Я всё отдам, чтоб глаз не видеть
Холодных, лживых и несчастных,
Мне жаль, кого могла обидеть
Непостижимостью своей.
 
 
Я и сама могу быть лживой,
Но почему-то мне не верят.
Меня желают видеть милой
Игрушкой плюшевой своей.
 
 
Игрушка – это так забавно,
Но все ж ей место на помойке.
Всё это было б очень славно.
Не будь конец уж больно схож.
 

Букет

 
Хороших вин, букет манит
Оставить все печали.
Я в рюмку кану с головой,
И, поминай, как звали.
 
 
Вкусив с лихвою (что грешить?)
Искристого напитка,
Я с головою не в ладах
От этого избытка.
 
 
Какой там вкус, какой букет?
Подняться нет уж мочи.
Увы, упился ваш поэт
Дурманом белой ночи.
 

«В моих глазах свивают птицы гнёзда…»

 
В моих глазах свивают птицы гнёзда
Печали мутной, скорого конца.
С цветов засохших, опадают листья
Не брачного, а скорбного венца.
 
 
Приму тихонько, только дрогнут губы,
Твой приговор, и посмотрев в глаза,
Увижу холод: я тебя придумал.
Прости за то, за что прощать нельзя.