Текст книги "Созревшие плоды печали и беды"

Созревшие плоды печали и беды
Марина Дианова

© Марина Дианова, 2023

ISBN 978-5-0060-0765-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Anima

 
Ели чёрные плоды
Падают, шурша
В гранях их поймана
Дерева душа
 
 
Подниму колючее
Яблоко лесное
Жгучее, смолистое
Ребристое, простое
 

Nihil

 
Царь Итаки возвращается домой
А Итака, извините, под водой
Море плещется, белеет Кос вдали
Над Итакой проплывают корабли
 
 
Пахнет палуба сосной и янтарём
Царь Итаки воду трогает веслом
Там, под килем, мраморный уют
Рыбы яркие среди колонн снуют
 

Omnia

 
Огонь закатного солнца
сжигает окна и лица
сжигает деревья и листья
опаляет бетон и камень
 
 
Нет никакого смысла
на судьбу, приговор свой, злиться
Жребий такой же формы
каждый из шапки тянет
 

Автор жжот

 
Кто-то рукопись жжёт, уйдя за гараж
в городской квартире камина нет
в городской квартире электрический свет
в подъезде реклама разных продаж
 
 
А погода – октябрь и ранний снег
отсырели спички, горят едва
Из-под снега торчит сухая трава
из окна звучит чей-то тихий смех
 
 
Горит, горит, можно руки греть
хоть какая-то польза от этих слов
они могут красиво гореть!
 

Антигона

 
Женское право знаю одно
Семеро против Фив
Осаждённый город, брат против брата
Древний могучий мотив
 
 
Правда людская за плечами стояла
С той и с другой стороны
Но побеждённые брошены в поле
И не погребены
 
 
Победители к небу взмывают пеплом
Их костёр возносит к богам
Неудачников псы растащат и птицы
Так и надо врагам!
 
 
А кто есть кто – порешат живые
Есть и в Фивах власть и закон
– Только дуры ревут без разбору над всеми!
Антигоне бросил Креонт
 
 
Земляные ступени, кувшин и лампа, горло схвачено полотном
Но право достойно оплакать мёртвых закатывай хоть в бетон
Последнее равенство всех со всеми, в виде гумуса все равны
Но мы превратим в солончак слезами жирную землю войны
 

Античное

 
Я не бросала щит в кустах
Но я пишу стихи
Сжигаю их черновики
На берегу реки
 
 
Мой хлеб замешан не копьём
Мне медяки дают
Чтоб в бочке сталинской моей
Был хоть какой уют
 
 
И хоть я не коренья ем
Но пища дешева
Зато умею в строки я
Укладывать слова
 
 
Античных образов могу
Вагон насобирать
Но непреклонна медсестра
И мы ложимся спать
 

Археология

 
На керамическом сосуде следы от пальцев гончара
Доисторические люди в нём суп варили у костра
Мы тоже варим суп и кашу, в огонь сувая котелки
Потом найдут стоянку нашу на гриве около реки
 
 
Найдут там банки и бутылки, и прогоревший котелок
На саже отпечатки пальцев – хватали мы его за бок
Какой причудливый орнамент! – так скажут в будущем о нём
А мы, для полноты картины, почаще в поле пиво пьём
 

Астрономия, практика

 
Центр вселенной – центр парящих масс
Так говорит учебник – а может, я так читаю
Вместе с планетой сквозь темноту пролетаю
Оставляю учебник на парте и покидаю класс
 
 
Ночь. Покидаю школу, а за порогом
Млечный путь надо мной ободом колеса
Луна поддевает Марс запотевшим рогом
Звенят морозно, по-зимнему, небеса
 

Балтимор (в честь Эдгара По)

 
Туман, и влажность высока, и ветер дует сильный
И мчатся рвано облака сквозь небосвод чернильный
И сквозь погоду я иду с бутылкою вина
Как будто я уже в бреду, в пространстве злого сна
 
 
Цветёт луна над головой, искрит как головня
И звёзды мельтешат вокруг, и путают меня
Мне девятнадцать, я влюблён, и пьян как сто чертей
И с каждым огненным глотком любовь моя сильней
 
 
А утром бросит хмель меня с больною головой
И на исходе дня придёт уже другая боль
И снова будет тот же круг, в котором я один
И строки из дрожащих рук отправятся в камин
 

Барокко

 
То ли облако, то ли тополёвая крона
Что-то качается, темнее фона
Темнее неба, очерчено ровно
Это август, чёрный и синий, пошлый
Такой же как будущий такой же как прошлый
Сгореть бы этому всему дотла
Но будет осень, и уже была
 

Басё

 
Одинокий ворон на сухой ветке
Маленькая птичка в золотой клетке
За солью ходит сосед к соседке
Шифруясь как на разведке
 
 
Курю в подъезде, вопреки закону
Наблюдаю за осенью заоконной
Туманной, мрачной, кошмарно-сонной
Сквозь дождь движется силуэт тёмный
 
 
Одиночество горькое повсеместно
В каждом сердце невыносимо тесно
Разве что вином обезболить местно
А другого метода неизвестно
 

Башня молчания

 
Альгуса звали Олегом
ВерОнику – Верой
Монику – Машей
Наши – не наши
Кто, откуда – не спрашивай
Всё равно все в одном бараке
 
 
А его расстреляли за то, что латыш
Спишь?
А он литвин
Говорит сосед
А им
Разницы нет
 

Бег сквозь лес

 
Отступает снежная шапка
К полюсу! К полюсу! К полюсу!
Белые флаги зимы развешены по лесу
С веток скользят
На плечи падают мне
Это к весне
 

Бессмертие

 
Сонная одурь прошедшей зимы
Яркое солнце над грязной улицей
Будто и не было всей этой тьмы
 
 
Всё бытие обновлённо и молодо
Свет заливает пространство до края
Словно хрусталь или белое золото
 
 
Деревья дрожат на прохладном ветру
Если весна существует на свете
Значит, и я никогда не умру
 

Бессонница I

 
Смотрю в окно на пояс Ориона
Считаю звёзды около и выше
Вот новая Луна сидит на крыше
А мимо спутник пролетает сонно
 
 
Всё медленно и тихо, день не скоро
Сон не приходит, бодрствовать отвратно
Мне скучно – на Луне считаю пятна
Поменьше – кратер, а побольше – море
 
 
Сегодня праздник, ночь трезвейшей мысли
Безумие с вином запрещены
В морозном воздухе, перед лицом Луны
Глубокое молчание повисло
 

Бессонница II

 
Бессонница. Гомера не читаю
В окно смотреть предпочитаю
Там тополь, снег и облака
И месяц, тоненький пока
Показывает сквозь прореху рожки
Кофе
Просыпался на стол из чайной ложки
Три часа ночи, Час быка
Подрагивают пальцы
В дому на против окна светят жёлтым
Такие же несчастные страдальцы
Ночь коротают
Где-то воют волки
Или собаки. Нет волков у нас
Смотрю на мир как будто в первый раз
Лампадка теплится, экран сияет синим
Вокруг меня замёрзшая Россия
Холодное пространство бытия
Есть Бог, Он близок к тем, кто призывает
К тем, кто бессонницей страдает
Но утешительного сна не посылает
А почему – увы, не знаю я
 

Бока

 
У Песчанки есть бока
Как у любого хомяка
Но так упруги и круглы
Что заслужили аж стиха
 
 
Когда клубится в пышной позе
Я не могу прибегнуть к прозе!
 

Была ли ночь

 
Я не сплю, а ночь светла и полна растений новых
Бирюзовых и лиловых. Пахнет ивой из окна
Вот рождается Луна из трубы соседней крыши
И ползёт всё выше, выше, отогнав остаток сна
Серебристой светотенью покрывая всё кругом
За высокий прячась дом. Пахнет мятой и сиренью
Просыпаюсь. День давно. И была ли ночь, не знаю
Нет ночей в июне-мае. Но красиво всё равно
 

Бытовое

 
Из-под пальцев вместо музыки однообразный стук
Ударная симфония клавиатурных рук
Азбука квадратов, нулей и единиц
Как дождь по жести цокает коготками птиц
 
 
А весна всё та же – холодно и зябко
Проливаю кофе – вытираю тряпкой
Ищу на полках книги, забытые давно
Заманиваю ветер в раскрытое окно
 

Бэоби

 
Бэоби – пелись губы…
Рук касания, как вы грубы!
Руки цивилизации сомкнулись в кольцо
Ударяли меня в лицо
Ударяли, и – прореки
Кто ударил тебя сейчас?
Воды горькой реки
Из глаз
И венец из тёрна – лошара
«Председатель земного шара»!
 

В автобусе

 
По городу в автобусе я еду через пробки
Сосед мне ставит на ноги какие-то коробки
В лицо влетает сумка на повороте резком
И дачники пихают в бок гнилым доски обрезком
 
 
Водитель едет абы как, ослеп от солнца за день
Нам все гудят: «Посторонись!» – и спереди, и сзади
Осталось остановки две, и, если буду жив
Я с радостью покину наш сплочённый коллектив!
 

Ван Гог в Амстердаме
(из поэмы Человек из Брабанта)

 
Обречённый на одиночество
Скитаюсь по людным улицам
Если творчество есть пророчество
У меня ничего не получится
Недостаточно боли, слишком мало любви
Не взывай ко мне, Господи, не зови
Эти люди мелки и желчны
Вероятно, я хуже всех
Как симптомы моей болезни
Высыпает местами снег
 

В горах

 
Надо в гору идти
Но туманом окутан мир
И ступаешь на ощупь
Нет ли подъёма где
Нет ли холодного воздуха
Что с вершин
Течёт тихим ветром
К озёрной, речной воде
 

Весна в Арле
(из поэмы Человек из Брабанта)

 
Снег лежит на южных полях
Ветер ледяной рождается на горах
А потом весна, деревья буйно цветут
Как в воде отражаются в облаках
 
 
Квинтэссенция цвета, белые лепестки
В небе пляшут под ветром, уязвимы, легки
Нагибаю ветви, и цветы умирают
От прикосновения грубой руки
 

Весна внутри

 
Весна всплывает над рекой
В порывах ветра влажного
Февраль. Ловлю его рукой
 
 
Весна летит над головой
И мир весь новенький такой
Сквозь пальцы ветер южный
 
 
Весна внутри и в голове
Ловлю её в строку
И небо серое ловлю
Чтоб силы дать стиху
 

Беседа о китайской поэзии

 
Весной холодной в чайнике – вино
Закат зелёный – яшма и нефрит
Всё ценное – написано давно
И в наших жилах хмелем говорит
 
 
Созвучные слова былых времён
Тончайшая приправа для вина
– Налей стакан. Пусть полон будет он!
– Смотри! Восходит полная луна
 

Ван Гог в Сен Дени
(из поэмы Человек из Брабанта)

 
Если бы я рисовал цветок
То взял бы густую яркую краску
Чтоб с кисти на руку стекало масло
Чтоб бил с холста электрический ток
 
 
Если бы я ходил пешком
По дорожным камням бы шёл босиком
На небо смотрел бы во все глаза
Особенно если гроза
 
 
И в буйстве молний, лиловом громе
Дышал, как в собственном старом доме
И всё это было. И больше не.
И решётка в зимнем моём окне
 

Вечерняя прогулка

 
Вечер прекрасен, хотя и холодно
Апрель начался, и птицы поют
А во дворе собаки гуляют
Звёзды из лужи пьют
 
 
По временам задирают головы
И раздаётся глуховатый вой
Мы с тобой шагаем в сторону дома
С бутылкой вина под полной луной
 
 
Прекрасна молодость: немногое нужно
Просто быть, лучше – вдвоём
Голосами слегка простуженными
Словно собаки и птицы поём
 

Вечное возвращение

 
На дорогах лёд
Над домами дым
Через мокрый снег
Мы к зиме скользим
 
 
На реке туман
И леса пусты
Как рисунки тушью
Чётки и просты
 
 
Умерли цвета
Жёлтый, алый, синий
Только пустота
И прозрачность линий
 

Видение (Король Лир)

 
Безумие охватывает огнём
Оборачивается красным конём
Который входит в дверной проём
С разинутым алым ртом
 
 
Безумие это оковы льда
Висит сосульками борода
Не сдвинуться ни туда, ни сюда
И всё ближе, ближе беда
 
 
Безумие – венец из трав полевых
Грохот грозы ещё не утих
Лир – записной и прожжёный псих
Мой друг, не смотри на них
 
 
Скоро, скоро придёт конец
Падёт с седой головы венец
Кончится гибелью эта роль…
Но мясо всё так же любит соль
 

Вид с моста

 
На реке взрывают лёд
Призывают ледоход
Кто-то с берега на берег
По запретной тропке прёт
 
 
Сквозь глухую толщу льда
Пробивается вода
Эмчээсовцы довольны
Результатами труда
 

Возврата нет

 
Отпечаток злой печали на моём лице
Не пойму, чего мы ждали – будет скорбь в конце
Напоследок выпиваем горькое вино
Растворённое слезами, не пьянит оно
 
 
Острота взаимной боли, жёсткость бытия
Для меня ужасней смерти жизнь во тьме твоя
Ты уходишь дальше, дальше – черт не различить
И вернуться не поможет Ариадны нить
 

Волнение

 
Внимание: сегодня выпал снег
И дождь прошёл. И стало очень мокро
От холода внезапно постарев
Деревья слепо тычут ветви в окна
Поднялся ветер, рвущий облака
И вОлнами вздымается река
Спокойная в другое время года
Да, выпал снег – сошла с ума природа
И мы в комплекте с ней сошли с ума
Покинули осенние дома
И странствуем, забив на непогоду
 

Времён январского гриппа

 
Ничего не вижу сегодня
Не слышу звуков печали
Знаков радости не предчувствую
Не то, чтоб они не звучали
Это я себя плохо чувствую
Это у меня грипп, температура там всякая
И поэзия временно во мне поиссякла
Но живой пока, если плохо мне, а не вообще никак
Вот, даже экспромт сложился, милый такой пустяк
 

В сентябре

 
В мокром стекле – мокрый пейзаж
Нас целый день заливает водой
Хочется спать или выпить вина
Или всю ночь говорить с тобой
 
 
Усталость осенняя гасит взгляд
Горькие листья летят в темноту
И двое (но это не мы) стоят
Провожая сентябрь, над рекой на мосту
 

В Сибири лето

 
В Сибири лето – распахнуты настежь окна
Больше снег не падает с неба вроде
Отражаются молнии в чёрном асфальте мокром
Мы с тобой чинно под ручку по лужам бродим
 
 
Не садится солнце, закат и рассвет едины
Ночь наступает, но кто нам скажет об этом
Капает мелкий дождь на мои седины
Пахнет нефтью и свежим сибирским летом
 

Встреча

 
Тишина и музыка – Луна выходит к нам
Серебристо-узкая, режет крыши пополам
Там – молочно-белое, там – черным-черно
В середине я сижу, чуть правей – окно
 
 
Над рекой – факелы, поднял копья мост
Грохот воинства его достигает звёзд
Два часа – и зелень тронет неба влажные края
Роса придёт и с крыши сгонит июнь встречавшего меня
 

Выбросил компас

 
Отринув косность направлений
сквозь лес шагаю наугад
под элегантный звукоряд
капели, листьев, птичьих пений
 
 
С ветвей свисают паутинки
как тоненькие провода
беспечно талая вода
в мои вливается ботинки
 

Вышла выбросить мусор

 
Подморозило
Река сивая
Всё облезлое
Но красивое
 

Гай Монтэг, Мф. 6:28

 
Посмотрите на лилии, как они растут
Не трудятся, не прядут
Но сам Соломон
Не одевался как любая из них
 
 
Что ни строка, великолепный стих
 
 
А я и не знал
 
 
Сквозь гром и лязганье стали
В полутьме вагона метро
Эти лилии прорастали
В сердцевину, в моё нутро
 
 
И когда этот чёртов город
Станет мёртвым цветком огня
Снова ловчие выйдут в поле
И одним из них – буду я
 

Гёльдерлин

 
Явились боги Гёльдерлина
И проросли цветы из глины
Весна! Эол из Казахстана
Выводит южные ветра
И тает лёд уже с утра
 
 
Земля оттаивает вязко
И пахнет сыростью хмельной
Брожу по улицам шальной
Прохожие глядят с опаской
Смеются дети надо мной
 
 
Но голоса богов весенних
Прекрасны и зовут, зовут
Туда, где я уже не пленник
И не страшатся там огня
Горящего внутри меня
 

Глухой телефон

 
Я хочу сказать нечто важное, мне самому неявное
Странное, сильное, штормовое
Но слова рождаются дохлые, вялые
Хуже шакалиного воя
 
 
Что же делать мне – слышу прекрасное, звучное
Но работаю как телефон глухой
Найти бы мне кузнеца как в сказке
Чтоб заново выковал голос мой
 

Горькие травы

 
Что Тебе принесу, что Тебе воздам?
Вся молитва моя – тщета
Многословная пёстрая ерунда
Капает изо рта
 
 
Где же горькие травы Твои растут
Чтобы мне зажевать их ртом
Исцелённые птицы вокруг поют
Я виляю Тебе хвостом
 
 
Водопой, вожделенна Твоя вода
Как приятно живое пить
Я хочу остаться тут навсегда
Хорошо здесь, Господи, быть!
 

Гроза в городе (Ясон)

 
Пять дымчатых отростков, серых рук
Из тучи к крыше вытянулись вдруг!
В укрытие шарахаюсь, испуган
Бугрится небо, перепаханное плугом
Драконьими зубами сыпет гром
И прорастает чернота огнём!
 

Давние дела

 
Ветер приносит запахи талой воды
Птица идёт, на снегу оставляя следы
Скоро весна, деревья охвачены инеем
Мокрое небо до боли безоблачно-синее
 
 
А ты остаёшься навечно в больном январе
Помню, перчаткой махал, уходя навсегда, во дворе
Меня оставлял в одиночку бороться с весной
А сам проиграл этот призрачный сумрачный бой
 

Дао

 
Сырой и серый южный ветер
Оконца льда в снегу дырявом
Позёмка огибает вяло
К земле пристывшие предметы
 
 
Период сна: приглушены цвета
Аморфны силуэты, тИхи звуки
Но ветер с юга. С ветки снег стряхнув
Капели влажность осязают руки
 

Датчанин

 
Внезапной вспышкой память о тебе
О нашей не сложившейся судьбе
На карте – Копенгаген, боль и холод
Прости меня. Я был жесток и молод
 
 
Сырая Дания – как наш с тобой подвал
Где я тебя углём нарисовал
На штукатурке, прямо на стене
Стена, и дождь – всё до сих пор во мне
 
 
Ты говорила, стоя под дождём:
Поедем в Скандинавию вдвоём
А я стоял, предчувствуя в бреду
Твою внезапную и хищную беду
 
 
Я знаю Данию как пальцы. Пальцев пять
Тебя я продолжаю рисовать
Чем больше пью, тем правильней рисую
И, к сожалению, вернуться не рискую
 

День космонавтики

 
Я в детстве думал: космонавтом буду
Водить ракету и не мыть посуду
С обратной стороны топтать Луну
Открыть планету, даже не одну
 
 
Сейчас сижу, увы, посуду мою
А на луну ещё немного, и завою
От космонавтики остался только холод
Предельный холод межпланетных трасс
 
 
О нём не думал я, когда мне было шесть
Теперь мне двадцать-некуда-деваться
Реальность пишется коротким словом «жесть»
Мечта одна – финала бы дождаться
 

День на исходе

 
Доброе утро, последний герой
Поёт из наушников Цой
Хочется жить и безумства творить
Этой, тридцатой, весной
 
 
Мне не пятнадцать, но вечерний троллейбус
Томительно грустен, певуч
Солнце закатное окна пронзает
Глядя в прореху меж туч
 
 
Хочется жить, а вчера не хотелось
Но карпэ, карпэ диэм
Что-то пришло, и вполголоса спелось
Как ответ на вопрос: зачем
 

Диомед

 
В опьянении битвы задевший копьём Афродиту
Как фракийца, Арея вспорол и преследовал в хаосе тел
Просыпаюсь в кровати под грохот апрельской капели
Раздосадован тем, что последний удар нанести не сумел
 
 
Кто сказал бы, что алеф и бэт так пьянят, что и спирт всё равно что чаёчек
Что наследницы гимель и далет в смартфоне моём
Это стрелы, загонщики, бег через лес на пределе дыханья
Это струи вина, разрывающие чернозём
 
 
О, как я рад, что так слабо и немощно тело!
Что не виден огонь, выжигающий сердце дотла!
Это жертвенник предка Иакова, это судьба Диомеда…
 
 
Или просто весна, как обычно. Такие дела.
 

Дистанция

 
Кусает холод пальцы
Машины светят фарами
И снег ложится мягко
В ноябрьскую грязь
 
 
И разгулялся ветер
И под его ударами
Обломленные ветви
Висят, перекосясь
 
 
В карманы руки прячу:
Не весело, а больно
Жестокие забавы
У ранних томских зим
 
 
И втягиваю в плечи
Обросшую неровно
Полуседую голову:
Мороз невыносим
 

Древности (о юности)

 
Вот яблоко на письменном столе
А комната теряется во мгле
Белеет на диване чьё-то тело
Которое прикрыться не успело
Уснуло в первозданной наготе
А дух витает где-то в темноте
А на стене, прилЕплены неровно
Чернеют мрачного голландца кипарисы
Сегодня ночью было хорошо
Уже рассвет. Куривший спит в углу
Накрывшись курткой, прямо на полу
Трогательно, бездомно, тихо-тихо
На улице апрель в последних числах
Прохлада
К рассвету ночь идёт, не торопясь
Апрельский ветер по столу гуляет
И рукописи вскользь перебирает
У автора ни разу не спросясь
А автор курит на балконе
Апрельские деревья на ветру
Распространяют запах пухлых почек
И ждут, кто первый выпустит листочек
Чтоб разом всем зазеленеть к утру
А я тобой любуюсь в мягком свете
Чуть тёплых первых солнечных лучей
Изгибы тела, впадины теней
До пробужденья пять томительных часов
Проснёшься незадолго до полудня
Оденешься (хотя бы до трусов)
И – начинаем трудовые будни
 

Другу

 
Растут различные кусты, цветут различные цветы
Вокруг отменно дофига осенней красоты
Суровый ветер листья рвёт, под ноги мечет мне
И о высоком мыслю я (обычно – о фигне)
 
 
И я к тебе иду с вином, чтоб вечер скоротать
Бегу скорей, чтоб клятый дождь не зарядил опять
Хреново в осень одному, но мы с тобой – вдвоём
И влагу пламенной лозы из битых кружек пьём
 

Ездил к морю
(из поэмы Человек из Брабанта)

 
Теперь, когда я увидел море
Жизнь протекает страньше и страньше
Я – другой, не такой, как раньше
Будто духа встретил из японских историй
 
 
Море сердце украло когтистой лапой
Косточка макрели – изгиб как парус
Кроме ветра в груди ничего не осталось
Разве горсточка соли и вздох усталый
 

Забота

 
Я спал
И видел терморегулятор
Он был похож
На небольшой штурвал
И в комнату тепло не выдавал
 
 
Я всё его крутил туда-сюда
Но не теплело в доме ни на градус
От холода дрожа, я просыпаюсь
А ты без одеяла спишь, балда!
 

Зависть

 
Завидую тем, кто известен
Прижизненной славе земной
Хвалебной рокочущей лести
Жажду с немирной тоской
 
 
И боюсь отдаться иному
Тайным девственным родникам
Тлеет едко смурное слово
Превращаясь в пепел и хлам
 
 
А хотелось бы петь без оглядки
Жить и странствовать налегке
У реки разбивать палатку
О лавровом забыв венке
 

Зимние пути
(из поэмы Человек из Брабанта)

 
Во всех подробностях природу вижу я
Мороз и голод
Главная реальность
Звериного больного бытия
Цвета отчётливые в снежной белой раме
И приглушённы – в угольной пыли
Чтоб мы в многообразии могли
Увидеть то, что не сказать словами
Ночую нынче в лодочном сарае
Здесь звёзды светят через потолок
Но мне не холодно, пока я вспоминаю:
В хлеву родился Бог
 

Зимование в Сибири

 
Когда по-зимнему засветят фонари
И снег уляжется на землю белым боком
По вечерам со мною говори
О чём-нибудь серьёзном и глубоком
 
 
Другие способы застать весну живым
Здесь не работают: высокие широты
И мы премудро за столом сидим
Вино из банки заедая шпротами
 

Зрение

 
Крепкий запах настурций
лепестки розоватые
Посадить на могиле такие
будешь думать только о смерти
Листья жёсткие, листья тополя
падают, бьют по щекам
«Опомнись!
Посмотри, как сияют сосны,
как они вечны!
А настурции лгут,
лгут каждую осень…»
 

Иаков у потока Иавок

 
Не совпадая с собственной судьбой
Я вызываю Судию на бой
Заря уже как лезвие остра
Я побеждён: свихнул сустав бедра
 
 
Но знать противника я своего достоин
Скажи мне Своё имя, мощный Воин!
Что в имени тебе моём? Оно чудно
А вот твоё навек изменено
 
 
Ты боговидец, он же богоборец
Шма Исроэль, восходит солнце ввысь
Отныне чудо ты и чудотворец
Проснись!
 

Иероглиф

 
Я не умею ни воевать, ни плакать
Я не чиновник Императора Поднебесной
И не бродяга
Обыденной ручкой чернильной
Пишу, и мне интересно
Что в этот раз увидит и стерпит
Бумага
 

Изнеможение

 
Изматывает слабость, изматывает боль
Когда совсем устанешь – упасть себе позволь
Глухой удар о твёрдое, возможно – пропороть
Сумеет что-то острое твою родную плоть
Ни красоты, ни пафоса. А где их взять внизу
Вскипает тёмно-красное в мутнеющем глазу
На праздник биологии ты наконец успел
И сводит больно ноги, ох, не так уйти хотел…