Текст книги "Ловец Душ"

Сумасшедшим лучше подыгрывать. Я глубоко вздохнула, смех клокотал в горле:

– Вы имеете в виду тот самый Ловец Душ? – Я интимно наклонилась к незнакомцу и игриво подмигнула. – Тот, что спрятан в замке Мальи у ведьм?

Вот ведь философский вопрос: отчего в жизни никто никогда не находил замка Мальи? Некоторые энтузиасты, конечно, поверив в книжные небылицы, снаряжали целые походы для его поисков, некоторые потом защищали диссертации на такой благословенной теме. Ведьмы Мальи, кажется, перерождались из ведьм-утопленниц-самоубийц и получали в дар от древнего языческого бога страшную колдовскую силу. Нет, ну признайтесь мне честно, вы часто видели ведьм, готовых покончить с собой, сиганув с камнем на шее в какой-нибудь симпатичный омут? Я тоже. Ведьмы неплохо живут на деревенских харчах, перед ними преклоняются, их боятся, уважают. Что еще в жизни надо?

Незнакомцу, в отличие от меня, было не смешно, он смерил меня холодным взглядом:

– Я могу продолжить?

Я ухмыльнулась и кивнула.

– Замок находится между Заокской стороной и Тульяндией. Наш человек проводит тебя до Гиблых болот у деревни Зеленые Дубки. Когда ты выкрадешь Ловец и передашь его нашему человеку, ты станешь свободна. Я выражаюсь понятно? Ты заклинание – мы тебе жизнь.

– А он? – Я кивнула на Савкова, решив проявить небывалую щедрость в раздаче пряников. Пировать так пировать. Жить – так всем миром. – Ему смертную казнь никто не отменял.

Незнакомец молчал, похоже, в его четко разработанный план никак не вписывался приблудный маг, измученный диметриловыми наручниками.

– И еще, – я с наслаждением вытянула ноги, наступив грязным сапогом на дорогие туфли чокнутого, – я хочу расписку!

– К…к…какую расписку? – Похоже, незнакомого благодетеля наконец пробрало.

– Простую расписку, – пожала я плечами и попыталась почесать запястье, зудящее от наручника, – я, такой-то такой-то, даю расписку Наталье Игоревне Москвиной и Николаю… – Я бросила на Савкова вопросительный взгляд.

– Евстигнеевичу, – подсказал тот машинально.

– Именно, – продолжила я, – Николаю Евстигнеевичу Носкову, о, простите, Савкову, в том, что как только они найдут несуществующий предмет в сказочном замке, то сразу окажутся на свободе! Второе октября сего года и подпись.

– Я с тобой не шутки шутить приехал, – произнес незнакомец тихо и четко, аж мурашки побежали по спине, – если тебя вечером не окажется в Салатопке, то будем считать наш контракт недействительным. Ты можешь попытаться бежать, прихватив за шкирку своего мага, но вас схватят уже назавтра, и, клянусь, вы будете умолять повесить вас.

Карета остановилась, дверь моментально открылась, и в проеме появилось хмурое лицо давешнего стража. Незнакомец протянул мне жиденький кошель, а потом мы с Савковым вылезли у той же угольной шахты. С нас сняли наручники, Николай моментально выпрямился и повел плечами. У меня горели запястья. От нахлынувшей враз магии загудела голова, но как же было приятно вновь почувствовать ворожбу и увидать над черной тюремной каретой светящийся шар охранного заклятия, распространяющий нежный жасминовый аромат! Стражи оставили нам двух лошадей и поспешили обратно в город, а мы продолжали стоять на лесной дороге, пытаясь прийти в себя от потрясений последних суток.

Первым делом я заглянула в кошель и выудила оттуда пять медяков и один золотой.

– Не густо! – пробормотала я, пряча богатство обратно.

Так, теперь в Торусь! Сначала разберусь с Арсением, а потом пущусь в бега. Серпуховичи с Окией давно на ножах, поэтому там я смогу переждать некоторое время.

Мы выехали из леса на большой тракт, ведущий к Торуси. Вдалеке высились белокаменные городские стены. Под мелким дождиком уныло мокли позолоченные купола Первостепенного храма – огромного уродца, возведенного на месте городских ворот, со сквозным входом-выходом. Все лики святых угодников в нем как один напоминали лошадиную физиономию фанатичного и богобоязненного Петра XII, отца Распрекрасного. В храм поместили мощи Святого Потапа – основателя города, и у стражей появилась богоугодная причина, чтобы сдирать «пожертвования» за въезд.

К городу тянулся бесконечный поток карет, повозок и пеших. Рядом с нами по размытой дождем обочине, давно превратившейся в грязное месиво, проковыляло семейство погорельцев со всем оставшимся скарбом и целым выводком малых детей. Молнией пролетела легкая двуколка, разбрызгивая грязь, лишь в воздухе развевалась ярко-синяя лента озорной наездницы.

Налетел холодный ветер, тонкие деревца у дороги нагнули желтые макушки, по большим лужам пробежала рябь. Моя длинная коса словно змея обернулась вокруг тела.

Я оглянулась назад, посмотрела на уходящий до самого горизонта путь. Вдалеке виднелся подмытый постоянными дождями указатель – там был поворот на Салатопку. Я как сейчас представила себе узкую уродливую дорогу с глубокими колеями, заполненными до краев мутной темной водой.

– Ты куда собралась? – прохрипел Савков, увидав, что я поворачиваю к городу.

– В Торусь, – отозвалась я. – У меня там остались кое-какие делишки.

Достать Арсения, плюнуть ему в лощеную физиономию и по возможности забрать из Торусского банка свои деньги, накопленные за пять лет.

– Мы должны быть к вечеру в Салатопке, – крикнул Николай мне в спину, когда я уже ехала рядом с нагруженной картофелем подводой.

– Кто сказал? – Я, полная иронии, обернулась к нему. Синяки на лице колдуна стали практически фиолетовыми. Лошадка, почувствовав слабину, вильнула. Раздался скрежет и громкий крик:

– Куда прешь, убогая?!

Я резко развернулась, подвода уже накренилась, и мешки посыпались в грязь, завалив половину дороги. Моя лошадь шарахнулась в сторону, с визгом разбежались пешие. Кучер богатой кареты резко дернул вожжи, кони раздраженно заржали, а первый рысак попытался встать на дыбы. Какой-то старик замахнулся клюкой на мою совсем растерявшуюся кобылку, та дернулась в сторону, снова налетев на подводу.

– Черт! – разозлилась я, со всей силы натягивая поводья.

Вдалеке замелькали зеленые плащи стражей, привлеченных затором на дороге. Я резко развернулась:

– Поехали!

Торусь сутки подождет.

Мы спокойно, стараясь больше не привлекать внимания, последовали к повороту на Салатопку. Савков долго молчал, но все-таки хмыкнул:

– Ты похожа на глупую институтку.

– А я и есть глупая институтка, – огрызнулась я, – меня, так сказать, из естественной среды за шкирку выволокли.

Перед глазами проплыла картина. Высокая мамина фигура в красивом платье, ссутулившийся брат, монахиня с испуганным лицом, собирающая мои вещи в большой дорожный сундук. Только потом я узнала, что в этот день четвертовали отца за попытку переворота в стране. Бунтарь, елки-палки… Мог ли он представить, что станет с нами, если он погибнет? Брата отправили в монастырь, а мать вернулась в свой великосветский салон вздыхать о гибели мужа-героя!

Большие буквы на потрескавшемся указателе гласили: «До Салатопки 15 верст». Мы аккуратно съехали по крутому спуску. На разбухшей дороге по самые оси увязла телега. Вокруг нее охал бородатый мужичок, подгонял хлыстом ленивого мерина. Наши лошади неохотно шагали по распутице, высоко поднимая ноги, и, стоило зазеваться, старались свернуть на пропитавшееся водой поле. Посреди дороги чернела застрявшая и, очевидно, брошенная хозяевами карета, ее открытая дверца жалобно и одиноко скрипела на ветру.

От постоянно накрапывавшего дождика мой плащ окончательно промок, и я тряслась, как осенний лист.

– Эй, Носков! – позвала я обогнавшего меня Николая.

– Савков, – прохрипел он.

– Савков, скажи, какого рожна ты в музее оказался?

Мужчина молчал, но я заметила, как напряглась его спина.

– Тебе ведь не ваза нужна была, так? Что ты там искал? – Я понукнула лошадь и поравнялась с ним. Лицо Николая оставалось непроницаемым, маленькие темные глазки, не отрываясь, рассматривали грязную жижу под лошадиными копытами. – Неважно, – продолжала я монолог, даже не надеясь, что он слышит меня, – я завтра же уеду в Торусь.

Савков так резко повернулся ко мне, что от неожиданности я вздрогнула.

– Ты не поняла, что сказал тот человек? Мы должны встретиться в Салатопке с проводником, иначе нам конец.

– Хорошо, вот и встречайся на здоровье, раз так вдохновился поиском не существующих в природе объектов, – стараясь не улыбаться слишком широко и рассматривая серую дорожную даль, кивнула я.

– Замок Мальи существует, – вдруг просипел он проникновенно.

Я расплылась в издевательской улыбке:

– Да что ты?

Савков замолчал, продолжая хмуриться.

Совершенно точно, он что-то знал! В голове уже сложилась веселенькая картинка, я могла дать руку на отсечение, что абсолютно точная. Меня подставили, осудили на смертную казнь и вынудили ехать в сказочный замок. Я сопротивлялась в душе, но прекрасно понимала, что выбор у меня небогатый. Либо попытаться сбежать и до поры до времени лечь на дно, либо поднапрячься и найти Ловец, но гарантии, что останусь живой, я что-то не слышала. Я решила бежать после встречи с проводником: при первом же удобном случае такого дать деру, что только и будут поминать, как меня звали.

Салатопка встретила нас усилившимся дождем и лужами, больше похожими на озера. Крупные холодные капли плюхались на разбухшую от воды и грязи землю, барабанили по черепичной крыше постоялого двора. Рядом с конюшнями, меся сапогами конский навоз, поспешно разгружали уголь мужики. Нам навстречу с крыльца спустился закутанный в плащ пацаненок лет двенадцати, в огромных не по размеру сапогах, скорее всего отцовских, и забрал лошадей.

Большая комната с расставленными по стенам длинными лавками пахла щами и печным теплом. Пол был застелен домоткаными половиками. В окна еще попадал серый вечерний свет, но сгорбленный старичок в потрепанной тужурке уже суетливо прилеплял к подоконникам дешевые свечи.

– Любезный, – проскрежетал Савков. Старичок ничего не ответил, только бросил презрительный взгляд на грязные лужи, натекшие с нашей одежды. Тут в комнату вплыла дама, завернутая в заляпанный фартук, и приветливо кивнула.

– Нам комнату нужно, – быстро пробормотала я, – и поесть.

Запах щей дразнил. От голода у меня сводило желудок, и я громко сглатывала набегающую слюну. Женщина согласно кивнула:

– Два золотых, а комната только общая.

Мы с Савковым переглянулись. Таких денег у нас не было, да и делиться имеющимися грошами никак не хотелось.

– Ну-ка, институтка, – он подтолкнул меня в трапезную, – дай мы поговорим.

Через медленно закрывающуюся дверь я увидела, как он снимает плащ и закатывает рукава.

Что он собирается делать? Он колдовать вздумал, ведьмак нечесаный?!

Я поспешно высунула голову, хозяйка уже низко кланялась моему новому знакомому и смотрела с таким подобострастием, словно перед ней стояла особа королевских кровей. Я изумленно следила за этой сценой.

Может, он правда из тех, в смысле Распрекрасных? Я внимательнее присмотрелась к хмурому, обветренному лицу с носом картофелиной и живописными синяками. Нет, он точно не из этих, в смысле тех. Может, энергетическим шаром напугал? Я глубоко вдохнула, стараясь почувствовать колдовство, но кроме аромата щей, от которого поплыло перед глазами, ничего не различила. Как же все странно…

Я быстро прикрыла дверь. Через мгновение в заполненную народом трапезную вошел Савков. Следом вбежала хозяйка и торопливо прошмыгнула в кухню, откуда вернулась с дымящимся, пышущим жаром чугунком.

Поверьте, это были самые вкусные щи на свете: жирные, со свиной мозговой косточкой. Я со смаком ее обсасывала, не обращая внимания на презрительное фырканье худосочной особы в черном платье, сидевшей напротив меня и двумя пальчиками складывавшей на льняную салфетку рыбные косточки. Савков прихлебывал жирную юшку, не забывая закладывать в рот куски свежего хлеба. Я сладко потянулась, от ощущения сытости немножко кружилась голова.

– Слушай, Коленька, – я облокотилась на стол и зевнула, – ты скажи: отчего незнакомая баба нас кормит, поит и за ночлег ничего не просит?

Мужчина напрягся, ложка застыла рядом с блестящими от жира губами. Он поднял на меня маленькие черные глазки и буркнул:

– Я сказал, что утром приедет человек и мы расплатимся.

Я высоко подняла брови и фыркнула:

– Не верю. Попробуй еще что-нибудь соврать.

Худосочная девица замерла, прислушиваясь к нашему разговору. Мне даже показалось, что она несколько подвинулась к Николаю, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Ты должна научиться доверять мне, институтка. Иначе нам худо придется в дороге до замка.

– Доверять? – нагло оскалилась я. – Я недавно жесткий урок получила, Носков.

– Савков.

– Наплевать, – лениво махнула я рукой. – Я теперь только себе доверяю, а твоя побитая физиономия мне кажется подозрительной. У тебя слишком много тайн, ты должен научиться быть открытым передо мной. – Я хлопнула ресницами в сторону девицы, та сконфузилась и уставилась в свою тарелку.

– Ты тоже не божий одуванчик, – хмыкнул он. – Половину музеев Окии обчистила, одна икона святого угодника Протопея чего стоила.

– Мне она стоила как раз мало, – хмыкнула я, удивляясь его осведомленности.

Про пропавшую икону ходили целые легенды. Не поверите, но мне ее заказал священник крохотного прихода почти заброшенного села Морозинки. Лик находился в домовой церкви Распрекрасного, охранялся целым отрядом стражей и злющим псом. До сих пор шрамы от его острых клыков на лодыжке красуются, а в ушах хриплый лай стоит. В общем, я едва ноги унесла, правда, вместе с иконой в заплечной сумке. Заплатили за это сущие копейки, даже дорожных расходов не покрыло. Зато сколько же я получила удовольствия, читая забавные статейки в газетных листках. Все королевство решило, мол, случилось чудо – иконка, вывезенная несколько лет назад из глубинки в столицу, внезапно на прежнем месте появилась. Священник, отец Авдотий, такую слезную небылицу рассказывал, что заслушаешься. Как будто пришел к нему ночью этот самый святой Протопей и молвил: «Место мое здесь, в храме Господнем!», а утром лик на стене висел. «Чудо!» – кричали вокруг и верили. Знали бы они, сколько это «чудо» весит и сколько я потратила сил, чтобы переправить его через Оку.

– Ладно, Носков, – хмыкнула я, от сытости захотелось быть милой и щедрой.

– Савков.

– Ладно, Носков, предлагаю перемирие.

Тот хмыкнул и протянул руку, я быстро пожала ее, а потом, не стесняясь, обтерла свою ладонь о рубаху. Но когда раскрасневшаяся хозяйка поставила перед ним тарелку гречневой каши с кусочком тающего сливочного масла на верхушке горки, то все мои теплые чувства моментально испарились, осталась одна зависть. Савков, между тем, запустил в кашу большую деревянную ложку и принялся жевать.

Ночь в общей комнате на соломенном тюфяке окончательно настроила меня против новоявленного приятеля, который в это время отсыпался в отдельной спальне на хозяйской половине дома.

Черт возьми, кто же такой этот Носков, вернее Савков?!

Глава 2

Наш проводник появился ранним утром. Он в нерешительности топтался на пороге трапезной, сжимая в руках огромную черную шляпу с белыми перьями – высокий худой юноша в длинном плаще с бархатной подкладкой. Его невообразимая старомодная сабля царапала не слишком чистые полы, высокие сапоги с позолоченными, но несколько потускневшими шпорами доставали почти до колен. Весь облик новоявленного знакомого буквально дышал юностью, свежестью и наивностью.

– Спорим, это он, – я ткнула ложкой в сторону двери.

Савков неохотно обернулся и что-то нечленораздельно промычал, а потом снова накинулся на кашу. Парень заметил меня и радостно улыбнулся, будто встретил старинную приятельницу. Звеня шпорами, он пересек комнату. Жующий народ, как заколдованный, поворачивал к нему головы, мгновенно умолкая.

– Я Лулу Копытин, – выдохнул он сладким голосом, совсем непохожим на мужской.

– Ты наш проводник? – деловито поинтересовалась я, облизывая ложку. Парень неуверенно кивнул, длинные золотые волосы рассыпались по плечам. – За комнату заплатишь?

Утро пахло свежестью и непередаваемым ароматом октября, какой бывает перед самым началом настоящей осени. За ночь дороги подсохли, но в глубоких колеях плескались лужи с разноцветными островками листьев. Изредка из-за темных дождевых облаков выглядывало солнце, тогда становилось тепло и как-то особенно грустно. Если честно, я ненавидела осень. Когда лето уходило, я впадала в оглушающую меланхолию и особенно остро ощущала собственное одиночество. Я даже бросала читать в газетных листах траурные сообщения, ну знаете, такие крошечные заметки в черных рамках. Не посчитайте меня умалишенной (хотя спорить не буду, в каждом гении есть капля сумасшествия), просто, когда читаешь о чужой смерти, чувствуешь себя особенно молодой и пышущей здоровьем.

Не торопясь, мы следовали к переправе через Оку. Река разделяла Окское королевство на две части, находящиеся в самых горячих вражеских отношениях, Приокию и Заокию. Открыто о соперничестве не говорилось, но им дышало все: каждая заметка в газетных листках, каждое действие государственных пределов. Даже родственники, расселившиеся по разные стороны Оки, рано или поздно начинали презирать друг друга. До сих пор помню, как в гостиной папа хватал за жидкие вихры своего заокского кузена, когда тот пытался доказать, будто неназванная столица Заокии Вьюжный лучше Торуси.

А как уж стражьи пределы не любили друг друга – ни в сказке сказать, ни пером описать!

Недавно известный философ Лаврентий Тульянский испытал все прелести их яростного противостояния на собственной шкуре. На заокской стороне по приказу Распрекрасного ему выделили охрану, но когда приокские стражи увидали в свите Лаврентия собственных оппонентов в зеленых плащах, то отказались пропустить делегацию на свой берег и два дня мурыжили на переправе досмотрами и проверками. В результате автор гениального труда «Тонкие магические материи», дрожа от страха, перебирался через реку под покровом ночи в лодке контрабандистов. После разразившегося скандала и посрамления королевского гостеприимства главы пределов обоих берегов в унисон орали, что, мол, во всем случившемся виновато злое провидение.

– Как мы переберемся через Оку? – В мой измученный бессонной ночью мозг вонзился простуженный бас Николая.

Я моментально насторожилась. Что может быть проще? В нашем распоряжении семь мостов по всей границе Приокии, замечательные переправы с кордонами по обеим сторонам реки, которые тщательно и дотошно проверяют документы и обыскивают сумки. Опять же посмотрим на ситуацию иначе: у нас с Носковым, простите, Савковым нет сумок, впрочем, документов тоже нет!

– У меня есть грамоты для вас, – Лулу постучал по седельной сумке, потом вдруг смутился и покраснел, – для нее, – он кивнул в мою сторону. – Наташу будут звать Софья Волжская, а ты… А на тебя грамоты нет. Про тебя мне ничего не говорили.

Документы? Это хорошо, документы мне очень пригодятся, когда я скроюсь.

– Лу, а грамот на перевозку особо опасных преступников тебе не дали? – хмыкнула я.

Проводник покраснел, а Савков гаркнул:

– Не обращай на нее внимания, Москвина пытается поразить мир цинизмом прожженной мамзели, но пока демонстрирует только собственную глупость!

Я вспыхнула от ярости:

– Наверное, ты очень умный, Носков?

– Савков, – прошипел он.

– Что же ты, Коленька, не смог избежать смертного приговора? Отчего сейчас направляешься вместе со мной в несуществующий замок?! А?

– Москвина, на твоем бы месте…

– Тебе повезло, что ты не на моем месте! Не понимаю, для чего я тебя вызволяла из петли?! Похоже, это было временным помешательством!

– Замок существует, – вмешался в ссору новый знакомый. – Так говорят старинные рукописи! Каждое утро с восходом солнца он является в наш мир, но показывается только ясноокому.

Мы с Савковым замолчали и резко повернулись к Лулу.

– Ясноокому? – пробормотала я, смутившись. В горле моментально пересохло, а на душе стало особенно противно. Значит, я попала в эту переделку из-за своего дара видеть магию. О своих способностях я резонно помалкивала. Люди не любят тех, кто может больше них. Маги – тех, кто не умеет того, что они. Яснооких мало, мы не приносим вреда, но нас боятся как прокаженных!

– Так ты, Наташа, недоделка? – оскалился Николай.

– Знаешь, Носков…

– Савков!!!

– Савков… наплевать на твои слова! Благодари не Бога, а меня, что я уговорила того сумасшедшего спасти и твою жалкую жизнь! Иначе бы висела твоя тушка где-нибудь напротив городской стены!

Я отвернулась, рассматривая черное поле, пахнущее влажной землей. Одинокая желтая березка, растущая на не тронутом плугом островке, красовалась как раз посредине пахоты.

– По легенде, замок спрятан на Гиблых болотах рядом с границей, – между тем продолжал Лу. – Ясноокий должен развернуться к востоку, и когда первые лучи солнца осветят замковые стены, – лицо его приняло необычайно мечтательное выражение, – он войдет в замок через скрытую дверь, а ведьмы Мальи отдадут ему заклинание. И тогда появится Избранник Хранителей.

Повезло ребятам, что говорить, будут искать былинный замок на тридцати верстах непроходимых топей. Флаг им в руки и перо в з… в шляпу, а я в это время уже пересеку границу с Серпуховичами.

– Что твои Хранители охраняют? – нарочито небрежно хмыкнула я. На самом деле вопрос меня интересовал необычайно. Страж назвал Хранителем того сумасшедшего, схватившегося за мой рукав. Цепкий малый, ничего не скажешь, клок из рубахи выдрал. Помнится, он что-то кричал про дракона в подвале у Распрекрасного.

– Они Хранители драконов! – На юном безусом лице Лу нарисовалась горделивая торжественность.

– Драконы, значит. – Я сглотнула зарождающийся хохот. Похоже, наш проводник либо тоже чокнулся, либо просто слишком впечатлился старинными россказнями.

– Драконы! – подтвердил парень, кивнув, отчего на широкополой шляпе, словно крылья, плавно качнулись белые перья. – «Высшие существа, сошедшие на землю, чтобы править родом людским», – процитировал он Новейший Завет.

– Ты их видел когда-нибудь? – Я стала рассматривать темную нечесаную гриву своей лошадки.

– Нет, что ты, – вздохнул Лу печально, – они показываются не каждому, а лишь избранным!

– А я видела твоих драконов. – Копытин посмотрел на меня почти с восхищением. – В Королевском Музее как раз стоит один, – после секундной паузы добавила я, – за его пыльным скелетом такая дверца…

От возмущения на щеках Лулу проступили красные пятна.

– Хватит, Москвина! – рявкнул обозлившийся Савков. – Убери уже свое жало!

В нашей компании воцарилось напряженное молчание.

Хранители драконов. Чушь какая! Мне еще в институтскую бытность вдалбливали, что последнюю крылатую тварь уничтожил некий рыцарь Артур Домской, чем прославил и себя, и свой род на много поколений вперед. Помнится, пять лет назад на въезде во Вьюжный даже памятник ему поставили: медного рыцаря на огромном коне, поражающего мечом дракона, больше похожего на змею с внушительными клыками.

Хранители. Будь они неладны!

Меня интересовало другое: кому нужен старинный артефакт, превращающий любого человека в Хранителя? Если, конечно, предположить, что драконы действительно все еще существуют, то на кой черт кому-то понадобилось ими управлять? Эти твари только и занимались тем, что сжигали деревни да воровали скот. Оттого их и перебили всех.

Я обреченно вздохнула. В любом случае, люди, которые возжелали, чтобы Ловец стал их собственностью, обладают немалой властью, если смогли провернуть аферу с моим смертным приговором. Чует мое сердце – Арсений только вершина высокой пирамиды.

К вечеру мы добрались до переправы и, стоя на пригорке, смотрели на то, как путники, выезжая с Торусского тракта на застеленную деревом набережную, выстраивались в длинную очередь. На большом каменном мосту застряли три купеческие подводы, прикрытые темными кожухами. У пропускных пунктов по обеим сторонам Оки образовались заторы. Люди, ожидающие досмотра, волновались, до нас доносился возбужденный гомон. Все подъезжающие повозки притормаживали на съезде к реке, возницы с удивлением рассматривали небывалое столпотворение. По темной воде медленно проплывали торговые лодки. Причал закрыли из-за небывалой толчеи, и судам приходилось преодолевать еще шесть верст вниз по течению, чтобы разгрузиться. Недалеко от пропускного пункта образовался небольшой стихийный рыночек. Ушлые торговцы с самого утра разложили лотки. Уставшие от ожидания путники убивали время, разглядывая товары. Рядом вертелись бойкие старухи, продающие вязаные портянки и шерстяные носки. Бабки стучались в окна карет, что побогаче, и совали свои нехитрые товары в лицо незадачливым путешественникам, имевшим неосторожность выглянуть наружу.

Мы спустились к реке. Прогнившие доски набережной хлюпали под копытами лошадей, из темных щелок выпрыскивались крохотные фонтанчики грязной воды. Пахло сыростью, рыбой и жасминовыми заклинаниями розыска контрабандного вина и опиума. Мы встали в конце длинной вереницы из телег и повозок. На мосту вокруг купеческих подвод кружил страж с толстой амбарной книгой под мышкой и зеленоватым святящимся амулетом от сглаза на шее. За дородным досмотрщиком семенил худенький служка, бледный с лица и трясущийся всем телом. Он что-то страстно объяснял стражу, пытавшемуся заглянуть под кожух одной из повозок. Служка хватал его за руку, стараясь помешать, но досмотрщик, изловчившись, вытащил-таки из подводы отрез небесно-голубого бейджанского сукна и стал трясти им перед лицом побледневшего парнишки. Из позолоченной кареты, стоявшей в самом конце арестованного каравана, выскочил бородатый купец в ярком парчовом камзоле. Он взволнованно всплеснул руками, так что в воздух взметнулись длинные, почти до земли, рукава с прорезями, и заорал трубным голосом. До нас донеслись лишь обрывки крепкого мата.

– Это до самой ночи, – тяжело вздохнул Лу.

– А мы никуда не торопимся. – Я широко зевнула в кулак и покосилась в сторону рынка, непроизвольно выделяя из толпы богато одетых господ.

Один такой – в высокой собольей шапке и с красной от жары физиономией, истекающей струйками пота, – с пеной у рта торговался с бабкой, пытаясь сбить цену на вязаные узорчатым рисунком портянки. Бархатный кошель небрежно болтался на поясе, постукивая при каждом движении о толстую ногу, обтянутую полосатыми портами. Я как заколдованная пялилась на господина, а руки буквально тянулись к его бархатному кошелю. Не отрывая взгляда от жертвы, я спешилась:

– Носков, я сейчас вернусь.

– Савков!!!

– Ага.

– Ты куда собралась? – хрипло отозвался он.

Я глянула в его обветренное, темное от щетины лицо и рявкнула:

– Подержи лошадь, знакомого увидела.

Обернувшись, я поняла, что кошель, вернее, мужчина уже исчез в толпе. Раздраженно прицокнув языком, я направилась к рынку.

– Куда это она? – услышала я удивленный вопрос Лу, растворившийся в рыночном гвалте.

Над головами, покрытыми все больше дешевыми картузами, мелькнула высокая соболья шапка, потом через спины толкущихся я увидела яркий кафтан. Кошель так и болтался, едва привязанный и готовый упасть в грязное месиво. Расталкивая окружающих локтями, я целенаправленно двигалась в сторону жертвы, делая вид, что поглощена созерцанием прилавка с копчеными окороками. Поравнявшись с мужчиной, я как будто случайно навалилась на него и испуганно отскочила. Он резко обернулся и басовито возмутился:

– Куда прешь, бродяжка?! Глаза открой!

Я опустила голову пониже, не каждому хватит сил вынести взгляд ясноокого. Сама того не желая, я различала истинную природу вещей и смотрела на окружающий мир пристально и тяжело. Обычно люди не выдерживали и отворачивались, лишь бы со мной взглядом не пересечься.

– Простите, милсдарь, – кланяясь, я стала пятиться назад, – простите, засмотрелась.

Кошель приятно оттягивал карман, монетки едва слышно позвякивали где-то в его глубине. Эх, не потеряла сноровки. Я состроила испуганное лицо и скрылась за спинами.

– Чего ты тут делаешь? – На плечо легла тяжелая рука. Я так испугалась, что подпрыгнула и резко обернулась, уткнувшись носом в широкую грудь Николая.

– А, это ты? Ну напугал.

– Что ты здесь делала?

– Да говорю же, знакомого увидела, оказалось – обозналась. – Я стряхнула его руку с плеча и стала рассматривать на прилавке тончайшую батистовую сорочку с изящной вышивкой по вороту. При Савкове доставать кошель не хотелось, поэтому я щупала ткань и мялась. В это время площадь, перебивая шум и гомон, накрыл истеричный мужской вопль:

– Батюшки, кошель сперли! Люди добрые, что это такое?! Тут стражей полный переезд, не побоялись ведь!

Николай метнул на меня грозный взгляд, моментально догадавшись, кто вор.

– Уходим, – одними губами скомандовала я и поспешила к набережной.

Народ таращился на визжащего купца. Его шикарная соболья шапка свалилась в грязь, обнажая прозрачные и легкие, словно перышки, патлы. Он резко нагнулся, схватил шапку, истекающую водой, снова что-то заорал.

– Ты с ума сошла? – Савков неожиданно больно вцепился в мою руку чуть повыше локтя и потащил куда-то в сторону от вереницы карет. Подозреваю, он собирался задать мне хорошую трепку. – Мы не должны привлекать к себе внимания! Чокнулась? После тыщи музеев опуститься до уровня наглой рыночной воровки!

– Ой, – я поморщилась вырываясь, – только не надо дешевой философии! Жрать захочешь и у родного брата кусок хлеба отнимешь!

– Интересная мысль, – проворчал он мне в ухо. – А главное – такая свежая. А как же «возлюби ближнего своего, как самого себя?» – процитировал он Писание.

Батюшки, как они мне надоели. То он, то этот Лулу, и все в Главную церковную книгу за афоризмами лезут.

– Скажи-ка мне, Носков…

– Савков!

– Ай бэг ё падон, – на чистейшем ангельском пропела я, чем удивила Николая до глубины души, – Савков, – утвердительно кивнула я, – ты фонтанируешь от всепоглощающей любви к ближнему? – Он хмуро разглядывал меня, на лице заходили желваки. – Что-то не слышу заветного слова, – хмыкнула я. – Только не говори, что не считаешь людей зверьем. Лично мне добра на этой земле перепало мало. Когда я поняла, что вокруг стая, то научилась царапаться, кусаться и выть по-волчьи. Я не люблю людей и не слишком от этого страдаю.

Я легонько толкнула засмотревшуюся на яркий сарафан длиннокосую девицу. Та резво обернулась, открыв рот от возмущения, наткнулась на мой холодный взгляд и поспешно отошла в сторону. Пожав плечами, я стала крутить головой, разыскивая на набережной Копытина. Тот как сквозь землю провалился.

– А куда делся наш придурковатый Лу? – поинтересовалась я, высматривая его между вереницей карет и праздно прогуливающихся путников.

Савков, видно, приготовился прочитать мне очередную отповедь, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все нелестное обо мне, что накопилось за последние двое суток, но отчего-то промолчал. Глаза его округлились от удивления, он резко повернул в противоположную сторону и рванул, будто за ним гналась стая бешеных псов.