Текст книги "Ведьмачка"

Марина Хробот
Ведьмачка

Нина

ДЕРЕВНЯ КАШНИКОВО

Нина сидела на берегу речки-ручейка, вязала крючком ажурную кофточку и смотрела на зеленые длинные водоросли в журчащей воде. Рядом грызла травинку и плевалась в речку подружка Валя, иногда выискивая в смартфоне то погоду, то нижнее бельё, на цену которого не смотрела, дабы не расстраиваться.

Валечка, похваляясь, рассказывала о вчерашнем приезде Пашки из Пестово.

– …Он как бы к дяде Коле с покосом помочь, дядька же у него хромой, – светилась любовью Валя. – А сам весь день на наш участок смотрел, меня разглядывал. Слышь, а вечером Пашка на мобильный звякнул, я и выскочила из дома. И только дошла до сенного сарая, как он меня внутрь затянул и накинулся! Как обнял! – Она вздохнула, сдерживая дрожь в голосе. – И тут же абсолютно раздел… В секунду.

Недоверчиво покосившись на подругу, Нина задержала взгляд на ее старой кофте от спортивного костюма, надетой на футболку, под которой проступал плотный бюстгальтер.

– Прям в секунду? – съехидничала она.

– А чего там снимать-то? – Валя откинула изжеванную травинку, – сарафан у меня был, на голое тело…

Нинке было скучно. Она и в книжках об «этом» читала, и по телевизору видела и подруги все уши прожужжали, но сама она к тому, чтобы до нее дотронулся потный мужчина и елозил руками, где ни попадя, пока была не готова.

В девятнадцать лет Нинка оставалась девственницей. Такое тоже бывает. Нечасто.

А, может быть, она и не очень бы испугалась, но предложений переспать, поступало мало. С пятнадцати лет сексуальные домогательства Нина отметала враз, одним тяжелым ударом. В отместку ребята стали называть её «бочкой», хотя Нина была всего лишь высокой и плотной.

– Эй!

На берег речушки спускалась громогласно-горластая Нинкина мать. Известная скандальность мамочки также отбивала желание заняться любовью с Ниной у местных ребят.

Отвлекшись от вязания, Нина обернулась на шум съезжающего по откосу нехилого мамкиного тела.

– Нинка, подь сюда! Там твоя бабушка к нам в гости пришедши. В светлой комнате сидит, чай пьет, тебя требует.

Нинка увидела, как вздрогнула Валечка.

– Ой, Нин, – подруга быстро зашептала, жадно вглядываясь в её глаза. – Спроси у своей бабушки Полины заговор на парня, только запиши подробно.

Дряхлый, наследственный мамин сарафан предупредительно треснул от Нинкиного вздоха.

– Нельзя, Валя. Не стоит. Приворожишь, а вдруг он осточертеет?

Валечка повернулась к подружке всем телом.

– Кто? Паша? – Валька смотрела на Нину с выражением, с каким смотрят на человека, объявившего, что завтра солнце покатится в обратную сторону. – Он не может надоесть! У нас настоящая огненная страсть!

Нинкина мать попыталась затормозить и прислушаться к разговору девиц, но глина на берегу после двух дней дождей не смогла выдержать напора женского тела и осела, протащив женщину вниз, до подруг. Встав, мама отряхнула растянутую старую трикотажную юбку.

– Небогато живем, – спокойно подумала Нина.

– Здрасьте, тётя Аня, – заискивая, поздоровалась Валентина.

– Ой, йе! Блин! Упала! И тебе, Валька, не хворать. – Тётка Анна сняла с юбки налипший репейник и хитро сощурилась. – Валь, а не тот это Пашка, что Зинке, что живёт в соседской Малиновке, мальчонку сделал?

Зарозовев, Валентина со скромной гордостью согласилась:

– Да, он любую уломает.

– Да ты сама кого хочешь… – Тётка Анна безнадежно махнула загорелой рукой. – Так я его сейчас с твоим братом видела около автолавки, они литр спирта взяли.

Подскочив, Валентина, отряхнула спортивные штаны и, уже отстраненно помахав Нинке, побежала к деревне, крикнув напоследок:

– Про мою просьбу не забудь!

Мать встала над дочерью.

– Ну что? Идешь или опять бабку боишься?

Нина встала и взглянула в чистую проточную воду речушки.

– Иду, мам. А ты питерцам в третьем доме молоко снесла?

Как же ей сейчас хотелось уйти подальше от собственного дома и засесть у кого-нибудь в гостях до тех пор, пока бабушка Полина, упившись чаю, не соберется к себе, в соседнюю деревню.

Голос матери отвлек от мечтаний.

– Нинка! Скольки можно увиливать, твою мать? Это, между прочим, мать твоего отца. Царствие ему небесное. – Анна перекрестилась, и в подмышках плотной футболки белесо мелькнули полукружья, вытравленные потом и стирками. – Твоя порода! Иди и разбирайся!

Нина не стала напоминать, что не она сама выбирала себе папу, как и всех остальных родственников. Она повернулась к откосу и неуклюже принялась забираться по скользкой сочной траве наверх. Толстая попа настойчиво тянула вниз, но Нина справилась.

Мать по пути во весь голос спрашивала о похождениях подружки Валечки, но Нинка не отвечала. Ей не хотелось идти домой. При встречах бабушка всегда заглядывала ей в глаза, и чего-то ждала. А Нина пока ожиданий не оправдывала.

В пятом классе, когда Ниночка ещё не вымахала выше своих сверстниц и мальчишек, её обижали в школе – отбирали пирожки и новые яркие тетрадки, ставили подножки, и она с грохотом падала на дощатый школьный пол. А одноклассница Даша, невзлюбившая Ниночку именно в том году, даже выстригли несколько прядей волос, завидуя их золотому цвету и кудрявости.

Измывательства продолжались весь сентябрь. С Ниной никто не дружил, только иногда за неё огрызалась с девочками Валя, живущая через дом от Нины.

Не умея защищаться, Нина только плакала и жаловалась маме. Отца, надёжного заступника, давно не было, и мама пошла «поговорить» с коробкой конфет к директрисе школы. Но та, молоденькая и самоуверенная, больше была заинтересована в учениках, среди родителей которых числились: участковый, заведующая магазином и фермер, ежесубботне доставляющий ей на дом три литра молока.

Нравоучительным тоном директриса, объяснила Анне, насколько важно не вмешиваться во взаимоотношения сверстников.

– Пусть разбираются сами! – стучала она шариковой ручкой по желтому, ещё советскому лакированному столу. – Анна, если ты будешь защищать дочку в этом возрасте – никогда она не станет полноценной личностью!

– Не защищать ребёнка одиннадцати лет? – Встав так резко, что стул на железных ножках опрокинулся, Анна прихватила с пола пакет с продуктами и, входя из кабинетика сельской школы, обернулась: – Ты чего боишься в жизни? Нищеты, одиночества или травмы?

Секунд пять подумав, директриса тоже встала из-за стола.

– Ты мне угрожаешь? Ты, – директриса чуть не сплюнула в сторону, показывая презрение. – Заведующая деревенской почтой, размером с почтовую открытку? Чего я боюсь? Да ничего кроме, как состариться в одиночестве, как ты!

– Я ещё не старая, – крикнула Анна, прежде, чем захлопнула за собой кабинетную дверь.

В тот же день Анна, прихватив зарёванную, с синяком под глазом и обстриженными местами волосами Ниночку, пришла к свекрови в деревню Бабино за помощью.

За травяным чаем с принесёнными кексами и вареньем, бабуля внимательно слушала невестку и гладила по голове внучку, отчего у Нины разболелась голова.

– Лады, Аня. Веди Нинку домой, укладывай спать, а я сейчас позвоню участковому Гришке… и остальным.

Провожая на крыльцо Анну и Нину, она неожиданно дала болезненный подзатыльник внучке.

– Не бойся никого, кроме дураков, и бейся до последнего, иначе я перестану тебя любить.

Это было в пятницу, после уроков.

А рано утром в понедельник, директриса стучалась в окно дома Анны.

– Анна! Анна! Извините, не знаю вашего отчества! Анна, выйдите, пожалуйста!

Зевая и поправляя плащ на ночнушке, Анна вышла на крыльцо. Директриса стояла в платье с длинными рукавами и с платком на голове, завязанном по-деревенски.

– Анна, пусть ваша девочка приходит в школу и не боится. Я провела воспитательную работу с детьми и её больше не будут обижать.

– Понятно, – снова зевнула Анна. – Это с тобой провели воспитательную работу. А чего лицо прячешь? Сыпь у тебя или пятна?

– Пятна, – призналась директриса. – По лицу, по рукам и по груди. Не знаю, чем мазать.

– Свекровкина работа, – призналась Анна. – Ничем не мажь, само пройдёт, я тебя простила.

Анна ушла в дом, а директриса побрела в школу. Новенькая в Кашникове, она до пятницы не знала, кто такая бабушка Нины, Полина Анатольевна. А её считали ведьмачкой. Пятна прошли через день.

В понедельник сын участкового, Кирюха на перемене просил прощение у Нины за подножки, которые ей ставил просто так, из вредности. Одноклассница Даша ревмя ревела, сидя дома и вычёсывая из головы клочки волос. Её привела в дом Анны мать, заставила просить прощение у Нины и подарила комплект постельного белья.

Популярности Ниночке этот инцидент не прибавил, от неё стали шарахаться. И только к одиннадцатому классу стали осторожно дружить и приглашать на дни рождения.

* * *

Сегодня бабушка Полина сидела в гостях за большим столом в комнате и ждала. Была она редкой женщиной. Высокая, худая, с большой бородавкой на подбородке, с властным характером и таинственным влиянием на всех женщин Боровичевского района.

– Пришла, – выдохнула бабка и сощурила глаз. Бородавка на сморщенном подбородке поехала вверх.

Моментально испугавшись, Нинка покосилась на молчащую у порога мать и быстро заговорила:

– Мне, бабуля, пришло распределение после мед училища в Боровичи, в Новгороде места не было.

Старуха остро взглянула на единственную дылду-внучку, на горластую и не самую умную невестку… Не нравились ей на стенах обои в мелкий цветок, цветочки сливались в сиреневые пятна. Большие портреты-фотографии в рамках смотрелись мутно, но она наизусть знала, где лица родителей Анны, а где портрет её ненаглядного сына Серёженьки, погибшего пятнадцать лет на Дальнем Востоке. Он поехал в командировку – с браконьерами бороться. Браконьеров посадили, а Серёженьку не вернешь, застрелили из ружья.

Зато внучка Нинка вся в сына – умная и красивая.

– Медицина – это неплохо. Нам это близко… – Бабка Полина проморгалась, и цветочки на обоях проявились заново. – Но ты особо от трав не отходи. Когда едешь?

Нинка посмотрела на темные православные образа над телевизором.

– Послезавтра.

Бабка вздохнула.

– Чего, спрашивается, я сюда пришедши? – спросила она у себя самой. – А! Объясняю. Мне показалось, что тёмность какая-то над тобой образовалась, сердце у меня как пузырём замкнуло, вроде ты в город поедешь и там… Но Бог с тобой. В Боровичи, говоришь? Ладно, езжай… Случится там что-то… не знаю. Но лучше судьбе не сопротивляться! Танк плевком не испугаешь!

И она застучала темным скрюченным, со слоящимся ногтем пальцем по столу. От стука подскочили пустые чашки. Мать вздрогнула.

– Я всегда стараюсь ни с кем не конфликтовать, всегда терплю… – начала объясняться Нина.

Бабка ее не слушала. Тяжело встала, подхватила клюку.

– А вот терпеть не надо, это совсем другой случай. Борись за себя, внученька… Анька, где малинишное варенье, что ты в этом году сварила? Ложь две банки в сумку. И до конца деревни меня проводишь, а то ноги плохо ходят.

Нинка, не очень верующая в Бога, на всякий случай перекрестилась на образа над телевизором.

А Валя все-таки упросила бабку Полину приворожить к ней Пашку. Приходила три раза, плакала и говорила, что её жизнь будет испорчена, если Пашенька вернется от нее к Зинке в Малиновку.

– Не самый лучший парень этот твой Пашка, и ребёнок у него хороший, – устало говорила Полина. – Да и глупости всё это, с заговорами. Заговоры не на Пашку или Машку делаются, а для себя, для уверенности.

– Нет, он самый лучший! – настаивала, не слушая ведьмачку, Валентина.

– Хорошо, – бабка Полина чуть хлопнула темной ладонью по столу. – Помогу я тебе. Только обещай, что если пройдет твоя «любовь навеки», ты никого не вини, кроме себя. Теперь запоминай, что делать, и не перепутай.

Иван

МОСКВА

Полгода каждый день, идя с работы на съемную квартиру, Ваня с боязнью ожидал, что Нади там не будет. Иногда она, действительно, задерживалась у родителей или у подруги. Но ненадолго и Ваня радостно ее встречал.

Конечно, он не набрасывался на нее с объятьями и поцелуями и уж тем более не тащил в постель. Такого обращения Надежда не терпела. Но он мог хотя бы напоить ее чаем и прилечь рядом на кровати. Естественно, не дотрагиваясь до вожделенного тела, зато вдосталь им любуясь.

Высокая и аппетитная Наденька ложилась на широкую кровать в короткой шелковой «комбинашке» на тонких бретельках и Иван замирал от счастья, разглядывал её бёдра и выставленный бок, круто уходящий вниз, к талии. Большая грудь при движении дразнила показавшимися тёмными сосками. Но, как только Иван тянул руку, тут же слышал недовольное Наденькино: «Не надо!» и отступал, истекая желанием.

Сам Ваня был невысок и не обладал ни непомерно широкими плечами, ни перенакаченными ногами. Его внешние данные не шли ни в какое сравнение с красавцами с телеэкрана и интернета. Хотя мама с бабушкой считали, что Ваня один из самых интересных мужчин, и даже его усы, которые Надя в минуты ссор называла мужицко-деревенскими, казались им мужественными.

Влюбился он в Надежду с первого взгляда на студенческой вечеринке на дне Студента. Сразу же увёз к себе в гости и целых три дня терпел, ждал снисхождения.

С сексом у Вани и Нади начались проблемы месяца три назад. Он случался все реже, и был все более равнодушным со стороны Наденьки. Зато хозяйкой она являлась прекрасной. С утра до вечера убирала их однокомнатную съёмную квартирку, готовила много и вкусно, бегала по распродажам, покупая им обоим одежду.

Иногда они ездили то к ее, то к его родственникам, ходили в кино. Изредка выбирались на шашлыки со знакомыми. В общем, всё как у всех, и его, Ванечку, такая жизнь устраивала. Даже холодность Надежды не пугала.

До знакомства с Надей, Ваню воспитывали мама и бабушка. Они вылили на него такой объем нерастраченной любви, что ему пока хватало.

А Наденьки, когда он вернулся в среду с работы, все-таки дома не оказалось. И ее вещей тоже. Правда, она забыла домашние тапочки, зубную щетку и початую пачку гигиенических прокладок, но вряд ли этот «бабский» набор был оставлен как повод к возвращению.

Стыдясь сам себя, Ваня набрал сначала номер родителей Наденьки, и они, заминаясь и извиняясь, врали ему в телефонную трубку, что и не представляют, где сейчас дочь. Зная, что именно родители были против женитьбы Нади и Вани, считая жениха бесперспективным, он больше им не звонил.

Следующими по списку оказались две приятельницы Нади. Одна, сославшись на занятость, не стала разговаривать совсем. Зато Алла, между друзьями-знакомыми, называемая Алка-давалка, тут же пригласила Ванечку к себе.

– Покупаешь коньячка – литр, деликатесик типа сыровяленой колбаски и сыр с синей плесенью, с зеленой не бери, она пахнет по-другому. Фруктиков, типа виноградика, апельсинчика и авкадика, и ко мне. Жду тебя, Ванька.

* * *

Купив все, что было заказано, Иван через час стоял под дверью Аллы и жал на звонок.

– Ой, ты мой хорошенький, – прямо с порога засюсюкала Алла и полезла целоваться. Было видно, что выпила она не одну рюмку. – Проходи в столовую, я там пропиваю своего Вадика.

На Алле красовался ажурный пеньюар, практически не прикрывавший ни плоскую грудь, ни худые длинные ноги. Алла никогда не была во вкусе Вани и эротических эмоций не вызывала. Но сейчас она была ему необходима как источник информации и как жилетка для жалоб.

– Почему одна, без Вадика? – не понял он, передавая Алле пакеты с едой. – Поругались, что ли?

– Вань, ну ты вообще, самый наивный человек, которого я видела. – Алла недобро рассмеялась. – Вадька мой жениться надумал. У него программа такая – заработать к тридцати годам первые сто тысяч евро и жениться.

– Слегка догадываюсь, что женится он не на тебе, – все еще не понимая, к чему идёт речь, посочувствовал Ваня и прошел в комнату.

Съёмная квартира Аллы была типичным жилищем женщины, за которую платят мужчины. Косметический ремонт, лучшая сантехника и современная мебель.

Распаковывая продукты, и тут же сервируя стол, нарезая закуску в авангардные тарелки, Алла прищелкивала языком и покачивала головой, всем видом показывая, насколько Ваня наивен.

– В упор ничего не видишь. Нет, он не на мне! Он на твоей Надьке женится! Они уже три месяца любовники.

– То есть как? – Ваня сел на стул и его руки опустились. – Какие любовники? Мы же так хорошо жили.

– Это ты с нею хорошо жил. – Алла достала из пакета бутылку коньяка и с хрустом свернула крышку. – А ей с тобой было скучно. У неё же родители и младший брат живут в двухкомнатной квартире, а работать, кроме, как домохозяйкой, она не хочет, хоть и закончила факультет педиатрии. А ты купить свою квартиру пока не можешь и считаешься запасным аэродромом. Зато мой рациональный Вадик ее полностью устраивает.

Коричневая ароматная жидкость лилась в рюмки, Иван смотрел на коньяк, затем поднял взгляд на Аллу.

– Аэродром? Запасной? Но я же хороший специалист… – растерялся Ваня. – Ко мне теперь пациенты записываются.

Алла уперла руки-веточки в бока. В правой руке сверкал нож с нашлепками дорого сыра в плесени.

– Очнись, Ваня, ты обыкновенный стоматолог! А у Вадика автосалон, автосервис и личная автомойка!

Алла кричала, тряся ножом. Небольшие груди тряслись под ажуром. Ваня нахмурился и тихо сказал:

– Не по-человечески это. – Он потянулся к наполненной рюмке. – А, может, они еще не того?

– Того, того, – уверила успокоившаяся Алла, залпом выпивая коньяк. – Она уже переехала к нему, завтра заявление в ЗАГС подадут. Понимаешь… – В глазах Аллы показались слезы. – Как трахаться с утра до вечера или подложить под нужного человека – так я, а как жениться – так правильная Надечка, которая, оказывается, хорошая хозяйка. А то, что я Вадику ни разу по своему желанию не изменила, так это не считается, я все равно блядь, а Надя святая. Вань, ну почему так?

Алла пьяно разрыдалась и снова разлила коньяк. Ваня выпил залпом. Желание напиться росло с каждой рюмкой.

Второй бутылкой стала литровая водка, найденная в холодильнике. Эту бутылку они с Аллой допили до половины. И когда она стала приставать к Ване, он уже не сопротивлялся.

* * *

В пьяном угаре прошло два дня. И Ваня, и Алла сильно отравились и мучились похмельем.

– Знаешь что. – Лежа в кровати, Алла лениво курила. – Я начинаю новую жизнь. Сейчас похмелимся и разбегаемся. – Она села в кровати, прикрыв одеялом грудь, вернее почти полное ее отсутствие. – Меня приглашают в адвокатскую контору по прямой специальности. Буду богатых сволочей за деньги от тюрьмы отмазывать. Хватит в любовь играть. Как говорят американцы, «Хочешь отомстить – стань богаче».

Ивана тошнило, болела голова, сердце билось в горле, дрожали руки. В общем, типичное русское тяжелое похмелье. Думать ни о чём не хотелось. Хотелось заснуть и проснуться здоровым, чтобы сама собой прошла голова и исчезла тошнота.

– Все, Ванька. – Алла, не морщась, выпила рюмку водки. – Подъём. Сейчас сделаю генеральную уборку, а завтра напрошусь на работу.

– Я не могу встать, – заканючил Ваня. – Мне плохо.

– Всем плохо. – Алла встала, не стесняясь наготы. Фигура у нее была неплохая, но на вкус Вани слишком худая. – Я тебя жалеть не собираюсь. Будешь водки?

– Нет! – испугался он. – Я уж лучше на сухую перемучаюсь. Господи, как же мне плохо-то.

Ваню опять потянуло в туалет. Там его тяжко рвало, но стало легче.

От Аллы он сразу поехал к матери с бабушкой.

Два дня Ваня болел, и бабушка капала ему «корвалол», а мама тайком уговаривала попить чилийского винишка, бутылки которого стояли в её комнате.

– Сухой закон, – мрачно отвечал Иван.

* * *

Сам для себя Иван написал план жизни на ближайшие десять лет. В него входил карьерный рост, приобретение квартиры и вложение денег в собственный бизнес, то есть в клинику, где он работал стоматологом. Женитьба тоже входила в план, но через пять лет.

И жена будет из обеспеченной семьи, с прекрасным образованием, хорошо зарабатывающая. Естественно, она не должна ни пить, ни курить, потому что еще через три года они родят сначала одного ребенка, а через два года другого.

На работе он стал пропадать сутками, зарабатывая больше всех, даже больше Александра Александровича, под завязку наработавшего свою клиентуру за десять лет.

Владелица клиники, Эльза Евсеевна, не могла нарадоваться на Ивана. Она смело повышала цены на его профессиональные услуги. Иван, специальностью которого была эстетическая стоматология, мог принять пациента с острой болью или подменить хирурга, избавляющего рот от гнилого безнадежного зуба или выросшей на челюсти кисты.

Вопрос возникающего иногда сексуального голода он решил просто – завел роман с медсестрой Ларисой, своей ассистенткой.

Лариса, тридцатилетняя девушка, откровенно желала выскочить замуж за москвича. Ивана она считала потенциальным женихом – зарабатывает много, весьма продвинут в сексе, не яркий красавец, что очень устраивало ревнивую Ларису, и по сторонам глазами не особо стреляет.

Иван о планах Ларисы знал, но его это не очень волновало. Медсестра приехала из Рязани, воспитана матерью-одиночкой и без высшего образования. И по статусу, и по материальным требованиям, эта кандидатура, естественно, в невесты не подходила.