Текст книги "Казнь"

Марина и Сергей Дяченко
Казнь

Глава первая

* * *

На повороте, где дорога выписывала петлю над самым обрывом, Ирена остановилась. Вышла из машины, чтобы посмотреть на туман.

Провал начинался сразу же за полосатыми столбиками дорожной разметки. На дне провала сидело самое настоящее облако – даже на вид плотное, струйчатое, медленно перетекающее само в себя. Серые ложноножки, поднимаясь над краем провала, таяли в лучах восходящего солнца – сквозь расплывающиеся лохмотья проступали горы, дальний лес, красная крыша маленькой кофейни, до которой еще десять минут езды…

Из-за поворота осторожно – а в этих горах все ездят осторожно – выглянула мелкая синяя легковушка. При виде созерцающей Ирены притормозила, остановилась; из-за руля выбрался лысеющий мужчина – Ирена его где-то уже с ним сталкивалась Впрочем, в этих местах все когда-нибудь встречаются, людей-то не так уж много…

– Что-то случилось с машиной? Вам помочь?

Над опадающими клочьями тумана летела, мерно взмахивая крыльями, белая птица. Лес проступал яснее – он тянулся с горы на гору, будто небрежно наброшенная шаль.

– Э-э-э… Извините за беспокойство…

Она очнулась:

– Нет-нет… спасибо. С машиной все в порядке.

Мужчина нерешительно топтался на месте. Вероятно, бранит себя за неуместное рвение. И боится показаться глупым.

Туман таял. Скоро проявятся валуны на дне провала и ручей между валунами.

– Спасибо, – повторила она, думая о другом.

– А говорят, – неожиданно сказал мужчина, проследив за ее взглядом, – говорят… Знаете эту примету?

На красную крышу кофейни легло солнце, отчего черепица засияла, будто мак.

– Говорят, – мужчина кашлянул, – что если в безлюдном месте долго смотреть в плотный туман – можно увидеть Создателя. Он ходит в тумане, как в облаке… Вы не Создателя, случайно, караулите?

Ирене захотелось кофе. Она вообразила маленькую фарфоровую чашечку с петелькой ручки, такой крохотной, что иначе, как двумя пальцами, за нее не взяться…

А до кофейни еще десять минут пути!..

– Извините, – снова сказал мужчина, и через секунду за спиной Ирены заурчал мотор его синей легковушки.

– Нет, я просто люблю это место, – сказала Ирена в пустоту. – Красиво, правда?

Синяя машинка удалялась, виляя хвостом выхлопного дымка. Вероятно, в знак согласия.

* * *

Кафедра филологии помещалась в центральном корпусе – самом большом и пышном, с административными кабинетами, с каменными гарпиями, охраняющими вход. Ирена терпеть не могла и администрацию, и гарпий.

Она опоздала на десять минут. Заведующая кафедрой демонстративно посмотрела на часы:

– Когда госпожа Хмель явится вовремя, я поверю в скорый конец света…

Ирена не ответила. Села в углу у стола, достала записную книжку и принялась водить ручкой по пустым клеточкам.

– …итоги нынешней сессии позволяют сделать выводы о…

Заведующая кафедрой, моложавая блондинка, была похожа на крупного кудрявого ангела, голос имела приятный и глубокий, а рассудок трезвый и совершенно мужской; поколения студентов передавали друг другу ее неизменную кличку: Карательница. Ирена знала, что, будучи хоть при смерти, студент – если у него нет надежды помереть до начала ближайшей сессии – приползет к ней на лекцию, опасаясь неминуемых, неслыханных в своей жестокости санкций…

Половина неудачников, вылетевших из университета после первого же триместра, с полным основанием могли благодарить за это госпожу Карательницу. Что до кафедры, то те, кто уцелел на ней за последние пять лет, давно уже привыкли к вечной грызне на заседаниях.

Ирена водила ручкой по чистому листу. Сквозь бледный узор клеточек проступали очертания замка – половина башен обрушилась, и над донжоном вздымался огонь. Осадная башня, таран у ворот, полчища варваров, взбирающихся на стены…

Темпераментная речь госпожи Карательницы сменилась ядовитой тирадой длинного, как жердь, профессора восточной литературы; конфликт вспыхнул, как куча промасленного тряпья, Ирена раздраженно поморщилась.

– …А то, что за подачу работ на конференцию взялись именно вы! И как понять, что я и мои студенты узнали о ней за неделю, в то время как ваши успели подготовить три развернутых доклада?!

Ирена оторвала взгляд от горящего на бумаге замка.

В просторной комнате кипели страсти. На чахлых веточках комнатного лимонного дерева спокойно шил свои сети тощий, болезненного вида паучок, – зато у профессора восточной литературы тряслись губы и летела слюна изо рта. Ирене казалось, что между профессором и Карательницей выгибается вольтова дуга:

– … Вы все сказали? Я спрашиваю, вы все сказали? Может быть, теперь вы некоторое время помолчите?!

В сравнении со склокой на кафедре даже горящий замок казался бледным, лишенным жизни, ненастоящим. Ирена пририсовала в уголке виселицу с пустой петлей – трагическая картинка приобрела и вовсе опереточный вид. Грустно покачав головой, Ирена перевернула страницу.

– …Вот хотя бы и госпожа писательница!

Ирена нахмурилась. Помолчала, разглядывая пустой клетчатый листок; подняла взгляд. Все присутствовавшие на заседании почему-то смотрели на нее – только профессор, ухватившись за сердце, глядел в окно. Полагая, наверное, что один только вид свежего воздуха способен его успокоить.

– Вот кому я завидую, – с ноткой горечи сообщила Карательница. – Это у нас, господа, нервы. Все это нас касается. А у госпожи Хмель совсем другие интересы. И если в один прекрасный день весь наш институт сгорит синим пламенем – госпожа писательница, вероятно, даже не обратит внимания…

Ирена представила себе языки пламени над административным корпусом. Осадная башня на клумбе, таран, сшибающий гарпий у входа, полуголые варвары, десятками гибнущие от рук госпожи Карательницы…

– Господа, – полная женщина-доцент постучала по стеклышку часов. – Не время ли закругляться?..

И только когда члены кафедры, облегченно вздохнув, высыпали в коридор, Ирене пришел на язык хлесткий и остроумный ответ.

* * *

– Ирена, вы меня подбросите? – спросил профессор восточной литературы. Он жил на окраине университетского городка и никогда не упускал возможности напроситься к Ирене в попутчики.

– Я ненавижу стерв, Ирена. О, как я ненавижу стерв. Моя первая жена была стерва… Знаете песенку – «как берутся стервы из хорошеньких невест»?.. И тем более приятно видеть рядом женщину, которая… осторожно, автобус!!

У профессора была скверная привычка – он изо всех сил помогал Ирене вести машину. Всякий раз подпрыгивал на сидении и в ужасе указывал на неминуемую, с его точки зрения, опасность.

Автобусы вывернули из-за угла – их было три. У ворот общежития их поджидали: рюкзаки, баррикадой сваленные поперек тротуара, перегораживали дорогу пешеходам, а румяные студенты галдели и приветственно махали разноцветными спортивными шапочками.

– У людей каникулы, – завистливо констатировал профессор.

Ирена притормозила.

Прогулять лекцию госпожи Хмель считалось среди студентов обычным делом, зато и радость, с которой обычно приветствовали Ирену, была совершенно неподдельной. Выбравшись из машины, она сразу же оказалась в кольце – молодые люди, оттеснив девушек на задний план, дурашливо сражались за право поцеловать Иренину перчатку.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!

– Госпожа Хмель, поедемте с нами!

– Госпожа Хмель, разрешите поприветствовать…

Она, конечно же, не успевала ответить сразу всем – ограничивалась кивками и улыбкой. Ажиотаж понемногу спадал, кольцо ребят вокруг Ирены редело, и через несколько минут она осталась в обществе двух своих старинных почитателей – имен она, к своей досаде, никак не могла вспомнить.

– Госпожа Хмель, – нерешительно попросил высокий тощий очкарик. – Вы мне автограф… можно? Я специально за журналом гонялся… Тем номером, где ваша повесть…

Она смутилась, как бывало всегда, когда студенты заговаривали о ее публикациях. Кивнула.

– Говорят, скоро выйдет книжка?.. Госпожа Хмель, скажите, пожалуйста… – очкарик замялся. – Почему у вас всегда все так плохо кончается?

– Так уж плохо? – она усмехнулась, скрывая смущение. – Герой погиб – это, конечно, жаль, но ведь он знал, на что идет…

Парень покраснел:

– Дело не в том… Плохо, что его девушка вышла замуж за барона. Плохо, что… ну, в общем, это…

– Вы сознательно… м-м-м… расчленили образ романтической легенды? – негромко спросил второй, широкоплечий и мощный, но с детским круглым лицом.

– Совершенно сознательно, – она посмотрела круглолицему в глаза, но он не смутился под этим взглядом. По-взрослому поджал губы:

– Получается, что это… разрушение романтики, приземление… Что это – ваш фирменный творческий метод?

Она задумалась.

Студенты суетились вокруг автобусов, очкарика кто-то дернул за рукав, а круглолицего окликнули; в машине нетерпеливо возился профессор.

– Мы поговорим об этом в будущем триместре, – сказала она, садясь за руль. – Счастливых каникул…

– И вам счастливо, госпожа Хмель… Пишите побольше…

– Бедные мальчики, – сказал профессор, когда автобусы скрылись из виду. – Женятся каждый на своей стерве – и станут, как все… Вот скажите, Ирена. Когда я открываю книжку – я хочу отдохнуть, я хочу наркотика… А стерв мне и в жизни хватает…

– Не надо было с ней связываться, – сказала Ирена, вспомнив Карательницу.

– Нет, не то… Знаете, почему я не могу читать ваших рассказов? Потому что если дама в кринолине, а мужики в кольчугах и с мечами – мне хочется сказки, Ирена. Иного, так сказать, мира… мироустройства… чтобы были лесные духи, гномы там разные, кровавые войны, жестокие законы… любовь… А не бытовые, простите, разборки с печальным исходом.

– Я подумаю, – сказала она. И это не была отговорка – она действительно собиралась подумать, а как ее мысли соотносились со словами профессора – дело третье.

– Вы только не обижайтесь…

Она притормозила перед профессорским домом.

– Ох, спасибо, Ирена… Желаю вам творческих успехов. И хоть немножко отдохните в каникулы…

– Спасибо. Вам того же…

Профессор поставил одну ногу на землю. Задержался, будто раздумывая, обернулся:

– Ирена… Вы напрасно думаете, что все мужчины в мире – самовлюбленные эгоисты.

– Я поду… – начала она привычно, но вовремя спохватилась: – Я вовсе так не думаю.

Профессор печально потряс головой:

– Знаю… Ну что ж. До свидания.

* * *

Первое, что она сделала, вернувшись домой – вытащила из-под кровати черепаху и положила ее на коврик в свете настольной лампы. Черепаха, похожая на закованного в латы рыцаря, смерила Ирену бессмысленным взглядом бусинок-глаз; черепаха не отзывалась на свое имя и никогда не шла на зов. Ирена держала черепаху просто так, для настроения.

Сторожевой пес Сэнсей бил хвостом по доскам крыльца, умоляя впустить его в дом; Ирена исполнила его просьбу и только после этого подошла к телефону, чтобы проверить, кто звонил в ее отсутствие.

Ого! Два звонка от литагента и еще три – с незнакомого телефона. Кто это, интересно, так настойчиво домогался беседы с госпожой Хмель…

Она дала черепахе капусты. Потрепала Сэнсея по затылку, улеглась на диван и натянула плед до самого подбородка.

Хотя, честно говоря, следовало самой позвонить литагенту. Мало ли что, вдруг выгодный контракт…

«Разрушение романтики, приземление»… «Хочется сказки, Ирена… Иного, так сказать, мира…»

Надо было ответить так. Да, ничто не мешает всем вам верить, что там, в ином мире, лучше и интереснее… В чистом и честном мире, без зачеток, без Карательниц, без налоговой инспекции… Но вы ошибаетесь, потому что…

Закурлыкал телефон. Ирена вздохнула – на табло горел номер литагента.

– Да, я слушаю…

– Госпожа Хмель? Наконец-то… Вообразите себе, у нас есть покупатель на весь цикл об Осаде.

– Но он же еще не написан…

– Именно! Авансом, под заказ… Только, Ирена, ради Создателя, они просят побольше магии. Обязательно Темный Властелин, хотя бы на третьем плане. Они хотят фантазии, волшебников, артефактов, квестов, поединков… Ирена, вы помните, мы с вами уже не раз говорили…

– Я подумаю, – сказала она примирительно.

Литагент замолчал. Он достаточно хорошо успел изучить свою подопечную, чтобы различать оттенки этой ее привычной фразы.

– Ирена… Назрел серьезный разговор. Где мы могли бы встретиться?

Она вздохнула:

– Я подумаю…

– Хорошо, – голос в трубке помрачнел. – Я перезвоню завтра утром…

– Конечно, – сказала она с облегчением и положила трубку.

Сэнсей вертелся вокруг кровати, ставил лапы на плед, и это было плохо, потому что известно какие у него лапы – грязные…

…Вы напрасно верите, мальчики, что там, в этом честном мире, вы окажетесь среди сильных, найдете достойное вас место… Потому что те, кто действительно умеет находить такое место – находит его в ЛЮБОМ мире… Они побеждают на выборах и ворочают миллионами, и совсем не читают сказок. А потому вы обманываете себя, мальчики… А я вас обманывать не стану…

– Какие глупости, – сказала она вслух. – Тоже мне, проблема…

Снова – телефон. Нет, еще один звонок – и она отключит его…

Звонила знакомая. Не так, чтобы очень близкая – но вполне приятная. Из тех, с кем интересно беседовать два раза в месяц и видеться два раза в год…

– Ирена? Что ты делаешь сегодня вечером?

– Сплю, – сказала она честно.

– Хочешь, мы заедем за тобой? Сегодня годовщина свадьбы Игора и Янки, мы хотели…

Ирена с трудом вспомнила, кто такие Игор и Янка. Ах да, тоже симпатичные люди…

– …интересное общество. И несколько твоих читателей-поклонников, ты их еще не знаешь… Все очень хотят тебя видеть. Поедешь?

Ирена молчала. Голос в трубке несколько потерял уверенность:

– Ирена… ты ведь здорова?

Она подумала, что следует ответить «нет». Сказаться больной, чтобы никто не обиделся…

Вставать с дивана? Одеваться, делать макияж? Ехать куда-то, с тем чтобы вернуться за полночь с тяжелой головой, в запахе терпких духов и чужих сигарет…

Черепаха под настольной лампой флегматично двигала челюстями.

– Извини, – Ирена вздохнула. – Но я не поеду. Слишком много… – она хотела сказать «пищи для размышлений», но в последний момент одумалась. – Слишком много… работы.

– Но ведь только один вечер, – приятельница, судя по голосу, все-таки обиделась. – Мы ведь не так часто тебя… беспокоим!

– Извини, – Ирена знала, что через несколько минут после отбоя в голову к ней явятся веские доводы и остроумные оправдания, но выслушать их будет некому…

А Сэнсей и черепаха давно привыкли к ее монологам. И, возможно, знают все ее аргументы наперед.

* * *

Она подмела двор. Посмотрела, как садится за горы солнце; разожгла костер, попыталась по дыму определить погоду на завтра – и не определила. Сэнсей носился, отбрасывая задними лапами комья земли, и его восторг частью передался Ирене. В конце концов, уже почти весна…

Телефонный звонок вывел ее из созерцательного настроения. Телефон курлыкал долго и настойчиво – по дороге к нему Ирена насчитала пятнадцать звонков.

– Госпожа Хмель?

Тот самый незнакомый номер. И голос, что интересно, незнакомый тоже. Она ведь просила никому не давать ее номер…

– Госпожа Хмель, меня зовут Николан Петер, я прошу прощения, если потревожил…

Он сделал паузу, как бы специально для того, чтобы она любезно опровергла его – ничего страшного, мол, я слушаю.

Но она молчала. Потому что неведомый господин Петер действительно потревожил ее.

– Госпожа Хмель, речь идет о вашем муже, Анджее Кромаре.

– О моем бывшем муже, – поправила она механически.

Потом у нее подкосились ноги, и она села на диван.

– Он жив?

– Но, госпожа Хмель, зачем сразу такие страшные предположения…

– Он жив?

– Да, конечно… Видите ли. Вообще-то, я из Комитета Общественной Безопасности.

Ирена глубоко вздохнула. Сердце колотилось как бешеное, даже черепаха, кажется, повернула закованную в латы голову и повела бусинками бессмысленных глаз…

– Он что-то натворил?

– Нет, напротив, возможно, его представят к награде…

Опираясь о мягкий бок дивана, Ирена подобралась к столу и положила ладонь на горячий черепаший панцирь. Обычно такое прикосновение успокаивало ее.

– Тогда при чем тут я?

– Необходимо встретиться.

Ирена поморщилась. Ни с того ни с сего пришла мысль, что это, наверное, уловка новобрачных Игора и Янки, которые во что бы то ни стало решили вытащить ее сегодня на вечеринку…

Она вообразила, как едет на встречу с сотрудником Комитета – а попадает в развеселую подвыпившую компанию безусловно милых людей…

– Сегодня?

– Завтра утром, – невидимый Петер будто не расслышал сарказма в ее голосе. – Если пожелаете, за вами пришлют машину…

– У меня много работы, – сообщила она осторожно.

* * *

…Ей было восемнадцать лет, и она без памяти любила однокурсника, Ивонику, первого парня на всем факультете. Их любовь некоторое время ограничивалась объятиями в темноте кинозала; очень долго они ходили друг вокруг друга, как намагниченные, боясь и разойтись, и сблизиться – когда вдруг однажды вечером, провожая Ирену домой, Ивоника поцеловал ее на автобусной остановке.

Завертелось.

Остановка была пуста; они долго целовались, забравшись под стеклянный навес, а потом, обменявшись долгим взглядом и поклявшись друг другу в любви до гроба, перешли на другую сторону дороги и поехали в противоположном направлении – к Ивонике в гости.

Редкие пассажиры поглядывали на них с пониманием. Пропустив нужную остановку, влюбленные возвращались пешком, держась за руки. На перекрестке играл за подаяние бродячий оркестрик – огромная туба, две трубы поменьше и барабан с тарелками. Здесь же Ивоника купил из рук доброжелательной бабули маленький белый букетик…

Окна Ивоникиного дома были пустыми и темными – родители пребывали в отъезде. Ирена так разволновалась, что перед самым порогом поскользнулась и шлепнулась, выронив сумку, рассыпав по снегу конспекты, карандаши и косметику.

Они собирали Иренин скарб в четыре трясущиеся руки. Потом вошли в дом, поставили чайник и тут же про него забыли. Ивоника вытащил бокалы и вино; они по-быстрому опустошили бутылку и почувствовали себя почти героями.

В спальне Ивоника сперва потушил ночник, потом зажег, потом снова потушил. Ему очень хотелось выглядеть опытным мужчиной, – а Ирена вспомнила, что у нее на маечке имеется неподшитая зацепка, и уже ни о чем не думала, кроме как вовремя прикрыть ее ладонью…

Ивоника жарко дышал. Ивоника робел, улыбался, вздрагивал – и, наконец, залез к ней под одеяло; она, одурманенная вином, закрыла глаза и отдала себя в руки судьбы – когда под самыми окнами грянул неистовый духовой оркестр.

…Ирена вздрогнула – воспоминание было слишком явственным. Сняла руку с теплого панциря. Обменялась взглядом с черепахой, послушала шум ветра за окном, устало опустилась в кресло.

Подлец… В тот день ОН встретил парочку влюбленных и положил на девушку свой безошибочный глаз. Проследил. А потом выгреб из карманов всю мелочь и сделал небритым оркестрантам персональный заказ…

…Они стояли под окном – бодрые бродяжки с медными трубами, те самые, с перекрестка… И гремели свадебный марш, так, что в соседних домах зажигались окна… Бамс! – пронзительно лязгали тарелки. Бамс!.. И она заплакала и лихорадочно принялась одеваться, а Ивоника некоторое время простоял столбом, а потом распахнул окно, обрывая поролоновые полосы утеплителя, и запустил в музыкантов круглой табуреткой…

Циничная туба имитировала непристойный звук.

Ивоника сидел на полу и судорожно вспоминал грязные ругательства – все, какие знал, все, которые когда-то слышал и забыл, и еще такие, которых не знал и не слышал – они придумались на лету и оттого звучали еще более жалко…

Дура. Какая она была… Неужели это неизбежно, и в восемнадцать лет все девочки – идиотки?!

А тогда она, конечно, моментально протрезвела. И бежала, под звуки свадебного марша бежала куда глаза глядят, и едва не угодила под машину…

А на следующее утро ее, зареванную, несколько раз звали к телефону, но она не подходила, не желая разговаривать с Ивоникой… А когда позвали в четвертый раз и она сделала над собой усилие и спустилась к окошку вахтерши, – никакого Ивоники в трубке не оказалось. Незнакомый голос вкрадчиво осведомился:

– Это Ирена?

Она не готова была к такому повороту событий и потому промолчала.

– Алло, Ирена?

– Вы кто? – спросила она угрюмо.

– Я Анджей.

…Впоследствии она узнала, что он добивается любой поставленной цели. Совершенно любой.

– Какой-такой Анджей? – ей наплевать было, что ее слушают.

– Тот, кто заказывает музыку.

Она промолчала.

– Я подобрал вашу записную книжку… вместе с номером телефона.

– И что? – спросила она.

Зато уже через секунду добавила:

– Так засуньте эту книжку себе… куда хотите!

И шлепнула трубку на рычаг…

Он был старше ее на семь лет. Жил один, в огромной комнате почти без мебели, но перемещаться по ней можно было лишь бочком, под стенкой, потому что все пространство занимал средневековый город, построенный из спичечных коробков.

– Это что?! – спросила она, впервые переступив порог его комнаты.

– Да так, – он небрежно махнул рукой. – Ничего особенного… Одна моделька.

* * *

Они встретились на нейтральной территории – в кафе; Николан Петер пришел в сопровождении красивой подтянутой женщины – из тех, кто до глубокой старости пунктуально посещает спортзал, массажиста и косметолога. Дама, тем не менее, нервничала, и Ирена с удивлением поняла, что источником ее напряжения является безобидная госпожа Хмель.

– …И ваши последние вещи. Я дала читать их сыну – тот в восторге, у него половина класса записано в очереди на этот журнал…

Скорее всего, дама врала. Скорее всего, ей только вчера вечером вручили журнал, и она спешно проштудировала Иренину повесть, желая иметь тему для приятного разговора с нужной собеседницей…

Потому что она, Ирена Хмель, зачем-то им нужна.

– Вы собираетесь беседовать со мной как представители Комитета или как частные лица?

Дама улыбнулась – вполне обаятельно, но за улыбкой скрывалось все то же напряжение:

– Уютная обстановка… располагает прежде всего к частной беседе.

– И тем не менее?

– Да, мы уполномочены говорить официально, – Петер, оказавшийся полноватым печальным блондином, вздохнул. – Мы понимаем ваше… мягко говоря, замешательство.

– Вы, конечно, знаете, что мы с мужем развелись пять лет назад? – небрежно спросила Ирена.

Петер кивнул:

– Разумеется… Позвольте принести извинения за невольное напоминание о вещах нежелательных и неприятных. Но… Комитет вынужден просить вас о помощи. В том числе… и о помощи вашему… бывшему мужу.

Ирена молчала.

Бревенчатый домик о десяти углах был в этот час почти пустым. Столы помещались по кругу, против входа – стойка, а в центре, под широким отверстием в потолке – жаровня. Едва ощутимо пахло дымом, и блюдо, заказанное господином Петером на троих, только начало путь преображения – от кровавых мясных обрубков к румяным аппетитным кусочкам…

– У нас мало времени, – господин Петер смотрел проникновенно. – Дело вот в чем. Представьте себе, что наш сотрудник, выполняющий свою миссию, в процессе некоторых социологических исследований… пережил тяжелый шок и фактически оказался… невменяем.

Ирена молчала. Аккуратный сизый дымок, поднимавшийся над жаровней, тонкими волокнами вытягивался в дыру на потолке.

Даже в лучшие времена Анджей ничего не рассказывал ей о своей работе… И уж конечно, он всегда был малость невменяемым. Если, конечно, возможно такое сочетание слов.

– Наверное, вы будете удивлены, – женщина вздохнула. – Мужчины удивляют нас не реже, чем мы их… Но данные специального теста показали, что вывести этого человека из ступора может… сильный раздражитель. В том числе – появление бывшей жены.

Ирена по-прежнему молчала. Эти двое уже загрузили ее выше ватерлинии – самое время лечь на диван, натянуть до подбородка плед и поразмыслить над их словами…

Интересно, что за «специальные тесты»?

«Я подумаю», хотела она сказать – но в последний момент удержалась.

– Да, – господин Петер подался вперед, и глаза его оказались прямо напротив Ирениных глаз. – Случилось так, что от… душевного здоровья этого человека сейчас зависит судьба многих других людей… Можно сказать, вопрос жизни и смерти. И Комитет обращается к вам… как к сознательной гражданке. Как к женщине, педагогу, гуманисту…

Мясо на вертеле понемногу приобретало съедобный вид. Вероятно, и госпожу Хмель сейчас обрабатывают, доводя до готовности…

К чему вся эта патетика?

– Он в больнице? – спросила Ирена, и голос ее был менее равнодушен, чем ей хотелось бы.

Кажется, Петер и женщина едва удержались, чтобы не переглянуться.

– К сожалению, нет… Несчастье случилось, когда господин Анджей Кромар находился с научной миссией в… командировке.

– О какой науке вы говорите? – удивилась Ирена. – Я всегда считала, что Комитет…

– О прикладной социологии, – негромко сообщил Петер. Глаза его сделались отрешенными, как будто он смотрел на Ирену из далекого далека. – Об экспериментальной социологии… Видите ли. В любой момент времени у человечества был, так сказать, потаенный запретный уголок. Исследования, которые считались неприличными, неэтичными, негуманными… И тем не менее неслыханно перспективными. Естественно, только под надзором Комитета…

Кусочки мяса медленно вращались вокруг своей оси, подставляя огню то один, то другой бок.

– Что случилось с Анд… с господином Кромаром?

Женщина вздохнула.

– Он проводил эксперимент, – Петер по-прежнему смотрел Ирене в глаза, и взгляд его был теперь схож со взглядом умудренной опытом лани.

– Неудачный?

– Наоборот. НЕВИДАННО удачный. Талант господина Кромара… еще будет оценен государством и обществом… Впрочем, об этом потом. Дело в том… что когда работаешь на грани дозволенного… дозволенного не обществом – дозволенного природой… Тогда и успех может обернуться трагедией. Вот как в нашем случае…

Ирена тоскливо подумала о своем пледе. О диване, о чашечке чая, о горячем панцире флегматичной черепахи.

– Вы, вероятно, уже устали, – женщина улыбнулась через силу, – от наших недомолвок…

– Что от меня требуется? – спросила Ирена, с досадой понимая, что этим-то вопросом и следовало начинать разговор.

– Мы попросили бы вас, – голос Петера сделался совсем уж проникновенным, – навестить господина Кромара там, где он сейчас находится… и вывести его из шокового состояния. Этим вы спасете… его жизнь. И, возможно, жизнь еще многих людей… Профессиональная этика не позволяет мне сказать большего.

Ирена молчала.

Если бы речь шла о том, чтобы съездить в соседний городишко и разыскать там Анджея – вряд ли уместен был весь этот странный разговор…

– Я так понимаю… он находится далеко?

– Транспортные расходы берет на себя Комитет, – глуховато сообщила женщина.

– А куда, собственно, предстоит…

Петер вздохнул. Вытащил из-под стола свой плоский портфель, из портфеля – заранее приготовленный листок:

– Вот… прочтите и подпишите.

Ирена пробежала глазами текст – это была подписка о неразглашении государственной тайны; ей почему-то сделалось весело. Местонахождение Анджея является государственной тайной. Давно пора. Давно пора объявить этого паразита оружием тактического значения, а во мрачном расположении духа – и стратегического… И, разозлив как следует, сбрасывать на позиции вероятного противника. «Через час враги, рыдая, побегут сдаваться в плен…»

Петер сдвинул брови. Ему непонятна была ее усмешка.

Она пожала плечами:

– Сроду не хотелось ваших тайн…

– Это формальность, – мягко сказала женщина. – Но без вашей подписи мы не можем…

На диван, подумала Ирена устало. И дня два не высовывать нос из-под пледа. Восстанавливать внутреннюю экологию…

Она подписала. Петер долго изучал бумагу, будто сомневаясь в подлинности Ирениного автографа; потом официант принес жареное мясо, и документ пришлось убрать – от жирного соуса подальше.

– Видите ли… Основная специальность вашего бывшего мужа – моделятор.

Красный соус оплывал каплями – как будто мясо, преобразившись над огнем, пожелало снова выглядеть сырым и воспользовалось косметикой из кровавого томата. Вот так и женщины… – подумала было Ирена, но доводить назидательную мысль до конца не больно-то хотелось.

– Итак, моделятор, – голос Петера понизился до шепота. – Экспериментатор… И случилось так, что в процессе эксперимента ваш муж создал…

– Мой бывший муж, – механически поправила Ирена.

– Ваш бывший муж… создал функционирующую четырехмерную модель. Во временном режиме десять к одному…

– Очень хорошо, – сказала Ирена, потому что оба ее собеседника явно ждали какой-то реакции.

Женщина поперхнулась. Петер сглотнул:

– Вы не поняли… Он находится ВНУТРИ модели. Мы имеем сведения о том, что он жив и здоров… Вместе с тем его поведение наводит на мысль о шоке. О расстройстве восприятия…

Ирене представился Анджей, восседающий посреди своего спичечного города – самая высокая башня едва достает ему до плеча. «Это? Пустяки, так, моделька…»

– Я что-то не очень вас понимаю, – призналась она честно. – Но я обещаю подумать.

* * *

…Примерно месяц назад она получила открытку. Без подписи, и текст был напечатан безликим принтером – но она все равно сразу же поняла, кто отправитель.

На картинке не было ничего особенного – просто красивый городской пейзаж. Какой-то магазин с яркой витриной. Вывеска над входом, нечто вроде «Праздничные шутки и сюрпризы». Улица, прохожие, дети, обычные жанровые сценки…

«Ну, я пошел, – написано было на обратной стороне. – Привет».

Она долго вертела открытку в руках. В какой-то момент даже обеспокоилась – ей почудился намек на самоубийство… И, возможно, любой другой человек, отправляя подобное послание, действительно помышлял бы о суициде. Любой другой – но не Анджей.

Он был из тех, кто НИКОГДА не покончит с собой. Даже в помыслах.

Что он имел в виду? Она думала об этом несколько дней, а потом перестала. В конце концов, все это осталось в далеком прошлом – Анджей…

Анджей.

Она села на диване. Дом спал; спала на журнальном столе черепаха, и Сэнсей тоже, вероятно, дрых в своей будке – хотя стоит случайному прохожему пройти вдоль забора, как все окрестности тут же узнают, каков бывает Сэнсей…

А открытку она давно уже выбросила. Вместе с прочим бумажным хламом.

* * *

Сначала была проходная. Потом внутренний кордон, потом еще один, потом еще. Отовсюду пялились рачьи глаза телекамер; на всех постах господин Петер совал в специальное гнездо свое удостоверение – зеленую пластиковую карточку. И еще одну карточку, красную, изготовленную специально для Ирены; лампочки мигали, давая добро, и сосредоточенные охранники снимали блокировку с бронированных дверей.

– Приносим извинения за, э-э-э, некоторые неудобства…

Ирена покровительственно улыбалась. Для того, чтобы оградить эту их хваленую секретность, достаточно было бы посадить у входа одного-единственного Сэнсея.

За очередной дверью оказалась обшитая пробкой, напичканная аппаратурой комнатушка; Ирена с любопытством огляделась.