Текст книги "Забавные рассказы о русской народной музыке и не только о ней (русский фольклор в рассказах для детей)."

Почему романсы жестокие?

В старину русские люди очень любили маскарады. Теперь, конечно, тоже любят, но раньше любили больше. А если не могли почему-нибудь нарядиться в маскарадные костюмы, тогда просто изображали каких-нибудь диковинных персонажей. Иногда даже очень серьезные и солидные люди так увлекались маскарадами, что даже и сами верили, будто они – это не они, а вот эти вот самые придуманные персонажи. Иностранцы очень удивлялись этому обычаю.

А русские – ничего. Русским даже нравилось.

В XVI в. в Россию приехал английский путешественник Флетчер. Все ему казалось странным – потому что в России все было не так, как в Англии. Путешественники из далекой Англии тогда были в редкость. Их считали диковинками, и все рассматривали на улицах, как какое-нибудь удивительное животное. Как слона, например. Или, допустим, живую обезьяну.

А потом еще выяснялось, что диковинный человек по-русски – ну вот совершенно не понимает!

– Ага! – говорили тогда наши предки, – он, значит, еще и немой к тому же! Немец, стало быть!

И всех иностранцев называли немцы. То есть немые. И вот, про диковинного немца Флетчера услышал не кто-нибудь, а сам царь Иван Васильевич Четвертый.

Царь немножко знал языки, и поэтому догадывался, что никакой Флетчер не немой, а просто не умеет говорить по-русски. И царь захотел поговорить с Флетчером.

Флетчер пришел в царский дворец, и они разговаривали об Англии и о России. Флетчеру в России не нравилось, и он всё время спрашивал царя: почему грязно на улицах, и всюду полно разбойников?

– Потому, ответил царь Иван Васильевич Четвертый, потому, что русские мои воры.

Ответ царя очень удивил Флетчера.

– Ваше величество, сказал Флетчер, но ведь вы тоже русский!

– Нет, – сказал царь, – я немец!

Флетчер еще больше удивился, и больше вопросов царю не задавал. А надо заметить, Иван Васильевич Четвертый был весьма серьезный царь. И даже грозный. Его так и звали – Иван Грозный.

И этот серьезный и грозный царь тоже, оказывается, любил маскарад. Только он никем не переодевался, а просто говорил, что немец.

И, кажется, даже сам в это поверил.

А царь Петр I вообще велел всем боярам и дворянам играть «в немцев». В иностранцев то есть. Он приказал носить голландские и немецкие костюмы и брить бороды, которые русские люди прежде очень берегли.

После царя Петра русские стали очень хорошо учить иностранные языки. Считалось, что по-русски просвещенному человеку разговаривать невежливо.

И вот все стали учить иностранные языки, и выучили их очень хорошо. Да так хорошо, что иногда забывали и родной русский язык. Даже Пушкин, и тот, когда был маленький, не умел говорить по-русски. До пяти лет будущий великий русский поэт говорил только по-французски.

Так что маскарады русские люди всегда очень любили. И если не надевали маски, то хотя бы переменяли костюм или язык.

Русские песни тоже очень любят надевать на себя всякие маски и наряды.

В XVIII в. в России появились романсы. Их привезли из Европы вместе со всякой другой европейской музыкой того времени. Романсы – это такие песни про любовь. В них слова и музыка очень тесно сплетены друг с другом.

Когда поют романс кажется, что говорят, но говорят очень красиво и музыкально. В России такого никогда не слыхали! По русским обычаям, когда поют – то певцы часто распевают слова песни. Например, в песне есть такие слова:

– Калина с малиною рано расцвела…

А вот как это поют народные певцы:

– Ка-а-ли-и-на-а-а с ма-а-ли-и-и-но-о-ю ра-а-а-но-о ра-а-а-с-цве-е-ла…

А то еще и вставляют посреди слова всякие маленькие словечки – вроде «ой» или «ай». Или буквы какие-нибудь, совершенно не из этого слова, и которые вообще ничего не значат. Так что иногда даже и понять невозможно: на каком языке поют?

Что значат, например, такие слова:

– По-хо-хо-о-о-ой-по-хо-хотиню-у-й-й-я…? А это всего-навсего:

– Помню, помню я… Только каждый слог в этом слове распет на несколько нот. А чтоб ноты были заметней для слушателя певец еще и вставил разных буковок.

И получилось красиво и непонятно.

А романсы поют совсем иначе. Они тоже красивые, но только в них все понятно. Многие русские поэты очень любили романсы.

И даже писали стихи – чтоб к ним придумали музыку, и стихотворение стало романсом. Например, в начале XIX в. поэт Мерзляков написал стихотворение про дуб. Стоит этот дуб посреди долины один-одинешенек, и очень одинокому дубу скучно и грустно жить на белом свете… И тут же появилась музыка, и получился замечательный романс.

 
Среди долины ровныя
На гладкой высоте
Цветет-растет высокий дуб
В могучей красоте.
Цветет-растет высокий дуб
В могучей красоте.
Высокий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах,
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах!
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах!
Взойдет ли красно солнышко,
Кого под сень принять?
Ударит ли погодушка,
Кто будет защищать?
Ударит ли погодушка,
Кто будет защищать?
Ни сосенки кудрявые,
Ни ивки близ него,
Ни кустики зеленые
Не вьются вкруг него.
Ни кустики зеленые
Не вьются вкруг него.
 
 
Ах, скучно одинокому
И дереву расти!
Ах, горько добру молодцу
Без милой жизнь вести!
Ах, горько добру молодцу
Без милой жизнь вести!
 

Так что, на самом деле, это, конечно, не про дуб, а про любовь и про то, как грустно одинокому человеку. Правда, сейчас этот романс чаще называют песней, чем романсом. Это потому, что слово «романс» стало обозначать немножко другое, чем оно значило сначала. Слово «романс» появилось в Испании. Так называли песни, написанные на романском языке. На нем говорили дома, на улице, а в церкви и при всяких государственных делах говорили и писали по-латински. Поэтому романс был простой незатейливой песенкой, в которой рассказывалось о событиях самых обычных. Ведь если нужно было поведать о чем-нибудь необычном и величественном, песню пели по-латински. Но это в Испании.

А в России красивое иностранное слово «романс» звучало очень необычно. И вот, русские романсы стали примерять на себя всякие интересные одежки… В XIX в. русские романсы стали петь цыгане – на свой, цыганский манер. Они распевали слова почти так же, как это делают русские народные певцы.

Только русские певцы распевали слова так, что даже трудно понять – на каком языке поют? А цыгане обращались со словами песни довольно бережно. От куплета к куплету певец понемножку изменял напев, и никогда не повторялся, а все время придумывал что-нибудь новое. Голос цыганского певца звучит то очень высоко, то неожиданно низко, а все-таки романс не распадается на куски. Талант цыганских певцов в том, что самую простую песенку они умеют превратить в самое настоящее произведение искусства. К тому же цыганская манера пения – очень выразительная. Если певец радуется – то без оглядки. А если поют про грустное, то слышно такое страдание, что не верится, будто человек и вправду может такое перенести. Поэтому в XIX в., когда говорили «романс», часто прибавляли: «цыганский» или «жестокий». Русские певцы многому научились от цыган. И появились русские романсы про цыганскую жизнь:

 
Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету,
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни.
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
 
 
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, милый мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
 
 
Ночь пройдет, и спозаранок
В путь далекий, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
 
 
Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя.
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя.
Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету,
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
 

Это стихотворение написал поэт Яков Полонский. А кто придумал музыку – неизвестно.

Но вот что интересно: в этом романсе есть одна особенная черта. Его ритм можно посчитать так:

Мой костер в тумане светит… раз-два-три раз-два-три раз-два-три раз-два-три «Раз» – это сильная долька счета. На нее хочется сильно хлопнуть в ладоши или топнуть в пол ногой. «Два» и «три» – это слабые дольки. На них тоже можно хлопать в ладоши или топать ногами, но слабее, чем на счет «раз». Такой ритм бывает у вальса – немецкого танца. Он тоже попал в Россию в XIX в. Это очень заводной танец, который заставляет танцоров без устали кружиться, как будто внутри у них маленький моторчик. Русским поэтам и музыкантам вальс очень понравился, и появились русские народные вальсы.

 
«Когда б имел златые горы
И реки, полные вина,
Все отдал бы за ласки, взоры,
Чтоб ты владела мной одна!»
 
 
«Но как же, милый, я покину
Семью родную и страну?
Ведь ты заедешь на чужбину
И бросишь там меня одну!
 
 
Не упрекай несправедливо,
Скажи всю правду ты отцу,
Тогда свободно и счастливо
С молитвой мы пойдем к венцу!»
 
 
«Но не твою ль, голубка, руку
Просил я у отца не раз?
А он не понял моей муки,
И дал жестокий мне отказ».
 
 
Тогда бежать я с ним решилась,
Поверив клятве роковой,
На Божий храм перекрестилась,
В слезах взглянув на дом родной.
 
 
Умчались мы в страну чужую,
А через год он изменил,
Забыл и клятву роковую,
Когда другую полюбил.
 
 
Он мне сказал, стыдясь измены:
«Ступай обратно в дом отца!
Оставь, Мария, мои стены!»
И проводил меня с крыльца.
 
 
За ласки, речи огневые
Я награжу тебя конем,
Уздечка, хлыстик золотые,
Седельце шито жемчугом!»
 
 
«Не надо мне твоей уздечки,
Не надо ворона коня!
А за твою, злодей, измену
Я отомщу тебе сама!»
 

Конечно, это не веселый немецкий вальс. Это русский романс, и притом романс жестокий. В нем обязательно есть любовь, причем неудачная. А еще – измена и месть:

 
Проходит год и две недели,
И с ним случилася беда:
С пустой котомкой за плечами
Стоит бродяга у окна.
 
 
«Прости, Мария, дорогая,
За все, что сделал я с тобой.
Давай же будет все, как прежде,
Ты будь мне верною женой».
 
 
«Идите все, мои родные,
Прогнать бродягу от окна —
Он прожил горы золотые,
И реки, полные вина!»
 

В этом романсе герой-изменщик еще сравнительно дешево отделался. А вот в другом, очень известном даже погиб из-за своей измены:

 
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал.
«Поедем, красотка, кататься!
Давно я тебя поджидал!»
 
 
«Я еду с тобою охотно,
Я волны морские люблю,
Дай парусу полную волю,
Сама же я сяду к рулю!»
 
 
«Ты правишь в открытое море,
Где с бурей не справиться нам.
В такую шальную погоду
Нельзя доверяться волнам!»
 
 
«Нельзя? Почему ж, дорогой мой?
А в прошлой, минувшей судьбе,
Ты помнишь, изменник коварный,
Как я доверялась тебе!»
 
 
…Всю ночь волновалося море,
Шумела морская волна,
А утром качались на волнах
Лишь щепки того челнока…
 

В общем, все утонули – и коварный изменщик, и несчастная девушка… Оба эти романса – «Златые горы» и «Окрасился месяц багрянцем» – пела великая русская певица Лидия Русланова. До нее они считались неприличными, потому что до Руслановой такие романсы пели только в трактирах.

А певица превратила их в произведение музыкального и певческого искусства. Русланова пела их под гармошку. Под гармошку жестокие русские романсы уже совсем не похожи на испанские или цыганские песни. Русские музыканты «обжили» их и сделали совершенно своими. Но дело этим не кончилось. Русская песня продолжала примерять всякие маски. Вот она надевает личину мальчика-еврея, который торгует на улице папиросами. Таких мальчиков было очень много в начале XX в. в России, потому что многие дети потеряли родителей из-за войны и революции.

 
Ночь туманная такая,
А вокруг темно,
Мальчик маленький стоит,
Мечтая об одном,
 
 
Он стоит, к стене прижатый
И на вид совсем горбатый,
Он поет на языке родном:
 

А дальше в русской песне встречается слово на еврейском языке: «койфте». Это значит – «купите». Потому что, когда русская песня надевает маску, то кажется, что это даже не маска. Так всё правдиво получается!

 
Припев: Купите, койфте, койфте, папиросы!
Дайте сиротке медный грошик!
Дай вам Боже много хлеба,
Сироту услышит небо,
 
 
Посмотрите – ноги мои босы!
Купите жизнь за медную копейку!
Бедного бродяжку пожалейте!
 
 
Я голодный и раздетый,
Дай Бог вам и вашим детям,
Господин хороший, не болейте!
 

Но, кажется, не очень-то удачно торгует мальчик папиросами.

 
Ходят под зонтами дамы
В шляпах и манто,
И гуляют с ними дети
В новеньких пальто,
 
 
Стали пальцы непослушны,
А он смотрит прямо в душу,
И дрожит, как на ветру листок.
 
 
Припев
 

Конечно, это очень грустная песенка. Жалко мальчика. И жалко тех девушек, которых обманули коварные изменщики, и все из-за этого погибли. Но есть и другие песни. В них тоже рассказывается о всяких несчастьях, но никого не жалко. Может, потому что герои их живут не рядом с нами, а где-нибудь далеко, за границей? У них красивые заграничные имена, и даже песни эти называются «шансон», т. е. «песня» – но только по-французски.

Вот одна такая «песня по-французски». Впервые ее спела в начале XX в. одесская певица Ида Кремер. А народ подхватил и поет уже сто лет.

 
В стране далекой юга,
Где не бушует вьюга,
Жил-был красавец
Джон Грей, ковбоец,
 
 
Джон Грей – большой повеса,
Силою – с Геркулеса,
Ростом, как Дон Кихот.
 
 
Рита и крошка Нэлли
Пленить его умели,
Часто он клялся
В любви обеим,
 
 
Часто порой вечерней
Он танцевал в таверне
Танго и фокстрот.
 
 
Роскошь, вино и чары,
И перебор гитары.
При лунном свете
Кружатся пары.
 
 
У Джонни денег хватит,
Джонни за все заплатит,
Джонни всегда такой!
 
 
Вот уж две недели
Джонни не видит Нэлли,
Рита с усмешкой
Шепчет на ухо:
 
 
– Нэлли вам изменила,
Время проводит мило
С Гарри в «Отеле Роз».
 
 
Джонни спешит к отелю,
В номер коварной Нэлли
Тихо стучится,
Слышит: «Войдите!»
 
 
Нэлли застал он в паре
С другом – ковбойцем Гарри,
Джонни тогда сказал:
 
 
«Ваша подруга Рита
Очень на вас сердита,
Шлет вам подарок —
Нате, возьмите!
 
 
А я так устал с дороги,
Будьте ко мне не строги,
Дайте бокал вина!»
 
 
Сталь засверкала
В руках у Джонни,
Нэлли упала
На пол без стона.
 
 
Гарри вскочил на ноги,
Джон крикнул:
«Прочь с дороги!»
В Гарри он нож вонзил.
 

Это тоже русская песня. Хоть и поется в ней про «страну далекую юга, где не бушует вьюга».

Русская скрипка

Что нужно для того, чтобы построить музыкальный инструмент? Ты, возможно, удивишься: почему «построить»? Ведь обычно строят дома, заводы, фабрики, одним словом, самые различные здания. Но для того чтобы их построить, нужно иметь много чертежей. А когда создают музыкальные инструменты, например, такие, как скрипка, к чертежам прибавляются специальные материалы, клей, лаки… И конечно же, искусство мастера. Скрипка считается «королевой» любого оркестра. Это самый известный струнный смычковой инструмент. Еще в XVII в. музыканты говорили о ней, что «она в музыке является столь же необходимым инструментом, как в человеческом бытии хлеб насущный». Скрипки лучших итальянских мастеров Амати, Гварнери и Страдивари до сих пор считаются непревзойденными. Но, оказывается, не только скрипка царит в концертных залах. В конце XIX в. замечательный русский музыкант Василий Васильевич Андреев прославил инструмент, который теперь стал одним из самых уважаемых, балалайку.

Однажды он услышал, как на ней играет крестьянин, и был просто поражен необычностью ее звучания. А больше всего Андреева изумило то, как такой простой инструмент, только с тремя струнами, может издавать столько звуков! А между тем балалайка известна на Руси не одну сотню лет. Под нее плясали во время праздников и пели песни. Даже в очень известной русской народной песне «Во поле береза стояла» есть слова: Сделаю себе я три гудочка, Четвертую балалайку… Про балалайку народ сложил пословицы и поговорки:

Вывернулся, как Мартын с балалайкой.

Наш брат Исайка – без струны балалайка.

На словах, что на гуслях, на деле что на балалайке.

Не правда ли, эти поговорки раскрывают характер инструмента? Ведь корень слов «балайка» (ее еще называли «балабайка») близок таким русским словам, как «балакать», «балабонить», «балагурить». Это означает болтать, пустозвонить. Как же устроена балалайка? У нее деревянный треугольный корпус и длинный гриф. На них натягивались три струны. Звук извлекался щипками или бряцанием, когда указательный палец ударяет по всем струнам сразу. А еще на ней можно сыграть пиццикато (отрывисто) и глиссандо (скользящий звук). Балалайки не всегда изготовлялись из дерева. Корпус этого инструмента нередко делали из… тыквы. На такой балалайке играл известный русский композитор, скрипач, балалаечник и дирижер Иван Евстигнеевич Хандошкин. Внутри тыква была проклеена битым хрусталем. Это придавало звуку особую красоту и серебристость. Теперь понятно, почему балалайка была так широко распространена и популярна в России. Ведь ее можно было не только купить, но и самому изготовить. Причем на балалайках играли и в крестьянских избах, и в богатых домах и даже при царском дворе. А первое письменное упоминание о балалайке относится к 1688 г. Русские писатели в своих произведениях тоже упоминают этот инструмент. Например, у Пушкина в романе «Евгений Онегин» есть такие строки:

 
Иные мне нужны картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
 
 
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью и в густых,
Раздолье уток молодых;
 
 
Теперь мила мне балалайка…
 

И в стихотворении Лермонтова «Русская мелодия» тоже говорится о балалайке:

 
Так перед праздною толпой
И с балалайкою народною
Сидит в тени певец простой
И бескорыстный и свободный!
 

Но особенно часто балалайка упоминается в частушках – коротких, быстрых, рифмованных песенках. Частушки под аккомпанемент балалайки и исполнялись. Например:

 
Балалайка гудит
Жалко милого будить…
Балалаечка-гудок
Разорила весь домок…
 

Что бы сделать балалайку, Андреев обратился к известному скрипичному мастеру В. В. Иванову. Изготовленный им инструмент так хорошо звучал, что сольный концерт Андреева имел большой успех. А через несколько лет другой мастер Франц Станиславович Пасербский сделал для Андреева новую балалайку. Она имела одно важное отличие от первой. Раньше на шейке грифа привязывались жилы, но это было неудобно, потому что они постоянно сползали. Представь-ка себе музыканта, который то и дело поправляет перевязи. Тут уж не до выразительного исполнения произведения. А на балалайке Пасербского на месте перевязей были врезаны металлические или костяные порожки. Их было пять, поэтому этот инструмент стал называться «пятиладовой» балалайкой. Но с появлением новой конструкции развитие старинного народного инструмента не закончилось. Василий Васильевич Андреев создал ансамбль балалаечников, который гастролировал по городам России и за рубежом. Затем кружок был преобразован в Великорусский оркестр. Основными инструментами этого оркестра стали балалайки различного размера. Они получили название: пикколо, прима, секунда, альт, бас и контрабас. Оркестр существует и сейчас. Называется он Оркестр народных инструментов имени В. В. Андреева.

Как песни предсказывают будущее?

В старину для каждого праздника были свои песни. Некоторые из этих песен ни в какое другое время даже не пели. Это потому, что слова в старину значили иногда даже больше, чем теперь дела. Например, древних египетских царей – фараонов – никто не называл фараонами. Считалось, что это название даже вслух говорить нельзя, настолько оно важное и серьезное. И поэтому фараонов называли исключительно так: – Он. И все знали, что он – это фараон, древний египетский царь. Были запрещенные слова и у славян. Они думали, будто в каждом доме обязательно живет домовой – дух, который охраняет дом. Но никто не называл домового домовым. Его звали «дедушка» или «дядька». А украинцы обращались к нему так: – Лысый дедка. Считалось, что если кто-нибудь назовет домового домовым, то «лысый дедка» обидится и будет всячески вредничать: разливать молоко, гудеть в трубе, трещать в стенах. А потом еще и наведет в избу мышей или, чего доброго, вообще устроит пожар.

Хотя, кажется, и обижаться не на что, если тебя зовут «домовой», а не «лысый дедка». И песни в старину тоже пели не просто так, когда кому какие захочется. Для всякой песни был свой день или даже несколько дней. В другое время песен не пели – зато уж в эти дни люди только тем и были заняты, что пели, плясали, наряжались и играли. И притом, играли все: и взрослые, и дети. И даже неизвестно, кто играл веселее. Дни, когда ничего не делали, а только веселились, назывались в старину «святыми днями», потому что их посвящали отдыху и радости.

А самые любимые из праздников называли, «святки» или «святые вечера». Это был довольно долгий праздник. Он начинался в праздник Рождества, а заканчивался в праздник Крещения. А значит, святки длились целых 12 дней. Но Рождество и Крещение славяне стали праздновать только после того, как стали христианами. А до этого во время святок они пели песни, посвященные Коляде. Коляда – это было у древних славян божество, которое заведовало временем. У них вообще было очень много всяких божеств, и каждое чем-нибудь заведовало: одно устраивало дождь, другое гремело громом. А Коляда следила, чтобы времена года сменяли одно другое.

У древних римлян тоже были такие же божества. Они даже назывались похоже: Календы. Только римляне устраивали им праздники каждый месяц, а наши предки – однажды в год. Когда славяне стали христианами, они узнали, что за временем наблюдает совсем не Коляда, а особый прибор. Он называется часы. Поэтому Коляду больше не считали божеством. Правда, песни про нее все равно пели, но теперь уже в шутку, а не всерьез. Такие песни еще называются колядки. Чтоб петь колядки – собиралась подходящая компания из молодых, веселых и голосистых людей. Их называли колядовщики, или славильщики, потому что в святочных песнях очень часто поют как припев слово «Слава!» Славильщики непременно наряжались в разные диковинные наряды, почти так же, как мы сейчас наряжаемся на Новый год. Но только мы наряжаемся кто снежинкой, кто рыцарем, кто медведем, а кто пиратом. В общем, кто как хочет, тот так и наряжается. А в старину люди думали, что зимой, а особенно в святки, по земле ходит множество чертей – с рогами, хвостами, копытами и носами, как у свиней. В другое время они заперты под землей, в аду. А вот на Рождество Бог очень обрадовался, что у Него родился Сын, и отпустил чертей погулять на землю. И все святки черти на свободе, и если кого-нибудь заметят, то очень даже просто могут утащить с собой, под землю. Но черти, хотя и злые, и коварные, но очень глупые. И если кто-нибудь снимет с себя шубу, вывернет ее наизнанку, то черти того человека уже не узнают, и с собой утащить не могут.

И вот славильщики ходили по дворам и пели песню. Это называлось «колядовать», или «славить» хозяев.

А хозяева очень радовались и дарили славильщикам всякие угощения. Это очень древний обычай. Он остался от тех времен, когда славяне верили, что божествам нужно дарить подарки. А особенно этой самой Коляде, чтоб она лучше смотрела за движением времени, а то ведь, не будет смотреть, и время остановится. А если время остановится – то никогда не наступит лето.

А лето люди всегда любили.

Что делали с угощеньем в древние времена – неизвестно. Наверное, тогда и колядовали немножко иначе. Например, делали соломенное чучело, носили его по дворам и говорили, что это Коляда, а если хозяева дарили мало угощенья, то, может быть, им даже желали всяких неудач в будущем году:

 
– Чтоб ни одна корова
Не была бы у вас здорова!
 

И скорей всего, соломенную Коляду уносили потом в овин. А овин – это такой большой сарай, и в нем хранят снопы ржи и пшеницы. Славяне считали, что в овине живут божества – и Коляда в том числе. Поэтому ее и делали из соломенного снопа. И может быть, Коляду так и оставляли в овине, и ставили перед ней угощение, а сами уходили. А на следующий день смотрели, что стало с угощением?

Если мыши съедали угощение, считалось, что Коляда приняла подарки, и год будет хороший и урожайный. А если угощение оставалось нетронутым, то ожидали неурожая и всяких других неприятностей. Но так было в совсем-совсем древние времена, еще до христианства. А после X в., когда славяне стали христианами, они уже не оставляли угощенье в овине, а съедали его сами. И вообще, наши предки очень любили всячески угощаться во время святок. Вечерами молодежь собиралась на посиделки. Собирались в какую-нибудь просторную избу, пели песни, ели пряники и играли в игры. Правда, теперь бы мы сказали, что эти игры немножко грубые, но в старину всем очень нравилось играть в них. Может, потому что тогда никаких других игр не было, и поэтому весело играли. Была, например, игра, которая называлась «печь блины». Игроки разделялись на две команды. Одна обычно была из девушек, а другая из парней. Девушка становилась посреди избы, а один из парней очень сильно и даже больно шлепал ее по спине лопатой. Это и называлось «печь блины». Девушка должна была угадать, кто из парней ее ударил, кто «испек блин»…

А самое любимое развлечение во время святок было гадание. Когда в старину ставили угощение для Коляды, это ведь и было гадание. Кто только и как только не гадал на святки! Хозяйственные и серьезные люди хотели узнать о будущем урожае, а молодежь больше интересовалась женихами и невестами. Про женихов и невест гадали ночью или вечером. Например, девушки ходили слушать под чужими окнами. Если из окошка доносились крик и ругань, предполагалось, что жених будет буйного нрава. Если пели песню, то ожидали жениха веселого. А если в окошках плакали, то девушка ничего хорошего не ожидала… Или расплавляли олово или воск и лили его в холодную воду. Воск и олово в холодной воде сразу застывали, и получались всякие диковинные фигуры. Девушки рассматривали фигуры и пытались угадать по ним свою судьбу. Воск и олово застывают в воде очень причудливо, и фигурки выходят похожими то на царскую корону, то на какого-нибудь зверя, то человеческое лицо. И девушки верили, что фигурки изображают их будущее.

А самые бесстрашные и отважные гадали с зеркалом. Считалось, что это очень опасное гадание, потому что с зеркалом девушка должна была гадать совершенно одна, без подружек, ночью. Два зеркала ставили друг против друга, а по сторонам зажигали две свечи. В зеркалах получался длинный коридор, и в нем показывался жених. Или он вдруг заглядывал через плечо девушки, но девушка не должна была оглядываться или говорить с ним. Иначе с ней могли случиться всякие несчастья. Или еще приглашали поужинать будущего жениха, еще неизвестного. Девушка накрывала стол – ставила на него две тарелки, два стакана, клала соль и хлеб и две ложки. Ни в коем случае нельзя было класть вилок и ножей – потому что неизвестно еще, кто мог появиться вместо жениха. Девушка обязательно брала с собой петуха, чтобы потом прогнать жениха. Конечно, это был совсем не жених, а все те же черти прикидывались женихом и показывались девушке. И при случае с удовольствием утащили бы гадальщицу с собой. А петушиный крик, по старинному поверью, прогоняет любую нечистую силу.

Жених появлялся в полночь и садился за стол. Он протягивал к девушке руки и звал с собой. И если б девушка подала ему руку, то она пропала бы… Об этом гадании русский поэт Василий Жуковский даже написал большое стихотворение.

Было и еще одно гадание, оно тоже считалось страшным. Но, вообще-то, оно часто было очень смешное. Девушки ночью ходили к темной бане. А в бане, по поверью, живет домовой. И девушки спрашивали у домового про женихов. А эти самые женихи частенько уже ждали девушек, спрятавшись в бане. И принимались вдруг выть, визжать, кидаться из окошек чем попало! Девушки ужасно пугались и с криками убегали обратно. А на посиделках гадали все вместе – и девушки, и парни. Все приносили с собой какие-нибудь украшения – кольца, перстни, серьги. В старину мужчины тоже носили и перстни, и серьги. В Древней Руси даже считалось: чем человек знатней и богаче, тем больше должно быть у него на руках перстней, а в ушах – сережек. Но потом этот обычай ушел, и серьги стали носить только слуги. Все гадальщики снимали с себя украшения и складывали в большое блюдо. Блюдо накрывали полотенцем, и все, не глядя, вынимали украшения и пели особые песни. Эти песни назывались «подблюдными». Хотя, на самом деле, их надо было бы назвать «надблюдными», ведь они пелись не под блюдом, а над блюдом с украшениями.

Чье украшение вынимали, тому и пелась подблюдная песня. И каждая из них объясняла будущее.

Святки заканчивались в праздник Крещения. По поверью, в ночь на Крещение в реках купается Иисус Христос, и в самую полночь можно заметить, как в них колышется вода. Черти, свободно гуляющие по земле все святки, особенно любят воду. А когда в воде искупается Христос, они с воплями выскакивают из реки или пруда и сразу же убираются в подземелье, в ад. И святки кончаются.