Текст книги "Хирургия мести"

Марина Крамер
Хирургия мести

То, что видят глаза, не имеет значения, то, что видит сердце, – не знает условностей.

АНХЕЛЬ ДЕ КУАТЬЕ. СХИМНИК

– Не знаю, что ты будешь делать, какими методами – мне наплевать. Но хоть землю жри, а найди мне эту девку.

Хозяин кабинета мерил его шагами взад-вперед и то и дело вытирал покрасневшую лысину большим клетчатым платком.

В кабинете было прохладно, даже зябко, кондиционер работал на полную мощность, но явно не летняя погода была причиной повышенной потливости толстяка в сером костюме и белой рубашке.

Полосатый галстук валялся на столе среди бумаг, буквально сорванный с бычьей шеи владельца пару минут назад.

– Ты пойми, если она что-то знает – а она не может не знать, я в этом уверен, – то нам всем скоро придется давать показания в сером доме. И не думай, что тебе удастся увильнуть, нет! Все сядем, все, как один, я тебе обещаю! Я на себя брать лишнего не стану, имей в виду и остальным скажи. Вы заинтересованы в том, чтобы найти эту девку, ровно так же, как и я, так и запомни!

– Сперва успокойтесь. Я не думаю, что она представляет какую-то реальную угрозу, – негромко проговорил сидевший за длинным столом молодой мужчина со светлыми волосами. – Но ради вашего спокойствия я, конечно, постараюсь выяснить все, что ей известно.

– Вот и постарайся! – с угрозой в голосе произнес толстяк, останавливаясь напротив него.

Молодой мужчина поднялся, аккуратно задвинул стул и внушительно сказал:

– Не стоит раньше времени панику поднимать. Только лишнее внимание привлечем, а это никому не нужно. Будем действовать тихо.

– Главное, действуй быстро, стратег, как бы поздно не стало.

Аделина

Оказывается, очень странное это ощущение – не хотеть идти на работу. Мне прежде никогда не доводилось испытывать подобного.

Наверное, все дело в том, что раньше работа была смыслом моей жизни и вообще единственным, что в этой самой жизни у меня было. А теперь у меня появился муж…

Да, и новое слово в лексиконе – муж.

Матвей Мажаров, будущий преподаватель медицинской академии, а в прошлом – отличный хирург-пластик.

Так случилось, что оперировать самостоятельно Матвей больше не может, но это вовсе не помешало ему преподавать хирургию будущим врачам. И вот именно из-за Матвея я теперь порой совершенно не хочу выбираться из постели и ехать в свою клинику, особенно в те дни, когда Матвей там не консультирует.

У меня началась какая-то новая, прежде совершенно неизвестная мне жизнь – жизнь замужней женщины.

Не скажу, что все давалось легко, вовсе нет. Адаптировавшись за столько лет к одиночеству и полной свободе, я с большим трудом привыкала к тому, что теперь не могу решать что-то сама, зато могу рассчитывать на совет и помощь Матвея, но для этого ему нужно говорить о проблеме и прислушиваться к тому, что он говорит.

Эта наука давалась мне с большим трудом, но и Матвею было нелегко – у него тоже был не такой уж большой опыт совместной жизни с кем-то. У меня же его не было вовсе. И мы притирались друг к другу, интуитивно нащупывая правильные ходы.

Даже совета спросить мне было не у кого – мама давно умерла, а единственная подруга Оксана сама теперь в разводе.

Как ни кощунственно звучит, но преодолеть все сложности нам помогла реабилитация Матвея после тяжелого ранения в грудь.

Я возила его на процедуры, все время была рядом и даже дома заставляла делать упражнения до тех пор, пока Матвей не падал без сил.

– А как ты хотел? Ты хирург, тебе руки нужны, выносливость, чтобы у стола стоять по нескольку часов, – уговаривала я, лежа рядом с ним на полу и глядя на то, как вздымается от тяжелого дыхания его грудная клетка.

– Мне кажется, Деля, я уже никогда не встану за операционный стол, – сказал однажды Матвей, закрыв глаза. – Одышка, рука дрожит…

Это меня так испугало, что я долго не могла вымолвить ни слова. Я уже проходила такое в жизни – давно, еще в молодости, и тоже с хирургом после огнестрельного ранения.

Нет, я не позволю Матвею сдаться.

И я не позволила. Мы сделали все, что только было возможно, однако Мажаров сам принял решение не возвращаться к операциям.

– Не могу я постоянно бояться за чужую жизнь, – сказал он мне как-то за ужином. – Ты только представь, какой урон я нанесу репутации твоей клиники, если из-за своего состояния причиню вред пациенту? Перехвачу лицевой нерв, например, и все – жизнь искалечена. Нет, Деля, я на это права не имею.

– Останешься лечащим врачом, – отозвалась я, не в состоянии даже представить, что его не будет в моей клинике.

– Нет, Деля, не останусь, – тихо, но твердо сказал Матвей. – Консультантом, если нужен, буду приезжать, но в штат возьми нового хирурга.

– Матвей…

– Что?

– Но… как же ты? Что ты будешь делать?

– Мне предложили должность на кафедре хирургии.

– И ты молчал? – укоризненно покачала я головой.

– Не молчал, вот говорю. Но прежде… – он поднялся и вышел из кухни, а спустя пару минут вернулся с небольшой красной коробочкой: – Ты согласишься выйти за меня замуж?

Я закрыла руками лицо и тихо заплакала. Это было неожиданно, мы не обсуждали с ним возможность такого шага, мы просто жили вместе, и вдруг Матвей делает мне предложение.

– И как же мне расценивать твои слезы? – убирая мои руки от лица, спросил Матвей, чуть улыбаясь. – Надеюсь, как слезы радости?

– Конечно, – прошептала я, слизывая слезы с губ.

– Тогда подставляй пальчик.

Кольцо было прекрасным – не особенно вычурным, даже строгим, но мне оно показалось самым лучшим украшением из всех возможных.

– Ты даже с размером угадал…

– Ну, я ведь знаю твой размер хирургических перчаток, – рассмеялся новоиспеченный жених. – Ты какую свадьбу хочешь?

– Никакой не хочу, – я обняла его за шею и поцеловала. – Давай просто распишемся и поедем куда-нибудь на недельку? Туда, где нет телефонов, будильников и операционных дней?

– Богатая идея, – одобрил Матвей.

Мы скромно расписались в ЗАГСе, отметили это дело в ресторане с матерью Матвея, моим братом Николаем, Оксаной и старым приятелем Матвея Валентином Мамонтовым, благодаря которому, собственно, вообще когда-то состоялась наша встреча, и назавтра улетели на Сейшельские острова.

Поселились там в небольшом отеле с отдельными бунгало и целую неделю только и делали, что купались, пили местные напитки и предавались любви под ночной шум волн. Более идеальное бракосочетание придумать было сложно.

– Вы, Аделина Эдуардовна, поразительно меняетесь, когда на вас нет белого халата, – шутил Матвей, растянувшись рядом со мной в шезлонге. – Со стороны и не подумаешь, что на самом деле вы – обладательница железного характера, твердой воли и уверенной руки.

– Очень смешно, – я переворачивалась на бок и смотрела в лицо своего мужа, стараясь запомнить каждую черту, каждую мимическую морщинку у глаз.

Мне казалось, что до появления в моей жизни Матвея я вообще ничего не видела, не чувствовала и не понимала.

Я и его-то не сразу подпустила близко, потому что привыкла не доверять мужчинам, не рассчитывать на них и вообще держаться подальше. Но когда увидела его почти бездыханным на пороге своего кабинета, с огнестрельным ранением в грудь, вдруг поняла – если его со мной не будет, то моя жизнь закончится.

Это открытие поразило – мне казалось, что такое чувство, как любовь, я больше никогда не испытаю после пережитого предательства, что мой первый мужчина убил во мне все живое, и изнутри я давно сгорела.

Но, оказывается, Мажарову удалось найти на этом пепелище что-то теплящееся и заставить меня вновь почувствовать что-то. И за это я буду благодарна своему мужу до конца моих дней.

– Не хочется улетать, правда? – спросил Матвей в последний день нашего отпуска. – Так хорошо тут, беззаботно. Нет, я понимаю, конечно, что жизнь без забот тебя не устроит, но я очень рад, что смог тебя уговорить хоть на недельку.

– Ты? Меня? Уговорить? – изумилась я. – Мне казалось, что идея принадлежала мне.

– Да какая, в принципе, разница? Главное, что ты за всю эту неделю ни разу не вынула из чемодана телефон, – захохотал супруг. – Это ж кому рассказать! Интересно, как там без твоего неусыпного контроля в клинике дела-то идут?

– Ой, перестань! Все там нормально. Васильков замещает, у него всегда все по полочкам. Ну, кроме бумаг, конечно.

– Но тебе по-прежнему нужен еще один хирург, дорогая моя, – Матвей снова лег на спину, подставив солнцу грудь с заметным шрамом. – Когда планируешь этим заняться?

– Точно не сегодня. И даже не завтра. У меня отпуск и медовый месяц.

– Ты растешь на глазах, – одобрил он. – Тогда идем плавать, пока у нас на это еще есть время.

Вернувшись домой, я приняла решение еще недельку провести дома – впервые в жизни меня совершенно не тянуло на работу, и я, слегка удивленная новым ощущением, посчитала нужным воспользоваться этим и продлить отпуск.

Матвей только с улыбкой покачал головой, но я видела, что остался доволен этим решением. Он тоже не спешил на новое место работы, но у него было еще около месяца в запасе.

– Чем займемся? – спросил Матвей в первое утро после возвращения.

Я довольно плохо адаптировалась к разнице во времени, а потому планировала провести хотя бы половину дня в постели, но у мужа, похоже, были планы.

Он бодро встал, долго шумел водой в душе, потом готовил завтрак и, когда из кухни потянуло свежим кофе и поджаренным хлебом, вернулся ко мне:

– Хватит валяться, идем завтракать.

– Что-то тебя женитьба испортила, – пробормотала я, накрываясь с головой простыней. – Ты стал подозрительно активен по утрам.

– Вставай-вставай, – Матвей решительно сдернул простыню и крепко ухватил меня за лодыжку: – Деля, ну в самом деле, остывает же.

– Ты планируешь всю неделю практиковать такое? – поинтересовалась я, садясь и пытаясь натянуть шелковый халат. – Потому что если это так, я завтра же на работу выйду, там спокойнее.

Матвей захохотал и вдруг подхватил меня на руки, чем изрядно испугал – не надо бы ему пока таких нагрузок.

Я непроизвольно положила руку ему на область сердца, и Матвей, поняв, в чем дело, покачал головой:

– Ну прекрати. Ничего со мной не случится, я уже давно здоров.

Я уткнулась лбом ему в плечо и пробормотала:

– Я не хочу тебя потерять.

– С ума сошла! Куда я денусь? И хватит тут панихиду разводить, идем все-таки завтракать.

Но тихий семейный завтрак был омрачен телефонным звонком на мой мобильный. Это оказался доктор Васильков, который замещал меня в клинике.

– Я, Аделина Эдуардовна, крайне раздосадован необходимостью тревожить вас, – витиевато начал он, и я насторожилась:

– Что-то случилось?

– Ничего серьезного. Но вы срочно нужны.

Я не стала выяснять причину, сбросила звонок и пошла одеваться.

Анастасия

Люблю я старый советский кинематограф. Современный не люблю, а вот тот, что был в моем детстве, просто обожаю.

Цитатами из тех фильмов могу общаться с подругой и не повториться, не потерять мысль, не отойти от темы, и нам обеим все будет понятно. Просто Стася такая же, как я.

И вот, пользуясь этой своей привычкой, могу ответственно заявить, что фраза: «Ходишь, понимаешь, ходишь в школу, и вдруг – бац!» – как нельзя лучше отражает то, что случилось со мной ранним утром пятнадцатого июня.

Эту дату теперь я не забуду никогда, отмечу во всех календарях красным и обязуюсь покупать в этот день бутылку вина, хотя в принципе не пью. Но повод есть…

Как все люди, которым по утрам некуда торопиться, едва открыв глаза, я беру телефон и проверяю почту и сообщения в разных соцсетях.

Вот и это утро ничем не отличалось от всех прежних – нашарив на тумбочке у кровати свой смартфон, я привычно защелкала пальцами по экрану.

Ничего важного в моей почте быть не могло – я давно не работаю, друзей, кроме Стаси, у меня нет, и вся почта, что может оказаться в моем ящике, это сообщения из интернет-магазинов или короткие записки от мамы, больше похожие на приказы или отповеди – в зависимости от настроения родительницы.

Сегодня же я ждала оповещение от службы доставки, должна была прийти посылка из зарубежного магазина. И такое письмо было, но его содержимое меня сперва удивило, потом насторожило, а после и вовсе повергло в ступорозное состояние.

«Сообщаем вам, что таможенное оформление вашего заказа не может быть завершено. Основание – истек срок действия паспорта».

Я перечитала эти два предложения раз двадцать, но так и не могла понять, что случилось. Как может внезапно истечь срок действия паспорта, это ведь не стакан йогурта?

Бросив взгляд на часы, я принялась расталкивать спящего рядом мужа:

– Захар, проснись! Проснись, это важно!

Захар что-то недовольно пробормотал и сунул голову под подушку – ранние подъемы в нашей семье в чести не были, мы привыкли поздно ложиться и так же поздно вставать.

Стася, бывая у нас, всегда шутила:

«А что от вас хотеть в пятнадцать часов утра?»

Но что поделаешь – Захар человек творческий, писатель, радиоведущий, а с недавних пор еще и политический деятель, вся работа у него в основном вечером, и книги он пишет исключительно по ночам, и планы передач составляет.

Ну, и я с ним за компанию тоже допоздна не сплю.

– Захар! Ну, Захар же! – я изо всех сил трясла мужа за плечи, пытаясь заставить его проснуться, но тщетно.

Накануне он выпил за ужином почти бутылку вина и теперь, конечно, никак не хотел расставаться с подушкой.

– Лавров, немедленно проснись, иначе я… я… – задохнувшись от злости, я стукнула ладонью по выглядывавшему из-под одеяла плечу мужа, и тот взвыл:

– Настя! Ну, ты с ума сошла, что ли? Больно ведь! Захар сел, потирая ушибленное плечо, и заморгал, пытаясь проснуться.

Вид спросонья у него всегда был очень потешный, и в другое время я бы засмеялась и чмокнула мужа в небритую помятую щеку со следами от подушки, но сегодня мне было не до нежностей:

– Захар, вот скажи – в каком случае может истечь срок действия паспорта?

– Погоди… – Захар зевнул, протер глаза и совершенно трезвым голосом сказал: – Если исполнилось двадцать или сорок пять лет.

– Отпадает. А еще?

– Если вышла замуж или развелась со сменой фамилии.

– И все?

– Кажется, все. А что за вопрос и почему он не мог подождать еще пару часиков?

– И это тоже не подходит, – пробормотала я, проигнорировав вопрос мужа. – Разве что я впала в кому, вышла попутно замуж и снова развелась, сменив фамилию.

– Настя, в чем дело, наконец? Ты будишь меня в такую рань в день эфира, задаешь какие-то странные вопросы… что случилось?

Ах, черт, как я забыла про эфир… Сегодня… это ведь сегодня, пятница же.

Захар вел историческую программу на одной из популярных радиостанций, выходил в эфир дважды в неделю и относился к этому очень серьезно.

Ну разумеется, ему просто необходимо было высыпаться в день эфира, так как говорить по бумажке Захар не умел, а план составлял только для того, чтобы иметь возможность не путать даты.

– Так ты объяснишь мне или нет? – проявил удивительную настойчивость мой муж, и я вкратце рассказала ему о полученном письме.

Захар пожал плечами и проговорил:

– А не мог это быть какой-нибудь сбой?

– Не знаю, вероятно, мог бы. Но как узнать? И что делать, к кому обращаться? Там в посылке были кое-какие препараты для мамы, она оплачена уже, вернуть деньги будет очень сложно.

– Ну, попробуй в службу доставки позвонить… Не знаю, что еще можно сделать.

Собственно, и этот совет от Захара был уже чем-то сверхъестественным – мой муж совершенно бесполезен в этом плане.

Творческая личность, что с него взять…

В службу доставки я позвонила, но там со мной отказались разговаривать, мотивируя это тем, что проблемы возникли не у них, а у таможенников, потому никакой информации, кроме той, что изложена в письме, дать не могут.

Положив трубку, я слегка запаниковала.

Самым основным в посылке были препараты для мамы, и, если я не смогу их забрать, будет грандиозный скандал.

Моя мама женщина энергичная, хотя и не очень здоровая, а устраивать скандалы – ее хобби. Она считает мой образ жизни недопустимым, уверена, что в отсутствии работы я виновата только сама, и объяснять ей про кризис в той области, где я когда-то работала, нет никакого смысла – она ни за что не поверит.

В свое время я из заместителя главного редактора глянцевого журнала превратилась сперва в руководителя пресс-службы мэрии, а потом и вовсе ушла на «вольные хлеба», став имиджмейкером.

Несколько лет все было отлично, а потом грянул кризис, и работа моя приказала долго жить.

Бывшие коллеги, коих единицы, между прочим, все работают, где придется – кто молоком торгует, кто овощами. Никому не нужны имиджмейкеры, вот и перебиваются чем могут.

Не повезло только мне – работу я больше так и не нашла, причем никакую, хорошо еще, что Захар зарабатывает достаточно, чтобы я не чувствовала себя никчемной.

Взамен муж, кстати, ничего не требует, даже того, чтобы я трижды в день готовила разные блюда, раз уж сижу дома – готовит он с удовольствием сам, когда выпадает свободная минутка, а в остальное время ест то, что я поставлю перед ним на стол.

Захар неприхотлив, ему вообще мало что нужно – лишь бы я была рядом.

«Мне кажется, если однажды ты исчезнешь, Лавров ляжет на диван и умрет», – сказала однажды Стася, впрочем, безо всякого сарказма или издевки – Захара она любит, относится к нему как к родному, что, кстати, у них взаимно.

Когда Стася прилетает из своей Сибири к нам, в доме появляется человек, заменяющий меня по вечерам в застольных монологах моего мужа.

Захар очень любит поговорить, и ему обязательно нужен слушатель, который может ничего не говорить, главное – чтобы заинтересованно внимал, а Стася, ко всему, может еще и поддержать его разговоры, за что, собственно, Захар испытывает к ней дополнительные эмоции.

Они могут засидеться до самого утра под бутылочку вина и сигареты, и Захар будет вещать, а Стася слушать, забравшись с ногами на стул и подперев кулаком щеку.

Станислава – журналист, работает в одном сибирском издании, пишет на криминальные темы и раз в два-три месяца бывает в нашем городе, где сотрудничает с одним телеканалом.

Но что же мне теперь делать с посылкой?

Впереди выходные, и все государственные учреждения не работают, а значит, этот вопрос придется отложить до понедельника.

Обидно – могла бы сегодня уже отвезти все маме и обрести покой на все выходные. А теперь придется минимум трижды в день выслушать, какая я плохая дочь и как ничем не могу помочь своей матери.

Ну да ладно – переживу, не впервой.

– Настя! – раздался из кухни голос мужа. – Ты мой блокнот не видела?

– Какой? Синий? Он в твоем кабинете у компьютера.

«Кабинетом» в нашей двухкомнатной квартире гордо именовался угол, огороженный столом и креслом, где Захар работал. Он проводил там большую часть того времени, что бывал дома и не спал – писал книгу, готовил материалы для радиопередач, вел блог в интернете.

Там же на столе высились кипы блокнотов, книг, журналов и газет, и все это на первый взгляд было просто хаотично набросано, но нет – у Захара была своя логика в раскладке, и я никогда не прикасалась к его столу.

Это, пожалуй, единственное место в квартире, к которому я не прикладываю рук во время уборки, потому что потом муж не может найти какую-то книгу, лежавшую именно так, чтобы он мог взяться за нее мгновенно и не отрывая взгляда от монитора.

А синий блокнот всегда лежит справа от клавиатуры.

Захар его берет с собой на радио, а потом снова возвращает на то же самое место.

– Нашел, – муж вошел в спальню с блокнотом в руках. – Сделал вчера в метро пару набросков для книги, хочу перечитать.

– Ты не будешь бриться? – оценив трехдневную щетину на лице мужа, старившую и категорически не шедшую ему, спросила я.

– Не хочу, – буркнул Захар, присев на край кровати и уткнувшись в свои записи.

Этим своим «не хочу» он напоминал упрямого ребенка – если уж заявил, что не будет чего-то делать, то бесполезно настаивать, он только рассердится, надуется и замолчит обиженно.

Захар, при всей своей интеллектуальности, эрудиции и остром уме, к собственной внешности был совершенно равнодушен, ему неважно было, во что и как он одет, выбрит или нет, начищены его ботинки или так и покрыты слоем пыли, выглажены ли брюки, подходит ли рубашка к свитеру.

Рассеянный, он мог натянуть мою куртку, удивляясь, почему она вдруг стала маловата в плечах и груди, и выйти в таком виде из квартиры.

Мне приходилось зорко следить за всем этим, чтобы муж имел пристойный вид и не производил на людей впечатления заброшенного и неухоженного холостяка.

Я же начала прикидывать свой распорядок дня на сегодня.

Ничего нового не планировалось – уборка, загрузить стиральную машину, пойти в магазин, на почту и в банк, забрать из химчистки вещи. Обычные дела, которые я делаю ежедневно.

Моя жизнь скучная и однообразная, в ней никогда ничего происходит, и можно с уверенностью сказать, чем я буду занята, например, в шестнадцать часов тридцать две минуты седьмого августа две тысячи какого-то там года.

Скучная жизнь домохозяйки без собственных интересов, увлечений и желаний.

Я уже давно перестала ощущать себя человеком, личностью.

У меня нет подруг, потому что с ними надо о чем-то говорить, чем-то делиться, а у меня ничего нет.

Правда, в последнее время появился один персонаж, но об этом я предпочитаю никому не говорить. Общаюсь я только со Стасей, потому что считаю ее близким человеком, родной, а вовсе не подругой.

Но иногда категоричная и бескомпромиссная Стаська начинает говорить мне в глаза все, что думает, и это довольно обидно.

Правда, я тоже не остаюсь в долгу, и мы квиты, снова можем общаться, словно бы спустили пар и освободили место для новых впечатлений.

Надо бы, кстати, ей позвонить – Стася неплохо разбирается в криминальных темах, вдруг что-то дельное посоветует.

Подруга удивительно долго не брала трубку, а когда ответила, я еле узнала ее. Никогда прежде моя Стася не разговаривала сиплым, словно пропитым и прокуренным голосом.

– Что это с тобой? – удивилась я.

– Классно звучу, да? – просипела Стася. – Петь, похоже, никогда уже не смогу, прощай, мечта о сцене.

– Да ты и не пела никогда. Что случилось-то?

– Не возражаешь, если я расскажу тебе об этом при встрече? – уклонилась она, а я вычленила из этого ответа только одно – Стася собирается ехать к нам.

Сообщение меня обрадовало – мне хотя бы будет с кем поговорить и по магазинам пробежаться. Можем, кстати, и в театр выбраться, хоть Стася и не особо его жалует.

– Когда летишь?

– Сегодня ночью, – огорошила меня подруга. – Если успею. Все, Настюша, мне пора, – и в трубке раздались гудки.

Я даже не успела понять, почему она так быстро свернула разговор, почему бросила трубку. Что за спешка?

Обычно о своих приездах Стася предупреждала примерно за месяц, да и жить предпочитала в гостиницах.

Кстати, а где она сейчас-то собралась остановиться? Этот вопрос требовал немедленного выяснения, и я снова набрала номер подруги.

– Стася, это я опять. Быстро скажи – ты у нас?

– На три дня, если можно. Если нет – скажи, я решу, пока еще есть время.

– С ума сошла?! Решит она! Даже не думай! Я тебя на машине встречу, и не возражай. Все, целую, увидимся, – и я скоренько отключила телефон, чтобы не дать подруге опомниться и отказаться от моих услуг.

Я сползла с кровати и вышла в кухню.

Захар успел сварить кофе, выкурить пару сигарет и снова вернулся к работе.

Я поставила на плиту кастрюльку для овсянки, но потом передумала – съем молочную кашу, потом захочу бутерброд с белым хлебом, потом булочку с вареньем – и опять понесется зажор на весь день.

Уже много лет я с переменным успехом боролась с лишним весом, и в текущем раунде он опять одерживал верх, потому лучше предпринять решительный ход и устроить разгрузочный день.

– Стася прилетает ночью, – сказала я, войдя в комнату к Захару.

– Угу, – отозвался тот, не отрывая взгляда от монитора.

Я была почти уверена, что он даже не услышал сказанного мной, но решила проверить:

– Захар, я тебе изменила.

– Молодец, – пробормотал он.

– Я от тебя ухожу.

– Долго не задерживайся и куртку надень, там, кажется, ветер, – посоветовал супруг, и я захохотала:

– Лавров, ты идеальный.

Чмокнув мужа в макушку, я оставила его в покое и занялась уборкой в спальне.

История с паспортом как-то сама собой отошла на второй план, и я даже забыла о посылке, которую нужно будет забирать через неделю. Да и подготовиться к встрече подруги тоже не помешает – в магазин, например, сбегать, пока есть время.