Текст книги "Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски"

Три года спустя, Англия

Серое хмурое утро пробивалось в чуть приоткрытое окно спальни на втором этаже. По подоконнику барабанил мелкий дождь, уже отмывший за ночь и булыжную улочку, и первые мелкие листочки на аккуратно постриженных деревцах. В воздухе витал запах сырости. Именно сырости, а не свежести, как обычно бывает после дождя. Или это просто казалось?

– Зачем встала в такую рань? – удивился вернувшийся с пробежки Хохол, застав ее стоящей перед окном в спальне в шелковом халате и с сигаретой в пальцах.

– Не спится, – Марина сделала глубокую затяжку, выпустила дым красивым облачком. – Там как? – она кивнула за окно, и Хохол прижался к ней сзади, обнял холодными руками. – Сдурел?! Ты весь потный!

– И что?

– В душ вали, вот что!

– С удовольствием! – Он подхватил ее на руки и понес в ванную, встал в душевую кабину и включил воду свободной рукой.

Когда Марина совсем вымокла, Женька поставил ее на ноги, стянул халат и рубашку, разделся сам и снова притянул Коваль к себе, беря с полки губку и гель.

– Вот так… ну-ка… – Хохол повернул ее к себе спиной, скользнул руками вверх от талии, обхватил грудь и простонал на ухо: – Все, котенок…

– О, не трудись. Я соглашусь добровольно! – фыркнула Марина, поворачиваясь и закидывая одну ногу ему на бедро. – Ну, кого ждем?

Дальше можно было ничего не говорить…

…Завернув Марину в полотенце, Хохол уложил ее в спальне на постель, а сам пошел варить кофе, попутно заглянув к Егору, который еще спал – было только восемь утра, выходной, в школу не надо. С чашкой кофе на подносе он вернулся наверх, опустил ношу на тумбочку и прилег рядом с Коваль.

– Кофе, котенок, – шепнул он ей на ухо.

– Угу, – пробормотала она, не открывая глаз. – Спасибо. Грегори спит?

– Спит еще.

Марина села, потянулась, сбросив полотенце, и взяла чашку кофе. Сегодняшнее утро ничем не отличалось от вчерашнего, от недельной давности, от полугодичной… Монотонное, однообразное течение жизни уже почти не раздражало, хотя иной раз очень хотелось, чтобы произошло какое-то событие и нарушило это спокойствие и порядок. Хохол посмеивался, когда Марина рассказывала ему об этом желании:

– Ну, чашку разбей, пусть Сара ковер почистит.

– При чем тут Сара? Я устала от этого болота, понимаешь? Вокруг все стоит, ничего не меняется, не движется, просто стоит колом – и все. Я не могу так жить…

– Тебе непременно нужно, чтобы все кипело и кровью заливалось? Я специально увез тебя сюда, чтобы никакой движухи, чтобы просто жить, как все люди. У тебя даже нервишки почти в порядок пришли, так что все на пользу, – отрезал обычно Женька.

Сегодня Марина решила вернуться к этому разговору. Решив поехать в Россию, она не собиралась отступать. Хохол в последнее время возомнил себя хозяином в доме, взял в свои руки решение всех финансовых и других вопросов, хотя сам не работал – сказывался непреодолимый языковой барьер. Женька так и не смог выучить английский, объяснялся большей частью на пальцах, а потому и найти какую-то работу для него совершенно не представлялось возможным. Да и что он умел? Разве что головы отворачивать. Однако Марина не сопротивлялась, ей даже нравилось, что Женька решает все сам, в кои-то веки она не брала на себя то, что не должна женщина. Но в вопросе о поездке на родину она решила все-таки настоять на своем, хотя и видела, что ему это не нравится.

– Женя, – начала она, отставив пустую чашку и закурив. – Так что там с нашим разговором в отеле?

– А что? – спокойно откликнулся Женька, повернувшись на спину и забросив руки за голову. – Ты все-таки собираешься ехать?

– Я понимаю, что ты этому не рад, но собираюсь, да.

– Это глупо, Маринка, пойми. Даже твоя стрижка и блондинистый цвет не обманет тех, кто знал тебя давно и близко. А уж меня опознать вообще труда не составит.

– Значит, ты все-таки натворил там что-то такое, чего теперь опасаешься, – удовлетворенно констатировала Коваль, которую этот вопрос занимал уже пару лет. – Иначе чего тебе бояться?

– Ну, уж точно есть, чего! – фыркнул Хохол.

– Так расскажи мне.

– Незачем! – отрезал он. – И больше не спрашивай, я не хочу вспоминать, я все забыл.

Марина затушила сигарету, легла на бок, натянув простынь, уставилась на лежащего рядом любовника в упор, заставив отвернуться.

– Женя, ты ведь знаешь, если мне будет надо, я выну из тебя все, что захочу. Не вынуждай меня, я не хочу ссориться, мы и так делаем это слишком часто в последнее время.

– Марина, я тебя прошу – прекрати. – Хохол сел и вцепился руками в волосы. – Понимаешь – я не могу рассказать тебе, да и не надо – зачем тебе знать? Три года прошло, все утряслось и забылось…

– А раз забылось – к чему тайны? – спокойно поинтересовалась она.

– Слушай, ну почему ты такая, а? Почему тебе недостаточно знать, что я просто решил все проблемы и увез тебя сюда? Почему тебе непременно нужны подробности?

– Тот, кто владеет информацией, владеет миром – это не я сказала, мне не додуматься. Но мысль очень верная, кстати, – заметила Марина. – И потом – что такого ты сделал? Снес с лица земли наш чудный городок вместе с жителями? Вздернул Беса на флагштоке мэрии? Нет? Тогда вообще не вижу проблемы.

– Проблема в том, что я сам не хочу этого помнить, я, понимаешь – я, не хочу! Не хочу! – взревел Женька, выведенный из себя вопросами и тоном, которым они задавались. – Что у тебя за мода?! Начинает иголки под ногти загонять – что, да кто, да как?! Зачем тебе знать?!

– Ну, с иголками ты перебрал. Хорошо, ты можешь ничего мне не говорить. Я узнаю все сама.

С этими словами Коваль встала и пошла в гардеробную. Как обычно, предстояла поездка в парк с Егоркой, и в том, что им сегодня ехать придется вдвоем, Марина не сомневалась – Хохол по-настоящему разозлился.

Егорка сидел за барной стойкой с чашкой овсяных хлопьев, залитых молоком. Он был вполне самостоятельным парнем и такой легкий завтрак себе мог приготовить, не прибегая к помощи отца или матери.

– Привет, родной. – Марина чмокнула его в макушку. – Как хлопья?

– Хочешь? – Он протянул ей свою ложку, и Марина попробовала.

– М-м, отлично! Мед добавил?

– Ага, – кивнул Егорка, снова принимаясь за еду. – В парк поедем?

– Поедем. Если хочешь, можешь позвать с собой Алекса.

Егор возмущенно отложил ложку:

– Мама! Ты что, забыла, что в парк мы ездим только втроем? Никаких Алексов!

– Я просто подумала, что с другом тебе было бы веселее, – улыбнулась она, садясь на высокий табурет и подтягивая к себе джезву на спиртовке.

– Мне и с вами не скучно. А у Алекса послезавтра день рождения, меня пригласили. Будет клоун.

– Ну, значит, нужно подарок выбрать. Вот заодно и заедем. Ты уже знаешь, что подарить?

Егорка смешно сморщил нос:

– Мам, Алекс такой… скучный. Ему даже подарок выбрать просто – он коллекционирует медведей, представляешь? Больших и маленьких.

– По-твоему, это скучно? – поинтересовалась мать, отпивая кофе.

– А то! У него этих медведей целая комната, и миссис Стэнтон постоянно там убирается – пыль вытирает, пылесосит их. Зачем ему столько медведей?

– Грег, ну, может, ему нравится? Может, когда Алекс вырастет, он будет изучать медведей?

– Фууу! – сморщился сын. – Разве это работа?

– А что, по-твоему, работа? – с улыбкой спросила Марина.

– Я буду строить дома. Как мой настоящий папа, – твердо заявил Егорка, и улыбка сползла с Марининого лица:

– Грег! Я, кажется, ясно сказала, что не желаю, чтобы ты так говорил! Что значит – настоящий папа? А кто тогда Женя?

– Он тоже папа. Но другой.

Марина шарахнула кулаком по столешнице так, что подпрыгнула и спиртовка с джезвой, и чашка, и даже тарелка с хлопьями. Егорка сжался, втянул в плечи голову, но глаз от искаженного гневом лица матери не отвел.

– Я просила тебя! Ты не понимаешь?! Или собственное слово держать не можешь?! Тогда что ты за мужик?!

Егор молча слез со стула и побежал к себе в комнату, чтобы мать не увидела, как он плачет. Коваль обхватила голову руками: «Я воспитываю его по каким-то пацанским понятиям… Господи, что я делаю, ему всего пять лет, а я требую от него, как от Женьки…»

– Что, и здесь накосячила? – насмешливый голос Хохла заставил повернуться и отвлечься от мыслей о воспитании сына. – Что ты ему опять сказала такого, что он ревет в комнате?

Марина только рукой махнула и закурила.

– Ну, что ты за человек, Маринка? Не можешь, когда все спокойно и хорошо? Нужно, чтобы постоянно все в тонусе были? Ребенок-то что сделал?

Она прижалась лбом к его плечу и пробормотала:

– Мы опять про Малыша разговаривали…

– Ясно – на том и поругались. Ты не можешь не реагировать на его слова, а?

– Не могу! Я не хочу, чтобы он постоянно говорил о том, что ты ему не отец.

– Значит, надо было сразу молчать, теперь-то что? – спокойно отозвался Женька, поправляя серьгу в ее ухе. – Я не реагирую – а ты чего заводишься? У него это скоро пройдет, вот увидишь.

Марина вдруг заплакала, бросив сигарету в пепельницу и всхлипывая, как ребенок. Женька взял салфетку и принялся вытирать ей слезы:

– Ну, что опять? Не плачь. Сейчас поедем гулять, подышишь воздухом, отдохнешь… Потом соберем бумаги, а в понедельник поедем в консульство – и куда там еще надо.

Марина не поверила – неужели… Неужели он решился ехать?! Она подняла глаза, и Хохол сразу же предупредил:

– Но поедем только в Москву к отцу. Об остальном даже не заикайся, поняла?

– Да…

– Ну и молодец. Теперь иди, мирись с сыном, поехали – и так уже полдня прошло.

Три года назад, Россия

Пятый день лил дождь. Вот тебе и начало июня – залило все, что можно, до гаража невозможно дойти, не надев резиновых сапог. Егорка все время куксился и ныл, выматывая нервы и себе, и окружающим. Няня неожиданно уволилась. Это стало неприятным сюрпризом, Хохол даже растерялся:

– Наталья Марковна, случилось что-то?

– Нет… просто… словом, я хотела бы получить расчет, Евгений Петрович.

По ее глазам Женька видел, что женщина просто не хочет говорить об истинных причинах своего внезапного увольнения, но спорить и уговаривать не стал – у него не было на это сил и времени. Поэтому он молча подписал рекомендацию и выдал няне положенную сумму денег. Теперь перед ним встал вопрос – что делать дальше? Искать новую няню смысла не было – в Москве Маринин отец уже готовил документы на выезд в Англию, но и сидеть с Егором Хохол тоже не мог: на днях должна была состояться сделка по продаже контрольного пакета акций «МБК». Да и с Ревазом он еще не подвел итоги.

– …Мать твою! И что этой курице старой не работалось? – пробормотал он, сидя на кухне с сигаретой.

Стоявшая спиной к нему у плиты Даша внезапно повернулась и, виновато теребя передник, сказала:

– Женя… это, наверное, я виновата… Мы тут поговорили с Наташей… словом, я ей высказала кое-что…

Хохол ткнул в пепельницу окурок и с интересом уставился на домработницу:

– Ну-ка, ну-ка… Что высказала? Садись-ка. – Он ухватил Дарью за край передника и подтянул к столу. – Чаю хочешь?

Даша отрицательно покачала головой, но за стол села, сложила руки на столешнице и проговорила:

– Жень… может, я и не так что-то сказала, не знаю… Но и слушать ее бредни тоже не смогла. Какое ей дело до того, какое у тебя образование? Какое дело до того, судим ты или нет? Разве это как-то касалось ее работы? Нет, не касалось. Так и нечего тут…

Хохол изумленно взирал на домработницу, не веря своим ушам. Отхлебнув чаю из большой керамической чашки, он опять потянулся к сигаретам, закурил, а потом спросил:

– Так ты за меня обиделась, что ли? Ну, ты даешь, Дашка!

– Женя, да дело не в том! Просто нельзя осуждать людей, которые тебе зла не делали! Ну и что, что у нее какое-то там высшее образование – по поступкам судя, она как была неграмотной, так и осталась! – возразила Даша. – Я от этого просто с ума сошла, ну и наговорила ей…

– Дашка-Дашка! – захохотал Хохол, вставая из-за стола и обнимая домработницу сзади за плечи. – Добрый ты человечище! А я думал, что ты меня в последнее время не очень-то…

Даша похлопала его по руке:

– Женя, мое отношение к тебе – это мое личное… Да, честно скажу – в последнее время ты странный стал… Скажи, завел кого-то? – Она запрокинула голову и попыталась поймать Женькин взгляд.

Хохол растерялся – не ожидал такого прямого вопроса, а придумать отмазку не успел, да и не думал, если честно, что она потребуется – Даша никогда не лезла в личную жизнь хозяев.

– Молчишь? – тихо и укоризненно проговорила домработница, освобождаясь от его рук и вставая из-за стола. – Эх ты, Женя… – И вышла из кухни, а через пару минут хлопнула входная дверь.

Хохол сцепил руки на затылке и простонал, задрав к потолку голову:

– Котенок… ну, за что мне это, а?! Ведь это ты… ведь нет никого больше – ты только… И сказать я не могу даже Дашке. Так и будет теперь волком смотреть…

Он просидел в кухне до полуночи, курил и разговаривал сам с собой тихим шепотом. Вернее, разговаривал с Мариной, но со стороны это выглядело именно как диалог Хохла и Хохла. Если бы кто-то зашел в кухню, то решил бы, что Женька сошел с ума. Но именно этот разговор подсказал ему, как поступить с Ревазом. Наковальня была бы довольна…

Спустя три дня Хохол стоял в Марининой гардеробной и снимал с верхних полок коробки, в которые была упакована неплохая коллекция настоящих кимоно. Это началось у Коваль с того самого, черного, подаренного Егором. Она покупала их, где только могла, не разменивалась на подделки и отдавала бешеные деньги, так как натуральный шелк и ручная роспись стоили дорого. Двенадцать коробок – двенадцать праздничных и повседневных нарядов, и даже было одно кимоно невесты, его Марина надела только один раз – примерила и убрала в коробку. Остальные же изредка надевались, демонстрировались сперва Егору, а позднее – Хохлу. Это было единственным, что собирался взять с собой Женька, ну, если не считать кое-каких Марининых вещей и шуб, а также ее драгоценностей. Коллекция напоминала Марине о муже, но было одно кимоно, подаренное и Хохлом – ярко-красное, из тончайшего шелка, расписанное лотосами. Женька отдал за него почти три тысячи долларов, но не пожалел – Коваль в одеянии выглядела просто сногсшибательно и вызывающе сексуально.

С полки, где хранилась обувь, свалилась коробка, больно ударив Хохла по плечу, из нее вывалились любимые Маринины босоножки – на тонкой высоченной шпильке и прозрачной платформе. Из-за хромоты она не носила их больше, только изредка надевала, чтобы подразнить его, Хохла, и снова убирала в коробку. «В них ноги длиннее кажутся», – зазвучал вдруг в ушах ее голос. Какое длиннее – и так ноги у нее были обалденные… «Стоп! – осек сам себя Женька. – Почему это – были? Они и сейчас у нее такие, что любая соска обзавидуется! Нет, это мы тоже прихватим, пусть порадуется…»

Он не прибегал к помощи Даши, не хотел, чтобы кто-то видел, что он упаковывает Маринины вещи, – как это объяснить? Коробки придется в камин бросать, чтобы не мозолили глаза, а кимоно аккуратно скатать в рулончики и уложить в чемодан поверх остального – так они меньше изомнутся. Чемодан Женька выбрал самый большой – все же три шубы, даже туго скатанные, занимали место, да еще по мелочи кое-что – парики ее любимые, духи…

Закончил он только через пару часов, разорвал коробки и сунул в камин, а часть отнес в баню. Потом ушел в кабинет и позвонил в Москву, быстро обсудил с Марининым отцом состояние документов.

– А я продал все, Виктор Иванович, – признался он в самом конце разговора. – Все подчистую. И деньги перевел уже…

– Может, так оно и лучше, Женя? Отрезать все пути…

– Не знаю… там видно будет. Мне теперь самое важное – ее вывезти и на ноги поставить, а про остальное потом подумаю… С врачами договорился, наш доктор полетит, Валерка, там побудет немного, пока первое время… И еще у меня к вам просьба, Виктор Иванович. Егора хочу пораньше отправить к вам, можно? У меня тут еще кое-что неотложное осталось.

– Конечно, Женя, отправляй, – моментально согласился старик, которому лишний день общения с внуком был только в радость.

– Ну, договорились – завтра встречайте, прилетит Гена, охранник, вы его знаете.

– Да, я понял. Встречу и сразу тебе позвоню.

Попрощавшись с Марининым отцом, Хохол испытал облегчение – завтра он уберет из города Егора, и тогда смело можно браться за выполнение своего плана, останется только дождаться возвращения Гены из Москвы. Но это быстро – билеты у него туда-обратно. Хохол почувствовал, как его охватывает ощущение азарта, легкое возбуждение – такое знакомое чувство, приходящее обычно перед важным и опасным делом, когда поднимался адреналин, волной накрывающий все его существо. «Не-ет, я так на дорожку дверью шарахну, что штукатурка посыплется, а то и потолок упадет! – злорадно думал он, вгоняя патроны в обойму старого, проверенного «макарова». – Не будет такого, чтобы безнаказанным козла оставить, это не по мне. А потом пусть ищут…»

Рано утром он сам увез в аэропорт хнычущего из-за раннего подъема Егорку и Гену, сто раз повторил охраннику, что и как сделать, кому и во сколько позвонить, и тот, сдерживая раздражение, попросил:

– Жека, ты расслабился бы? Мне не десять лет, разберусь.

– Да, извини, – примирительно улыбнулся Хохол, держа на руках Егора. – Просто я никуда его одного не отправлял, волнуюсь… И сразу, как пацана отдашь деду, позвони мне, ладно?

– Жека! – укоризненно протянул Гена, и Хохол захохотал:

– Все, братан, не буду! Тебя здесь встретят ночью, я пацанов пришлю. Я тебя жду, Генка, мне без помощи никак не управиться…

Гена пожал плечами:

– Думаешь, я в Москве соскочу? Так я и тут мог – в чем проблема. Я только хотел тебя вот о чем попросить… Может, кому порекомендуешь меня?

Хохол даже не задумался – прекрасно знал, что рано или поздно Генка заговорит об этом, потому что он единственный во всей охране, кому нужна помощь в дальнейшем трудоустройстве. Отсутствие руки – для телохранителя серьезная проблема, и тут никакие заверения в профессионализме не помогут. Но Женька считал себя обязанным Гене за то, что он сумел спасти Марину, когда собственный охранник, много лет пробывший в доме, вдруг переметнулся к Ашоту и решил помочь ему убрать Наковальню. И Женька сейчас просто обязан был поддержать искалеченного товарища. Он знал, кто возьмет к себе Гену и не станет смотреть на протез вместо левой кисти – Ветка. Да и Бес не будет против, он хорошо относился к Марининым охранникам, высоко ценил и не раз пытался переманить к себе.

– Я об этом думал, Генка. К Виоле пойдешь? Она бы с удовольствием, – тут Хохол пошловато хохотнул. – Единственная проблема – эта сучка может так достать, что по сравнению с ней Марина – просто ангел. Или к Кольке вон – ему тоже, думаю, охранник нужен будет скоро.

– Да с Мариной Викторовной вообще проблем не было. – Гена поправил перчатку на протезе. – Конечно, пойду, Жека, выбор-то невелик, сам знаешь. Но лучше все-таки к Николаю.

– Ну, и отлично. Прилетишь, дело сделаем – и можешь переезжать. Я сегодня с ним переговорю. Думаю, Дарью тоже ему порекомендую.

Женька проводил Гену с Егоркой на регистрацию, поцеловал сына на прощание и быстро ушел, чтобы не видеть и не слышать, как он ревет.

Сев в машину, Хохол позволил себе расслабиться, уронил голову на руль и взвыл. Он как будто только сейчас осознал, что ему предстоит вернуться в пустой дом, где уже давно нет Марины, а теперь нет еще и Егорки, где никто не бросится навстречу въезжающему в ворота джипу, никто не повиснет на шее…

Наплевав на все предосторожности и конспирацию, он поехал к зданию больницы. Мышкин сотовый не отвечал, и тогда Хохол позвонил из приемного покоя Кулику и потребовал:

– Спустись вниз и проведи меня в отделение!

– Зачем? – опешил Валерка.

– Я сказал – спустись, иначе я по водостоку залезу!

– Придурок контуженный! – пробормотал в полголоса хирург, спускаясь в приемное. – Ну, какая тебя на этот раз муха укусила?! – набросился он на прислонившегося к стене Женьку. – Спятил совсем?! Тебе проходной двор здесь, что ли?!

– Не ори, – поморщился Хохол, отталкиваясь от стены и нависая над невысоким Валеркой. – Пойдем.

Кулик выматерился еле слышно и пошел назад, в хирургию, а за ним – непрошеный визитер.

У палаты Валерка остановился, загородив дверь:

– Так и не скажешь, зачем приперся?

– Скажу. Но позже. Ты дежуришь?

– Да. Мне деньги с неба не падают, – язвительно заметил хирург, и Женька скривился:

– Ой, хорош прибедняться! Ты только на нас такие бабки поднимаешь, что запросто можешь за полгода на новый «мерс» скопить! И потом – договорились ведь, что за поездку я тебе отдельно заплачу.

Кулик смутился – выходило, что весь разговор у него свелся к деньгам, которых Хохол и в самом деле не жалел, оплачивая услуги по лечению и пребыванию Марины здесь, в отделении.

– Я не к тому…

– А я – к тому! – отрубил Женька, бесцеремонно отодвигая его от двери. – Все? Ну, иди, спасай страдальцев. Потом к тебе зайду. – И он скрылся в палате.

Мышка сидела на краю кровати и что-то рассказывала безмолвно лежащей Марине. Вскинув глаза, она увидела Хохла и встала, но тот приложил к губам палец и жестом показал ей на дверь. Мышка только головой покачала, но вышла.

Скинув куртку в углу прямо на пол, Женька тщательно вымыл руки и только потом подошел к кровати, привычно снял бинты и поцеловал Марину в щеку:

– Привет, котенок! Красивая ты у меня сегодня…

На звук его голоса она открыла глаза и чуть улыбнулась уголком рта. Хохол воспарил:

– Маринка… улыбаешься, родная? Вот и молодец… – Он снова прикоснулся губами к прохладной щеке. – Моя ты маленькая, скоро все кончится… все кончится, и мы больше никогда с тобой не расстанемся, – шептал он, сняв с нее косынку и поглаживая отрастающий ежик волос. – Ты будешь жить дома…

Хохол почувствовал, что плачет – слеза скатилась на лицо Марины, и та чуть сморщилась. Наверное, впервые в жизни Жека Хохол, отмороженный уголовник со стажем, не стеснялся своей слабости и слез. Он был всего в полушаге от осуществления своей задумки, совсем чуть-чуть отделяло его от завершения непростого дела. Еще немного – и никто уже не сможет причинить зла его любимой женщине, никто – потому что никто не найдет. Она поправится, встанет на ноги, снова будет такой, как была – красивой, властной, желанной. И он, Женька, сделает все, чтобы никогда больше с ней не случилось ничего подобного…

– Котенок… а ведь я сегодня Егора к отцу отправил… – тихо сказал Хохол, прислонившись губами к самому Марининому уху. – Генка его повез…

Коваль вздрогнула всем телом, и Женька отпрянул:

– Ты сердишься? Котенок, так надо было, понимаешь? Надо… я потом тебе объясню, когда все кончится…

Она вдруг сжала пальцы на его запястье, очень сильно, совсем так же, как в прошлый раз впилась ногтями в щеку, и он обрадовался этому жесту:

– Ну, вот! А врачи говорят – не реагируешь, не понимаешь… Фигня это… Подожди, скоро я тебя заберу отсюда, насовсем заберу… Хочешь домой, котенок?

Она не ответила, конечно… лежала и хлопала глазищами, которые одни только и жили на похудевшем лице. Но Хохлу это было совершенно не важно, жива – и хорошо, и не надо ничего пока…

Он провел с ней все время до самого вечера, пока не стемнело, и только когда позвонил Гена, сообщив, что уже в аэропорту, собрался уходить. Марина дремала, утомленная после капельницы, и Хохол не хотел будить ее, но удержаться и уйти без поцелуя тоже не смог. Едва он тронул губами ее лоб, она открыла глаза.

– Разбудил, зараза… – пробормотал он. – Поеду я, Мариш… Поздно уже. Ты спи, отдыхай…

Она вдруг чуть повернула голову, и во взгляде выразилась такая тоска, что Хохлу стало не по себе.

– Котенок… не смотри так, я не смогу уйти, – взмолился он, погладив ее по голове. – Ну, пожалуйста, отпусти меня, мне нужно… я не могу уйти, когда ты так смотришь… Ты ведь не одна, с тобой Мышка…

Марина вздохнула и отвела глаза, закрыла их совсем, словно не хотела видеть, как он уходит.

Хохол рванул из палаты как ошпаренный, не оглядываясь. Заскочив в ординаторскую, он рухнул на диван и жалобно посмотрел на удивленно взирающего на него из-за стола Валерку:

– Не могу так больше! Все, сил нет, сорвусь скоро… она так на меня смотрит, словно я к ней каждый раз со стволом захожу…

– Жека, не выдумывай – она ничего не понимает. Невролог с психиатром были, говорят – рефлексы живые, да, а сознание сумеречное.

– Скажи своим консультантам, пусть свое мнение засунут себе так далеко, чтоб аж самим видно не было! – вспылил Хохол. – Она соображает лучше их обоих! И не толкай мне порожняк этот, понял?!

– Да не ори ты, ненормальный! – стукнул по столу Валерка. – Взял моду базлать на меня! Пори свою чушь охране, а мне не надо – я врач с приличным стажем!

– Слушай сюда, врач с приличным стажем! – Хохол сделал резкий бросок вперед и поймал Валерку за лацкан халата. – Значит, дело такое – полетим через неделю самое большее. Постарайся сделать так, чтобы никаких загвоздок здесь не возникло ни с машиной, ни с оборудованием – и что там тебе еще надо будет по ходу. Вот тебе на мелкие расходы, – свободной рукой он залез в карман куртки и бросил на стол пачку долларов, перетянутую банковской упаковкой. – Здесь пятерка, что останется – забери себе, но гляди – чтоб потом не говорил, что у тебя чего-то нет, понял? Никаких непредвиденных ситуаций, дорога неблизкая, с пересадкой в Москве. Документы все готовы, там и заберем. Так что готовься, Валерик, отпуск бери за свой счет. Я не могу просить Машку ехать со мной – ни визы, ни времени, чтобы ее получить, да и семья у нее. А ты все же мужик, тебе легче отмазаться.

– Это не проблема. За остальное тоже не волнуйся, – проговорил Валерка, легонько тронув Хохла за руку. – Отпусти…

Хохол убрал руки, поправил Валеркин халат, хлопнул его по плечу:

– Молодец, доктор, соображаешь! И бабки спрячь.

Застегнув куртку, он вышел в коридор, аккуратно прикрыв дверь ординаторской. Кулик перевел дух, закурил и вполголоса выматерился. Вот и помогай бывшей однокурснице! Особенно если ее любовничек безголовый всякий раз с угрозами является. Если бы не деньги, если бы не жена с ее постоянным нытьем о его маленькой зарплате, если бы не теща, которой нужно помогать, если бы не дети, которых нужно учить, кормить, одевать… Так много всяких «если», толкнувших его, Валеру Кулика, на этот путь, и поворачивать обратно теперь тоже поздно – привык. Но, к счастью, через пару недель—месяц все это закончится. Хохол увезет Марину в Англию, и больше они никогда не вернутся, и тогда Валера сможет жить спокойно, не вздрагивая от звонка мобильного телефона…

Темные окна в доме выглядели как выбитые глаза – раньше в них всегда в это время горел свет, а сегодня… Пустые, черные ямы. Хохол долго сидел на лавке у гаража вместе с Казаком, курил и ждал приезда Гены.

– Долго не едут, – заметил Казак, вытягивая ноги. – Когда еще пацаны уехали…

– Пока приземлился, пока вышел…

– Слушай, Жека… – нерешительно начал Казак. – Среди пацанов базар пошел, что ты валить собираешься…

«Плохо, что пошел такой базар», – отметил про себя Хохол, а вслух лениво протянул:

– Даже если и так… и что?

– Ничего… просто братва думки думает – кто вместо тебя встанет.

– Почему – вместо меня? Вместо Наковальни.

– Нет, ну, было ж вроде как решено, что ты вместо нее… вроде как муж ты ей был…

– Не переходит по наследству такое место, – отрезал Женька. – Должны старшие сами решить, кого хотят над собой видеть.

– А если вдруг тебе предложат – останешься? – кремневые глаза охранника внимательно следили за выражением Женькиного лица.

– Нет.

– Зря ты так, Жека, тебя большинство поддержало бы. Комбар был сегодня, говорил – молодые все за тебя, и Мирза со своими, и Каспер. Пердун только этот, Старый, вроде как на дыбы встал, но ведь все поправимо…

– Казак, пойми одну простую вещь – чтобы встать на Маринино место, нужно хотеть это сделать, – устало вздохнул Женька, глядя под ноги. – А я не хочу, понимаешь? Не хочу. Я пожить хочу спокойно, ребенка вырастить, на ноги поставить…

– Так что тебе мешает? – изумился охранник. – И расти себе…

– Ну да! Здесь вырастишь… разве что только отморозка такого же, как мы все… А он – другой, у него отец был не нам чета. Нельзя ему становиться таким, как, допустим, я.

– Да чем плохо-то? – недоумевал Казак. – Денег полно, отправишь его учиться куда-нибудь, хоть в Америку, а потом он все унаследует – поди нехорошо?

– Нет, нехорошо, – отрезал Хохол, устав от бессмысленного разговора. – Я все решил, и по-другому перерешать смысла не вижу. Пацанам за доверие спасибо, но пусть другого ищут.

Женька поднялся и побрел в дом. Прошелся по всему первому этажу и зажег свет всюду, даже в своей бывшей комнате рядом с прихожей, сбросил на вешалку куртку и уселся в кухне за столом, на котором, заботливо прикрытый полотенцем, стоял приготовленный Дашей ужин. Есть не хотелось, даже вид и запах подрумяненной отбивной с салатом и картошкой не вызвал аппетита. Хохол отрезал кусочек мяса, вяло пожевал и отодвинул тарелку. Он уже давно не был один в совершенно пустом доме, и это неприятное ощущение стало откровением для него. Оказывается, он перестал быть одиночкой, перестал любить свободу, как понимал ее раньше. Никаких преимуществ нет в том, чтобы не зависеть ни от кого и ни о ком не заботиться, – только тошнотворное одиночество, выворачивающее наизнанку душу…

Гена с охраной приехал только к часу ночи, за это время Хохол успел выкурить почти пачку сигарет и посмотреть какой-то бестолковый фильм по ночному каналу. Когда уставший от перелетов Гена принялся за ужин, Женька, налив себе большую кружку чаю, сел напротив и стал терпеливо ждать, пока тот поест, чтобы приступить к расспросам. Глядя на то, как ловко орудует одной рукой и протезом телохранитель, Женька в очередной раз удивился силе его характера – не сломался мужик, освоил сложнейший протез и владеет им не хуже, чем настоящей рукой. Гена отложил вилку и нож, промокнул салфеткой губы и откинулся на спинку стула:

– Ну, спрашивай, Жека…

– Да что спрашивать… ревел? – угрюмо отозвался Хохол, имея в виду сына.

– Как белуга! – подтвердил Гена, чуть улыбнувшись. – Еле-еле ушел… Дед его чем только не завлекал, что только не обещал…

– О, все, твою мать! – с досадой протянул Женька. – Дорвался до внука! Разбалует он его, я потом не соберу в кучу! Кабы не нужда – ни за что не отвез бы!

– Да ладно тебе! За пару дней ничего не случится. Здесь-то что?

– А что? Пока тихо, мы ж еще и не начали. Казак мне сегодня тему протолкнул – мол, пацаны не хотят с решением Беса соглашаться, за меня все мазу тянут, – криво усмехнулся Женька. – Можно подумать…

– Жека… а что, собственно, тебя отсюда гонит? – неожиданно спросил Гена, сжимая и разжимая пальцы протеза, что сопровождалось неприятным металлическим звуком. – Ну, мне-то скажи.