Текст книги "Госпожа страсти, или В аду развод не принят"

– Тебе лучше?

– Мне лучше оттого, что ты со мной.

– Глупый, куда я денусь?

Он поймал ее руку здоровой рукой, поднес к губам и, помолчав, спросил:

– От тебя текилой пахнет... где была?

– У Ветки.

– Ложись ко мне... я так соскучился по тебе, моя киска... – Он накинул на Марину простыню и прижал к себе. Коваль почувствовала, как он весь напрягся, как его рука бродит по ее телу. – Киска... мне тяжело наклоняться... ляг повыше... – Марина приподнялась и осторожно просунула руку ему под шею, прижав к груди его голову. – Господи, родная моя... я с ума сойду...

Она сильнее прижалась к нему, закинув ногу на его бедро, и задремала.

Ближе к вечеру ее вдруг посетила шальная мысль – надоели нарощенные лохмы, захотелось стрижку. Не имея привычки откладывать что-либо, Коваль позвонила в салон и сказала, что приедет к закрытию. Удивленная Олеся, ее бессменная парикмахерша уже в течение нескольких лет, спросила:

– Что-то произошло, Марина Викторовна? Вы ж никогда стрижку не носили?

– А теперь вот хочу! Снимай эти веревки, надоели – жуть!

Олеся возилась с ее головой почти до ночи, снимала нарощенные пряди, потом втирала какие-то маски, составы и еще что-либо, потом красила и стригла, укладывала... Из «Бэлль» Коваль вышла только к одиннадцати часам, имея короткую «рваную» стрижку, сделавшую ее похожей на совсем молодую девчонку, особенно если в темноте и при макияже...

Хохол разорался, когда все это увидел:

– Зачем?! Тебе с длинными было лучше!

– Женя, волосы – не голова, отрастут или нарастим, – успокоила Марина. – Тебе не нравится?

– Нравится-нравится, – усмехнулся он. – Ты какая-то другая стала... и я тебя от этого еще сильнее хочу...

– Куда сильнее-то? – пошутила она, глазами показав на вставшее дыбом одеяло, и Хохол засмеялся, вмиг закашлявшись. – Жень, тебе плохо? – испугалась Марина, но он отрицательно покачал головой.

– Нет, киска, это просто от смеха... Ты домой ехала бы, я и один полежу.

– Ага, сейчас! Один он полежит! Даже не надейся – чтобы тебя тут чужие бабы руками лапали?! – Ну, положим, это она сказала просто для того, чтобы сделать ему приятное, но Женька купился:

– Киска, да кому я нужен? – Но Марина видела, что ему ее слова понравились. «Ей-богу, мужики как дети!»

– Мне ты нужен, понял, мне! И давай спи уже.

Коваль поцеловала его в губы, погладила бритую голову, задержав руку на щеке. Он закрыл глаза, принимая эту маленькую ласку с благодарностью. Хохол всегда говорил о том, что ему ничего не нужно – ни власти, ни денег, – только бы Марина была с ним. Чтобы она хотя бы притворилась, вид сделала, что именно он, Хохол, главный мужчина в ее жизни.

– Женька, а ведь я впервые поняла, что не могу без тебя, – вдруг призналась она совершенно искренне. – Представляешь, я даже думать не хочу об этом.

– Я никуда не собираюсь от тебя, моя родная, мне некуда. Ты ложись, отдохни – завтра у тебя тяжелый день... а меня рядом не будет... – И его бледное лицо осветилось какой-то виноватой улыбкой, словно в том, что Марине придется пройти через все тяготы завтрашнего дня одной, был его, Хохла, злой умысел.

– Перестань, я тебя прошу. Ты не волнуйся, видел же, каких мне Стас бугаев подогнал, – она поправила одеяло, опять погладила Женьку по щеке.

– И мне теперь места возле тебя нет, – закрыв глаза, пробормотал Хохол.

– Совсем больной? Несешь какую-то чушь! – возмутилась Марина, легонько щелкнув его по носу. – Места ему мало! Ты поправляйся, а там решим.

Похороны Розана, Дрозда и пацанов из охраны прошли без эксцессов, но Марина находилась в каком-то плотном тумане, все эти три дня ей просто некогда было осознать, что их нет больше и не будет уже никогда. И Розан больше никогда не приедет...

Коваль стояла над его могилой и не верила до конца в то, что через пару минут на месте вот этой зияющей дыры, в которую опустили гроб, появится земляной холм, и не будет больше Сереги Розанова... Слезы мешали, застилая глаза, рядом негромко плакала Ветка, вокруг стояли пацаны, окружив пять могил плотной стеной. Все молчали... да и что говорить – это была серьезная, ощутимая потеря для всех, не только для Коваль. К ней подошел Барон – Серегин приятель, с которым они вместе сидели, а теперь верный помощник во всех делах, касавшихся финансов. Он наклонил плешивую голову, утыканную пучками волос, словно клумба травяными кочками, и спросил:

– Вы слыхали про Бурого, Марина Викторовна?

– Слыхала.

– Говорят, его Бес завалил.

– Ну? – Коваль внимательно посмотрела в глаза Барона, чуть сдвинув свои черные очки

– Нет, я в том смысле, что нас бы не тряханул...

– Не переживай – нам ничего не грозит. Слушай, Барон, а слабо вместо Сереги? – Марина знала, что до отсидки был Барон крупным взяточником, занимая приличный пост в каком-то еще совдеповском учреждении, и денежки считал, как банкомат.

– Куда – в «Империю»? – удивился он.

– Да. Ты ведь все равно в теме, помогал Сереге, так почему самому не порулить? – Марина испытующе смотрела через темные стекла очков в покрасневшее лицо Барона. Он вытащил платок, вытер вспотевший лоб, снова сунул скомканный платок в карман:

– А потяну?

– А ты попробуй. Серега ведь тянул, хоть и без образования был. Я серьезно говорю – ты ж экономист, тебе не нужно будет долго вникать.

– Ну, если такой расклад...

– Все, добазарились! – Коваль любила подводить итоги сразу, не откладывая. – Давай через пару дней встретимся, обговорим предметно.

– Как Хохол там?

– Нормально, поправляется.

– Привет передавайте, – Барон отошел назад.

Коваль немного посидела на поминках в ресторане, а потом поехала в больницу к Хохлу, который ждал с нетерпением, устав от навязчивой заботы нанятой на это время медсестры. Но девочка отрабатывала двести баксов, которых никогда не видела раньше, так что...

– О, бля, думал – рехнусь! – проговорил Женька, когда медсестра скрылась за дверью. – Чума болотная, заколебала совсем!

– Бедный мой мальчик! – пожалела Марина, присаживаясь к нему. – Скучал?

– Конечно, скучал, я всегда по тебе скучаю. Киска, ты веришь мне?

– Я тебе жизнь доверила – что еще надо, чтобы доказать?

– Я клянусь, что никогда с тобой не случится ничего, пока я рядом с тобой, моя девочка...

И Марину уже не раздражало, что он называет ее словом, которое всегда раньше ассоциировалось только с Малышом.

Странно, она почти перестала вспоминать его, то ли некогда было, то ли действительно все проходит... И по ночам он больше не снился, не донимал кошмарами. «И эта любовь пройдет...» – так, кажется, в какой-то песне? Ну, вот и прошла она, даже следов почти не оставила, только кольцо на пальце, которое Коваль почему-то так и не могла снять.

Прошел месяц, и в конце июня Марина повезла Хохла на последний осмотр к Кулику. Она сразу после похорон Розана забрала Женьку из больницы домой, заплатив Валерке за то, что он приезжал раз-два в неделю и осматривал рану. На этом настояли Сева с Геной, прекрасно понимая, что хозяйка не оставит любовника одного, будет торчать в больнице, а обеспечить ей адекватную охрану там представлялось весьма сложным. Коваль подчинилась.

Она почти все время была дома с Женькой, отлучаясь только по совсем уж неотложным делам – пару раз к следователю в прокуратуру, на девять дней к Розану, потом в офис, чтобы там все разобрать с Бароном.

И еще – ей поступило очень заманчивое предложение, над которым Коваль теперь раздумывала. Один небедный господин из московских собрался выкупить контрольный пакет акций «МБК» и сумму назвал такую, что голова кругом пошла – на эти деньги Марина могла жить припеваючи всю оставшуюся жизнь и ни в чем себе вообще не отказывать. В конце концов дела в корпорации шли весьма средне, налоги сжирали почти всю прибыль, Коваль не разбиралась в этом бизнесе абсолютно и тащила эту ношу, как упрямый ослик, только потому, что это была компания Малыша. Но кто теперь ей был Малыш?

И Марина решила согласиться, о чем и сообщила Хохлу сегодня, уже сидя в машине:

– Жень, я «МБК» продаю.

– Кому? – Женька выглядел уставшим, что и немудрено – больше месяца без свежего воздуха, в душной комнате.

– Москвичу какому-то. Деньжищи огромные подниму! – Она сладко потянулась всем телом, и Хохол, чуть улыбнувшись, притянул ее к себе.

– Правду хочешь? Мне это не нравится.

– Это почему еще?

– А зачем тебе это надо? Ведь это не твоя корпорация, она Малышу принадлежит.

– Фигня это все, и ты сам прекрасно знаешь. Малыш отдал ее мне.

– Поступай как знаешь, но мне кажется, что здесь что-то не так, – упрямо сказал Хохол.

– Ой, не грузи ты меня! Продам – и гора с плеч, я устала уже перед всеми на брюхе ползать, чтобы заказы набирать! – отмахнулась Коваль, вытаскивая сигареты. – Эй, куда? Тебе теперь нельзя! – хлопнула она по руке Женьку, тоже собравшегося закурить.

Хохол недовольно сморщился – курить хотелось сильно, но и ругаться с Мариной с утра не стоило.

– Тем, кто много и долго курил, наоборот, советуют не бросать, – выручил его Сева, повернувшись с переднего сиденья.

– Самому-то не смешно? – осведомилась Марина, недовольно глядя на телохранителя. – Я все же врач по образованию.

– А мне военный хирург рассказывал, что нельзя бросать курить, если с легкими что-то, – не отступал Сева под одобрительный смех Хохла, и она сдалась:

– Да идите вы оба к черту! На, обкурись! – она бросила Женьке отобранную было пачку и отвернулась.

– Ладно, не сердись – я одну только, – примирительно попросил Хохол. – Ох, как на зоне, когда в БУРе сидишь, а тебе сигарету передадут! – с наслаждением затянувшись, проговорил он. – Киска, ну, ты чего, моя родная? Сердишься?

– Нет.

– А я вижу – сердишься. Не надо, киска.

– Да отвали ты! – Коваль вдруг разозлилась не на шутку, даже сама испугалась – на ровном вроде месте, ничего не произошло такого, а у нее внутри все ходуном ходило.

Дома она сразу ушла к себе и закрылась в кабинете, достала из бара бутылку текилы и напилась до полубессознательного состояния. Даже того, как добралась до постели, утром не помнила, держась за раскалывающуюся голову. Глянула на себя в зеркало – форменная шалава, такие у гостиниц болтаются. Кошмар! Охая и проклиная все на свете, Марина пошла в ванную, завалилась там в джакузи и долго лежала в пузырьках и пене, пытаясь прийти в норму. Разумеется, побыть в одиночестве не дали – Хохол пришел, сел на бортик и, поддерживая загипсованную руку, спросил:

– Ну, и кому что доказала вчера?

– Я ничего и не доказывала – просто напилась, и все, имею право.

– Имеешь, – согласно кивнул он. – И теперь кому хуже?

– Ой, отстань, мне и так невыносимо! – застонала она, опускаясь в воду с головой.

– Вылезай, хватит уже.

Правой рукой Женька подал полотенце, и Марина вылезла из воды, заворачиваясь в мягкую ткань.

– Погоди... – глаза у Женьки вспыхнули. – Дай я посмотрю на тебя – ведь давно не видел вот так, всю... – Он сбросил с нее полотенце и застонал: – Боже мой... идем ко мне...

– Обалдел? У меня похмелье! – возмутилась Коваль, дотягиваясь до махрового халата. И Хохлу осталось только облизнуться...

...Переговоры по продаже «МБК» состоялись через три дня после выписки Хохла, Марина оставила его дома, хотя он рвался с ней и был недоволен ее решением.

Сидя в конференц-зале корпорации и ожидая прибытия покупателя, Коваль вспомнила, как впервые попала сюда – на пресс-конференцию, устроенную Малышом перед тем, как отказаться от участия в выборах на пост мэра. И потом, когда пыталась уговорить его тогдашних компаньонов помочь вытащить его самого у похитителей. А совсем рядом с этим залом находился бывший кабинет Егора, тот самый кабинет...

Там все было так, как при нем, Марина ничего не поменяла, даже свои фотографии не убрала, хотя своим количеством они ее раздражали. На столе по-прежнему стоит его любимая чашка на квадратном блюдце с углублением для сигареты. Его пепельница в виде полуобнаженной женщины, лежащей на боку с поджатыми ногами. Его «Паркер» в футляре... И теперь все это перейдет в руки какого-то чужого человека, и он все здесь переделает по-своему... Да и черт с ним! Нельзя постоянно цепляться за воспоминания, нельзя жить в прошлом, как бы прекрасно оно ни было.

От этих размышлений ее и оторвал вошедший покупатель:

– Здравствуйте, Марина Викторовна!

– О, Иван Васильевич, проходите. Я немного задумалась, – встрепенулась Марина, вставая и протягивая руку блондину в строгом синем костюме.

– К сожалению, это наша последняя встреча с вами – все формальности соблюдены... – Он поцеловал протянутую руку, чуть задержавшись взглядом на тонком обручальном кольце.

Марине его сожаление по этому поводу было вообще непонятно, но спорить она не стала. Кроме того, ее раздражала манера москвича постоянно прикасаться пальцами к переносице, словно проверяя, не открылся ли там еще один глаз. Это выглядело неприятно и отвлекало от разговора.

– Что, последний автограф? – Коваль попыталась улыбнуться и взяла в руки папку с документами, на которых не было только ее подписи, и, чтобы не затягивать, быстро все подмахнула. – Вот и все, Иван Васильевич!

– Вы торопитесь куда-то, Марина Викторовна? – удивился он, наблюдая, как Марина встает из-за стола. – Я хотел пригласить вас на ужин с моим компаньоном и его невестой, если вы не против.

– Не против, – Коваль пожала плечами – ей было абсолютно все равно, вдруг навалилась такая пустота, словно только что похоронила кого-то близкого.

– Тогда в девять часов в «Самоваре».

– Вы меня извините, конечно, Иван Васильевич, но вы человек нездешний, потому не знаете, что я имею узкий круг заведений, в которых появляюсь, и «Самовар» в их число не входит.

Не могла же она сказать ему, что хозяин «Самовара» платит за «крышу» Ворону, и появление там Коваль вызовет переполох и ненужные проблемы!

– О!.. – растерялся покупатель, и Марина предложила:

– Давайте сделаем так – я приглашаю вас и вашего компаньона к себе, идет? В конце концов, это я в прибыли!

– Ну что ж...

– Предупреждаю – кухня японская.

– И прекрасно! – обрадовался он.

– Тогда в десять в «Стеклянном шаре».

Марина давно уже не ужинала с кем-то посторонним, если не считать Беса, периодически приглашавшего ее то туда, то сюда. Но это было совсем другое – Бес приказывал, и она ехала, а сегодня предстоял ужин с нормальными людьми (в кои-то веки!). Женька, сидящий на кровати, ревниво наблюдал, как Марина собирается, что надевает, как укладывает волосы, какие украшения надевает к черному шелковому платью с длинной прямой юбкой до щиколоток. Его взгляд и настроение не укрылись от Марины.

– Ну ты чего? – Она подошла и положила руки на Женькины плечи.

– Сама ведь знаешь, – угрюмо пробормотал он, уткнувшись лицом в ее живот. – Я не могу даже думать о том, что кто-то будет тебя касаться руками, смотреть на тебя...

– Это маразм, дорогой, – тогда просто закрой меня в комнате с решетками и привяжи к кровати, – спокойно посоветовала она, целуя его в макушку.

– Но ты отгрызешь руку и уйдешь, я это помню, – усмехнулся он грустно. – Ты будь осторожна, киска, ладно?

– Не волнуйся, я же не на войну – на ужин!

– Ага, там, где ты, обычно легко организовать военные действия!

– Не каркай, чудовище! – засмеялась Коваль, поворачиваясь на невысоких каблуках туфель и беря с зеркального столика флакон духов.

Женька проводил ее до «Хаммера», наказав охране быть все время начеку.

– Ты позвони мне, как приедешь в ресторан, ладно? – целуя ее руку, попросил он.

– Прекрати! Это уже вообще ни в какие ворота!

– Все, родная, не буду.

Было такое чувство, что он не хочет отпускать, боится, что тогда Коваль не вернется, сбежит, исчезнет...

Возле «Шара» было полно машин, но у Марининого джипа имелось свое место, на которое никто не покушался – могло плохо закончиться. В сопровождении охраны она вошла в ресторан, и Кирилыч, бросившись навстречу, сообщил, что гости уже в татами-рум.

«Елки, некрасиво – опоздала...»

В татами-рум сидели трое – Иван Васильевич, девушка лет двадцати пяти, блондинка с длинными волосами, небрежно скрученными в узел, чуть полноватая, но миловидная, и еще один мужчина, спиной к Марине. И когда он повернулся, земля из-под ног ушла – на нее смотрел Егор...

Первым желанием было развернуться и уйти, но потом Марина решила, что этим только покажет свою слабость.

«А уж это ни за что, дорогой Егор Сергеевич!»

Коваль моментально взяла себя в руки, очаровательно улыбнулась и бархатным голосом произнесла:

– Простите за опоздание, господа, – я живу за городом, немного не рассчитала... Познакомьте меня со своими друзьями, Иван Васильевич! – обратилась Марина к покупателю, и тот сразу предложил:

– А давайте на «ты» перейдем, можно?

«О, блин – не вопрос! Я с вами со всеми не только на „ты“ перейду, я вам такое устрою – ахнете! Мне не впервой, уж кто-кто, а Малыш-то должен бы и помнить об этом!»

– Разумеется! – не моргнув глазом, ответила она.

– Тогда знакомься, Марина, это Нателла, а это Юрий. – Вот тут Коваль чуть не подавилась: надо же – Юрий!

«А Грег куда девался? Помер, грибков откушав?»

Бегло глянув на повернувшуюся к ней девушку, Коваль онемела от ужаса – блондинка была беременна... Это поразило Марину в самое сердце, даже встреча с мужем не смогла настолько выбить ее из колеи, как вид этой женщины, ждущей ребенка. Но Коваль не была бы Коваль, если бы дала кому-то понять, как ей больно.

– Очень рада познакомиться с вами. – Марина овладела собой, села за стол, устроившись как раз напротив Егора и демонстрируя ему все свои прелести, на случай, если он их вдруг подзабыл.

Сработало – Малыш слегка покраснел, устремив взор в декольте платья, туда, где расположилась подвеска – черный бриллиант на платиновой цепочке, его подарок. Коваль насмешливо смотрела на мужа, наслаждаясь смущением и растерянностью, и старалась не замечать его дамочки, которая уже места себе не находила, а ведь Марина еще только размялась, это было самое начало спектакля.

– Иван, как тебе нравится здесь, у меня?

– Очень здорово, такого в Москве не встретишь, – отозвался он, с удовольствием поглощая суши.

– Да, это точно – я была в двух московских суши-ресторанах, там и близко ничего подобного нет, – удовлетворенно сказала Марина. – А вам, Юрий, нравится? – Она сознательно держала дистанцию, подчеркивая, что он чужой ей, а вот Иван уже нет, и Малыш, будучи человеком умным и проницательным, понял маневр.

– А может, и со мной на «ты»? – Он протянул ей чашку с саке.

– А есть необходимость? – высокомерно вздернула идеальные брови Коваль.

– Мне не хотелось бы общаться столь официально, – чуть коснувшись ее пальцев, когда она принимала чашку, настаивал Егор.

– Ну, как скажешь... – Коваль уставилась ему в глаза из-под своей рваной челки, и – о, ужас! – Малыш не вынес и отвел взгляд! «Ха-ха, вот это фокус...»

Было забавно наблюдать за тем, как отчаянно старается Малыш побороть свое слишком уж явное влечение к жене, как пытается сопротивляться и не может. Он сделался неловким, суетливым каким-то, чего раньше за ним не водилось, отвечал невпопад, не к месту вставлял фразы, то и дело тер пальцами переносицу, словно это могло помочь сконцентрироваться. Марина игнорировала его, делая вид, что увлечена Иваном, смеялась над его шутками, бросала интимные взгляды в сторону покупателя, чем еще сильнее злила Егора.

Нателла чувствовала себя не в своей тарелке, все поглядывала на Марину и на своего женишка, который просто пожирал яркую брюнетку глазами, слишком уж явно мечтая оказаться с ней наедине.

«Откуда взялась эта... ведьма? – возмущенно думала Нателла, вяло ковыряя палочками в чашке с каким-то диковинным салатом. – Зачем мы вообще сюда пришли? Все Ванька! Нам не было необходимости сидеть с ним и этой стервой, которая уже довела Юрку до ручки. Еще не хватало, чтобы она меня потеснила! Зря я, что ли, столько времени его окучиваю? Еще и беременность эта... – Девушка недовольно скосила глаза на свой живот. – Но без нее, к сожалению, мне вряд ли удалось бы удержать Юрку около себя...»

Нателла думала об этом постоянно. Ей было страшно потерять этого странного не то русского, не то англичанина – уж слишком большая сумма денег отчетливо маячила в перспективе. Оставался всего один шаг, маленький шажок – брак, и все. И тут вдруг – трах-бах, ресторан, Ванька и вот эта красотка с ледяным взглядом, которым она прошила Нателлу в самую первую минуту знакомства. Не могло это все быть простым совпадением, иначе – почему обычно спокойный и уравновешенный Юрий ведет себя как озабоченный подросток?

Коваль тоже видела состояние Егора, да что – видела! Чувствовала, как все существо мужа устремилось к ней, и сделать с этим Малыш ничего не может.

«Что же – сейчас организуем тебе возможность, дорогой ты мой!» Коваль незаметным жестом столкнула на пол хаси с подставки, и недобитый джентльмен наклонился под стол, где его уже ждал сюрприз – раздвинутые в приглашении ноги. Никогда не мог он устоять перед соблазном и сам прекрасно это знал, зачем тогда так упорно велся на ее штучки?

– Марина, а можно на пару слов? Там в зале довольно интересная гравюра. Я хотел бы поближе ее рассмотреть. Может, стоило бы купить подобную... И потом, у вас здесь очень много старинного японского оружия, хотелось бы посмотреть.

Марина про себя отметила прекрасную актерскую игру Малыша и ту легкость, с которой он врал сейчас, глядя ей в лицо. Коллекцию оружия они купили вместе, через полгода после открытия ресторана. Егор тогда увидел в газете объявление и решил сделать жене такой своеобразный подарок – почти десяток самурайских мечей. Они ездили куда-то в маленькую деревню, где проживал коллекционер, долго и придирчиво рассматривали старое оружие, Егор даже проверил остроту лезвий испытанным самурайским способом – бросив на них волос. И эта сегодняшняя просьба посмотреть мечи поближе, разумеется, была не чем иным, как предлогом вывести Коваль из татами-рум и остаться с ней наедине. Что ж, Марина и сама была не против, у нее нашлось бы, что сказать ему.

– О, конечно! Вы извините нас, мы на секунду, – попросила она Ивана и Нателлу, вставая из-за стола и направляясь к выходу из татами-рум, чтобы предупредить охрану и заставить их сидеть на месте.

Малыш шел следом, и Марина слышала, как тяжело он дышит, еле сдерживая себя, и в душе все переворачивалось от обиды на него и злости на себя – разыгрывает какую-то дешевую потаскушку, трюки картинные, жесты не ее, сама себе противна, и остановиться уже не может.

Выйдя в просторный, пустой холл, Коваль резко развернулась и отвесила Егору пощечину:

– Ну, здравствуй, мой дорогой Егорушка! Соскучился по своей девочке?

Он перехватил руку, занесенную для второго удара, завернул за спину и прижал Марину к себе, зашептав сзади в ухо:

– Лучше молчи сейчас! Говорить буду я, поняла? Да, я соскучился по тебе, да, я смотреть на тебя спокойно не могу, да, я безумно тебя хочу, это все правда. Как правда и то, что ты сейчас пойдешь со мной, да, Коваль?

Теряя остатки здравого смысла, она прошептала:

– Тебе нет нужды вести меня куда-то, все, что хочешь, ты можешь взять и здесь...

– Нет. Поехали отсюда!

Он вывел ее из ресторана, затолкнул в стоявший на парковке «Мерседес» и сам сел за руль, позвонив предварительно Ивану и сказав, что Марине стало плохо, и он отвезет ее домой.

– Дай мне телефон, я предупрежу охрану, – попросила Коваль, понимая, что Сева с Генкой поставят на уши весь город, если она не вернется в ресторан.

– А что случилось с твоим Хохлом?

– Он был ранен, рука до сих пор в гипсе.

– Прости...

Звонок охране был мерой вынужденной и направленной скорее на то, чтобы им было, чем оправдаться перед Хохлом, когда они вернутся домой одни, без Марины.

– Куда ты везешь меня? – спросила Коваль, бросив телефон на заднее сиденье.

– Увидишь.

И она увидела – он привез ее в «Рощу», в ее собственный коттедж, который теперь пустовал и не охранялся – нужды не было, в поселке как-то не принято было заглядывать в чужие дома. И Малыш тоже это знал – в бассейне была свежая вода, на постели в спальне – чистое шелковое белье, рядом на тумбочке стоял букет желтых хризантем... Даже дрова были в камине. Все, как в старое время, когда Марина жила в этом коттедже одна, когда Малыш приезжал к ней тайком от Мастифа, оставался ночевать, утомленный ее страстью...

– Смотрю, ты подготовился, – протянула Коваль, рассматривая свой дом, в котором не была почти год.

– Да, детка, я ведь уже почти месяц в городе живу, и это мне ты продала мою корпорацию, – отозвался он, зажигая огонь в камине.

– Зачем ты вернулся, Егор?

– Я хочу быть поближе к тебе, разве не понятно?

– Ты сам сказал – нам надо расстаться.

– Дурак был... – он отряхнул руки и подошел к ней, не решаясь обнять. – Детка... ты еще лучше стала, и прическа эта тебе идет... у тебя все в порядке, детка моя?

И вот тут терпение лопнуло, и Коваль зарыдала в голос, упав на колени перед диваном и закрыв руками лицо. Егор тоже опустился на пол и обнял жену за вздрагивающие плечи:

– Не плачь, моя девочка, не надо плакать...

– Малышев, зачем, скажи – зачем ты опять появился, именно сейчас, когда я уже почти успокоилась и все пережила? – подняв на него глаза, прорыдала Марина. – Когда все в моей жизни более или менее наладилось? Почему ты всегда возникаешь и портишь все?

– Потому что люблю тебя, – прошептал он, притянув ее к себе и прикасаясь к полным губам. Егор моментально вспомнил вкус этих губ, свои ощущения от их поцелуев, запах ее кожи, всегда будораживший его. Сердце начало биться чаще, а в душе что-то перевернулось...

– Избавь меня от своей любви, не люби меня – от этого одни проблемы! – простонала она, безвольно пряча лицо на его груди.

– Детка, детка, перестань – ведь ты так не думаешь, – попросил Егор, вытирая ей слезы.

– Я устала от тебя, понимаешь – я больше так не могу! Я не могу жить без тебя, но и простить тебе твои слова тоже не могу... и эта девка – кто она?

– Ты же слышала – невеста, – поглаживая ее по волосам, спокойно проговорил он, и Марина вырвалась из его рук.

– Ты сволочь! Она же беременна! – прошипела она, снова размахиваясь, чтобы дать пощечину, но он со смехом увернулся:

– А ты надеялась, что я завяжу на бантик? И заметь – я не бью тебя по лицу, хотя прекрасно знаю, что ты продолжаешь свой бурный роман с Хохлом!

– Оставь его в покое!

– Договорились – но и ты тоже не тронь Нателку.

– Да пошел ты к черту со своей телкой, Малыш!

– О, вот это именно то, чего я и ожидал! Иди-ка сюда! – Он подхватил ее на руки и понес наверх, в спальню. – Ну, сама разденешься или можно мне вспомнить?

– Сама! – Марина вырвалась и встала перед ним, вызывающе глядя в глаза. – Я все делаю сама!

– Это можно выбить золотыми буквами на воротах твоего дома, детка! Так сделай, что стоишь?

Она медленно выскользнула из платья, оставшись только в чулках на поясе, и стала так же медленно гладить себя его руками, прикрыв глаза. Она подчинялась его рукам, совершенно потеряв голову от страсти и любви, ей было мало... Они оказались в бассейне, и там долго-долго любили друг друга, не в силах оторваться хоть на секунду, выпустить из рук... Марина уже не соображала, что он творит с ней, что она – с ним... Оба просто обезумели от желания владеть друг другом до конца, до предела, целиком...

– Детка, это просто невообразимо... – Малыш едва дышал, тяжело вбирая воздух, а Коваль покачивалась на воде, раскинув руки и закрыв глаза. – Неужели даже к старости ты так и останешься безбашенной Коваль, готовой на все?

– Старость – штука пока от меня далекая, так что я не загадываю. Но, если сравнить с твоей невестой, то я уже, конечно, старушенция с клюкой, – не смогла она отказать себе в удовольствии поддеть Егора.

– Ну, ты даешь! Да любая молодая не угонится, сейчас вообще девки не те пошли, – отозвался он, подплывая к ней и подхватывая на руки. – Я готов продолжать... – прошептал он на ухо, слегка укусив за мочку. – В койку?

– Легко!

«Интересно, в соседнем коттедже было слышно, как я ору?..»

...Просыпаться утром и знать, что придется расстаться, было просто невыносимо, но и сделать с этим ничего они не могли – Марину ждал Хохол, Егора – его девица... Неужели все так и пойдет теперь, как в плохих мексиканских «мыльных операх», которые Коваль так ненавидела? Они словно обречены друг на друга, не могут вместе – но врозь тем более не могут...

Егор принес кофе, сел рядом и смотрел, как Марина пьет, замотавшись простыней по грудь.

– Детка, что мы наделали!

– Ты имеешь в виду, что обманул свою невесту?

– Да при чем тут это? – недовольно поморщился он. – Что мы наделали со своей жизнью? Как я могу жить и знать, что ты не со мной?

– А я с тобой, – спокойно сказала она, отставляя пустую чашку. – Я всегда с тобой, только позови. Проблема в другом – тебе это не нужно. У тебя, смотрю, все наладилось. И ты сам сказал, что устал от меня.

– Не начинай опять. Там слишком многое совпало, слишком тяжело стало тащить груз...

– И ты решил сбросить балласт в виде меня, да, Егор? И как, тебе стало легче?

– Мне стало еще хуже и тяжелее, потому что я предал единственного родного мне человека, не понял его и не захотел понять, поставив свой эгоизм выше твоих интересов, детка.

– Ты начал стареть, Егор, – прежде ты ни за что не признался бы в том, что тебе тяжело.

– Детка, люди взрослеют не по паспорту, а по мере накопления мудрости. Кто-то в двадцать мудр, а кто-то глуп и юн в семьдесят, – сказал Егор, прикасаясь пальцами к ее лицу. – Я люблю тебя, ты ведь знаешь, я всегда тебя любил, а ты только позволяла мне это делать...

– Неправда! – возмутилась Марина. – Я тоже тебя любила, независимо оттого, что ты при этом делал и как себя вел, ты вспомни! Я дышать не могла без тебя, мне было все равно, что меня окружает, кто, если вдруг тебя со мной не было. Как ты можешь мне говорить, что я лишь позволяла себя любить?!

– Ну, прости, я неудачно выразился, – он лег к ней, обняв обеими руками и словно стараясь не выпустить. Или сам боялся уйти?..

Так прошло около часа, они просто лежали и молчали, тишина звенела, заполнив комнату, только огромный шмель колотился в стекло, пытаясь найти выход. И Коваль, словно такой же шмель, лихорадочно пыталась найти возможность выпутаться из ситуации с наименьшими потерями, но в голову почему-то ничего не приходило, и от этого становилось еще хуже. Глупо было искать виноватых – их не было. Люди не могли вместе – и умирали врозь, и никто не хотел меняться, уступать. Коваль не умела этого, а Малыш просто устал. Всю их совместную жизнь он только и делал, что уступал, прощал, оправдывал.

Первые две недели, прожитые им без Марины в Англии, по возвращении из Москвы, он провел в каком-то опьянении, словно сбросив тяжелый груз. Но потом... Потом его душу заполнили одиночество и пустота. С ним рядом не было любимой женщины – взбалмошной, стервозной, капризной Марины, от которой постоянно жди подвоха. И от пустоты хотелось выть.