Текст книги "Золотой воскресник"
Автор книги: Марина Москвина
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Что вы хотите от человека, которого зовут Теодор?
По радио идет разговор о том, как оградить русский язык от засилья ненормативной лексики.
– По краткости и экспрессивности ничто не сравнится с матом, – рассуждает гостья. – Одно короткое слово, и ты выразил бурю эмоций. Кто осудит солдата, который поднимается в бой с матерщиной на устах? Но пусть она царит в пивной, в бане, в мужском туалете! Что делать, чтобы это не лилось зловонной жижей отовсюду?
Звонок от радиослушателя.
– Здравствуйте! Как вас зовут? – спрашивает ведущая.
– …Александр.
– Ну?
Молчание.
– Матерщина меня оскорбляет до глубины души, – продолжает гостья. – Вы произносите слово, означающее мужские гениталии, а я это сразу себе представляю, и мне противно. Что делать? – ставит она опять вопрос ребром.
Звонок. Это Александр. Он долго молчит, наконец произносит:
– …Надо проводить беседы.
– Где? С кем???
Тяжелое молчание.
– Что они мучают этого Александра? – говорит Лёня. – У него, видимо, речевая активность очень слабая, а двигательная хорошая. Он быстро набирает номер, быстрее всех, а что сказать – вот это для него проблема.
* * *
Познакомилась с режиссером Адольфом Шапиро.
Полностью опровергнут слоган Бородицкой: “Хорошего человека Адольфом не назовут!”
* * *
Юбилей у карикатуриста Сергея Тюнина, семьдесят лет.
– Ну, желаю тебе никогда не расставаться с чувством юмора! – говорю я.
– С чувством юмора – куда уж нам расставаться? – ответил Тюнин. – С этим чувством и в гроб сходить будем.
– А есть такие люди, – говорю, – у которых совсем нет чувства юмора.
– А есть – у которых свое какое-то чувство юмора, – сказал Тюнин. – Это еще хуже…
* * *
Люся – в Уваровке – Льву:
– Пора закапывать компостер!
– В субботу я не могу…
* * *
Тишкову предложили сделать выставку в Музее прикладного искусства. Он пошел посмотреть пространство, вернулся:
– У меня такое чувство, как будто мне предложили сделать выставку в Мавзолее Ленина. Я спрашиваю: “А можно Ленина вынести на это время?” Мне отвечают: «“Нет, ни в коем случае. Как-нибудь впиши его в общую экспозицию…”
* * *
В самолете какой-то мужичок внимательно смотрит на Юрия Полякова.
“Узнал”, – подумал Поляков.
А тот взглянул так хитро, с прищуром и спрашивает доверительно:
– Вы – Виталий Соломин?
Юра это рассказал после того, как Людмила Улицкая спросила у него:
– Вы Николай Кононов?
* * *
Тишков, отправляясь за гонораром в издательство за мою книжку о Японии, которую он проиллюстрировал:
– Значит, мне – пятьсот, а тебе – четыреста?
Я говорю:
– Пусть так. Только почему мне четыреста? Я ее все-таки написала…
– Потому что у нас мужчинам, – отвечает Лёня со знанием дела, – платят больше, чем женщинам.
* * *
Когда Марину Бородицкую принимали в Союз писателей, против нее вдруг решительно выступил прозаик Теодор Гладков, автор книг про шпионов и разведчиков.
– В сущности, я этого Гладкова понимаю и не держу на него зла, – сказала Бородицкая. – Что ты хочешь от человека, которого зовут ТЕОДОР?
* * *
В метро один военный – другому:
– Я помню наизусть пятьсот телефонов!
Седов – мне:
– А я – два. Твой и бабушкин.
* * *
Писатель Борис Минаев накупил в “Переделкино” сухарей.
– Я очень люблю сухари! – он признался мне. – Как увижу сухари – сразу покупаю несколько килограммов.
– Что-то в этой твоей любви к сухарям есть…
– …предусмотрительное, – заметил Юрий Поляков.
* * *
В Доме творчества с нами за столом сидел Валентин Распутин. Поляков что-то рассказывал, и в его рассказе прозвучало слово “инфернальный”.
– Юра, а что такое “инфернальный”? – спросил Валентин Григорьевич.
– “Дьявольский”, – ответил Юра.
– Вот спасибо, а то я не знал, – сказал Распутин с детской улыбкой. – И все думаю, когда слышу это слово: что оно означает?..
* * *
– Морковный суп? – удивился Распутин. – Ведь пост кончился, вы что, вегетарианец? А вы прозаик или поэт? – спросил он у меня.
– Прозаик.
– Все-таки прозаику, – сказал Валентин Распутин, – раз в день котлетку надо бы съесть.
* * *
Официантка в Доме творчества “Переделкино” сделала мне комплимент:
– Вы так кушаете аккуратно, ничего под столом не валяется.
* * *
Литературовед и переводчик Юрий Архипов запечатлевает для вечности Распутина и Личутина.
– Вот я с кем вас сфотографирую, с Мариной! – говорит Архипов.
– А вы чего такие серьезные, – говорю, – улыбайтесь! – Беру их обоих под руки и расплываюсь в улыбке.
– Мне такую фотографию не давай, – сердито сказал Личутин. – А то жена скажет: чем это ты там занимался?..
– Мне дайте, – говорю, – мой муж скажет: наконец-то с настоящими русскими писателями имела дело!
* * *
– Последнее, что я прочитал из молодых, это Нарбикова, – говорил Валентин Распутин. – Меня заинтересовало ее высказывание: “Соловьи поют, чтобы слаще совокупляться. Для того же предназначено искусство”. Мне даже стало интересно, что может написать человек, который так считает?
* * *
Владимир Личутин – поразительный прозаик. Он вскрывает такие пласты языка, которые давно никто не знает и не помнит. Недаром про него говорят: “Не читать Личутина – преступление. А читать – наказание”.
* * *
– На лыжах-то катаетесь, Георгий Дмитрич? – спрашиваю Гачева, повстречав его на проселочной дороге.
– Я лыжи берегу, боюсь, затупятся. И так один конец отломился, вот я его привязал и уже лет пять катаюсь с привязанным концом.
– А чего пластиковые не купите?
– По причине крайней нищеты.
* * *
– Мариночка! – говорила Люся. – Нехорошо постоянно находиться в нирване, когда другие в рванине!
* * *
В Милане наш итальянский приятель Домиано достал билеты на “Тайную вечерю” Леонардо да Винчи.
– А вдруг нам не понравится? – волновался Лёня. – Лучше не смотреть…
* * *
Писатель Максим Гуреев:
– Марин, я у вашего сына в школе преподавал древнерусскую литературу. Сергей пришел сдавать зачет, а я давно его не видел и спрашиваю: “Ты где пропадал?” – “Я был в скорбях пустынных…” – он ответил. И я без лишних слов поставил ему зачет.
* * *
Люся решила подарить внуку микроскоп.
Лёва спрашивает:
– Зачем ему микроскоп?
– Рассматривать!
– Кого???
– Своих микробов, – отвечает Люся. – Потом, к ним клопы захаживают, тараканы. Ты сам хоть раз в жизни заглянешь в микроскоп. Как это – не интересоваться микромиром? Так ты скажешь: “И что там рассматривать-то – в телескоп?..”
* * *
Артист Георгий Бурков озвучивал Дикобраза в моем мультфильме “Корабль пустыни”.
Потом мы взяли такси, и все это время, пока нам было по пути, он мне рассказывал случаи из своей актерской жизни.
– В восьмидесятых на съемках в Чехословакии денег мало давали. А я купил себе шпигачик и бутылочку коньяка. Сижу в фургоне, ем, пью. Ребята заглядывают: “Жор, ну как тут коньячок?” – “На, попробуй!” Все ведь экономили…
* * *
– Как Коля Волков будет играть Отелло? Как будет душить Дездемону? – удивлялся Георгий Бурков. – Он сам-то еле живой…
* * *
Про мультфильм “Корабль пустыни”, снятый по моему сценарию режиссером Ольгой Розовской, блистательно озвученный великими артистами Георгием Бурковым, Михаилом Кононовым и Натальей Теняковой, Фёдор Савельевич Хитрук сказал, что он получился до того глупый, что даже смешной.
* * *
Бурков озвучивал прагматичного Дикобраза, Тенякова – нагловатую Черепаху, а Кононов – воздушного, восторженного Тушканчика. Нет, он не озвучивал. Он стал Тушканчиком, тонким, нервным, взволнованным! Сияющая улыбка, нежно-розовая рубашка в желтый квадратик, широкий ковбойский ремень с железной пряжкой со скрещенными кольтами – на обычных брюках, вдрызг изношенный пиджак фантастического покроя с многочисленными складками на спине. И на карманах шерстяного пиджака – ситцевые кантики в цветочек – жена пришила, чтобы не обтрепывал.
– Хорошо у тебя, Мишка, идиоты получаются! – восхищался его гениальной игрой звукорежиссер.
* * *
– Миш, дай реакцию на удар по голове!
– Ёбс! – радостно и звонко воскликнул мой Тушканчик.
* * *
Прислали предложение “Муж на час”. Я обрадовалась, думала – подразумеваются цветы, шампанское, театр, влюбленные взгляды… Оказывается, это касалось текущего крана… развески картин!..
* * *
Лёня выходит из Пушкинского музея, слышит звуки музыки – что такое? Смотрит, сидит охранник и играет на губной гармошке.
– Прям фашиста напоминает – во всем черном и на губной гармошке! – рассказывал Тишков.
– И что, хорошо получается?
– Ну да. Нормально…
* * *
Писатель Валерий Воскобойников вспоминал, как в питерском журнале “Костер” готовили к публикации повесть Юрия Коваля “Пять похищенных монахов”. А в этой повести сообщается, что в городе Карманове делают бриллианты.
Вдруг в цензуре задержали тираж. Воскобойников, служивший в то время зам. главного редактора, побежал разбираться. Ему объясняют:
– Нельзя называть город, где производят бриллианты.
– Да это придуманный город, – объясняет Валерий Михайлович. – На самом деле такого города нет!
– А бриллианты?
– И бриллиантов нет!
– А вы можете написать расписку, – спросили Воскобойникова, – что тут все выдумано от первого слова до последнего?
– Могу.
Так вышел “Костер” с “Пятью похищенными монахами” Коваля.
* * *
– Особенно я люблю бездонные произведения, – говорил Коваль. – “Чистый Дор” или “Куролесова”… “Куролесов” пока не окончен. Может быть, я еще одного нахулиганю.
* * *
– У меня в загашнике тридцать-сорок шикарных начал, – говорил Юрий Осич, – и я в любую минуту могу их продолжить, только ущипни меня за задницу!
* * *
В редакции журнала “Мурзилка” празднуем Новый год. Собрались детские писатели, художники, пир горой. Патриархи – поэты Роман Сеф, Ирина Токмакова, Яков Аким, главный редактор Татьяна Филипповна Андросенко восседают за отдельным столом. Я пристроилась к ним на край скамеечки, подняла бокал и так искренне, от всей души говорю им:
– Здоровья! Здоровья! – и упала под стол.
* * *
Познакомила писательницу Аллу Боссарт с поэтом Романом Сефом и его женой. Жена Романа Семёновича протянула руку:
– Ариэлла.
– Ариэлла!.. – мечтательно произнесла Алка. – Боже мой! Если бы меня звали Ариэлла – вся жизнь у меня была бы другой…
* * *
Когда у Дины Рубиной вышел роман “Синдикат”, Бородицкая расстроилась, что там все про Москвину да про Москвину, а про Бородицкую ни слова.
– А надо было себя более ярко проявить, – сказал наш Сергей, – чтобы обратить на себя внимание Дины. Например, совершить какое-нибудь злодеяние.
* * *
После выхода “Синдиката” мне позвонил какой-то пожилой человек и сказал:
– Значит, вы реальное лицо? Я так и подумал. И без труда узнал ваш телефон. Вот я хочу с вами посоветоваться: как жить?
– С таким же успехом, – говорю, – вы можете позвонить Тарасу Бульбе, доктору Айболиту, бравому солдату Швейку или Робинзону Крузо… Но раз вы дозвонились мне, я вам отвечу…
* * *
– Как ты думаешь, какую сделать обложку к моей книге, чтобы было… рыночно? – застенчиво спрашиваю Серёгу, ставшего акулой книжного бизнеса.
– К твоей книге, – он отвечает, – надо что-то такое, что к ее содержанию, в принципе, не имеет никакого отношения!
* * *
Пора сдавать летний пиджак Тишкова в химчистку. Лёня жмется, ему жалко денег, тем более дело происходит зимой и химчистка сильно подорожала. Последний раз мы сдавали туда его пальто двадцать лет назад.
Я говорю:
– Второй раз в жизни у тебя наметилась какая-то связь с химчисткой, а ты упираешься.
– Так, значит, вот что такое жизнь! – воскликнул он. – Два раза в химчистку сходил – и на кладбище?
* * *
“Дорогая Марина Львовна! И дорогой Леонид Александрович! Очень соскучился по вас и решил написать это печальное письмо. Что я делаю? Как всегда, заполняю пустоту ненужными рисунками и грустными историями. Где Лия? Почему она не пишет? Глаза мои смотрят то на вас, Марина Львовна, то на Леонидаса, а язык покажите Лии, если она объявится. Не поленитесь, напишите мне письмо. Любящий вас Р. Габриадзе”.
* * *
Серёжа учится водить машину.
– Ты слишком резко жмешь на тормоза, – объясняет ему инструктор. – А тут надо – как на тромбоне. Тромбонисты знают: чуть-чуть сильнее подул – другая нота…
* * *
Пишу книгу о Японии – про японские сады камней.
Звонит Лёня Бахнов:
– Хорош воспевать Японию, обратись к своим корням! (Приглашая на фестиваль еврейской литературы.)
* * *
– А как бьется сердце автомобилиста, когда ты отправляешься получать номер! – волнуется наш Сергей. – Если ты не заплатил – это полностью непредсказуемое дело. Все хорошие, благозвучные номера – они дорого стоят и давно разобраны. Ты же можешь получить только “хрем” или “фук”, хоть не “лох” или “поп”… Не дай бог на “уй” будет оканчиваться – что-то будет напоминать из ненормативной лексики уничижительное…
* * *
В начале 90-х бесплатно уже неудобно посещать врача, как-то надо заплатить, а как?
– В Евангелие от Луки хорошо ли положить десяточку? – спрашиваю Тишкова.
– В Евангелие от Луки, – ответил он, – хорошо положить тридцать рублей.
* * *
Искусствовед, переводчик, ведущий телепередачи “Мой серебряный шар” Виталий Вульф работал в Институте международного рабочего движения (ИМРД) в отделе международных организаций, которым заведовал мой папа. И когда бы Вульф ни отпрашивался с работы, Лёва его всегда отпускал.
– Как я могу не отпустить Виталия, – говорил он, – если тот приходит ко мне уже с билетом на самолет и заявляет: “Лёвушка! Я сегодня улетаю в Новосибирск в Академгородок на встречу со мной…”
* * *
Фестивальщик Михаил Фаустов, задумавший охватить пожаром книжных ярмарок все населенные пункты планеты, столкнулся с неожиданной трудностью. Писатели, которых он зовет за собой, особенно именитые, спрашивают:
– А город, куда мы едем, – миллионник?
– Миллионник! – уверенно отвечает Миша, даже если этого места нет еще на карте.
* * *
Лёня читает рукопись, которую мы прочим на первую премию в конкурсе “Заветная мечта”, и хохочет над ее незадачливым автором.
– Зато вещь большая, проблемная, – говорю, – школьная повесть, года полтора человек сидел…
– Да-а, всю дурь вложил, какая была, без остатка!
* * *
Лечу в Новосибирск на книжный фестиваль “Открой рот”. Миша Фаустов предупредил, что в аэропорту меня встретит литературный критик Константин Мильчин и отвезет в Бердск.
– Я, – говорю, – буду в полосатой шапке, похожая на Инну Чурикову…
– А Мильчин будет с бородой, похожий на Костю Мильчина, – сказал Михаил.
* * *
– Жаль, что я отвлекла вас от вечеринки, – говорю Мильчину по дороге из Новосибирска в Бердск.
– Ничего страшного, – ответил Костя. – До сорока я только и думал, как бы выпить. А после… как бы НЕ выпить!
* * *
У меня на выступлении в первом ряду сидел заместитель мэра по ЖКХ, слушал, смеялся, радовался, а потом подошел и спросил:
– А если я тоже захочу что-то написать, но у меня совсем нету времени, могу я купить рассказ у какого-нибудь молодого писателя и выдать его за свой?
* * *
– Видимо, у моего папы была какая-то преданная поклонница, – сказала Марина Бородицкая. – На его могиле, когда я прихожу, всегда лежат абсолютно свежие пластмассовые цветы…
* * *
Звонит Лёня:
– Записывай, тебе для твоего романа. На Савеловском вокзале на столбе висит объявление: “Нашел в электричке шаманский бубен с колотушкой”. Звоните – и телефон… Представляешь? Какой-то шаман забыл в электричке настоящий шаманский бубен…
* * *
Резо Габриадзе был знаком с Лёней, а со мной нет. И я через Лёню передала ему варежки, на которых вывязала ярко: “Здравствуй, Резо!”
Он очень обрадовался и спрашивает:
– А мне что подарить Марине? Что она любит?
– Она любит ВСЁ.
И он передал мне бумажный кулек с песком из пустыни Гоби.
* * *
Стали вручать Ревазу Левановичу Государственную премию, пригласили в Кремль. А он позвал Лёню, ну и меня заодно, как свидетелей на свадьбу.
– Только, – говорит, – не опаздывайте! Это очень серьезно! Рихтер опоздал на три минуты – ему не дали.
Я пришла раньше всех, стою – жду Тишкова, январь, снегопад. С Васильевского спуска идут получать Государственную премию Белла Ахмадулина с Борисом Мессерером, сценарист Валерий Приёмыхов, Юрий Коваль привез на машине жену Арсения Тарковского Татьяну Алексеевну… Увидел меня и удивился:
– А ты что тут делаешь?
– Да так, – говорю беззаботно, – сопровождаю Резо Габриадзе получать Государственную премию.
– Ты большой человек! – воскликнул Юрий Осич.
И тут – как снегирь на снегу – в красной кофте из-под расстегнутой дубленки нарисовался Резо. А он-то меня не знает!
Тогда я, ни слова не говоря, заключила его в свои объятия, чтобы не опозориться перед Ковалём.
– …А вы кто? – громко спрашивает Резо.
* * *
Торжественная церемония проходила в круглом зале Совета министров. Речь министра печати, министра культуры. Юпитеры, телевидение, аплодисменты, вручение наград. В заключение Резо Габриадзе дал нам понюхать новенькую коробочку с медалью и удостоверением. Она пахла столярным клеем.
– Инвалиды делали, – сказал Лёня.
* * *
Моя любимая
такая маленькая
я спутал ее с курицей
Сергей Седов
* * *
В Доме творчества “Переделкино” поэт Иван Жданов сидит в холле с веселым молодым провинциалом, взъерошенные оба, с похмелья, на завтрак не пошли.
Я прохожу мимо, а Ваня:
– Поди-ка, поди-ка!
Я подхожу, он спрашивает:
– Кто написал “Трамвай «Желание»”?
– Теннесси Уильямс.
– Уильямс, Уильямс!
– А вы чего на завтрак-то не идете?
– Не хочется, – говорит Ваня. – Иди давай, иди!..
* * *
– Слушайте, вы такой мудрый на сцене, вы и в жизни просветленный? – спросила у Евгения Гришковца.
– Нет! Нет! – он ответил. – Вот стою на сцене – вроде бы и мудрость, и понимание, и доброта. А в жизни – скандалю, и кричу, и плачу, и обижаю всех. Эти вещи невзаимопроникаемы. Не смешиваются, и всё. Хоть плачь. Вот такой парадокс.
* * *
– Марина вобрала в себя лучших мужчин эпохи! – сказал Юрий Норштейн.
* * *
Отец Лев ждет меня около Театра Ермоловой. Там начинается спектакль по пьесе Теннесси Уильямса в переводе Виталия Вульфа. Виталий Яковлевич выходит на улицу раз, другой, меня все нет, папа злится, я опаздываю на полчаса по техническим причинам, короче, наш культпоход не задался. Лев встречает меня разъяренный и произносит в великом гневе – чистым ямбом:
К чему привел богемный образ жизни —
Вне времени, пространства… и зарплаты!!!
* * *
Наш сеттер Лакки среди ночи попросился погулять. А я его научила – ночь, зима, неохота выходить на улицу! – справлять малую нужду на балконе в горшок. Не зажигая света, Лёня вывел его на балкон.
– …Внезапно я увидел, – он рассказывал, потрясенный, – что лунный свет залил полбалкона! Что такое, подумал я? Почему тут отражается луна? И вдруг понял, что Лакки промазал мимо горшка.
* * *
– Уж если ты выходишь рано утром – так только на похороны… или на рожденье, – сказал мой сын Сергей.
– Уже, наверно, только на похороны…
– А между прочим, зря!
* * *
Александр Тимофеевский, автор многих поэтических книг, невероятно прославившийся песней крокодила Гены “Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам”, пожаловался мне в “Переделкино”:
– Раньше я сочинял стихи только на пути к своим друзьям, которые меня ждали. А теперь этих домов нет – приходится сочинять по пути в магазин. И это получается гораздо хуже…
* * *
– В Голицыне, – рассказывает Наталья, жена Тимофеевского, – с Сашей подружился пес Тяпа. И когда Саша направлялся в магазин (“По нашему мужскому делу”, – добавляет Тимофеевский), Тяпа его сопровождал. Как-то они возвращаются – Саша несет свою добычу, а Тяпа схватил с помойки и в зубах несет дохлую ворону. Саша ему: “Тяпа, не позорь меня, я все-таки офицер запаса…”
– А Тяпа мне отвечает, – подхватил Александр Тимофеевский, – “Ты – запаса, и я запасся…”
* * *
Приснилось, что заканчиваю вот эту рукопись и рассказываю о ней моему редактору Вере Копыловой, а она мне – с большой грустью:
– Нам сейчас нужны такие книги, где главный герой обязательно должен быть рабочий. У вас – рабочий?
– Ну да, – отвечаю уклончиво, – в какой-то степени…
* * *
В юности на практике в газете накатала целый подвал о профессии модельера.
– Такую серьезную статью – и подписывать какой– то школьницей? – засомневался завотделом. – Подпишем: “Слава Зайцев”, если он не против.
– Да что статью! – воскликнул Вячеслав Михайлович, когда я принесла ему свой опус. – Нам надо с тобой такую книгу написать!
* * *
“Сегодня назвали детей: Денис, Игорь, Иван, Менахем Мендел, Александр и Сильвестр”.
* * *
Тишков собирается куда-то, я говорю:
– Надень кепку! То есть бейсболку. В общем, фуражку.
Лёня:
– …Менахем менделовку!
* * *
На фестивале “Таймырский кактус” в Норильске познакомилась с Дорой Шварцберг, скрипачкой, профессором Венского института искусства и музыки.
– Мы жили в Питере, – она рассказала, – а тут начал наступать конец света, муж сказал: “Надо ехать! В движущуюся мишень труднее попасть…”
* * *
– Я с детства в дороге. Например, нас часто отправляли играть в тюрьмы, – рассказывала Дора. – Мы играли в колонии – кого там только нет! И проститутки, и воры, и так далее. И вот после концерта ко мне подходит девушка – вся в слезах: “Можно я дотронусь до скрипки? А то я ее только по радио слышала, но никогда не видела…”
* * *
Тишков, потрясенный Норильском:
– Да-а, если кто-то недоволен своим уральским городком Нижние Серги, его надо свозить в Норильск в январе на экскурсию…
* * *
Борис Минаев зовет в Екатеринбург выступить в Ельцинском центре.
– Тишков ведь уралец, – он объяснил свой выбор. – А ты вообще у нас великая…
– …И ужасная, – быстро добавил Лёня.
* * *
“Москвина – это кратчайший путь от серьезного до смешного”.
Борис Минаев
* * *
Дора Шварцберг:
– Приехали мы в военную часть, а в столовой – только водка и редька. После “обеда” в концертном платье со скрипкой выхожу на сцену. В первом ряду сидит, развалясь, солдат – в шапке, дышит перегаром и лузгает семечки. Но я ведь тоже выпила! “А ну, – говорю, – хватит грызть семечки, сволочь!” И думаю: сейчас он влезет на сцену и врежет… Нет: снял шапку, подтянулся, сунул семечки в карман. Концерт прошел как по нотам. Спустя пару месяцев у них выступал мой ученик. “Передай Доре Шварцберг, – сказали ему, – если ее выгонят с работы – пусть к нам приезжает, мы ее трудоустроим!”
* * *
Звоню папе:
– Мы тебе приготовили суп, тыквенные оладьи, сырники Лёня поджарил. Спустишься в метро, примешь сумочку?
– Ты что, приняла меня на иждивение? – спрашивает Лев.
– На десятом десятке имеешь право…
– Но я не хочу им злоупотреблять… – он элегантно отвечает.
* * *
– Мы такую выставку организовываем, – сказали Тишкову, – “Ни уму ни сердцу”! Предлагаем участвовать! Может, у вас есть что-нибудь?
– Я посмотрю…
* * *
– Сегодня Лемешеву сто лет! – объявила Люся. – По телевизору выступала его жена. “А поклонницы вам не досаждали? – спросила ведущая. – Про сыр была какая-то история?..” – “Конечно! – та ответила. – Их звали сыроежками. Однажды Лемешев пошел в Елисеевский магазин и купил там сыр. Вот они кинулись покупать этот сыр! Поэтому их прозвали сыроежки”. Такую хреновину, – возмущенно сказала Люся, – про Сергей Яковлевича рассказывает!
* * *
Резо Габриадзе – проездом из Лозанны в Тбилиси:
– Алло? Марина? С днем рождения! Желаю вам сохранить красоту еще хотя бы на год…
* * *
– Резо, как вы? – я спрашиваю.
– Хорошо, – отвечает. – Я в хороших брюках, в рубашке, в носках. На мне хорошая голова, и уши не отходят далеко, но жмутся к голове боязливо. Читаю “Моя собака любит джаз”, не залпом – по слогу в неделю: растягиваю удовольствие.
* * *
В Библиотеке Ленина в гардеробе встретила своего семинариста из бывших молодых литераторов – с клюкой и седой бородой. Не размениваясь на приветствия, он сообщил, что мои уроки не прошли даром: вот уже много лет он пишет диссертацию на тему “Как добыть антиоксиданты внутри митохондрий”.
* * *
Наш разговор внимательно слушал джентльмен со щетиной в стоптанных башмаках.
– Я так уставился на вас, – он мне объяснил, – потому что восемь лет не видел улыбающегося человека!
* * *
Мимо пронесся сказочник Марк Ватагин, переводчик ненецких, кабардинских, эвенских, чукотских, якутских, тувинских, алеутских и прочих сказаний, давно справивший 80-летие, но все такой же жгучий брюнет, как несколько десятков лет назад.
– Марк! – я его окликнула.
– Потом, потом, – и помчался дальше.
Вечером он позвонил и сказал, что “очень захотел вниз, причем не просто вниз, а в самый низ!”.
* * *
Когда я уходила из Ленинки, за мной долго бежала какая-то старуха и кричала:
– Девочка! Девочка!
Я обернулась, и она разочарованно сказала:
– А я думала, что вы девочка. Вы сзади такая красивая.
* * *
– Поэтому наш Серёжа не хотел туда ходить, когда мы писали диссертацию, – сказал мой папа Лев. – Я ему говорил – сходи хоть разок для приличия. Нет. Только в Британскую библиотеку в Лондоне забурился – и всё.
* * *
В Британской – та же история. В книге У. Г. Кришнамурти “Ошибка просветления” читаю: “Я был совсем сумасшедший, жить негде, бродил по улицам всю ночь напролет. А днем сидел в Британской библиотеке. А чтобы делать вид, что я пришел почитать, – брал толковый словарь подпольного сленга и листал его…”
– А что? – сказал Лёня. – В библиотеке – тепло, недорого можно поесть, хороший туалет и много-много книжек с картинками…
* * *
Поэт Яков Аким познакомил меня с художником Евгением Мониным.
– Это такой человек, – сказал он, – помнишь у Ильфа? Не пройдет в дверь, пока не пропустит всех.
* * *
Евгений Монин:
– Ты знаешь, как меня осаждал один режиссер Одесской киностудии, чтобы я в его фильме сыграл Дзержинского? И не понимал, почему я отказываюсь от роли, где такое количество психологических сцен и крупных планов. Недели две длилась эта осада, мне тогда было не до смеха. Я объяснял ему, что я недосужий человек… А Лия Ахеджакова, с которой мы были тогда дружны, сказала: “Женька, соглашайся, тебе дадут квартиру с видом на Лубянку!”
* * *
Художники Николай Устинов и Евгений Монин поселились в гостинице в номере с одной очень большой кроватью.
– Ты можешь мне поклясться, – спросил Женя, – что моей чести ничто не угрожает?
* * *
Лёня вернулся из поездки по достопримечательностям Украины.
– Я привез тебе подарок, – сказал он, – каштан с могилы родителей Гоголя.
* * *
Или – он говорит:
– Я привез тебе из Лондона… привет от Биг-Бена.
* * *
– Вот вас, художников – Лосина, Перцова, Монина и Чижикова, – зовут мушкетерами. Значит, Атос, Арамис, Портос и…
– Артроз! – подсказал Монин.
* * *
Георгий Бурков:
“Один артист – другому:
– Ну, как я вчера играл?
– Плохо!
– Нет, я серьезно?”
* * *
Я – Люсе, нежно:
– Ты моя Полярная звезда…
– А вы – мой Южный Крест, – отвечает Люся.
* * *
Яков Аким на утреннике, посвященном его 60-летию:
– Ребята, как быстро летит время, просто поверить не могу, что мне уже пятьдесят!
* * *
– Вчера был в Большом зале Консерватории, – рассказывает Яков Лазаревич. – Играл мой хороший знакомый виолончелист Евгений Берлинский. И я еще раз подумал, как музыка объединяет людей: представь, за все первое отделение никто не чихнул, не кашлянул и не зашуршал фантиком от конфеты!
* * *
В Уваровке сосед Лёша от радикулита настоял для растирания поясницы водку на мухоморе. Захотелось выпить. А ничего больше не было спиртного.
Тогда он сел рядом с телефоном (в случае чего вызвать скорую), пригубил и смотрит в зеркало. Видит – не побледнел, ничего. И тогда он спокойно выпил все.
* * *
Мой папа Лев на даче принялся растить картошку. Но у него вышла неувязка с колорадским жуком. Соседи стонали под игом колорадского жука – только и ходили, собирали, согнувшись в три погибели.
– А у меня нет никаких вредителей! – радовался Лев.
Потом у всех выросла картошка, а у него – “горох”.
Сосед Толя пришел посмотреть, в чем дело, и увидел у нас на огороде сонмище жуков.
– Как? Разве это они? – удивлялся папа. – Я думал, это божьи коровки. А колорадский жук, мне казалось, – большой, черный, страшный, похожий на жука– носорога, который водится в штате Колорадо.
* * *
Увидев, как огорчился Лев, Толя сказал нам:
– Я подложу ему в огород своей хорошей картошки, скажу, он плохо копал, и подложу. Он копнет – а там целый клад.
Еще он и кабачок туда закопал. И полиэтиленовый пакет с морковью.
* * *
Лошадь входит в бар и садится у стойки.
– В чем дело? – спрашивает бармен. – Почему такая вытянутая физиономия?
* * *
Моей повести “Не наступите на жука” присудили премию “Алые паруса”. В торжественной обстановке мне вручили конверт, там было письмо:
“Уважаемый лауреат Пятого юбилейного Всероссийского ежегодного конкурса произведений для детей и юношества «Алые паруса»! Приглашаем вас получить денежную премию по адресу… При себе иметь паспорт, ИНН, ПФР… и пр. Предварительно позвонить ответственному лицу.
Гендирекция международных книжных выставок и ярмарок России”.
Я позвонила, а мне отвечают:
– Вам надо перезвонить Лаврушкиной Раисе Васильевне… Она будет вас трудоустраивать и приглашать к определенному времени.
* * *
– Надо постоянно менять сферу деятельности, – учил меня Резо Габриадзе. – То одним заниматься, то другим, в один прекрасный день вообще исчезнуть, а в другой – появиться. А то можно стать зубром и драконом. …Не стать драконом очень трудно…
* * *
Резо приехал в Москву, а мы в Коктебеле.
Я Люсе говорю:
– Зови его к нам домой, дай ключи.
– А ему можно поручить собаку? – она спрашивает.
– Ни в коем случае, – отвечает Лёня. – Резо нельзя поручать ничего реального. Ему можно поручить поймать бабочку и быть абсолютно спокойным за эту бабочку, поскольку он ее не поймает.
* * *
Пьеса “Кутаиси” была поставлена в Париже как драматический спектакль. В нем играли знаменитые актеры Театра Питера Брука. Когда отмечали премьеру, Питер Брук сказал:
– Резо Габриадзе – не режиссер!
– А кто? – удивились все.
– Он – Создатель.
* * *
– Вот увидите, – сказал Лёня Тишков. – Тайсон скоро возьмется за ум и станет священником. Он уже встретился с детьми из своего района. Они спросили, зачем он откусил ухо своему партнеру. Он ответил: “Разнервничался, расстроился, и так получилось”. – “А вы с детства хотели стать боксером?” – “Нет, мне больше нравилось обчищать карманы…”
* * *
Сергей Бархин, художник, сценограф, драматург, иллюстратор, лауреат пяти премий “Золотая маска”, четыре у него “Хрустальных Турандот”, Международная премия Станиславского, премия “Триумф” – список его премий и наград занял бы не одну страницу, – любил говорить самому себе:
– Серёжа, если ты не можешь сделать очень хорошо, – сделай просто хорошо.
* * *
На приеме в американском посольстве по случаю Дня благодарения собрались известные российские художники. Хозяева торжественно водрузили на стол запеченную индейку.
– А в нашей стране, – сказал Сергей Бархин, – поскольку нам некого и не за что благодарить, этот праздник получил название День НЕудовлетворения или, точнее, День полового неудовлетворения…
* * *
Куда-то мы ехали на поезде и остановились ночью в Гусе-Хрустальном. Нижнюю часть окна закрывали шторы, а сверху за окном поплыли по воздуху сияющие хрустальные чудеса.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?