Текст книги "Пульт дистанционного убийства"

Как я и предполагала, Лена давила на мои гражданские чувства, нимало не заботясь о том, что я, собственно, такая же посторонняя этой «сироте Наташке», как и «эта моя полиция». Я-то почему должна надрываться? И главное – бесплатно.

Впрочем, не желая обидеть свою подругу, я не стала затрагивать вопросы финансирования. Просто сказала, что сейчас занимаюсь одним делом и совсем не имею времени, а как только закончу…

– А когда ты закончишь? – немедленно поинтересовалась Лена.

– Да вот буквально… дня три-четыре еще… Мне там совсем немного осталось. А тогда уж…

– Ну ты давай, не тяни. Убийца, он ведь тоже ждать не будет. Заметет следы, ищи потом его, свищи.

Снабдив меня этим ободряющим напутствием и пообещав через неделю позвонить, подруга допила последний глоток кофе и удалилась.

Она ушла, а я осталась, причем осталась в положении таком неопределенном и двусмысленном, в какое давно уже не попадала.

«Шустрая, прямо как мотоцикл, – с досадой думала я, злясь почему-то на Ленку, которая в общем-то меньше всего была здесь виновата. – Пришла, значит, озадачила и убралась восвояси! Сейчас идет, наверное, и с чувством выполненного долга думает, какая она молодец – позаботилась об убитой подруге. А вот о моем гонораре, интересно, кто позаботится? И, главное, указывает еще… Тяни, не тяни… как будто я в бирюльки здесь играю. Черт бы их всех побрал!»

Я уже знала, что мне предстоит сейчас сделать, но поскольку это самое «делание», на мой взгляд, заранее было обречено на провал, то и сама я заранее же злилась и досадовала.

Из двух человек, которым небезразлична была судьба Натальи Скобелевой, а именно Ленки-француженки, преисполненной сострадания, и пана Зеленского, преисполненного корысти, материальными средствами обладал только Зеленский. Следовательно, именно его мне сейчас предстояло склонить к тому, чтобы он оплатил расследование убийства девушки. Проблема была в том, что все обстоятельства дела и личность самого Зеленского, – все говорило о том, что достижение поставленной цели невозможно в принципе.

Если Зеленский непричастен к убийству, то он будет расценивать происшедшее как неожиданный удачный случай, убравший с его пути все препятствия для получения наследства. О существовании Натальи Скобелевой он завтра же просто забудет и, разумеется, ни копейки не даст на то, чтобы начать поиск никому не интересного убийцы никому не интересной школьной учительницы.

Если же Зеленский к убийству причастен, тогда тем более ему нет смысла оплачивать расследование, которое в результате может вывести на него как на главного обвиняемого.

И хуже всего было то, что в сложившейся ситуации я даже не могла пойти на принцип и провести расследование, так сказать, за свой счет. Денег у меня просто не было. От Зеленского я получила только аванс, и большая часть его была уже потрачена. А до встречи с Зеленским я вообще сидела на мели, следовательно, и резервов никаких в своем распоряжении не имела.

Положение было безвыходным.

Проходив весь вечер из угла в угол и так и не найдя альтернативных вариантов, на следующее утро я позвонила своему клиенту и договорилась с ним о встрече, сообщив, что у меня есть новая информация.

«Выйдет ли, нет ли, а попытаться надо, – собирая остатки оптимизма, думала я. – В конце концов, если ничего не делать, а просто сидеть и переживать, уж точно ничего не выйдет».

Тому, что мой оптимизм улетучился не полностью, а оставил после себя некие остатки, была своя причина. Очень маленький, почти незаметный нюанс, который все же давал мне какую-то надежду на успех.

Я подозревала, что пан Зеленский с присущим ему высокомерием и привычкой считать всех окружающих низшими по сравнению с собой существами, был не очень-то высокого мнения о моих мыслительных способностях. То, как он излагал мне информацию по своему делу, говорило о том, что он ловил «на дурачка». Строго говоря, в истории, которую он рассказал мне, не было даже намека на какой-либо состав преступления, и он не мог этого не понимать.

Но, несмотря на это, я за дело взялась и не исключаю, что из этого он сделал вывод о том, что я либо новичок, либо просто некомпетентна в каких-то вопросах. Сама я, разумеется, не стала сообщать, что единственным движущим мной мотивом было вопиющее безденежье, следовательно, ничто не помешало клиенту трактовать мой поступок так, как ему приятнее.

А если так, если Зеленский думает, что девушка я недалекая, то почему бы мне не сыграть на этом? Ведь независимо от того, причастен ли он к убийству Натальи Скобелевой или нет, сам он будет утверждать, что непричастен, а я, в свою очередь, как девушка недалекая и доверчивая, конечно же, этому сразу поверю. Вот из этого мы и будем исходить.

Мой уважаемый клиент к убийству непричастен, а между тем полиция выводит его в главные подозреваемые как единственного наследника имущества, оставшегося после Натальи. Можно ли сомневаться в том, что основной его интерес сейчас – это как можно быстрее найти настоящего убийцу и снять с себя подозрения?

Это был крючок, на который я собиралась поймать Зеленского, впрочем, я понимала и то, что при желании он сможет возразить мне и найти контраргументы ему будет не так уж сложно. Но это – единственный шанс, который был у меня, чтобы получить деньги на расследование, и я не собиралась его упускать.

– То есть невероятно, – презрительно фыркнув, отрезал Зеленский, едва я заикнулась о его возможной причастности к убийству.

Как всегда, он очень четко проговаривал каждую букву и по старой польской привычке употреблял «то» вместо «это».

– Но ведь вы – главный претендент на наследство, и полиция…

– Да, я – главный претендент. И, конечно, я получу то, что мне полагается. А полиция пускай ищет убийц. Я здесь ни при чем.

– Но это необходимо будет доказать, а между тем…

– Пускай доказывают.

– Боюсь, мы не совсем понимаем друг друга. В полиции никто не будет заинтересован в том, чтобы доказать именно вашу невиновность. Они работают с подозреваемыми, а наиболее вероятный и, так сказать, естественный подозреваемый по этому делу – вы. И мотив у вас был, и возможность… Так что, скорее всего, не полиции придется доказывать кому-то вашу невиновность, а вам необходимо будет доказать свою непричастность следственным органам. А иначе ситуация может обернуться для вас очень неприятно. Я не исключаю даже, что вас могут задержать как главного подозреваемого до выяснения обстоятельств, и вам придется провести в камере, возможно, очень длительное время. Ведь неизвестно, как пойдет расследование. А что, если поиски убийцы затянутся?

Наконец-то на деревянном лице моего собеседника промелькнуло что-то похожее на человеческие эмоции. Похоже, перспектива попасть в кутузку его не очень привлекала. Но, конечно, так просто он не сдался.

– Они не имеют права, – задрав подбородок к самому потолку, произнес он.

– Очень даже имеют. Особенно если узнают, что вы питали неприязнь к потерпевшей… А ведь вы питали к ней неприязнь, и даже такую сильную, что заказали частное расследование с целью обвинить ее в преднамеренном нанесении вреда… Если меня вызовут на допрос, я не смогу скрыть эту информацию от следствия.

Согласна, это был запрещенный прием, но что мне оставалось делать? Однако эффект, вызванный моими словами, несколько отличался от того, которого я ожидала. Вместо того чтобы испугаться, Зеленский усугубил презрительное выражение своей физиономии и язвительно поинтересовался:

– То и есть конфиденциальность, которую вы обещали?

Теперь уже выкручиваться пришлось мне. Что я и сделала.

– Вы, наверное, не поняли меня. Разумеется, я не побегу сейчас в полицию и не стану докладывать, что вот такой-то господин заказал мне такое-то расследование. Но я собирала для вас информацию, беседовала со многими людьми, с которыми рано или поздно придется побеседовать и следователям. Нет ничего невероятного в том, что эти люди запомнили меня и расскажут о наших встречах. И если следователи посчитают необходимым вызвать меня и задать мне тот или иной конкретный вопрос, мне, разумеется, придется на него ответить.

Теперь сквозь презрение на лице моего клиента явственно просвечивала досада. Я поняла, что, заказывая мне расследование, он предполагал, что все будет шито-крыто, и ему не приходило в голову, что, кроме меня, обещавшей ему конфиденциальность, к процессу окажутся подключены многие люди, которые таких обещаний не давали.

Но и за всем тем крепость не пала.

– Пускай они узнают, – немного подумав, сказал Зеленский. – Тогда они узнают, что я заказал расследование, а не убийство. Вот все и выяснится.

– Выяснится, что вы выдвигали против девушки весьма странные и неправдоподобные обвинения, выяснится, что все эти случаи обострения болезни, о которых вы говорили, могли произойти от естественных причин, выяснится, что вы так ненавидели бедную девочку (или так хотели заполучить наследство), что готовы были платить весьма немаленькие деньги, чтобы найти хоть что-то, компрометирующее ее.

– Какой вздор! Для чего вы мне говорите все то?

– Для того чтобы вы поняли наконец, что как можно быстрее найти настоящего убийцу – в ваших интересах.

– Пускай ищут.

– Да они-то будут искать. Только вы в это время, скорее всего, уже будете находиться в камере предварительного заключения. Для верности. Чтобы не потерялись, если окажется, что убийца все-таки вы.

– То есть невероятно.

Чем дольше продолжался наш разговор, тем больше я сомневалась, что мне удастся пробить эту стену. В очередной раз я начинала свою сказку про белого бычка и снова и снова натыкалась на тупое и непрошибаемое упрямство.

«Вот погоди, попадешь ты к Кире в оборот, – начиная злиться, думала я. – Там-то цацкаться с тобой не будут».

Но как бы я ни злилась, а перспектива финансирования нового расследования уходила все дальше за горизонт. Едва только я пыталась заговорить о том, чтобы продолжить расследование, несколько изменив его первоначальную цель, как тут же слышала язвительное: «А! Так вам просто нужны деньги!» – и все начиналось по новой.

Разумеется, продолжаться бесконечно наш разговор не мог. Я поняла, что аргументы мои недостаточны и что Зеленский не считает свое положение в чем-то ненадежным, а следовательно, и не видит необходимости предпринимать какие-то шаги для его укрепления.

При всей досаде, которую я испытывала, я не могла не отметить то, как держится мой собеседник. Впрочем, если он действительно невиновен и просто не понимает, что ему грозит, это спокойствие еще можно как-то объяснить, но если он причастен к убийству, то приходится признать – выдержка у него просто феноменальная.

Глава 2

Разговор наш так и закончился ничем. Зеленский согласился оставить мне выданный аванс, но больше не дал ни копейки. Расследование больше не интересует его – с какой стати он будет платить?

Но о себе я того же сказать не могла. Вопрос о том, кто же на самом деле задушил Наталью Скобелеву, интересовал меня тем сильнее, что сегодняшний разговор еще больше увеличил мою неприязнь к упрямому поляку. В таком заведенном состоянии я даже готова была пойти на принцип и провести расследование на собственные средства. Проблема была в том, что у меня их не было.

«Предположим, что-то я смогу предпринять, не нанося ощутимого урона бюджету, – выходя от Зеленского и садясь в машину, думала я. – Съездить, посмотреть, расспросить… с Кирей поговорить, наконец. Но если понадобятся какие-то специальные действия… аппаратура… или путешествия в другие города… Да, такие расходы я уже не осилю. И потом, съездить посмотреть – это тоже, знаете ли… раз съездишь, другой, глядь – уже и бензин кончился. А заправлять – снова расходы. Особенно не наездишься. Да и пить-есть надо… хотя бы иногда».

Перспективы были отнюдь не радужные. В самом унылом настроении поднималась я к себе в квартиру, не предвидя в будущем ничего, кроме бесплодных ожиданий звонков от новых клиентов и режима строжайшей экономии.

Но, видимо, где-то там, на небесах, ангел-хранитель невинно убиенной девушки не дремал, и на следующий день свершилось чудо. Зеленский позвонил сам.

Это произошло после обеда, около часа дня. В квартире раздался телефонный звонок, и я, к своему невероятному удивлению, снова услышала неприятный каркающий голос своего утерянного было клиента.

– Нам необходимо встретиться, – не тратя время на ненужные предисловия, сообщил мне Станислав Брониславович. – Я думаю, что необходимо расследование.

Загадка объяснилась очень быстро. Оказывается, утром его вызывали на допрос в прокуратуру и отпустили только под подписку о невыезде. Эта сравнительно мягкая мера имела свое объяснение.

Как выяснилось, на момент убийства девушки Зеленский был в отъезде, и это, по его мнению, гарантировало ему стопроцентное алиби. Поэтому и во время вчерашнего разговора со мной он держался с таким апломбом.

Впрочем, стоило бросить лишь один взгляд на спесивого пана, чтобы понять, что марать свои собственные белы рученьки в таком грязном деле, как убийство, он не захочет. А если он выступал в этом деле в качестве заказчика, то его отсутствие в городе на момент преступления – это свидетельство скорее против него, а не за. Думаю, приблизительно так рассуждали и следователи, которые его допрашивали. Поэтому и взяли подписку.

Но на самого Зеленского посещение прокуратуры произвело впечатление неизгладимое. Как по волшебству бесследно улетучился куда-то весь гонор, голос то и дело подрагивал, он путался в словах и даже забывал при каждой новой фразе задирать к потолку свой польский нос.

Разумеется, я не преминула воспользоваться таким замешательством господина Зеленского, чтобы немного вознаградить себя за вчерашнее фиаско.

Во-первых, я со всей доходчивостью постаралась объяснить ему, что, взяв с него всего лишь подписку о невыезде, следователи проявили просто из ряда вон выходящую мягкость. Во-вторых, учитывая сложность нового дела, я настояла на том, чтобы мой новый аванс был в два раза больше предыдущего. Ну и в-третьих, я постаралась вытянуть из него как можно больше информации относительно этого наследства и всего, что с ним связано.

Совершенно растерявшийся в этой ситуации пан, полностью уверенный, что только чудом избежал кутузки, послушно отвечал на все мои вопросы, кажется, абсолютно позабыв про свои заносчивые интонации и язвительные комментарии.

Когда наша беседа закончилась и он убрался восвояси, я уже имела перед собой довольно ясную картину происшедшего и вполне отчетливо представляла, что мне нужно будет сделать в ближайшее время.

Очевидно, что первым делом нужно было выяснить, что по этому поводу думают официальные органы, то есть позвонить Кире, а также необходимо было посетить этот загадочный «умный дом», о котором я слышала уже столько разных историй. К тому же именно дом и являлся местом преступления, поэтому попасть туда было просто необходимо.

День уже заканчивался, по крайней мере рабочий день, и я подумала было, что сейчас самое время позвонить бравому подполковнику, но потом отказалась от этого решения. К Кире я могу явиться практически в любое время, а вот попасть в дом, боюсь, будет не так-то просто.

Если верить всему, что я слышала об этом уникальном здании, зайти в него, просто взломав замок, – дело немыслимое. С другой стороны, ребята Кири наверняка уже осмотрели дом и имеют достаточно внятное представление о его особенностях. Например, об охранных системах. Ведь убийство произошло в доме, и, значит, они должны были тщательнейшим образом изучить все возможности для проникновения в здание посторонних. Если этот убийца был посторонним.

Ну и, наконец, с третьей стороны, я смогу гораздо более предметно беседовать с товарищем подполковником об этих самых охранных системах, если предварительно сама ознакомлюсь с этим домом. Хотя бы поверхностно.

То, что день заканчивался, в этом случае было мне на руку. В сумерках гораздо легче соблюдать конспирацию. Дом наверняка огорожен, и разгуливая вокруг него среди бела дня, я неминуемо привлекла бы чье-нибудь ненужное мне внимание. А сейчас… спрячусь где-нибудь за кустиком, на цыпочки встану, за заборчик загляну да и отправлюсь восвояси.

Адрес был мне известен, и, не тратя понапрасну драгоценного времени, я поехала на улицу Речную.

Коттеджный поселок на Речной был одним из наиболее престижных жилых массивов нашего города. Точнее, загорода. Здесь совершенно не чувствовалась та экономия места, которая иногда просто режет глаз в поселках такого типа, когда в стремлении извлечь максимум дохода от продажи земли ее нарезают на малюсенькие участки, и кажется, что возведенные на них коттеджи превышают площадью сами участки.

Здесь все было наоборот. Дома располагались очень свободно, вокруг было очень много разросшихся старых деревьев, и казалось, что это не населенный пункт, а несколько домиков, стоящих посреди леса.

Такой ландшафт был мне только на руку. Оставив машину в сторонке, я нашла нужную мне улицу и, стараясь не привлекать внимания, отправилась к дому номер девять пешком.

Во время этого небольшого путешествия я могла убедиться, что впечатление лесной глуши – весьма поверхностное и обманчивое. При ближайшем рассмотрении стало совершенно очевидно, что жители этого благословенного места пользуются всеми самыми последними достижениями цивилизации.

Практически на каждом доме висела «тарелка», на многих оградах были заметны видеокамеры и разные подозрительные провода, ясно говорящие о том, что жители поселка заботятся о своей безопасности.

«Умный дом» в этом плане ничуть не уступал домам соседним. Какой же наивной я была, думая, что смогу заглянуть за этот забор, встав на цыпочки!

Непрошибаемая кирпичная стена, высотой как минимум два с половиной метра, завершавшаяся торчащими по всему периметру заостренными кольями из арматуры, – вот картина, представшая моему взору. Не то что встав на цыпочки, а даже имея специальное снаряжение, мне не так-то просто было бы заглянуть во двор.

«Как же пролез сюда убийца? – медленно обходя забор и осторожно осматриваясь, думала я. – Даже простое механическое попадание внутрь весьма затруднительно, а ведь основное препятствие не в этом. Если верить восторженным отзывам Ленки, дом должен быть начинен электроникой и, уж конечно, не только на высоту забора надеялись хозяева, оберегая свое добро».

Между тем я дошла до въездных ворот, но и тут не увидела ни малейшей возможности для посторонних проникновений. По высоте ворота лишь немного не достигали уровня забора, а сделаны были из настолько качественного железа, что взять их можно было только штурмом. К тому же для злоумышленников путь через ворота был бы неудобен еще и потому, что площадка перед ними была открытой и просматривалась со всех сторон.

Нет, если уж нашелся такой безумец, который собрался лезть в дом, то, скорее всего, он выбрал путь через забор. Там и тенек, и деревца…

Тут меня осенила весьма удачная мысль. Некоторые деревья росли довольно близко к ограде. Если я не могу заглянуть внутрь, встав на цыпочки, кто мешает мне сделать то же самое, взобравшись на дерево?

Сказано – сделано.

Не прошло и пяти минут, как я оказалась в кроне высоченного ветвистого вяза, с которого обзор внутренней площадки перед домом был просто идеальным. Впрочем, обозревать я могла действительно только площадку. С вяза было видно, что позади дома усадьба не заканчивается, а простирается дальше, но тот сектор полностью заслонял собой коттедж.

«Хм, помнится, Ленка говорила, что большую часть земли хозяева вынуждены были отдать под национализацию во времена большевиков. Если то, что осталось, – это меньшая часть, то какова же была усадьба в своем первоначальном объеме? Величиной с какую-нибудь Испанию?»

Впрочем, рассуждать о пустяках было некогда. Я наконец-то нашла подходящий плацдарм для обзора и сейчас необходимо было извлечь с помощью этого обзора максимум информации.

Для начала я обратила свое внимание на сам дом и постаралась запомнить его расположение и архитектурные особенности. Это оказалось не так-то просто.

Мансарды и мезонины перемежались мансардочками и мезонинчиками, маленькие, почти игрушечные балкончики – просторными террасами, и от всего этого нагромождения архитектурных элементов поначалу так рябило в глазах, что не было ни малейшей возможности запомнить архитектуру дома.

Но постепенно, внимательно и прилежно вглядываясь, я начала улавливать логику этой причудливой постройки и даже обнаружила, что во всем этом есть некий стиль. Правда, стиль довольно своеобразный, но… кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

«Люди богатые, но недалекие», – как-то само собой сложилось в голове.

Очевидно, архитектор сделал все возможное, чтобы придать запросам своих нанимателей более-менее приличный вид, но все равно немногого добился. Стараясь запомнить расположение всех этих пристроек и надстроек, я вдруг вспомнила гоголевскую Коробочку со всеми ее мешочками, сумочками и баночками, в которых хранились разные ценные вещи типа распоротых панталон.

Вот и здесь… коробочки, коробочки. К одним коробочкам побольше прилеплены другие – поменьше и каждая коробочка имеет свою отдельную крышу, так что с высоты птичьего полета дом, наверное, напоминает выводок опят на пеньке.

Кстати, о крышах. Думаю, если и есть в этом здании такая щель, через которую сторонний человек может проникнуть внутрь, то эта щель должна располагаться именно на крыше.

Действительно, если предположить, что убийца – это не бесплотный дух, а обычный человек, то проходить сквозь стены он, скорее всего, не умеет. Двери и окна наверняка подключены к сигнализации. А вот крыша…

Мне были известны основные схемы расположения сигнализации в частных домах и было известно также, что слуховые окна и чердачные проходы в этих схемах учитываются далеко не всегда. Впрочем, не будет ничего удивительного, если окажется, что в таком навороченном строении существуют и другие системы контроля, кроме обычной сигнализации, но не будем забегать вперед.

Внимательно осматривая крышу, я все больше убеждалась, что она – довольно удобный плацдарм для передвижений. В связи с многочисленностью пристроек крыша представляла собой дробленую поверхность, каждая грань которой была довольно покатой и сводила к минимуму возможность неожиданно свалиться вниз. То там, то сям виднелись небольшие окошки, некоторые из которых явно играли только декоративную роль. Если предположить, что хотя бы к нескольким из таких окошек сигнализация не подведена…

Впрочем, пока я, сидя на дереве, предавалась размышлениям и сомнениям, в глубинах моего подсознания план уже созрел. Поскольку старой хозяйки «умного дома» уже нет в живых, а новый хозяин в права наследства еще не вступил, дом наверняка стоит пустой. Поэтому, если тщательно продумать пути отхода, точнее, быстрого отхода, то не будет ничего страшного, если в каком-нибудь из чердачных окон сигнализация окажется в наличии. Когда еще там все переполошатся… А я между тем…

Впрочем, это пессимистический вариант. Но ведь существует еще оптимистический. Я проберусь на крышу, внимательно изучу ее вдоль и поперек и, вполне возможно, обнаружу безопасную лазейку.

Но тут я поняла, что пробраться на крышу – дело не такое уж легкое, как кажется. Несмотря на, так сказать, многоступенчатость этой самой крыши, самая низкая ее «ступенька» находилась на высоте не менее четырех метров над землей, и, чтобы забраться на нее, необходимо было преодолеть четыре метра совершенно вертикальной, гладкой, как лысина, поверхности.

Но самым неприятным было даже не это. Чтобы попасть на крышу со стены, а следовательно, с площадки возле дома, на эту площадку еще нужно было попасть. А вот тут-то и была загвоздка. Взобравшись на дерево, я могла видеть внутреннюю часть забора и на этой части обнаружила очень неприятный для себя сюрприз.

Еще когда я подходила к дому, то отметила про себя отсутствие на ограждении видеокамер. С дерева я могла заметить, что их нет и на доме. Это немного удивило меня. Коттедж был огромным и даже внешне выглядел так, что не оставалось никакого сомнения, что это – богатый дом богатых людей. Но почему же они не позаботились о том, чтобы установить видеонаблюдение?

Но возникнув, эта мысль почти сразу покинула меня, поскольку в тот момент внимание было занято другим. Теперь же, увидев внутреннюю часть забора, я снова вспомнила о ней.

По всему верхнему периметру ограды шел сплошной ряд острых железных кольев высотой приблизительно полметра. Перелезть через забор, не задев эти колья, было практически невозможно. Кирпичная же часть забора представляла собой большие квадратные столбы, соединенные более тонкими пролетами в один кирпич. И то, что я увидела на этих столбах, сразу поставило под сомнение всю мою затею.

От каждого из железных прутьев, расположенных над серединой каждого из столбов, шел изолированный провод, который соединялся с укрепленным на столбе датчиком. Принцип действия системы был мне непонятен, но ее предназначение не вызывало сомнений. Очевидно, что датчики фиксировали каждое прикосновение к прутьям верхней решетки и передавали сигналы на некий пункт наблюдения. Этот пункт мог находиться в доме или вне его. Или датчики могли быть соединены с общей системой сигнализации…

Короче, вариантов было множество и главное заключалось не в том, каким образом работает система, а в том, что наличие этой системы делает абсолютно невозможным незаметное проникновение в дом через ограду. Датчики могли реагировать на что угодно. На тепловое воздействие, на механическое, на влажность, на давление… А возможно, и на все сразу.

«Черт бы вас побрал всех с вашими умными домами, – скрючившись на дереве, со злостью думала я. – Окопались здесь… как будто к осаде готовились. И как ведь спрятали, сволочи, эти свои проволоки, – с улицы и не догадаться».

Досада моя была велика, но общее положение вещей я для себя уже уяснила и дальнейшее пребывание на дереве не имело смысла. Еще раз бросив взгляд на коттедж, на забор и на расположенные за этим забором деревья, я спустилась вниз и поехала домой.

В этот день я планировала еще побеседовать с Кирей, но когда я вернулась, был уже поздний вечер да и настроение у меня было не самым лучшим, так что беседу я решила отложить на завтра.

Размышляя над увиденным и тщетно пытаясь придумать способ проникновения в дом, я никак не могла отделаться от одной навязчивой мысли. Все известные мне на данный момент факты – и устройство охранной системы на заборе, и неприступность самого коттеджа, и расположение его, напоминающее бесконечный лабиринт, – все говорило о том, что убийца был хорошо знаком со всеми особенностями «умного дома».

Действительно, ведь если верить Ленке, даже замок не был взломан. А ведь убийца не только должен был попасть внутрь дома. Ему еще предстояло среди лабиринта комнат отыскать спальню, и не какую-нибудь, а именно ту, в которой спит девушка. И сделать все это нужно было быстро, бесшумно и не попадая в поле зрения камер.

Впрочем… Ведь та же Ленка, помнится, говорила, что львиная доля электроники располагается на кухне, а не в спальнях и гостиных. Но ведь и это нужно было знать тому, кто решил проникнуть в дом.

Нет, как ни крути, а все указывает на то, что убийца – кто-то из своих.

Зеленский не шел у меня из головы. Правда, из наших с ним разговоров я вынесла впечатление, что сам он ни разу не бывал в доме. Но разве это такая уж проблема? Ведь собственноручно он, скорее всего, и не убивал. Кстати, не помешает проверить, насколько факт его отсутствия в городе соответствует действительности.

Если Зеленский знал, что он является потенциальным наследником некоторого состояния, и знал это давно, что могло помешать ему загодя позаботиться о некоторых деталях? Ведь не всегда же жили в этом доме одинокие старики с геном неизлечимой болезни. Те люди, которые сделали этот дом, точнее, его кухню «умной», – ведь это была целая семья, наверняка они имели прислугу, к ним приезжали знакомые…

Конечно, прислуга в таком богатом доме навряд ли влачила нищенское существование, но кто же откажется от дополнительного дохода? Особенно если мотивировать это какими-нибудь благородными целями. Тут главное, хорошую фантазию иметь да силу убеждения. Да и шантаж, например… тоже неплохой способ получения сведений.

Впрочем, кажется, я и сама уже чересчур расфантазировалась. Пока все это только догадки, мне катастрофически не хватает информации, а чтобы восполнить этот пробел, необходимо поговорить с Кирей, а главное – пробраться в дом.

С этой мыслью я и заснула.

На следующее утро, проснувшись в хорошем настроении, я первым делом позвонила своему подполковнику.

– Владимир Сергеевич? Очень рада вас слышать. Татьяна Александровна беспокоит.

– Привет, Танюш. – Голос Кири звучал удивленно. – Какими судьбами?

– Да так, решила проведать старого знакомого… А что, я не вовремя?

– Да нет… нет, не то чтобы не вовремя, а… просто, насколько я тебя знаю, ты никогда просто так не звонишь, а сейчас вроде бы ничего из ряда вон выходящего не случилось… Никаких громких убийств, похищений или ограблений. Так вот я и удивляюсь, с чего бы это вдруг ты решила меня «проведать»… может, у тебя самой что случилось? Проблемы какие-нибудь?

– Не дождешься. А звоню я действительно по делу. И именно насчет убийства.

– Серьезно? Неужели ты снова всех опередила и вышла на какое-нибудь происшествие, которое еще не известно официальным органам?

– Почему же… по моим сведениям, официальные органы в курсе дела. Девушка в коттедже на Речной. Неужели вам, товарищ начальник, еще не доложили?

– Ах это… Но ведь это… Погоди-ка, а почему этот случай тебя заинтересовал? Неужели кто-то заказал расследование? Ведь у жертвы, если мне не изменяет память, родственников не осталось?

– Память тебя не подводит. Но ведь не всегда расследование заказывают родственники. Разные бывают варианты…

– Правда? Что, какой-нибудь богатенький папик? Вот уж действительно я бы удивился…

– Киря, ты же знаешь, имя клиента – это информация закрытая. Ты мне расскажи лучше, что у тебя есть по этому делу.

– Да что там есть, ничего особенного. Задушена во сне, предположительно чем-то вроде изолированной проволоки, отпечатков нет, следов взлома нет да и мотивов, похоже, нет. Скорее всего – рядовое ограбление. Думаю, увидели, что девушка живет в богатом доме, решили, что и сама она богатая и по всем ящикам наличка да столовое серебро разложены… Ан не угадали…

– И что, ничего не взято?

– Да там и нечего было брать. Домина крутой, конечно, но ведь стены с собой не унесешь, а из движимого, что было поценнее, предыдущие хозяева давно уже распродали. Там одна только семья богатая жила, да те все умерли, а потом дом переходил по наследству то одним, то другим, и эти уже не присовокупляли, а наоборот, больше расточали…