Текст книги "Месть в кредит"

– Твоя взяла.

Я остановилась. Вернулась. Глядя на Кубарева, я переспросила:

– Я не ослышалась? Вы сказали «твоя взяла»?

– Сядь. Не маячь перед глазами, – велел он.

Я снова заняла место за столом. Кубарев допил остатки своего чая и заявил:

– Слова твои не лишены смысла. К тому же мне понравилось то, как ты мыслишь.

– Мне, конечно, приятна ваша похвала, – заметила я, – только я не понимаю, вы что, передумали насчет условия?

– Если бы ты сразу согласилась, не раздумывая, я бы тебе больше ни слова правды не сказал, – признался Кубарев. – Я бы понял, что при первой же возможности ты меня надуешь. Теперь я уверен, что мы сможем договориться. Ну что, слушать будешь?

Я облегченно вздохнула и кивнула. Кубарев начал рассказ, к концу которого у меня было довольно четкое представление о том, как Губанов провел последние дни своей жизни.

За день до убийства Кубарев случайно столкнулся с Губановым в подъезде. Вернее, не столкнулся, а встретился. Кубарев поднимался по лестнице следом за Губановым, но их разделял целый пролет, поэтому Губанов Кубарева не заметил. Губанов разговаривал с кем-то по телефону. Думаю, в этот момент он как раз возвращался после того, как его выпустили из больницы. В разговоре он упомянул об украденных деньгах, чем и возбудил к себе интерес Кубарева. Именно из-за этой фразы Кубарев так пристально наблюдал за квартирой Губанова последние дни. Из спортивного интереса, как выразился он сам. Вечер прошел без происшествий. К Губанову никто не приходил. Сам он тоже никуда не отлучался. Только по телефону много звонил. Кубарев слышал, как он разговаривал в квартире. Собеседника слышно не было, отсюда и вывод про телефонные разговоры.

Наутро дверь квартиры Губанова хлопнула. Кубарев бросился к окну и заметил, что из подъезда вышел сам Губанов. Он был один. Отсутствовал до самого вечера. Кубареву даже скучно стало. Сидит, прислушивается, а ничего стоящего не происходит. Под вечер Губанов вернулся. На этот раз Кубарев стоял у дверного глазка и видел, как тот в квартиру входил. Снова один. Был сильно возбужден. Даже бубнил себе что-то под нос. Вроде как доказывал кому-то что-то. По крайней мере, у Кубарева такое впечатление создалось.

Потом снова начались телефонные разговоры. Кубарев специально перешел в ту комнату, что стеной к квартире Губанова примыкает. Слов разобрать он не мог. Лишь раз ему показалось, будто Губанов кому-то угрожает. Что-то типа «не вздумай дурить, я все равно тебя достану». Потом наступила тишина, и Кубарев решил, что сегодня больше ничего не произойдет. Почти до полуночи было тихо. Кубарев прилег отдохнуть и вдруг услышал какую-то возню в соседской квартире, а потом грохот, будто что-то упало. Тяжелое. Кубарев встал, натянул трико и футболку и направился к двери. Но там все было тихо. Он постоял минут десять, да так ничего и не дождавшись, вернулся в постель. Уж было задремал, и вдруг снова шум у соседа. Опять что-то упало, на этот раз полегче. Кубарев и одеваться не стал, бросился, в чем был, к дверям. И успел заметить, как из квартиры Губанова парень выскочил. Высокий, молодой, в темном спортивном костюме. На голове капюшон. Он помчался вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Кубарев метнулся к окну, надеясь разглядеть визитера на выходе. Тот уже бежал по двору. Завернул за угол, затем взревел мотор, и в просвете между домами мелькнул автомобиль. Визитер удрал.

Описать наружность парня Кубарев не мог. Быстро промчался, да еще и капюшон на голову натянул. А вот про машину смог много интересного рассказать. И не потому, что с такого расстояния рассмотреть ее сумел, а потому, что машина эта уже появлялась вблизи дома Губанова накануне. Автомобиль был и вправду приметный. То ли полицейский, то ли военный «уазик». Но не простой, а навороченный. С некоторых пор они в моду вошли. Покупают всякие любители экзотики списанный «УАЗ» и переделывают его под современный стиль. Для охоты используют или на рыбалку выезжают. Без крыши, с мощным движком, куча фар на переднем бампере. Кубарев потому на нее внимание и обратил, что сам любитель охоты. А самой выделяющейся приметой в машине была ее окраска. Обычно либо под камуфляж разрисовывают, либо аэрографию заказывают. На этой была аэрография. Не сюжетная картина, не символика какая-то, а простые заплатки. Впечатление создавалось, будто машину из разных кусков старого металла склепали. Причем некоторые такие куски будто бы пулями и взрывами пробиты. Кубареву понравилось.

Номеров он не запомнил, только обратил внимание, что регион вроде бы не наш. Но что за регион, Кубарев тоже не помнил. Я была рада и этому. По машине владельца вычислить проще простого. А по такой приметной вообще проблем не должно было возникнуть. Одно меня беспокоило в рассказе Кубарева. Если парень ехал для того, чтобы убить Губанова, зачем машину светить? Или убийство запланировано не было? Возможно.

Еще Кубарев рассказал, как наутро к Губанову компаньоны заявились. Как обнаружили дверь открытой. Кубарев посокрушался, что не заметил этого до приезда компаньонов, а то, говорит, смог бы и про квартиру много чего рассказать. Любопытный мужичок, ничего не скажешь. Компаньоны пробыли в квартире от силы минуты две, прежде чем выскочили на площадку и принялись по инстанциям звонить. Тут уж Кубарев не сплоховал. Выслушал все, что они полицейским говорили. И про чемодан в том числе. Он тогда еще попытался вспомнить, было ли что в руках у парня, когда он из квартиры ночью бежал, но вспомнить не смог. Вроде бы руки были пусты. Но ведь деньги он мог и за пазуху затолкать. Хотя куртка его вроде тоже не слишком надутая была. Короче, однозначного ответа на этот вопрос Кубарев дать не мог. А вот от предположения не удержался. Что, говорит, если он к соседу с чемоданом пришел, а тот пуст оказался? Это мы могли узнать только от самого парня. Его поисками я собиралась заняться немедленно.

Закончив рассказ, Кубарев напомнил:

– Не забудьте, Татьяна, что, если парень деньги отдаст, вы предоставите мне шанс.

– В том случае, если пойму, что парень небезнадежен, – ответила я.

– Он небезнадежен, – уверенно произнес Кубарев.

– Как вы можете утверждать такое, если ни разу даже не говорили с ним? – недоумевала я.

– Да по поведению, – ответил Кубарев. – Сдается мне, от испуга парень из квартиры удрал.

– От испуга? А если просто не хотел, чтобы его в квартире с покойником застали? Сделал свое дело и смылся, – больше для проформы, чем из личного убеждения проговорила я.

– Татьяна, это ведь не первое ваше дело, верно? – прищурился Кубарев и после того, как я кивнула, продолжил: – Значит, и вы понимаете, что ни к чему было столько шума производить. Линять надо было по-тихому, чтобы ненароком внимание к себе не привлечь. А он скакал по лестнице, как стадо бизонов. Удивительно еще, что его, кроме меня, никто не засек. Нет, парень сбежал со страху. В первый раз с ним такое. Человека убить не так легко. Уж вы мне поверьте.

Я не стала уточнять, откуда у Кубарева столь глубокие познания в данном вопросе, просто спросила:

– Значит, полиции про этого парня ничего не известно?

– Абсолютно. Его никто не видел. Никто вообще ничего не видел. И я в том числе. – И Кубарев хитро подмигнул мне.

– Почему? – снова задала я вопрос, и он понял меня без дополнительных объяснений.

– Хочу дать парню шанс, – просто ответил он. – Считайте это интуицией. Или замаливанием собственных грехов. Это уж как вам больше нравится.

После этих слов Кубарев быстренько выставил меня за дверь, не дав даже попрощаться. Собственно, я не была против такого окончания знакомства. В голове скопилось столько новой информации, что ее следовало срочно обдумать, а обдумав, начинать действовать. Я села в машину, включила двигатель и не спеша поехала по направлению к гостинице.

До назначенной встречи с компаньоном Потоцкого – Валентином времени оставалось прилично. Я решила употребить его с пользой. Закрывшись в номере, я принялась систематизировать полученные сведения и планировать последовательность действий. На это я потратила все отведенное мне до свидания время. Зато получила несколько рабочих версий, каждая из которых имела все шансы стать основной. Без десяти семь я вышла из номера и спустилась в ресторан. Переодеваться было не во что по причине полного отсутствия багажа, и я надеялась лишь на то, что в районном центре не очень строго придерживаются правила, предписывающего посещение ресторана в вечернее время в пышных нарядах.

Увы, надежды мои рухнули, как только я перешагнула порог ресторана. Зал был битком набит посетителями. И все они были расфуфырены донельзя. У меня создалось впечатление, что сегодня в ресторане гостиницы «Богемия» намечается прием в честь коронации королевы Великобритании, не меньше. Я в своих простеньких джинсах и светлой водолазке смотрелась, прямо скажем, не айс. Впрочем, меня это не особо смущало, а если моим клиентам наряд придется не по душе, всегда можно перейти в холл. Там на одежду такого пристального внимания не обращают.

Потоцкий уже был на месте. Увидев меня в дверях, он вскочил со своего места и поспешил навстречу.

– Татьяна, добрый вечер. Вы пунктуальны, – подхватывая меня под руку и увлекая в сторону столика, принялся болтать он. – Ну как прошел день? Отдохнуть успели? Как вам ваш номер? Если не нравится, можем организовать другой, только скажите. Чем планируете заниматься завтра? В офис Губанова снова поедете? А с полицией еще не общались?

Я обреченно закатила глаза к потолку. Неужели этот человек вообще молчать не умеет? Странное качество для бизнесмена. Скорее недостаток, чем достоинство. Хорошо хоть отвечать ему не требуется, а то у меня мозоль на языке натерлась бы после часа общения с ним. Усадив меня за стол, Потоцкий щелкнул пальцами, подзывая официанта. Тот подскочил мгновенно. Видимо, был в курсе близкого общения хозяина заведения и постоянного клиента. В том, что Потоцкий тут частый гость, сомнений не было. Вел он себя как завсегдатай. Официант раболепно склонился перед ним, ожидая приказаний.

– Милейший, обслужите девушку по высшему разряду, – легко приказал Потоцкий. – Имейте в виду, что леди – особый гость господина Радукевича.

– Прошу, ознакомьтесь с меню, – еще ниже склонился официант, протягивая мне кожаную папку. – Осмелюсь посоветовать обратить внимание на фирменные блюда. Мясо сегодня нашему шеф-повару особенно удалось.

Хоть склонился в почтительном поклоне официант довольно быстро, я все же успела перехватить его недоумевающий взгляд. Видно, не мог понять, как такая простушка в походной одежде может быть «особым» гостем самого Радукевича. Я усмехнулась и решила помучить официанта в отместку за его неуважительную оценку моей персоны, но потом передумала. В конце концов, я здесь по делу. Согласившись на мясо и салат, я потеряла к официанту всякий интерес. Когда тот поспешно удалился, я обратилась к Потоцкому с вопросом.

– Господин Радукевич еще не подъехал? Я думала, он будет в семь.

– Не переживайте, Татьяна, Валентин прибудет с минуты на минуту, – заверил меня Потоцкий. – Признаться честно, он всегда опаздывает. Даже на совещания и официальные приемы. Такой уж характер. А вы никогда не опаздываете? Я вот стараюсь всегда приходить заранее. Люблю оказываться на месте первым. Частенько это дает немалые преимущества перед партнерами. А вот Андрей всегда приходил минута в минуту. Ни раньше, ни позже. Если бы он был жив, то вошел бы в ресторан ровно в девятнадцать ноль-ноль. Очень, знаете ли, пунктуальный человек был. Да, жаль его. Как бы там ни было, а все равно жаль.

– Намекаете на то, что Губанов может оказаться не только жертвой, но и преступником? – спокойно произнесла я.

– Ну… Скажем так: я не исключаю такой возможности. Вот Валентин, тот категорически отметает. Он рационалист. А в этой краже не может обнаружить никакого рационального зерна. И это его основной аргумент против версии причастности к ней Губанова, – принялся рассуждать Потоцкий.

– Поясните, – попросила я.

– А вы сами посудите. В случае удачи с арендой техники Андрей уже через два года поднял был ровно в четыре раза больше, чем давала ему кража. Кто ж от таких денег откажется? Только полнейший кретин. А Губанов кретином не был, это уж точно. И потом, нельзя забывать про риск. Ведь его могли вычислить. Городок у нас небольшой, а у Валентина действительно прочные связи в местной полиции. Уж они бы дознались.

– Тогда почему они до сих пор ничего не узнали про кражу? – задала я резонный вопрос.

– Может, уже и узнали, – многозначительно проговорил Потоцкий и указал взглядом на дверь. – А вот и Валентин. По дороге сюда он должен был заехать к своему приятелю, начальнику районного отделения полиции. Сейчас мы его обо всем и расспросим.

Я представила себе, как Потоцкий выплескивает на своего друга лавину вопросов, а тот судорожно решает, на какой из них отвечать вперед, и чуть не прыснула от смеха. Едва сдержалась. Смех сейчас был совершенно неуместен. Я велела себе собраться и развернулась к Валентину, изобразив на лице максимум серьезности.

Радукевич оказался полной противоположностью Потоцкого. Потоцкий был высок, поджар, светловолос и удивительно болтлив. Радукевич же едва доставал мне до плеча, был толст, черняв и немногословен. Вместе они производили странное впечатление. Будто специально нашли двух антиподов и заставили их общаться. В виде эксперимента, так сказать.

Радукевич галантно поклонился и протянул руку. Я выставила в ответ свою. Вместо рукопожатия я получила смачный поцелуй куда-то в костяшки пальцев. Ого, да мой второй клиент, оказывается, рыцарь! Жаль, ростом не вышел, а то бы меня наверняка ждал поцелуй не только в руку. Меня снова разобрал смех. Ну что за напасть! Соберись, Татьяна, не хватало еще разразиться истерическим смехом перед клиентами. Я спрятала смех за вежливой улыбкой и произнесла:

– Приятно познакомиться, господин Радукевич. А мы как раз с господином Потоцким про вас говорили.

– Валентин, – гнусавым голосом сказал Радукевич. – Зовите меня просто Валентин. Нам ведь с вами придется не один день сотрудничать.

– И меня называйте просто Егор, – подхватил песню друга Потоцкий. – Я Егор, он Валентин, вы Татьяна. Удобно? По-моему, очень удобно.

Радукевич бросил на друга быстрый взгляд и поморщился. Потоцкий смутился и поспешил занять свое место. Молча! Вот это выучка. Видно, в их тандеме Радукевич играл ведущую партию. Это нужно запомнить. Я тоже уселась за стол. Радукевич, по всем правилам этикета, придвинул мой стул ближе к столу и только после этого сел сам.

– Вы уже успели сделать заказ? – чопорно осведомился он.

– Да. Мы заказали мясо и салат, – вместо меня ответил Потоцкий, но, вспомнив недавнее недовольство друга, тут же прикусил язык.

Радукевич в его сторону и не посмотрел, ожидая моего ответа. Я пожала плечами и повторила за Потоцким:

– Мясо и салат.

– Удачный выбор. Мясо мой повар готовит как никто другой. Я уверен, вы оцените его мастерство. Мне доводилось лакомиться ростбифом из телятины в самом сердце Англии. Восхитительный вкус. Но до нашего ему далеко. И это не только мое мнение, – хвастливо заявил Радукевич.

Я обратила внимание, что кроме гнусавости он еще и слегка картавит. От этого слова со сложными сочетаниями звуков выходили какими-то размытыми. Не ростбиф, а «уйостбиф», не сердце, а «сеуйдце». Да, господин Радукевич просто полон достоинств. Надеюсь, хоть память у него не подкачала. Все-таки мне нужно выяснить, что именно говорил ему Губанов по поводу поиска вора. Но для начала поинтересуемся успехами полиции. Вежливо улыбаясь, я спросила у Радукевича:

– Егор сказал, вы должны были заехать в полицию. Удалось что-то узнать?

– Егор сказал… – Радукевич снова поморщился. – И когда только все успевает?

Под недовольным взглядом друга Потоцкий смутился, попытался было оправдаться, но предпочел промолчать. Радукевич же, по всей видимости, отвечать на мой вопрос вовсе не собирался. По крайней мере, до тех пор, пока не расправится с ужином.

– А вот и наш заказ, – при виде приближающегося официанта Радукевич оживился. – Предлагаю вначале насладиться пищей, а уж потом обсуждать дела насущные.

Это был явно не вопрос и даже не предложение, как сам Радукевич его представил. Это был уверенный приказ. Официант, принесший поднос с едой, раболепно склонился в почтительном поклоне перед Радукевичем, ожидая дальнейших указаний. Тот властным голосом отослал его восвояси. Официант беззвучно испарился.

После этого за столом завязалась беседа. Непринужденной ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Радукевич оказался истинным гурманом. И, как большинство гурманов, предпочитал не смешивать деловые беседы и прием пищи. Поэтому за ужином мы о делах не говорили. Зато обо всем остальном вести беседу не возбранялось. Что мы только не обсудили! И ситуацию на Ближнем Востоке. И состояние автомобильного рынка. И изменение климатических условий на Крайнем Севере. И недовольство коренных жителей Шотландии политикой правительства. И преимущества тростникового сахара перед свекольным. И прочее, и прочее, и прочее.

Естественно, в основном говорил Потоцкий. Я время от времени разбавляла его монологи репликами типа «Правда?» или «Ну надо же!». Радукевич же за время ужина едва ли пару фраз из себя выдавил, предпочитая наслаждаться деликатесами молча. На ужин ушел целый час, к концу которого я буквально изнемогала от нетерпения и все возрастающего раздражения. Но, насколько я могла судить, недовольство сложившимися обстоятельствами испытывала только я. Ни Радукевич, ни Потоцкий переходить к серьезным темам не спешили.

Но рано или поздно все подходит к концу. Подошел к концу и этот злополучный ужин. Дождавшись, когда Потоцкий положит в рот последний кусок ростбифа, Радукевич сделал знак официанту, чтобы тот убирал со стола. Сам же он поднялся и чопорно произнес:

– Предлагаю перейти в мой кабинет. Там нам никто не помешает.

И не дожидаясь ответа, круто развернулся и, горделиво подняв голову, поплыл по залу в дальний его конец. Мы с Потоцким гуськом двинулись за ним. Как только Радукевич оказывался в поле зрения кого-то из обслуживающего персонала, всякий раз происходила странная вещь: сотрудник ресторана сгибался в три погибели и не выпрямлялся до тех пор, пока хозяин ресторана не окажется к нему спиной. Сначала я думала, что мне это показалось, потом решила, что это просто совпадение и на самом деле никто в пояс Радукевичу не кланяется. Но к концу пути сомнений у меня не осталось. Все официанты склонялись перед Радукевичем в подобострастном поклоне. «Да уж. Порядки Радукевич устроил тут те еще, – я осуждающе покачала головой. – А наш дружок, оказывается, довольно чванливый! Вот уж чего не подумала бы».

Дверь в кабинет Радукевича была уже открыта. Перед ней вытянулся в струнку очередной официант. Поравнявшись с дверью, Радукевич галантно пропустил вперед меня и Потоцкого. После этого он отослал официанта, заявив, что в помощи не нуждается и сможет сам обслужить своих гостей. Официант скоренько испарился, а Радукевич закрыл за собой дверь и даже замок защелкнул. Я огляделась. Кабинет Радукевича имел две зоны: рабочую, заполненную всевозможными шкафами и полочками, битком набитыми офисными папками, и гостевую, как я ее про себя определила. В гостевой зоне был накрыт стол. Чайный сервиз, симпатичный эмалированный чайник вместо привычного уже электрического монстра и куча всяких сладостей к чаю.

Каждый из нас выбрал для себя удобное место. Не прошло и тридцати секунд, как мы уже сидели друг против друга, готовые к обсуждению дел. Радукевич на правах хозяина начал первым.

– Так о чем вы хотели поговорить, Татьяна? – вежливо осведомился он.

– Для начала хотелось бы узнать, что вам удалось выяснить в полиции, – напомнила я.

Радукевич снова укоризненно взглянул на друга и, развернувшись ко мне, заявил:

– Сожалею, но никаких существенных подвижек в расследовании у полиции пока нет.

– А несущественные есть? Что вообще полиция говорит по этому поводу? – не отставала я.

– Послушайте, пусть полиция занимается своим делом, а вы занимайтесь своим. Думаю, вам не стоит так пристально следить за их действиями. На это у них имеется свой начальник, – отбрил меня Радукевич.

Его ответ удивил меня. Что все это значит? Господин Радукевич не желает делиться со мной новостями? Или же результаты полицейского расследования настолько внушительны, что Радукевич уже получил ответ на все свои вопросы и не хочет, чтобы я воспользовалась плодами чужого труда и получила деньги, не прикладывая усилий? А может, он что-то скрывает? Очень странно! На это стоит обратить внимание.

– Я не собираюсь брать под контроль чью-либо деятельность, – как ни в чем не бывало произнесла я. – Просто меня интересует все, связанное с ограблением и последующим убийством. Чем больше информации получу я, тем быстрее результат получите вы.

– Ну, в самом деле, Валентин, чего ты в бутылку-то лезешь? – вмешался Потоцкий, пытаясь прийти мне на помощь. – Татьяне действительно нужны все имеющиеся в нашем распоряжении факты. Иначе она не сможет нам помочь. Ведь мы же с тобой обо всем договорились.

Лучше бы он этого не делал. После его последних слов Радукевич резко вскинул голову и вкрадчивым голосом обратился к Потоцкому:

– А она и так не сможет нам помочь. И ни о чем таком мы с тобой не договаривались. Я изначально был против твоей идеи, но ты настоял, и я прекратил вмешиваться. В конце концов, это твои деньги и твое право тратить их как угодно, на свое усмотрение. Мое мнение по этому вопросу ты знаешь.

Ах, вот оно что! Оказывается, между приятелями размолвка из-за меня произошла. Теперь понятно, чего ради Радукевич устроил это показательное выступление с долгим ужином и раболепным подобострастием официантов. Он просто хотел показать свое пренебрежение к моей персоне. Ну что ж, друг Радукевич, посмотрим, кто кого? Я осторожно взглянула на Потоцкого. Тот сидел ни жив ни мертв. Взгляд от стола поднять боялся. «И незачем так переживать, – мысленно обратилась я к Потоцкому. – Сейчас мы твоего приятеля из равновесия выводить будем. Посмотрим, насколько сложно его лишить благодушия. Не думаю, что намного сложнее, чем тебя, господин Потоцкий». Я не собиралась просто мстить Радукевичу за недоверие или добиваться признания себя профессионалом. Мне просто было нужно, чтобы клиент выдал мне всю интересующую информацию. Я нуждалась в том, чтобы он поделился со мной определенными сведениями. Поэтому я принялась обрабатывать Радукевича и угрызений совести при этом ничуть не испытывала.

– Так вот в чем дело. Что ж вы сразу не сказали? Я бы и беспокоить вас не стала, – слова прозвучали легко и непринужденно. – Значит, вы, господин Радукевич, больше склонны к тому, чтобы дождаться результата полицейского расследования, и против привлечения к раскрытию дела детектива? Что ж, уважаю вашу позицию, уважаю. И ничуть не обижаюсь. Возможно, на вашем месте я тоже больше доверяла бы мнению своего приятеля-следователя, нежели незнакомой девушке-детективу.

Я прекрасно помнила о том, что приятель Радукевича не был простым следователем, и сказала это намеренно. Мне нужно было посеять в его мыслях сомнения, и я воспользовалась представившейся возможностью, сыграв на непомерном снобизме Радукевича. План сработал на «ура». Радукевич с его непомерным снобизмом проигнорировать сей факт не мог.

– Мой приятель, как вы изволили выразиться, является не простым следователем, а начальником районного отдела полиции, – высокомерно заявил он.

– Ах да. Кажется, Егор упоминал об этом, – «спохватилась» я. – Но ведь дело ведет простой следователь, и беседовали вы наверняка именно с ним. С кем же еще вести подобный разговор, если не с непосредственным исполнителем.

– Отчего же. Новости я узнаю лично от начальника отдела, – заметил Радукевич.

– А, так достоверной информацией вы и сами не владеете, – протянула я. – Так бы сразу и сказали.

– Почему вы так решили? Как раз он владеет самой что ни на есть свежей и достоверной информацией, – продолжал кичиться своими «высокими» связями Радукевич. – Я же получаю эту информацию из первых рук, так сказать. И ничуть в ее достоверности не сомневаюсь.

– Откуда такая уверенность? Вы чем-то отличились перед начальником отдела полиции? – чуть насмешливо произнесла я.

– Напрасно иронизируете, – слегка обиделся Радукевич. – Да будет вам известно, полковник Зыков в некотором роде мой должник!

– Вот оно что! – задумчиво проговорила я и добавила, будто разговаривая с самой собой. – Теперь понятно, почему никаких новостей.

– Что вы сказали? Повторите, я не расслышал, – напрягся Радукевич.

– Скажите, – вкрадчиво начала я. – Много он вам должен?

– Его долг не имеет к расследованию никакого отношения, – заявил Радукевич.

– Как знать, как знать, – покачала я головой. – Может, и не имеет, а может, этот самый долг все и решает.

– Да объясните вы наконец, – прогнусавил Радукевич, все больше раздражаясь от непонимания. – Как долг может влиять на информацию, которую я получаю от полковника?

– Самым прямым образом, – ответила я. – Неужели вы сами этого не видите? Ну, хорошо, попробую объяснить свои рассуждения. Допустим, имеется человек, у которого большой денежный долг, который он в данный момент отдать не может. Допустим, к этому человеку обратился с приватной просьбой заимодавец. Допустим, должник не может удовлетворить его просьбу. Пусть даже и по объективным причинам, но не может. Станет ли должник распространяться на эту тему? Ведь, сообщив о невозможности выполнения просьбы, должник рискует попасть в немилость к заимодавцу, и тот, рассердившись, может потребовать вернуть долг немедленно. А мы уже знаем, что возвращать долг нечем. Как бы вы поступили на месте должника?

– Я бы тянул время, – нехотя ответил Радукевич.

– Вот вы и ответили на свой вопрос, – спокойно заключила я.

– Думаете, мне стоило поговорить со следователем? – задумчиво спросил он.

– Не обязательно, – ответила я. – Вы можете просто ждать, чем закончится вся эта история. А можете наладить контакт с человеком, непосредственно занимающимся расследованием кражи и убийства. Есть и еще один вариант, но вам он вряд ли подойдет.

И я сделала многозначительную паузу. Радукевич нетерпеливо потребовал:

– Вы говорите, а уж я сам решу, подходит ли мне какой-то из этих вариантов, или нет.

– Вы можете отправить к следователю своего помощника, – спокойно заявила я.

– Помощника? Какого помощника? И что он там будет делать? – до Радукевича все еще не доходило, что я задумала.

– Вы можете позвонить своему приятелю полковнику и попросить предоставить вашему помощнику доступ к информации, имеющейся у полиции. Вы можете сказать, что лично вы слишком заняты, чтобы ежедневно сновать между полицейским участком и своим офисом. В связи с этим вы предпочитаете получать свежие сведения от личного помощника. Удобно. Стильно. И никаких дополнительных затрат, – закончила я.

– И где же я возьму такого помощника? – догадываясь, куда я клоню, все же задал вопрос Радукевич.

– Этим помощником буду я, – спокойно договорила я.

Радукевич усмехнулся. Потоцкий раскрыл рот, пораженный моей наглостью. Я, естественно, понимала, что предлагать себя на роль персональной помощницы после того, как Радукевич недвусмысленно заявил о нежелании иметь со мной какие-либо дела, было и впрямь нахальством. Но я была уверена, что он согласится.

– Назовите хотя бы одну причину, по которой я должен это сделать, – пристально глядя мне в глаза, произнес Радукевич.

– Вы хотите вернуть деньги, – едва заметная улыбка скользнула по моим губам, когда я произносила эту фразу.

– И… – он ждал пояснений.

Я не стала испытывать его терпение.

– Вы в плюсе при любом раскладе, – пояснила я. – И если деньги находит полиция, и если деньги нахожу я. Если я буду действовать от вашего имени в полиции, то вы снова убиваете сразу двух зайцев. С одной стороны, я получаю сведения, которые помогут мне двигаться по следам вора и убийцы быстрее. С другой стороны, следователь будет чувствовать ваш неусыпный интерес, и, зная о ваших тесных отношениях с полковником, примется работать с удвоенной силой. Как ни крути, а вы в выигрыше.

– Я подумаю над вашим предложением, – произнес Радукевич.

– Но в любом случае, какое бы решение вы ни приняли по этому вопросу, мне необходимо получить от вас кое-какие сведения, – заявила я.

– Что именно вас интересует? – уже более благосклонным тоном спросил он.

– Меня интересует ваш телефонный разговор с Губановым накануне его смерти, – ответила я.

– Снова ты? – Радукевич кинул на Потоцкого свой знаменитый раздраженный взгляд, но на этот раз он не возымел действия.

– Да, про звонок сказал я. А как ты хотел? В конце концов, это и мои деньги тоже. И я имею право пытаться получить их назад тем способом, в который верю, – воодушевленный моей победой, смело заявил Потоцкий.

И Радукевич ему не возразил. Вместо этого он устроился поудобнее в кресле и принялся излагать подробности звонка, который меня так интересовал.