Текст книги "Страховка от жизни"

Глава 2

Я сунула в рот таблетку «антиполицая» и завела движок. Не тащиться же в самом деле городским транспортом аж в Заводской район. У меня аллергия на муниципальный транспорт.

Дом, в котором проживали Калякины, был построен в шестьдесят третьем году, о чем сообщали цифры на торце, выложенные красным кирпичом. Калякины жили во втором подъезде.

– Стой, Лен. Давай вокруг обойдем. Осмотрюсь на местности. Ты мне окно их покажешь и тот балкон, на котором вы сидели. Для начала осмотрим место происшествия.

Напротив Настиной пятиэтажки стоял девятиэтажный кирпичный «человечник». Вот из него, с верхних этажей, уж точно все должно быть видно как на ладони. Неплохо бы найти свидетеля именно из девятиэтажки. Трагедия произошла в шестом часу вечера, многие жители, вероятно, уже были дома. Только ведь у каждого столько хлопот после трудового дня, что отыскать человека, который просто так, от нечего делать, смотрел в то время в окно, практически невозможно. Разве что старушка какая-нибудь, пенсионерка, которой делать нечего. Но у свидетелей этой категории есть один общий, весьма существенный недостаток: они, как правило, неважно видят. Тем не менее надежду я не оставила. Была еще другая надежда, и тоже на пенсионеров. Обычно в пятиэтажных хрущевках проживает много престарелых людей, которые проводят большую часть времени на лавочке у подъезда и неплохо осведомлены о событиях, происходящих в округе. Постелив на скамейки картонки или плетеные вручную коврики, они заседают в любую погоду. Даже в такую, как сегодня.

Но у дома Калякиных с лавочками было туговато – только у первого подъезда. И то такая развалюха, что явно последние дни доживает, как мне показалось. А квартира Калякиных во втором. Жаль.

Мы поднялись на четвертый этаж, и подружка надавила кнопку звонка. Раздалась мелодичная трель, затем звук быстро шлепающих ног. Дверь открыла босая светловолосая девчушка с огромными, как блюдца, глазами. Для своих десяти лет она мне показалась слишком уж миниатюрной – прямо Дюймовочка. На ней были бриджики чуть ниже колен и длинная, вязанная вручную шерстяная кофта.

– Здравствуйте, Елена Михайловна. А папы нет. И Дениски тоже. Он гуляет с мальчишками, – голосок девчушки звенел, как колокольчик.

– Здравствуй, Катенька, – ласково обратилась Елена к малышке. – А ты чего это босиком бегаешь? Простудишься. Ну-ка, быстро надень тапочки.

– Не могу. У меня нога болит. Я на нее чай горячий пролила. И тетя Наташа мне ее винилином помазала.

Из кухни вышла женщина лет тридцати с короткой стрижкой и химической завивкой. Это и была Наталья, Ленкина приятельница – Ленка же была знакома с соседкой Калякиных, – помогавшая Роману Николаевичу управляться по дому после гибели его жены. Истомина представила нас друг другу, и Наталья немного устало, но радушно улыбнулась.

– Привет, Лен. Проходите. Мы как раз чай с Катюней собрались пить. Да вот ногу сбедили. Все одно к одному. Проходите, что же вы…

Ленка вопросительно посмотрела на меня. Я пожала плечами и стала разуваться.

Мы расселись вокруг кухонного стола за чайными чашками.

Дневник Катенька принесла по Ленкиной просьбе, и я сравнила подписи – на мой взгляд, они были идентичны. Расписывалась Калякина довольно витиевато, подделать такой росчерк сложно. Пока я должна довольствоваться своими личными впечатлениями, о графологической экспертизе на данном этапе не может быть и речи, поскольку расследование я согласилась проводить тайно, не привлекая ничьего внимания.

Потом мы отправили Катеньку в комнату, и она занялась игрушками. А мы втроем начали бабий треп на разные темы, незаметно подойдя к интересующей.

* * *

– Настя мне рассказывала про встречу с этой Эммой, в которой убийцу признала. Но ведь прошло три года, и она не была уверена на сто процентов, что Замотырина и есть та самая женщина, – сказала Наталья. – Когда Настя спросила у меня совета, как ей лучше поступить, я ничего не могла посоветовать. Но подумала – кто будет разбираться в истории трехлетней давности, у милиции и других дел хватает. Если бы я знала, что все вот так закончится… Да что сейчас об этом говорить? Теперь уже ничего не исправишь. – Женщина задумчиво размазывала пальцем чайную лужицу по столу. – Вон с Катькой воюем. У меня выходной сегодня. Завтра тетя Вера с третьего этажа с ребятами заниматься будет, потом Ида, подруга Настина, должна из поездки вернуться. У нее свободного времени больше, она обещала Роману помогать. Пока справляемся. А что дальше будет, сам господь не знает.

Наталья незаметно перешла к бытовым проблемам, но я настойчиво вернула ее к событиям прошлого.

– А где Настя встретила Эмму?

– В доме, где та жила. Что-то там с больным было связано. Не помню точно. Полгода же прошло.

– А поточнее вы вспомнить не можете?

– В апреле, кажется. Разве это имеет какое-то значение?

«Еще как имеет! – подумала тут я. – Особенно если учесть тот факт, что страховой договор был заключен в начале мая. То есть почти сразу после встречи с предполагаемой опознанной убийцей».

– И что, Настя больше не вспоминала про ту женщину?

Наталья пожала плечами:

– Как вам сказать, Татьяна Александровна. Вспоминала иногда. Но я бы не сказала, что она боялась ее или еще что. Просто говорила, что подруги советуют ей все же обратиться в милицию.

– Какие подруги?

Наталья снова пожала плечами:

– Ирина Петровна советовала. Она работала вместе с Настей. – Женщина задумалась, вспоминая. – Настя к ее мнению прислушивалась. Тамара тоже советовала. И Ида.

– И тогда Анастасия Васильевна решила пойти в милицию?

– Ну да. Там обещали разобраться, как она рассказала. Но я не думаю, что милиция вообще занималась этим делом. Зато потом, после Настиной смерти, все забегали. Только поздно слишком.

– Женщины, которых вы назвали, были близкими подругами Калякиной? – уточнила я.

– Пожалуй, да. С Тамарой она дружила все время, какое и я с ней знакома. С Ириной познакомилась два года назад, когда устроилась работать в психбольницу. А Иду Антонову Настя знала со школы. Некоторое время они не общались, а потом возобновили отношения. Сейчас Ида здорово Роману помогает. Ей же все-таки проще – сама себе хозяйка, ездит за товаром в Польшу, потом продавцы, которых она нанимает, реализуют товар.

– Понятно.

– А вы почему про все про это спрашиваете? – под конец разговора не выдержала и задала вопрос Наталья.

Пришлось отвечать. В том смысле, что хочу отыскать виновных в гибели Насти и наказать, раз этого до сих пор не сделали правоохранительные органы. Должен же кто-то за правду бороться. Собственно, так оно и было на самом деле. Женщину мой ответ вполне удовлетворил. А пояснять некоторые мелкие нюансы, вроде того, например, что расследованием занялась не просто знакомая Насти, а Татьяна Иванова, довольно известный в нашем Тарасове частный детектив, мы с подругой не стали.

* * *

– Тань, я знаю, где Роман работает. Давай поедем к нему? – предложила Елена.

Вот в этом вопросе меня не надо было уговаривать. Уже всерьез хотелось взглянуть на этого человека, потому как, несмотря на весьма туманные перспективы в вопросе оплаты, дело меня все-таки заинтересовало. И потом: раз уж гонорар тут проблематичен, то чем быстрее отстреляюсь, тем быстрее смогу начать работать на себя, родную.

Чтобы повидать Романа Николаевича на его, так сказать, трудовом фронте, пришлось ехать на окраину Заводского района, поскольку работал он на железнодорожном участке составителем поездов. Мало приятного, конечно, таскаться по такому захолустью, но что делать, раз уж взялась за это расследование. Хорошо хоть дорогу сюда знаю прекрасно, приходилось здесь бывать, по долгу службы, естественно.

Проехав через железнодорожный переезд, я вырулила на бетонную площадку перед депо и остановилась. На участке было безлюдно – выходной все-таки. На местах были лишь те, кто работал по графику. Мы с подругой обогнули здание депо, и я постучала в дверь конторы.

– Открыто!.. – раздался в ответ женский голос.

– Скажите, пожалуйста, где можно увидеть Калякина Романа Николаевича? – обратилась я к молодой брюнетке приятной внешности.

– Посмотрите в депо. Он, по-моему, там, в раздевалку загляните.

Но в раздевалке было безлюдно. Зато нельзя сказать, что тихо – мощный храп раздавался откуда-то из-за шкафов. А металлические ящики-шкафчики, наверное, отражали звуковые волны, отчего храп казался просто оглушительным. Мелькнула даже такая мысль: вдруг да стены рухнут… Ленка остановилась у порога, а я отправилась на поиски спящего. Тихо пошла между шкафами и… вздрогнула от неожиданности: на скамейке лежало нечто, похожее на тело в рабочей одежде, но… без головы. Руки сложены на груди, как у покойника. А на том месте, где должна была быть голова лежащего человека, содрогался в конвульсиях объемный полиэтиленовый пакет черного цвета. Он то зримо уменьшался в размерах, то, наоборот, раздувался от мощных потоков воздуха так, что, кажется, был готов разлететься на мелкие клочки. Храп раздавался именно оттуда, из-под пленки. А пакет, как ни странно, усиливал звуковой эффект. При виде этого зрелища я замерла на мгновенье, настолько меня поразило сие явление, а потом не смогла сдержать эмоций.

– Вот это ничего себе, – невольно вырвалось у меня. Я даже покашляла для порядка, искренне полагая, что тот, в мешке спящий, услышит голос и проснется.

– Тань, а ведь это Роман Николаевич, – сказала Ленка, подошедшая ко мне незаметно. Тоже удивленная, она довольно робко окликнула храпуна: – Роман!

Но не тут-то было. Храп, как ни в чем не бывало, продолжался.

«Однако крепко спит несчастный вдовец, – мысленно съехидничала я. – А храпит так скорее всего оттого, что не все в порядке с нервной системой».

– Роман Николаевич, – я позвала его сначала потихоньку. Потом погромче, потом еще громче.

Богатырский сон Калякина мы с Ленкой смогли прервать только с четвертой попытки.

– А?! – Наконец услышав наш зов, он вскочил, поспешно сдернул мешок с головы и уставился на нас заспанными глазами. – Что? Вагон, что ли, двигать? Ой, Елена Михайловна, здравствуйте. Что-нибудь случилось? – Вот тут, когда он сообразил, кто перед ним, глаза его стали испуганными.

– Да нет, ничего не случилось, не пугайтесь, – успокоила его Ленка. – Я хочу вас познакомить: Роман, это Татьяна Александровна Иванова.

– Можно просто Таня, – машинально уточнила я.

– Таня согласилась помочь, – продолжала Ленка. – Мы пришли поговорить.

В глазах Калякина отражалось непонимание. Похоже, что он вчера крепко перебрал и напрочь забыл о разговоре с Еленой. И она решила напомнить об этом.

– Я же вам вчера говорила про лучшего детектива Тарасова Таню Иванову. Помните?

– Да? – Калякин покрутил головой, стряхивая остатки сна. – О чем поговорить? – Он осоловело уставился на меня, потом, заметив мою усмешку, глянул на пакет в руке и поспешно пояснил: – Мухи, проклятые, достали.

– Я догадалась, – понимающе кивнула я, не испытывая между тем никакой вины за собой, что невольно ввела Романа в смущение. Просто я не могла не улыбнуться, увидев его спящим с полиэтиленовым мешком на голове. – Нам с вами, наверное, стоит поговорить о ваших проблемах. Я хочу попытаться вам помочь.

Я села на скамейку напротив него, с любопытством изучая светловолосого мужчину ростом под два метра. Ленка уселась на стул около шкафа. На вид Роману Николаевичу было лет тридцать пять. Правда, рыжая щетина приблизительно трехдневной давности делала его несколько старше. Но у меня взгляд наметанный.

Лицо его после моих слов нахмурилось, брови сдвинулись, и на глаза навернулись непрошеные слезы.

– О Насте? – обреченно прошептал он.

– Да, о Насте.

В моей практике были случаи, когда, казалось, самые невинные, если судить по внешности и поведению, люди оказывались мерзавцами. Один гад убил свою жену, а потом сам же нанял частного детектива расследовать дело: так ему хотелось показать всем, насколько трепетно он ее любил. Но этот мешковатый, простоватый на вид мужчина, по-моему, не способен на такую подлость, как убийство своей жены с помощью сообщницы или наемного убийцы. Хотя насчет наемного убийцы – мысль интересная. Надо будет и эту версию отработать. Ведь необязательно, что заказчиком был именно Роман Николаевич.

– Вы действительно не знали о том, что ваша жена была застрахована в частной компании «АКСС» на солидную сумму?

Роман Николаевич, поджав губы, часто-часто закивал головой:

– Я чуть с ума не сошел, когда увидел эту самую страховку. Как же она могла… Даже со мной не посоветовалась. И не сказала, что ее жизни угрожает опасность. – В его глазах дрожали слезинки. Калякину, видимо, было неловко за такую слабость, и он изо всех сил старался их удержать.

– Она не говорила, что боится женщину по имени Эмма?

– Да нет, про Эмму она мне говорила, конечно. Но я не знал, что она боится ее так, что собралась застраховать свою жизнь. – Он яростно потер ладонями небритые щеки, шумно вздохнул и вновь повторил: – Ну почему она мне ничего про страховку не сказала?

– А как вы считаете, она вообще могла это сделать? Я имею в виду страхование жизни на столь крупную сумму. Слишком уж дорогое удовольствие.

Калякин замолчал надолго, и мне казалось, что я вижу, как ворочаются его нескорые мысли. Наконец в глазах промелькнула страшная догадка:

– Вы хотите сказать…

– Я пока ничего не могу сказать. Я только прошу вас хорошенько подумать, где она смогла взять столько денег?

Он с отчаянием покрутил головой и развел руками:

– Не зна-аю. Представления не имею. Кошмар какой-то. Знаете, когда у нас Ирочка взаймы денег просила, Настя всегда нервничала.

– Какая Ирочка?

– Моя младшая сестра, – пояснил Калякин. – Кроме меня, ей помочь некому.

Я подробно расспросила Романа Николаевича о жене, ее привычках, подругах и знакомых, о работе. Про Эмму Замотырину он знал лишь то, что она проживала в Заводском районе, в шестнадцатом квартале. Причем адрес ее именно Настя сказала. Случайно или преднамеренно? Это тоже предстояло выяснить. Темная история, однако.

Кстати, еще один нюанс: Калякин вслух этого не сказал, но мне почудилось, что Настя сестру его Ирочку недолюбливала. Ничего, про такие мелочи несложно узнать.

К сожалению, нам не дали поговорить обо всем, что я запланировала, – Калякина позвали двигать цементовоз.

А у меня осталась масса вопросов. Ну да ничего, не последний день живем.

– Вы завтра будете дома? – спросила я.

– Да, у меня выходной. Никуда не собираюсь идти.

– Тогда я к вам заеду. Вы не против?

Получив утвердительный ответ, я подумала про себя: ведь мое посещение в его интересах, а я почему-то с ним миндальничаю. Наверное, потому, что наняла меня, по сути дела, подруга Ленка. И не хотелось ее огорчать. Тем более в ее праздник.

Глава 3

– Куда теперь? – поинтересовалась подруга, когда мы сели в машину.

Я пожала плечами, докуривая сигарету. Спонсора, который оплатит мой труд, я придумала как заарканить. Но это будет только завтра. Сегодня же воскресенье, и все нормальные люди отдыхают.

Но я не совсем нормальная. Не в смысле психического здоровья, конечно, а из-за специфики моей работы. Не могу себе позволить время терять, оно стоит денег. И в данном случае всякое промедление откладывает на «потом» настоящую работу, за которую можно получить весьма приличную сумму. Все-таки, что ни говори, я капельку корыстная. Ну, самую малость. А значит, надо работать. Несмотря на то что сегодня выходной.

Очень бы мне хотелось обратиться к полковнику Григорьеву, знакомому в УВД Заводского района. Сразу полдела было бы сделано. Но пока нельзя обнаруживать себя. Неизвестно, как мой интерес к этой истории отразится на судьбе Романа Николаевича, не попадет ли он «под колпак», как предположила подруга Ленка. Значит, надо действовать самой. Ну, разве что в крайнем случае придется привлечь кого-нибудь из знакомых сотрудников милиции. А Истомину, пожалуй, лучше отправить сейчас домой, чтобы не тарахтела под руку.

– Лен, начинается рутина. Мне надо подумать, – заговорила я самым мягким, даже нежным голосом. – Завтра нам с тобой предстоит акция по экспроприации законного гонорара. Так что отоспись, напиши планы уроков…

Но Ленка все же обиделась. Ей ведь ужасно хотелось проследить весь процесс расследования, в котором она как-никак не последнюю роль играет. Обида так явно проступила на ее лице, что я рассмеялась:

– Ладно-ладно. Не дуйся. Поможешь мне. Мы сейчас снова поедем в дом Калякиных. Поищем очевидцев. Я – в Настином доме, а ты в доме напротив. Потом мы с тобой вместе подумаем, где Калякина могла раздобыть такую сумму. Это очень и очень важный момент. Если мы узнаем, где она взяла деньги, нам многое откроется. Кстати, а про Ирочку ты что-нибудь знаешь?

– Да так, в общих чертах, с Натальей случайно на эту тему однажды заговорили. Она сказала, что Анастасия Васильевна ей жаловалась на Ирочку. Мол, бессовестная, жутко избалованная и эгоистичная натура. Считает, что все обязаны ей помогать, и постоянно просит у Романа Николаевича денег.

– Значит, еще одна задача на сегодня – выспросить у Натальи все, что она знает про Ирочку.

Я затушила сигарету в пепельнице и запустила двигатель.

* * *

Заседание дворового парламента возле дома Калякиных происходило, как и следовало ожидать, на единственной пока еще как-то стоявшей лавочке. Я молча подошла и села на краешек сиденья. Старушки как раз вплотную подошли к самой больной теме сегодняшнего дня – очередному повышению цен. Я в разговор не вмешивалась. Нехорошо перебивать старших. Скромность украшает. Все равно надолго их не хватит, и любопытство победит. Расчет оказался верным – ждать мне почти не пришлось.

– А ты-то, доченька, к кому? – спросила одна старушенция. Как потом выяснилось, ее звали баба Вера.

– Да я тут Калякина поджидаю.

– О-от, – вмешалась другая, которую коллеги по парламенту величали Николавной, – добрым людям, – старушка сделала ударение именно на последнем слоге, – и посидеть негде. Никому ниче не надо. Я уж сколько заявлений в ЖКХ писала, чтобы лавочки сделали. Да то! Разбежались. Последняя-то скоро догниет и рухнет.

– А ты Роману родственница, никак?

– Да нет. Мне по делу к нему надо. Я из школы. Из родительского комитета.

И тут я каждой клеточкой организма почувствовала, что старушкам страшно хочется узнать, по какому именно делу я жду Калякина. Но бабуськи, они тоже стратеги те еще! Сразу перестали якобы обращать на меня внимание и переключились на обсуждение трагедии в семье Калякиных. Я плавно влилась в разговор, направляя его в нужное мне русло. И узнала чрезвычайно важные вещи.

Старушки наперебой стали рассказывать, как алкаши из калякинского подъезда спускались с пятого этажа. А женщина белобрысая с родинкой на щеке в блестящей кофточке и красной в мелкий белый горошек юбке метнулась вверх, едва не сбив их с ног.

– Да их и немудрено сбить. Они еле-еле на них держатся завсегда, – съязвила баба Шура.

– А зачем же ей вверх бежать, – невинно поинтересовалась я, – ведь люки на чердак закрыты?

О ключе, разумеется, можно было позаботиться заранее. И если женщина побежала наверх, значит, ключ у нее был. Она скорее всего переоделась на чердаке и вышла из другого подъезда. Мне об этом догадаться отнюдь не трудно, поскольку я сама иногда чердаками пользуюсь. Не раз приходилось таким образом шкуру спасать.

– О-ой, да что там за замок. Его заранее открыть можно, – подтвердила мои предположения баба Вера и запальчиво высказала свои: – А может, врут все алкаши. Может, сами ей и помогали. Откуда у Любки опосля блестящая кофта появилась и юбка красная?

Интересно… Надо бы срочно с Любкой-алкашкой увидеться… Тут же выяснилось, что Любка со своим хахалем должна появиться с минуты на минуту.

– Я давеча мальчонку ейного видела, – сообщила Николавна. – Кукурузу домой понес. Так что она сейчас помчится ее продавать.

Я решила не подниматься к Любке-алкашке, а подождать здесь, на улице. Заодно выяснить, что знают вездесущие старушки про сестру Романа Николаевича.

О финансовых тонкостях отношений Насти и Ирочки бабульки не знали. Но подтвердили: золовки не шибко ладили. И еще я узнала, что Ирочка – яркая блондинка. А это уже кое-что. Разве не могла она, загримировавшись так, чтобы ее не узнали, пробраться в квартиру? Ведь известно, что дверь убийца открыла своим ключом.

Строя догадки, я ненадолго утратила связь с действительностью, но была возвращена к ней неожиданным образом. Из подъезда, где жили Калякины, вдруг вывалилась живописная парочка. Остановившись у подъезда, мужчина и женщина яростно жестикулировали и отвешивали друг другу «теплые» комплименты. Причем – на всю округу.

Она – дама неопределенного возраста, в серой шерстяной кофте, сильно видавшей виды. Причем это еще слишком мягко сказано. Кофта была больше похожа на половую тряпку, которой мыли асфальт на этой самой Кавказской улице. Вместо семи положенных пуговиц имелось только три, да и те болтались на честном слове. По этой уважительной причине кофта была распахнута, и из-под нее выглядывала майка с серебристыми блестками, видимо, та самая, про которую только что вещали старушки. Блестки в некоторых местах облетели, оставив зеленоватые следы от клея. Уцелевшие чешуйки потускнели, стали серыми. Наверное, Любка как надела эту майку месяц назад, так и не снимала больше. Туалет довершали мятая драповая юбка и стоптанные тапки. Волосы женщины прутьями висели, выбиваясь из-под платка непонятного цвета. Под правым глазом на отечном, со следами беспробудного пьянства лице этой очаровашки красовался сине-желто-фиолетовый фингал.

Он – мужчина немного помоложе, чем его подружка, но также с явными следами деградации во всем внешнем облике. Старая фуфайка нараспашку, разорванная во многих местах, со свисавшими из дыр грязными клочьями ваты. Торчащие в разные стороны волосы с проседью с запутавшимися в них перьями, щепками и прочим мусором непонятного происхождения.

Оба были вдрызг пьяные. И оба имели претензии друг к другу. Посему безобразно ругались.

– Вот это и есть Любка со своим хахалем, – шепнула мне баба Вера. – Они убивцу-то видели.

Я поднялась и направила свои стопы к сим ярким личностям. Хочешь не хочешь, а попытаться поговорить надо. Хоть завалященькие, а свидетели все же.

Мужчина держал в руках драную авоську, доверху наполненную кукурузой. Початки выглядывали из дыр, так и норовя вывалиться в какую-нибудь лужу. Дамочка пыталась конфисковать сумку, атакуя друга то с одной, то с другой стороны, при этом безостановочно вопя:

– Ты, скотина, дождесси… Убью!.. Вообще больше не приходи. А заявисси, так я тебя, козел пернатый, с лестницы спущу. Ты, што ль, кукурузу тырил? Это мой мальчишка за ней ездил. К черту на кулички ездил, между прочим. Воровал. Чуть не попался даже. А ты схватил. Дай сумку, сказала, пока я тебе харю не набила…

– Щас! Я вчера пузырь покупал? Покупал. Ты думаешь, мне их так дают? И позавчера покупал. И каждый день покупаю. А ты на халяву повадилась. Пошла вон, корова пьяная!

– Ой, вы только поглядите на него, – обратилась Любка ко мне, пьяно рассмеявшись и обнажив гнилые пеньки вместо зубов, – сам залил глаза, а на меня поклеп строит.

Мужик, воспользовавшись тем, что подруга отвлеклась на светскую беседу, быстро засеменил со двора. Любка сообразила, что если задержится еще хоть на минуту, то доли из будущего пузырька ей не видать как своих ушей, и тигрицей кинулась вслед за ним. А догнав, взяла под руку. Но мужик тут же остановился и попытался снова начать выяснение отношений.

Я подошла к ним.

– Граждане хорошие, я из милиции. – При этих словах я извлекла из сумочки свое старое удостоверение и махнула им в воздухе. – Вам придется пройти со мной.

Лица у обоих застыли. Ссора, только что готовая вспыхнуть с новой силой, разом потухла. Враждующая пара стала сразу единым фронтом.

– Мы ничего не нарушаем, – насупившись, произнес мужик.

А Любка аж слюной захлебнулась:

– Госпожа милиционерша, мы мирные люди! Ничего плохого не делаем!

– Во-первых, вы нарушили общественный порядок. Это раз. А во-вторых, вы обвиняетесь в пособничестве убийце Калякиной. Вот эта маечка у вас откуда, гражданочка? – Я брезгливо, двумя пальцами, оттянула ставшую от грязи липкой майку и тут же отпустила. На указательном пальце у меня осталась потускневшая чешуйка. – Сейчас идем к вам в квартиру. И я совершенно уверена в том, что я найду там красную в мелкий белый горошек юбку.

Конечно, я была уверена, что алкаши ни при чем. Но мне необходимо было в этом убедиться. А заодно проверить рассказанное бабульками.

Оба алкаша не на шутку перепугались.

– Говорил тебе, корова, не надо было это барахло брать. Его ж точно убийца выбросила. – Мужик не преминул упрекнуть лишний раз свою подружку, а потом повернул лицо ко мне, дыхнув стойким перегаром: – Я говорил ей, что с этими тряпками лучше не связываться и не брать их с помойки. Греха не оберешься. Да разве баба устоит перед барахлом дармовым? Так и знал, что милиция прицепится. Мы его, госпожа милиционерша, в мусорном контейре нашли.

– Когда? Сразу после убийства?

– Ага, – радостно закивала Любка. Она почувствовала, что я склонна им поверить и одежку, бог даст, отбирать не стану. – Она пакет в мусорный бак запихнула. А мы там кое-что просматривали… Вот и нашли. Вещи-то новенькие прямо. А убийцу-то эту, паскуду, мы в тот день видели, – подхалимским голоском, желая мне понравиться, пропела Любка. – Она как оглашенная вверх помчалась. А замок на люк она, видать, заранее свой повесила. Я обратила внимание, что замок новый совсем появился. Незадолго до того, как Калякину-то убили. Вот. Но мы и взаправду ни при чем. И милиции все честно рассказали. Только про юбку с кофтой умолчали. Но ведь, если бы сказали, так у меня бы их отобрали? А мне ведь носить нечего совсем. Дорого-то все как сейчас. Разве накупишься? – голос Любки стал жалостным.

– Любовь Николаевна, вы опять за свое? Вы же мне сколько раз обещали, что пить бросите? Нет, вероятно, я все-таки буду настаивать, чтобы вас лишили материнства, – вмешалась в разговор появившаяся совершенно внезапно Ленка. – Ваш Лешка вечно голодный ходит, а вы пьете. Как вам не стыдно? – укорила моя подруга алкоголичку. Ох, воспитательница, что с нее возьмешь.

– Так мы на свои кровные пьем, – насупился Любкин сотоварищ.

– Граждане собрались продать кукурузу, которую раздобыл Леша, и купить на вырученные деньги бутылку, – не удержалась и доложила обстановку я.

Ленка извлекла из сумочки деньги, показала алкашам:

– Кукурузу я у вас покупаю. А деньги отдам Наталье Васильковой. Она хоть Лешу накормит. Давайте сюда. – И подруга конфисковала авоську.

– Подержи, Тань. – Ленка достала из сумочки полиэтиленовый пакет, переложила кукурузу в него.

Физиономии у Любки и ее сожителя сквасились, но спорить с учительницей сына они не решились. Тем более что эта учительница с милицией знается. Хорошо еще, что майку с юбкой не отобрали. И парочка решила побыстрее скрыться с наших глаз.

* * *

– И что ты с этой кукурузой делать собираешься? – усмехнулась я, когда мы направились в подъезд.

– Не знаю, – честно призналась Елена. И тут же предложила: – Давай Калякиным отнесем. Наталья сварит. Заодно и Лешка поест. Но послезавтра на педсовете я поставлю вопрос о лишении Стружкиной материнских прав. Она меня достала.

– Да, штучка уникальная. – Я решила поставить точку на обсуждении неправильного поведения госпожи Стружкиной и перевела разговор на интересующую меня тему: – Ну и как тебе роль сыщика, Елена Михайловна?

Ленкино настроение мгновенно переменилось в лучшую сторону, и она возбужденно затараторила:

– Тань, короче, я выполнила твое поручение и обошла все квартиры, расположенные напротив калякинских окон. Практически все, кто был в тот момент дома, говорят одно и то же. Блондинка в блестящей майке и красной юбке выбросила Настю из окна. Почти все, кто оказался свидетелем происшествия, обратили внимание на окна только тогда, когда Калякина закричала.

Я шумно вздохнула, ужасно разочарованная. Но моя славная подруга Ленка, несравненный мой Коломбо, подготовила мне сюрприз:

– Тань, ну, я же не сказала «все». Я сказала – «почти все». А это не одно и то же.

Я остановилась и взглянула на подругу. В ее глазах прыгали чертики. Она была жутко довольна собой, несмотря на то что пару минут назад убивалась по поводу ужасных родителей Лешки Стружкина.

– Там такой свидетель ценный есть! Умереть – не встать. Не сойти мне с этого места, если ты сейчас не подпрыгнешь до потолка.

Меня поведение подружки развеселило. Ленка так увлеклась детективным расследованием, что стала похожа на девчонку-сорванца.

– Уймись, Песталоцци. Педагогу не пристало так выражаться.

Ленка немного смутилась:

– Я же просто обрадовалась. Представляешь, звоню я в двадцать восьмую квартиру. Открывает брюнетка. Шикарная такая. Волосы роскошные. Прямо как киноактриса.

– Короче, Склифософский.

– Фу-у, Таня, какая ты зануда сегодня. Ты не даешь мне слова сказать, не позволяешь успехом насладиться. А если короче, то живет в этой квартире инвалид.

– Хм, то киноактриса с шикарными волосами, то инвалид.

– Дослушай сначала. Брюнетка – родственница инвалида. Она ему по хозяйству помогает. Я так поняла. А инвалид там постоянно живет. У него ног нет. Вот он сидит в инвалидном кресле и от нечего делать в окошко смотрит. Причем в бинокль. Как тебе это нравится?

– Ну?

– Что «ну»? Он видел, как злодейка перед убийством положила в кухне на подоконник магнитофон. Ма-аленький такой магнитофончик. А после убийства она его забрала. Не было никакой ссоры. Мистификация.

Так я, впрочем, и думала с самого начала. Не случайно женщина, которая решилась на столь дерзкое преступление, оделась так ярко. Для чего? Значит, хотела, чтобы ее запомнили. И знала, что в гардеробе Эммы такие вещи имеются. Так что скорее всего теперь бедную Эмму следует искать в бочке с цементом на дне Волги, к примеру. Или в каком другом, столь же малодоступном месте. Такая перспектива мало радовала. Впрочем, пока это всего лишь домыслы. Я на несколько мгновений задумалась и не слышала, что еще продолжала говорить моя подруга.

– …Вот он и сказал, что убийцу Ириной зовут.

Последняя фраза меня поразила:

– А он откуда знает? В бинокль увидел, как на лбу убийцы имя высветилось?

Ленка вытаращила глаза. Развив бурную детективную деятельность, она и не заметила, когда потрясающий свидетель переступил грань реальности.

Моя помощница была обескуражена и чувствовала себя посрамленной. Я усмехнулась.

– Ладно, Коломбо, разберемся. Придется еще раз сейчас к нему идти.

Ленка с явным сожалением покачала головой: