Текст книги "Казусы частного сыска"

Глава 3

Всю дорогу до Дома творчества я только и делала, что следила – нет ли за нами «хвоста». Но то ли за нами действительно никто не следил, то ли наши преследователи были настолько искусны, что даже я со всей своей подготовкой и опытом ничего не заметила.

Правда, мне показалось, что бежевый обшарпанный «Москвич», который следом за нами вывернул из соседнего переулка, когда мы выезжали со двора, слишком уж подозрительно едет сзади.

– Ну вот и приехали, – неожиданно для меня произнес Кошкин, сбавляя скорость и подводя свой «Ситроен» к обочине.

Я в очередной раз оглянулась – «Москвич» исчез. Ну, будем надеяться, что это было просто совпадение.

Или?..

«Хотя о чем мне особенно беспокоиться? – подумала я, выходя из машины и снова перекинув через плечо свою сумочку со „шпионскими штучками“. – Даже если они нас и выследили, то застать меня врасплох им не удастся. Все-таки я еще чего-то стою. Не потеряла, так сказать, квалификацию».

Александр Александрович направился к большой высокой двери, на которой красовалась полуразмытая надпись – «Дом творчества юных Фрунзенского района». Слово «района» было размыто почти полностью.

Ну да что возьмешь с провинциального заведения?

Я усмехнулась – сколько уже в этом городке живу, а все никак не могу излечиться от своего столичного снобизма. Ну и придумала – «столичный снобизм»…

Я последовала за Кошкиным. Он уже взобрался по ступенькам крыльца и дергал за ручку тяжелую дверь Дома творчества. Дверь не открывалась.

Ах да! Сегодня же воскресенье! Черт возьми!

Кошкин пнул изо всех сил ни в чем не повинную дверь и, сунув руки в карманы, спустился ко мне.

– Выходной же сегодня… Эх, чтоб вас!..

Я отступила на шаг и прищурилась. Вот здорово – когда Александр Александрович злится, он так похож на Чарли Чаплина! Сразу пропадает вся его благообразность, становится особенно заметен маленький рост. Только тросточки ему не хватает и котелка, да вот еще бородка немного мешает. Ему бы усики…

– Эй! Кому там чего надо?! – прервал мои размышления грозный окрик.

Мы с Чапли… фу ты, с Кошкиным обернулись – дверь, не желавшая пропускать Александра Александровича в здание, приоткрылась, и в проеме теперь торчала бритая маленькая голова охранника. На бычьей, впрочем, шее.

– Кто долбился-то? Щас подолблю кому-то!.. – продолжал грозно вопрошать страж.

Кошкин покосился на меня. Его взгляд, казалось, спрашивал: «Справишься?»

Я кивнула.

– Ну, я долбился, – нарочито лениво и негромко, не вынимая рук из карманов, произнес Кошкин.

Лицо охранника перекосила презрительная усмешка. Он открыл дверь уже до конца и вышел на крыльцо. Здоровый такой парень лет двадцати пяти.

– Ты, что ли? Сморчок плюга… – Тут отчего-то он вдруг замолчал и, прищурившись, внимательно посмотрел на Кошкина.

Мой шеф тоже вынул руки из карманов и поменял выражение на своем лице с лениво-задиристого на заинтересованное.

– Александр… Александрович? – неуверенно спросил охранник. – Дядь Сань?

– Ну да, – растерянно ответил Кошкин. – Лешка, это ты, что ли?

– Я-а…

– Лешка это, – недоуменно почесывая кончик носа, обернулся ко мне Кошкин, – племянник мой… Лет пять, наверное, не виделись. Да, Лешка, пять?

– Шесть… С бабкиных поминок.

«Ничего себе племянничек, – подумала я, – а подолбить дядьке-то своему хотел».

– Да вы заходите! – засуетился вдруг племянник Лешка. – Сейчас тут никого нет, посидим.

– Никого нет, говоришь? – Кошкин побежал вверх по ступенькам. – Конечно, посидим, как же – пять лет не виделись. Шесть то есть.

– У меня и поллитровочка есть, – обрадовался племянник, – на другой случай хотел, но ради такого дела…

Родственники обнялись. Лешка, по своим размерам в два раза превосходящий дядю, с силой похлопал того по спине. Отпустил. Кошкин неловко затоптался на месте. Ему очень хотелось поскорее в Дом творчества.

Я тоже поднялась на крыльцо.

– Ого-го! – наконец-то заметил меня кошкинский племянник. – Жена у вас какая! А, дядь Сань? Молоденькая-то?

– Да это не жена, – кашлянув, отозвался Александр Александрович, – это… э-э… моя сотрудница.

– Сотрудница? Хэ… – хмыкнул племянник Лешка. И хитровато подмигнул Кошкину. – Ну, пойдемте, пойдемте, – снова заторопил он, хлопая огромными ручищами Кошкина по плечу, а меня чуть выше бедра.

Надо же, прыткий какой! Очевидно, он не так понял смысл слова «сотрудница».

Мы совсем было навострились войти в здание, как вдруг Кошкин обернулся ко мне:

– Жень, если уж дело так обернулось… Я сам справлюсь. С родственником.

– Ну, если вы считаете нужным… – начала я.

– А чего? – забеспокоился шебутной Лешка. – Чего ты? – спросил он у Кошкина. – Пускай с нами.

– Да я к тебе… то есть в ваш Дом творчества по делу приехал в общем-то, – проговорил Александр Александрович. – Ну, ладно, потом расскажу, – махнул он рукой. – Что у нас там дальше по списку? – обратился Кошкин теперь ко мне.

– Районное почтовое отделение, – ответила я, – разрешите отправляться?

– Разрешаю. – Он посерьезнел. – Это отделение во-он за углом. Пять минут ходьбы. Полчаса, ну… час тебе хватит? Да? Значит, через час встречаемся здесь.

Я кивнула и начала спускаться с крыльца. Кошкин мужик деловой. Сомневаюсь, что он тут с этим новообретенным родственником станет пьянствовать. Если уж так повезло ему – на племянника нарвался, – должен Александр Александрович сделать все по первому разряду.

– Чего это вы такие? – вполголоса спросил за моей спиной племянник у Кошкина. – Воскресенье же… Дела какие-то…

Я обернулась и быстро, но внимательно оглядела Лешку с ног до головы. Он моего взгляда даже не заметил. Ничего подозрительного, обычный простоватый парень.

Интуиция – или внутренний голос, как хотите называйте, – у меня отлично развита – годы практики. Если человек не вызывает у меня беспокойства с первого взгляда, то, практически, никогда никаких неприятных сюрпризов не бывает. Тем более Кошкин его хорошо знает, все-таки родной племянник…

Но что-то меня беспокоило. Смутно так, тихонько. Как писали в романах девятнадцатого века: из глубины души. Что-то, чего я пока никак не могла понять. Нет, вовсе не в племяннике Лешке тут было дело. Он – чистый.

Другое.

Ладно, шеф сказал «на почту» – значит, на почту. Видимой опасности для Кошкина нет. Да, кстати, с ним еще громила-племянник.

Ускорив шаг, я направилась в сторону почтового отделения. Быстрее начну – быстрее закончу. Правда, с чего в таких делах обычно начинают, я не имела ни малейшего представления. Читала, конечно, «Двенадцать стульев», но не использовать же книгу в качестве руководства.

Ничего, обратимся к вдохновению. Непредвиденные ситуации, Женечка, это то, чему тебя учили.

Так что справляйся.

* * *

Где находилось районное почтовое отделение, я знала и без Кошкина – сейчас вот прямо, потом налево. Там сразу за углом. Никаких не пять минут ходьбы. Минуты три. Ну, четыре максимум.

Я быстро шла по улице.

Стоп! А вот здесь можно срезать! Если сейчас мне пройти через эту подворотню во двор, то можно выйти сразу к почте. А я, оказывается, неплохо этот городок знаю. Несмотря на весь мой «столичный снобизм».

Я свернула в подворотню и чуть не попала под какой-то автомобиль. Едва успела прижаться к стене. Ничего себе – рассчитывала сократить маршрут. Так можно и вовсе его коротким сделать – еще немного, и он бы закончился.

Водитель даже не успел мне посигналить. Я сомневаюсь, заметил ли он меня вообще? В подворотне было довольно темно, да и машина двигалась очень быстро, гораздо быстрее, чем ездят машины в подобных местах.

Выругавшись вслед автомобилю, я вознесла хвалу своей реакции. И пошла дальше. К месту своего назначения. Вернее, не пошла – сделала только два шага. Остановилась.

Тут-то меня и пронзило.

Вот оно!

Я резко повернулась и бросилась обратно – через ту же подворотню на улицу – к Дому творчества. Подлетев к крыльцу, я увидела возле кошкинского «Ситроена» бежевый «Москвич». Тут уж никакой речи о совпадениях быть не могло. Как там этих бандитов, никошкинских подельников, зовут? Антоха Длинный и Алкаш? Вот сейчас и познакомимся.

В два прыжка я оказалась на крыльце. Тяжелая дверь была чуть приоткрыта. Или обалдевший от радости охранник позабыл закрыть, или… эти ребята круче, чем я предполагала. Они и действительно довольно круты: так провести за нами слежку – я почти ничего не заметила!

Да и сейчас, если бы не то, что обычно называют интуицией, я бы вряд ли о чем-нибудь догадалась. В подворотне ведь было темно – машину я не разглядела.

Кстати, и те, кто сидел в этой машине, скорее всего, меня не заметили. Во всяком случае, не узнали. Я же, так сказать, сменила облик. То есть обличье. Так что у меня есть все шансы застать бандитов врасплох.

Вбежав на крыльцо, я на долю секунды остановилась. Достала из своей сумочки массивный шипованный кастет. Потом приоткрыла пошире дверь и неслышно нырнула внутрь.

Я оказалась в пустом полутемном – шторы на окнах были спущены – холле. Пахло пылью и, как это ни странно, раздевалкой. Я остановилась, прислушиваясь. Слева от меня, откуда-то из-под лестницы, послышались приглушенные звуки. Туда!

Туда-да-да! – застучало сердце. Я ощутила несколько уже подзабытую боевую лихорадку. Пальцы правой руки сами собой сжали ребристые пазы кастета. Внезапно у меня появилось ощущение, что мне как будто бы чего-то не хватает. Ах да, автомат… Горячее, почти живое продолжение твоего тела. Смерть в руках.

«Прямо как в старые добрые времена, – подумалось мне, – отряд „Сигма“, майор Уриевский, Афганистан…»

Я прыгнула под лестницу. Передо мной возникла дверь, ведущая, наверное, в комнату охранника. Оттуда слышались звуки ударов, потом что-то упало и раздался сдавленный хрип. Я рванула дверь на себя.

Сразу оценить всю, так сказать, сложившуюся ситуацию я не смогла – передо мной тут же возникло чье-то изуродованное крупными оспинами лицо.

Прибегать к помощи кастета я не стала – не успела бы размахнуться. Не дав обладателю этой морды опомниться, я коротко, но с силой ударила его лбом в переносицу. Отчетливо хрустнула размозженная носовая перегородка. Человек дико закричал и рухнул на пол.

Обзор теперь был свободен. Да что с того! Картина, которая предстала перед моими глазами, была, надо сказать, безрадостной – здоровый, очень высокий парень молотил ногами валяющегося на полу Кошкина. Александр Александрович не кричал, только кряхтел и ухал – наверное, бандюга здорово засандалил ему под дых или в грудную клетку.

Под обломками разбитого в щепки стола, постанывая, ворочался племянник Лешка. Пытался встать. Вот кому досталось ни за что ни про что.

Совсем рядом с ним на полу среди деревянных обломков лежал большой черный пистолет.

Парень, избивавший Кошкина, заметив меня, довольно громко вскрикнул. Странно, он явно узнал меня – обычно по моей внешности никак нельзя сказать, что я боец. А он – испугался. Господи, да я же замаскирована! Как же?.. Метнувшись к тумбочке, стоящей у стены неподалеку от него, парень, зарычав от натуги, схватил с нее телевизор и, коротко размахнувшись, швырнул его в меня.

Я шарахнулась назад и в сторону. Кто-то бросился мне под ноги. Черт возьми! Это тот самый бандит, которому я сломала нос. Хорошо работают ребята, слаженно.

Сгруппировавшись в падении, я все-таки сумела уйти от пущенного в меня снаряда. Телевизор грохнулся об пол всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Мелкие осколки врезались мне в щеку и в лоб.

Неприятно, конечно, но все же лучше, чем если бы этот чертов телевизор размозжил мне череп.

Не дожидаясь следующей атаки, я почти мгновенно откатилась в сторону к стене. Вскочила на ноги.

И опешила – нападавших в комнате не было. Почему они сбежали? Ведь, казалось бы, меня осталось только добить (правда, это только так казалось).

Скорее всего этим ребятам отлично известно о моих воинских достоинствах. Они меня знают. Узнали даже в другом обличье. Значит, им известно, что я – Хамелеон.

Не захотели связываться?

Внезапно мне показалось, что лицо рябого, которого я ударила головой, мне знакомо. Не то чтобы знакомо, а… как бы это сказать… В общем, снова интуиция.

– О-ох, – послышалось хриплое, – ну, м-мать…

Кошкин, держась одной рукой за грудь и кашляя, а другой вытирая кровь со лба, поднимался с пола.

– Как же… это? – так же хрипло пробормотал он. – Едва живой остался…

Он сплюнул кровью и растер плевок подошвой.

– Ну, если б не племяш мой, все – кранты б тогда. – Кошкин еще раз сплюнул и указал пальцем на черный пистолет, лежащий на полу. – Лешка ствол у Антохи Длинного выбил. Когда тот уже целился в меня. А кстати, – Кошкин неожиданно спокойно посмотрел на меня, – я уже, можно сказать, привыкать начал. Меньше нервничаю, когда меня убивают…

– Здорово, – оценила я, – а второй, рябой такой, надо понимать – Алкаш?

Алкаш. Могла я его где-нибудь видеть?

– Ага, – ответил Александр Александрович, – Алкаш. Он Лешку-то и вырубил. – Кошкин немного помолчал, растирая себе спину и грудь. – Здоровые какие, с-суки, – проворчал он, – не то что те, которых ты… тогда…

– Да, – я медленно стянула с руки оказавшийся бесполезным кастет, – этому твоему Никошкину наверняка отлично известно, кто я такая. Иначе почему Алкаш и Длинный не стали ввязываться со мной в драку? – Я положила кастет обратно в сумочку.

– Наверное. – Кошкин, невнимательно выслушав меня, пожал плечами.

– У-ум… ух, бля! – услышали мы голос Лешки.

Он выбрался из-под обломков стола и сразу уселся на стул. Стул был единственным из мебели в комнате, уцелевшим после нападения.

– У-ух… ого! – Лешка наклонился, качнувшись на стуле, и подобрал с пола пистолет Длинного.

Когда он наклонился, я отчетливо увидела на его затылке здоровую шишку. Чуть ли не с куриное яйцо величиной. Крови тем не менее не было.

– Ну-ка дай мне, – протянул к стволу руку Кошкин, – с собой возьму. Все сгодится при такой-то жизни.

– Не валяйте, Александр Александрович, дурака, – устало посоветовала я, – вам своих проблем мало? А если менты остановят?

Кошкин неохотно убрал руку. Сунул ее в карман. Лешка продолжал тупо рассматривать пистолет. Щелкал затвором, вынув, тщательно изучил обойму. Я заметила, что руки у него здорово дрожали. Потом он поднял голову.

– Стол мне сломали. Телевизор… – И внимательно посмотрел на меня. – А у тебя на лице кровь.

Все эти слова он повторял без всякого выражения. Бесцветно. Похоже, племянник Кошкина не совсем еще оклемался от удара по голове. Или, может, Алкаш ему врезал сильнее, чем того требовала ситуация?.. Я провела рукой по лбу и щеке – действительно, кровь. Из царапин. Только водой промыть, и все. Хорошо, что я с собой пудру захватила – не выйду же я на улицу исцарапанная. Вся молодая красота моя насмарку пойдет.

Александр Александрович, который до этого некоторое время стоял, глядя в пол, встрепенулся:

– Да, Леш, я же с тобой еще не говорил о деле…

* * *

– Ну, здорово… – уныло протянул Кошкин, когда мы с ним час спустя выходили из Дома творчества юных, – это что же получается? Нет, говорит, никаких стульев, и все.

Мой шеф успел уже привести себя в порядок – умылся, почистил костюмчик. О том, что он совсем недавно пережил покушение, напоминали только распухшие от удара губы и небольшая ссадина под глазом.

– Может быть, твой товарищ Никошкин уже успел здесь побывать до нас? – предположила я.

– Может, и так, – не стал спорить Александр Александрович, – но откуда ему известно, где искать стулья? И откуда ему известно, что я тоже знаю, где их искать?

– Ну, он мог просто выследить нас, – сказала я, вспомнив бандитский бежевый «Москвич», который я видела, когда мы ехали в этот Дом творчества.

– Ну да, тебя выследишь, – покосился на меня Кошкин, – хотя могли, конечно…

Мы спустились с крыльца и направились к машине.

– И вообще эти стулья могли попросту затыркать куда-то, – задумчиво произнес Кошкин, – сама ведь знаешь, в какой стране живем. Ну да ладно, Лешка обещал по накладным проверить, он проверит – исправный малый.

– Вы что, рассказали ему про стулья? – Я остановилась.

– Н-не все, – ответил Кошкин, – можно сказать, частично.

Я внимательно посмотрела на него.

– Да не догадается он! – с досадой произнес Александр Александрович. – Я ему сказал, что сдуру гарнитур свой продал, теперь опять собираю.

Я неопределенно хмыкнула.

– Не догадается он, – повторил Кошкин, – он «Двенадцать стульев» не читал. И фильм не видел. Я спрашивал…

Пожав плечами, я двинулась к машине – до нее осталось несколько шагов.

И неожиданно остановилась. И остановила своего клиента, схватив его за рукав.

– Чего ты? – почему-то шепотом спросил он.

Я не ответила. До сих пор я ни в грош не ставила местных киллеров. Но эта парочка – Антоха Длинный и Алкаш… Они не похожи на обычных тупых отморозков, каких в провинциях обычно нанимают в киллеры. Что-то подсказывало мне, что недооценивать эту парочку опасно.

– Пойдемте. – Я отвела Кошкина к стене, где крыльцо, изгибаясь, образовывало как бы довольно широкое ущелье. В это вот «ущелье» мы и встали. Кошкин молчал.

Отковыряв от стены кусок цементного покрытия, я швырнула эту плиточку размером в ладонь прямо в кошкинский «Ситроен».

– Эй! Эй! – успел еще крикнуть Александр Александрович.

Наверное, он опасался, что я поцарапаю ему тачку. Зря опасался.

Когда мой снаряд коснулся покрытия автомобиля, тяжко громыхнул взрыв, и на месте «Ситроена» образовался гигантский костер. Обхватив голову Кошкина, я присела вместе с ним на корточки в спасительное «ущелье». По асфальту загремели упавшие уже с воздуха металлические части машины. Все.

Хвала моей интуиции! В который раз – хвала!

– Это чего? – растерянно произнес Кошкин, поднимаясь и медленно выбираясь из нашего убежища. – Как же это?..

– Вот так! – ответила я и, взяв его под руку, повлекла за собой по улице. – Пойдемте, пойдемте, сейчас милиция приедет, а мы… Зачем нам время с ними терять? Почта вон недалеко…

* * *

До почтамта мы так скоро не добрались. Пришлось сделать остановку в сквере напротив него. Александру Александровичу, видите ли, стало немного нехорошо от пережитых волнений. Он возжелал посидеть на скамеечке и выкурить сигарету, дабы успокоиться.

Мы сели на скамеечку. Я дала ему сигарету. Кошкин прикурил, и я заметила, как дрожат его пальцы. Что-то он сразу после покушения так не волновался. Может быть, его так расстроила потеря машины?

Я закурила сама. С нашей скамеечки было хорошо видно, как к дымящимся обломкам кошкинского «Ситроена» подъехала сначала машина пожарной службы, потом – милицейский «газик». Люди в форме вышли из своих машин и столпились вокруг места взрыва. Что-то говорили, оживленно жестикулируя.

Несколько милиционеров поднялись на крыльцо к двери Дома творчества юных. Через несколько минут им открыл охранник Лешка.

– Что вы ему сказали? – спросила я у Кошкина, не переставая наблюдать.

– А-а? – отвлекся от своей сигареты Александр Александрович. Он совсем не смотрел туда. Думал о чем-то своем.

– Милиция, говорю, племянника вашего допрашивает.

– Да я его на этот счет уже проконсультировал, – отреагировал Кошкин, – «ничего не знаю, ничего не видел». Свидетелей-то не было, когда мы входили туда.

– Хорошо, – одобрила я.

Кошкин снова погрузился в тяжкие раздумья.

– Александр Александрович, – спросила я, – что вы знаете об этих ребятах – Длинном и Алкаше?

– Длинном и Алкаше? – переспросил Александр Александрович, неохотно отрываясь от своих размышлений. – Да так, в общем-то, совсем немного. Они же ведь дружки Никошкина. Я с ними никогда тесно не общался. Подозрительными они мне казались.

– А те парни, которых я на даче… нейтрализовала? Это кто?

– Эти-то? – Кошкин презрительно поморщился. – Эти так, из местной шпаны. Мелкие сошки, как говорится. У нас ведь в провинции как – каждая шестерка мнит себя крутым бандитом. Вот и те – киллеры…

Я усмехнулась. Теперь-то, Александр Александрович, можно и попрезирать этих ребят. А вчера небось вы бы так отзываться о них не стали. Чуть в штаны не наделали.

– А что вы вспомните о нашей сладкой парочке, Длинном и Алкаше? – вернулась я к начальной теме нашего разговора.

– Ну, Антоха Длинный, он, насколько я знаю, из здешних, – начал Кошкин, – вроде бы с головой парень, не чета местным браткам, у которых что тут, – он постучал костяшками пальцев сначала себе по затылку, потом по спинке скамейке, – что тут. Сначала одиночкой бегал. Потом вот к Никошкину прибился. Никогда я этой дружбы не понимал, – мой клиент немного помолчал и добавил: – Сейчас, конечно, понял.

– А что насчет Алкаша? – поинтересовалась я. – Он тоже здешний?

– Н-нет, – не совсем уверенно ответил Кошкин, – по-моему, нет. Я слышал, что он долгое время жил в Москве. То ли работал, то ли учился…

Так-так, это уже интересно.

– А вообще-то Алкаш в нашем городе считается одним из самых крутых, – продолжал Кошкин.

– Если он такой крутой, почему тогда выполняет такую подсобную работу? – задала я резонный вопрос. – У теневого коммерсанта на побегушках.

– А-а! – хрипло засмеялся Александр Александрович. – Хитрый он, потому и не высовывается. Я так думаю. Бабок ему и так хватает, за рисковые дела они с Никошкиным не берутся. Идут только на верняк.

– Поня-ятно, – протянула я, хотя мне далеко не все было понятно.

Кошкин сделал последнюю затяжку и, растоптав окурок ногой, решительно поднялся. Ого, кажется, свою минутную слабость он преодолел. Холоден, так сказать, и готов к действиям.

– Ну что? – посмотрел он на меня. – Попробуем на почтамте?

– Попробуем, – пожала я плечами.

Давно пора, нечего рассиживаться на скамеечках, нервы свои расшатавшиеся успокаивать. Полдня уже прошло, а мы так ничего и не раскопали. Никакого, как говорится, ощутимого результата.

Если, конечно, не считать за ощутимый результат несколько синяков и взорванный автомобиль.