Текст книги "По секрету всему свету"

Глава 2

В маленьком уютном кафе на Московской было тепло, звучал сердцещипательный голос Иглесиаса, и даже кофе был вполне сносен. А главное – напротив меня за столиком на двоих сидел старый друг Гарик Папазян, который как никто другой умеет поднимать мне настроение. Правда, с одной маленькой оговоркой: когда сам он находится в дружески-благодушном настроении. А такое с Гариком случается крайне редко. Куда чаще в нем бурлит дух донжуана с двадцатилетним стажем (при его тридцати с небольшим от роду!), а в таком состоянии Гарик меня не только волнует как мужчина, но и очень утомляет. Вот почему я предпочитаю видеть в нем лишь друга, и это с первого дня нашего знакомства является причиной наших разногласий.

Однако сейчас Папазянчику взбрело на ум взять небольшой «тайм-аут», и все разногласия были временно забыты. Вернее, были забыты разногласия личного характера, а профессиональные – остались. Ибо, в каком бы благодушном настроении ни находился Гарик Хачатурович, он никогда не забывает о том, что я всего лишь частный детектив, а он – капитан милиции и без пяти минут заместитель начальника уголовного розыска Тарасова.

Правда, он и сам любит повторять, что при его «неординарных» отношениях с начальством пять минут могут растянуться на пять десятилетий, но это дела не меняет. Я готова признать, что Гарик – самый нахальный из всех известных мне хвастунов. Но, во-первых, когда он называет себя «лучшим сыщиком нашего времени», то преувеличивает, в сущности, самую малость: на самом деле Папазян только на втором месте, лучший сыщик – это я… А во-вторых, он армянин, и это тоже должно учитываться как смягчающее обстоятельство.

– Таня, ты сечешь, как ловко я накрыл этого козла из собеса? Ну, того, который поставлял Ухарю информацию по так называемому «делу десяти старичков»?.. Экстра-класс, дорогая! А впрочем, как ты можешь усечь, если я тебе этого не скажу, ха-ха-ха! – Гарик в полном восторге прищурился на меня сквозь бокал белого молдавского вина. – В интересах следствия! Оно еще идет, ты знаешь, и, я думаю, мы пока раскопали далеко не все художества этого подонка Ухаря… Но клянусь тебе своим мужским достоинством, Татьяна: Гарик в этом дельце превзошел самого себя. Это тебе не под кроватью лежать у бедняги Эдика Халамайзера по заданию его ревнивой грымзы! Старой толстой крокодилицы, набитой «зелененькими», которая купила себе мужика на двадцать лет моложе и еще хочет от него лебединой верности, вай-вай-вай!

Папазян от души расхохотался, запрокинув голову. От этого его утиный нос стал еще шире, а глаза, блестящие от алкоголя, превратились в узкие щелочки. Красавцем Гарик не был, но это никогда не мешало ему быть просто мужчиной – во всех смыслах этого слова.

– Не передергивай, кэп: под кроватью у него я не лежала. Я сидела в машине, припаркованной неподалеку от дома свиданий, и наслаждалась симфонией страсти, что звучала в наушниках. И если ты думаешь, что было очень просто в торговых рядах у Крытого засунуть «жучок» в сумочку его любовницы, которую та все время прижимала к груди, то ты очень ошибаешься, милый коллега! Право же, не знаю, что хуже: твой «Ухарь-купец» с его гориллами или одна истеричная красотка, затравленная рогатыми женами своих бойфрендов… Кстати, за эту кассету с «музыкой любви» мадам Халамайзер отвалила мне твое годовое жалованье, товарищ капитан милиции.

– Неужели? Какая несправедливость! – Гарик поцокал языком. – Что такое деньги? Все, что угодно, но только не эквивалент нашей человеческой стоимости! Гарика Папазяна не тревожит звон презренного металла, ты это знаешь. Главное – чтобы ему всегда хватало на «Мальборо», «Алиготе» и мелкую приманку для девочек. А все остальное – от лукавого!

Философ из уголовного розыска разлил по бокалам остатки «Алиготе» и протянул мне пачку «Мальборо». Щелкнул зажигалкой, выпустил витиеватое колечко ароматного дыма и пристально посмотрел мне в глаза.

– Кстати, дорогая… – В голосе капитана появились слишком хорошо знакомые мне мурлыкающие интонации, и я мгновенно насторожилась. – Не оставила ли ты и себе экземплярчик той халамайзеровской кассеты? Мы могли бы вместе прослушать ее как-нибудь вечерком, после службы… А может, сами исполнили бы что-нибудь покруче, а? По-моему, нам с тобой давно пора порепетировать дуэтом, Таня-джан…

Все: прощай мирная дружеская беседа! А я-то думаю – что это наш «Кобелян» сегодня так долго держится в рамках?.. Ну, вот и накликала!

– Гарик, ты же мне обещал, черт тебя подери!!!

– Конечно, обещал, милая! – Я и опомниться не успела, как его жилистая лапа, которая крошит человеческие ребра одним ударом, завладела на столе моей рукой, свободной от бокала. – Я обещал подарить тебе небо в алмазах и все страсти ада, и все вершины мироздания… И я сдержу слово – клянусь своими будущими майорскими погонами! Ты только дай мне шанс…

– Штабс-капитан, вы скотина! – без сил простонала я…

Нет, пожалуй, надо все-таки ему отдаться, чтобы отвязался раз и навсегда! Он ведь не успокоится, пока не занесет меня в свой «кобелянский» список. Да и я наверняка не пожалею: о Гарике Хачатуровиче ходят легенды не только как о классном опере… А с другой стороны, боюсь, как бы наша дружба не лишилась всякого смысла, сведенная к банальному сексу.

Вволю насмеявшись над моими растрепанными чувствами, «штабс-капитан» объявил, что я могу не опасаться за свою девичью честь: в настоящий момент он «благодушен, как барашек на зеленом лугу». «Одна потрясная блондинка из пищеблока вчера вечером наконец-то согласилась утолить жажду измученного Гарика. Вернее, дорогая, вчера мы начали, а закончили сегодня уже по пути на работу…» А меня-де он просто хотел слегка «вздрючить»! Ловко увернувшись от целенаправленной затрещины, Папазянчик продолжал как ни в чем не бывало трепаться, нахваливая попеременно свои мужские и профессиональные достоинства.

Меня неизменно поражает и восхищает в Гарике одно его качество: при своей поистине феноменальной болтливости он умудряется бдительно следить за тем, чтобы с его длинного языка не сорвалось то, что ему не принадлежит, – хоть служебная тайна, хоть просто-напросто доверенный ему чужой секрет. Если кому-то когда-то потребуется опровергнуть ходячую фразу «болтун – находка для шпиона», то могу порекомендовать капитана милиции Папазяна: более яркого примера я не знаю. На заре нашего знакомства, еще не изучив Гарика как свои пять пальцев, я испробовала все способы вытянуть из него секретную информацию – вплоть до самого последнего средства, которое считала стопроцентным. Но так ничего и не добилась. Когда, страстно сжав зубами ментовское ухо, я протянула руку к его брючному ремню, – Гарик придержал мою руку и, обворожительно улыбаясь, изрек: «Таня-джан, если ты таким способом хочешь выжать из меня имя осведомителя – зря стараешься! Должен предупредить как честный мент: выжмешь только то, что обычно бывает в таких случаях, и не больше. Ну как, желание откусить мне ухо еще не прошло?»

Этот позорный случай из своей практики я вспоминать не люблю. Кажется, я кричала тогда, что с наслаждением откусила бы ему не только уши. А Папазян – тогда еще старлей – только смеялся и аплодировал, как в театре!

Честно говоря, за тот далекий вечерок я и решила по-женски мстить Гарику всю оставшуюся жизнь. Конечно, счет давно в мою пользу: я отыгралась с лихвой… Пора уже полюбить Кобеляна за муки. Тем более что это не единственная причина его любить!

Когда мы узнали друг друга получше, то и наши профессиональные взаимоотношения стали значительно проще. Я поняла, что мой новый приятель – совсем не чинуша и не зануда. И что только ради двух вещей на свете он способен пренебречь своими служебными обязанностями: ради Дела и ради дружбы – если она не противоречит делу. (Ибо служебные обязанности и Дело с большой буквы – далеко не всегда одно и то же!) А Гарик понял, что мне можно доверять, как настоящему боевому товарищу, и что иногда – как это ни странно! – и я могу быть полезна «лучшему сыщику нашего времени». Надеюсь, что все «внеслужебные» операции капитана милиции Папазяна, проведенные им совместно с частным детективом Татьяной Ивановой, никогда не дойдут до Гарикова начальства. В противном случае бедняге не только не видать майорских звездочек, но и капитанских придется лишиться!

Каюсь: обычно я вспоминаю о Папазянчике, когда мне в очередной раз требуется его помощь. Но сегодня захотелось пропустить с ним по стаканчику просто так – без всякого повода. Вернее, поводов было даже несколько, но все не меркантильные. Зима, длинный промозглый вечер, когда так хочется дружеского тепла, и – долгожданная свобода от моей клиентки Эллочки Халамайзер, уполномочившей меня документально подтвердить неверность ее двадцатипятилетнего супруга… Сегодня я наконец-то с ней развязалась – думаю, что навсегда! И кто же еще мог так мастерски разрядить меня после общения с этой «новорусской» мадам, как не Гарик Папазян?!

Попутно я надеялась разузнать новости по «делу десяти старичков», о котором вот уже две недели звонили все тарасовские газеты. И на которое были брошены лучшие силы уголовного розыска, следственного отдела и городской прокуратуры. Просто так – из профессионального любопытства. Но тут Гарик остался непреклонен: праздное любопытство – это не к нему, особенно когда следствие в самом разгаре и любая утечка, как говорится, чревата.

Журналисты со свойственным им черным юмором окрестили этот «скандал в благородном семействе» – то бишь в областном министерстве социальных проблем – «делом десяти старичков». (Должно быть, по аналогии с «Десятью негритятами» Агаты Кристи.) На самом деле несчастных стариков и старух, убитых бандитами Семы Ухаря, было девять, но пишущая братия не постеснялась добавить к официальным милицейским сводкам еще один «труп» – для круглого счета и для пущего эффекта.

Все эти дедушки и бабушки провинились только тем, что были совершенно одиноки и жили в приватизированных квартирах, которые им некому было завещать. Кроме любезных их сердцу собесов, а вернее, районных центров социальной защиты, в которых все они состояли на учете. И вот в системе социальной помощи нашелся один деятель – занимавший, как я слышала, довольно высокий пост, – который решил: вовсе ни к чему спускать такие лакомые кусочки в бездонный государственный карман. Да еще и дожидаться естественной смерти «божьих одуванчиков», которые могут из вредности задержаться на этом свете. Ведь можно же поделить приварок на весьма ограниченное количество частных «кармашков» и прямо сейчас!

Высокопоставленный «социальный защитничек» сконтактировался с криминальным миром и быстро организовал внутри большой «государевой службы» собственную: службу «скорой помощи» по отправке бабушек и дедушек в мир иной. Им находили «опекунов», которые обещали молочные реки с кисельными берегами за право наследования квартиры, и бедные старички с их трехгрошовыми пенсиями не могли устоять. Ну, а все остальное было лишь делом техники, за которую отвечала группировка авторитета Ухаря. Надо отдать его ребятам должное: на этот раз они пошевелили мозгами. Только в одном эпизоде из девяти пришлось грубо зарезать «клиентку», да и то по этому делу арестовали племянника несчастной старухи – алкаша и наркомана. Во всех же остальных случаях бедняги умирали либо от сердечного приступа, либо от передозировки лекарств, падали с крутых лестниц, угорали от газа… Как говорится, комар носа не подточит!

Весь этот беспредел продолжался почти пять месяцев, в течение которых банда прибрала к рукам имущество, как я уже сказала, девяти одиноких пенсионеров. Разумеется, прессе не пришлось бы выдумывать десятого, если б в нашем доблестном уголовном розыске не работали такие зубры, как капитан Гарик Папазян. Хотя мне не удалось пока вытянуть из него подробности, даже по тем намекам, которые были в газетах, я поняла, что мои коллеги с улицы Московской оказались на высоте. Кому-кому, а ментам журналисты не будут раздавать авансы просто так!

– Я только одного не понимаю, Танька… – Гарик так опустил на стол свой тяжелый кулак, что подскочили не только бокалы и бутылки, находившиеся непосредственно на столе, но и посетители за соседними столиками. – Сколько служу – не могу понять: откуда берется эта сволочь?! Неужели их такие же матери рожают? В голове такое не укладывается, вай-вай-вай… Ну, обмани, укради, если ты совсем подонок, – это я еще могу понять. Нет, не понять, а хотя бы объяснить! Ну, разбирайтесь вы между собой, козлы поганые, крошите друг друга: это пожалуйста, это я даже приветствую – нам меньше работы… Но убивать стариков?! Которые и так-то уже одной ногой в могиле… Подонки, с-суки. А знаешь, что тошней всего? Когда возьмешь эту мразь, держишь за горло – и ничего не можешь сделать! Ничего!!! Знаешь, как хочется иногда, чтобы этот гад у тебя на глазах своей кровью захлебнулся… Но нельзя! Надо отдавать следователям, судьям, адвокатам, чтоб им… И глядишь – опять гуляет голубчик как ни в чем не бывало да еще над тобой, поганым ментом, и смеется! Можно такое вынести, Таня-джан?

Всякий раз, когда Гарик заводит эту песню – а случается такое с ним все чаще, – я, глядя ему в глаза, искренне радуюсь, что мы с ним по одну сторону черты. Болтают, что капитан Папазян не очень вежлив со своими уголовными подопечными, когда он их «держит за горло»… Может, только болтают? На эту тему я с Гариком предпочитаю не говорить: там его вотчина.

– Брось, кэп! Не трави себе душу, а лучше закажи еще бутылочку сухенького. Ты же лучше меня знаешь, что эти правила игры – единственно возможные. Конечно, они скорее хреновые, чем идеальные, но пусть тебя утешает, что многое зависит и от самих игроков, товарищ будущий полковник!

– Э, дорогая, так долго я не проживу! Разве что с одним условием: если ты будешь подполковником! Или ты согласна только под генералом?..

Казарменный юмор вернул моему другу светлый взгляд на жизнь, Гарик заржал как жеребец и подозвал официанта.

– А что это за туманные намеки газетчиков насчет «чертовщины»? – спросила я, когда он разлил по бокалам терпкий «виноградный сок».

– А… Не знаю, зачем начальству понадобилось сообщать писакам эту деталь. Тем более что этим сейчас занимаются специалисты: нужна техническая экспертиза. Эти сволочи использовали какую-то хитрую электронику, чтобы окончательно задурить мозги старикам. Воздействовали, так сказать, на подсознание, посылали импульсы. Сначала таким путем их заставляли принять «опеку», а затем тот же «электронный суфлер» начинал подсказывать мысли о самоубийстве, о злой воле рока…

– Ты… ты не шутишь, капитан?

– Какие шутки! Ты ж сама читала в газетах, что Ухарь привлек одного крутого электронщика… Да что с тобой, дорогая?! Ты будто привидение увидела…

– Да нет, твоего «Алиготе» для этого маловато. Просто одно совпадение по части «импульсов» и задуривания мозгов… Понимаешь, соседка пристала с какой-то маразматической историей своей подружки, такой же старушенции. Будто бы у нее какие-то «явления» начались.

– Что за явления? – насторожился мой собутыльник.

– Да черт ее знает! Какие-то шорохи, голоса… Вот от меня и требовалось разобраться и вынести свой вердикт. А я за целую неделю так и не удосужилась встретиться со старушкой: эти Халамайзеры совсем доконали. Разок забежала среди дня, да ее, видно, дома не было.

– Голоса, говоришь? Так бабулька, стало быть, одинокая?

– Почти. Живет одна, но квартирка уже завещана внучку. Так что в компанию к твоим старичкам она не годится. Да там скорее всего соседи пакостят. Думаю, дело плевое.

– А-а, – успокоился Гарик, – тогда другое дело. Дерзай, коллега. Если будет нужен авторитет правоохранительных органов – обращайся, с тебя дорого не возьму!

– Спасибо, Папазянчик. Надеюсь, на это у меня и своего авторитета хватит. Слушай… – Я неуверенно взглянула на часы. – А может, я еще успею сегодня к ней заскочить? А то перед соседкой неудобно, обещала же…

– Сидеть, гражданка Иванова! Не заставляй старого друга применять к тебе задержание по всем правилам. Куда ты сейчас попрешься – скоро девять… В этот час старуха и самому господу богу не откроет, не то что тебе! Завтра и сходишь, ты же теперь свободна?

– Как птица, – вздохнула я: Гарик, как всегда, прав. – Давай за это и выпьем, кэп. Все-таки ничего нет лучше свободы!

– Это как посмотреть, – философски заметил мой старый друг. – Если, к примеру, взять тебя и меня, особенно в смысле свободной любви, – то я обеими руками за, дорогая! А вор должен сидеть в тюрьме.

В этот момент в кармане его джинсовой куртки запищала рация. Что и требовалось доказать! И так нас слишком долго не беспокоили: целых два часа.

Гарик вытащил антенну, ответил на вызов и приложил рацию к уху. По мере того как он слушал, его глаза становились все более холодными, трезвыми и деловыми.

– Понял. Есть, товарищ подполковник! Сейчас буду.

– Все, Таня-джан. Накрылась наша с тобой пьянка, – извиняющимся тоном сказал капитан.

– Я так и поняла. Что стряслось – можешь сказать?

– Да все равно завтра из газет узнаешь… Туза грохнули, землячка моего. Догулялся со своими девками, мать твою…

Я присвистнула: новое громкое убийство!

– Туз, говоришь? То бишь Манукян, «король зеленого сукна»? Ни хрена себе!

– Вот и я говорю… Это к вопросу о том, что Сема Ухарь все еще преподносит нам сюрпризы. Вот и очередной, я думаю. У него ж с Тузом были старые счеты, у нашего Семы… Ладно, Таня-джан, бывай! Прости, что не смогу проводить.

– Не бери в голову, Гарик: так мне даже спокойнее.

Глава 3

Следующий день, который так сладко обещал накануне стать первым днем моей свободы, да к тому же еще выпал на воскресенье, начался с оплеухи.

Не обремененная никакими обязательствами, я проснулась гораздо ближе к обеду, чем к завтраку. Потом еще примерно час боролась с искушением не покидать постель до вечера: в квартире было, мягко говоря, не жарко, и вылезать из-под уютного одеяла не хотелось. Выгнало же меня оттуда смешанное чувство голода и долга: я вспомнила, что вчера не вынимала почту. Стало быть, в любом случае требовалось одеться и спуститься к почтовому ящику. Или, может, черт с ней?..

Тяжело вздохнув, я потянулась к небольшому замшевому мешочку, лежащему на прикроватной тумбочке. Гадание на двенадцатисторонних цифровых костях – мой традиционный, проверенный способ ориентирования в сложных жизненных ситуациях. То, что нынешняя «сложная ситуация» сводилась к дилемме «вставать – не вставать», нисколько меня не смущало. Вернее, я в этом себе даже не призналась.

Ну-ка, косточки, что вы мне напророчите? Хорошо бы – «письмо любовного содержания, которое принесет счастье»… Ах! Увы, увы… Даже в первый день свободы нет мне покоя!

«19 + 1 + 33». Символы означают «увлечение делом». «Живой интерес к нему не позволит лени проникнуть в вашу жизнь».

Ладно уж: не позволит так не позволит. Принесу эту маленькую жертву. А потом не спеша напьюсь кофе и подумаю, каким бы таким делом мне увлечься.

Я накинула шубу прямо на халат и спустилась на первый этаж. Забрав почту, я развернулась обратно к лифту, и тут за моей спиной хлопнула дверь подъезда.

– Танюша, это ты? Подожди, дорогая!

Это была Альбина Михайловна в своем зеленом пальтишке с бурым песцом, который бегал по тундре, должно быть, еще в прошлом столетии. Ее глаза за толстыми стеклами очков казались еще больше выпученными, потому что были заплаканы.

– Танечка… Варвара Петровна…

Соседка ткнулась носом в воротник пальто и беззвучно затряслась, привалившись к исписанной стенке подъезда.

– Что вы, Альбина Михайловна, что вы… Да что произошло-то?!

Подсознательно я, конечно, сразу догадалась. Но как не хотелось услышать, что вчерашние мои смутные предчувствия в кафе оказались «в руку»!

– Умерла… моя Варенька-а-а…

– О боже мой… Когда же? Как?!

Я прижала Альбину Михайловну к своей груди.

– Вчера… вечером. Врач… сказал. Сердце-е-е…

– Ну, успокойтесь же, этим делу не поможешь. Кто ее нашел? Когда?

– Андрюша, внук. Забежал сегодня… утром. Лекарство принес… Бедный мальчик!

Женщина снова зарыдала.

– Вот она… судьба! Только что мы с тобой… о ней говорили… Думали… как ей помочь, и вот… Уже ничего не ну-ужно-о…

– Альбина Михайловна, я вас умоляю! Своими слезами вы Варвару Петровну не воскресите, а вот себя в могилу свести можете. И кому от этого будет лучше?! Пожалуйста, постарайтесь успокоиться и расскажите все толком.

Я правильно выбрала аргумент: он возымел действие. Пока мы дождались лифта и доскрипели до нашего шестого этажа, Альбина Михайловна немного пришла в себя. И когда я завела ее к себе на кухню, смогла говорить уже более-менее связно:

– Да что рассказывать-то, Танюша? Такая наша стариковская доля: сегодня она, а завтра – я… Все под богом ходим! Телевизор она смотрела, бедняжка. Так и уснула перед телевизором… Когда Андрюша пришел в половине восьмого, он еще работал – телевизор-то.

– А дверь была заперта?

– Ах, да почем я знаю, Танечка! Разве я об этом спрашивала – в такой-то момент… Мне в одиннадцать часов позвонила Оля Журавлева, она в том же доме живет. Только что фильм кончился. Ну, я сразу и побежала туда. Там уже куча народу, конечно: соседи, старушки… Андрюша, разумеется, тоже там был, бедный мальчик. Весь потемнел: любил он бабушку, Танечка, это нынче редко… Ты про дверь спросила? Наверное, заперта была, а как же еще? У Андрюши свой ключ есть, мне Варя говорила: на всякий случай ему дала. Ну, так вот он и случился…

Она была готова опять захлюпать носом, но я вовремя перебила слезы целым залпом вопросов:

– Что в заключении о смерти сказано, вы знаете? А милицию вызывали? Соседей опрашивали?

– А зачем милицию-то? – поразилась Альбина Михайловна и тут же вытаращила глаза: – Да ты что же это думаешь – что Варю могли?.. Ой, Танюша, бог с тобой, страсти какие!

– Какие же страсти, когда сами вы мне рассказывали про «странные явления»? И, между прочим, подозревали ее соседей… Всяко может быть, Альбина Михайловна.

– Да что ты, что ты! Нет, ты это брось. И никого я не подозревала, дорогая моя! Одно дело – подозревать, что кто-то кому-то таракана в суп подбросил, и другое дело – убийство… Ужас какой! Нет уж, Танечка: лучше тебе забыть, что я тогда говорила. Зачем это теперь… И почему ты вообще думаешь, что это как-то связано со смертью Варвары Петровны?!

– Тогда и я могу спросить вас: а почему вы думаете, что не связано? Как большой знаток и ценитель детективного жанра, вы должны знать, что не стоит с ходу отбрасывать ни одну версию – именно она и может оказаться правильной.

– Почему я думаю?..

«Знаток и ценитель» была явно обескуражена, но сдаваться не собиралась.

– Почему, почему… Да потому, что никакой милиции там не было, когда я пришла! И люди ни о чем таком криминальном не говорили – а уж там собрались такие всезнайки, что палец в рот не клади! Про сердечную недостаточность говорили. «Хорошая смерть», говорили: раз – и готово… Не мучилась. Неужели ты думаешь, что если бы было что-то подозрительное, то Андрюша не вызвал бы милицию? И что та же Оля Журавлева об этом не узнала бы и не раззвонила по всей округе?!

Я только возвела глаза к небу и усмехнулась.

– Удивляюсь я вам, Альбина Михайловна: почему это вы с вашей логикой и дедуктивными способностями живете на одну пенсию? Вам бы в сыщики: самого Шерлока Холмса заткнули бы за пояс!

Соседка ушла разобиженная, и я запоздало пожалела о вставленной шпильке. Ну в самом деле – что с нее возьмешь? Тем более – подружку потеряла… А в этом возрасте, наверное, каждая такая потеря – это и для тебя самой «звоночек»: готовься, голубушка, скоро и твой черед… А, ладно: снявши голову – по волосам не плачут!

Воскресный денек явно не задался, и кофе я выпила без всякого удовольствия. Любимый напиток отравил чувство смутной вины и откровенной досады.

Досада охватывает меня всегда, когда случается непоправимое – особенно со смертельным исходом. Может быть, это называется совестью, может – человеческой душой, не знаю… В такие дебри я стараюсь не углубляться: можно там увязнуть. Не исключено, что это всего-навсего срабатывает профессиональный инстинкт: если, как говорится, «кто-то кое-где у нас порой…» – значит, это мы плохо ведем наш «незримый бой», ошибаемся в стратегии и тактике.

Но досада досадой, а вот ощущение вины… Откуда оно? Анализируя свое бездействие в отношении Варвары Петровны Прониной (с которой я даже знакома не была!), я – хоть убей! – не могла усмотреть в нем состава «преступной халатности». Да, я не встретилась со старушкой, хотя обещала, – вот и вся «халатность»! И даже не по своей вине не встретилась: я не соврала Гарику – действительно забегала к ней. Дала целых три звонка с хорошими промежутками (за это время даже черепаха подползла бы), но за скромной дверью с номером «51», выкрашенной светло-коричневой краской, так и не послышалось ни звука… Что же мне – поселиться под этой дверью надо было?! Нет уж, увольте: у меня есть работа, между прочим, хорошо оплачиваемая!

Шатаясь по квартире, бесцельно переставляя и роняя вещи, я все больше распаляла себя контраргументами. И вообще: какие у меня были факты, чтобы подозревать покушение на бабушку Варю? Так, ерунда собачья: домыслы Альбины Михайловны, «сыщика без лицензии». Одни разглагольствования о «явлениях», а на деле – только «неопознанный» стук в дверь… Курам на смех! Ты вот, Таня дорогая, давеча съязвила по поводу женской логики своей соседки, а ведь она права: нет ровным счетом никаких причин, чтобы связывать смерть Варвары Петровны с этими самыми метаморфозами, если даже они и имели место!

Вернее, не было – до вчерашнего вечера. Когда я узнала от капитана милиции Папазяна некоторые интересные детали «дела десяти стариков». Тьфу ты, черт – девяти! Де-вя-ти! И еще тогда, сразу, мелькнуло смутное подозрение: а не является ли Варвара Петровна кандидаткой на десятое место? Правда, основания для таких подозрений были более чем жидкие: никакие «опекуны» к Прониной не набивались (по крайней мере, об этом ничего не известно), да и квартира ее уже завещана внуку… Но ведь – мелькнули же они, эти проклятые подозрения! А ты отмахнулась… Хотела пойти к ней вчера – и не пошла. А пошла бы – могла б вызвать «Скорую», и бабулька была бы жива! Она ведь, кажется, именно в то время умерла…

Проклятие!!! Получается – я кругом виновата. Вот тебе и «смутная» вина! Все яснее ясного, Таня дорогая. Э, а это еще что такое?.. Куда намылилась?!

Я вдруг обнаружила, что стою в прихожей, уже в шубе и сапогах, и нахлобучиваю шапку перед зеркалом. Объяснение могло быть только одно: я собиралась отправиться в дом номер пятьдесят два на своей улице, в ту однокомнатную квартирку на пятом этаже, дверь которой сейчас наверняка не заперта…

Ч-черт… Черт бы побрал этих газетных писак: накликали еще одну смерть, это уж точно!

Разумеется, ругать журналистов – да и вообще кого угодно – было гораздо приятнее, чем сказать себе прямо: дура ты, Таня, дура! Куда прешься? Что ты там будешь делать – рыскать вокруг гроба, выискивая вещдоки? Набиваться в работники к примерному внучку покойной?.. Раньше надо было идти, а теперь – сиди уж!

Я злобно швырнула шубу на вешалку, шапку – в другую сторону и стянула дорогую обувку из бутика с таким остервенением, точно это были пыточные «испанские сапоги» средневековых инквизиторов. Покончив с этим, в раздумье остановилась посреди передней. Потом аккуратно водворила поверженные сапоги на их законное место на подставке, подобрала шапку, бережно повесила шубу на плечики… И уже совсем другим манером – уверенным, хозяйским – обошла дозором свои владения: что бы еще сделать полезное и созидательное?

Хватит, в самом деле, заниматься самоедством. Какого черта?! В конце концов, нельзя же думать только о работе, частные детективы тоже имеют право на отдых! Ах да: судьба прописала мне в качестве лекарства от лени «увлечение делом»? Прекрасно: давно пора устроить большую стирку!