Текст книги "Ловушка для дурака"

Глава 11

Ленка глянула на часы и заторопилась: куда-то они с отпрысками намыливались вечером. Распростившись с ней, я заварила очередную чашечку, накидала на листочке тезисы будущего воззвания к разуму Бабы Риты – немедленно развестись, все позабыть, поменять замки и тому подобное, – и, критически оглядев список, была вынуждена признать, что, скорее всего, меня с этими инициативами сейчас пошлют.

Однако если посмотреть на ситуацию трезво: я не имею морального права затягивать расследование, тем более что не уверена в том, что смогу представить осязаемые его результаты. Искать этого проказника мне категорически не хотелось, даже за большие деньги. Пропал Максим – да и фиг с ним.

«Надо сделать перерыв и отключить мозги», – решила я и полезла гулять по интернету. Из всех убийц времени это самый серийный убийца, но и мозг очищает, как кишечник – касторка. Прошлась по новостям, посмеялась над комментариями, потыкала в баннеры. И очутилась в какой-то потусторонней реальности, где меня встретил – и хорошо, что лишь виртуально, – полупрозрачный мечтатель в белой рубашке. И в лоб спросил… нет-нет, не о том, верю ли я в Бога, но «Где в Библии сказано, что у вас должны быть долги?!».

Я удивилась оригинальной постановке вопроса и потому принялась читать дальше. Увиденное растрогало до слез: речь шла о «принципиально новой» группе «Неравнодушные», основанной на – спокойно! – «братстве и взаимопомощи». Для того чтобы присоединиться к этой когорте дружных, не надо было ничего, окромя карты Сбербанка и небольшого, «чисто символического», «посильного» пожертвования двенадцати тем, кто зарегистрировался до него. И все. Дальше получать будешь только ты. Обещанная доходность – до 880 000 (пишу буковками – ВОСЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ!) – процентов.

Костяк аферы не удивил – старо как мир. Но как упаковано! Как подано! И сколько же времени эта панама функционирует? В шапке группы скромно значилось нечто вроде «ANNO DOMINI 1989». Слушайте, а шутники-то не без образования и чувства юмора. Те, кто впервые попались на эту удочку, уже на пенсию собираются, а их отпрыски снова ловятся – и ничего, все работает, как часы, по-прежнему.

Правильно говорят: ничему история не учит, только наказывает. Вот наверняка скоро потащатся по операм-судам-прокуратурам ходоки с последней краюхой, будут рассказывать, что была такая компания, что обещала, да не дала и тэ дэ и тэ пэ. И будут в числе этих ходоков вполне грамотные, не без образования, а то и высшего, а то и двух, но такие неопытные, доверчивые, свято недоумевающие, куда смотрит власть, и снова на страницах райгазет будет полемика…

Кстати, о райгазетах. Зря вот Ленка говорит: не оцифровывают, кому нужны! Вот же, прошу, номер «Волжских зорь» годичной давности… ага… о, а вот это интересно, оказывается, у нашего бывшего мэра на стороне аж две семейки…

Тьфу, пропасть. Я, вообще, не об этом. Всякая дрянь в глаза лезет, а заинтересовала меня как раз передовица. На всю полосу – картинка: змеюка, кусающая себя за хвост, и два слова: «Бесконечный баланс» и воззвание: «Подключайся!» Ну креативщики! А почему не «дурная бесконечность»? Возможно, грубо, зато по сути.

Итак, что у нас тут? А у нас тут все по-прежнему! Только даже сберкартой не надо обладать, вот как демократично. Доверчивые тарасовцы грохнули в эту пирамиду относительно скромную сумму – всего-то полтора миллиона (?!). Что, автор из митрополии, ничего себе «скромные суммы». Из статьи следовало, что эта самая пирамида вскрылась как раз год назад, и строилась она по тем же принципам, что и ныне здравствующая группа «Неравнодушные». Соус, конечно, был немного иной, уже на Библию не ссылались, а налегали на карму и прочие душистые восточные тезисы. Деньжата надо было вносить не двенадцати, а семи тем, кто успел «подключиться». Видимо, «обкатав» схему, талантливые, но скромные комбинаторы (их личности так и остались пока неизвестными) пришли к выводу, что двенадцать лучше, нежели семь – хорошая, знаковая сумма, к тому же сразу подтверждается серьезность намерений неофита, претендующего на «посвящение».

В свете моих последних раздумий относительно доверчивости умных в целом людей, мне стало любопытно: вот сколько раз мои милые сограждане способны наступать на одни и те же грабли? До семи или до семидесяти семи?

Однако картина оказалась не столь катастрофической: отчеты о сравнительно честном и масштабном отъеме финансовых излишков у населения в обозримом интернете не встречались. Или, как вариант, сами факты имели место, но не вскрывались. Или масштаб был не такой, чтобы описывать в таком авторитетном источнике, как «Волжские зори».

Да, любопытная вещь – глупость и доверчивость. Они не являются перманентными, хроническими состояниями, а как бы накатывают волнами. То есть самому умному-благоразумному-бдительному человеку свойственно несколько раз чуть ли не в день погружаться в эти мутные волны и всплывать обратно.

И ахиллесова пяточка у каждого своя: у кого денежки, у кого молодые таинственные мужья.

Мильон моих терзаний прервал входящий вызов: Баба Рита, легка на помине. Я хотела ей сразу выложить все, что думаю, и про нее, и про Максимку ее разлюбезного, но она мне и рта открыть не дала. Поздоровавшись, сразу перешла к делу:

– Танечка, происходит нечто невероятное.

Теряюсь в догадках. Но недолго.

– Максим вернулся!

О как. Внезапно.

– Поздравляю! Все в порядке? – воодушевление получилось фальшивым, но уж извините. Только вот почему голосок-то такой невеселый, неужто муж сломался, али завод закончился?

– Ситуация совершенно аховая, – сообщила она, – мне необходимо с вами посоветоваться. Вы не могли бы подъехать ко мне домой? Я не в состоянии куда-либо выходить…

Я подавила вздох. Совершенно очевидно, что вежливого отказа она не примет, и на дружеский шабаш мне лететь придется. Во-первых, потому, что против обаяния и харизмы Бабы Риты мне пока слабо, во-вторых (и главных), на карточку уже припиликало за два дня работы – положа руку на сердце не особо напряжной деятельности. При таком отношении игнорировать просьбы о встрече как минимум невежливо, а максимум – свинство.

Глава 12

Спустя полчаса я уже была на месте. Дверь открыла сама Баба Рита, тихо пригласила: «Входите», – и посторонилась.

Квартира у нее оказалась ничего себе, просторная, комнаты четыре, чрезвычайно уютная и располагающая остаться тут подольше. Конечно, уже кое-где проявлялись непременные атрибуты возраста, наподобие вязаных салфеток, лоскутных сидушек на табуретки и паров валидола, но общей картины не портили. Сама Баба Рита – опять-таки, противу моих ожиданий, – была облачена не в какой-нибудь адский халат с драконами да змеями, а элегантное домашнее платье.

Выглядела она странно: вроде бы посвежевшая, розовая, но обескураженная и взволнованная – все вместе. Мы прошли на кухню, она же столовая, и по первой чашечке кофе распили в молчании, было очевидно, что она собирается с мыслями. Я решила напомнить о себе:

– Вы хотели со мной о чем-то посовето-ваться.

– Да.

– Насколько я понимаю, ваш муж вернулся.

– Да.

– И все хорошо.

– Нет.

Ну что это, в самом деле, это мне надо? Долго будет продолжаться этот поток красноречия?

– Маргарита Николаевна, прошу прощения, но время идет.

– Да.

Она сегодня в ударе. Помолчали еще с полчаса. Наконец она сглотнула, точно пытаясь проглотить слишком крупную котлету, и начала выступление:

– Он появился вчера ближе к вечеру, без звонка, просто постучал в дверь…

Она вещала, как в трансе, и перед моим мысленным взором проходили, один за одним, кадры из сопливого фильма категории «45+».

Вот под соответствующее музыкальное сопровождение звучит этот самый судьбоносный стук, Баба Рита тушит очередную длинную сигарету, утирает слезу, опускает лицевой стороной вниз свадебное фото, закрывает книгу с засохшей розой и спешит открывать.

Распахиваются двери – и, туш али крещендо, – а на пороге-то любимый, долгожданный и уже как бы навсегда потерянный супруг.

… – Он стоял, прислонившись к дверному косяку, – вещала она в экстазе, – похудевший, волосы в беспорядке, усталый, под глазами тени, а выражение у них… сложно даже передать.

– Не сто́ит, – возможно, я бестактна, но как бы не осрамиться. Честное слово, уже к горлу подкатывает, – опустим интимные детали, если они не относятся к делу.

Баба Рита посмотрела на меня с неким укором:

– Это главное.

– То есть как? В смысле я понимаю, как это важно, но…

– Ах, Танечка, – горестно вздохнуло это чудо природы, – ничего вы не понимаете. Тут кроется какая-то страшная тайна!

Я мысленно призвала великую силу терпения и мягко попросила:

– Давайте выдохнем, успокоимся и попробуем восстановить ваш день подробно, практически по минутам. Итак, сколько было времени, когда пришел ваш муж?

– Двадцать один пятнадцать, – немедленно ответила она.

– Вы сидели, смотря на часы? – не удержалась я, но Баба Рита совершенно не обиделась и признала, что так и было:

– Я чувствовала, что он придет.

Нет, только не это снова. Едем дальше.

– Далее вы отправились…

Она закраснелась. Я уточнила:

– Прямо сразу?

Она кивнула.

– Конечно, тут ничего удивительного нет, все-таки давно не виделись, – промямлила я, – но, наверное, вы потом перекусили, попили кофе…

Баба Рита алела уже кумачом, но стыдливо призналась, что да.

– Во сколько?

– В двадцать два пятьдесят.

Ого. Неплохо с обеих сторон.

– Хорошо. Возможно, вы припомните, о чем вы говорили.

– Максим рассказывал, что вынужден участвовать в сверхсекретной операции, детали которой он поведать не может даже мне, чтобы не подвергать меня опасности. Что это связано с оборонным комплексом, вроде бы так. Говорил о том, как ему важна моя безопасность.

– Скажите… а вопрос о деньгах как-то, в каком-то аспекте поднимался?

– Нет.

– Ну, каким-то образом, может, косвенно.

Баба Рита послушно подумала.

– Честно говоря, не припомню. Вот разве что о квартирах говорили.

– О квартирах…

– Да, к слову пришлось. Налоговая выставила мне колоссальный счет по всем моим объектам…

– Которых много? – деликатно осведомилась я.

– Хватает, – призналась она, – вот потому-то и зашел разговор. Я переоформила парочку на Максима.

Я аж поперхнулась.

Парочку. На Максима.

– И он об этом… знал? – еще более деликатно спросила я.

– Я очень ругаю себя за то, что сказала ему об этом…

Ох, ну слава богу, все-таки небезнадежная она…

– …это его очень ранило.

Нет, все-таки безнадежная.

– Когда вы ему об этом сказали?

Она подумала и призналась:

– Было уже около часу ночи.

– И вы говорите, что ваш муж очень огорчился, узнав об этом.

– Да, чрезвычайно. Он очень чувствительный, ранимый, щепетильный. Он страдает, что зарабатывает меньше меня, а у меня… у меня не хватило деликатности держать при себе свои неуклюжие попытки осчастливить человека против его воли!

И Баба Рита наконец-то разрыдалась.

– Маргарита Николаевна, вы что такое говорите? – взмолилась я. – Пожалуйста, объясните, иначе я никак не смогу вам помочь.

Моя чувствительная клиентка изящно высморкалась в платочек и снова бросила на меня укоризненный взгляд. Я лишь горестно развела руками: простите, мол, толстокожую и непонятливую.

Добрая Баба Рита снизошла до моего уровня:

– Мне не надо было тайком проводить переоформление, надо было посоветоваться с ним. Но я точно знала: вот заикнись я об этом – и он бы наотрез отказался. И я пошла на партизанщину.

– Подождите, но даже если бы он отказался, вам бы никто не помешал поступить по-своему, разве нет?

– Это дело принципа! Мужского принципа, – уточнила она веско, – ему важно чувствовать себя главой семейства, а в моей ситуации, сами понимаете, это непросто.

О, мой бедный разум.

– Ну, хорошо. Стало быть, у вас был конфликт и… кстати, что потом?

Она снова зарделась:

– Чтобы как-то исправить ситуацию, пришлось извиняться.

– Хорошо, во сколько?

– Этого я уже не припоминаю. Как-то не до того было. Вроде бы Наиля пришла, когда картинка упала…

Я с большим трудом подавила желание выдать ей подзатыльника. В самом деле, вот взрослая же женщина, что ж нельзя изложить все сразу и толком, а не хихикать и жеманиться, как гимназистка.

– Какая картинка, Маргарита Николаевна? Кто такая Наиля?

Она сконфузилась, хлопнула себя по лбу:

– Вот я, в самом деле… как будто все в курсе моих обстоятельств. Наиля – это моя домработница. Днем мы с ней повздорили, она начала халтурить, под кроватью горы пыли, разводы на зеркалах, и я предложила ей собирать вещи.

– И она?

– Она ушла.

– И что же она делала в вашем доме, если ушла?

– Ну вот так, пришла и сказала, что у нее автобус только с утра и можно она переночует. Я разрешила.

– Ага… и это было до того, как картинка упала?

По всей видимости, теперь уже Баба Рита потеряла терпение, ибо явно, пусть и на мгновение, завела очи под лоб. Вот ведь как бывает! Вроде два неглупых человека, а никак не можем договориться.

Она предложила:

– Пойдемте, покажу на месте.

Мы прошли по просторному коридору, скорее, холлу, и очутились, как подсказывала дедукция и бесконечная кровать, в спальне. Стены в дорогущих обоях, кругом драпировки – прямо этюд в багровых тонах. А уж кровать! Чтобы доползти от одного края до другого, пожалуй, пришлось бы устроить посредине привал.

Только вот не совсем поняла, к чему вот это колоссальное произведение искусства, в тяжелой золоченой раме, прислоненное к стене. При ближайшем рассмотрении это оказалось гобеленовое полотно, изображающее множество отдыхающих дам и сеньоров на фоне россыпи цветов, цветищ и цветочков.

– Вот картинка, – указала на него Баба Рита, – красивая, правда? Я ее в Парижике купила, точная копия с оригинала пятнадцатого века, что в музее Клюни.

– Обожаю пятнадцатый век, – машинально ответила я, – обожаю Клюни…

Хозяйка явно порадовалась, что кто-то разделяет ее любовь к бесполезным, дорогим и древним вещам:

– Правда? Вот эти цветочки называются мильфлёрами…

Она насыщала меня своими познаниями, я кивала, делая вид, что понимаю, о чем речь, а попутно соображала: это что же, вот эта «картинка» упала? Грохоту-то было, наверное.

Так, а висела она, по всей видимости, на стене, в головах кровати. Ну да, вот же отверстия, а вот и лохмотья на обоях. Кусок стены вывалился, точно вырванный с мясом. А вот и на спинке кровати отчетливо видимый вдавленный угол, как раз там, где рама всем весом (плюс ускорение) вошла при падении в красное дерево.

Однако! Я попробовала сдвинуть с места «картинку», она и с места не тронулась, массивным оказалось произведение искусства.

– Удивительно, что никто не пострадал, – машинально заметила я, и Баба Рита подхватила:

– Вы совершенно правы. Чудом. Вот урони Наиля вешалку секундой позже – и каюк.

Кому каюк? Какой каюк? Какого… у Маргариты Николаевны редкий талант то ли бесить спокойных, в целом, людей, то ли проглатывать самое важное. Наверное, бесценное качество сотрудника, которого нередко тягают на допросы, но для пострадавшего лица качество невыносимое.

– Маргарита Николаевна, я понимаю, вам тяжело сосредоточиться. Давайте сделаем так: пойдем в столовую, сядем за столик и разопьем еще по чашечке, а вы на бумажке распишете – или, если угодно, – разрисуете последовательность событий…

Она открыла рот, и я поспешила уточнить:

– От момента стука в дверь до того времени, как вы обнаружили повторное исчезновение вашего мужа… он ведь снова исчез, насколько я могу судить? Или пошел за хлебом?

Маргарита Николаевна горестно развела руками:

– Первое. К сожалению, первое. Он исчез. Телефон снова отключен. И вот эта записка…

Нет, я ее сейчас сама прикончу. Ну невозможно же! Какая записка, тупое ты существо?!

Баба Рита протянула мне листок бумажки: «Любимая, долг зовет меня и неотложные дела… не грусти! При первой же возможности я вернусь к тебе и буду счастлив…»

Дальше шла какая-то лабуда, сопли с сахаром и ссылка на классиков (вроде бы Шиллера), но вот эта оговорочка мне очень понравилась: «…буду счастлив». Он, значит, будет счастлив – может, и случайность, но показательная, из серии: «мне будет хорошо, тебе – не знаю».

Почерк прыгающий, неравномерный, но и с сильным нажимом. Характерная особенность: с наклоном влево, как нередко бывает у леворуких. Скорее всего, писалось в спешке, но удивительно, что не послание в мессенджере, не эсэмэска, не кратко помадой на стекле: «целую, Макс», а реальное письмо.

Мне почему-то сразу подумалось, что цель данного послания – не донести информацию или чувства, а сформировать еще одну бумажку в деле. Все-таки распечатка, скриншот и прочее – это мало что объясняет, а клочок бумажки, исписанный нервным почерком, – мол, искренние чувства, отсутствие личной неприязни, любовь.

И конечно же, алиби.

Глава 13

Забив на экономию топлива, он гнал «Чероки» по ночному шоссе под двести километров, захлебываясь желчью, чуть не воя от разочарования.

Стервы. Сволочи. Оберзаразы!

Вышвырнута очередная симка, вытряхнуты из глаз цветные линзы, прочь отлетел рыжий парик.

Да как так-то?!

Все просчитано до самой мелочи.

Осторожно, несколько раз за неделю так, чтобы ни одна живая душа не видела, Макс работал, готовя плацдарм. Просчитал практически все по показателям – угол воздействия, результат неоднократного возвратно-поступательного, весов, проработал чертову итальянскую фурнитуру на креплении, удалив дополнительные хомуты и ослабив оставшиеся – по чуть-чуть в течение нескольких дней.

Честно отпостился двое суток, чтобы под глазами и скулами легли натуральные, а не нарисованные декадентские тени, а сами зенки приобрели романтически-голодный блеск. Зайдя подальше в лес, орал там во всю глотку, чтобы надсадить голос, придав ему требуемую хрипотцу. Щетина отросла сама, парик подправил так, чтобы не выглядел свежим.

Глянув в зеркало, остался доволен на сто процентов. И роль свою сыграл, как по нотам, разве что не запустил на смарте какого-нибудь Леграна, чтобы не перегнуть. После абсолютного поста от борща и кофе взбодрился так, что законная дуреха билась в истерике.

Про то, что Маргарита оформила на него аж две своих хаты, он и без того знал – услужливая налоговая не преминула отразить их в перечне его облагаемых объектов, а информацию от нее он, в силу определенных обстоятельств, просматривал регулярно.

Да он был бы только рад распорядиться недвижимостью так, чтобы не отправлять жену на тот свет, но вот засада-то! Он-то корчит из себя альтруиста-бессребреника, с высокими идеалами науки, в свитере под горло, способного в любой момент сбацать тонкими нервными пальцами на гитаре «Милая моя, солнышко лесное» – и отчалить на Байконур на очередной запуск. Или возводить космодром на Марсе.

Неловко в разгар всего этого, так, между делом, предложить: «Ритуля, а продам я твои хатки, мне подаренные? А то позарез как надо вложиться в новое выгодное дельце, да еще не выплатил налог за предыдущую хату, отжатую у предыдущей пассии, а налоговики, сама знаешь, ой как этого не любят».

После подобного запила – пусть и без упоминания о предыдущей даме сердца – даже влюбленная Маргарита преобразуется в ведьму, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Она совершенно спокойно может отменить дарение – и вуаля. Зачем женился тогда? Зачем пачкал реальный паспорт?

В общем, как ни хотелось обойтись хотя бы сейчас без жертв – а Маргарита, при всей ее дурости, все-таки добрая баба, и зла он ей ну совершенно не желал (впрочем, как и никому другому), – иных вариантов он не видел.

И надо же такому случиться, что когда уже движение кровати запустило нужный процесс, вот-вот должно было произойти долго планируемое и подготавливаемое событие – что-то с грохотом обрушилось в прихожей. И эта дура, перестав издавать разного рода похабные звуки, начальственно крикнула: «Кто там еще?», стряхнула его с себя, могучим рывком встала с кровати – и…

Собственно, все. Чертов гобелен, упав, причинил вред только красному дереву, да еще чуть не покалечил его самого, оцепеневшего от разочарования и злобы, и потому замешкавшегося.

– Максик! – встревоженной коровой взревела Маргарита.

– Наиля, – проблеял тихонько голосок из прихожей.

Максим, потирая пострадавшую голову, стараясь не сдвинуть парик, – получил-таки рамой по маковке, больно-то как! – спросил, едва сдерживаясь:

– Что там за…

Маргарита, упаковав телеса в халат, вышла в коридор, откуда доносился ее густой голос и чье-то смиренное блеянье: «Я тебе что сказала…» – «Автобус только утром, идти совсем некуда…» – и всякое прочее.

От злости и досады аж в глазах потемнело. Лишь когда Маргарита вернулась, всплеснула руками и бросилась за медицинскими причиндалами, он понял, что глаза застит кровь, льющаяся из-под рассеченной кожи.

– Что там случилось? – прошипел он, как пироксид. – Кто у нас среди ночи шарится?

Маргарита, хлопоча и обрабатывая раны любимой головы, виновато объясняла:

– Наиля, домработница… не сердись, Максик.

– Не дергай волосы! Почему ночью? – едва сдерживаясь, процедил он. Как хотелось треснуть ее по тупому котелку, аж скулы сводит…

– Ей идти некуда, автобус только утром.

– Откуда у нее ключи?!

– Ну я ей дала… Максик, пожалуйста, не злись.

Холодея от мысли о том, что эта гюльчатай могла видеть, как он орудовал в спальне, заорал шепотом:

– Пусть валит на… На вокзале переночует!

– Максик, не злись! Она до утра только останется и уйдет. Жалко же…

Едва дождавшись, когда за окном чуть посветлело, он, пока обе клуши спали, свалил из дома, прыгнул в машину и погнал по шоссе.

«Надо расслабиться. Надо успокоиться… Все из-за жалости! Все беды! – думал он, пылая от ярости. – Недобили! Недорезали! Недосажали! Недовыпололи! Недоумки!»

Впрочем, если кто и недоумок, то не он: письмишко-то оставить на столе догадался. Это тебе не какая-то эсэмэска, для такой, как Маргарита, это практически индульгенция.

«Ни разу не видел бабку, которая бы не хранила пару-тройку полуистлевших писем в шкатулке, обклеенной ракушками из Крыма. Ничего, подберусь с другой стороны. Яшка может сколько угодно считать меня недоразвитым – я-то вижу, считает, пусть и не признается никогда… и правильно делает».

Ничего. Это не поражение. Это переоценка целей! Будем работать с тем, что есть.

И для начала надо сбросить скорость. Он сам себе нужен живым. Он слишком важен.

Отъехав от города аж до границы области, он припарковался, выкурил несколько сигарет, – и помчал обратно. У него имеются недостатки, но он максималист. Все и всегда доводит до логического завершения.

А сейчас просто очень, крайне, до зарезу нужны деньги.