Текст книги "Любовь кончается в полночь"

– Тогда поезжайте вдвоем с Ириной.

– А она сможет?

– Спросите у нее.

Я повернулась к Ирине. Она, кажется, обрадовалась этому:

– О чем вы шептались с моим мужем?

– Ирина, хорошо бы нам съездить на дачу к Виктору.

– Зачем?

– Мне надо проверить одну вещь. Вы можете меня сопровождать?

– Не знаю даже, я хотела огурцы консервировать…

– Ирина, поверьте, это очень важно! Это будет расценено мной как помощь следствию.

Она улыбнулась:

– Ладно. Уговорили. Когда?

– Сразу же после поминок. Только я хотела еще с женой Ивана поговорить и с женой Романа тоже. И мне это надо сделать именно сегодня.

– Тогда вот что…

Ирина взяла свою тарелку, встала и подошла к Юле. Они быстро о чем-то переговорили, Ирина села на место Юли, а та, в свою очередь, взяв тарелку и рюмку, пересела на место Ирины, рядом со мной.

– Вы хотели о чем-то поговорить? – спросила меня Юля.

– Хотела.

Я посмотрела на Юлю. Ей было примерно столько же, сколько и мне. Она была невысокого роста, чуть полновата, очевидно, после родов еще не восстановила форму. Миловидное, приятное лицо, хотя и красавицей ее назвать было трудно. В противовес Ирине, Юля была блондинкой. Голубые глаза и светло-русые волосы, подстриженные коротко, скромное синее платье. В это время Роман поднял рюмку и предложил еще раз помянуть Виктора. Все в ответ опять пожелали покойному пуховой земли, небесного царства, вечной памяти, каждый – согласно своим религиозным и духовным убеждениям. Я, как человек светский, только подняла рюмку и на миг приблизила ее к губам, потом поставила на стол. Я положила себе в тарелку салат с помидорами из большого салатника и кусок пирога с капустой.

– Юля, у вас ведь маленький ребенок? Сколько ему лет?

– У нас с Иваном сын, Илья, ему два с половиной годика.

– Ой, какой возраст тяжелый для мамы, ребенок ходит, лазает везде, за ним глаз да глаз нужен.

– И не говорите!..

– Вы его с кем оставляете?

– Моя мама сидит с ним иногда, а так я одна справляюсь.

– Трудно, наверное, Иван ведь работает…

– Да нет, он работает сутки через двое. После дежурства поспит часов до трех-четырех, а потом помогает мне.

– Вам, конечно, тяжело на одну зарплату? «Детские» деньги сейчас ведь просто смешные, я знаю.

– Ну, не совсем на одну. Мои родители нам помогают. Мы, конечно, не шикуем, но и не бедствуем.

– А родители мужа?

– Они в деревне живут. Чем они могут помочь, сами с огорода кормятся. Ну, так, подбрасывают иногда внуку масла топленого, яичек деревенских. Я с сынишкой у них два месяца этим летом жила, недавно вернулась в город.

– Ваш муж иногда брал у своих друзей денег взаймы?

– Брал, но мы уже почти расплатились. Хотели ремонт сделать, трубы надо было менять, дом-то старый. Занимали восемьдесят тысяч у друзей Ивана, да еще двадцать – у моих родителей. Хороший ремонт сделали, обои дорогие купили, ванную комнату плиткой выложили, окна пластиковые поставили. Не квартира, а картинка!

– И сколько вы остались должны друзьям мужа?

– Ой, я точно не знаю. Иван сказал, чтобы я об этом не беспокоилась, он почти все отдал. Вы лучше у него спросите.

– Хорошо, спрошу. Вашим родителям вы тоже деньги вернули?

– Нет, в прошлом году, когда у меня день рождения был, мама сказала, что они с отцом дарят мне десять тысяч, ну, как бы половину долга мне простили. И в этом году они так же сделали, так что им мы ничего не должны.

– Да, это хорошо, когда родители помогают!

Юля посмотрела на часы:

– Ой, мне ведь домой пора! Я обещала маме к половине первого вернуться. Илюшку ведь покормить надо, а мама одна с ним не справляется, он не ест, если меня рядом нет. Так что извините…

Она встала из-за стола, подошла к мужу, тихо сказала ему что-то на ухо, потом всем – «до свидания» и потихоньку выскользнула из зала. Перед этим в дверях она столкнулась с вошедшим Федором, и они сказали друг другу пару фраз. Федор подошел к своим родственникам. Они все принялись расспрашивать его, очевидно, о произошедшем на кладбище безобразии.

Так, мне осталось еще пошептаться с Людмилой, женой Романа, точнее, сожительницей. Я поглядывала на нее исподтишка. Она сидела почти напротив меня. Очень грустное лицо, темно-русые волосы, серые глаза. На ней была синяя майка с коротким рукавом, на шее – серебряная цепочка. Людмила выпила уже три рюмки водки. Так, похоже, поговорить не получится. А может, наоборот: человек, выпив, становится более раскрепощенным. Тогда сейчас – самое время. Нам принесли компот и сладкий пирог, порезанный небольшими кусками. Все принялись за десерт. Я ждала момента, когда Людмила закончит трапезу. Наконец она поставила пустой стакан на стол и отодвинула свой стул. Я встала и подошла к ней:

– Людмила, нам с вами нужно поговорить.

Она удивленно посмотрела на меня:

– О чем?

– Не беспокойтесь, я задам вам всего пару вопросов.

– А отчего мне беспокоиться? Задавайте! Только я ничего не знаю. На даче я не была, даже не знаю, где она, эта дача. Что там мужчины наши делали – я понятия не имею.

– Давайте выйдем, покурим, – предложила я. Мне почему-то сразу показалось, что она курит.

– Давайте.

Мы вышли на улицу и встали на крыльце кафе.

– Вы очень грустная, Людмила, – сказала я, – переживаете из-за смерти Виктора?

– Еще чего! Я его практически не знала. Нет, чисто по-человечески, конечно, жалко мужика. До чего доводит любовь к грибам! А я их тоже люблю. Но теперь, наверное, не смогу их есть: боюсь. Нет, я не из-за него… У меня своя семейная трагедия, на чужое горе, извините, слез не хватает.

Она была немного пьяна, но лишь немного.

– А что у вас случилось?

– Это касается только моей семьи, к смерти Виктора это не имеет ни малейшего отношения. Извините. – Людмила затянулась.

– Ну, хорошо… Виктор бывал в вашем доме? Я имею в виду, у вас с Романом.

– Нет никакого «нашего дома»! Есть МОЙ дом. Роман живет у меня. Своей квартиры у него нет. Виктор к нам никогда не приходил. Впрочем, я к нему – тоже. Встречались на общих праздниках, днях рождения, у Родиона в гостях. Вы про Виктора меня можете не спрашивать, я ничего не знаю.

– Где вы работаете, если не секрет?

– В медицинском научном центре.

– Людмила, вы ведь, кажется, тоже медик, но не врач?

– Я лаборант. Работаю в лаборатории. Ничего интересного, делаем анализы больных. Врачи над ними опыты проводят, дают им то один препарат, то другой, а мы берем кровь и… извините, мочу и смотрим, сколько часов больному осталось жить. Шучу, конечно, но суть примерно такая.

– Наверное, и зарплата у вас небольшая…

– Скажу – засмеете меня.

– Ну, пока у вас детей нет…

– Откуда вы взяли, что нет? У меня сестра умерла три года назад, я оформила опекунство над племянницей.

– Вот как!

– Да, вот так… Кстати, вчера было ровно три года сестре, потому я сегодня и грустная… Тяжело – два дня подряд поминки… Я вот на Юлю смотрю – и мне завидно: сынишка у нее, муж хороший, заботливый. И Ирине тоже повезло, нашла богатого, хорошо живет, хоть и без детей… Из них я одна – с чужим ребенком, и муж – гражданский.

В глазах Людмилы читалась неподдельная грусть. Казалось, она вот-вот расплачется.

– Подождите, но ведь Родион говорил, что вы собираетесь расписаться?

Она горько усмехнулась:

– Роман уже четвертый год собирается со мной расписаться! Нет, раньше он действительно этого хотел, а с тех пор, как я опекунство над племянницей оформила, он что-то все тянет и тянет… Я вообще подозреваю, что, если бы не моя квартира…

– Зачем вы так думаете? Может, Роман вас действительно любит?

– Может быть… все может быть… муж может развестись с женой, любовник может разлюбить… – Людмила посмотрела на меня и махнула рукой: – А! Пропади оно… Пойдем, выпьем еще по одной…

Мы опять вошли в кафе. За это короткое время там произошли изменения: некоторые поминающие уже не сидели на своих местах, а ходили по залу, подсаживались к кому-то, выпивали, кучка родственников стояла посреди зала и о чем-то шепталась, похоже, они обсуждали надругательство над могилой. Людмила подошла к столу, налила себе рюмку водки, выпила. Я заметила, что Роман смотрит на нее как-то напряженно. Родион встал, за ним поднялись его друзья. Они все подошли к Федору. Поговорив с ним пару минут, попрощались за руку, кивнули Зинаиде и ушли. У стола мы остались втроем: я, Людмила и Ирина.

– Ну, что, поехали? – спросила я Ирину.

– Да, Родион дал мне ключ…

– Людмила, почему вы с Романом не ушли? – спросила я.

– Его Родион на работу отвезет, он и Ивана доставит… Родион – молодец, он всех всегда развозит. А мне не по пути…

– Кажется, она немного перебрала… Ей одной нельзя здесь оставаться. Давайте ее домой подбросим? – предложила мне Ирина шепотом.

Я кивнула. Ирина подошла к родственникам Виктора, попрощалась и под руку вывела Людмилу из кафе на улицу. Остановила такси, назвала адрес. Мы трое сели, доехали до дома Людмилы. Она пошла к себе, а мы с Ириной поехали ко мне. Около моего дома мы пересели в мою машину и отправились на дачу Виктора. Ирина сидела рядом со мной. По дороге мы разговаривали.

– Часто Людмила так… выпивает? – спросила я.

– Иногда. Я не знаю, как в обычные дни, но в дни рождения или праздники она выпивает прилично.

– А почему они с Романом не распишутся? – спросила я. – Кажется, уже давно вместе живут.

– Четвертый год. Да, сначала Роман говорил: женюсь, женюсь! Потом Людмила оформила опекунство над дочкой своей умершей сестры. И, по-моему, после этого Роман как-то притух. Нет, он по-прежнему живет у нее, но вести ее в ЗАГС не торопится.

– Может, ему и так хорошо? – спросила я.

– Ему-то, может, и хорошо. А вот Людмиле – не очень. Ей, я так понимаю, замуж хочется официально.

– Она сказала, что у нее квартира своя, это правда?

– Да, это квартира ее бабушки. Старушка перешла жить к дочери и зятю – родителям Людмилы. А свою квартиру внучке отдала. Роман с Людмилой давно познакомился, около пяти лет назад. Она мне рассказывала. У ее отца проблемы были с почками. Она провожала его в поликлинику и там познакомилась с Романом. Начали встречаться, сначала как-то так… вяло, потом чаще. А когда Роман сказал Людмиле, что он хочет покончить со своим холостяцким положением, она пригласила его жить к себе, в свою квартиру. Он до этого снимал комнату в коммуналке. Роман первое время обещал жениться, а тут вдруг у Людмилы умирает сестра…

– Вдруг? Она ничем таким не болела?

– Да я, честно говоря, не знаю… Там что-то внезапное случилось, не то острый приступ аппендицита, не то… нет, я не помню. Я так слышала, краем уха. Людмила, конечно, молодец: оформила опекунство над племянницей. Она тогда совсем маленькая была, года два, даже меньше.

– И живет девочка с…

– С Людмилой и Романом.

– Подождите, Ирина, а ведь у девочки был отец?

– Знаете, Татьяна, есть такие отцы… как бы это помягче сказать? В общем, когда мать девочки умерла, отец от нее отказался, хотел даже в детский дом ее сдать. Вот тогда Людмила и взяла племянницу к себе. А на этого… на папашу на алименты подала.

– Ну, что ж, и правильно сделала.

Некоторое время мы ехали молча, но мне еще требовалось выяснить, как живет чета Белобородовых, и я возобновила разговор.

– А Юля и Иван хорошо живут?

– Да, мне эта пара нравится, они молодцы. И друг с другом всегда вежливые, корректные, и гостей хорошо принимают. Мы с Родионом ходим к ним иногда. Недавно они ремонт закончили, такая квартирка у них получилась – чудо! Хотя и маленькая, однокомнатная, но им, кажется, хватает. Они Илюшке такой уютный уголок выделили: там стоит его кроватка, маленький шкафчик для одежды и ящик с игрушками.

– В материальном плане им не трудно? Юля ведь сейчас не работает, а малышу постоянно нужно что-то покупать…

– Да я бы не сказала, что они так уж стеснены в средствах. Им, насколько я знаю, Юлины родители помогают: то одежду внуку купят, то так им денег дадут. Не очень много, но все-таки… А родители Ивана, когда из деревни приезжают, продукты им привозят. Все помощь! Мы у них недавно в гостях были. Шли мимо, Родион и говорит: давай зайдем, Бороду навестим. Зашли. Юля такая гостеприимная, я к ним всегда с удовольствием хожу. А их Илюшка – такой славный пацан! Еще ничего не говорит, но абсолютно все понимает. Приносит мне свои игрушки, руками показывает: давай играть!

– Что, совсем не говорит?

– Ну, так, «мама», «па», «ба». Зато знает, как называются его игрушки. Говорю: принеси мне мяч – несет мяч. Принеси машинку – несет машинку. Юля расстраивается, что он плохо говорит. Но врачи сказали, что все нормально, скоро заговорит, еще и останавливать его будете.

– Вы так хорошо рассказываете о чужом ребенке… А о своем не думали? Вам не пора рожать?

Ирина немного помолчала.

– У меня работа, – сказала она наконец, – куда я своих архаровцев дену? Если я уйду в декрет, потеряю место в гимназии. Меня ведь ждать не будут, возьмут другого учителя.

Она сказала это как-то наигранно-беспечно, но грусть и даже, как мне показалось, боль едва заметно проскользнули в ее тоне. Что-то здесь не так, подумала я, что-то ты, подруга, скрываешь! Место в гимназии, конечно, веская причина, но только ли это? Надо выяснить, почему у Ирины нет детей, и, самое главное, почему она не собирается их иметь.

За разговором мы не заметили, как приехали на дачу. Ирина сама отперла калитку, потом дом. Мы зашли на веранду.

– Для начала проверим наличие денег, – сказала я и открыла буфет, одну дверцу, потом другую… Мы осмотрели все полки, поднимали чайник, банку с сахаром, стопку тарелок, заглянули в пачку с чаем… Денег нигде не было.

– Да, как-то некрасиво, – сказала Ирина. – И на Ивана это не похоже. Он у нас несколько раз занимал и всегда отдавал вовремя. Давайте я еще раз все осмотрю.

– Хорошо, поищите в буфете, а я посмотрю где-нибудь еще, может, Виктор деньги перепрятал.

Мы с Ириной несколько минут искали по всей кухне и веранде, но денег так и не нашли.

– Хорошо, что я вас с собой взяла, вы – мой свидетель. А то доказывала бы я теперь, что денег тут не было…

– Ну, что вы, Татьяна, кто бы к вам предъявлял претензии?

– Да, знаете, всякое бывает… Интересно, Федор с женой не приезжали еще на дачу? Если это они здесь были и взяли деньги?

– Вряд ли, Родион сказал, что у них ключей нет. Да и не до дачи им, во всяком случае пока. То похороны, то поминки… И потом, если они их и взяли, то ничего страшного, теперь ведь все им принадлежит – и дача, и долги брата…

– Это так, я согласна. Но мне важно другое: говорит ли Иван правду насчет денег или…

– Боже, как противно подозревать людей! – Ирина покачала головой.

– Что делать, это моя работа. И мне приходится это делать, потому что кому-то не противно травить человека и потом устраивать погром на его могиле!

– Что?! Вы думаете, что Виктора… что он не сам?!. Но ведь есть заключение патологоанатома?

– Но это вовсе не означает, что он отравился своими грибами, теми, что он сам собрал. Поганки ему в сковороду могли и подложить.

– Татьяна… нет… подождите… но в тот день с Виктором были только его друзья, трое его старых, проверенных друзей!

– И вы, Ирина.

– Я? Но я… только приготовила салат… И потом, за что мне его травить?! Татьяна, вы что, меня подозреваете?!

Ирина побледнела.

– Я подозреваю всех, уж извините. Пока я не найду того, кто это сделал, буду разрабатывать его друзей, знакомых, особенно – родственников. Им, как никому, была выгодна его смерть: они очень хорошо поправили свои жилищные условия. Переедут из однокомнатной квартиры в двухкомнатную, да еще дачу его получат…

– И погром на кладбище, значит, все-таки кто-то устроил?

– Но это пока между нами, хорошо?

В это время зазвонил мой сотовый.

– Да, слушаю, – отозвалась я.

– Татьяна, это Родион. Только что звонил Борис Ефимович, патологоанатом, вы его помните?

– Да, конечно…

– Он просит вас срочно приехать. Готовы результаты анализов.

– Хорошо, еду. – Я отключила свой телефон.

– Что-то случилось? – спросила Ирина.

– Я еду к патологоанатому. Вас подброшу по дороге. Закрывайте здесь все, жду вас в машине.

4

В коридоре морга никого не было. После уличной жары я с удовольствием окунулась в прохладу и полумрак. Как же здесь хорошо! В смысле, не жарко… Если б еще не эти запахи… Я не успела дойти до двери лаборатории, как зазвонил мой сотовый.

– Алло?

– Тань, это я, Света, привет! Ты что-то пропала… Ты сейчас где?

– В морге.

– А… Я попозже перезвоню… – Светка сразу отключилась.

Я остановилась перед дверью с надписью «Лаборатория» и постучала.

– Да!

– Можно? – Я вошла в большую комнату, где за столами с пробирками, колбами и разными приборами сидели две женщины в белых халатах. Рядом с одной из них стоял Борис Ефимович и говорил:

– …Вот это как раз и привело к фибриляция желудочков сердца… – Тут он увидел меня, и на его лице появилась широкая улыбка. – А это кто к нам зашел, в наш подвальчик?

– Здравствуйте! Борис Ефимович, вы звонили…

– Звонил, звонил… Пойдемте в мою каморку.

– Борис Ефимович, только у меня к вам сразу будет просьба, – я достала из сумки пакет с землей и показала его патологоанатому, – мне бы узнать, что это за красное вещество? Можно анализ сделать?

Борис Ефимович открыл пакет и сунул в него нос, понюхал, посмотрел на свет.

– Откуда эта горсть родной земли?

– С кладбища.

Не только патологоанатом, но и обе женщины посмотрели на меня с интересом.

– Любочка, мы можем сделать анализ прямо сейчас, чтобы барышню не задерживать?

Любочка заворчала было, что у нее и так работы много, но Борис Ефимович что-то шепнул ей на ушко, она улыбнулась и взяла пакет с землей.

– А мы пока пройдем ко мне, – патологоанатом открыл дверь, пропуская меня вперед.

Мы вышли из лаборатории и оказались в другой комнате, маленькой, где были только письменный стол, шкафчик и пара стульев. Борис Ефимович сел, указав мне на свободный стул, открыл ящик стола. Тут зазвонил телефон. Он взял трубку:

– Рудых слушает. Что?.. Филиппов?.. Да, есть такой, поступал… Лежит у меня в холодильнике. Да куда он оттуда денется? Даже не испортится… Колото-резаное, в сердце… Приходи, но только завтра утром, ладно? Давай…

Борис Ефимович достал из ящика стола какие-то листки и, разглядывая их, сказал:

– Все ваши бутылки мы проверили, можете их забрать и сдать в пункт приема стеклопосуды. Больших денег за них, конечно, не дадут… В общем, Татьяна, спешу вас обрадовать: ничего в них нет. Вода чистая, минеральная, в других бутылках остатки водки, одна – из-под коньяка. Все качественное, и отравиться этим просто невозможно. Это раз. Далее. Шашлык! Превосходный был шашлык, скажу я вам! Жалко, меня не пригласили, я бы позаботился о том, чтобы от такого мяса ничего не осталось. Так, теперь грибы. А вот здесь картина очень интересная. Бо́льшая часть грибов – ядовитые. Пресловутые бледные поганки! Кто там ел прямо со сковороды?

– Двое ели.

– Так, ну, один из них побывал нашим клиентом. А кто второй?

– Его друг, тоже врач, хирург, некто Иван Белобородов.

– И он говорит, что ел эти грибы вместе с Чайниковым?

– Не просто говорит: это видели два свидетеля.

– В таком случае, Татьяна, они все трое врут! Не мог он есть из этой сковороды! Иначе лежал бы здесь, у нас, рядом с Чайниковым.

– Борис Ефимович, ваш друг, Родион Шелестов, видел собственными глазами, как Чайников и Белобородов ели грибы. Он не может врать. Да и Иван тоже не может, он и сам ел, он…

– Татьяна, бо́льшая часть грибов в вашем образце – страшно ядовитые. Не могли мужики есть с этой сковороды! Поверьте мне, я не первый год тут работаю.

– Значит, это загадка, которую мне предстоит разгадать…

– И это еще не все. Помните, я говорил вам, что в желудке покойного Виктора грибов обнаружено не было?

– Да, помню. А куда же они делись?

– Переварились и ушли в кишечник.

– Друзья Виктора говорят, что грибы они ели в двенадцать часов дня.

– Все правильно, через несколько часов грибы переварились и ушли из желудка. А потом они ели, и, очевидно, достаточно поздно, уже шашлык и салат. Что я и обнаружил. И здесь возникает большой вопрос: как так получилось, что ядовитые грибы переварились в желудке, перешли в кишечник, и человек ничего не почувствовал, а умер внезапно, под утро? И еще вопрос: как могло получиться, что второй, который тоже ел грибы, остался жив и не почувствовал признаков отравления?

– Да, это загадка! И как вы можете это объяснить?

– Да никак. Такого просто быть не может! Либо второй приятель грибы все-таки не ел, либо… Что-то здесь не то… И вообще, у Чайникова в крови оказалась такая концентрация фаллоидина, как будто он съел не несколько грибочков, а по крайней мере полведра! И тогда он должен был корчиться от боли, у него возникло бы сильнейшее желудочно-кишечное расстройство… В общем, умирать он должен был страшно, а умер – очень странно. Если верить Родиону, он просто тихо отошел во сне. Как хотите, но такого быть не может! Нонсенс!

– Борис Ефимович! Получается, что яд в организме фактически есть, а вещественных признаков присутствия его в организме нет. Так?

– Да. Очень, очень странная смерть! Честно говоря, я такое вижу впервые. Человек съел почти полведра страшно ядовитых грибов, а умер, как девяностолетний старик! Да и потом, Родион говорил, что Виктор был знатоком грибов. А в вашем образце бо́льшая часть – поганки. Такое ощущение, что покойник наш не просто не разбирался в грибах, а специально нарвал одних поганок, собираясь отравить себя и своих друзей! В общем, темная история. Так что Родион, похоже, не зря вас нанял, а я был не прав. Здесь есть в чем покопаться.

– Ясно… Мог ли тот, второй, допустим, принять противоядие перед тем, как сесть за еду?

– Нет. Противоядие от грибов, конечно, существует, но его дают только после того, как человеку промоют желудок, и то, в виде инъекций.

– Но ведь он врач. Он мог сделать себе укол, а потом начать есть эти поганки. В таком случае этот ваш яд…

– Фаллоидин.

– …Мог на него не подействовать?

– Хм, интересный вопрос! Нет, яд бы все равно подействовал, но слабее.

– То есть теоретически такое возможно?

– Теоретически – да… Но этот вариант не прокатывает: это очень опасный эксперимент! Вряд ли кто-то в здравом уме решится на такое…

– Как бы вы сами поступили, если бы вам до зарезу было необходимо скушать эту отраву, но при этом не умереть?

– Хм, надо подумать. Ну… Я бы действительно сделал себе укол антидота, потом поел бы этих поганок, а потом выпил бы побольше воды, сбегал, пардон, в сортир и сунул два пальца в рот. Говоря по-нашему, сделал бы себе экстренное промывание желудка. Вот в этом случае у меня оказались бы большие шансы не только остаться в живых, но и избежать неприятных ощущений. Вот так, красавица!

– Ну, вот видите, Борис Ефимович, значит, есть все-таки способ поесть поганок и не отравиться! Спасибо.

– Только не вздумайте применять этот способ в жизни! Рисковать все-таки не стоит.

– Этот яд, фаллоидин, только в бледных поганках бывает? А в других грибах – другие яды?

– Конечно, именно так мы и различаем, чем именно отравился человек. Напрмер, в мухоморах яд совершенно другой – мускарин. А еще есть очень ядовитые грибы – строчки, яд, содержащийся в них, называется гельвелловая кислота. Но все эти яды схожи в том, что все они – алколоиды: сложные органические соединения, содержащие углерод, водород и азот. Их соли хорошо растворяются в воде и быстро всасываются в желудочно-кишечный тракт. А вот этиловый спирт, в простонародье – водка, наоборот, резко замедляет всасывание яда в кровь. Но не предотвращает его. Я, надеюсь, понятно говорю?

– Да, конечно. Спасибо вам и за анализы, и за разъяснения.

– Ну, анализы еще не все готовы. Скоро нам Любочка скажет, чем пропитана земля с кладбща. Кстати, что там случилось?

Я коротко рассказала доктору о варварском надругательстве над могилой.

– Скажите, что творится в этом мире! Вот так и бывает: лечил, лечил доктор больных – и вот вам, пожалуйста! Воистину: благодарность человеческая не знает предела!

Тут к нам заглянула Любочка:

– Борис Ефимович, результаты готовы. – И она положила перед патологоанатомом лист бумаги, на котором было что-то написано, какие-то формулы и непонятные для меня термины.

– Так, и что это за кровавое побоище на кладбище?.. О! Татьяна, я вас поздравляю! Кровь на земле с могилы – это вовсе не кровь!

– Что вы говорите? А что же это?!

– Вы будете смеяться, но это… ха-ха… кетчуп! Томатный кетчуп. А крови не обнаружено.

– Это точно?! – Я во все глаза смотрела на формулы на листке Бориса Ефимовича, словно что-то в них понимала.

– Любочка наша никогда не ошибается. Кандидат химических наук! Вот так-то!

– Да-а… Ну, спасибо, Борис Ефимович!

– Обращайтесь, если что. Вас проводить?

– Нет, не нужно. И до свидания.

– Будьте здоровы, живите долго. А Родиону скажите: он мне еще бутылку коньяка должен!

Я ехала домой и размышляла. Ну вот вам и пожалуйста, дождались вы, Татьяна Александровна: темное и загадочное дело. Кому рассказать, подумают – мистика! Двое едят грибы. Один после этого умирает, и в его крови обнаруживают огромное количество яда. А второй даже ничего не почувствовал! Не только не умер – жив-здоров и выглядит прекрасно. Чудеса! А если пойти с этим в милицию? Допустим, брат Виктора напишет заявление о… о чем? Его брата не убили, не зарезали. Даже следов насильственного кормления нет. Трое свидетелей того, что грибы покойник ел добровольно. И перед этим сказал, что утром сам ходил в лес. Трое свидетелей! Они хоть и выпили в тот день изрядно, но это было потом, а когда они только садились за стол, все еще были трезвые. Да, вот вам и простое отравление! А я еще сначала была недовольна. Ну, зато теперь я получила фаллоидин, мускарин, еще какую-то там дрянь… И кетчуп на могиле. Разбирайся теперь во всей этой галиматье!

Зазвонил мой сотовый. Я взяла трубку:

– Алло?

– Татьяна, это Родион. Вы у Бориса Ефимовича были?

– Да, как раз еду от него.

– Вы не могли бы заехать к нам и рассказать, что там анализы показали?

– Хорошо, если не застряну в пробках, то скоро буду у вас.

Минут через сорок я звонила в квартиру супругов Шелестовых. Мне открыла Ирина. Провела меня в кухню, где они с Родионом пили чай после ужина. Мне предложили суп с фрикадельками, баклажанную икру и чай – с моими конфетами. Как это Ирина их до сих пор не съела? От супа я отказалась, а вот от икры не смогла.

– Как она у вас такая вкусная получается? – спросила я Ирину.

– Я добавляю немного горького перца и чеснока, – призналась хозяйка.

– Утром перед работой такую икру, конечно, не поешь – все пациенты разбегутся, – сказал Родион, – а вот после работы я ее ем с удовольствием.

– Ну, не преувеличивай, дорогой, чеснока я кладу совсем немного, так, для остроты.

– Татьяна, расскажите наконец, что там Рудых откопал в наших образцах?

– Он сказал, что эти грибы страшно ядовитые и что тот, кто их ел, обязательно должен был умереть.

Родион застыл, не донеся чашку с чаем до рта.

– Как такое может быть?! – спросил он, глядя на меня совершенно круглыми глазами.

– Это не меня надо спрашивать. А еще он сказал, что люди, утверждающие, что видели собственными глазами, как Виктор и Иван ели грибы, лгут! То есть вы все трое лжете насчет грибов. Скажите честно: Виктор их ел один?

– Да вы что, Татьяна?! Иван действительно ел эти грибы, я видел это собственными глазами, и Роман тоже. И сам Иван вам это может подтвердить!

– Он уже подтвердил, когда я с ним говорила.

– Так в чем дело?

– Тогда объясните мне как врач: как человек мог съесть очень ядовитые грибы и не только остаться в живых, но даже не почувствовать признаков отравления?

– Я не знаю, – признался Родион растерянно.

– А я знаю, что это возможно лишь в двух случаях. Первое: вы все трое, мягко говоря, заливаете. Иван не ел этих грибов…

– Татьяна, я клянусь вам чем угодно, Роман тоже видел… Борода съел по меньшей мере… ну… маленькую тарелку!

– И второе… Иван не отлучался, случайно, после обеда… ну, хотя бы на несколько минут?

– Каждый из нас отлучался на несколько минут, независимо друг от друга. То в туалет, то к машине (я там сигареты оставил), Виктор в баню бегал, проверить, как протопилось… Вы что думаете, мы сидели все время на веранде?

– Иван вышел сразу после вашего перекуса?

– Знаете, я точно не помню, кто именно и когда выходил. Это у нас Роман мастак запоминать.

– Можно его к вам сейчас пригласить?

– Попробую.

Родион пошел в комнату, к домашнему телефону. Он вернулся через пару минут и сказал, что Роман скоро подъедет.

– Вот и хорошо, может, сейчас и снимем этот вопрос, – сказала я. – Федор-то больше не звонил вам, не говорил, как там дела обстоят по поводу оскверненной могилы?

– Нет, но на поминках, когда я подходил к нему, он сказал, что милиция приезжала, он написал заявление, обещали завести дело.

– Ну, может, они еще что-то нароют со своей стороны.

Мы посидели некоторое время, не обсуждая обстоятельств смерти Виктора. Пили чай, ели конфеты, говорили о погоде, о природе, о французской моде… Через некоторое время раздался звонок в дверь. Ирина пошла открывать и вернулась в кухню вместе с Романом. Он поздоровался с нами и сел к столу.

– Есть будешь? – спросила его Ирина.

– Нет, я только чаю попью.

Хозяйка налила Роману чаю, а я сказала:

– Роман Олегович, Родион пригласил вас по моей просьбе.

– А вы его просто Родионом называете? Ирина, как ты позволила? Ну, тогда меня тоже называйте по имени.

– Хорошо. Так вот. Мы собрались с вами, чтобы выяснить один очень важный вопрос. Родион, вы сегодня по дороге на работу рассказали вашим друзьям, что случилось на кладбище?

– Честно говоря, да.

– Ну, и правильно. Тогда, я думаю, ни у кого не осталось сомнений, что вашему другу помогли умереть. Я в своей работе использую психологический метод расследования. То есть я пытаюсь выяснить, какой у покойного был характер, каковы его взаимоотношения с друзьями и коллегами… И так далее. Узнав обо всем этом, я делаю вывод, кто мог желать человеку смерти. Кому это было выгодно или кто отомстил ему… Это понятно, да?

Все кивнули. Я продолжала:

– Так вот, вам надо сейчас вспомнить тот день, второе августа, желательно – по минутам. Кто что делал, куда ходил, что говорил, что ел и так далее. Вы будете помогать друг другу, дополнять, поправлять. Кто начнет?

Родион с Романом посмотрели друг на друга.

– Начинай, Шеля, – сказал наконец Роман.

– Ладно. Значит, так. В тот день ребята приехали ко мне в половине одиннадцатого. Мы сели в мою машину и поехали к Чайнику на дачу. Приехали в начале двенадцатого.

– В одиннадцать десять, – уточнил Роман, – я на часы посмотрел, когда из машины выходил.

– Да, где-то так. Я поставил машину за домом, в тени. Виктор вышел нам навстречу. Мы взяли сумки и пошли на веранду. Там мы ему надрали уши, поздравили с днем рождения, вручили подарок. Он обрадовался, побежал расставлять чурбачки возле кострища. Мы переоделись в шорты и старые майки, в шлепки и панамки. Так, потом я стал разделывать мясо…