Текст книги "Как стать миллиардером"

Не разгибаясь, я выскочила из-за машины и помчалась. На полдороге вильнула в сторону, упала, перекатилась, встала на одно колено и трижды выстрелила. Я не оглядывалась, но не сомневалась, что Боря понял мой маневр и теперь сам бежит к забору, пока я прикрываю его огнем. Над моей головой снова загрохотал пистолет, и я поняла, что не ошиблась. Каким-то непонятным внутренним зрением я словно увидела картину со стороны: я все еще стою на одном колене, водя стволом револьвера из стороны в сторону, а за моей спиной пляшет на полусогнутых Боря, сгорбившись и паля в белый свет, как в копеечку. Оставалось только надеяться, что нам попался неопытный противник: профессионала наши маневры только развеселили бы.

Я снова рванулась вперед. Добежала до забора, форсировала его одним прыжком и укрылась за выпуклым ржавым боком огромной цистерны, одиноко торчащей на заводском дворе. Перезарядила оружие, выглянула из-за укрытия. Снайпер работал с территории, но откуда именно? С трубы? Позиция хорошая, но оттуда трудно уйти незамеченным. С той самой цистерны, за которой меня угораздило спрятаться? Можно, но вокруг много куда более удобных мест. С крыши здания цеха? Исключено: дом клиента гораздо выше, и если снайпер сидит здесь уже давно, то сверху его было бы прекрасно видно, и хоть один бдительный сосед наверняка уже давно вызвал бы милицию. Изнутри? Там довольно высоко, но, похоже, всего один этаж, стрелять оттуда снайпер не смог бы, ему мешал забор. Но ведь под потолком наверняка должны быть какие-нибудь балки, эти непонятного назначения площадки из гулкого рифленого металла, мостовые краны… словом, много чего. Грязные, частично разбитые, частично заваренные листами железа, заколоченные досками или заложенные кирпичом окна великолепно маскировали стрелка, обеспечивая вместе с тем хороший сектор обстрела. Да, пожалуй, на месте снайпера я выбрала бы позицию под крышей.

Сзади послышался шум, и я обернулась. Бледный как полотно Боря сидел верхом на заборе, отчаянно дергая зацепившуюся за торчащий прут арматуры штанину. Джинсы были прочными, железо еще прочнее. Я вскинула револьвер. Времени на прицеливание не было, если снайпер все еще здесь, более легкую мишень трудно представить. Можно только надеяться, что он пожалеет патрон на недотепу-телохранителя. В наступившей напряженной тишине выстрел прозвучал особенно громко. Или мне это только почудилось? Почти идеально. Пуля прошла немного выше или ниже, чем я надеялась, срезав прут лишь до половины толщины. Но этого оказалось достаточно: еще один рывок – и он не выдержал, надломился, освобождая ногу шофера. Боря мешком свалился с забора, тут же вскочил и одним прыжком преодолел расстояние между забором и цистерной. То, что я услышала от Бори, было витиевато, но совершенно непечатно.

– Спасибо, – добавил он после короткой паузы.

– Готов? – вместо ответа спросила я.

Боря кивнул. Я помчалась к цеху, бросаясь от катушки для кабеля к груде битых ящиков, от ящиков – к ржавому трупу грузовика, от грузовика – к куче битого кирпича. Внутрь вели высокие двустворчатые ворота. Когда-то они были заколочены досками и заперты на висячий замок, но сейчас одна створка валялась на земле, открывая проход в темное нутро цеха. Вжавшись спиной в нагретую солнцем кирпичную стену, я отсчитала три секунды и ворвалась, держа револьвер обеими руками. Пусто. Пол покрыт толстым слоем пыли, даже более светлые квадраты, отмечавшие места, на которых когда-то стояли станки, едва заметны. Мостовой кран демонтирован, видимо, еще при жизни завода. Железные лестницы, ведущие на второй этаж, срезаны, сама площадка до половины разобрана. По всему видно, что сюда давно не забредали ни охотники за цветными металлами, ни бомжи, ни местные алкоголики. Даже Егоркины ровесники, по всей видимости, предпочитали играть в войнушку где-то в другом месте. И уж кого здесь точно не было, так это снайпера.

– Никого? – спросил появившийся за моим плечом Боря, хотя это и так было ясно.

– Упустили, – ответила я. – Провел он нас, как детей малых. Понятия не имею, где он сидел, но ежу понятно, что ушел еще тогда, когда мы добирались до забора. Ну, что, пошли успокаивать клиента?

Однако Серегин не нуждался в успокоении, напротив, был весел и жизнерадостен еще более, чем обычно.

– Ну и как? – спросил он и задорно хохотнул.

– Ушел, гад, – сокрушенно кивнул Боря.

– Евгения Максимовна, давайте обойдемся без пощечин, – посерьезнел клиент, заметив мой взгляд. – Это не истерика, просто, знаете ли, как-то на душе полегчало. Когда ждешь, что вот-вот что-то случится – это одно, а когда уже случилось – совсем другое. Уверенность в завтрашнем дне появляется. Ночью ведь он уже не сунется, верно? Да и просто радует, что никто не пострадал. Вы ведь не ранены, нет?

– Все отлично, шеф, – ответил Боря, – вот только портки постирать придется.

– И зашить, – добавила я, косясь на его штанину, из которой все еще торчала загнутая наподобие рыболовного крючка арматурина. – А еще лучше – выкинуть и купить новые.

– Точно, купить новые, – подхватил Серегин. – На премию, – добавил он и заговорщицки подмигнул шоферу.

– На всю? – обиделся Боря. – А почему так мало?

– Это не премия маленькая, это штаны дорогие, – успокоил его клиент.

– Спасибо, шеф, – сказал Боря. – Я вот только одного не понял, какого хрена этот дятел в меня стрелял? Мало-мало плечо не задел.

Я сперва удивилась, ведь чувствовала, что пуля прошла именно над моей головой. Но тут же поняла, что в момент выстрела мы с Борей находились на одной линии и пуля вполне могла предназначаться именно ему.

– Он вас просто перепутал, – предположила я. – Вы почти одного роста, издалека и в сумерках вас вполне можно и не различить.

Мужчины согласились, но я сама с трудом верила в только что сказанное. Боря был гораздо шире в плечах, иначе одевался, и перепутать их, глядя в оптический прицел, сложновато. Неужели снайпер работал без оптики? Возможно, хотя и маловероятно.

– Ну, что, милицию вызывать? – спросил Боря.

– Да нет, – махнул рукой Серегин. – Смысла нет, кино-то уже кончилось.

Немного подумав, я согласилась. Стрелок уже далеко, все живы, а позицию снайпера я могла осмотреть утром и сама. Кроме того, на мое решение повлиял тот факт, что наши подвиги остались незамеченными. Время было достаточно позднее, по идее, по улицам сейчас должны были шататься без дела толпы подростков, но как назло, ни одного поблизости не оказалось. Граждане более младшего возраста как раз должны были покончить с домашним заданием и устраиваться спать, граждане более старшего наверняка поголовно сидели перед телевизорами. Даже на выстрелы никто не обратил внимания, решив, что это подростки балуются петардами.

– В таком случае, у меня есть одна маленькая просьба, – сказал Серегин. – Лене – ни слова. Не стоит ее лишний раз волновать. Да и вообще лучше никому не рассказывать, мало ли, кто ей потом разболтает.

– Не проблема, шеф, – пожал плечами Боря.

– Ну вот и замечательно. Жду тебя завтра как обычно. Как меня в офис привезешь – сразу же отвези Клавдию Львовну в банк. Сам к ней подойди, понял? Чтоб она тебя не искала.

Мужчины пожали друг другу руки и разошлись.

Как и предполагал Серегин, Лена кормила с ложечки Иришку и ни о чем не догадывалась. Серегин обнял жену, поздоровался с Егоркой и после короткого обмена новостями уединился с ним в детской, откуда скоро донесся заливистый детский смех, изредка прерываемый басовитыми раскатами мужского. Я прошла в свою комнату и включила ноутбук, но поработать сегодня мне было не суждено.

– «Эй, мамбо! Мамбо италиано. Эй, мамбо! Мамбо италиано. Го, го, го, ю миксед ап сицилиано», – заголосил мобильник.

Я взглянула на номер. В телефонной записной книжке его не было, но я успела сегодня просмотреть список номеров сотрудников «Феникса» и именно этот номер запомнила с первого раза. Фюрер Борис Карлович, для друзей просто Боря.

– Да, Боря, – сказала я, нажав на «ответ».

– С чего ты взяла, что это я? – удивился Боря.

– Профессиональная тайна. Ты лучше скажи, откуда у тебя мой номер?

– Я тоже кое-что умею, – ухмыльнулся в трубку Боря. – Слушай, мне тут ценная мысль в голову пришла. Время еще детское, я на машине. Может, сходим куда-нибудь? В кино там или, например, в кафешку, по мороженому съедим?

– Боря, ты здоров? – спросила я, едва не выронив мобильник.

– Да, спасибо, здоров, как бык. У меня даже справка есть. Могу показать.

– Боря, радость моя! – воскликнула я. – На твоего шефа сегодня покушались. В него стреляли полчаса назад, если ты вдруг забыл. Даже не в него – в тебя. Ты другого времени не мог выбрать?

– Ну, стреляли, и что? Кстати, одна симпатичная девушка мне сегодня жизнь спасла. Когда я на заборе торчал, если она вдруг забыла. Имею я право угостить свою спасительницу мороженым или нет?

– Мне еще работать надо, – начала было я. И вдруг меня осенило. – Хотя ладно, уговорил. Работа не волк.

– Понял! Сейчас подъеду! – почти закричал Боря.

– Даже не думай! – запротестовала я. – Сама доберусь. Куда я тебя поведу в драных штанах? В общем, так, рули домой, переодевайся и будь через час на перекрестке Лермонтова и Тридцать восьмой дивизии, при галстуке и при цветах. И не пытайся отделаться розами, прояви хоть немного воображения.

– Будет исполнено! – пообещал Боря, и прежде чем выключила мобильник, я успела услышать, как он заорал какой-то лихой марш.

Я пулей помчалась в ванную.

Уже через пятнадцать минут сменила джинсы и футболку на короткое бордовое платье, подвела губы и переложила револьвер в сумочку. Глядя в зеркало, послала своему отражению воздушный поцелуй. Настроение взмыло до небес: возможность совместить приятное с полезным выпадает не каждый день. Ну, держись, водила!

И тут меня будто током ударило. «Фольксваген»! Я совсем забыла о своем дорогом «Фольксвагене»! Что ж, придется Боре проявить такую добродетель, как терпение: опоздаю я не меньше, чем на полчаса. А еще кое-кто получит по мозгам. Я заказала такси и, с трудом сдерживая ярость, набрала номер Шурика.

– Мир тебе, о госпожа моя и повелительница! – откликнулся механик. – Что прикажешь? Желаешь ли ты, чтобы я разрушил город или построил дворец?

– Дошло до меня, о нерадивый, – едва сдерживаясь от гневного крика, начала я, – что не закончил ты еще профилактику дивной арбы моей, «Фольксвагеном» именуемой.

– Клянусь бородой пророка, о прекраснейшая дева с лицом, подобным отрезку луны, слова твои – святая истина и могли бы послужить наставлением для поучающегося. Но клянусь гиеной и разбитым кувшином, вины моей в том нет, ибо аршин жестокосердия твоего не отмерил на труды мои достаточно времени.

– Скажи же, о сын ослицы и пустынного шакала, разве не обещал ты и не клялся именем пророка, что… – я окончательно запуталась в восточных витиеватостях. – Хорошо, ты выиграл. А теперь человеческим языком объясни, где моя тачка?

– Обожди, сперва вопрос. Окна твоего клиента на какую сторону выходят? На улицу или во двор?

– На улицу! – я все-таки не выдержала и перешла на крик.

– Ну, тогда выгляни в окошко, – хохотнул Шурик. – Дам тебе горошка.

Я бросилась к окну. «Фольксваген», мой милый «Фольксваген» стоял у подъезда целый и невредимый!

– Шурик, ты просто золото! – воскликнула я, выбежав из подъезда.

– Спасибо, я в курсе, – скромно ответил Шурик. – Я уже совсем рядом был, когда ты позвонила, пришлось тебе немного «Тысячью и одной ночью» мозги поканифолить. Для пущего эффекта. Но зря ты так рано его забираешь. Мне б еще пару дней, он бы у тебя бегал, как жеребенок.

– А сейчас что, не будет? – спросила я.

– Еще долго бегать будет и не кашлять, – заверил меня Шурик. – Но ты же знаешь, я привык добиваться от машины совершенства. Если клиент не возражает, конечно.

– Клиент возражает! – воскликнула я. – Нечего из моей машины совершенство делать, она и так почти идеальна. Ладно, вот деньги, как договаривались. Такси я уже заказала, скоро подъедет. Удачи!

– Бывай, – ответил Шурик, присаживаясь на лавочку и выуживая из мятой пачки сигарету.

Жизнь была прекрасна и удивительна. Жара наконец отступала, ночная прохлада полностью поглотила город, вспыхнувший цветными огнями. Мотор радостно пел, глотая километры, новенькие покрышки перешептывались с теплым асфальтом, встречные светофоры подмигивали мне зелеными глазками, словно старой знакомой. Даже немногочисленные в этот час гаишники казались добрыми и приветливыми. Я сама не заметила, как начала насвистывать какой-то веселый мотивчик, и я не сразу поняла, что подпеваю своему собственному мобильнику, который, по всей видимости, тоже находился в прекрасном расположении духа.

– Да, тетя, – сказала я в трубку. Мне не понадобилось смотреть на экран, «Финская полька» стояла у меня только на одном номере, номере моей дорогой, лучшей в мире тети Милы.

– Женя, здравствуй! – воскликнула тетя. – Как твои дела, как работа?

– Спасибо, отлично. А у тебя?

– У меня тоже все хорошо. Женя, я вот зачем тебе звоню. Меня завтра весь день не будет, я с утра к подруге уезжаю и вернусь только поздно вечером. Помнишь тетю Галю? Мы с ней вместе работали.

– Да, конечно. У нее еще собака была.

– Да-да. Вот к ней я и уезжаю. А собачка ее давно уже померла… Так вот почему я звоню-то. Женя, ты взяла ключ от квартиры?

– Да, конечно, тетя Мила.

– Ну, вот и хорошо. Я просто подумала, мало ли что? Вдруг тебе дома что-нибудь понадобится, а меня не будет? Женя, а что это за звук? Ты в машине?

– Да, тетя.

– Это твоя машина? Значит, Шурик ее уже починил?

– Да, буквально полчаса назад пригнал, – ответила я.

– Правда, он просто прелесть? – спросила тетя, незаметно для самой себя настраиваясь на любимую волну. – Умный парень, работящий да и симпатичный.

– Тетя Мила! – с негодованием воскликнула я. – Кандидатуру Шурика мы уже обсуждали, если ты не помнишь. Он моложе меня на шесть лет. Ты же, кажется, в прошлый раз согласилась, что это слишком большая разница.

– На целых шесть? – искренне изумилась тетя. – Ай, не помню. А выглядит заметно старше. Взрослый, самостоятельный парень, и руки золотые.

Я решила промолчать, дав тете возможность выговориться.

– Женя, а куда ты едешь? – спросила тетя Мила, поняв, что ее попытка не увенчалась успехом.

– У меня назначена встреча, – ответила я, уже предчувствуя очередную атаку. И не ошиблась.

– С мужчиной? – моментально навострила ушки тетя Мила.

– Да, – вздохнула я. – Тетя Мила, это чисто деловая, рабочая встреча.

– В такое время – и деловая? – недоверчиво переспросила тетя Мила. – А он симпатичный?

– Ничего себе, – призналась я не столько тете, сколько самой себе. – Очень приятный во всех отношениях. Но, тетя, я повторяю, чисто деловое свидание, мы с ним вместе работаем. И потом, ведь ты же не хочешь, чтобы у твоей племянницы была фамилия Фюрер?

Похоже, Борина фамилия тетю шокировала. Во всяком случае, ответила она далеко не сразу и с куда меньшей уверенностью:

– Ну, так ведь фамилию ты можешь оставить и девичью. И потом, что плохого в фамилии Фюрер? А как он выглядит?

– Ну-у-у-у, – неуверенно начала я, пытаясь составить Борин словесный портрет. – Рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров, атлетического телосложения, волосы светлые…

Я замолчала, сообразив, что у меня получается ориентировка, в конце которой обязательно ляпну что-нибудь вроде «вооружен и очень опасен, при задержании соблюдать предельную осторожность».

– Короче, симпатичный. Послушай, тетя Мила, а давай я его сегодня сфотографирую и тебе фотографию покажу? Я как раз подъезжаю.

– Сфотографируй обязательно, если возможность будет. Ну а нет, так и бог с ней, с фотографией. Все, Женечка, целую.

– А я тебя.

Боря ждал меня в назначенном месте и уже начинал скучать. Он стоял, облокотившись на серегинский «Лексус», с погасшей сигаретой в правой руке и охапкой цветов в левой. Галстука на нем не было. По всей видимости, Боря принадлежал к тому типу мужчин, которые принципиально не признают пиджаков, галстуков и приличных костюмов вообще. Типа «Селедку не ношу, западло». Но ради справедливости следовало заметить, что в пиджаке он выглядел бы куда хуже, чем в джинсовой куртке или в камуфляже.

– Привет! – Боря улыбнулся, щелчком отбрасывая сигарету и протягивая мне свой выдающихся размеров букет. – Вот, это тебе.

– Спасибо, – сказала я, критически осматривая гербарий.

С воображением у Бори было неважно, но он постарался искупить этот недостаток количеством, напихав в букет всю флору, которую только можно найти в Тарасове, кроме роз и лаврового листа.

– Борь, ты не станешь возражать, если я его в машине оставлю? Он только мешаться будет.

– Конечно, нет, – великодушно согласился не заметивший подвоха Боря. – Ну так что, я вроде бы мороженое обещал? А как насчет коньяка?

– Не возражаю, – улыбнулась я. – Вот только есть одна проблема: мы оба на колесах. Так что один из нас будет пить, а другой смотреть и облизываться.

– Да не проблема! – воскликнул Боря, обрадованный такой перспективой до глубины души. – Я могу и просто так посидеть, мороженого поесть. Вон, кстати, заведение какое-то. Интуиция мне подсказывает, что и коньяка, и мороженого там предостаточно.

Боря уверенно кивнул на сияющую неоном вывеску «Наутилуса», и я мысленно поздравила себя с успешным завершением первого этапа операции.

Брови дежурившего на входе охранника удивленно поползли вверх при виде симпатичной брюнетки в бордовом платье и мужчины явно традиционной ориентации. Однако он не произнес ни слова. Два – ноль в мою пользу. Не то чтобы я ожидала серьезных осложнений, но на входе вполне мог стоять кто-нибудь излишне впечатлительный. Стоило ему удивиться вслух, и весь замысел затрещал бы по швам. В полутемном зале мелькали разноцветные огни, гремела музыка, обнимались в танце однополые пары. Я украдкой бросила взгляд на Борю. Похоже, до него еще не дошло, куда именно он сам же меня и пригласил.

– Пошли! Вон столик свободный! – крикнула я, схватила его за руку и потащила в недра «Голубой устрицы», лавируя среди публики, ряженой то в женское платье, то в клепаную кожу, то в сетчатую майку, то попросту в рубашку нежно-голубого цвета.

Я снова покосилась на Борю и отвернулась, чтобы не рассмеяться. Лицо у Бори было точь-в-точь как у монашки, по ошибке зашедшей в бордель.

– Что будете заказывать? – поинтересовался выросший над столиком официант.

Его униформа состояла из манжет, манишки, черных стрингов и галстука-бабочки. Боря был близок к нокауту.

– У вас подают суши? А роллы? – спросила я. – Прекрасно. Мне какое-нибудь ассорти на ваш вкус. Единственное условие: наличие унаги-маки обязательно. И большой стакан сока. Если есть – тащите гранатовый, если нет – сойдет любой другой.

– А вам? – обратился официант к Боре.

– Мне то же самое, – пролепетал мой спутник.

– Борь, а почему ты галстук не надел? Я ведь просила, – сказала я. – Глянь, у молодого человека какой.

Боря глянул на официанта и поспешил отвернуться.

– Нет у меня галстука. Точнее, есть, но к галстуку еще и костюм нужен, верно? А костюм у меня всего один, аж с выпускного остался.

– Напрасно. Тебе бы очень пошел галстук, – слегка слукавила я. – Вроде как у того мужчины вон за тем столиком.

Боря представил себя в одежде «того мужчины», и даже в царящей в зале полутьме я совершенно четко увидела, как волосы на его голове шевельнулись. Пожалуй, стоило дать ему передохнуть, а то еще, чего доброго, в обморок грохнется или глупостей наделает.

– Слушай, я вот о чем хотела тебя спросить. Чем тебе так Борис Карлов не угодил? Очень даже приличный актер, по-моему.

– Да я, если честно, ни одного фильма с ним не видел, только фамилию слышал, – признался Боря. – Он ведь давно снимался, то ли в тридцатые годы, то ли в пятидесятые, верно?

Я кивнула.

– Мне просто его псевдоним не нравится, – продолжал мой спутник. – Он ведь, падла, не от фонаря его выдумал, он под русского косил. Русские – значит, страшные. Короче, обычный америкосский русофоб. Ну, и за что я его, гада, любить должен?

– Все с тобой ясно, – сказала я. – Сейчас модно быть патриотом, любить Россию и поругивать американцев.

– При чем здесь мода? – возмутился Боря. – Я человек простодушный. Что думаю, то и говорю. Родители так воспитали. Блин, ты бы еще предложила в Германию на ПМЖ уехать!

– Кстати, да. Можешь считать, что предложила. Жить в России – это прямо-таки сверхнепатриотично по отношению к родине твоих предков. Население Германии медленно, но верно сокращается, в то время как ты, этнически стопроцентный немец, истинный ариец, я бы даже сказала, живешь в России. Где твоя пролетарская сознательность, Боря?

– А я не виноват, что так получилось. Да, родина моих предков – Германия, но моя – Россия. Я ведь тебе говорил, что бывал в Германии? – спросил Боря, макая в соус кусочек унаги. – Так вот, совсем другие ощущения. Я знаю язык, у меня там, оказывается, куча родственников, Дрезден мне очень понравился. Красивый город. Было ощущение чего-то родного, не спорю. Что-то в крови, наверно. Чувствовалось, что это дом моих предков. Но не мой. Я живу здесь, понимаешь? Мне нечего стыдиться деда или другой родни: они тоже любили свою родину, один даже воевал за фатерлянд и фюрера. И хорошо воевал, между прочим, шесть самолетов сбил. Я просто родился и вырос здесь, так уж получилось. Я не умею любить другую страну и никогда не научусь.

– Извини, – сказала я. – Не думала, что это настолько больная тема.

– Да ничуть не больная, – заверил меня Боря. – Для меня это естественно, как дышать и чистить зубы. Но почему-то рано или поздно у каждого из моих знакомых возникает вопрос: Боря, а что ты здесь делаешь?

– Насчет зубов красиво сказал, – похвалила я. – Ты случайно стишки в юности не пописывал?

– Стишки не пописывал, а вот тексты для песен – это было, – усмехнулся Боря. – И кроме того, и на басухе бацал. Своя команда у нас была. Жарили рок-н-ролл так, что только пыль столбом. У меня записи сохранились, могу дать послушать, если интересно. Ты вообще какую музыку слушаешь?

– Ничего конкретного, я в этом плане совершенно всеядна, – ответила я. – У меня другой пунктик: я киноманка. Жизни себе без кино не представляю.

– И какие именно фильмы тебе нравятся? – заинтересовался Боря.

– Ничего конкретно, – ответила я. – У меня нет любимого жанра, актера или, скажем, режиссера. По мне главное – чтобы фильм был хороший, а для этого усилий одного человека часто бывает недостаточно. Да и у мастеров случаются ошибки.

– Точно! – подхватил Боря. – Например, Гайдай. Бесспорно, гений, но поздние фильмы смотреть попросту невозможно. – Боря даже поморщился. – Но бывает и так, что один человек весь фильм вытягивает, совершенно безнадежный. Например, тот же «Эйс Вентура». Отстой полнейший, один Кэрри молодчага. Морда у парня совершенно гуттаперчевая, смотришь на него и ржешь, как дурак, остального дебилизма уже не замечаешь.

– Да, Кэрри воистину велик, – согласилась я. – Но мне больше нравится, когда ему серьезные роли достаются. К сожалению, это нечасто случается. Его комедийный дар – как проклятие. А тебе что из фильмов нравится?

– У меня все сложнее, – удрученно произнес Боря. – У меня есть и актеры любимые, и режиссеры. Из режиссеров Стоуна очень уважаю, особенно «Взвод», «Рожденный четвертого июля». Тарантино тоже хорош, Коппола…

– Какой ты кровожадный! – засмеялась я.

– Не все так плохо, – улыбнулся мне в ответ Боря. – Там дальше по списку Данелия идет, Лукас, Бессон, Ричи, Гайдай, конечно же… Короче, я еще не совсем потерянный для общества человек.

– Хорошо, а актеры какие? – спросила я. – Хотя нет, подожди, дай угадаю. Сталлоне, Брюс Ли небось и Шварценеггер, верно?

– Арнольда не трожь, это святое, – нахмурился Боря.

– Бог с тобой, Боря! Он же играть совсем не умеет, – заспорила я. – Это не актер, а просто кусок мяса, особенно в ранних фильмах. Помнишь его в «Конане»? Да у его лошади морда и то выразительней! А в «Терминаторе»?

– А в ранних фильмах от него хорошей игры никто и не требовал, – возразил Боря. – В том же «Конане» или, тем более, в «Терминаторе». Если ты вдруг забыла, он там робота играет. А каких эмоций ты хотела от робота?

– Что ж, может быть, ты и прав, – неожиданно легко согласилась я, решив, что Боря уже достаточно успокоился и пора продолжить пытку. – А здесь ты часто бываешь? – спросила я с совершенно невинным выражением лица.

– Я?!!

Мой вопрос вернул Борю к действительности. Он с ужасом огляделся. Увиденное его не обрадовало – как раз в эту минуту двое танцоров исполняли на сцене стриптиз. Боря покраснел. Потом побледнел. Потом снова покраснел и тут же снова побледнел. Будь на месте Бори гранитный валун, он бы давно уже раскололся от столь резкой смены температур.

– Ну, не я же, – невинно сказала я. – Ведь это ты меня сюда пригасил. Вот я и подумала. А ничего, здесь довольно уютно.

Боря промолчал, но весь его вид говорил о том, что у него совсем другие представления об уюте.

– Так ты здесь часто бываешь? – повторила я свой вопрос.

– Мужчина, вы танцуете? – спросил вдруг голос с характерными «голубыми» интонациями.

Я подняла голову. У нашего столика стояло существо неопределенного пола, в темно-синем мужском костюме и с густо раскрашенным лицом. Для Бори это стало последней каплей.

– Щас я тебе станцую, – пообещал он, вставая.

– Боря, подожди… – начала было я, но было поздно.

Борин кулак с хрустом врезался в лицо гомосексуалиста, ломая носовую перегородку. Тот взвизгнул и попятился, но Боря схватил его за грудки и занес руку для нового удара. В ту же секунду откуда-то из темноты вынырнула огромная волосатая лапа и сжала Борину кисть. Боря выпустил жертву и развернулся, сжав в кулак теперь уже левую руку. И вдруг замер.

– Ты?!! – завопил он, пристально глядя на охранника.

– Мать моя женщина, Фюрер, – пробормотал обладатель лохматой ручищи, тоже, по всей видимости, узнавший Борю.

С минуту они изображали немую сцену, достойную гоголевского «Ревизора». Другие охранники, кинувшиеся было на помощь коллеге, начали понемногу разбредаться. Изувеченного Борей посетителя куда-то увели, веселье возобновилось.

– Ты что здесь делаешь? – спросил, наконец, Боря, опуская руки.

– Я-то здесь работаю, а вот ты, блин, что здесь делаешь? – нехорошо улыбнулся охранник.

– Да ничего, – густо покраснел Боря. – Шел мимо, увидел вывеску, зашел. Сушей пожрать захотелось.

– Сушей, говоришь? – переспросил охранник, присаживаясь за наш столик.

Его подозрения относительно некоторых особенностей Бориной личной жизни росли и крепчали на глазах, и Борину репутацию нужно было немедленно спасать.

– Боря, это твой друг? – спросила я, обнимая его так, чтобы у охранника рассеялись последние сомнения как насчет Бориной ориентации, так и насчет наших с ним отношений.

Боря машинально положил руку мне на плечо, и лицо охранника просветлело.

– Здравствуйте. Женя, – представилась я, протягивая руку.

– Антон. Мы с этим… с вашим молодым человеком сначала вместе служили, а потом какое-то время вместе работали.

– Скажите, Антон, а здесь вы давно работаете? Я вас почему-то не помню. Я здесь довольно часто бываю. Это единственное место в городе, где девушке можно спокойно поужинать, с полной уверенностью, что к ней никто не пристанет. Боренька, милый, прости меня ради бога, эгоистку глупую. – Я погладила Борю по голове. Он моментально расплылся в улыбке и едва не замурлыкал. – Мне и в голову не могло прийти, что пристать могут не только ко мне, но и к тебе.

– Да уже больше года, – сказал Антон. – Странно, но я вас тоже не помню, хотя девушки у нас бывают нечасто. Когда вы здесь были в последний раз?

– Это говорит только о вашей ненаблюдательности, Антон, – ответила я, сдабривая слова самой обольстительной улыбкой из своего арсенала. – Я на прошлой неделе волосы перекрасила.

– А, ну если так, то может быть, – кивнул охранник. По его физиономии было видно, что сомнения несколько успокоились, но не исчезли окончательно.

– Товарищ прапорщик, так все-таки, что вы здесь делаете? – спросил Боря.

– Сержант, я же тебе русским языком объяснил: работаю, – ухмыльнулся Антон. – Немецким не владею, уж извини. И нефиг на меня так смотреть. Здесь хорошо платят и не особо напрягают. Сам знаешь, деньги не пахнут. И вообще, – Антон наклонился вперед и понизил голос, чтобы его не услышали за соседними столиками, – не так страшен педик, как его малюют. Меня же не сексом с ними заниматься заставляют, верно? Да и с одной тарелки с ними я тоже не жру, и на брудершафт не пью. Я просто охрана. Торчу себе в уголке и смотрю, чтобы их кто-нибудь не обидел.

– И как смотришь? – спросил Боря. – Не противно?

– Поначалу, конечно, с души воротило, – кивнул Антон. – Бреешься с утра, смотришь в зеркало и самому себе в морду плюнуть хочется. Потом ничего, привык. Знаешь, Борь, они ведь нормальные ребята. Если, конечно, не вспоминать, чем они ночами промеж собой занимаются.

– Как знаешь, Петрович, – вздохнул Боря. – Дело, конечно, твое, и не мне тебя жизни учить. Но я бы на такую работу ни за какие бабки не подписался.

– Может быть, может быть, – согласился Антон. – Но голод не тетка, сам знаешь. Или, как здешняя клиентура говорит, на безрыбье и раком встанешь, – Антон было улыбнулся, но тут же снова посерьезнел. – Знаешь что, Борь, просьба у меня к тебе: если кого из наших встретишь, не говори им, где меня встретил.

– Не проблема, – коротко ответил Боря.

– Ну, желаю приятно провести время, – сказал Антон, вставая. – А вам небольшой совет, Женя: в следующий раз встречайтесь с молодыми людьми где угодно, но только не здесь. Например, в «Осьминоге». Тоже неплохой клуб, я там часто бываю, если денежка лишняя появляется. Ну, а сами заходите почаще, если одна будете, всегда рады, милости просим.

– Пошли отсюда, – сказал Боря, когда Антон ушел.

– Пошли, – согласилась я. – Но сперва потанцуем.

Я, наконец, заметила то, ради чего притащила Борю в «Голубую устрицу». Виктор Матвеев, бывший финансовый директор «Феникса», танцевал с каким-то мужчиной типично гомосексуальной наружности.

– Можно, – страдальчески вздохнул Боря.

Я положила руки ему на плечи, и мы закружились, медленно смещаясь в сторону Матвеева и его спутника. Боря оказался вполне сносным партнером, что в данных обстоятельствах было совершенно некстати. Управлять им, да еще и стараясь делать это незаметно, было неимоверно трудно, поэтому мы приближались к цели гораздо медленнее, чем я надеялась, да к тому же не по прямой, а по какой-то дикой помеси синусоиды и спирали. К счастью, Матвеев и его друг оказались большими любителями потанцевать и никуда не спешили. Музыка уже кончилась, и Боря остановился, ожидая, что мы уйдем, но я шепнула «еще», и он снова положил руки мне на талию. Как мне показалось, с куда большей охотой, чем в первый раз. На третьем танце Боря снова начал улыбаться своей милой, по-детски трогательной улыбкой. Шаг, шаг, поворот, еще шаг, поворот. Я бросила взгляд за Борино плечо. Цель была уже не далее чем в двух метрах от нас. Я слегка заузила шаг, развернула партнера чуть шире. На следующем повороте Матвеев и Боря едва не коснулись друг друга спинами. И еще поворот!