Текст книги "Талисман царя Дария"

Глава 2

Утро этого дня я начала с того, что прочла в газете свой гороскоп.

Так и есть! По гороскопу выходил неудачный день.

Это я знала еще вчера. Но почему-то решила посмотреть еще раз. Неужели надеялась, что прогноз изменится?

В то же время не совсем ясно, как следует относиться к газетным гороскопам. Мы же все-таки не американцы.

Вот они – другое дело. Гороскоп для них – святое. Говорят, что каждое утро на радио и телевидении для них начинается именно с гороскопа.

А все потому, что эти самые неисповедимые звездные пути у них там вычислены на совесть. Не то что у нас.

У нас, если хочешь получить верный гороскоп, нужно найти настоящего специалиста. Каковых не так уж и много. Я, кстати, могу составить себе настоящий гороскоп. Но на это нужно время. Оно есть не всегда.

Вообще, как ни глянь, у американцев – все на совесть. У нас же, наоборот, совесть в деловом процессе не участвует. Ну ладно, извините, участвует… Только не так, как хотелось бы.

Вот и получается, что наша жизнь состоит из сплошных тестов. Совпало ли у тебя все сегодня по гороскопу или не совпало. Тоже разнообразие.

Правда, обычно получается так – если у тебя неудачный день, то все совпадет идеально, если у тебя выпадает удачный день, то, наоборот, жди капризов судьбы. А уж про ее капризы мы наслышаны.

Хотя, постойте! У меня однажды был очень хороший денек – все получилось как нельзя лучше – со всеми договорилась (уже не помню, о чем), все успела (уже не помню, что) и никто не трепал мне нервы (кто именно этого не делал, я помню отлично). А по календарю выпадал «опасный день». Правда, следующий такой опасный день был действительно опасным. Мне чуть не проломили голову. У частных детективов это бывает.

Вообще-то у нашего брата много чего бывает. Об этом даже стоит написать пару книжек. Собрания сочинений, пожалуй, не выйдет. Как ни ценна подобная информация, на тридцать томов с приложением ее не хватит.

Но не слишком ли много раздумий с утра? Это, наверное, от скуки. Последние дни я не занята ничем. Никаких дел. Даже самых простых и нудных.

Вот так бывает всегда. Сначала падаешь от усталости, клянешь всех и вся и даешь себе зарок переквалифицироваться в астролога или гадалку. Ну в крайнем случае заниматься делами не опаснее адюльтерных (только по высшей ставке!) с двухнедельными отдыхами между каждым обнаруженным альковом.

Как же! Двухнедельный отдых! Не проходит и трех дней, как начинается внутренний зуд. И зудит-то так нудно и неприятно.

Короче, хочется опять браться за работу. Но этот момент не всегда желает наступать.

Чувствуете? Меня понесло. Это я тяну время перед тем, как попытаться начать дознание. Дознание по одному из методов Татьяны Ивановой. В данном случае – самодознание.

Какой бы выбрать способ? Можно раскинуть…

Нет-нет, не мозгами. Это я еще успею. Раскинуть карты. И проанализировать их сочетание. То есть – попросту погадать. Великая вещь!

Дама треф.

Семерка пик.

Десять – в червях.

Это значит…

«Вашему вынужденному отдыху сегодня наступит конец».

Ну вот, Танечка, а ты волновалась.

Скоро кто-то заявится и начнет расписывать свои несчастья.

Интересно будет послушать.

А теперь – кофе.

Честно говоря, день сегодня действительно неудачный. Или, может, утро такое выдалось.

Я случайно зацепила большим пальцем чашку с кофе, и половина напитка выплеснулась на стол.

Если дела пойдут так и дальше, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Звонок в дверь.

Ну вот и началось!

Что-то рано. Да и звонок слишком настойчивый. Как к себе домой. Пойду открою.

Вот черт! Выходя, задела бедром угол стола, его как следует тряхнуло, и остаток кофе выплеснулся из чашки прямо на полировку.

При таком развитии событий придется покупать клеенку.

На пороге стояла моя подруга Светлана.

– Здравствуй…

«Здравствуй!» Светка явно не в духе. Обычно она говорит «привет, Танечка» или «Танюшечка», и другие хорошие суффиксы. Откуда взялась официальность? Явно что-то случилось.

Я улыбнулась в ответ и постаралась, чтобы моя улыбка была как можно более теплой. Когда у человека неприятности, первым делом его надо подбодрить. Хотя бы улыбкой, если больше нечем.

– Проходи.

Светлана решительным шагом прошла в комнату. Да, сегодня ей есть что рассказать. Издалека видно.

Хорошо, что я успела хоть немного навести порядок. То есть застелить место свиданий с Морфеем. Потому что Светлана плюхнулась на кровать прямо в плаще. Кстати, и сапоги не сняла.

Я хотела было напомнить ей, что в коридоре моей квартиры есть кое-что, напоминающее гардероб, но не стала. Когда человек в таком состоянии, приходится быть сдержанной.

На Светлану было прямо-таки жалко смотреть. Косметика наложена грубыми мазками, а это сейчас даже в живописи не модно. Веки припухли. Кисти рук нервно дергаются.

– Можно закурить? – хриплым голосом спросила она.

Я пожала плечами.

Честно говоря, клиенты в разобранном состоянии способны выкуривать не менее пачки сигарет в час. Запах курева въедается во все, что находится в комнате. При таком раскладе надо переезжать каждую неделю, а на брошенной квартире рисовать знак экологической опасности. Но переезжать я не люблю…

А с другой стороны – возразить клиенту, который пытается подбодрить себя никотином, у меня просто язык не поворачивается.

Светлана порылась в своей сумочке, нашла смятую пачку и, шурша целлофановой оберткой, с трудом вытащила на свет полусломанную сигарету.

За спичками мне пришлось сходить на кухню. Затем я распахнула настежь окно, хотя сезон был далеко не пляжный.

Неприязнь к газовым камерам.

Я ждала, пока Светлана немного успокоится и сама поведает мне о своих несчастьях. Лучше, если это будет так.

Сделав несколько судорожных затяжек, она решила начать разговор:

– Таня, у меня две новости. Одна плохая, а другая еще хуже.

Я приготовилась слушать.

Из глаз Светланы полились слезы. Она бросилась за носовым платком. И совершенно внезапно разрыдалась.

Я пошла приготовить кофе. Надо же чем-то занять человека, чтобы он не убивался так.

Растворимый кофе готовится быстро. Я добавила в него немного молока. Все-таки нельзя быть откровенным врагом здоровью. Хотя бы и чужому. Злоупотреблять сахаром тоже вредно.

Когда я вернулась в комнату, Светлана уже немного успокоилась.

Бросив «спасибо» за кофе, она отхлебнула глоточек и поставила чашку на краешек табуретки, которую я предусмотрительно пододвинула поближе к софе.

– У нас умер дедушка.

Светлана снова прижала платочек к глазам.

– Это случилось вчера. Должно быть, под утро.

Я внимательно слушала. Да уж, действительно жалко. Емельяна Петровича я знала. Ветеран войны. Умница. Работал в газете. Был активным общественником. Умел пошутить, поговорить буквально обо всем на свете. Таких людей всегда жалко терять. Жалко, что они уходят, а мы остаемся один на один с разной дрянью. И этой дряни с годами становится все больше и больше.

Причина этого, как мне думается, кроется в образе жизни тридцатых-сороковых годов. Именно тогда с лица земли нашей российской исчезло столько замечательного люда. Кого именно расстреливали и отправляли в лагеря? Самых умных, самых трудолюбивых и, если хотите, самых честных. И только потому, что им завидовали те, кто являлся их полной противоположностью. То есть не умные, не трудолюбивые и, само собой разумеется, не честные.

Таким образом, лучшая половина россиян потихоньку исчезала, унося с собой замечательные гены, которые могли дать миру не менее замечательных потомков, а оставшаяся в живых мразь размножалась, плодя себе подобных. Так что стоит ли удивляться тому, что сегодня вокруг нас так много негодяев. И та небольшая часть порядочных людей, с которыми мы еще можем иметь дело и общаться, – это чудом уцелевшая прослойка, которую не успели оболгать разные мерзавцы. У них попросту закончилась бумага для доносов, а купить новую им не позволила патологическая скупость.

Простите меня за столь пространное отступление. Просто мое сочувствие к людям выражается иногда вот в такой форме. Жалко, аж зло берет!

Светлана продолжала рассказывать, а я слушала дальше:

– Конечно, жаль деда. Но он хоть пожил на этом свете. И хорошо пожил, счастливо. С войны вернулся. Живой, не инвалид. Все было отлично. Меня в общем-то не это волнует. Все мы уйдем когда-нибудь. И я… И ты…

Никто так не умеет поднять настроение, как философствующий клиент.

Я потихоньку отодвинулась к письменному столу и незаметно постучала по деревянной крышке.

– Перейду к главному, – Светлана почти успокоилась. – У нас случилась неприятность, которая задела меня больше, чем смерть деда.

– ?..

– У деда много наград. С войны. Медалей, орденов.

Она отпила глоток кофе.

– И среди них был один медальон…

– Почему был?

– Да ты слушай!

– Слушаю.

– Невзрачный такой. Сейчас подобные штучки могут выпилить даже школьники на уроках труда.

– Медальоны не выпиливают.

– Ну, неважно…

– Ближе к теме, если можно.

– Короче, он исчез.

– Исчез или…

– Его украли.

– Украли?

– Я в этом уверена.

– Он представляет ценность?

– Какая уж ценность? Так, ерунда. Сейчас за ордена дают такие большие деньги…

– А ордена на месте?

– Вот именно, что ордена на месте. Самое ценное на месте, а какая-то мелочь исчезает.

– Может, это совсем не мелочь?

– Да не похож он на антиквариат или еще что-нибудь в этом роде.

– Зачем же тогда его похитили?

– Могли подумать, что он имеет ценность.

– Хорошо. Если это никчемная безделушка, чего же ты суетишься?

– Меня задело…

Светлана всхлипнула и снова полезла за платочком.

– Меня задело, что это произошло в такой момент. Даже не задело… Меня это оскорбило до глубины души. Что же это за люди такие? В доме горе, а они воруют вещи, которыми покойный дорожил.

– А от меня ты чего хочешь?

– Найди его.

– Кого?

– Этого мерзавца. Я хочу знать, кто из нашей семьи решился на такое. Я понимаю, стянуть вещь по прошествии времени, но когда…

Светлана заплакала. Затем взяла себя в руки.

– Ну, в общем, я тебе рассказала, а теперь решай.

Пришла моя очередь вести разговор.

– Значит, вещь не драгоценная?

– На золото или другой металл не похоже. Уж я разбираюсь.

– Не скажи. Золото бывает разное. Иногда и не подумаешь, что это золото. На самом же деле…

– Была бы вещь стоящая – хранилась бы вместе с ценностями, в потайном месте! А медальон валялся вместе с медалями и орденами в картонной коробке.

– А как он выглядел?

Светлана пожала плечами.

– Обыкновенно выглядел. Круглый, изображение на нем стертое. Лев, что ли… Буковки разные.

– Может, историческая ценность?

– Дед этим не интересовался. Так, память о днях минувших.

– А кто был в доме?

– Все были. Сколько народу понаехало! Половину не знаешь в лицо.

– Подозреваешь кого-нибудь?

– Да всех. Всех и каждого.

– Но ведь похититель должен был знать об этой вещи.

– Не обязательно. Открыл коробочку. Увидел вещицу. Протянул руку, и был таков.

– Непростую задачку ты мне подкинула.

– Татьяна, я прошу тебя, найди этого человека! Я хочу увидеть его глаза. Я ему…

Вот этого я не одобряю. Еще не разобрались, в чем дело, а уже «я ему…».

– Пожалуйста, успокойся.

– Я спокойна.

– Ну, успокойся еще больше.

Светлана промолчала. Она знала мой характер.

Какой характер? Вам это так интересно знать? Сейчас доложим.

Ну, во-первых, я – педант. В хорошем смысле этого слова. Не люблю, когда кто-нибудь не приходит на встречу, о которой договорились.

Не люблю халтурщиков. Не умеешь, лучше не делай.

Я упряма. Могу ходить в одно и то же место по сто раз. С некоторыми перерывами, чтобы там обо мне забыли и не ожидали очередного визита. Чтобы как снег на голову.

Не люблю, когда мне мешают, отвлекают, прерывают и врут.

Люблю следить за своим здоровьем. Не то что люблю, а стараюсь вести себя соответственно. И ругаю себя последними словами, когда сделаю что-нибудь себе во вред.

Я могу много работать и не уставать. Если что-то надо сделать, я стараюсь выполнить намеченное.

Я остра на язык. Могу поддеть так, что объект моего язвительного замечания станет моим врагом на всю жизнь. Но без причины и без явного повода я этого не делаю.

Был один такой случай.

Малознакомый молодой человек, с которым я столкнулась несколько лет назад, работая в одной малопривлекательной организации, считал себя большим оригиналом и думал, что ему дозволено издеваться над людьми.

Причем подтрунивал он над всеми, кроме начальства, и делал это в очень обидных выражениях.

Однажды мне довелось стать объектом его шуток, причем в больших дозах и в течение длительного времени. Пришлось ответить. Получилось это в тот момент, когда он этого просто не ожидал.

И что бы вы думали? Он побежал следом за мной, настиг меня в другой комнате, где в тот момент никого не было, стал замахиваться кулаком, кричать, что он нервный и таких вещей не прощает.

Я молча слушала его визг и не отвечала. Блаженны кроткие, ибо они наследуют царство Божие.

Лично я хотела бы унаследовать землю.

Остальные качества моего характера вы можете понять или вычислить из написанного…

– Когда я могу посетить дом Емельяна Петровича?

– Когда угодно. Хоть сейчас.

– А где находится покойный?

– В судмедэкспертизе.

Достойный пример нашей сверхподозрительности. Никто уже не верит, что люди могут умирать своей смертью по причине старости. Заключению врача веры нет. Пусть патологоанатомы поиздеваются над телом вдоволь, чтобы написать на бумажке тот же диагноз, что и предполагался заранее.

– Кто его отвез?

– Помогает одна фирма.

– А сами что, не справляетесь?

Светлана пожала плечами.

– Люди этим занимаются профессионально. Мы делаем то, что от нас зависит.

С другой стороны, и правильно. Пора уже немного снять с себя груз неведомых забот. Тот, кто впервые сталкивается с подобными проблемами, испытывает вполне понятные трудности. Если есть возможность обратиться к фирме, работающей в этом направлении, то нужно этим воспользоваться. Кстати, это касается не только похорон, но и других сфер быта.

Поневоле вспомнились Ильф и Петров и их незабвенное:

«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».

Что и говорить, рост числа парикмахерских и похоронных служб характерен для периода развития капитализма в России. Так было семьдесят лет назад, так стало и сейчас.

– А работники фирмы не могли стянуть… ой, прости, украсть медальон?

Светлана внимательно поглядела на меня.

– Все может быть, утверждать не буду.

– Когда похороны?

– Завтра. В двенадцать дня.

– А поминальный обед?

– Сразу после…

Как обычно, ситуация веселенькая. У людей горе, а я буду выяснять, кто утащил антикварную вещицу. Трясти за шиворот каждого поодиночке и пытаться найти правду.

– Сколько это будет стоить?

– Что? – я словно очнулась.

– Сколько мы будем должны за услуги?

Я вздохнула про себя.

– Пока ничего.

Глава 3

Сенатор Марцелл втайне от других вздыхал о несравненной Летиции. Эта дама была женой Антония, с которым Марцелл виделся слишком часто по той причине, что тот тоже был сенатором. Собственно, если бы не это обстоятельство, то Марцелл никогда не увидел бы Летиции и не воспылал страстью к ней.

Марцелл был немолод. За свою жизнь он познал любовь многих знатных и незнатных дам, и вот новое влечение завладело им.

Летиция была, как говорится, полностью в его вкусе. Она обладала пышными формами, миловидным личиком и веселым характером.

Марцелл представлял в своих далеких от целомудрия мечтах, как он держит в своих объятиях это восхитительное тело и вдыхает его не менее восхитительный аромат. В том, что тело Летиции обладает именно такими качествами, сенатор нисколько не сомневался.

В часы заседаний сената и после них Марцелл прикидывал способы привлечь к себе внимание несравненной дамы. Они были недостаточно знакомы, поэтому нужно было тщательно продумать, каким должен стать первый шаг.

Несмотря на свой жизненный опыт, сенатор был стеснителен, когда дело касалось любовных отношений. Он мог быть прекрасным оратором, общительным собеседником, но часто проявлял застенчивость в обществе дам.

Марцелл относил это на счет своей невыразительной внешности, которая, по его мнению, не могла разжечь пламенную страсть в сердце дамы. Впрочем, его прежние увлечения и связи имели довольно долгую жизнь. Поэтому сенатор надеялся на успех и молил богов об удаче.

Его сильно смущало, что Летиция была женой сенатора. Хотя распутная жизнь именно таких дам была известна всему миру еще со времен Калигулы.

Конечно, время идет, нравы меняются, но женщина есть женщина, и кто знает, может быть, в ее душе найдется местечко для немолодого, но полного надежд римлянина?

Сам сенатор Марцелл был невысокого роста, довольно грузен, хотя и узок в плечах. Поэтому он надеялся на успех у женщин миниатюрных, но с прекрасно развитыми формами. Несравненная Летиция была именно такой. Нельзя сказать, что она была слишком маленького роста, но рядом с нею Марцелл не мог чувствовать себя ущемленным.

У сенатора, человека, причастного к созданию законов и имеющего в связи с этим неплохо скроенные мозги, появился некий план, который должен был помочь ему осуществить свои чаяния в отношении Летиции.

Поначалу он решил сблизиться с Антонием. Найти подходящие темы для споров, которые бы плавно переходили в дружескую беседу, было несложно. Уходя с заседаний, сенаторы продолжали обсуждать дела, и нередко именно в эти минуты они приходили к правильному решению той или иной проблемы.

Эта часть плана была легко осуществима. Марцелл не слыл человеком порочным и трудным в общении, поэтому все, кто его знал, относились к нему вполне дружески.

Так что вскоре Марцелл и Антоний уже покидали зал заседаний вместе и, ведя приятельскую беседу, прогуливались по улицам Рима по пути домой.

Вторая часть плана должна была осуществиться сама собой. Однажды несравненная Летиция дожидалась мужа после заседания. Она была в сопровождении служанки и рослого телохранителя. У Марцелла сильно забилось сердце, когда они с Антонием вышли на улицу и влюбленный сенатор увидел предмет своего вожделения.

Антонию ничего не оставалось, как представить супругу приятелю.

По пути домой Марцелл старался поразить собеседников остроумием и правильностью слога. Он бросал нежно-дружеские взгляды на Летицию и говорил чуть ли не стихами.

С каждым днем он чувствовал, что его страсть усиливается и вот-вот наступит миг, когда ее просто невозможно будет сдержать.

Пора было переходить к более решительным действиям.

Марцелл долго раздумывал, каким же подарком заманить несравненную Летицию к себе. Он тщательно перебирал в уме свои возможности и пока не мог сделать разумного выбора.

Наконец сенатор решил соблазнить Летицию медальоном, который хранился в их семье и, по преданию, когда-то принадлежал одному из персидских царей. Какому именно, Марцелл не помнил. Да и что такое какая-то древняя сатрапия в сравнении с Великим Римом.

Оставалось только дождаться случая, чтобы переговорить с Летицией с глазу на глаз. Дружеские отношения с Антонием вполне могли позволить делать приглашения на обеды, но, к сожалению, занятость сенаторов в данный момент отодвигала этот приятный для обеих сторон шаг на некоторое время. А Марцелл уже буквально сгорал от нетерпения.

И случай вскоре представился. Антоний слегка занемог и не смог присутствовать на заседаниях. Марцелл, конечно же, не преминул воспользоваться моментом, чтобы навестить приболевшего приятеля. Посидев у изголовья Антония и посочувствовав ему от всей души, Марцелл посоветовал Антонию быть умеренней в еде и почаще посещать бани.

Оставив Антония на попечение домашних, Марцелл не стал торопиться к себе, а завел беседу с Летицией, когда она провожала гостя до дверей.

– О несравненная Летиция, мне кажется, твой муж не слишком разборчив в пище и этим усугубляет свое нездоровье.

– Все дело в привычке, а в таком возрасте трудно отказаться от того, с чем прожил всю свою жизнь.

Слова Летиции были разумны. Это усилило расположение Марцелла к ней.

– И все-таки в силах женщины повлиять на то, что кажется уже незыблемым и неподвластным переменам.

– Не знаю, стоит ли искать новую реку в старом истоке.

Довольно неглупые речи Летиции благотворно влияли на чувства Марцелла. Если она действительно так же умна, как красива, то без труда поймет, какой пожар разгорается в сердце сенатора.

Марцелл решился перейти к делу.

– О несравненная Летиция, ты не могла бы посетить меня в самое ближайшее время в моем доме, где я мог бы показать тебе, как я живу и какие искусства заполняют мой досуг?

Летиция не ответила.

– Скажу больше, если это не коснется ничьих ушей, я питаю к прекрасной Летиции самые возвышенные чувства и хотел бы надеяться на взаимность.

Произнося эти слова, Марцелл ощущал, как сжимается его желудок и неприятное жжение спускается к низу живота.

Летиция ответила довольно уклончиво:

– Не знаю, удобно ли то, что предлагает мне любезный Марцелл.

Сенатор не стал настаивать, зная, каким хрупким может быть уже обретенное равновесие. Хотя о каком равновесии может идти речь, учитывая вулкан страсти, бушующий в сердце Марцелла? Об ответном чувстве, которое владело Летицией, если таковое вообще имело место, можно было только гадать.

– Несравненная Летиция может тщательно обдумать мои слова и дать ответ такой, какой она пожелает.

Марцелл поклонился и отправился домой.

Эту ночь сенатор провел довольно беспокойно. Страсть разгоралась все жарче, и унять ее было непросто.

Антоний вскоре вернулся к делам, и они продолжали свои прогулки по улицам Рима, иногда в обществе Летиции.

Марцелл был по-прежнему любезен, но не решался напомнить Летиции о своих чувствах еще раз.

Наконец он преодолел стеснительность и заговорил на нужную ему тему, предварительно убедившись, что Антоний не может их слышать.

– Что же прекраснейшая Летиция ответит мне на предложение посетить мой дом и принять мои чувства?

На этот раз ответ его обрадовал.

– Если любезный Марцелл так желает этого, то мой долг доставить ему радость.

Марцелл был готов броситься на землю у ее ног и расцеловать каждую песчинку в отдельности. Он блаженно улыбался, не в силах произнести ни слова.

Наконец он решился спросить:

– Когда же несравненная Летиция сможет почтить мой дом своим посещением?

– Это будет зависеть от того, как скоро мой муж уедет по делам в провинцию.

Иногда государственным мужьям приходилось совершать кратковременные выезды, немного развлекавшие их и вносившие разнообразие в их размеренную жизнь.

Марцелл был терпелив, его терпение питалось надеждами на скорое исполнение самых сокровенных желаний.

Наконец этот день настал. Летиция сообщила Марцеллу, что ее муж собирается в провинцию на два дня, и в один из них она сможет уделить внимание поклоннику ее прелестей.

Все детали были уточнены, оставалось только ждать.

Нет нужды говорить, какими долгими были минуты до момента долгожданной встречи. Марцелл договорился, что Летиция появится в его доме с наступлением темноты и он сам встретит ее на пороге.

Жена сенатора Антония сильно рисковала, поскольку ее приключение могло быть легко раскрыто с помощью любопытных слуг, однако она решилась уладить все трудности на этом пути.

Наступил вечер долгожданного дня. Марцелл был сам не свой и поминутно выглядывал в раскрытое окно. Он сделал все необходимые приготовления и надеялся на полный успех.

Уже темнело. Марцелл нервничал все больше. Неприятные мысли так и лезли в его голову, и он никак не мог с ними справиться.

Время шло, а Летиции все не было. Сенатор пытался примириться с мыслью, что возможен и нежелательный исход задуманного.

И тут в дверь дома тихонько постучали. Сердце Марцелла запрыгало от радости. Он торопливо приоткрыл дверь настолько, чтобы впустить в дом закутанную в одежды женщину.

Это была вожделенная Летиция. Сенатор поприветствовал ее и пригласил пройти в покои. Выглянув на улицу, он не заметил ничего подозрительного и тщательно запер двери.

Летиция ждала, пока он выполнит все эти необходимые формальности.

Марцелл показал жестом, что просит ее пройти вперед. Нужных слов у него пока не нашлось. Наконец он обрел дар речи и непривычно хриплым голосом произнес:

– Мой дом сегодня принадлежит несравненной Летиции.

Дама улыбнулась и игриво взглянула на Марцелла.

– Почему только сегодня?

Сердце сенатора заходило ходуном. Он стал прикидывать, как вести себя дальше. Природная стеснительность не позволяла ему начать свидание с любовных утех, поэтому он предложил предмету его страсти обойти и осмотреть его дом.

Летиция с удовольствием ознакомилась с каждой комнатой, внимательно осмотрела все, что Марцелл считал произведениями искусства, и не скрывала удовольствия от увиденного.

Затем сенатор пригласил даму на ужин. Трапеза была довольно поздней, но Марцелл думал не о том. Минута, о которой он так давно мечтал, была близка.

Сенатор ушел в другую комнату и вернулся через некоторое время, держа в руках ту самую драгоценность, которую приготовил в подарок Летиции.

– Позволь, о несравненная Летиция, преподнести тебе в дар этот медальон. Он принадлежал сильным мира сего, теперь будет принадлежать тебе.

Летиция с благоговением приняла подарок из рук Марцелла.

– О, какая замечательная вещь! Здесь изображен лев, готовящийся к прыжку. Что это означает?

Марцелл смутился. До сих пор он не задумывался над тем, что означает этот рисунок и все остальные неразгаданные знаки.

– Сие означает, что моя любовь к несравненной Летиции собирается укрыть ее от бед и невзгод.

Это было единственным, что пришло в голову сенатору.

Летиция прижалась к нему, произнося слова благодарности.

– Благодарю тебя, о любезный Марцелл.

Сенатор почувствовал, что наступила долгожданная минута.

Летиция любовалась подаренной вещицей, а Марцелл любовался ею и блаженно улыбался.

Затем он как можно ласковей прикоснулся рукою к ее талии. Его губы приблизились к ее губам, и она ответила.

Марцелл обнял Летицию и стал жадно осыпать поцелуями ее лицо и шею. Летиция чувственно застонала и, высвободив руку, положила на стол, который служил парочке для ужина, принадлежавший ей отныне медальон.

Марцелл оторвался от Летиции, привстал, сопровождаемый ее удивленным взглядом, и смел со стола опустошенные за ужином блюда прямо на пол. Приглушенно звякая, посуда падала на ковры, а ее содержимое вываливалось на толстый ворс.

Марцелл уже не обращал на это внимания. Он опрокинул Летицию на стол и задрал одежды, прикрывавшие ее восхитительное тело.

Его взору предстали пышные формы с небольшим избытком жирка на бедрах и животе. Это было именно то, что нравилось Марцеллу в женщинах.

Он стал поднимать одежду еще выше, пока его взору не явились пышные груди, которые тут же осели немного в стороны, не поддерживаемые одеждой.

Марцелл застонал от сладострастия. Он держал в руках тело, которого жаждал так давно.

Словно спохватившись, Марцелл распахнул складки своих одежд, обнажив напрягшуюся плоть. Приподняв пухлые бедра женщины и обхватив их руками, он прильнул губами к мягкому животу и принялся обцеловывать его со всех сторон, медленно продвигаясь вниз, где его ожидала раскрывшаяся плоть, источавшая немного резкий, но такой вожделенный запах.

Не в силах более сдерживаться, Марцелл выпрямился и навалился на женщину всем телом, входя в нее медленно и не без затруднений.

Летиция напряглась, испытывая болезненные ощущения, но, поддаваясь равномерным толчкам, расслабилась, позволяя мужскому естеству входить в нее все глубже и глубже.

Марцелл почувствовал соприкосновение двух промежностей. Его толчки становились все настойчивей, тело женщины послушно подавалось назад при каждом движении…

Марцелл излился в чрево Летиции, испытывая легкое головокружение и внезапную опустошенность. Он буквально упал на нее, почувствовав холодеющую влагу в низу живота.

Летиция медленно шевельнулась, пытаясь высвободиться из-под тела удовлетворенного сенатора. Тот тяжело привстал и отодвинулся в сторону. Женщина оправила одежды, скрыв под ними возбуждающие формы, и нагнулась над Марцеллом.

– Мне пора, – сообщила она. – Прошу выпустить меня.

Марцелл глубоко вдохнул. Ему явно не хватало воздуха. Сенатор долго и тяжело дышал, затем поднялся с места.

– Прекраснейшая Летиция покидает меня?

Жена Антония смущенно улыбнулась.

– Лучше вернуться домой пораньше, чтобы домашние ничего не заподозрили.

– Почтит ли Летиция мой дом своим вниманием в следующий раз?

– Конечно, только не могу сказать, когда это произойдет.

Держась рукой за грудь, Марцелл проводил женщину до дверей, не забыв проверить, взяла ли она с собой подаренный медальон.

Сенатор откинул все задвижки, выглянул на улицу и выпустил женщину в темноту.

Летиция настояла на том, что доберется до своего дома сама, чтобы случайно не выдать себя и своего любовника.

Марцелл не стал настаивать. Силы покинули его после любовной утехи, и он чувствовал себя неважно.

Летиция торопливо шла по темной улочке, спеша как можно быстрее попасть домой. Она не заметила, как от стены одного из домов отделились две тени и последовали за нею.

Летиция услышала шорох позади себя и прибавила шаг.

Преследователи настигали ее. Летиция уже бежала по улице, стараясь уйти как можно дальше. Кричать она боялась. Тайна нынешней ночи предостерегала ее от поспешных действий. Летиция надеялась, что сможет уйти от погони, спрятаться где-нибудь, добраться до дома.

Они настигли ее недалеко от того места, где находился дом сенатора Антония.

– Подожди, красавица, куда же ты так спешишь?

– У нас к тебе дело, может, поговорим?

Летиция молчала, боясь произнести хоть слово.

– Правильно делаешь, что молчишь. Ни к чему кричать в такой поздний час.

– А ну, покажи, что у тебя есть?

Летиция жалобно застонала, умоляющими глазами глядя на разбойников.

– Тихо, тихо, стражников здесь все равно нет. Никто и не услышит. А попробуешь кричать, тебе будет худо.

Один из злоумышленников стал обшаривать одежды Летиции.

– А это что? Ну-ка, посмотрим!

Он извлек медальон с изображением льва, готовящегося к прыжку.

– Какая вещица. Золотая, наверное.

– Дай взглянуть! Смотри-ка, не каждую ночь встретишь на улице такую красавицу, тем паче с золотом. Может, у тебя еще что-нибудь найдется?

Летиция замотала головой, пытаясь внушить злодеям, что больше у нее ничего нет.

Один из разбойников прислушался.

– Что там? – спросил другой.

– По-моему, стражники…

Летиция замерла. Быть может, ей удастся спастись?

– Идем скорее, – заторопил первый.

– Сейчас, сейчас, ты иди, я следом, так будет лучше, – прошептал его товарищ, вынимая длинный нож из складок плаща.

Летиция даже не успела закричать, когда острое лезвие вонзилось в левый бок ее пышного тела. Она захрипела и сползла по стене дома прямо на землю, безуспешно пытаясь вдохнуть воздух. Ее безжизненная рука упала с кровоточащей раны, и Летиция затихла.