Текст книги "Вина мнимая и настоящая. Как научиться жить в мире с собой"

Страхи «хороших девочек»

Некоторые люди бывают избирательно уязвимы – например, кто-то не переносит, когда его упрекают в опоздании, а кто-то очень расстраивается, если гость не оценил его кулинарные способности. Такая «избирательность» обыкновенно связана с тем, какие требования выдвигали им значимые взрослые в детстве и юности.

«Например, молодая 27-летняя женщина, очень душевный и тонко чувствующий человек, панически боится услышать упрек в том, что она плохая жена (не умеет готовить, шить, убираться и т. д.), даже если это замечание выскажут люди, чье мнение для нее не слишком важно. Если же она слышит такие слова от близких, ее буквально захлестывают эмоции: «На меня накатывает тошнота. Я как будто разом перестаю быть взрослой, чувствую себя маленькой никчемной девочкой, которая должна срочно все исправить».

Женщина признает, что это чувство возникает вне зависимости от того, обоснованы ли эти упреки. Или имеют ли упрекающие право на свои безапелляционные заявления: «Моя старшая сестра вообще никогда не была в моем доме, но ее убежденность в том, что я, конечно, не способна хорошо вести хозяйство, меня очень задевает. Хочется с ней спорить, убеждать ее в обратном».

При более подробном анализе выясняется, что женщина воспитывалась строгими родителями. Чтобы заслужить похвалу мамы и папы, она должна была быть «хорошей девочкой», а «хорошие девочки» – это те, которые хорошо учатся, хорошо делают домашние дела, всегда готовы помочь взрослым и так далее. При этом сестру, которая была старше ее на пять лет, родители воспитывали и контролировали с меньшим энтузиазмом. «Мне кажется, родители после моего рождения стали более строгими. Видимо, им казалось, что они запустили старшую дочь, на мне они решили исправить свои ошибки».

Девочка пыталась соответствовать ожиданиям взрослых, но получалось это, конечно, далеко не всегда, что послужило основой для базовой неуверенности в том, что такая, какая есть, она не ценна.

Когда девочка выросла, желание быть «хорошей дочкой» преобразовалось в желание быть «хорошей женой». Женщина словно не замечает, что ее мастерство в ведении домашнего хозяйства уже давно достигло верхней планки. «Я как будто не верю себе, – сокрушается она. – Не уверена в том, что могу правильно оценивать себя. Хотя объективно я же вижу, что многие мои подруги не тратят столько сил и времени, у них все намного проще, но они как-то не «заморачиваются». Даже когда меня хвалит муж, я думаю, что он просто непривередлив».

Такую невротическую вину невозможно «напоить» – даже искренние похвалы не убеждают таких людей либо успокаивают лишь ненадолго, до следующего всплеска неуверенности.

Но в одну из встреч женщина рассказала о другой вине, которая в корне отличалась от первой. Как-то раз она случайно выбросила очень дорогой для мужа предмет. Этот предмет не имел денежной ценности, но был связан с важным для него человеком. Огорчение мужа было так велико и так ее расстроило, что она почувствовала себя глубоко виноватой. Одновременно она была удивлена, что муж не упрекает ее в случившемся.

«Я вдруг поняла, что он любит меня такой, какая я есть, – призналась она. – И чувство вины было сильным, но как бы очищенным от страха… Я чувствовала [к мужу] сильную любовь. И странно, совсем не хотела от этой вины срочно освободиться. На самом деле я даже не думала о себе. Я хотела только его утешить, сделать для него что-то хорошее».

Мы видим, что две эти вины – совершенно разные. Во время работы с женщиной мы постепенно разделили, расставили по местам ее желание делать что-то доброе для другого и стремление быть любимой. Когда она поняла, что истинное чувство вины появляется, когда нанесен объективный ущерб, а большинство ее мучений касаются только неуверенности в своей ценности, – приступы тревоги и вины стали переноситься заметно легче, а наша работа стала более прицельной.

Как выяснилось, чувство вины было прикрытием для других проблем. Мы начали работу с ощущением самоценности – безусловной ценности собственного бытия, собственной жизни. Для того чтобы приобрести это чувство, женщине нужно было осознать, что для нее действительно важно в жизни, и научиться правильно оценивать свои поступки. А еще ей требовалось принять поддержку тех близких ей людей, которые любили эту женщину безусловно. Наша работа завершилась заметным прогрессом.

Смирение «половой тряпки»

Бывает и так, что человек признает вину, ощущая себя ничтожным и жалким, но не сопротивляется ей, а находит в этих ощущениях своеобразное удовольствие. Почему так происходит?

В проповеди-эссе иеромонаха Макария (Маркиша) выведен образ половой тряпки, которая лежит у входа в дом. Она получает удовольствие от того, что избавлена от необходимости самосовершенствоваться, от того, что вся ее духовная жизнь сведена к самоуничижению:

«Лежит у меня на пороге кельи половая тряпка. Я с ней в мире? Абсолютно. Я на нее гневаюсь? Никогда. Голос повышаю? Да ни в жизнь. И в голову ровно ничего на ее счет не беру. Пройду по ней, вытру ноги аккуратненько, пяткой расправлю, и весь с ней разговор. Она, может, и пискнет иной раз что-нибудь, тряпочка моя, о чем-то меня попросит, пожалуется, всплакнет, – а я ее каблуком приложу покрепче: пускай смиряется, это для нее как раз, лучшего не придумаешь. Такие вот у меня с ней прекрасные православные отношения.

Ну, бывает, конечно, что тряпка совсем потеряет вид, затаскается, уже и видеть ее противно, и посторонним людям стыдно об нее ноги вытирать. Тогда ладно, брошу ее в ведро, прополосну – и вот она у меня снова чистая. А если уж, так и быть, повешу ее просушить на южном солнышке да на морском ветерке – тут уже радость до небес и слезы счастья: «Подумать только, и мне, простой тряпке, – такая высокая честь…» Ну, подсохнет, и снова на место. А как обветшает – скажу: «Хорошая была тряпка, умерла на послушании!», швырну на помойку, а себе новую тряпку найду, и дело с концом»[18]18
  Иеромонах Макарий. Половая тряпка. Проповедь в Неделю Православия [Электронный ресурс] // Священник отвечает: [сайт]. URL: http://convent.mrezha.ru/_text/rag.htm (дата обращения: 10.05.2017).


[Закрыть].

Когда я принимаю свою жалкость, когда мне больше некуда падать, наступает определенность, и тревога уходит: мне уже не нужно ничего предпринимать, не нужно бороться за свое Я.

Раздавленный виновностью, или Чем недовольна мама: второй тип невротической вины

«В нашей культуре считается более благородным бояться Бога, чем бояться людей, или, на нерелигиозном языке, воздерживаться от чего-либо по велению совести, а не из страха быть пойманным, – писала известный психолог  Карен Хорни[19]19
  Карен Хорни (1885–1952) – американский психолог. Исследовала значение влияния окружающей социальной среды на формирование личности. Основу мотивации человека она усматривала в чувстве беспокойства, которое заставляет его стремиться к безопасности и в котором заключена потребность в самореализации. Некоторые ее работы: «Невротическая личность нашего времени» (1937), «Наши внутренние конфликты» (1945), «Невроз и рост личности» (1950).


[Закрыть]. – Многие мужчины, которые говорят о сохранении верности на основе велений совести, в действительности просто боятся своих жен. Вследствие высочайшей тревожности при неврозах невротик чаще, чем здоровый человек, склонен прикрывать свою тревожность чувством вины»[20]20
  Хорни К. Невротическая личность нашего времени [Электронный ресурс] // Самопознание и саморазвитие. Психологическая библиотека Киевского фонда содействия развитию психической культуры: [сайт]. URL: http://www.psylib.org.ua/books/hornk02/index.htm (дата обращения: 10.05.2017).


[Закрыть].

Общество контролирует своих членов с помощью порицания и поощрения. C детства нам объясняют, «что такое хорошо и что такое плохо», указывают, как надо себя вести, чтобы заслужить похвалу и избежать наказания. Именно на этой почве «вырастает» та невротическая вина, о которой мы уже говорили в предыдущих главах.

Когда маленький или взрослый человек нарушает какую-то норму, он чувствует опасность лишиться любви и со всей остротой желает как можно скорее избавиться от этой тревоги любыми способами. Комплекс таких переживаний обычно принимают за вину, в то время как человек всего лишь стремится вернуться в «тихую гавань» принятия и любви.

Вспомним пример женщины, для которой было критически важно сначала быть хорошей девочкой, а затем – хорошей женой. Чувство вины появлялось, когда ее упрекали в том, что она не соответствует принятым окружающими критериям «хорошести».

Но родители (и общество в целом) воспитывают ребенка не только с помощью порицания за плохие поступки и поощрения за хорошие. Есть и более тонкие методы воздействия. Например, фраза «Как тебе не совестно?» адресована вовсе не к страху ребенка, а к его представлениям о самом себе и своем месте среди людей.

Большинство современных родителей, к счастью, учат ребенка не только бояться наказания, но и думать над смыслом своих поступков, брать на себя осознанную ответственность за сделанное. Однако далеко не всегда взрослые понимают, достаточно ли созрело в нем представление о мире и о самом себе. Это незнание оборачивается тем, что родители торопят ребенка, требуя от него постижения того, чего он в силу возраста не способен понять. В конечном итоге они добиваются не понимания и переживания, а их имитации.

Например, мама может сутками не разговаривать с семилетним сыном, пока он не признает свою вину и не попросит прощения, даже если он искренне не понимает, в чем виноват. Эмоции, которые испытывает в это время мальчик, очень далеки от внутренней работы усовестившегося человека, – он не знает, что происходит, сбит с толку, растерян и подавлен. Все, что он может понять в этой ситуации: мама его сейчас не принимает, и нужно признать вину за собой, чтобы снова стать принятым и любимым.

«Однажды я услышала монолог одной мамы, которая держала на руках малыша всего-то лет полутора от роду и очень серьезно выговаривала ему, что он не уважает ни ее, ни тетю Галю и что пора бы уже ему стать взрослым и ответственным. Малыш молчал, понимая, что мама чем-то недовольна, но явно не понимал, чем именно.

В силу возраста он, конечно, еще не способен имитировать свои переживания. Но если мама не изменит тактику воспитания, малыш научиться этому позже.

Завышенные требования – прямой путь к невротической вине. Если маленький ребенок будет чувствовать только страх и начнет убегать, прятаться, оправдываться, отбиваться от обвинений, то повзрослевший научится защищать себя более сложным путем – он станет признавать свою вину, а позже еще и «заставлять» себя испытывать ее в любых сомнительных ситуациях, потому что, только чувствуя вину, можно быть уверенным, что ты хороший и тебя не осудят.

Замечательно, если у ребенка есть природный иммунитет против неосмотрительных воспитательных мер. Но если малыш чувствительный, впечатлительный, ранимый, то до появления невроза ему рукой подать.

Итак, когда демонстрация вины и взятая на себя ответственность становятся способами избежать немилости, отвержения со стороны окружающих, человек начинает использовать их в качестве защиты. В этом случае он может верить, что рискует одобрением окружающих, если не будет показывать им, какой он ответственный. И почувствует себя более защищенным, имитируя чувство вины.

При этом он обычно не только копирует, но и искренне стремится пережить подлинную вину. Даже если он на самом деле совершает грех, то боится иной раз не его последствий, а того, что ничего не испытает после его совершения.

Такой человек испытывает внутреннюю стянутость, подавленность, иногда даже раздавленность взятой на себя ответственностью. Как если бы пытался натянуть на себя одежду не по размеру или с натужной сосредоточенностью плохого актера старался бы изобразить на сцене то, что никогда не переживал. Иногда говорят: «Я чувствую вину за то, что не чувствую вины», однако это утверждение не совсем верно, правильнее было бы сказать: «Мне тревожно из-за того, что я не чувствую вины».

Пожалуй, ни в чем другом не выражается этот тип невротической вины так ярко, как в религиозной жизни. Например, от этого недуга страдал Николай Гоголь. Его духовник, ржевский священник Матфей Константиновский, считал, что причина бед его чада – сама писательская деятельность, сплошной грех, а не куда более реальные душевные проблемы писателя.

««Книга твоя должна произвести вредное действие и ты дашь за нее ответ Богу», «Отрекись от Пушкина, он был грешник и язычник» – такими фразами были наполнены письма отца Матфея.

В более легкой форме эту невротическую вину переживают многие православные христиане. Они не испытывают прилива благодати во время богослужения, не плачут во время исповеди, не испытывают особенных эмоций при виде инвалидов или бомжей, и эта «бесчувственность» их угнетает.

Но опасность заключается еще и в том, что, сосредоточившись на имитации, человек, особенно молодой, теряет возможность осознать, выстрадать свои собственные ценности. Эта ситуация его мучает, заставляя сопротивляться навязанным нормам, даже если они исключительно правильные. Это может приводить к совершению греха даже там, где ожидать его было невозможно.

«Неожиданный» грех

В православной культуре тема греховности и виновности выражена с особой силой, поэтому невротическое чувство вины в наших краях – дело обычное. Сегодня в церковной среде то и дело встречается нарочитая хмурость и самоедство, а о своей греховности люди часто говорят постоянно и во всеуслышание. Иной раз кажется, что многие из них даже гордятся своей неутихающей виновностью, принимая ее за святость.

Точно так же, как и дети, очень многие взрослые люди (и таких немало в церковной ограде), боясь лишиться любви и быть отвергнутыми, испытывают мучительное желание скорее исправить ситуацию, и это переживание они принимают за вину. Но иногда ситуация усложняется тем, что они пытаются искусственно «раскрутить» в себе переживание своей виновности и «плохости». Эти два самообмана, две формы невротической вины, могут встречаться отдельно, независимо друг от друга, или вместе, в связке.

Самообман истощает наши силы, поскольку имитировать жизнь намного сложнее, чем жить честно. Подспудно мы накапливаем напряжение и раздражение, поскольку ощущаем себя униженными необходимостью лгать. Раздражение до поры до времени может направляться на себя, и в этом нет ничего хорошего, но рано или поздно оно неизбежно выплеснется в грехе, совершенном как бы назло: себе, культуре, родителям, обществу, навязавшими «тиранящие» человека моральные нормы. Многие знают, как порой жестоко обращаются пресловутые «бабушки» в храмах со случайно зашедшими «новичками». К сожалению, осуждение другого часто становится «легальным» способом выплеснуть свое раздражение.

Но иногда напряжение может «вырваться» наружу совершенно неожиданным образом.

«Жила-была православная девушка. Строгие родители воспитывали ее по высокому нравственному образцу, она была очень «правильной», совестливой и при этом ранимой, неуверенной в себе, зависимой от мнения других людей, склонной скорее соглашаться с авторитетами, чем противоречить им, постоянно сомневающейся в оценке своих поступков.

Конечно же, она соблюдала седьмую заповедь, берегла себя до брака, не вступая в случайные связи. Но однажды подружилась с компанией веселых молодых парней и девушек, среди которых были распространены отношения и занятия самого разного рода. Девушке было хорошо с новыми друзьями, несмотря на то, что она не одобряла их чрезмерную раскрепощенность. В скором времени у нее появилось множество поклонников, поскольку она была красива, умна и обаятельна. Тем не менее наша героиня была верна принципам, воспитанным в ней родителями, хотя иногда это было совсем непросто. Она хотела, чтобы ее первым мужчиной стал любимый человек, муж.

И вдруг что-то произошло… девушка неожиданно для себя самой вступила в близкие отношения с молодым человеком, которого она вовсе не любила, более того, не испытывала к нему никакого влечения. После осознания своего поступка она пережила настоящий ужас. Зачем она так поступила?! Наша героиня не могла понять саму себя. Ведь и в момент близости, и после нее она знала, что совершенно этого не хотела!

Но навязанные нормы под воздействием искушений, в конце концов, дали сбой, потому что они не могут слишком долго и устойчиво держать человека в рамках, и на первый план вышло отчаянное сопротивление, вызванное желанием услышать саму себя, свою собственную совесть. Как это часто бывает, сопротивление вырвалось наружу с перехлестом – там, где не ждали. Было бы, наверное, более закономерно, если бы это были отношения с человеком, ей симпатичным, – тогда мы бы сказали, что девушка просто не выдержала искушения.

Однако она сделала то, чего не только не хотела, но что категорически выходило за рамки ее представлений о себе. Она совершила, по ее убеждению, куда более серьезный грех. Но, как ни странно, именно такой поступок, по ее ощущениям, мог ее освободить. Она поступила радикально, пытаясь одним махом разрубить гордиев узел навязанных норм.

Этот поступок, в котором она раскаивалась еще долго, действительно отрезвил нашу героиню. Подлинная вина (которую она переживала как вину перед собой и перед Богом) потрясла ее, но одновременно принесла облегчение. Девушка, наконец, «почувствовала себя» – ведь теперь она, во всяком случае, точно знала, чего она не хочет, что точно не является ее ценностью. До этого наша героиня жила внешними нормами, внешними представлениями о том, что такое хорошо, а что такое плохо, навязанной виной, не решаясь их переступить только потому, что боялась осуждения (сначала родителей, а затем и своего собственного). Через острое понимание того, что телесная связь с нелюбимым человеком точно не является ее ценностью, она осознала и то, что решение отказаться от свободных отношений до брака тоже является для нее не навязанным, а внутренним, своим. А затем и некоторые другие ее представления о себе встали постепенно на свои места.

Конечно, примеру этой девушки невозможно подражать, ведь ее грех все равно остается грехом, на месте раны остается шрам, даже если потрясение, связанное с ней, очищает душу.

«Я никому ничего не должен»

Есть люди, которые сопротивляются любым нормам и любой навязанной вине. Они всеми возможными способами защищают свою полную невиновность, в том числе игнорируя зов собственной совести, принимая его за чуждый, идущий снаружи.

В крайних случаях такие люди пытаются построить мир без нравственности, защищая свое право на полную свободу.

«Надо бы совсем уничтожить… угрызения совести! Верьте мне, друзья мои: угрызения совести учат грызть»[21]21
  Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого [Электронный ресурс] // Фридрих Ницше: [сайт]. URL: http:// nietzsche.ru/works/main-works/zaratustra/runkovich/ (дата обращения: 10.05.2017).


[Закрыть], — писал немецкий философ Фридрих Ницше, как бы выражая мысли всех борцов с навязанной виной. «Я никому ничего не должен» – часто ли вы слышали такую установку? При всей ее нереалистичности она нередко отражает желание человека достучаться до самого себя, показывая, насколько серьезна для него проблема свободы.

Но судьба гениального Ницше очень печальна. К сожалению, бескомпромиссные борцы за свободу теряют не меньше, а то и больше, чем те, кто живет навязанными нормами. В конечном счете, они тоже обманываются. Со временем они совершенно опустошают себя, не понимая, что в борьбе за правду заглушают голос внутреннего человека, а значит, отказываются от самих себя. Они приходят вовсе не туда, куда стремились. Девушка, о которой мы рассказали, вовремя остановилась, почувствовав настоящую вину, но кто-то на ее месте подавил бы и это чувство и вопреки себе продолжал делать то, что его как будто бы должно освободить.

Итак, мы можем защищаться от возможного неприятия, отвержения со стороны людей, «подстраиваясь» под моральные нормы, но в глубине души всегда ощущаем свою нечестность, втихую или в открытую защищаясь от навязанных переживаний. Стремясь к такой двойной защите, мы сосредоточиваемся только на ней, а не на своих истинных ценностях. Подлинная вина, даже если она появляется у нас, отвергается «за компанию»: мы выплескиваем ребенка вместе с водой. Человек не ощущает и не слышит себя, он рассогласован с собой и несчастен.

Чтобы разрешить такого рода проблемы, нужна долгая работа. Самое важное в ней – прояснить для себя собственные ценности, понять, что для нас важно на самом деле, ради чего мы готовы умереть. Их осознание, как ничто другое, поможет ощутить опору под ногами и набраться мужества для встречи с тревогой. Конечно, такие изыскания лучше вести не в одиночку. Можно и нужно искать поддержки у мудрых помощников.

О правильных и неправильных наказаниях детей

Как же быть родителю, который хочет воспитать ребенка хорошим человеком, способным нести ответственность, сострадать, помогать ближнему? Как учить малыша понимать и исправлять свои ошибки или грехи, не доводя его до невроза? Чем помочь в формировании собственных ценностей?

Для начала важно, чтобы требования родителей касались чего-то конкретного и понятного (убрать игрушки, выучить уроки), а не абстрактного и неведомого («Когда ты, наконец, станешь ответственным человеком?», «У тебя нет совести!», «Ты что, не понимаешь, что ты сделал?» и т. п.), тем более если мы не даем объяснений, доступных ребенку. Иначе он, как мы уже говорили, ничего не понимая и при этом тревожась, будет бояться на всякий случай всего, «натягивать» на себя как можно больше, при этом так и не осознав, что именно требуется от него на самом деле. Понимание того, почему требуется именно это, тоже для него важно.

Разговор о воспитании приводит нас к проблеме наказания. Что это такое, настоящее наказание, и нужно ли оно?

Некоторые психологи сомневаются, что наказание полезно, что оно может вызывать у ребенка чувство здоровой вины. Ведь наказание ориентировано на принуждение, а значит, вина как выражение доброй воли человека в этом случае невозможна. Но, на мой взгляд, обсуждая эту тему, мы как-то забываем о том, что такое наказание.

Слово «наказание» имеет корень «наказ». Значение этого слова – вовсе не «возмездие» или «отмщение», но наставление, вразумление, направление. Я предлагаю считать наказанием усилия, которые предпринимает родитель по отношению к ребенку – для того, чтобы ребенок осознал сложившуюся ситуацию, свою роль в ней и само событие как ошибку или грех. Если этого не произошло, наказание можно считать неудавшимся.

Например, десятилетний парень украл у своего друга деньги. Что в таких случаях чаще всего делают родители? Ругают сына, а деньги отдают из своего кармана. Но и с воспитательной точки зрения, и с точки зрения сохранения собственного психологического благополучия это – неверный ход. Обвинения, пустые крики, ругань далеко не всегда помогают подлинному осознанию. Как мы уже говорили, они приводят лишь к тому, что ребенок чувствует себя плохим, недостойным. Это ощущение не добавит ему сил и энтузиазма для исправления ситуации, а если и добавит, то не приведет к подлинному раскаянию и искуплению.

Пытаясь справиться с тревогой, дети постепенно вырабатывают и разные способы защиты от криков и обвинений, если они угрожают ощущению их самоценности. «Опять завела», – думает, например, тринадцатилетний парень, выслушивая очередную порцию обвинений от матери. И родители чувствуют себя беспомощными. «Я же его каждый день ругаю, почему ничего не меняется?» – говорит, например, такая мама. Она уверена, что таким вот образом воспитывает своего ребенка. Будем помнить о том, что, если наш разговор с ребенком не привел его к осознанию случившегося, такой шаг нельзя считать наказанием.

Но как тогда правильно наказывать детей? В первую очередь мы должны объяснять ребенку смысл совершенных или не совершенных им действий на доступном ему уровне.

Например, малыши младше трех лет обычно еще не выделяют себя из окружающего мира и поэтому не чувствуют границ между своими вещами и чужими. И тогда взятая у друга без спроса игрушка не может и не должна называться воровством.

Но если ребенок – уже не малыш и не понимает, что он сделал, уместно и важно называть его проступки своими именами. Начиная с четырех-пяти лет воровство должно быть названо воровством. Если ребенок бросил камень в собаку, задавил беззащитного жука – это насилие, жестокость.

Правильное называние поступка – начало осознания. Но при этом важно не навешивать ярлыки. Если человек своровал, это еще не значит, что он – вор. Если ударил, это еще не означает, что он – мучитель и подлец.

Важно оценить поступок и объяснить, что в нем плохого, побуждая ребенка самому обдумать сделанное, встать на место обиженного. Например: «Ты ударил собаку, собаке больно. Помнишь, как тебе было больно, когда ты ушибся?»; «Ты взяла без спросу игрушку у Тани, она будет по ней скучать. Представь, как бы ты расстроилась, если бы потеряла свою любимую куклу».

Конечно, иногда для того, чтобы доступное ребенку понимание наступило, таких наказаний будет мало. Если ребенок достаточно взрослый, старше семи лет, и он совершил серьезный проступок, а тем более сознательно, не нужно ограничиваться только такими объяснениями.

Самое разумное отношение взрослого к большой провинности – не как к катастрофе, но как к беде, которая случилась из-за ошибки, неопытности, легкомыслия или общей нравственной незрелости. Для ребенка быть неопытным и недостаточно понимающим вполне естественно, но это не значит, что нужно махнуть на него рукой.

Важно, чтобы с вашей помощью он прочувствовал случившееся так же – как беду. Но иногда это удается детям только после осознания дурных последствий своего проступка. Причем последствий не только для обиженного, но и для него самого, а может быть, и для его близких.

Например, если десятилетний мальчик украл деньги у своего друга, его родителям приходится наравне с ним нести ответственность, сталкиваться со стыдом и осуждением. Если же он украл деньги у родителей и потратил их на развлечения, его родным предстоит месяц жить впроголодь. Время, проведенное всей семьей на гречневой каше, надолго запомнится ребенку и предотвратит воровство в будущем. Ведь дети могут попросту не понимать цену денег, они не видят, каким трудом те достаются, как и на что тратятся.

Психолог Людмила Петрановская рассказывает об одном из приемов, который помогает младшим школьникам, склонным к травле одноклассников, задуматься над своим поведением. Прием этот можно использовать, читая какую-нибудь сказку, например про «Гадкого утенка». Взрослым важно не только вызвать у ребенка сострадание к утенку, но вместе с ним обсуждать и судьбу нападающих на него: «Напомнив детям тот отрывок, в котором описана травля, можно сказать примерно следующее: „Обычно, читая эту сказку, мы думаем о главном герое, об утенке. Нам его жаль, мы за него переживаем. Но сейчас я хочу, чтобы мы подумали о вот этих курах и утках. С утенком-то все потом будет хорошо, он улетит с лебедями. А они? Они так и останутся тупыми и злыми, неспособными ни сочувствовать, ни летать. Когда в классе возникает похожая ситуация, каждому приходится определиться: кто он-то в этой истории. Среди вас есть желающие быть тупыми злобными курами? Каков ваш выбор?“»[22]22
  Петрановская Л. В. Травля [Электронный ресурс] // Православие и Мир: [сайт]. URL: http://www.pravmir.ru/travlya-1 (дата обращения: 10.05.2017).


[Закрыть].

Таким образом ребенок сможет осмыслить происходящее как нечто такое, что касается лично его, а не только другого человека.

Если он уже достаточно взрослый, а провинность серьезная, нужно поставить его в такие условия, чтобы ему пришлось самому исправлять ситуацию. И роль наказания может выполнить искупление. Ведь часто бывает, что, только взявшись за исправление содеянного, мы осознаем, что натворили, и даем себе обещание впредь так не поступать. То же самое можно сказать о ребенке: нередко он начинает раскаиваться в совершенном только тогда, когда несет ответственность за свои проступки. Нести ответственность вовсе не означает терпеть упреки, весь смысл – в исправлении ситуации.

Очень важно, чтобы ребенок отвечал за свой проступок адресно. Вот пример неверного решения: родители возмещают украденные деньги пострадавшей семье, а затем наказывают ребенка, лишая его компьютерных игр. Будет лучше, если парень вернет деньги сам. В каких-то ситуациях это можно сделать вместе. Ребенок должен чувствовать, что вы на его стороне, вы поможете ему, но не станете делать что-то за него.

Но любое наказание имеет смысл только тогда, когда совершенное ребенком – действительно проступок. Конечно, прежде чем наказывать его, нужно разобраться, что произошло. Ведь иногда шаг, который кажется нам ужасным, на самом деле таковым не является.

Мне очень близок подход немецкого психолога и педагога Кристель Манске[23]23
  Кристель Манске – доктор педагогики, психологии и философии, руководитель созданного ею Института развития функциональных систем мозга (Гамбург). Более 40 лет работает с особенными детьми. Автор ряда статей и книг: «Учение как открытие» (2014), «Каждый ребенок особенный» (2017).


[Закрыть], которая считает, что любые поступки ребенка всегда имеют какой-то смысл для него и в важности этого смысла не нужно сомневаться. Мы должны стремиться раскрыть этот смысл, понять ребенка, прежде чем начинать его воспитывать. К сожалению, очень часто мы наказываем детей не за то, что на самом деле дурно, а за то, что вызывает нашу тревогу. Наказание, таким образом, становится выражением нашего страха.

Приведу самые простые примеры. Восьмилетний мальчик подрался, защищая друга или более слабого товарища, а дома его наказывают, чтобы он больше «не лез на рожон». Одиннадцатилетняя девочка прячет остатки обеда в карман и тайком кормит бездомных собак, хотя родители запрещают ей к ним даже подходить, ведь «они грязные и злые, смотри покусают».

Конечно, дети должны помнить о том, что они дороги своим родителям, и поэтому им не стоит безрассудно рисковать. Но, глядя на некоторых родителей, невольно думаешь, что в своих попытках уберечь ребенка от опасностей они попросту отнимают у него жизнь.

И еще один важный момент. Иногда за некрасивыми поступками ребенка стоят психологические проблемы, в которых очень важно разобраться. Эти проблемы вызывают какие-то сложные ситуации, например конфликт с учителем или одноклассниками. Или они могут быть связаны с неизбежными возрастными кризисами: первого года, трех, семи лет и, конечно же, подростковым кризисом, который, по мнению психологов, начинается сегодня уже с восьми-девяти лет. Бывает, что трудности ребенка связаны с какими-то непосильными для него переживаниями.

В то же время, как мы все хорошо знаем, большинство психологических проблем детей берет начало в семье, в отношениях с родителями, между родителями и т. д. Например, наказывать за грубость бессмысленно и нечестно, если ребенок видит, что папа или мама обходятся друг с другом таким же образом. Мы, конечно, должны показывать хороший пример нашим детям.

К сожалению, в этой книге мы не сможем разобрать тему отношений детей и родителей подробно, поэтому я с радостью отсылаю всех заинтересованных к замечательным, тонким и умным книгам. Их очень много, перечислю только те, что очень дороги мне: «как любить ребенка» Януша Корчака; «Каждый ребенок особенный. Иллюзия дефекта» Петра  Коломейцева и Кристель Манске; «Общаться с ребенком. Как?», «Продолжаем общаться с ребенком. Так?», «Самая важная книга для родителей» Юлии Гиппенрейтер.