Текст книги "Зона Топь"

Туровская Марина
Зона Топь

Каждый день мы изменяем Природу, и каждый миг она изменяет нас.

Часть первая

Половина восьмого утра. Синяя морозная прозрачность за окном. Рассвет в минус двадцать семь. Под двумя одеялами так тепло, так тепло. Рядом сопит Кирилл. В своей комнате спит сын Данила.

Как же хорошо, когда дома все хорошо…

На тумбочке зазвонил телефон. Пришлось высунуть руку в холодный воздух.

– Алло, – обреченно вздохнула я в трубку.

– Дети, в школу собирайтесь, петушок давно пропел, – хрипло сообщил братец.

При мысли, что придется вставать и топать по вымерзшему за ночь дому, захотелось натянуть одеяло на голову и не шевелиться до апреля. Но от брата под одеялом не спрячешься.

– Кукареку, Толик. Ты уже встал или сначала решил заморозить мне настроение?

– Маня, – Толик откашлялся, – я уже в магазине. Хмырь, что живет за кемпингом, в особняке, замерз. Позвонил в шесть утра, попросил «за ради Бога» пять штук обогревателей. У него ребенок маленький, я и встал.

– Гуманист. От меня что надо?

Лежащий рядом Кирилл проворчал что-то насчет нашего с братом трудоголизма. Я плотнее закуталась в одеяло и слушала Толика.

– Машка, обогревателей осталось десять штук, автомобильных аккумуляторов пять, а электропледов и грелок для ног по две штуки.

Мой внутренний оранжевый голос, отвечающий за финансовые операции и сохранение здравого смысла, завопил: «Подъем! Кассовый аппарат зовет!»

– Встаю, – мрачно сказала я.

– Кстати, печь я затопил, так что скоро и до второго этажа тепло дойдет.

– Спасибо, Толик! Вот за это мое тебе искреннее сестринское спасибо!

– Да ладно тебе, говорунья.

Я положила трубку и высунула ногу из-под одеяла. Нога оказалась в шерстяном носке. О! Я все-таки люблю себя.

«А наплюй на все. Верни ногу в теплое гнездышко, протяни руку и достань из тумбочки початую бутылку сладкого ликера. Пусть магазин подождет», – загундел болотный голос, отвечающий за мои удовольствия и лень. У меня еще есть внутренний голубенький голосок – сентиментальный, интуитивный, жалостливый, но он самый тихий и выступает реже других.

Здравый оранжевый голос напомнил о некоторых подвижках в моем организме, при которых пить ничего крепче кваса не рекомендуется, и сначала правая, а затем и левая ноги нащупали на полу тапочки-арбузики, зелено-полосатые, с красными ушками.

Встав, я нагнулась к Кириллу и поцеловала в плечо. Кирилл прогудел: «Не тормоши, я еще сплю» – и плотнее укутался в одеяло.

На туалет-ванную-завтрак ушел час, и я с чистой совестью, что никого не разбужу в девять утра, начала обзванивать поставщиков.

Усевшись за кухонным столом на первом этаже, я посматривала на синий рассвет за окном, подсвеченный фонарем, на сосны и заснеженные деревья. На улице, в прямом смысле этого слова, трещал мороз. Я с ужасом представила, что выходить из дома все-таки придется.

Налив пол-литра горячего сладкого чая с тремя дольками лимона, я раскрыла толстенную записную книжку. Пришлось сделать одиннадцать звонков, узнавая наличие нужных товаров на складе.

Как всегда, самые низкие цены оказались не в соседнем Осташкове или в более дальней Твери, а в Москве.

Я могла заказать товар по каталогу, но тогда товар придет только через три-четыре дня, а нам, как всегда в торговле, нужно сейчас и немедленно. Но главное, у меня в последнюю неделю было такое странное состояние, которое я не испытывала уже много месяцев. Скукота!

Торговля в нашем с братом собственном магазине шла хорошо, хотя зима и не сезон для хозяйственного магазина.

Наш хозяйственный магазин не пришлось закрывать, а вот все мелкие магазинчики и торговые палатки «вымерзли», когда температура упала до минус тридцати двух. В этом году в России перекрыты рекорды не по разовым низким температурам, которые бывают каждый год, а по их продолжительности. Поэтому в магазине ежедневный аншлаг отопительных приборов. От керосинок и масляных калориферов до электрогрелок и кварцевых ламп.

На личном фронте тоже тишь да благодать – Кирилл рисовал зимние пейзажи из окна моего теплого дома, иногда помогал по хозяйству и частенько оставался на ночь.

Окончательно ко мне он пока не переехал, отговаривался тем, что после свадьбы еще наживется.

Мой пятилетний сын Данила потихоньку готовился к школе и активно дрессировал ризеншнауцера Ривза.

То есть дома поселилась стабильность, а в магазине провисли заработанные деньги. Значит, появилось время и возможность съездить в столицу, пощупать новый товар и купить всем подарки к нашей с Кириллом свадьбе. Развлечься.

Взвесив «за» и «против», я не стала будить Кирилла и просить поехать со мной. Он вчера весь вечер сидел перед телевизором и грелся двумя одеялами – снаружи и сорокаградусными напитками – внутрь. Короче говоря, не боец. Будет жаловаться весь день, что ему скучно и холодно.

Уже одевшись, я поднялась на второй этаж. В нашей спальне поцеловала сонного Кирилла, в детской – Данилу и черного Ривза.

При выезде из поселка зашла в магазин.

Брат неспешно ходил по торговому залу, сверяя по накладным наличие товара.

– Толик, – я встала перед прилавком. – Не забудь закупить продукты, холодильник пустой. И проследи, чтобы Данила съел суп.

– Какой суп? – Толик сонно посмотрел на меня.

– Который ты сваришь. На Кирилла надежда маленькая. И вообще, Данила не его сын, а мой, и твой племянник, между прочим. Пока будешь суетиться по хозяйству, поставишь моего красавчика за прилавок. Товара все равно мало, справится.

– Машка, заканчивай дурью маяться, – брат кинул бумаги на прилавок. – Давай наймем домохозяйку, на хрен мне по дому с половой тряпкой шариться и у плиты стоять.

– Толя… – Зубы мои свело от недовольства. Терпеть не могу тратить кровные денежки на неоправданные расходы. – Я подумаю.

Сев в машину, я наметила себе маршрут – Митинский радиорынок, китайский ресторан «Шелковый путь» и магазин «Москва» – все четыре этажа.

Длинная полупустая дорога всегда вызывает у меня ощущение будущего приключения. Как подготовка к Новому году и ожидание перемен к лучшему… У некоторых людей ожидания сбываются. Например, у меня. Хотя…

Гоня свой «Лексус» между заснеженных деревьев леса, сквозь деревушки и города, я уговаривала себя угомонить непонятно откуда появившееся чувство тревоги.

У меня в жизни практически все сформировалось. Работа, о которой я мечтала, обожаемый ребенок, отличные родители, хороший дом, братец-умница и красавец-любовник, обреченный через месяц стать мужем. «Благодари Бога и не суетись», – «строил» меня оранжевый голос. И только тонкий червячок – «так хорошо долго не бывает» – точил душу.

И еще я корила себя за то, что решила поставить Кирилла за прилавок. Узнав об этом, все наши местные девицы не поленятся и припрутся в магазин поболтать с ним, попозировать для набросков. И каждая не забудет ему напомнить, что я, его будущая жена, на пять лет старше его, и намекнуть, что я его купила.

Нет, я его не покупала. Он добровольно поддался моей влюбленности.

В прошлом году мы попали в большие передряги, и Кирилл повел себя очень достойно, помогая мне и моей подруге Ане выпутаться из них.

И вообще я ему нравлюсь. Это он мне доказывает почти каждую ночь.

И хватит трястись от ревности.

«Ты же беременна! – напомнил мне мой здравый смысл оранжевого цвета. – Конечно, мужчина может уйти из семьи и от собственного ребенка. Он может уйти от богатой жены…» И тут, как всегда, встрял циничный болотный голосок: «Но чтобы уйти одновременно от богатой жены и от собственного ребенка – такого практически не бывает».

До Москвы по свободной трассе пролетела на час быстрее обычного.

В два часа дня я бодро вошла на территорию Митинского рынка… и выползла оттуда обессиленная в половине седьмого вечера. Пересмотрела и перещупала десятки образцов, пересчитала все варианты скидок, выпила с поставщиками два литра кофе.

И какой, спрашивается, к едрене фене, ресторан «Шелковый путь»? Половину горячей курицы гриль, пол-литра апельсинового сока – и спать. А завтра с утра отдать документы в банк на оплату и днем совершить особый подвиг – то, что я делаю с душевной болью и зубовным скрежетом, – потратить деньги в магазине на себя и родных. И домой, домой.

Моя любимая и единственная близкая подруга Анна живет в Москве, и логично было бы заночевать у нее, но в этом году она впервые в жизни отправилась в заграничное турне по Италии, вместе с мамой и племянником. Так что придется мне перебиваться в гостинице.

Я человек скромный, меня лично от «Пекина» или «Рэдиссон Славянской» тошнит, особенно от тамошних цен, поэтому, вырулив со стоянки Митинского радиорынка, я через полчаса припарковалась во дворе невзрачного дома, который был частной гостиницей. На первом этаже неназойливо заманивал к себе ресторанчик.

* * *

В восемь вечера в его секторе были заняты только два столика. Негусто для субботы. А все морозы. Хотя грех жаловаться – четверо мужчин серьезного вида, сидящие ближе к кухне, пили водки в три раза больше своей привычной нормы, а на водке делается основной навар.

Сделав предварительный расчет в блокноте, Жора увидел поднятую руку за дальним столиком. За ним сидели парень и девушка, сразу честно предупредившие – на этой неделе им исполнилось по двадцати одному году и они официально хотят напиться. Но не в подъезде с друзьями, не на кухне при родителях, а друг с другом в хорошей обстановке, благо возвращаться до дома им пять шагов. Таковой подход к ритуальному действу «упиться в зюзю» вызывал уважение.

Закуску парочка выбрала скромную, без выпендрежа, но вкусную. Девушка пила наравне с парнем, но хмелела медленнее.

Жора, не переставая строго улыбаться, заменил им графин и взглянул на столик Лены, за который только что уселась клиентка. Ничего особенного, среднего росточка, пухленькая, одета неброско, но дорого. Явно пришла поужинать, а не мужика снять. Такие дают чаевых мало, но зато «не кидают».

Проходя мимо нее с тяжелым подносом, Жорик обратил внимание на телефон. Очень дорогой. Не телефон, а мини-компьютер с видеокамерой.

– …Я могу тебя завтра в Шереметьево подхватить, как раз поеду из Москвы домой… Я специально подгадаю к прибытию самолета… В Зону Топь не собираешься?.. Пошутила, пошутила я… А как мама перенесла перелет из Италии?.. Хорошо? А Вовка?.. Прекрасно…

Хорошо, что Жорик успел поставить поднос на свою рабочую тумбочку, иначе выронил бы. Словосочетание «Зона Топь» из шести с половиной миллиардов населения планеты Земля знают от силы тысячи полторы, причем усиленно об этом молчат.

Вспотев от волнения, Жора достал свой блокнот и смотрел в него, слушая разговор толстушки.

– Анечка, я обязательно к тебе заеду, но через неделю. Мне документы для налоговой готовить, скоро конец финансового года, а у меня завтра большие проплаты по банку…

При имени «Аня» Жора перестал сомневаться в знаке Судьбы. Если он сегодня не воспользуется выпавшим случаем – полкопейки ему цена.

Переставив заказ на столик «совершеннолетних», Жора заставил себя ни разу не оглянуться, пока не зашел на кухню. Там он спрятался за косяк и осторожно выглянул.

Ну, точно, эта… как ее… Маша, или Маруся, сидела ела салатик «Цезарский», пила апельсиновый сок и чувствовала себя прекрасно.

Но как же к ней подойти? Испугаться она не испугается, но может послать, после ужина уехать, и где он тогда найдет свой следующий шанс вернуться в Зону Топь?

Мимо Жоры пролетела Леночка с подносом, уставленным дорогим заказом как раз для той Маруси.

Со второго столика, где сидели серьезные клиенты, дали отмашку, и Жора поспешил за новой бутылкой водки и мясным ассорти.

Возвратившись в зал, он, выставляя на стол заказ, остро почувствовал зуд в пальцах рук и в позвоночнике. Так было при ожидании приятного свидания, при выигрыше в лотерею, при радостном известии.

И теперь он, Георгий Владимирович, воспользуется шансом все изменить, или халдеить ему Жориком до пенсии, а в старости бутылки по дворам собирать.

Эта атаманша наверняка знает, где находятся Аня и Ленчик.

Аня вряд ли захочет с ним разговаривать, а Ленчик – он хоть и опасный, зато богатый.

Зайдя на кухню, Жора поманил вертлявую Леночку.

– Лена! Хочешь красиво и много срубить чаевых?

– С кого? – Леночка смотрела весело, но недоверчиво. – Я и так без хороших процентов не остаюсь. Учись, Жора, как улыбаться надо. Не дружественно и на равных, а открыто и искренно, но чуть подхалимажно. Учись.

– Ленка, Леночка, Ленок, красивейший ты цветок. – Жорик поправил воротник теплого джемпера Леночки. – Значит, тебе мой совет не нужен, ладно…

Жорик взял поднос и, сделав деловое лицо, пошел к кассе. Лена остановила его, схватив за лацкан пиджака.

– Стой. Я погорячилась, давай колись.

– Так вот. – Жорик сверху вниз посмотрел на Леночку, как бы примеряясь, по плечу ли ей задача. – Предложи вон тому бублику женского пола забронировать номер в нашей гостинице.

– А я не пролечу со своими советами? – Леночка выглянула в зал, оценила «бублик», лежащие на столе рядом с тарелками дорогой телефон и ключи с автосигнализацией от «Лексуса». И сразу же деловитая посетительница стала симпатичнее. – Хотя… действительно… Ладно, пойду рисковать.

* * *

Предложение забронировать номер пришлось как нельзя кстати. Ублажив желудок салатом, жюльеном и жареной свиной отбивной, я почувствовала, насколько устала от дороги, от переговоров с поставщиками, от мороза.

Официантка сама быстро оформила все бумаги и принесла мне ключ от номера.

До своей кельи добрела на автопилоте и через полчаса спала здоровым сном.

Ночью меня разбудил стук в дверь. Если бы не голос, монотонно повторяющий: «Маша, Маша, мне поговорить надо», я бы ни за что не встала.

Часы на столике показывали два часа. Мистика какая-то. В захудалой гостинице, в Москве, со мной кто-то рвется поговорить.

Открыв дверь, я первым делом увидела в двух вытянутых руках поднос с бутылкой коньяка, пакетом сока, толстокожим лимоном и шоколадкой. Затем из полутемного коридора материализовался мужчина незнакомой наружности.

– Маша, поговорить нужно. Меня Жорой зовут. Пустишь?

– Проходите. – Я запахнула накинутое на себя одеяло. – Подождите минуту, я оденусь.

Пока я в спальне натягивала джинсы и свитер, мужчина в гостиной разлил коньяк по гостиничным бокалам и нарезал лимон.

Меня слегка знобило от внезапного просыпания, и я прихватила с собой одеяло.

Жора сидел в кресле и ожидал меня с серьезным видом.

– Маша, я заочно знаком с тобой и твоей уникальной подругой Анной. Сегодня услышал разговор по телефону про некую Зону и решил зайти поговорить.

Я наступила на край одеяла и чуть не упала.

«Поменьше трепаться надо в общественных местах, – противно заверещал мой болотный голос. – Болтун – находка для шпиона!»

Плюхнувшись на диван, я внимательно оглядела молодого мужчину, внешне весьма похожего на прапорщика Шматко. Вроде простецкая внешность, а глаза умненькие.

– И чего от меня нужно? – Взяла в руки рюмку и тут же поставила обратно. – Мне нельзя алкоголь, налей сока.

Жора проворно метнулся в ванную, сполоснул стакан, налил сок и выдохнул:

– Очень хочу знать, где сейчас Ленчик.

– Понятия не имею, – честно ответила я. – Скорее всего, в больнице для психов.

– Н-да, – парень расстроенно плеснул себе коньяка на полбокала.

– А-а… – Я не знала, как осторожнее сформулировать вопрос. – А что вы слышали о… Зоне?

– Я с августа по декабрь был в Зоне Топь. Привез туда посылку от Ленчика для академика Аристарха Кирилловича.

Моя рука непроизвольно опять потянулась к рюмке коньяка, но переместилась к бокалу с соком.

– Посылкой, как я понимаю, вы называете двоих детей?

– Да. Двоих детей четырех лет. Ленчик выкупил их из специальных детских домов. – В три глотка выпив коньяк, Жора подышал, приходя в себя, и сжевал дольку лимона. – Эх, хорошо… Так вот, Маша, могу похвалиться, но дети теперь устроены в семьях гораздо лучше, чем некоторые при родных родителях.

– Рада слышать. – В номере все же было прохладно, и я опять натянула одеяло на плечи. – Зачем тебе Ленчик, Жора?

Налив себе еще полбокала, Жора не стал медлить и выпил коньяк залпом. Глазки заблестели, в лице появилась доверительность.

– Я, Маша, хочу свою жизнь изменить. К лучшему. Не в криминальном смысле, а самому стать более цельным человеком. Я, когда с Ленчиком встретился, понял, что полжизни ху… фигней страдал. А с Ленчиком не соскучишься.

Зевота не давала мне нормально говорить.

– Жора, извини, у меня режим. А где Ленчик сейчас, я действительно не знаю.

Жора встал.

– Извини, спокойной ночи.

– Надеюсь. Коньяк забери, а то не справлюсь с искушением, потом переживать буду.

Не глядя, Жора прихватил коньяк и тарелочку с нарезанным лимоном.

– Ты беременна?

В глазах Жоры, что меня очень удивило, была искренняя радость за меня.

– Да, Жора, я жду второго ребенка.

Жора поклонился, и в недопитой бутылке булькнул коньяк, а с тарелочки сползла долька лимона.

– Поздравляю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – проговорила я, запирая за ним дверь.

Быстро раздевшись, я плюхнулась в кровать.

* * *

Март в Италии – уже буйная весна. За раскрытыми окнами гостиницы солнце грело древние мостовые Пьяченцы. Незнакомые деревья благоухали сладкими запахами. Каждый клочок земли цвел пестрыми цветами. Фиалки и бархотки, крокусы и анютины глазки радовали глаз.

Вовка в окно подглядывал за Анной. Та рассматривала витрину магазина сувениров. А все вокруг рассматривали Анну. Не было ни одного мужчины, не обратившего на нее внимания. Один даже врезался в стену, заглядевшись на стройную девушку с длинными русыми волосами, с синими глазами, в легком белом платье. Она была похожа на Афродиту пенорожденную.

Продавец в магазине открыл дверь и, размахивая руками, пригласил Анну войти. Она сделала шаг вперед, и тут на нее налетел высокий парень. Они столкнулись лбами, и парень без сознания рухнул на тротуар. Анна недоуменно наблюдала за его падением и потирала пальцем лоб. Место ушиба никак не проявилось и даже не покраснело.

Продавец нагнулся к парню, осмотрел и расстроенно взмахнул руками. Достав мобильный, он, вероятно, стал вызывать «Скорую».

Аня села рядом с лежащим парнем, провела ладонью над головой. Тот очнулся, зажмурился, увидев Анну, и медленно встал. Продавец с удивлением наблюдал за сценой. Аня улыбнулась завороженному парню. Она не стала заходить в магазин, а перешла дорогу и зашла в гостиницу. Спасенный парень и продавец смотрели ей вслед.

В номер Вовчика постучали, и вошла Валерия Николаевна.

– Вова, ты собираешься в музей? – Валерия Николаевна посмотрелась в большое зеркало у двери, поправила волосы. Она была одета в легкий строгий костюм. – Аня ждет нас в холле на первом этаже.

– Я готов, – с сожалением ответил Вовка.

Ему совсем не хотелось в музей, он бы лучше посидел за компьютером, поиграл бы в стрелялки или поболтал в чатах, но спорить с тетей себе дороже. Обидится и лишит карманных денег.

Валерия Николаевна и Вовчик, делая вид, что им невыразимо интересно, ходили по залам музея в Пьяченце.

Зато Аня получала громадное наслаждение, ходя по прохладным залам. В последний раз она была в музее в пятом классе и сильнее всего запомнила, как пряталась от сочувствующих ее внешности взглядов в туалете Третьяковки. Тогда она была низенькой худющей уродицей с прыщавым лицом. Теперь ее облик вызывал зависть и восхищение. А ей было все равно. Ей слышалась музыка, похожая на вальс, и хотелось кружить по мрамору музея-дворца в окружении картин и скульптур художников, чувствующих жизнь так же остро, как она.

На ходящего за Аней мужчину первой обратила внимание мама.

– Анечка, вон тот парень с бандитской внешностью вторые сутки смотрит на тебя со странным выражением.

– На нее половина мужчин Италии смотрят с таким выражением, – весело проговорил Володя, доедая мороженое. – Но только этот придурок таскается за нами по всем музеям.

– Почему же придурок? – Аня два раза коротко взглянула на молодого мужчину.

Среднего роста, длинные волосы, смуглый. Глаза темные, широкий нос, огромный рот. Яркая внешность. Одет в джинсы и драную легкую куртку, очень дорогую. Кроссовки на нем были тоже не дешевые.

Действительно, она его видела и сегодня и вчера. Заметив ее внимание, мужчина улыбнулся широкой пастью с крупными белыми зубами и, разведя руки в приветствии, начал изъясняться на итальянском языке метров за пятьдесят от них.

К моменту его подхода к Анне все соседние туристы знали, чего именно восхищенный художник хочет от прекрасной девушки классической наружности.

Мама, хвалившаяся перед поездкой беглым знанием итальянского языка, мультяшно быстро листала разговорник, сверяя с ним комплименты мужчины. Все произнесенное вроде бы оказалось приличным и допустимым для общения.

– Мам, ты или сама переводи, или сейчас кто-нибудь другой начнет…

Валерию Николаевну, Вовчика и Анну обступала толпа, в которой появились понимающие лица российских туристов, каждый выдвигал свою версию. «Снимает он ее!», «Не-е, он картину хочет подарить…», «Да нет же, сфотографироваться на память желает…».

– Если коротко, – Валерия Николаевна сделала уверенный жест, и туристы чуть смолкли, – то он хочет тебя нарисовать.

– И мама с сыном могут сидеть рядом для вашей безопасности, – блеснул знанием итальянского языка хорошо одетый мужчина искусствоведческой наружности. – Советую, девушка, соглашайтесь. Я Луиджи знаю, он модный художник. И денег с него за позирование сразу же попросите, пока он ловко не заставил вас позировать бесплатно.

Анне ситуация нравилась. Италия, теплынь, внимание людей, по тем или иным причинам зашедших в прекрасный музей. И мужчина ей нравился, и старик, похожий на эмигранта, наследника царских белогвардейцев.

Минуты три Аня улыбалась, ожидая действий с чьей-либо стороны, но всех опередила мама.

– Минуточку. Вот вы, мужчина. – Валерия Николаевна дотронулась до пиджака искусствоведа. – Давайте захватим этого активного молодого человека и все вместе сядем в кафе. Иначе скоро мимо нас экскурсоводы начнут проводить туристов, включив в экспозицию!

– И я их понимаю, – проникновенно сказал мужчина. – Юрий Владимирович Топорков. А вас как, сударыня?

Подхватив Юрия Владимировича под локоть, мама повела его к выходу.

– Слава Богу, что не Трубецкой-Вяземский, – прошептала Валерия Николаевна. – А то бы я заподозрила здесь аферу.

– Мама, ты о чем?

– Я тебе потом объясню. Я Валерия Николаевна, это Володя, мой племянник. А это Анна, моя дочь. Единственная.

– Не буду говорить слов «прекрасная и неповторимая», боясь показаться банальным. Но в вашей дочери бездна очарования. В родном Питере я бы не стал садиться с вами в кафе, чувствуя себя… – Юрий Владимирович нахмурился, – сводником. Но Италия расслабляет.

Вовчик выразил свое мнение о происходящем, скептически скривив рот и утрированно закатив глаза. Итальянец широко улыбался и не сводил взгляда с Анны.

Площадь от музея пересекли за пять минут, расселись за широким деревянным столом летнего кафе на тротуаре.

– Моя дочь, – начала врать Валерия Николаевна, – долгое время серьезно болела.

– Что-то с нервами в позвоночнике после автомобильной аварии, – быстро подхватила Аня. – Мама, ты о чем сейчас хочешь поговорить?

– О тебе. Ты слишком много времени провела в больнице. Тебе необходимо отвлечься от компании престарелой мамаши и подростка племянника. – Она взглянула на соседний столик, где трое парней пили пиво, переговариваясь на русском матерном. – Нашим российским туристам я не доверяю.

Придерживая подол легкого платья, стремящегося показать всей Пьяченце идеальные ноги хозяйки, Аня шутливо возмутилась:

– А этому итальянскому обормоту доверяешь?

– Да, – с сомнением сказала мама. – Я хочу твой портрет и даже согласна за него заплатить. Милый Юрий…

– Владимирович.

– Да. Переведите, пожалуйста, этому темпераментному художнику, что Анна будет ему позировать начиная с сегодняшнего дня. Пусть забирает дочку, только предъявит документы и оставит телефон.

Не меняя приветливого выражения лица, Юрий Владимирович перевел длинный текст и чуть повернулся к Валерии Николаевне.

– Я перевел, но вы в своем…

– Я в своем уме. Мою Аню нельзя обидеть.

Обернувшись всем телом, Юрий Владимирович заглянул Анне в глаза и увидел в них мудрость взрослого человека одновременно с жаждой приключений.

– Я вам верю.

С легким удивлением наблюдая за рукой художника, который записывал на салфетке свой телефон, Анна перевела взгляд на Вовчика.

– А как же я с ним разговаривать буду?

– Понятия не имею, – весело пожал плечами племянник.

– Хорошо. – Аня встала, поправила легкий джемпер. – Раз уж меня родная мама сосватала на позирование, чего тянуть. Буду в гостинице часов в одиннадцать.

Сделав несколько шагов по площади, обрадованный художник взмахнул рукой, тут же напротив тормознуло такси – и перед Аней открылась дверца автомобиля…

Аня смотрела по сторонам, восхищаясь постройками древнего города. Ветер доносил запахи цветущих олив, растущих на тротуарах и в маленьких садиках между домами. На балконах сушилось белье и подушки, из открытых окон улыбались любопытные итальянки, зеленели плети плющей, ползущие по стенам.

Так странно, что она сейчас здесь, в Италии, а не в промерзшей Москве и тем более не в поселке Топь, в котором провела почти четыре года. Вряд ли кому еще приходилось пережить столько, сколько ей.

Военный поселок Топь остался там, в России, в далекой лесотундре.

Три с лишним года назад Анна уехала из Москвы за своим мужем Григорием. Григорий Арцибашев служил начальником охраны в особой Зоне Топь. Приехав в отпуск к родной сестре, он, неожиданно для всех и особенно для себя, женился на дурнушке Ане, которая умудрилась попасть под колеса его автомобиля, когда Гриша возвращался из казино.

На Ане он женился в первую очередь из жалости, а во вторую – из желания видеть рядом свою собственную женщину. А еще она была хорошо образованна, интересна как собеседник, из семьи научных работников – папа, между прочим, академик, но главное и самое важное – влюблена в него без памяти.

Зона и поселок располагались над месторождением радиоактивной руды. В Зону для работы в шахте переправлялись острожники с пожизненным заключением, то есть с отсрочкой смертной казни. Долго в Зоне Топь «контингент» не выживал. Лечить их было экономически невыгодно, а о моральном аспекте для особей, совершивших преступления, выходящие за рамки человечности, думать не полагалось. Зэков только обследовали, выявляя особо интересные для медицины случаи.

На большинство людей радиация оказывает отрицательное воздействие, с Аней же произошло чудо.

В поселок она приехала ростом метр пятьдесят пять и весом в сорок килограммов. Плохая кожа и мальчишеская фигура не прибавляли красоты. За первый год она выросла на десять сантиметров, пополнела и обрела фигуру Венеры. Григорий влюбился в собственную жену и ревновал ко всем подряд. И зря, Анна любила только мужа. И они счастливо прожили почти два года.

А потом случилось несчастье. Григорий, на которого местные отклонения действовали отрицательно, заглушал свой страх водкой. Однажды он сильно напился и замерз в снегу по дороге домой. И тогда, оставшись без его защиты, Анна попала в лабораторию Зоны Топь.

Начальник и фактический владелец Зоны и поселка Топь Аристарх Кириллович Лоретов, решил исследовать феномен Анны. Она не просто выросла и похорошела, у нее кардинально изменился состав крови, мышечной ткани и вообще всего организма. Каждая клетка тела была лекарством для другого человека. Она стала бесценной. Ее кровь могла излечить смертельно больного, ее пот мог омолодить кожу безнадежного старика.

Такие феномены случались в истории человечества, но не часто, и на современном уровне они не изучались.

Аристарх обманом заманил Анну в секретную лабораторию и продержал там год, испытывая все значимые лекарства. От аспирина и викасола до антибиотиков, наркотиков и антидепрессантов.

Прошлой осенью этот ужас закончился. Ане удалось сбежать из Топи. В пути она познакомилась с Машей, ставшей ей близкой подругой.

Теперь она с любимой мамой и Вовкой путешествует по весенней Италии, и у нее начинается любовное приключение. Понятно, что мама нарочно отправила ее с художником – знает, что больше года у дочери не было ни романтических отношений, ни мужчины вообще.

А завтра она возвращается домой, в Москву.

* * *

Тетка Полина решила, что ее любимой Хавронье, в которую она вложила столько денег, пора приносить прибыль, то есть поросят.

Хавронья была куплена «по случаю». Везли в Москву косяк голландских хрюшек для выставки, а одна приболела. Ее оставили в ветеринарной клинике в Клину, на случай либо выздоровления, либо списания.

Именно в этот день тетка Полина приехала в клинику кастрировать своего сошедшего с ума от любвеобильности кота с редким именем Вася.

Вдовой тетке Полине было жалко мужской силы Василия, но уж очень сильно он орал ночами во дворе и рвал обои в доме. В большой комнате, которую тетка по привычке называла «залой», кот умудрился сорвать со стены ковер. Лазая по столам в поисках еды и развлечений, Вася разбил две чашки. Соседи посоветовали кота кастрировать, предрекая, что дальше может быть хуже.

В клинике тетка Полина еще оплачивала дорогощую, по ее мнению, операцию, а Василий уже лежал в операционной без существенной части тела.

Получая из рук медсестры полусонного кота, тетка Полина заметила, как уборщица открыла кладовку, где на полу лежала хрюшка.

Хавронья отличалась особой красотой: вместо белесой щетины – рыжеватая шерсть, ресницы не белые, а коричневые, и взгляд умный.

– А кто это у вас? – Полина показала пальцем на кладовку. – Там?

– А это уже ничего. Болеет она.

Акт о списании хрюшки был уже подписан. Медсестра с врачом считали, по сколько они выручат за мясо на рынке.

С детства работая на свиноферме, тетка Полина сразу оценила, чего стоит лежащая на полу свинья.

– Так я ж ее выхожу. Я ж о такой хрюшке всю жизнь мечтала. Породу хочу разводить.

Вышедший из операционной врач переглянулся с медсестрой.

Второй день ветеринаров останавливала медицинская этика. Мясо мясом, но свинюшка была уж очень хороша. Да еще с паспортом.

– У тебя деньги-то есть? – спросила Полину медсестра. – Остались после кота у тебя деньги?

Посмотрев на потолок, затем на свинью, лежащую в углу кладовки, тетка Полина все-таки решилась.

Расстегнув пальто, затем вязаную кофту, через ворот теплого платья она залезла за пазуху. Пошуровав в бюстгальтере, Полина вытащила клеенчатый кошелечек с металлическим замочком – кругленькими пимпочками.

Лет сорок такому кошелечку. Как он смог сохраниться, да еще на жаркой груди хозяйственной тетки – подобный феномен науке еще изучать и изучать.