Текст книги "Восьмирье. Лабиринт и чудесказки. Книга 5"

Глава 3

Когда Вика с Лукасом добежали до края поля, корчевники уже вовсю орудовали тяпками и мотыгами.

Совсем рядом бурлил жизнью военный лагерь, но солдаты продолжали заниматься своими делами как ни в чём не бывало, словно опасность расцветающего ненавижника их не касалась. Вика видела, как несколько военных пытались было прийти на помощь корчевникам, но зорко надзиравший за происходящим Генералиссимус тут же на них рявкал.

«Наверное, ненависть ему не помеха, – подумала Вика, – ведь если не ненавидеть, то и воевать не получится. А когда ненавидишь, сражаться, наверное, проще».

А поле всё больше покрывалось красными точками, и, как ни старались корчевники, Вика видела, что справиться со всеми этими растениями у них не получится: ненавижник расцветал быстрее, чем его успевали выпалывать.

– Держи! – вывел её из задумчивости голос Лукаса; приятель где-то раздобыл две тяпки и одну протягивал Вике.

Девочка автоматически её взяла, а потом перевела взгляд на поле. Как же много ненавижника выросло!

Ванилька опустилась на землю, подбежала к красному цветку, проклюнувшемуся неподалёку, и обнюхала. Сначала Вика испугалась, как бы пушинки не попали Ванильке в нос, но потом подумала, что, возможно, мечтам не страшна никакая ненависть.

Вике никогда прежде не приходилось пользоваться тяпкой: у них с мамой не было дачи, где приобретались эти навыки. Но судя по тому, как выпалывали растения другие, наука это нехитрая. Точно попроще космического ракетостроения! Она справится! Вика подняла тяпку, а затем с размаху опустила её на красный цветок ненавижника. Металл послушно ударил в землю и выкорчевал из неё ком вместе с цветком. Красная головка почти сразу завяла: вырванный с корнем ненавижник погибал так же быстро, как прорастал.

Что ж, всё понятно. Надо полоть, и как можно быстрее! И Вика решительно взялась за дело. Тяпка летала вверх и вниз, вверх и вниз, и чем больше проходило времени, тем она становилась тяжелее, а спина и плечи ныли всё сильнее. Прополка оказалась занятием монотонным и изнурительным. Но Вика не жаловалась и не думала останавливаться, слишком свежи были в памяти воспоминания о том, как она выуживала гнидуз из болота на Дне мира, и по сравнению с тем случаем прополка казалась ерундой.

Время от времени Вика оглядывалась на военный лагерь. Она всё ждала, что вот-вот, с минуты на минуту, раздастся грозный оклик Генералиссимуса, приказывающего всем разойтись и оставить поле в покое. Но тот хоть и не разрешал солдатам помогать с прополкой, другим это делать не запрещал. То ли ему было всё равно, сколько пушинок ненависти разлетится по округе, то ли он втайне одобрял прополку, но не мог в этом признаться в силу своего положения.

Вика не знала, сколько прошло времени. Мышцы плеч и рук горели от усталости, но она не останавливалась. И замерла только тогда, когда увидела, как прямо у неё на глазах цветок ненавижника, над которым она занесла тяпку, распустился. В этот момент он стал очень похож на одуванчик из её мира, только пушинки у него были не белые, а красные. А воздух наполнился приторно-сладким запахом гниющих фруктов. Вот, значит, как пахнет ненавижник!

– Они зацветают! – закричали вокруг.

Вика оглянулась и увидела, что многие красные бутоны начали распускаться, превращаясь в пушистые шарики. Сейчас дунет ветер – и ненависть разлетится по округе!

– Завяжи скорее нос и рот, чтобы тебе не попало! – крикнул Лукас, и в руках у Вики оказался чей-то шарф.

Забота приятеля и то, что он, оказывается, всё это время за ней наблюдал, придали сил. Вика быстро повязала шарф, закрыв нижнюю часть лица, занесла тяпку и резко вонзила в землю. Выполотый цветок ненавижника поник, от распустившейся головки успела отлететь только одинокая пушинка. Вика проследила за ней взглядом: ветерок поднял невесомый красный парашютик в небо и понёс куда-то прочь. И Вика невольно представила себе, как далеко-далеко отсюда эта пушинка попадёт кому-то в нос, и бедолага внезапно преисполнится необъяснимой ненависти к кому-то или чему-то. Как это печально!

Вика вздохнула и перехватила тяпку поудобнее. Ненавижник сам себя не выполет, надо работать! Но, занеся садовое орудие вверх, она замерла, увидев, как на другом краю поля появилась новая группа людей.

«Подмога!» – обрадовалась она, решив, что на помощь им с корчевниками пришли другие. Но тут же насторожилась: у новоприбывших в руках были не тяпки и лопаты, а большие веера. Зачем им веера?

Ответ Вика получила почти сразу: вот несколько человек с разбегу вбежали в самую гущу расцветающего ненавижника и стали изо всех сил махать веерами. От поднятого ветра в воздух поднялось целое облачко красных пушинок. Ещё несколько взмахов вееров – и они полетели во все стороны.

– Махальщики, – зло процедил один из работавших неподалёку корчевников. – Ну, чего застыли? – прикрикнул он на Вику с Лукасом. – Работаем, работаем!

Несмотря на окрик, всё внимание Вики было поглощено махальщиками. Они упоённо носились по полю, размахивая своими огромными веерами, и бурно радовались вздымающимся красным облачкам. Многие из них специально размахивали веерами так, чтобы подгрести пушинки к себе, и широко разевали рты, стараясь проглотить как можно больше красных парашютиков. Выглядели они при этом крайне довольными.

Вику передёрнуло. Добровольно хотеть заразиться ненавистью? И получать от этого удовольствие? Да кому это может понравиться? Что они за люди такие?

Но уже по сложившейся у неё за время пребывания в Восьмирье привычке Вика задумалась: а нет ли чего-то похожего в её родном мире? И почти сразу пришла к выводу, что есть. Да, в отличие от Восьмирья, ненависть в их мире не растёт на полях, её нельзя увидеть, потрогать или выполоть. Но, невидимая и неосязаемая, она есть, и есть люди, которые ищут её даже в обычной, повседневной жизни. И живут ею.

Сразу вспомнилась тётя Оля, мама Викиной подружки детства Юли. Когда девочки были маленькими, они часто играли вместе во дворе, но потом пошли в разные школы и стали видеться реже. Но Вика хорошо помнила Юлину маму, та постоянно сидела в телефоне, писала гадкие комментарии людям, которые ей не нравились, и с удовольствием рассказывала об этом приятельницам – так, словно хвасталась. А не нравились ей люди за что угодно: за то, что их мнение отличалось от её, за то, что у них была лучше работа, стройнее фигура или умнее ребёнок… Порой Вика даже задумывалась: а есть ли на свете хоть один человек, который нравится тёте Оле, или она вообще всех ненавидит?

Целый сонм красных пушинок налетел на Вику, и она непроизвольно закрылась руками, хотя, наверное, волноваться не стоило, ведь она завязала шарфом нос и рот. Но всё равно, зная, как опасны эти невесомые парашютики, она не хотела с ними даже соприкасаться.

Тут откуда ни возьмись подлетела мечта и, взволнованно чирлыкая, часто замахала крыльями, отгоняя пушинки. Те закрутились, завертелись в воздухе – и полетели в разные стороны.

– Спасибо, Ванилька, – поблагодарила Вика, поймала мечту, прижала к себе и погладила по мягкой головке. Как же здорово, что она у неё есть – и всегда приходит на помощь, особенно в трудные и опасные моменты.

Оглянувшись, Вика убедилась, что все корчевники благополучно избежали заражения пушинками ненавижника: нелепые широкополые шляпы с сетками надёжно их защищали. Лукас тоже был в порядке, но только вместо того, чтобы активно выпалывать вредные растения, он опустил тяпку и испуганно смотрел куда-то за спину Вики.

Девочка обернулась и увидела, что с другой стороны поля к ним бегут махальщики. По их злым лицам было несложно догадаться, что они вовсе не намерены обняться и дружески побеседовать. Ветер разносил над полем приторный аромат гниющих фруктов, но сейчас к нему примешивался запах, которого в этом мире быть не должно: запах оплавленного огнём пластика. И исходил он, судя по всему, от заражённых ненавижником людей. Так пахли злость и беспричинная ярость.

– Они что… собираются на нас напасть? – недоверчиво спросила Вика, хотя в глубине души уже знала ответ. Конечно, собираются! Они только что наглотались красных пушинок, и теперь им совершенно необходимо кого-то ненавидеть! И не просто ненавидеть, но и выплеснуть свою ненависть! А кто лучше подходит для этих целей, если не те, кто выпалывает опасные растения?

– Вика! – послышался чей-то крик издалека.

Девочка повернулась на звук и увидела, как с вершины холма, отделявшего город от поля, мчится невысокий худой мужчина. Солнечный луч на миг блеснул на маленькой серьге в его ухе, а когда Вика разглядела, что его светлые волосы забраны сзади в короткую косичку, сомнений не осталось: это был майстер Куртис.

Вот это удача! Она как раз хотела его найти – а тут он сам её разыскал!

– Майстер Куртис! – обрадованно выкрикнула она, размахивая руками, и на миг позабыла и о поле, зарастающем ненавижником, и о мчавшихся в их сторону заражённых махальщиках.

– Вика! – снова крикнул картограф. Похоже, ему настолько не терпелось что-то ей сказать, что он не мог ждать, когда подойдёт поближе, и начал кричать на бегу: – Ты должна кое-что узнать! Что-то очень важное! Я и сам не сразу понял, но теперь я во всём разобрался и знаю, кто ты на самом деле такая!

– Бежим! – Лукас дёрнул девочку за руку.

– Что? – рассеянно отозвалась Вика, поражённая загадочной фразой «кто ты на самом деле такая».

– Я говорю, бежим! Эти, с веерами, уже почти тут. Я не хочу, чтобы меня поколотили. А ты?

И тут Вика вспомнила, где они и что происходит. Бросив взгляд через плечо, она убедилась, что махальщики и впрямь вот-вот до них доберутся. Но корчевники, похоже, были готовы к встрече; видимо, они оказывались в подобной ситуации не в первый раз. Все они отложили тяпки и лопаты и извлекли из-под своих одежд бутылки с чем-то очень похожим на распылители. Когда самый первый махальщик приблизился к ним, корчевники щедро обрызгали его из бутылок. Тот по инерции сделал ещё несколько шагов, а потом замер на месте, покачиваясь. А затем и вовсе осел на землю.

Вика задумалась: что же за смесь у корчевников в бутылках? Настойка трав спокойствия, отвар умиротворения, концентрат усталости или что-то ещё, что они предусмотрительно выращивают на своих огородах?

Впрочем, что бы это ни было, главное – оно работало и при этом не причиняло махальщикам вреда. «Как гуманно, – подумала Вика. – Действительно, они же не по своей воле так себя ведут, а потому что наглотались пушинок ненавижника». Правда, внутренний голос тут же напомнил, что на поле махальщики пришли, совершенно очевидно, по своей инициативе и орудовали веерами сами, а не по принуждению. Да и старались заглотить побольше пушинок тоже по собственному желанию. Но тут Лукас потянул Вику за собой, и она побежала за ним. Им защищаться от махальщиков нечем, так что лучше убираться подобру-поздорову.

– Вика! – снова крикнул майстер Куртис.

– Ты его знаешь? – спросил Лукас.

– Да, это картограф, – ответила Вика.

– Вот это да! – обрадовался приятель.

Вика с Лукасом добрались до подножия холма и начали подъём. Вика то и дело оглядывалась назад. Не всех махальщиков удалось остановить, и кое-где на поле завязались потасовки. А облачка красных пушинок всё так же кружили в воздухе, и Вике стало страшно от мысли, что будет, если они доберутся до разбитого совсем рядом военного лагеря. Когда обычные люди заражаются ненавижником – это плохо, но когда он заразит вооружённых солдат – это же вообще ужасно!

– Вика, – запыхавшийся майстер Куртис больше не мог выговаривать целые предложения. – Вика…

Расстояние между ними сокращалось, но, когда картограф и ребята уже почти добежали друг до друга, неожиданный порыв ветра швырнул в лицо майстеру Куртису целую пригоршню красных пушинок ненавижника.

– Ой! – испуганно вскрикнула Вика.

Она ещё надеялась, что, может, им повезло и пушинки не попали картографу в рот и в нос. Майстер Куртис резко остановился, помотал головой, и его лицо исказила некрасивая гримаса. А потом воздух наполнился сладковатым запахом гниющих плодов, к которому примешивались нотки горелого пластика, и Вика поняла, что чуда не случилось. В воздухе пахло ненавистью.

Майстер Куртис заразился.

* * *

В отличие от махальщиков, картограф в драку не лез. Видимо, поведение заражённых ненавижником зависело от их обычного характера и темперамента. И поскольку в нормальном состоянии майстер Куртис был спокойным и дружелюбным человеком, он и сейчас не рвался ни на кого нападать. Но вот слова! Обидные, оскорбительные слова из него так и хлестали! Доставалось всем: и Вике, и Лукасу, и тёте Генриетте, и участникам Сопротивления, и тюремщикам Куузы, и Гвилиуру, и жителям Варекая, и вообще всем обитателям Восьмирья!

Маленькая компания брела куда глаза глядят по пустынным бело-синим улицам Варекая, картограф всё говорил, говорил, говорил, и не было никакой возможности скрыться от его слов. Вика постоянно напоминала себе, что это не майстер Куртис говорит, это говорит заразивший его ненавижник, но всё равно было очень сложно не позволять обидным словам проникать в сердце и ранить. Особенно потому, что картограф сразу бил по больным местам и упрекал Вику в том, из-за чего она и сама чувствовала себя виноватой.

– Бросила тётку на растерзание тюремщикам и даже не оглянулась! Гуляешь себе по Варекаю, а она гниёт в застенках! Какая же ты бессердечная эгоистка!

Слова картографа очень задевали Вику, и ей стоило большого труда удержаться от того, чтобы вступить в спор или начать оправдываться.

– А этот твой? – кивал майстер Куртис на Лукаса. – Что он таскается за тобой, словно хвостик? Сам ничего не может и не умеет, вот и не знает, чем заняться! Глупый мальчишка! Ни ума, ни таланта! Бестолочь!

– Он вовсе не бестолочь! – не удержалась Вика. Терпеть, когда обижают твоего друга, оказалось сложнее, чем сносить оскорбления в свой адрес.

– Не надо, – остановил её Лукас. – Без толку.

Приятель, конечно, был прав, но вид у него всё равно стал мрачный.

«Вот она, ещё одна опасность ненавижника, – поняла Вика. – Даже если знаешь, что человек говорит эти слова не сам, а под его влиянием, всё равно ужасно неприятно!»

– Ой, посмотрите, обиделась за своего дружка! Растяпа пустоголовая! Нет бы о важном думать, а она! Родную тётю в тюрьме бросила, Сопротивление подставила, осколок Сердца Восьмирья у неё вот-вот заберут, а она волнуется только о каком-то глупом мальчишке! Вся в мать!

Вика даже поперхнулась от замешательства. Майстер Куртис знает её маму? И считает её пустоголовой? Вот уж это неправда! Мама совсем не такая, и если бы картограф её знал, ни за что бы так не сказал – даже под действием ненавижника!

За маму стало обидно даже больше, чем за себя и за Лукаса.

– Слушай, а может, ну его? – тихо сказала Вика. – Нагрубит сейчас фрее Анжи, и она откажется нам помогать. Давай лучше оставим его где-нибудь и вернёмся за ним потом, когда у него всё это выветрится. Оно же выветривается? – с надеждой уточнила она.

– Н-наверное, – неуверенно ответил Лукас. – Я точно не знаю, у нас в Ово обычно ненавижник не рос, у нас же никто не воевал. Если он где и появлялся, так это был цветочек-другой, а не как тут, целое поле.

– И что было с теми, в кого попадали пушинки?

– У них со временем проходило.

– Быстро?

– Не очень, – признался Лукас. – Ну и потом, им-то попадали всего одна-две пушинки. Я не знаю, что становится с тем, кто наглотается их целыми горстями, как тут, – грустно закончил он.

Вика нехотя оглянулась на майстера Куртиса, который брёл рядом с ними и без остановки бубнил гадости. Интересно, сколько пушинок он успел проглотить? И как долго придётся ждать, пока ему станет легче?

Ох, как же это всё не вовремя! Не то чтобы было какое-то удачное время заразиться ненавистью, но сейчас, когда Вике так срочно нужно попасть в Воцею и узнать, не там ли мама, это было особенно некстати!

– Что делать будем? – спросил через некоторое время Лукас.

Вика тяжело вздохнула. Девочка устала и очень проголодалась, ведь последний раз она ела и спала ещё в тюрьме, но даже больше, чем поесть и отдохнуть, ей хотелось, чтобы появился кто-то умный и опытный и сказал, что нужно делать. А ещё лучше – сделал это за неё.

– Не знаю, – расстроенно сказала Вика и, увидев неподалёку, на перекрёстке улиц, небольшой сквер с высокими деревьями и уютной беседкой, направилась туда. Уселась под густой кроной, откинулась на спинку скамейки и устало прикрыла глаза.

Вика не столько почувствовала, что ей на колени приземлилась Ванилька – мечта была почти невесомой, – сколько догадалась, потому что ногам стало тепло, а в животе словно начал развязываться тугой узел. Не открывая глаз, Вика протянула руку и погладила Ванильку по мягкой шёрстке. Ничего, они уже через столько прошли, со стольким справились! И с Тумарьем, и с охотниками за кулоном, и с опасными темноходами Фортуги, и с предательством Эллы, и с сошедшим с ума Гвилиуром, и даже с пичалькой, приставшей к Никсу! Справятся и с этим.

Никс! Пичальки! Вика резко выпрямилась.

– Ты чего? – спросил Лукас.

– Кажется, у меня появилась идея, – ответила Вика. – Ты в Варекае давно?

– Пару недель.

– Наверное, уже успел познакомиться со многими жителями?

– Ну, я бы не сказал, что прямо со многими, но… Да говори уже, что ты хочешь узнать?

– Скажи, – спросила Вика и затаила дыхание, – а ты, случайно, не слышал о фрее Анжи?

Глава 4

Вика ожидала, что раз фрея Анжи умеет делать чудесказки, то и дом у неё должен быть необычный, отличающийся от других. Волшебный.

И потому, когда они с Лукасом и бормочущим гадости майстером Куртисом пришли к самому обычному дому – насколько он, конечно, может быть обычным в таком городе, как Варекай, – Вика почувствовала некоторое разочарование. Разве волшебство может обитать под простой синей крышей дома с белыми стенами, который ничем не отличается от соседних?

Вика огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они не ошиблись адресом, который им подсказали горожане. Нет, кажется, всё правильно… И это как-то неправильно!

Взгляд Вики упал на мечту: та уселась на резные перила крыльца и деловито вылизывала шёрстку. Сейчас, когда её крылья были сложены, Ванилька выглядела как самая обычная кошка, а вовсе не мечта.

И тут Вика подумала: а что такое волшебство? То, что она принимала за волшебство, в Восьмирье было в порядке вещей – все эти крылатые пушистые мечты, ночные радуги, подземные чудища Гвилиуры, загадочные диндины, камни негрустины и даже ненавижник, расцветающий на полях. Фрея Грета варила варенье из воспоминаний так, словно в этом не было ничего особенного; майстер Нилс выращивал в своём огороде спокойствие, словно укроп или петрушку. Для них это действительно было чем-то обыденным и потому совершенно нормальным.

Вот и эта незнакомая ей фрея Анжи и её чудесказки – возможно, она тоже не считает, будто делает что-то особенное, и то, что Вика сочтёт волшебством, она творит между делом где-нибудь на кухне и даже не думает, что это нечто из ряда вон выходящее.

Вика постучалась в синюю дверь. Ей ответил звонкий собачий лай, а затем дверь открылась и из неё вырвалось целое облако детского смеха и запаха клубники, роз и радости. Следом появилась фрея Анжи; Вика почему-то ни на мгновение не усомнилась, что это она, хотя до того, как Вика увидела хозяйку школы, воображение почему-то рисовало ей образ пожилой дамы, немного похожей на тётю Генриетту.

А фрея Анжи оказалась вовсе и не пожилой, она выглядела ровесницей мамы. И напоминала закат – именно это сравнение пришло Вике на ум, когда она взглянула на фрею Анжи. Её волосы до плеч были цвета заходящего за горизонт солнца, в тёмных глазах как будто собралось всё сияние июня, а от улыбки становилось тепло, словно в летний день. Это казалось настолько реалистичным, что Вика даже подумала, а не открылась ли у неё новая способность и теперь она не только чувствует запахи эмоций, но ещё и ощущает их?

– Здравствуйте. Вы к кому? – спросила фрея Анжи.

– Мы к вам, – сказала Вика. – Вы же фрея Анжи?

– Она самая. А вы?

– Меня зовут Вика, а это Лукас. Я много о вас слышала. Нам очень нужна ваша помощь!

Фрея Анжи, кажется, немного растерялась. Из-за складок просторного белого сарафана выглянула любопытная мордашка кудрявого малыша, а чуть ниже – мохнатая мордочка забавной собачонки.

– Я даже не знаю… Я не доктор. У меня просто школа для маленьких деток, вот и всё.

– Ещё одна бездарь и бестолочь, – подал голос ненадолго затихший было майстер Куртис. – Вырядилась вся из себя и морочит людям голову, а на деле – нет ничего! Полное безобразие! Куда катится этот дрянной мир?

– Простите его, он не специально, просто случайно вдохнул немного ненавижника, – пояснила Вика, заметив удивлённо поднятые брови собеседницы. – А так он очень даже хороший человек. Майстер Куртис, картограф.

– Бедолага, – сочувственно вздохнула фрея Анжи, и Вика подумала: а много ли людей вот так же восприняли бы обидные слова, даже если бы знали, что человек, их сказавший, был не в себе?

– Лучше себя пожалей, – огрызнулся картограф. – Стоит тут вся в белом и думает, что она лучше других.

– Она вовсе так и не ду… – начала было отвечать Вика, но спохватилась и остановилась. Она же обещала себе не спорить с майстером Куртисом, пока он в таком состоянии. – Вот поэтому мы и пришли, – повернулась она к фрее Анжи. – Говорят, вы умеете делать чудесказки и они творят настоящие чудеса. Помогают даже в безнадёжных случаях. А нам сейчас как раз очень нужна такая помощь.

– Чудесказки? – удивлённо переспросила фрея Анжи. – Да это же просто поделки, которые мы мастерим вместе с детишками! Нет, конечно, мы придумываем, что у них есть волшебные свойства, и сочиняем разные истории, но это же просто игра.

– Да это обычная шарлатанка! Лепит уродливые поделки с безмозглой малышнёй, вот и всё! И зачем вы меня к ней притащили? – выдал очередную порцию гадостей картограф.

– Но мне рассказывали, что ваша чудесказка помогла одному человеку, к которому привязалась пичалька! – воскликнула Вика, не обращая внимания на майстера Куртиса.

– Пичалька? Но в Варекае их уже давно нет!

– Так это и не здесь было, а в Фортуге.

– Ума не приложу, как одна из наших чудесказок могла оказаться на другом Осколке. Но даже если она и впрямь, как вы говорите, спасла кого-то от пичальки, мне об этом ничего не известно. Чудесказки – это точно не волшебное лекарство.

Вика сникла. Вот тебе и вылечили майстера Куртиса. Теперь придётся ждать, пока он придёт в себя (и неизвестно, сколько времени это займёт), прежде чем сможет показать им дорогу в Воцею. Или придётся самим идти туда наугад, и на этом они тоже могут потерять не один день. А кто знает, возможно, у них нет этих дней. Возможно, чем больше проходит времени, тем меньше шансов спасти маму! Если она, конечно, вообще там… Ох, сколько же неизвестности и неопределённости!

Фрея Анжи окинула неожиданных гостей внимательным взглядом.

– Так вы с другого Осколка?

– Да, – коротко ответила Вика, не вдаваясь в детали.

– Анжи! Анжи! – раздались детские голоса из глубины дома. – Ты идёшь?

– Да, да, сейчас, – отозвалась фрея Анжи, посторонилась и предложила: – Хотите войти?

Вика переглянулась с Лукасом и пожала плечами. Она не знала, стоит ли заходить. Особенно сейчас, когда выяснилось, что рассказы о волшебных свойствах чудесказок – просто выдумка.

Нет, Вика не винила Маркуса; она не сомневалась, что темноход не придумал эту историю, он действительно её от кого-то слышал. Но в том-то и проблема со слухами: никогда нельзя полностью на них положиться, потому что, пока слухи передаются от одного к другому, они могут сильно меняться и искажать правду до неузнаваемости.

– Спасибо, не откажемся, – согласился Лукас, беря инициативу на себя, и первым зашёл в дом.

Вика последовала за ним. На пороге она бросила взгляд через плечо на майстера Куртиса. Искушение оставить картографа на улице было очень велико! Сейчас он зайдёт внутрь и как начнёт говорить гадости! А там маленькие дети.

– А ваш друг что стоит? Пусть тоже заходит! – позвала фрея Анжи, и Вика поразилась её радушию. Хозяйка уже слышала, что говорит заражённый картограф, уже получила от него порцию гадостей в свой адрес – и всё равно приглашала его в гости.

Зайдя внутрь, Вика с интересом оглядела белую кирпичную кладку, уютные пледы на светлых плюшевых диванах, вязаные накрахмаленные салфетки на столе, детские портреты в резных белых рамочках на стенах и горящие даже при свете дня свечи, от которых исходил тот самый цветочно-клубничный аромат, который сразу почувствовала Вика.

– Сейчас сделаю чай. Нам с детишками как раз пора полдничать, – сказала фрея Анжи, приглашающе кивнула на стол, предлагая сесть, и захлопотала на кухне.

Вика опустилась на мягкий стул с высокой спинкой и стала с любопытством разглядывать портреты. Так много детских лиц! У фреи Анжи не может быть так много своих детей, должно быть, это её прежние воспитанники. А нынешние подопечные резвились на заднем дворе, сквозь открытые окна до Вики доносился их смех вперемешку с весёлым собачьим лаем.

– Да уж… Тут всё как будто заплевали цветочные феи, – с отвращением заметил картограф, оглядывая убранство дома, и, скривившись, отряхнул рукава. – А эти вопящие мелкие спиногрызы! – Он кинул брезгливый взгляд во двор.

– И много ему попало? – сочувственно спросила фрея Анжи, ставя на стол тонкие белые тарелочки в мелкий розовый цветочек, а на них – такие же тонкие изящные чашечки и наливая в них розовый чай из фарфорового чайника.

– Не очень.

– А как же он так умудрился? На солдата не похож. Что он делал в военном лагере?

– Он меня искал, – пояснила Вика.

– А ты что там делала?

– Мы помогали выпалывать ненавижник, – ответил Лукас. – А потом прибежали махальщики, подняли ветер, а тут как раз он – за Викой пришёл. Ну вот и влетел в облако пушинок.

– Ясно, – покачала головой фрея Анжи. – Да вы угощайтесь, чего сидите? Вот, крендельки попробуйте. И мечту свою угости. Дай ей мисочку.

– Что? – Вика вздрогнула. Она уже привыкла, что большинство людей не видят мечты, и сейчас очень удивилась, когда оказалось, что фрея Анжи заметила её Ванильку. – Вы её видите? – зачем-то спросила она, хотя и так было понятно.

– Конечно, – улыбнулась та в ответ. – У меня самой их полон дом, – она кивнула в сторону гостиной.

Вика присмотрелась – и у неё словно открылись глаза. И правда, вот же они! Одна лежала на подоконнике за занавесками, другая растянулась на пушистом ковре перед камином, третья сидела на самой верхней полке в кухне и с любопытством поглядывала вниз, на гостей. А во дворе, стоило лишь внимательнее посмотреть, среди детишек резвилось ещё несколько! Так много пушистых зверьков в одном месте Вика видела только в приюте у майстера Нилса.

Видимо, Лукас их тоже заметил, потому что восторженно выдохнул:

– Ничего себе!

– Это что же, все ваши? – удивлённо спросила Вика.

– Ой, да я уже и не знаю, – всплеснула руками фрея Анжи и мимоходом погладила ещё одну мечту, которая пролетала мимо. – Какие-то мои, какие-то приходят вместе с детишками, какие-то остаются тут даже после того, как детки подрастают и идут учиться в школу… Да вы угощайтесь, что же вы просто так сидите?

Вика послушно сделала глоток розового чая и взяла с серебряного блюдца то, что фрея Анжи назвала крендельком. На обычный крендель из её мира он совсем не походил, скорее – на маленькую булочку или на колобок, только он был не мягкий и сдобный, а твёрдый на ощупь. Вика осторожно его надкусила; на вкус кренделёк был похож на вафельную трубочку, а внутри лежало что-то похожее то ли на радужный воздушный крем, то ли на цветную сахарную вату.

В отличие от Вики, Лукас не церемонился и откусил сразу половину, и в оставшейся в руках приятеля половине девочка хорошо рассмотрела пышную разноцветную массу.

– М-м-м! – замычал он от удовольствия. – Как вкусно!

Решив последовать его примеру, Вика тоже откусила большой кусок, и, как только яркий невесомый крем попал ей на язык, она словно погрузилась в мир беспечности и лёгкости. По мере того как лакомство таяло на языке, ощущения ослабевали, но – ох, какие же они были чудесные!

– Фрея Анжи, а что это? – спросила она, показывая на начинку.

– А, это? Извините, яблок не было, пришлось делать по-быстренькому из того, что оказалось под рукой.

– И что же это такое?

– Сахарный крем с детским смехом, – небрежно отмахнулась фрея Анжи.

Вика только покачала головой. А она-то думала, что повидала уже все кулинарные чудеса Восьмирья.

– Приторно, – недовольно заявил майстер Куртис, бросая недоеденный крендель на тарелку.

Вика вспомнила о главной цели, ради которой они сюда пришли, и подумала, что раз они проделали такой путь, то всё равно стоит попытаться сделать самый последний шаг. Вдруг сработает?

– Фрея Анжи, – спросила она, – а у вас остались какие-нибудь чудесказки?