Текст книги "По дороге к себе"

Мария Арбатова
По дороге к себе
Пьеса-путешествие

Действующие лица

Таня.

Бадбаяр.

Евгений.

Елена.

Стефани.

Мартин.

Герберт.

Жаклин.

Анита.

Ричард.

Кристоф.

Купе электрички. У окна сидит Евгений, уткнувшись в толстую рекламную газету. Входит Таня, втаскивая огромный чемодан.

Таня. Гутен таг! Хелло!

Евгений отрывается от газеты, смотрит на нее с нескрываемым раздражением и снова утыкается в газету. Она садится напротив.

Таня (натужно изображая веселость и раскованность). Хелло!

Евгений (не отрываясь от газеты). Хелло!

Она достает из сумочки зеркало, поправляет макияж и принимает предельно зазывную позу.

Таня (активно жестикулируя). Ай эм рашен! Ай эм тоурист. Понял? Нет? О господи, английский в школе учила… Школа! Скул! Понял?

Евгений откладывает газету, долго рассматривает Таню и усмехается.

Евгений. Я говорью русски.

Таня. Во клево! Ты немец, да? Берлин – шикарное местечко! Я так прошлась, пока с поезда на поезд пересаживалась. Да… Охренеть можно. А может, ты голландец? У вас там гульдены?

Евгений. Америкен… Аризона.

Таня. Американец? Ой, да не может быть! Мечта всей моей жизни. (Поет.) Америкен бой, америкен бой, уеду с тобой!

Евгений (улыбается). Менья зовут Джонни. Джон Стар. Я имею работать Аризона университат. Я есть профессор русский литератур.

Таня. Профессор! (Чуть не падает в обморок от счастья, закуривает, собирает все свои представления о способах общения с профессурой, даже натягивает юбку ближе к коленкам.) Меня зовут Таня. Татьяна, русская душою… Больше всего в школе я любила литературу. Ей-богу! «Катерина – луч света в темном царстве». «Отцы и дети в романе Тургенева „Отцы и дети“». Как это:

 
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя…
 

Ну и дальше там.

Евгений. О!

Таня. У меня сочинения весь класс списывал. Да. Я даже хотела пойти на журналистку, но жизнь распорядилась по-другому, и я пошла на инженера. Знаете, Джонни, в этом есть своя романтика, «железобетонные конструкции и мосты»…

Евгений. О, я не поньял… Железнобетон?..

Таня. Да ладно, это и русский не выговорит. Я так устала, Джонни, от нашего института… Я работаю в научном институте, науку двигаю. Так захотелось мир посмотреть. Вот отпуск взяла, к подруге еду. Она за фирмача замуж вышла.

Евгений. Фирмача? Я не поньял…

Таня. За голландца. Ему, правда, лет уже… Но она довольна.

Пауза.

Евгений. Танья…

Таня. Да?

Евгений. У тебья красивые ноги.

Таня (застывает от неожиданности). Ноги в порядке.

Пауза.

Знаешь, я посмотрела на этих немок в Берлине. Страхолюдины жуткие.

Евгений. О, я не поньял. Страшолю?..

Таня. Ну, страшные, страшные. Не бьютифул на личико. Вот наши бьютифул, а эти не бьютифул. Понимаешь?

Евгений. Да, я поньимаю.

Таня. Нет, ты не понимаешь. Ты приезжай к нам, сам увидишь.

Евгений. Я очень хочью Россия. Я всегда мечтал иметь туризм Россия. Россия есть славянский сказка.

Таня. Сказка! Страшная сказка! Ты приезжай, Джонни, я тебя заселю. Я тебе все покажу. Знаешь, Москва… Бульвары… У вас в Америке небось и бульваров-то нет.

Евгений. Булвар? Что есть булвар?

Таня. Ну, деревья так растут. Деревья, деревья. Большие старые деревья.

Евгений. Форэст? В булвар живет дикий животный?

Таня. Какие животные? Ты что? Животные в зоопарке.

Пауза.

Джонни, а ты женат?

Евгений. Мой жена Салли умер. Катастроф. Он сидел машина, немножко хероин. Ты поньял? Хероин. Накотики.

Таня. Наркотики? Ничего себе!

Евгений. Ес. Накотики. Она был молодой девушка.

Таня. Так ты совсем один?

Евгений. Одьин, Танья. Я есть одьин.

Таня. А куда же ты едешь?

Евгений. Я приездил Берлин университат. Я имел читать лекшен. Я еду Итон университат. Я люблю Англия. Мне тяжело Америкен без мой Салли.

Таня. А как же? Англия, она ведь на острове.

Евгений. «Хук ван Холланд» идет бот Англия. Большой бот. Бот с бар, бассейн, казино.

Таня. Пароход? Да?

Евгений. Пароход, Танья.

Таня. Ой, хоть бы разик на таком пароходе проехать! И много там народу помещается?

Евгений. Много, Танья.

Таня. Ну, пятьсот? Тысяча?

Евгений. Ес, тысячья.

Таня. Тысяча?! И все иностранцы!

Пауза.

Джон, какой ты милый…

Евгений. Танья, я хочу виски. Я имею идти в бар.

Таня (испуганно). В какой бар? Ты хочешь выйти?

Евгений. Бар есть в другой вагон.

Таня. Бар в электричке? Ну ничего себе! Как живут, сволочи!

Евгений. Я не поньял, Танья, кто есть сволочьи?

Таня. Это так, Джонни, игра слов. Понимаешь?

Евгений (пожимает плечами). Поньимаю. (Идет к двери.)

Таня. Джон, а ты не боишься, что убегу с твоей сумкой?

Евгений. Что есть «убьегу сумкой»?

Таня. Шутка. Игра слов. Я буду ждать тебя, Джонни! (Посылает воздушный поцелуй.)

Он выходит. Она быстро вынимает косметику, начинает истерически красить ресницы.

Таня. Дура! Вот дура немытая! Анька же говорила – «все время в форме»! Американец! Профессор, блин! Не женат! Сам в руки идет! Почти склеила! Блин! Профессора с пол-оборота склеила! Конечно, американки, они же холодные! Страшные небось, как немки! Интересно, если ему прям щас дать, спугну или не спугну? Хоть бы с кем посоветоваться! Я же про американцев ничего не знаю, мне же девки только про голландцев рассказывали! Главное, быть посексапильней! Вот так сяду, ноги на стол. Двадцать минут смотрит на мои ноги и женится. Черт! Да ведь белье на мне советское, как увидит, сразу импотентом станет! Анька же говорила: лучшее, кооперативное надень! И чтоб все время в форме! А я в чемодан положила, чтоб по дороге не трепать! Дура! Лучше никакого бюстгальтера, чем советский! (Выдергивает из-под кофты бюстгальтер, испуганно озираясь на дверь.) О, клево! Пару пуговичек расстегнуть! Трусы! Трусы переодеть! (Комкает бюстгальтер, прячет его в чемодан, сбрасывает туфлю, снимает колготки с одной ноги, стягивает с этой ноги трусики, озираясь на дверь, натягивает на ногу колготки, надевает туфлю, пытается проделать эту операцию с другой ногой, но тут входит он с бутылкой и пластиковыми стаканами; она замирает, натягивает юбку на коленки и забивается в угол.) Джонни, так быстро? Там не было очереди?

Евгений. Что есть очередьи?

Таня. Виски? Здорово! А оно как водка или как спирт?

Евгений (пожимает плечами, протягивает ей стакан с виски). Ты красивый женщина, Танья.

Таня (улыбается, пьет). Ой, какая горькая! Джон, ты хочешь, чтоб я напилась, да?

Евгений. Это есть только немножко виски, Танья.

Таня. Ничего себе немножко, такая бутыль!

Пауза.

Евгений. Танья, я хочью с тобой спать.

Она каменеет.

Я хочью тебя иметь… женщину. Поньимаешь?

Она растерянно кивает.

Сто долларов, Танья.

Она снова растерянно кивает и обиженно смотрит на него; он садится рядом и начинает обнимать ее.

Таня. Джон! (Выпрыгивает из его объятий и садится напротив.) Ты, наверное, решил, что я проститутка, да? Что со мной можно так? Что меня можно за сто долларов? Да? Потому что я русская? Да? Ты так решил?

Евгений. О, сори, Танья! Я не имел обижать Танья.

Таня. Значит, с русскими все можно? Да? Потому что они света белого не видели? Потому что они нищие? На американках надо жениться, а русских надо в купе за сто долларов? Да?

Евгений. О, Танья, прости менья, Танья. Я не хотел обида, Танья. Поезд утром Роттердам. Танья выходит. Я не увижу больше Танья.

Таня. Ну почему? Я могу приехать к тебе в Англию. Я ведь не была в Англии! Я ведь нигде не была, Джон! Нас ведь никуда не пускали! Мы ведь в тюряге жили!

Евгений. О, я знаю. Я читал.

Таня. Я, можно сказать, поехала мир посмотреть, людей новых встретить, а ты мне «сто долларов»!

Евгений. О нет, Танья. У нас в Америкен это нормально. Доллар – это есть доллар. Лаф – это есть лаф. Это не есть обида, Танья.

Таня. И ты бы женился на той, с которой в купе за сто долларов?

Евгений. Ес. Доллар – это есть доллар. Лаф – это есть лаф. Ты мне очень красивый, Танья.

Таня. А мамаша твоя тоже так считает?

Евгений. Что есть мамаша?

Таня. Ну, мама, мазер!

Евгений. Мой мазер живьет Кентукки со свой новый молодой муж.

Пауза.

Таня. Джонни, ну я прямо не знаю, что делать. Так неожиданно вообще… Ну я не знаю, что тебе сказать…

Евгений (берет ее за руку). Скажи, скажи, Танья!

Таня (долго думает, потом, потупив глаза). Ну если это по-вашему нормально, то… Тогда я согласна…

Пауза.

За сто долларов.

Он берет ее за коленки и, гладя по ногам, подбирается к юбке, она прижимает юбку руками.

Таня. Джонни, знаешь, мне надо выйти! Подожди минутку! Ну мне надо выйти в тамбур! Ну кое-что поправить!

Евгений. Потом, Танья… Потом… Подожди, Танья…

В борьбе, вперемежку со страстными ласками, она одерживает победу.

(Тяжело дыша.) В соседнем вагоне, около бара. (Показывает рукой направление.)

Таня. Что?

Евгений. То, что ты хочешь, Танья.

Таня. Да ты что? У них в электричках и туалеты есть? Ну дают! Сенькью, май лаф! (Выбегает, вильнув задом.)

Он вытирает пот со лба, завинчивает пробку на бутылке виски, сует ее в сумку, затем укладывает в свою сумку ее сумочку, смотрится в зеркало, поправляет волосы, берет свою сумку и ее чемодан и быстро выходит. В купе пусто, только слышен стук колес да объявления сладкоголосых голландок на частых станциях. Дверь открывается. Она заглядывает и тут же исчезает. Затем еще раз. Через некоторое время заходит и удивленно смотрит по сторонам.

Таня. Вроде это купе. (Берет в руки газету, которую он оставил, и, наконец сообразив, роняет газету.) Мамочка! Что же делать-то? (Плачет, кричит.) Стоп-кран! Надо стоп-кран сорвать! Как по-английски «вор»? В полицию! У них полиция! Должны переводчика дать! Обязаны! (Распахнув дверь.) Хелп ми! Хелп ми! (Постояв минуту без всякого ответа, садится и ревет.) Остановка была! Ночь! Хрена они его найдут! Все! Хана! Пропала! Говорила же мать: кто здесь дура, тот и там дура! Господи! Что делать-то? Сто тысяч заняла на валюту, да на билеты, да на шмотки, да на подарки! В жизни, в жизни не выплачу! Мать больная! Девке за музыкальную учительницу платить! Все! Хана!

Она ложится на сиденье вниз лицом и лежит так без движения несколько минут. Потом встает, долго смотрится в зеркало, заплетает волосы в косу, смотрится, расплетает, чуть размазывает косметику на щеках. Остается довольна своим видом. Снимает кожаный ремень, пробует его на прочность, долго смотрится в зеркало. Потом смотрит в окошко. Морщась, допивает виски. Сбрасывает туфли и начинает прилаживать ремень к верхней багажной полке. Завязав и приладив ремень, она садится, закуривает, смотрит в окошко.

Таня (жалобно напевает).

 
Ой, да не вечер, да не вечер…
Мне малым-мало спалось…
Мне малым-мало спалось…
Ой, да во сне привиделось…
 

Вытирает слезы, сморкается в воздушную занавеску на окне, гасит сигарету, снова смотрится в зеркало, снова поправляет косметику, как будто это важно, встает, примеривается к петле, смотрится в зеркало. Дверь открывается, входит он с чемоданом и сумкой. Садится. Длинная пауза.

(Хрипло.) Где моя сумочка?

Он расстегивает свою сумку, достает из нее маленькую сумочку, кидает на сиденье.

Таня (в ярости). Ты куда с моими вещами ходил? Гнида американская?! Ты с ними в соседний вагон писать ходил? Да? (Хватает газету и начинает что есть сил колотить его по лицу.) Падаль! Падаль вонючая! Профессор он! У вас в Америке все профессора по чемоданам?!

Евгений (закрывается от нее руками, потом толкает ее так, что она отлетает на соседнюю полку). Дура, я такой же американец, как и ты.

Она просто окаменевает. Пауза.

Евгений. Что зенки-то вытаращила? Ах, как мы обмануты в наших чистых помыслах! Мы тут из себя за сто долларов целку корчили, а у нас чуть чемоданчик не увели! Ай-яй-яй! Мы при виде американских штанов сразу ноги раздвигаем, а они, бяки, на нас после этого не женятся!

Таня (тихо). Я тебя в полицию сдам!

Евгений. Дура, куда ты меня сдашь? Твоего английского не хватит на то, чтоб спросить «Где здесь туалет?» Тебе бы в ножки мне упасть, что я твое барахло обратно принес, а ты тут козью морду строишь!

Таня. Спасибо тебе, миленький, что ты мой чемоданчик упер, да одумался! Спасибо тебе, родненький! Я на эту поездку пять лет собирала, в долги по самую маковку влезла! Всю жизнь долги отдавать буду, чтоб все это какому-то козлу по дороге отдать! У меня у матери полжелудка удалено! У меня девка в третьем классе, вся в диатезе! Я если в Голландии гульденов не наварю, нам всем крышка! У меня нет ничего! Ни квартиры, ни профессии, ни мужика, ни здоровья! У меня девчонка вся в обносках растет! Мать в коммуналке состарилась! Я так не могу больше жить! (Плачет.) В чем я виновата? В том, что ребенка родила, а воровать не умею? Да?

Евгений. Что ты тут митингуешь? Человек должен научиться себя уважать, тогда он получит жизнь, которую заслуживает.

Таня. А где мне было учиться? Отец нас бросил, мне году не было! Мать меня иначе как выродком все детство не называла. Меня в тринадцать лет сосед-алкаш изнасиловал, так я до сих пор матери сказать боюсь. Я без нее в квартиру до двадцати лет зайти боялась, сосед ко мне лез. Я вот сюда поехала, чтоб себя зауважать научиться…

Евгений. Нашла куда ездить. Я здесь три года болтаюсь, видишь, как зауважал себя. Доуважался до твоего чемоданчика.

Пауза.

Таня. Так, значит, ты меня клеил только для того, чтобы грабануть? Чего ты тогда приперся?

Пауза.

Евгений. Нет, я очень хотел тебя трахнуть. А потом, ты бы пошла, а я бы…

Таня. Ну ты и сука!

Евгений. Да скажи я, что русский, ты бы тут же в другое купе отвалила.

Таня. Я сюда не за русским поехала!

Евгений. Вот и моя жена такая же! Живет с каким-то черным поцем и делает вид, что счастлива…

Таня. Вот жене бы и мстил.

Пауза.

Евгений. А зачем ты раньше времени поперлась? Может, я бы потом и уходить не захотел.

Пауза.

Таня. Ну надо было.

Пауза.

Ну я ж думала, ты американец, а на мне трусы совковые. Ну я хотела переодеть, пока ты в бар отвалил, да не успела. С одной ноги сняла, а с другой нет. Заметно было?

Евгений. Нет. Да американец бы умер от кайфа, хоть что-то новенькое. У них на каждой цветной одноразовые трусы с компьютером!

Таня. Ну вот, тем более! Профессор, думала. Американец…

Евгений. Дура, у них любой преподаватель профессором называется. Ты вот, инженер, у них бы тоже была профессор.

Таня. Я не инженер. Я лаборантка была в НИИ. Меня сократили. Уволили меня, понимаешь? Безработная я. Мне на бирже предложили на бухгалтершу учиться. А я это не могу. Мне уж лучше ведро и тряпку. Я мыла, мыла. А у меня сердце. Вот и вся песенка.

Евгений. И ты, детка, думала, что все американские профессора ждут московских уборщиц?

Таня. Нет, ну ваще! Он меня хотел обокрасть, потом на халяву трахнуть, и он мне еще мораль читает!

Евгений. Дура, с тебя бутылка за науку. Не я, ихний тебя пожестче уделает. Вы все едете, думаете один раз вместо бензина воду налить и на этом хапнуть! А они это тысячу лет проходили! Брачный контракт у них юрист составляет, чтоб ты потом ложки и простыни не делила! Профессор на ней женится! Как же!

Таня (берет сумочку, копается, достает две таблетки, кладет в рот). Водички принеси.

Евгений. Ты что такая бледная стала, Таня?

Таня (с таблетками во рту, вся как будто съежившись). Водички принеси.

Евгений (хватает стакан, мечется). Ты ляг, приляг… Давай сюда под голову сумку… Я сейчас. (Убегает.)

Она ложится, смотрит пустым больным взглядом.

Вбегает Евгений.

Евгений. Вот запей. Ты как, Таня? Сейчас станция будет. Давай выйдем! Это на билет не повлияет. Здесь можно на каждой остановке выходить. Врача найдем. Тут врачи знаешь какие?

Таня. Тут врачи гульденов стоят. Ничего, отпустит.

Евгений (садится около нее). У тебя волосы свои или крашеные?

Таня. Свои.

Евгений. Клевые.

Таня. Такие клевые, что ты с моим чемоданчиком свалил?

Евгений. Такие клевые, что я с твоим чемоданчиком вернулся.

Таня. Что ж ты тут – три года совков по купе обирал?

Евгений. Я еще, между прочим, ни одного не обобрал.

Таня. Ну да?

Евгений. Я с тремя языками в Германии мешки таскал да посуду мыл, а потом сломался. Запил, чуть не все пропил. В Амстердаме, говорят, легче крутиться. Тебе лучше, а?

Таня. Когда две таблетки, сразу лучше.

Пауза.

Евгений. Я ведь самый пустой вагон выбрал, чтоб никого не видеть, так было на душе хреново. Здесь, кроме нас, только две негритянки в другом конце дрыхнут. И тут ты напролом: на тебе за доллары!

Таня. Да ты хоть понимаешь, сколько я своей девке за эти доллары потом фруктов куплю?! Ты помножь по курсу!

Евгений. Как-то вдруг пришло в голову: трахну, а потом с сумкой валюты смоюсь, чтоб охладить американскую мечту. А потом раскрыл твой чемодан, а там бюстгальтер лежит скомканный. Я его в руки взял, а он теплый… Свихнуться можно! А одна лямка пришита черными нитками.

Таня (возмущенно). Ну нет в магазинах белых ниток! Ну где я их возьму?!

Евгений. Знаешь, немки – они совсем другие. У нас, знаешь, каждая продавщица принца ждет, а здесь каждая хиппи деньги считает. Правда! Да если бы моя жена меня любила, я б ей в Москве Берлин построил!

Таня. Мне тоже один так говорил.

Евгений. А ты?

Таня. Что я? Я вот сюда поехала.

Евгений. Почему же ты его не любила?

Таня. Не знаю. Не умею, наверное, вот и не любила.

Пауза.

Евгений. Меня ведь в аспирантуру звали! Я ведь на курсе лучший был. Да мне ведь чемодан твой был не нужен. Ну что там? Водка, икра, возись потом с ними! Мне же твоя сумка с валютой нужна была! Зачем же я твой чемодан схватил?

Таня. А как же потом поезд догнал? Ну, когда тебе… ну, когда тебе меня жалко стало?

Евгений. Дура! Я же в соседний вагон перебрался. Ты бы в жизни не додумалась!

Пауза.

Таня. Если ты еще раз назовешь меня дурой, я дам тебе по роже…

Пауза.

Евгений. Таня…

Пауза.

Таня. Ну?

Пауза.

Евгений. Можно я тебя поцелую?

Пауза.

Таня. Можно.

Они целуются. Поезд стучит колесами, и мимо окон в темноте по-прежнему бегут сказочные голландские домики с огромными сияющими стеклами.

* * *

Гостиная в хорошем голландском доме. Несколько безвкусных полотен, остальное безупречно. Стефани в роскошном пеньюаре лежит на диване со стаканом в руках. Таня сидит напротив на ковре. Она приоделась на распродаже и выкрасила волосы в душераздирающий цвет.

Стефани. Еще налей.

Таня (вспархивает к бару). Виски?

Стефани. Слушай, ты у меня уже неделю шьешься, неужели за гульдены, которые я тебе плачу, не можно выучить, что я ихнюю бурду не переношу?

Таня (идет с бутылкой водки, льстиво улыбаясь, наливает Стефани). Извините, Стефани, я все никак не привыкну, что польская княгиня пьет водку!

Стефани. Мне нужна такая, чтоб быстро привыкла. Много не наливай. Надо, чтоб в стакане было немного. Лучше еще раз встанешь. Ну, дальше!

Таня (ставит бутылку в бар, садится на прежнее место). А когда я проснулась, его уже не было в купе.

Стефани. А вещи?

Таня. Вещи на месте. А на подушке записка. И написано вот так: «Ты лучшая женщина, которую я знал, но вдвоем здесь не выжить». И сто марок. (Плачет.)

Стефани. Почему сто марок? Договаривались же на сто долларов?! Доллар же больше, чем марка!

Таня (вытирает нос рукавом). Стефани, ну при чем же тут договаривались? Я же не с ним договаривалась! Это он просто так оставил!

Стефани. Как не с ним? Это что, другой уже пришел?

Таня. Ну, Стефани, ну, мы когда договаривались, мы ж считали, что он американец!

Стефани. Это его проблема. Получил женщину – плати как договаривался! Это тебе не в Русланд! Не вытирай нос рукавом, возьми салфетку.

Таня (берет салфетку, крутит ее в руках, мастерит из нее голубя). Стефани, а можно его найти?

Стефани (хохочет). Конечно! Объявление в вечерней газете: «Русский, который трахнул меня в электричке Берлин – Роттердам за сто марок, жду тебя каждый день в два часа на Рембрандтс пляйн!»

Таня. Я хочу его найти.

Стефани. Зачем? Классно трахается?

Таня. Хотите еще водки?

Стефани. Давай.

Таня запускает бумажного голубя в сторону бара, встает, наливает Стефани водки.

Стефани. Прибери бумажку. Не люблю, когда бумажки. Люблю чисто.

Таня поднимает голубя, комкает, кладет в карман.

Стефани. Три языка, трахается классно… В Амстердаме не пропадет. Наймется трахать какую-нибудь пожилую два раза в неделю.

Таня. Он?

Стефани (хохочет). Я вижу, он тебя ничему не научил с чемоданчиком! А чего ты, собственно, расселась? Посуду вымыла?

Таня (встает). Вымыла.

Стефани. В машине?

Таня. Да.

Стефани. Смотри, увижу, что опять под краном моешь, удержу из твоих денег. Я тебе говорила, вода дорогая! Это тебе не в Русланд!

Таня. В машине вымыла.

Стефани. А витражи вычистила?

Таня. С утра вычистила.

Стефани. Новой пастой?

Таня. Новой.

Стефани. А где старая?

Таня. Старая кончилась.

Стефани. У меня до тебя Лена была. С Харькова. У ней на десять дней хватало!

Таня. Я постараюсь. А почему эта Лена от вас ушла?

Стефани. Лена? У меня девушки больше десяти дней не держатся.

Таня (улыбается). Значит, мне осталось три дня?

Стефани. Вас тут как собак нерезаных. Звоню в фирму, присылают новую. Они ж вас с поезда забирают, по глазам вычисляют.

Пауза.

Таня. Господин Джулиан уехал по делам?

Стефани. А почему ты спрашиваешь?

Таня. Просто без него вы стали… совсем другая, Стефани.

Стефани. Джулиан свалил к своей старой курве и к своему сыночку. Иногда он ночует там, а я расслабляюсь.

Попугай (из клетки). Геть, геть, геть, падлюки!

Таня (вскакивает). Я всегда так пугаюсь, когда он кричит!

Стефани. Закрой эту тварь тряпкой! Да не этой!

Таня (накрывает клетку платком). Я не знала, что у господина Джулиана есть сын.

Стефани. Такой же козел, как папаша. И на него записано все это! (Обводит стены руками.) Кабы я, дура, не наваляла столько абортов, все бы было мое. Он завтра сдохнет, и я опять останусь с голой задницей!

Таня. Я, может, в этом не понимаю, но вы, Стефани, с вашим происхождением! С вашей внешностью!

Стефани. Налей еще водки.

Таня (вспархивает, наливает водки). Я вами все время восторгаюсь. Вы меня так отогрели в вашем доме. Я думала, здесь за границей все звери. Мне подруга такого нарассказала…

Стефани. Звери и есть. Звериные звери. Я от них сначала такой кровушкой умылась.

Таня. Расскажите, Стефани.

Стефани. Принеси апельсин.

Таня убегает, возвращается с апельсином.

Стефани. Нет, не такой. Я такой не ем. Найди внизу с тонкой кожурой. И почисти.

Таня убегает, возвращается с апельсином, чистит его руками.

Стефани (с отвращением). На фруктовой тарелке подай. С фруктовым ножом и вилкой!

Таня убегает, возвращается с апельсином на тарелке, с ножом и вилкой.

Стефани (берет в руки, потом отшвыривает). Тупая! Это ж рыбные нож и вилка! Сколько раз одно и то же!

Таня (собирает с пола, со слезами). Извините, Стефани… (Идет на кухню. Возвращается с тарелкой, ножом и вилкой.) Я его помыла. Может, новый почистить?

Стефани. Ладно, давай этот. (Ест апельсин.) И себе возьми, раз пошла такая пьянка. Только с толстой кожей. Они дешевле. И ешь с ножом и вилкой.

Таня. Спасибо. (Выходит, возвращается с апельсином, ножом и вилкой, садится на ковер, ковыряется фруктовым ножом, подражая Стефани.) А господин Джулиан ест фрукты без ножа и вилки…

Стефани. Да он вообще свинья свиньей. Он кофе по утрам шариковой ручкой размешивает, а потом ее облизывает и в карман сует. Семь лет отучить не могу.

Таня. Господин Джулиан такой милый, такой богатый! Вам так повезло, хоть он и пожилой.

Стефани. Ха, ха, ха! Повезло! Семь лет оттрубила, а завещание как было на сына, так и осталось! И попробуй заикнись! Я за каждую купленную пуговицу отчитываюсь, за каждую шоколадку объясняюсь. У них так принято, мать их… Ты знаешь, сколько у него денег? Тебе такие цифры и не снились! А он мне объясняет, что косметику надо покупать оптом! Понимаешь?

Таня. Нет.

Стефани. Вот смотри, зашла я в дорогой магазин, купила себе крем за десять гульденов, бросила в сумочку и иду, как человек. А так я, как черная, бегу и думаю, где я на десять гульденов куплю три пачки этого крема! Мне сорок пять лет, так я должна еще бегать?

Таня. Так это ж лучше, за те же деньги три крема! Разве нет?

Стефани. Все, Танька! Ты тупая! Ты своей совковой психологией ничего не нагребешь! Езжай до дому, до хаты! Здесь другой принцип: скажи, что у тебя есть миллион, и у тебя он будет!

Таня. Как это?

Стефани. Этому, Танька, нельзя научить. Кто без этой штуки родился, тот без нее и помрет.

Таня. Стефани, ну я способная.

Стефани. Налей еще водки.

Таня наливает.

Я вот, если по совести, сама из украинского села. Райгород называется. Поняла? Райгород.

Таня. Как? Так вы про дедушку из Варшавы… Про имение…

Стефани. Я такая же княгиня, как и ты! Хохлушка я. В Райгороде полсела польских фамилий. Степанида Гусинская. И через забор – тоже Степка Гусинская. И у ставка еще одна жила! Это мне в Одессе по блату в паспорте сделали, что я Стефани и что я полька.

Таня. А разве можно в паспорте национальность менять?

Стефани. За деньги все можно… Мати у меня сельская, а меня от какого-то ветеринара ленинградского пригуляла. Потому у меня кость такая тонкая. Ну, я в селе белая ворона была. В Одессу подалась в медучилище. Потом на корабль медсестрой. А там знаешь работать как? Всем дай, да еще чтоб каждый думал, что ему одному. Потом один здешний сутенер взял, пахала на него как стахановка. Я до своего Джулиана знаешь, сколько простыней истерла!

Пауза.

Стефани. Мати умерла. Я ее так и не видела. Тетки похоронили за селом. Там кладбище между колхозным садом и дорогой. Мы туда маленькие ночью бегали. Вроде как яблоки воровать, хотя какие там яблоки. У всех сады завалены… Для страху бегали!

Таня. Стефани, а что господин Джулиан, он за семь лет так и не догадался, что вы не княгиня?

Стефани. Да он Узбекистан от Прибалтики не отличает. Для него мы все русские медведи. Да они ж тут книжек не читают. У нас в селе любой хлопец за зиму больше читает, чем Джулиан за семь лет.

Таня. Так этак и я могу стать княгиней? (Подходит к попугаю, просовывает ему в клетку апельсиновую корку.)

Попугай (из-под покрывала). Геть, геть, геть, падлюки!

Стефани. Для этого одного паспорта мало. Надо еще с мое поучиться! Ну-ка сделай мне кофе покрепче, а то что-то я разболталась.

Таня. Одну секунду, Стефани. (Убегает.)

Стефани. Ну вот, опять… Стоит выпить, как начинается. Хоть рот зашивай!

Таня (входит с кофе). Со сливками, как вы любите. (Стефани пьет кофе, Таня сидит у ее ног.) Стефани, я хочу с вами посоветоваться. Вот я посчитала, сколько я у вас до лета заработаю… Этого хватит на то, чтоб снять маленькую квартирку месяца на два. Вы меня научите, ну там, как одеваться, про вилки там, фруктовые и рыбные… Я вам во всем буду подражать. У меня фамилия тоже красивая. Я буду рассказывать, что у меня родители дворянские, что дедушек, бабушек в лагерях замучили!

Стефани. Ой, ну не смеши меня!

Таня. У нас одна девочка в классе так рассказывала, за ней все пацаны из-за этого бегали. Вроде ничего особенного, а раз дворянское что-то, то вроде уже и особенная! Я тоже могу в проститутки. Ну что ж тут такого? Мать же не узнает! Я никакой работы не боюсь. А матери с дочкой вещи посылать буду, один магнитофон – полгода жить можно. И потом, за два месяца я себе найду какого-нибудь господина Джулиана. Вы только не обижайтесь, Стефани, что я после лета от вас уйду. Конечно, вы ко мне привыкли, и я вас сразу полюбила. Но я к вам в гости буду ходить, рассказывать про все буду! Как вы думаете, Стефани, у меня получится? Я ведь красивая, и ноги длинные.

Стефани. Интересно, на каком языке ты им собираешься рассказывать про свое дворянство?

Таня. Ну… Ну, я с разговорником… сначала. Я сегодня хлеб с разговорником покупала. Они меня поняли. Да.

Стефани. Принеси сигарету.

Таня приносит сигарету, Стефани закуривает. Пауза.

Таня. Стефани, я что-нибудь не так сказала?

Пауза.

Стефани. Дивлюсь я на тебя, Таня. Вроде взрослая баба, а в башке такой компот. Как с таким компотом в чужую страну ехать?

Таня. Стефани, вы на меня обиделись, что я от вас к лету уйду? Да?

Пауза.

Стефани. Ты от меня не к лету… ты от меня еще сегодня уйдешь.

Пауза.

Таня (встает от удивления). Сегодня?

Стефани (меланхолически). Ага.

Таня. Куда? Мне некуда!

Стефани (выпуская дым колечками). Как говорят здесь: это есть твоя проблема.

Пауза.

Таня. Я вас обидела, Стефани? Да? Хотите, я прощения попрошу? На коленях…

Пауза.

Стефани (брезгливо). И вот что: никогда не унижайся. Поняла? Человеком не станешь.

Таня (плачет). Так я ведь не ради себя унижаюсь! У меня мать с дочкой на руках!

Стефани. Ерунда это все. У каждого есть причина. Просто одни дают держать себя за падло, а другие нет. Поняла?

Пауза.

Таня. Скажите, Стефани, что я не так сделала?

Пауза.

Стефани. Я всегда так, с каждой девчонкой. Как Джулиан свалит, напьюсь да разболтаюсь… А этого никто знать не должен.

Таня. Но я же никому не скажу! Я знаете как чужие тайны хранить умею? Мне все всегда свои тайны…

Стефани. Ох, ну такая тупая первый раз попалась! Да ты мне не нужна, когда все знаешь. Поняла? Я при тебе уже не польская княгиня. Поняла? Знаешь, как надоело этими хреновыми ножами есть, этим кретинам улыбаться, это дерьмо покупать и на стенку вешать! Я же как Штирлиц живу.

Таня. Ну разве я виновата?

Стефани. Ты мне на жалость не бей. У меня ее выбили. Ты сюда по комсомольской путевке приехала? Тебе тут что-то не нравится? Напишешь в книгу жалоб.

Пауза.

Принеси мою сумку, там есть наличные.

Таня понуро выходит.

Боже ж ты мий, боженька!

Входит Таня, протягивает сумку.

Стефани (достает бумажник, отсчитывает деньги). Вот. То, что ты заработала.

Таня берет деньги.

А вот еще сто гульденов. Это за мое хамство.

Таня (берет сто гульденов). Спасибо.

Стефани. Спасибо? (Начинает дико хохотать.)

Таня (стоит некоторое время молча, затем кладет сто гульденов обратно). Мне не надо.

Стефани (аж привстает от изумления). Ну? Поздравляю! У тебя есть шанс.

Пауза.

Соберешь вещи. Захлопнешь дверь. Все. Если что-нибудь пропадет, сама знаешь… Тебе это дороже встанет. Тебя в фирме предупреждали?

Таня. Предупреждали.

Стефани. Иди. Я хочу побыть одна.

Таня. До свидания. (Выходит.)

Стефани лежит, курит. Потом дико срывается с постели, швыряет в картину стакан, кофейную чашку, фруктовую тарелку. При этом вопит непереводимое украинское слово.

Стефани. Геть! Геть! Геть! Падлюки!

Попугай (из-под покрывала). Геть! Геть! Геть! Падлюки!

Стефани озверело бросается к клетке, вытаскивает попугая, как пучок редиски, вышвыривает его в окно, а вслед за ним клетку.

* * *

Сад в доме Штрюмов. Евгений и Герберт стоят около дерева, на котором сидит попугай.

Герберт. Куда пошла Анита?

Евгений. Она пошла в спальню за книжкой.

Герберт. За книжкой? Сейчас ты будешь целый вечер иметь книжку, а я пойду иметь виски. Каждому свое. (В сторону попугая.) Надо принести лестницу и поймать его.

Евгений. В юности я читал много книг по философии, но то, что открывает для меня Анита… Это просто… это просто сотворение мира по-новому. Я залезу на дерево и попробую его схватить.