Электронная библиотека » Мария Арбатова » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Семилетка поиска"


  • Текст добавлен: 16 декабря 2013, 15:38


Автор книги: Мария Арбатова


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Елена пыталась поменять работу, найти кредит, подработать на размен, сесть на режим жесткой экономии, но ничего не получалось. Перед месячными, когда ресурс организма истощался, она закатывала Караванову дежурную истерику, и он с дежурно обиженным видом предлагал найти мужа покруче.

Лида уже готова была подсыпать кровной бабушке цианистого калия, но высказать правду Караванову не смела. Она, как и Елена, считала, что после Толика и Филиппа Караванов все-таки солнце, имеющее на себе отдельные пятна. А Елена думала и грезила о квартире, как девушки думают на ночь о женихах, взрослые женщины – о любовниках, а пожилые… о внуках.

В этой кутерьме прошло еще несколько лет. Елена пахала, бабка доставала всех, Лидочка ночевала у подруг и рано взявшихся бойфрендов, а Караванов сутками сидел на работе. Нельзя сказать, что при этом он сильно двигался по служебной лестнице, но зато имел одну, но пламенную страсть: со своей юности младшего научного сотрудника разрабатывал одну научную теорию.

С одной стороны, это выглядело вопиюще: семья вчетвером жила в двухкомнатной квартире, а он спасал науку. С другой стороны, Елена любила его. Она балдела от того, как он выглядит, двигается, говорит, острит, улыбается, покупает ее самую любимую еду и старается угодить в быту.

– К Караванову надо отнестись особо, знаешь, как в деревенских семьях отдают девочку в монастырь, – предложила Елена дочери. – Дело это не прибыльное, но замолит все наши грехи…

Караванов вроде бы зарабатывал деньги, иногда даже не меньше, чем Елена, и любил это подчеркивать. Но совершенно начисто перевел в собственном сознании историю джентльменского соглашения с Толиком в разряд «так получилось, и никто в этом не виноват».

А Толика все устраивало. Как истинный джентльмен, он не давал денег ни на дочку, ни на мать… все-таки определил ее в семью. В редкие визиты Толик с Каравановым чинно пили чай на кухне и ругали дикие экономические времена.

Елена зверела от этой благостной сцены. Ей, конечно, не хотелось, чтобы они поубивали друг друга, но она бы с удовольствием стала свидетельницей диалога:

– Ну что, козел? Сколько лет ты меня и свою семью с квартирой накалываешь? Я ведь тебе поверил как честному человеку и помог прописаться!

– Да ты на себя, урод, посмотри! За сколько лет не дал ни копейки на дочку, да еще и мать нам на шею посадил! Застукала тебя баба, выгнала, так отцепись от квартиры!

– Так ты ваще бы молчал, ты, по сути, живешь на моей жилплощади!

– Живу. Но я, по сути, кормлю твою дочь…

Однако диалог этот был невозможен, поскольку Еленины мужья словно были членами одного профсоюза, и корпоративная этика вынуждала их прощать друг другу проступки за счет общей жены.

– Филиппка не хватает, – усмехалась Лида. – Он бы им еще и налил…

Последней каплей для Елены было письмо Толика, выпавшее из портфеля со старыми фотографиями его матери. Елена убиралась в ее комнате, когда знакомый птичий почерк оказался в ее руках, и она, не раздумывая, начала читать, а потом показала Лиде.

Письмо было по горячим следам Толикова изгнания. Он писал галиматью не про то, что его застукали с массажисткой, а про то, что Елена груба и взбалмошна («Ты же ее, мама, знаешь!»); а Лидочка уже большая, что она все понимает правильно и практически на его стороне. Елена в очередной раз обалдела от того, что взрослый мужик не способен быть взрослым даже в письме к собственной матери. И что по жизни она выбирает именно таких…

И тут на небосклоне нарисовался «взрослый». Она точно знала, что ее интерес был бескорыстным, иначе ни на йоту не двинулась бы в эту сторону. Просто увидела по телевизору интервью с классным мужиком, и у нее внутри все отозвалось. А тут в кухню вошел Караванов и презрительно сказал:

– Это один из хозяев нашего холдинга, Егорычев. Не человек – танкер… Эх, сволочь, заливает, лучше бы зарплату повысил…

Уже через три дня Елена брала у него интервью. Не для того, чтобы Караванову повысили зарплату, а для того, чтобы убедиться, что среди ее современников существуют внятные мужики, не ждущие, что все проблемы за них как-нибудь решит жена…

…А меж тем кухонное шоу продолжалось. Караванов блестел глазами от выпитого, но не унимался:

– Я никогда не признаю того, что веду себя как предатель… Мне никто не докажет этого. Но тем не менее все мои силы давно направлены на то, чтобы отбиваться от необоснованности подобных упреков.

– Но разве я говорю что-нибудь конкретное? – испугалась Елена.

– Не говоришь! Ты громко молчишь! Но это еще хуже! Потому что я все чувствую! И все мое внутреннее устройство переориентировалось на главную задачу – отбиться и уцелеть морально. Из-за тебя я разучился делать многие вещи, связанные с инициативой… – продолжал он. – Которые прежде, не без трудностей, но все же делал. Например, дарить подарки…

– Вранье! Когда мы познакомились, ты не умел дарить подарков! Ты сразу сообщил об этом. Ты привез мне из Германии пробные духи по цене шубы! – напомнила Елена.

– Но ты могла мне дать возможность научиться делать подарки, а ты попросила больше никогда их не делать без согласования с тобой!

– Грубо говоря… у нас не было денег на обучение такого рода! – ответила Елена вполне язвительным тоном.

– Ты слышишь, как ты разговариваешь? – воскликнул Караванов. – Сколько презрения в твоем голосе! Это из-за твоего ироничного тона я разучился танцевать, делать комплименты женщинам. Ты сформировала у меня зависимость от своих унижающих оценок…

– А что я должна была говорить? Что ты, как пьяный мудак, топчешься на вечеринке с дешевой блядью, и вся твоя фирма с удовольствием наблюдает за моим лицом при этом? – усмехнулась Елена.

Она никак не понимала, почему мужик в третьем браке не может организовать не хватающей ему эмоциональной части жизни так, чтобы никто этого не видел.

– Наш брак плох, но мне надоело воспроизводить сценарий «брак – развод – новый брак». Видимо, пора научиться жить «как нормальные люди»: завести отношения на стороне, а здесь сохранять то, что устраивает, – выдохнул Караванов. – Сознаюсь, не без влияния ролевых игр, я принял решение: «так жить нельзя»…

– То есть все это время ты хотел согласовать со мной тему жизни на стороне? – изумилась Елена.

– Не только! – Караванов принял очень пафосную позу. – Все это время я хотел тебе объяснить, что стал другим!

– А зачем мне объяснять? Если действительно стал, я увижу! А что касается жизни на стороне, то давай обсудим… – напряглась она. – Только я хочу сказать, что ты не способен делать ее не публичной. Это все я уже проходила с Толиком, так что скорее всего история кончится разводом…

– А я готов к разводу! – вздернул подбородок Караванов, – Меня не надо пугать. Я считаю, что брак наш из рук вон плох; тем не менее в нем есть много хорошего, что, собственно, не требует супружеских отношений…

– Это как? – опешила Елена.

– Мы близкие, хорошо понимающие друг друга и отлично сотрудничающие люди. Для этого совершенно не обязательно жить вместе и спать в одной постели, – почти пропел он.

– Как скажешь, дорогой, – в тон ему выдохнула Елена с мыслью: «рехнулся!»

– Наши попытки улучшить брак собственными усилиями потерпели крушение, – откликнулся он тоном, идущим на попятную. – Вижу для нас только два выхода: либо делаем попытку улучшить ситуацию с помощью семейного психолога, либо переходим к модели «живем вместе и поддерживаем публичный образ счастливой семьи»; но сексуальные проблемы каждый решает там и так, как считает нужным…

– Я должна подумать, – сказала Елена и отправилась в ванную.

В воде ей всегда лучше думалось, но сейчас не думалось вообще. Она даже забыла намазать на лицо любимую маску. Что все это значит, и какой бес вселился в Караванова?.. Последнее время он был сильно задумчив и сильно покладист, но ей некогда было это анализировать. Видимо, всему виной ролевые игры, на которых он понял, что достоин лучшей жизни… Лучшей так лучшей, ради бога, хотя кому он особенно нужен в свой инфантильный полтинник?…

Елена поняла, что надо расслабиться и подумать про что-нибудь хорошее. Например, про «взрослого» совладельца каравановской фирмы Егорычева. Она вспомнила, как брала у него первое интервью, тщательно продумав одежду и макияж. Как с интонации в ответе на третий вопрос было слышно, что в финале он спросит:

– У вас будет время со мной как-нибудь поужинать?

А в прощании – что он позвонит завтра.


Чтобы склеить мужика, Елена никогда ничего не делала специально. Она была совсем не кокетлива, просто, если хотела мужика, не силилась этого скрывать.

И действительно, на следующий вечер они ужинали в «Праге». У Егорычева были седые виски, элегантная бородка и очень мягкая манера говорить. Было видно, что он ровесник Караванова, но благодаря усилиям новорусского оздоровления выглядит моложе.

– Ты всегда такой бархатный? – спросила она через несколько часов, лежа в чьей-то чужой спальне, на уже «своем» плече Егорычева.

– Нет, я вообще-то зверь, – усмехнулся он. – Это последние годы стал метаться… Не так живу… Не тех люблю… Ты ко мне когда в кабинет зашла, подумал, вот именно такую Мальвину мне и надо… Знаешь, как от проституток тошнит?

– А я в этом браке только сезон охоты начала, – призналась Елена.

– Муж достал? – спросил Егорычев, рисуя языком на ее шее сложносочиненный узор.

– Да нет. Он замечательный… Просто так вышло. Увидела тебя по телику и заинтересовалась, неужели в нашем климате вызревают ответственные мужики?

– Журналист меняет профессию для сбора материала… – хихикнул он.

– Именно… – С ним было так хорошо и так спокойно.

– Значит, я теперь должен доказать ответственность? Тебе, каким именно способом? Олигархом стать или президентом, чтоб тебя не разочаровать? – По интонации было непонятно, шутит он или обижается.

– Это меня не возбуждает, – призналась Елена. – Мне важно, как ты проблемы семьи решаешь… У меня тут эрогенная зона.

– Никак не решаю. У меня двое старших на Западе учатся. А маленькая – с нянькой за городом сидит. Жене было скучно, я ей магазинчик купил, она теперь в нем бирюльки раскладывает. Рада до смерти…

– А ты ей много изменяешь? – почему-то спросила Елена, хотя понимала, что рановато прется на чужую территорию.

– Девочки, это же не измена… Это же из серии товаров и услуг. Ласки – деньги – взаимозачет. А журналистки, такие, как ты, редко приходят… Жена, естественно, не догадывается. Она со мной бы тут же развелась…

– И деньги пополам, – ехидно напомнила Елена.

– Разве дело в деньгах? Я ведь не просто так изменяю. Кажется, что все… Последнее уходит. С душой, а не с потенцией проблема. Кажется, уже влюбиться не смогу… Кто-то из известных сказал: «Стареть – это словно быть наказываемым за преступление, которого не совершал…»

– А жена? Разве она не стареет? – напомнила Елена.

– Да хрен вас баб разберет. У вас в эти годы словно обратный отсчет. Словно пропеллер в жопу вставляют! Глаза себе вокруг подшила, пошла на шейпинг, как девочка стала… Недавно спросила, не увеличить ли ей грудь? Подружки увеличивают, ей тоже надо, хотя секс ей по барабану. А мне – как хлеб…

Елена возвращалась домой без всякого вкуса измены. Ну так получилось… Оказывается, еще бывают парни, у которых правильно функционируют обе сигнальные системы. Пообещала Егорычеву привести или прислать готовое интервью по факсу и не планировала продолжения. Оно, собственно, и не было нужно, потому что, несмотря на трогательную придурковатость Караванова, она любила его. И любовалась им и за завтраком, и за ужином, и нежничала с ним в постели, и кокетничала по телефону…

«Семейный психолог? – раздраженно думала она. – Глупость какая… Два немолодых, много раз женатых человека будут рассказывать чужому дядьке про свои неурядицы… Но, с другой стороны… раз беднягу так заколбасило, пусть позовет психолога, венеролога и сексопатолога… и заткнется!»

И совершенно не вдумывалась, что обращается с Каравановым последние годы как с пожилым кастрированным котом Арлекином, умершим в первый год их брака. Когда Арлекин был котенком, Елена возилась и играла с ним. Когда вошел в сочный котячий возраст, не задумываясь отвезла к ветеринару. А когда на старости лет у него начинал портиться характер, он сипел и выпускал когти, Елена просто сокращала общение с ним. Жрать дали? Наполнитель в кошачьем туалете поменяли? Погладить? Пошел вон, ты линяешь!

Последние годы она вставала по утрам позже Караванова. Даже просыпаясь, пока он возился на кухне, почему-то не вставала. И почему-то уже не тянулась к нему из постели с поцелуем. И не просила капризным голосом, чтобы принес ей чаю с бутербродом… или с конфеткой. А когда за ним захлопывалась дверь, легко вспрыгивала с постели, чтобы подробно и радостно позавтракать в одиночестве.

К середине дня соскучивалась по Караванову и начинала звонить ему с работы или писать записки по компьютерной программе, именуемой в России «аськой». И в этот момент чувствовала себя вполне удачно замужней. К вечеру они встречались после работы и гуляли. Потом приходили, и один утыкался в компьютер, а другой в телевизор. Но чаще она уматывалась на журналистские тусовки, ужасно раздражающие его. Могла прийти под утро: это ничего не означало ни внешне, ни по существу. Ей было скучно с Каравановым каждый вечер, и праздничная мишура тусовок идеально припрятывала это. Да еще и давала чувство вины, что вот она такая неправильная. И это чувство вины раскалывало на очень чуткое поведение весь следующий день. В варианте: «Что ты сказал?» вместо: «Опять ты сказал очередную фигню?»

Она покупала Караванову всякие сюрпризики, а он старался попасть в ее вкусовые симпатии. И если Елена что-то хвалила, немедленно искал это в магазине. Если, не дай бог, заболевала, возился с ней как с малым ребенком, в отличие от Толика и Филиппа, которые нешибко понимали про болезни. Первый очень уважал спортивную травму, а второй – тяжелое похмелье… Остальное считали притворством.

– Все же бабистый он у тебя какой-то, – с осуждением качала головой Толикова мать, когда Караванов отпаивал простуженную Елену лечебными чаями и ставил ей банки. – Вот мой Вася был мужик. Умри, он и бровью не двинет…

– Оттого вас теперь Толик сюда и сбагрил, – парировала Елена.

– Ничего не сбагрил, – обиженно махала рукой свекровь. – На законной площади живу с любимой внучкой…

Она была такая же отмороженная, как и сынок, и радовалась только в логике того, что удалось сэкономить. А если что-то покупала, то целый день после этого оправдывалась вслух, что без этого уж никак было нельзя. Изображая нищету, развешивала в ванной свое перештопанное белье; Елена периодически зверела, выбрасывала его на помойку и покупала экс-свекрови новое. После чего старуха целый день лежала, отвернувшись к стене, а потом звонила сыну с жалобами, которые ему были по фигу.

– Это некрасиво, – поджимал губы Караванов. – Ты не имеешь права лезть в ее частное пространство! В чем хочет, пусть в том и ходит. Надо отчетливо разделить жизнь по комнатам…

И Елене очень хотелось сказать:

– Ну ты бы уже молчал! Моя дочь живет в одной комнате с этой камнеежкой из-за того, что ты слабый, слабый, слабый…

Но брала себя в руки, вспоминая, что сама хотела такого после вечно орущего Толика и вечно угрюмого Филиппа.

Если Караванов уезжал в командировку, она ровно день не находила себе места. А потом расправляла плечи, встряхивалась и становилась такой кокетливой, что к его возвращению словно приходилось складываться обратно в футляр.

Она еще любила Караванова, но уже избегала его дома. Словно от их соприкосновения каждую минуту могла начаться какая-то непоправимая химическая реакция. И получалось, что она любила того Караванова, который был в первой половине брака, и очень раздражалась присутствием Караванова из второй половины брака, потому что он мешал любить первого.

…Егорычев позвонил через два дня после ужина в «Праге» и без всякого «здрасьте» спросил:

– Соскучилась небось уже до одури?

– В разумных пределах! – на всякий случай сказала она, хотя ни капельки не узнала его по телефону.

– Давай, Мальвина, чего-нибудь съедим вечером, – предложил он.

Вздрогнула на «Мальвину», судорожно соображая, откуда мог взять ее мобильный номер.

– Ну я часиков в восемь за тобой подъеду?

– Куда? – изумилась она.

– Около сквера будет машина стоять…

– А ты откуда про сквер знаешь?

– Так у меня есть специально обученные люди. Берут след по команде. Я ведь уже стар, чтоб самостоятельно понравившихся барышень разыскивать… – хихикнул он.

– Не столько стар, сколько богат и закомплексован, – фыркнула Елена.

– И это правда… Которая меж тем не помешает тебе сейчас рвануть домой, чтоб переодеться, принять душ и потом сделать вид, что не очень-то и хотелось… – фыркнул он в ответ.

– И это правда… Которая меж тем не помешает сделать вид, что никакого душа не было… – откликнулась Елена, соображая: «Какой там душ, какое там переодеться? Успеть бы до восьми закончить текст и толком накрасить глаза!»

Она не влюбилась в Егорычева, не думала о нем, засыпая; не вздрагивала на телефонные звонки. Ей было славно и уютно острить с ним в ресторане; мчаться на автомобиле, каждый раз неизвестно куда; заниматься добротным сексом, в котором не было ничего раздражающего, но и ничего запоминающегося. Караванов в постели был тоньше, умнее и трогательней; но от Егорычева шла спокойная сила, которой ей отчетливо не хватало в счастливом браке.

И когда встречи приобрели забронзовевшую регулярность, Елена спросила себя:

– Зачем я это делаю?

И, подумав, ответила:

– Хочется.


…Она слышала сквозь сон, как Караванов булькает водкой, достав бутылку из-за книг. Булькало примерно на рюмку. Но пару раз. «Бедный», – подумала она. Похоже, у него начинается социальное пьянство.

Отчетливо вспомнила слово «психолог» и, потянувшись из постели к сумке, записала его в еженедельник. Еженедельник был для невкусной текучки; вкусную, типа тусовок, запоминала и так.

В редакции, после летучки, где потоптали и сократили ее материал, расстроенная Елена глянула в еженедельник и не сразу поняла, что означает слово «психолог». Вспомнила вчерашний разговор и, чтобы не разгадывать загадку второй раз, приписала через пояснение: «Караванов – козел!»

Редакция была дурная, как в западных фильмах: вместо отдельных комнат – прозрачные перегородки между столов с компьютерами. Шум стоял как в оркестровой яме во время настройки инструментов. Елена долго привыкала к тому, что частное пространство надо огораживать не дверью, а ледяным взглядом. Чтобы создать хоть какой-то оазис психологического уюта, посадила рядом с собой Катю.

Когда сидела в сотах этого улья, в гомоне, стрекоте компьютерных клавиш, крике, хохоте, звоне чашек и скрипе передвигаемых стульев, казалось, что все они – открытый функционирующий безумный мозг, с которого сверху спилена черепная коробка.

Отдельные кабинеты были только у главного и первого зама. Главный пожимал плечами на устройство редакции и вздыхал:

– Лично я в такой обстановке давно бы сошел с ума. Но говорят, теперь так модно…

Замглавного, непонятно откуда взявшийся на газетном поле, страшно гордился, поскольку это была именно им выстраданная идея реконструкции здания.

– Только в технологически правильных условиях мы сможем получать качественный продукт! – говорил он, поднимая палец, окольцованный крупным брюликом.

– Кать, как ты думаешь, замик писать-то умеет? – как-то спросила Лена Катю.

– Я думаю, он и читать-то не умеет, – вздохнула та. – Говорят, у него купленный диплом какого-то провинциального юридического института. А юридические дипломы знаешь, кто покупает?

– Кто?

– Бандюки. Это у них хороший тон считается…

…Вечером позвонила модной психологине Карцевой, у которой в прошлом году брала интервью.

– Вам лично? – зевнула Карцева. – Хорошо, подъезжайте. Я задержусь в консультации.

«И что я ей скажу? – растерянно думала по дороге. – Что Караванов свихнулся? Что хочет стать большим и сильным, а меня загнать под плинтус? Да она умрет от хохота!»

И вдруг вспомнила сцену, развеселившую ее недавно.


– Что это за таблетки? – спросила она про яркий флакончик, появившийся в кухонном шкафчике.

– Витамины. – Караванов покраснел и сделал неопределенный жест рукой. – Для тех, кому за 50. Я долго колебался, перед тем как их купить…

– Почему колебался? – не поняла Елена.

– Может, еще рано? – с надеждой спросил он.

– Почему рано, если тебе уже есть пятьдесят?! – недоумевая спросила она.

– Ну мало ли… – сказал он и, обиженный, вышел из кухни.

Тогда она не обратила на это внимания. Ей не пришло в голову, что, как честный офицер, она была обязана сказать:

– Пятьдесят? Да ты выглядишь на десять лет моложе.

Но ее никто никогда не воспитывал в логике «мужчина страшно боится стареть», ее воспитывали в логике «женщина страшно боится стареть». А она совершенно не чувствовала своих сорока пяти, можно сказать, неслась по жизни вприпрыжку. Да, иногда, после восьми часов за компьютером начинала болеть спина. Да, надо было подналегать на кремы больше, чем раньше. Да, мужики сворачивали шею на идущую мимо «никакую» девочку возраста ее дочери. Да, в магазине одежды она с жалостью проходила мимо какой-нибудь мандариновой блузки с блестками. Но в постель, в работу, отношения с близкими и самой собой пришла такая свобода, словно с нее сняли гири. И она совсем не хотела обратно в свои двадцать, тридцать, сорок… И ей казалось, что с Каравановым все происходит ровно так же.

– Ясно, – сказала психолог Карцева после первых двух минут сбивчивого Елениного текста.

– Что ясно? – вздрогнула Елена.

– Очень инфантилен… Поэтому все процессы позже… – Она покопалась в ящике стола, набитого тетрадями, достала напильник и начала сосредоточенно подпиливать бордовый ноготь. – Как бы вы сформулировали свой основной вопрос ко мне?

– Подождите, да какие процессы?

– Есть такой ломовой процесс, называется «семилетка поиска». Классически начинается у мужчин в 40, у женщин немного позже. Чем человек инфантильнее, тем легче процесс сползает вниз по возрасту… – Карцева допилила ноготь, бережно подула на него и достала пузырек с лаком; было видно, что за день ее достали клиенты и ей очень хочется, наконец, сделать хоть что-то приятное не им, а себе. – Гормональная перестройка. Человека начинает мотать: так ли я живу, с тем ли я живу, в той ли стране, на той ли улице… Всплеск перед угасанием половой функции так же ярок, как и перед расцветом. Про переходный возраст все понимаете?

– Все, – выдохнула Елена.

– Здесь то же самое. Только подросток беззащитен, а климактерик социально защищен и оснащен, и выстраивает под себя культуру в отличие от подростка…

– Но подросток же маленький, от этого у него мозги набекрень, – с надеждой предположила Елена.

– Не от этого. Мозги набекрень от того, что физиологическое напряжение от перестройки организма съедает все силы. И ему не хватает ресурса скрывать то, что ему тяжело и неприятно. – Карцева встала, включила электрочайник. – Чай, кофе?

– Кофе. А у вас так никогда не было? – спросила Елена, прикинув, что Карцева женщина примерно ее возраста и ее внешней категории.

– Ничто человеческое нам не чуждо… – засмеялась Карцева. – У советских мамаш ребенок сначала учится ходить и говорить, а потом – только сидеть и молчать. Поэтому он потом в браке много лет сидит и молчит, вдруг вырастает, и как начнет говорить жене то, что причиталось маме… уже не остановишь. Как говорится, есть четыре этапа мужской жизни: еще нет, уже да, еще да, уже нет…

– Но у него нормально с потенцией. То есть, конечно, не так, как раньше, но ничего критического, – пожала плечами Елена.

– Так это вы осознаете, как ничего критического, а он – как приговор. – Карцева разлила кофе по чашкам. – Есть концепция Эриксона о «кризисах идентичности», через которые проходит каждый человек. Достигая определенного периода жизни, человек спрашивает, все ли он сделал, что мог в данном временно́м периоде. К последнему кризису в старости одни приходят с ощущением исполненности задач, другие – с ощущением полного поражения… Но там уже нет сил и времени бунтовать… А здесь еще полно.

– А как лично вы разбирались в такой ситуации? – уж совершенно бестактно спросила Елена.

– Скажу вам, как журналисту: технология всегда зависит от поставленной задачи. У меня была задача сохранить брак, – без всяких эмоций сказала Карцева, словно речь шла о задаче сделать ремонт или организовать деловую встречу.

– У меня даже нет вопроса о том, что можно брак не сохранить, – вдруг заторопилась Елена, и психолог стала ей активно неприятна. – У нас идеальный брак. Просто его немного занесло! Ой, знаете, все началось с того, что он поехал на деловые игры…

– Только не началось, а проявилось! Солома была сухой и облитой бензином, деловые игры поднесли спичку, – мягко предположила Карцева.

– Да нет же! Мы – классная пара, и эту придурь я из него выбью, – обронила Елена и тут же похолодела от собственных слов. – Ну, я хотела сказать, что ничего серьезного. Просто ему зачем-то нужен семейный психолог, и я согласна выполнить его каприз.

– Я готова к вам прийти. – Она полистала еженедельник. – В среду в девятнадцать. И рассчитываю, что вы, Елена, к этому времени осознаете, насколько серьезна ваша ситуация!

– Боже мой, да вы меня просто зомбируете! – вспыхнула Елена и подумала, на кой она пришла к этой суке Карцевой, которая занимается гипердиагностикой.

– Хочу напомнить, что стоимость времени моего консультирования никак не связана со сложностью ситуации, так что у меня нет стимула драматизировать то, чего нет, – словно прочитала ее мысли Карцева. – Но чтобы мы сэкономили время, подготовьтесь к нашей встрече.

– Как?

– Оба напишите на бумаге список претензий… Только аккуратней, а то у вас сейчас плохо наводится резкость…

Елена шла по улице и понимала, что «резкость» не наводится в принципе. Думала про то, что Карцева несла полный бред. И вообще психология – это не наука, а способ доставать деньги из неуверенных в себе людей. Потому что такие, как Елена, жесткой рукой рассортируют любой базар и вправят любой ситуационный вывих. Она чувствовала себя хозяйкой жизни и полагала, что впереди всего лишь объемная грязная работа. Ну примерно, как весной приезжать на заколоченную дачу, чтоб все перемывать и приводить в действующее состояние.

Претензии? Какие у нее были претензии к Караванову? Ну была одна… Правда, большая, огромная, ломовая… Ведь за все каравановские игры с однокомнатной квартирой шла многолетняя плата Лидочкиной психикой. Девочка должна была ежедневно созерцать в собственной комнате совершенно долбанутую бабушку. Получалось, что дочь рассчитывается за то, что мама регулярно выходит замуж за придурков, но процесс уже был запущен и мог завершиться, только уперевшись носом в ту самую однокомнатную квартиру.

Можно было в сердцах выгнать Караванова, но вопрос от этого не разрешался. Толик вцеплялся в материальные ценности как бульдог и уже сам не мог разжать челюсти. Мысль навсегда остаться в квартире с его мамашей, да еще и без Караванова, парализовала Елену и Лидочку больше, чем все остальные возможные варианты. Ведь Караванов был обаяшка и примиряльщик, и умел развести разборку между женщинами в квартире волшебным голосом и приятной шуткой. Он был такой вечный сынок, перед всегда уместной трогательностью которого не могли устоять представительницы всех женских возрастных категорий.

Елена все еще прикидывала варианты займа или новой работы за квартиру, хотя уже понимала, что играет с собой в прятки и ждет, когда ситуация разрешится каким-то совершенно невероятным способом. «…Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино…» Вроде самой было противно за такую позицию, ведь сама писала статью про то, что в «Москве больше казино, чем в Лас-Вегасе и Монте-Карло, что можно объяснить только страшной любовью русских к халяве…» Но, как ни крутила варианты в голове, – выхода не было. Потому что пойти работать в глянцевый журнал, чтобы писать о светских тусовках и технологиях накачивания маленькой груди большим силиконом, не могла. Она считала себя серьезным журналистом, вносящим небольшой, но честный вклад в медленные изменения жизни в стране, и была совершенно не готова менять это на длинные стыдные для себя деньги.

…Однажды, когда Елена в очередной раз ехала с загородной дачи после уже ставших необходимыми утех с Егорычевым, у нее вырвалось:

– Смотри, сколько домов стоит недостроенных! Ну почему одним все, а другим ничего?

– Ты про что? – удивился Егорычев.

– Одним даже лень достраивать, а другие живут друг у друга на голове! – воскликнула Елена про зияющие окнами новорусские кирпичные особняки вдоль дороги.

– Да не лень им достраивать… Просто кого-то пристрелили, кого-то посадили, кто-то разорился… Уж не до дома! – пояснил он. – А кто это живет друг у друга на голове?

– Ну, скажем, я, – сказала она и пожалела.

Очень не хотелось говорить об этом. Егорычев был для нее отдушиной, другая жизнь с другим ритмом, с другой интонацией. Встречаясь с ним, словно переключала программу телевизора, перейдя с издерганных новостей на бархатную интонацию французского фильма. Он иногда дарил ей парфюм и украшения, привезенные из других стран; но когда однажды деловито спросил: «Как у тебя с деньгами?» – жестко ответила: «Задавай эти вопросы проституткам, от которых ты устал. А мне не настолько плохо с тобой в постели, чтобы я брала за это деньги!»

Она любила подарки, но Егорычев был жутко состоятелен, и мысль о том, что вдруг ей нравится это, а не он сам, заставляла очень определенно очерчивать линию поведения. Кое-кто из недалеких подружек считал ее дурой набитой, но это не имело ни малейшего значения, поскольку Елена была личностно доразвитым экземпляром.

– Так что у тебя с жильем? – нахмурился он.

Елена коротко, но раздраженно поведала про Толика, Филиппа; про то, как Караванову была обещана квартира, как он ее продул.

– А чего раньше не сказала? – удивился Егорычев.

– Ты что? Жилищная комиссия? – спросила она уже совсем злобно.

– Слушай, Мальвина, думаешь, я твоего мужа не видел? Сразу после второй встречи с тобой вник в вопрос. И скажу тебе честно: лох – это судьба. Жена лоха – тем более… – усмехнулся он.

Елена выдернула ладонь из его руки.

– Извини, не хотел никого обидеть… – замялся он.

– Не уверена… – отвернулась к окну Елена.

Она сначала долго не могла привыкнуть к присутствию водителя в машине, а потом в одночасье вдруг стало все равно.

– Ты мне можешь пообещать одну вещь? – спросил он, притянув ее к себе и покусывая за ухо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 3.4 Оценок: 10

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации