Текст книги "Семилетка поиска"

У Лиды только что завязался роман. Вадик был компьютерщик, снимал квартиру и классно смотрелся. Подробности пока не оглашались.

…Елена проснулась, когда Караванова уже не было. Лидина комната была светлой и праздничной.

«Как странно, что мы расходимся! – подумала Елена. – Это же глупость… мы же так хорошо понимаем друг друга. Нам же интересно вместе. И в постели мы еще вполне можем сосуществовать…»

Набрала телефон Караванова и сказала:

– Ку-ку!

– Что-нибудь случилось? – удивился он раннему звонку.

– Я хотела сказать… что приглашаю тебя завтра отпраздновать годовщину нашей свадьбы, – хихикнула она.

– Ну-ну! В кабак? Мне ведь с утра после этого уезжать на игры… – усомнился Караванов. – Но если ты хочешь, то конечно.

– Я думаю, что Лиде не стоит быть с молодым человеком. Он нам еще чужой…

– А ты ей ничего не говорила?

– Я ее с тех пор не видела…

– Где хочешь заказать столик? – Опять это «выбери сама, закажи сама».

– Можно в «Пушкине». Чего экономить? Не каждый день разводимся…

На работе царила родная суета. Катя ела бутерброд, уткнувшись в компьютер.

– У меня завтра годовщина свадьбы, – напомнила Елена.

– Хороший повод восстановить покосившееся, – откликнулась та с набитым ртом.

– Кать, я ведь правда развожусь, а не придуриваюсь.

– Да вижу… Думаю, хватит мозгов остановиться. Смотри, что у меня в новостях! Канадские ученые из университета Макмастера пришли к выводу, что в женском мозгу нервные клетки располагаются более компактно, чем у мужчин. Они установили, что в участках мозга, ответственных за рассудительность, индивидуальность и планирование, плотность клеток у женщин на 15 процентов выше.

– Ты это к чему?

– К твоему разводу. Чего ты к нему цепляешься? Есть дом, есть семья, есть привычно расписанные вещи. Вот я, как бы ни умоталась здесь, прихожу – и сразу чувствую прилив энергии. Этого поцеловать, эту покормить, этого отругать, эту пожалеть… Ты посмотри на себя! Тебе сколько лет? А он мятежный ищет бури… Тьфу!

– Кать, меня вдруг все в нем стало раздражать… Внезапно. Понимаешь? Как только я позволила себе сказать, что развожусь, мне словно очки надели и я прозрела!

– Конечно, там, где у любимого родинка, у нелюбимого, как известно, бородавка… Надеюсь, хоть этому квартиру дарить не будешь? Голым в Африку пустишь? – испытующе посмотрела Катя.

– Если бы была возможность, подарила бы, – вздохнула Елена.

– Ой, коханая моя! Ты совсем не обучаемая! – покачала головой Катя. – Смотри, что пишут: «Согласно исследованию Всемирного банка, ежедневно преобладающая часть домохозяек нашей страны тратит в день менее доллара США. В подобной ситуации домохозяйки Беларуси, Афганистана, Индии, Индонезии, Молдовы и Украины…» Представляешь?

– Еще как представляю! Я, в отличие от тебя, наседки, часто бываю в командировках…

– Как будто это сделало тебя умнее! – обиженно отвернулась Катя.

Елена все поглядывала на «аську», не появится ли Никита. Но вместо него материализовался Айсберг:

– Привет. Я по тебе соскучился.

Елена тактично ответила:

– Как поживают попугаи?

Айсберг. Один очень плохо ест. Меня это беспокоит.

Белокурая. Вызови ветеринара.

Айсберг. Ты знаешь, сколько эти шарлатаны берут? И ни хрена при этом не помогают!

Белокурая. Тебе решать.

Айсберг. Хочу посоветоваться. Мне предлагают работу. За 400 долларов. Занятость 2 часа в день. Соглашаться?

Белокурая. А почему ты со мной советуешься, а не с женой?

Айсберг. Потому что ты умнее.

Белокурая. Естественно, я бы с таким, как ты, и дня не прожила.

Айсберг. Ты не видела моих сильных сторон.

Белокурая. Что за работа?

Айсберг. На машине. Возить продукты.

Белокурая. Мне кажется, тебе стоит восстанавливать социальный статус. Лучше возьми репетиторство. Возить продукты может парень из деревни.

Айсберг. Ну, репетиторство, это возня.

Белокурая. Если ты просишь у меня совета, то я тебе его дала. И говорю все это не с целью обидеть, а с целью растормошить.

Айсберг. Извини. Вижу, ты не в духе. Пока.

Елене надо было спуститься к фотокорам и договориться о съемке для нового материала, но она как приклеенная сидела у компьютера и ждала появления Никиты.

«Надо же, – подумала она удивленно. – Развожусь, и вместо того, чтобы печалиться, чувствую себя как девушка на выданье… у которой все только начинается… конечно, сорок пять, баба – ягодка опять… но… как это сказал нашей двадцативосьмилетней секретарше Олечке сожитель-бандюган: „Кисуля, у тебя уже кончился срок годности…“ И взял на ее место двадцатилетнюю… И эта дурында чуть вены себе не покрошила… а ведь спроси меня, хочу ли я поменяться с молодкой, тискавшейся с Каравановым в боулинге… и я только выражу ей глубокие соболезнования… конечно, он хороший, славный, тонкий… но такой разрушенный… а я так устала от мужской разрухи… так хочу влюбиться в цельного… какой угодно, но цельный… и Караванов своим идиотизмом словно снял с меня обязательства, которые меня держали в ошейнике… кому и почему я их давала?…не понятно…»

– Лена, не хотите сходить на открытие казино «Сол» в Николоямском переулке? Такое турецкое заведеньице, все из зеркал и золота, – спросил парень из отдела светской хроники. – Мне сегодня в пять мест надо. А там акция, обещают, что много политиков будет… вам полезно.

– Не хочу. Ой, извините, у меня очень важное сообщение по думскому материалу, – соврала Елена, увидев появившееся на экране компьютера имя «Никита».

«Смешно, – подумала она. – Полстраны сидит за компьютерами и кадрится в рабочее время с важным видом… Может, это и правильно?»

Никита. Здравствуй. Извини за бред, который я нес в прошлом разговоре… уже несколько дней сплю по 3 часа… перечитал, и мне очень стыдно!

Елена почти застонала про себя от удовольствия и ответила:

– Все нормально. Ты очень милый парень. Но с фотками смешно. Я действительно видела твою фотку на сайте знакомств и подумала: «А этот тут что делает?»

Никита. Сам порой не знаю, что я на этом шарике делаю…

Белокурая. Как что? Живешь в ожидании встречи со мной.

Никита. А знаешь… при всей абсурдности нашего знакомства и нелепости моих ночных реплик я сегодня вспоминал тебя… Так что все вышесказанное – это попытка скрыть смущение…

Белокурая. Смущение?

Никита. Ты явно приняла меня за идиота.

Белокурая. Ладно. Амнистирован. Что хорошего делал сегодня?

Никита. О тебе думал…

Белокурая. И что надумал?

Никита. Только хорошее…

Белокурая. А в промежутках что делал?

Никита. Промежутков не было.

Белокурая. У тебя такое времяпрепровождение прописано в рабочем контракте?

Никита. А я сам хозяин – что хочу, то и делаю.

Белокурая. Вот это именно то, почему в России так плохо идут реформы. Все молодые, тугие тела занимаются на работе ерундой.

Никита. Заметь, про тело начала ты.

Белокурая. Так на сайте же знакомств не серое вещество рекламировал.

Никита. Только потому, что у меня нет фотки моего вскрытого мозга. Ты замужем?

Белокурая. Развожусь…

Никита. А я недавно пережил подобный кризис… чуть все не рухнуло… но хватило мудрости… сейчас переживаем подъем…

Белокурая. Ну я уже третий раз развожусь. Бесстыдно спокойно. Аж неудобно перед окружающими…

Никита. Поздравить не с чем… извини. Я против разводов…

Белокурая. А чего ты, такой правильный, на сайт знакомств вешаешься?

Никита. Исключительно для встречи с тобой… а улыбка у тебя сейчас на лице – грустная…

Белокурая. Ни фига! Развод, это такое обновление! Годы между браками вспоминаю как самое веселое время жизни.

Никита. Может, еще просто не встретила свою судьбу…

Белокурая. Свою судьбу я в этой жизни встречала уже трижды. А ты свою так мощно встретил, что по «аське» кадришься?

Никита. Может, у нас с тобой возникнут просто дружеские отношения. Хотя твоя фотка меня зацепила…

Белокурая. На просто дружеские и не надейся…

Никита. Тогда придется ускорить нашу встречу…

Белокурая. Какие все-таки мужики фальшивые создания… Только что мораль мне читал!

Никита. Но я действительно люблю жену. А с тобой просто хочу познакомиться.

Белокурая. Да я, если честно, занята, как не знаю кто…

Никита. Я тоже, заметь, баклуши не бью. Конечно, минули времена, когда я катался в наручниках с бандитами… а заложниками была семья… и те времена, когда я двадцать четыре часа пахал… но тоже, поверь, есть чем заняться.

Елена усмехнулась про себя: «Инфантильный хвастунишка!»

Белокурая. От этих слов у меня должно было часто забиться сердце? Не забилось. Удар прошел мимо ворот. Ты его плохо рассчитал…

Никита. Бывают осечки. Извини, пора на совещание… я пошел… с налетом грусти…

Белокурая. Удачного совещания.

Никита. Захочешь поупражняться в психологических этюдах – можешь использовать живой материал… но учти – я сильно ранимый человек… и хотя тело закалено… но вот нутро почти не грубеет…

Белокурая. Ты меня представил огнедышащим драконом?

Никита. А кто еще меняет мужей чаще, чем помаду?…Пора уходить, раз попрощался, а не искать причину задержаться…

Белокурая. До завтра.

Никита. Звучит обнадеживающе… Как говорили у нас в спецназе: если не поженимся, то созвонимся…

Она отошла от компьютера, чтоб вернуться в рабочую атмосферу. Все это было очень странно. Если разговор с Айсбергом вызывал ощущение начала рабочего дня сиделкой с тяжелобольным, то после двух слов с Никитой чувствовала себя девчонкой, пританцовывающей перед свиданьем. И это довольно глупо выглядело в ее возрасте, да еще и на фоне развода. Как когда-то шутил про нее Караванов: «Счастлива от ерунды!»

Елена подошла к секретарше Олечке, той самой, у которой, по мнению бандюгана, «кончился срок годности», села напротив и спросила:

– Оль, мне подстричься или, наоборот, волосы распустить?

Она любила сидеть в приемной главного, потому что у секретарши был жуткий цветочный талант, все, что она сажала в горшки, разрасталось, пушилось, узорилось, выстраивалось в умопомрачительные траектории и наполняло комнату дыханием оранжереи.

Олечка закурила, наморщила лоб, долго внимательно смотрела и резюмировала:

– Я б распускала и отращивала.

– Ну мне лет-то сколько! – напомнила Елена.

– Вот мы с моим прошлым когда в Стокгольме были, там ваще бабульки ходят с синими и красными волосами! Как панки! Так классно смотрится, – завистливо вздохнула Олечка. – А в Каннах они без лифчика загорают… Я хотела попробовать. Не смогла…

– А я – легко… – ответила Елена.

– Да вы у нас ваще женщина – ураган, – улыбнулась Олечка. – А последние дни так здорово выглядите, как будто роман новый. Похудели, глаза горят…

– Да это на меня так развод действует, – призналась Елена.

– Вы разводитесь с Каравановым? – подскочила Олечка. – Да в жизни не поверю! Скажите, что пошутили! Да я вас всегда в пример ставила! Вы ж всегда как влюбленные ходили, глазки друг другу делали!

– Так и разводимся без мордобоя… – вздохнула Елена.

– А помириться можно? – попросила Олечка.

– Знаете анекдот про то, можно ли сделать Париж «образцовым социалистическим городом»? Можно, но жалко… – ответила Елена.

– У кого-то появился кто-то? – округлила глаза Олечка.

– Это как раз не повод для развода – хороший левак укрепляет брак. Просто устали быть вместе… и когда он что-то вякнул, я вдруг разрешила себе все поломать… потому что мне скучно… а в России это же не повод разводиться…

– Вы такая независимая… я бы хотела стать такой… – грустно сказала Олечка.

– В твои годы я тоже такой не была. Смотрела на первого мужа как на икону, – усмехнулась Елена.

– А у меня и мужа-то нет… Вот одного склеила недавно. Зовет на горных лыжах кататься. Я на них как корова на льду. А он пожилой – сорок лет – лысый. Ему надо, чтоб друзья видели, что он с молодой приехал. А здесь же снега нет, а мне б хоть как прорепетировать, – пожаловалась Олечка. – Вообще он мне не нравится. Как девчонки говорят, мужчина типа: животик, кошелек и ушки. Но больше никого на горизонте; а уже и рожать пора, и шуба не модная, и машина разваливается…

– Оль, а что бы вам нормального парня не поискать? Что вы все вокруг пожилых кошельков всё танцуете?

– Да у меня зарплата триста долларов, мать больная, брат – наркоман… Куда мне без кошельков? Надо пристраиваться, пока молодая. И так уже на возраст намекают…

– Как вы думаете, почему вам на возраст намекают, а мне – нет? А я вам в матери гожусь…

– Ну так кто я и кто вы? К тому же вы мужчин не боитесь… А я, когда знакомлюсь, такой дурой выгляжу, у меня аж руки трясутся, – пожаловалась Олечка.

– Так бросайте эту работу, идите учиться, – раздраженно посоветовала Елена. – Олечка, милая, проституция – это не профессия, а образ жизни.

– Да вокруг меня все так живут, – всплеснула она руками. – Мне девчонки завидуют: я мужиков, сидя за рабочим столом, склеиваю, когда они к главному приходят… А они все в ночной клуб – как на работу. А там не пойми на кого нарвешься. Одной нос под утро сломал. И денег дал, чтоб молчала. А она со страху и так бы молчала…

– Господи, что вы все так не по-людски живете? Моей Лиде в голову бы не пришло под сорокалетнего ложиться, – сказала Елена.

– Так у меня бы мать была такая, я б тоже с молодыми путалась. – Олечка снова закурила. – Все ж на мне!

Елена подумала, как странно… на ней тоже всегда было все, но она никогда и не предполагала любиться за деньги. С Егорычевым у нее и мысли не было о дивидендах. А здесь совершенно бесстрастный маршрут к деньгам, в надежде потом купить на них то, что на них не продается…

– Мне тут вчера фикус в подарок приперли. Я его скорее в бар отнесла. Не хотите домой взять? – спросила Олечка.

– А что это вы его отнесли? – удивилась Елена.

– Как? Вы не знаете? – У Олечки полезли на лоб тремя цветами обведенные глаза, и она всплеснула руками с узорным маникюром. – Фикус ставят только в домах, где девушка не может забеременеть! Примета такая! А мне, свят, свят, свят, при моем количестве абортов только этого не хватало!

– Правда? Ну у нас дома это тоже сейчас не слишком актуально. Пусть лучше барменша…

Пора было садиться за работу, потом ехать брать интервью и до позднего вечера превращаться в высокотехнологичную журналистскую машину… Ах да, еще надо было заказать столик в «Пушкине» на завтра. И подумать, что она туда наденет. Костюм, в котором выходила замуж за Караванова?…Нет, это будет слишком.

В нижнем отделении платяного шкафа у нее в отдельных пакетах лежали три свадебных нарядa. Кремовый комбинезон – свадьба с Толиком; бирюзовое расшитое платье – торжество с Филиппом; серебристый костюм – памяти брака с Каравановым. Она подумала, что, наверное, придется еще хоть разок выйти замуж, чтобы понять, что ощущает женщина в белом платье. Каждый раз ведь было не до того…

Позвонила счастливая Лида:

– Мать, мы на таком концерте «Рамштайна» были! Умереть!

– Рамштайн – это город? – Она подумала, что, наверное, именно сейчас надо сказать девочке о разводе.

– Какой город, ты что? Это такая культовая группа! Представляешь, у нас билеты в метро проверяли, так круто все было. Уж не знаю, как аборигены домой проходили! Смотри, музыканты сначала были почти раздетые, в белых масках! Потом пошла такая пиротехника! А потом они друг на друга пламенем дышали, ну, как мужик на Арбате! А потом гитарист как саданет микрофонной стойкой по монитору, а монитор как загорится! – захлебываясь от удовольствия, щебетала Лида. – И тут все зрители врубили зажигалки, хотя менты при входе требовали их сдать в камеру хранения! А потом один музыкант ваще вынул член! Народ запел, и вдруг над головами полетела огненная ракета! Я чуть не окочурилась со страху! А в конце прямо на толпу спустили надувную лодку, в которую посадили клавишника, и его стали перемещать по партеру! Представляешь? А совсем в финале они заорали «Работа у нас такая, забота наша простая…» И солист вышел с российским флагом! Чума!

Елена слушала все это как рассказ на иностранном языке, но, чувствуя, что дочь счастлива, решила не торопиться:

– Лид, завтра у нас годовщина свадьбы! Изволь отужинать с нами в «Пушкине»!

– Классно! Обожаю «Пушкин»! Там лучшие пирожки с грибами в мире! Пока!

…Утром, сквозь сон, Елена услышала, что Караванов лезет в шкаф за новым костюмом. Это было смешно и трогательно. Подумала, сообразит ли он понюхать, выдохлись ли те, ну, очень вонючие духи после боулинга… и как должна быть не уверена в запахе собственного тела девушка, которая поливается духами так, что потом от мужского костюма разит на всю комнату… впрочем, кто бы еще соблазнился изрядно выпившим Каравановым…

Елена надела выходной костюм с очень короткой юбкой и принесла на работу бутылку шампанского:

– В честь последней годовщины моего последнего на данный момент брака!

– Нy и юбчонка! Можно сказать, поданы не только коленные чашечки, но и весь сервиз! – покачала головой Катя.

Сотрудники посмотрели на Елену с недоумением, уж слишком светилась… а светилась потому, что ждала выхода Никиты в онлайн. И дождалась.

Никита. Здравствуй.

Белокурая. Привет.

Никита. Как настроение?

Белокурая. Великолепно!

Никита. А у меня нет. Все чаще думаю о том, чтобы отвалить отсюда…

Белокурая. Отвалить?

Никита. Все больше друзей и партнеров по бизнесу живет там…

Белокурая. Огорчена.

Никита. Я люблю Россию, но не могу смотреть, как мы вымираем и перерождаемся в озлобленных, жадных, ленивых, завистливых дебилов…

Белокурая. Ерунда, мы только становимся на ноги. И превращаемся в более симпатичных людей, чем западники.

Никита. Мы видим ситуацию по-разному…

Белокурая. Грустно, что ты видишь ее так.

Никита. Смотрю, как строят свою жизнь партнеры из соцлагеря, которые недавно тоже были полным совком…

Белокурая. Они не столько лет жили под коммунистами. Да и климат другой…

Никита. Сменим тему. Готов признаться – снова думалось о тебе…

Белокурая. Весь рабочий день без перерывов? И кончилось это потребностью эмигрировать?..

Никита. Не иронизируй… я влюбчивый, но больше всего достается тем, кого люблю…

Белокурая. Да ты меня еще в натуре не видел. Как говорили мои мужья: железная леди, ничего человеческого! Увидишь – испугаешься…

Никита. Меня мало чем можно напугать… старею, наверно… скажи, а что ты ищешь в мужике?

Белокурая. Душу и фактуру в одном флаконе.

Никита. А мы, мужичье неотесанное… снизу вверх впитываем… а уж душа стоит на тридцать четвертом месте после размера груди…

Белокурая. У баб, которые обеспечивают себя сами, те же принципы.

Никита. Да, нынче мужик сильно измельчал…

Белокурая. Ты про какие параметры?

Никита. Про черты, присущие мужчинам в классическом понимании этого определения… Брать ответственность на себя, решать проблемы самостоятельно, делать женщину, которая рядом, счастливой, помнить, что такое честь… Мне стыдно, если я хоть на полшага отхожу от этого…

Белокурая. Лопатки не чешутся? Крылышки не режутся?

Никита. Можешь жалить сколько тебе угодно… я просто говорю, что думаю… заметь – редкое сегодня качество…

Белокурая. Редкое.

Никита. А не жалко время тратить на меня?

Белокурая. Не жалко. Во-первых, ты красивый. Во-вторых, ты мне интонационно интересный.

Никита. Интонационно? Так это я только с тобой… выполз из своей раковины… в миру я другой…

Белокурая. Люди затем и ходят по Интернету, чтобы снимать маску. В миру я тоже другая.

Никита. А насчет крыльев – права… Я выбился из провинции, прошел через все. Воевал, чтобы теперь не было стыдно перед сыном, что папа от армии косил… В МГУ поступил сам. Все сделал сам.

Белокурая. Ум, честь и совесть, короче…

Никита. Не знаю, зачем все это тебе говорю… наверно, чтобы вызвать улыбку…

Белокурая. На ком тебе еще так пафосно оторваться? А сына тоже в армию отправишь, чтобы ему не было стыдно перед его сыном?

Никита. Нет. В этой мясорубке сейчас делать нечего. Ты небось сейчас еще десятку мужиков по «аське» параллельно мозги пудришь?

Белокурая. Начались сцены ревности?…

Никита. А вот я всех остальных убрал… тебя почему-то невозможно ни с кем и ни с чем совмещать…

Белокурая. Как в рекламе бульона: «Любовь с первой ложки»?

Никита. Тебе предлагают заполнить только часть – ты забираешь все! Крупными мазками!

Белокурая. Такой недостаток есть. Странно, что это даже по «аське» слышно.

Никита. Я в «аське» давно сижу. Мне по ней человека сразу слышно. Ухи-то разведчицкие…

Белокурая. Мне мужья именно это и инкриминировали: что меня много, что я сломала им хребет…

Никита. За свой хребет я не сильно боюсь… Там достаточно позвонков и так травмировано.

Белокурая. Так вроде я замуж за тебя не собираюсь. С меня штампов хватит.

Никита. Значит, хребет в полной безопасности… а твоему мужу не завидую.

Белокурая. Кстати, у нас сегодня годовщина свадьбы. Сходим по этому поводу в красивый кабак…

Никита. Мириться?

Белокурая. Мы ж не ссорились… мы осознали. Это другой жанр. Идем не мириться, а прикалываться над жизнью и над собой. Ладно, пока. Пора и работой заняться…

Никита. Пока. Желаю приятного ужина, хотя плохо себе представляю этот жанр…

Вокруг стояли шум и гам. И парень из светской хроники, как обычно, уговаривал коллег сходить на тусовки, потому что не успевал сам.

– Елена, ну я вас не прошу сходить в Исторический музей. Там внизу ресторан «Красная площадь» и в нем «пушкинский обед». По меню из Онегина: ростбиф окровавленный и подобная фигня… – прижимал он руки к груди. – Это отдел культуры сходит. Но в Академии художеств в ресторане Церетели собираются политтехнологи. Это чисто ваше мероприятие…

– У меня под картинами Церетели пища не усваивается, – ответила Елена. – И вообще я сегодня отмечаю последнюю годовщину третьей свадьбы…

– Я вашего юмора до конца никогда не понимал, – нахохлился парень из светской хроники.

– Это потому, что я практически не острю. Как говорил Уайльд: «На свете нет ничего смешнее правды…» – улыбнулась Елена.

Села к компьютеру и начала подкрашиваться. На экране загорелось имя «Айсберг».

Айсберг. Я по тебе очень соскучился. Как поживаешь?

У Елены словно сразу заныли все зубы. Она пересилила себя и вежливо ответила:

– Отлично. А ты?

Айсберг. У меня подавленное настроение.

Белокурая. Что-то случилось?

Айсберг. Попугай болеет все сильней.

Белокурая. Так не экономь на ветеринаре.

Айсберг. Это ерунда все ваши ветеринары-неофиты… Лучше давай встретимся.

Белокурая. Полагаешь, это поможет попугаю?

Айсберг. Романтическая встреча поможет мне.

Белокурая. Романтическая встреча – это в твоем понимании половой акт сразу при встрече?

Айсберг. Давай сразу. Тоже интересно.

Белокурая. Не вижу в этом ничего романтического…

И подумала: «С тобой по крайней мере!»

Айсберг. Почему?

Белокурая. Ну неужели ты не въезжаешь, что такие бабы, как я, на дороге не валяются? И в то, сколько у тебя конкурентов и каких? И как часто они моют машину…

Айсберг. Но нам интересно общаться!

Белокурая. Так ты же не общаться предлагаешь. Точнее, общаться гениталиями. А вдруг это будет не так интересно?

Айсберг. Знаешь, я уже задумываюсь, что недолго осталось жить. А ты?

Белокурая. Ну и переходы у тебя… А я не задумываюсь. Я только жить начинаю!

Айсберг. Это философская проблема.

Белокурая. Ты за это время стал философом?

Айсберг. Я всегда им был!

Белокурая. Извини, мне надо срочно уходить. Важная встреча.

Айсберг. Я на тебя никогда не обижаюсь.

Елена злобно выключила компьютер. Жмот чертов, сначала на попугае экономит, а потом на жалость давит…

Она доехала на молодом кавказском частнике, активно кокетничая с ним и замечая, что мысль о разводе словно ослабила упряжь. И позволила направо и налево делать глазки.

Обычно не точный Караванов уже сидел за столиком и тянул рюмку коньяка. «Боится!» – нежно подумала Елена.

– Как настроение? – спросил Караванов. – А у меня замечательное…

– И у меня ничего, – улыбнулась Елена. – Начинаю новую жизнь. Успехи уже есть…

– Не сомневаюсь… – скривился Караванов. – Лиде сейчас скажем?

– Зачем ужин портить? Я уж ей сама… порциями…

– Хорошо… Завтра с утра, как я уже говорил, еду… Второй тур деловых игр, – приосанившись, напомнил он.

– Вернешься и сразу в президенты, – мягко пошутила Елена.

Ужасно трогала эта игра Караванова в прятки с самим собой. Ну съездит он на игры; ну, назначат его там начальником земного шара; ну, даст ему по этому поводу молодуха… И что? Он уже все равно не успеет стать взрослым и ответственным: нормально родить ребенка и вырастить как своего, нормально отвечать за жену и держать ее в эмоциональном поле взрослого человека, а не кормиться ее материнской энергией… блажен, кто смолоду был молод.

И ведь какое-то время ей было сладко его баюкать. Она восхищенно разглядывала, как пухлый Караванов по-детски сопит во сне и подкладывает под щеку кулак. Как взвизгивает, порезавшись; как трет глаза кулаками. Караванов был нужен ей как страшно недолюбленный в детстве, потому что она могла обрушить на него всю нежность, уже лишнюю для резко выросшей Лиды. Она тетешкала мужа-ребенка; но готова была тетешкать на условиях, что он не будет вырастать, не впадать в хамский переходный возраст, грубить маме, кричать, что теперь все может сам… и искренне верить в это. Она любила говорить: слабый человек жизнь преодолевает, а сильный – осваивает. Караванов и повзросление свое не осваивал, а преодолевал, тревожно прислушиваясь к самому себе и нервно оглядываясь на окружающих.

– Я закажу себе вот этот салат с крабами, бефстроганов. А потом буду думать про десерт… Или лучше мороженое? Нет, пожалуй, десерт, – бубнил Караванов.

И то, что он всегда проговаривал вслух, что собирается есть, надевать, пить, курить и делать, казавшееся прежде таким трогательным, немыслимо взбесило ее. И она чуть не ляпнула: «Боже мой! Кому интересно, что ты будешь есть?» В смысле: «Я больше тебе не мама!»

Странно, но говорить было совсем не о чем. Караванов был практически подружкой, в отличие от первых двух мужей, она могла с ним обсуждать практически все. И вдруг это рухнуло в одночасье.

Молчали и сосредоточенно жевали, пока не появилась Лида, сонная и возбужденная одновременно. Затараторила о своем новом друге Вадике и вчерашнем концерте, начала клянчить деньги на новую куртку, пить ореховую водку, делать глазки парням за соседним столиком, есть винегрет одновременно с мороженым. Одним словом, ей было не до взрослых… и… слава богу!

Караванов пытался сосредоточить ее на логике деловых игр, даже нарисовал на салфетке расклад, на котором Лида будет директор завода, Елена – руководитель энергокомплекса, а он – губернатор. И стрелочками отметить, как правильно строить между ними коммуникации. У Лиды в глазах было написано: «Мне бы ваши заботы, господин учитель…»

– Поздравляю со счастливым браком! Желаю… – сказала Лида, подняв рюмку ореховой водки, и вдруг осеклась: – А чего это вы такие?

– Мы, зайка, думаем, что нам было бы полезно развестись, – неожиданно для себя самой сказала Елена. – И уже практически это решили…

– Да? – спросила дочка, и Елена не услышала в этом «да?» ничего трагического.

– Подробности письмом… Лучше расскажи про своего нового мальчика, – мягко увела Елена тему, увидев, как напрягся Караванов.

Выходили из «Пушкина» поздно, в меру пьяные и в меру сосредоточенные. Шли по пустому городу. Елена машинально взяла Караванова под одну руку, Лида – под другую. Лида запела «Естудей», Караванов подтянул. Елена почувствовала себя пионервожатой с отрядом, возвращающимся с моря…

Предложила пройтись по пустому Арбату. Она знала, что Караванову с утра уезжать, а вещи еще не собраны. Но очень хотелось. Караванов промолчал, ему было удобней, чтоб она сама приняла решение. Елена иронично посмотрела на него и с вызовом сказала:

– Молчанье – знак согласья!

Караванов обиженно посмотрел на нее, но не запротестовал. На Арбате было совсем пусто. Лида горланила песни, Елена улыбалась, а Караванов покупал в каждом киоске пиво.

Прошли мимо однорукой принцессы Турандот, охотники на цветные металлы недавно ампутировали ей предплечье. Лида заныла про свои высокие каблуки. Караванов прилично выпил и покладисто плелся. Все время подшучивал над Еленой, взяв Лиду в сообщники. На Арбате было тихо, камни стучали под ногами, и редкие парочки жались друг к другу на ветру. Елена расслабилась, и, напевая, вспоминала, как они познакомились с Каравановым, как гуляли здесь же, взявшись за руки, заходя во все подряд кафешки… накупая все подряд сувениры…

Недалеко от Плотникова переулка на асфальте лежал седой человек. Конфигурация его лежания подразумевала глубокую нетрезвость, но Елене бросились в глаза пышные седые волосы, портфель и приличные ботинки, и показалось, что он похож на Айсберга. Возле седого стоял плечистый малорослый кавказец.

Он начал снимать с лежащего ботинки, а сняв – бить ногой в живот.

У Елены внутри все сжалось, она даже не успела подумать, что, когда тебе больно от предательства, когда ты ходишь в облаке ровно разлитой по телу боли, начинаешь острее реагировать на то, что при тебе делают больно другому. Даже если он в полной отморозке…

Она подбежала к кавказцу, достала мобильный из сумочки и стала обещать вызвать милицию. Тот начал кричать на плохом русском, оправдываться про ботинки, что он таким способом помогал седому трезветь… Елена сказала, что если он через две минуты не исчезнет, то она вызовет милицию. Тут Лида бросила кавказцу какую-то оскорбительную фразу. Что получилось дальше, Елена не поняла, но кавказец ринулся на Лиду, подоспел Караванов, и они втроем покатились клубком. Лида завизжала, рухнув на своих трудных каблуках. Прохожие разбежались как мыши. Елена первый раз в жизни сумела громко заорать: «Милиция! Помогите!»

Кавказец бил Караванова. Поднявшаяся Лида бегала вокруг и голосила. Елене показалось, что вот сейчас кавказец может убить Караванова; она сообразила, что Караванов пьян в дым, и неожиданно для себя начала наносить кавказцу удары ногой и телефоном… И одновременно словно завороженно смотрела на это со стороны. За это время Караванов не врезал кавказцу ни разу, а только отчетливо валил его на землю. И в конце концов завалил, опрокинув при этом и Елену.

Потом кавказец отбежал, и Елена, морщась от боли в коленке, торопливо уговаривала его уйти. По лицу Караванова текла кровь, Лида истошно орала.

Кавказец то отступал, то возвращался, не понимая, добивать Караванова или опасаться так и не вызванной милиции. Казалось, что это длится вечность. Лида платком вытирала кровь с лица отчима, а мимо уже начали ходить люди, равнодушно пережидавшие, когда кончится драка.

Наконец кавказец, плюясь, сморкаясь и потирая ушибы, двинулся в сторону метро «Арбатская».

А они стояли, возбужденно пересчитывая потери. У Караванова были подбиты оба глаза, рассечена бровь. Кровь хлестала на плащ. Елена чувствовала, как под колготками разбухает и мокнет разбитая коленка. Лида осматривала вырванный из плаща рукав.