Текст книги "Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая"
Автор книги: Мария Барыкова
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
И Педро ускакал в облаке сухой зимней пыли. Но направился он не на север к горам, а на восток к Порту Бо. Там он провел два дня в венте, болтая и попивая матаро[61]61
Матаро – каталонское вино.
[Закрыть] с контрабандистами, и тройку ночей на берегу, поджидая нужную ему лодку. А наутро с набитой сумкой пустился прямо к горам, где провел еще день в разговорах с местными жителями, расспрашивая их о пастбищах и погоде. Потом, купив у них пару меховых курток, Педро отправился дальше.
И вот в ненастный день рождественского сочельника в воротах монастыря Святого Франциска раздался негромкий, но уверенный стук. Мать-привратница, томившаяся завистью к остальным, отдыхавшим сейчас перед ночной службой, поспешила открыть деревянное оконце и увидела спешившегося красивого молодого человека в фиолетовом плаще.
– Я проделал долгий путь с побережья и ищу вашу обитель в горах вот уже вторые сутки. Метель и снегопад измотали меня окончательно, – сказал он, стряхивая с себя и коня обильную изморось. – Я – дон Диего Кавьерса, сын разорившегося помещика из Картахены. Все, что у меня осталось – это святые книги, и, будучи человеком благочестивым, я хочу принести их в дар монастырю, столь чудовищно пострадавшему от нечестивцев.
Благочестивого юношу немедленно провели на монастырскую кухню, где он снял плащ и отдал его просушить. Пришелец оказался смуглым красавцем в народном духе – видно, кровь его благородных предков нередко мешалась с кровью крестьян Мурсии. Слух о красивом незнакомце, решившем подарить монастырю книги, быстро облетел всю обитель, и несколько сестер и послушниц уже прибегали в кухню, якобы по делу. В числе первых оказалась и Антония. Она тут же поднялась в комнату Клаудии, которая вот уже более двух недель, прошедших после аутодафе, лежала в жару и лихорадке.
– Тебе давно бы пора подняться, дорогая, – заметила она. – Тем более, сегодня помимо праздничной службы есть причина поинтересней. – Но Клаудиа лишь вяло повернула голову. Глядя на эти страдающие глаза, можно было и впрямь поверить, что перед ними действительно все еще стоят площадь и пламя костра. Первые несколько дней девушка и вправду прометалась почти в бреду, но потом, осознав, что болезнь позволяет ей оттянуть ночное появление в келье Антонии, и дальше прекрасно имитировала нервную лихорадку. – Нам Господь послал подарочек под праздник: смуглый красавчик, от которого так и пышет жаром, сидит на кухне матери Исидоры. – В ответ Клаудиа только устало прикрыла ресницы.
После ночной службы, длившейся до трех часов, дон Диего был позван наверх, куда он и последовал, не расставаясь со своей набитой альфорхой. Покои аббатисы дышали жаром и запахами пряностей; на столе стояло вино и пестрели сласти.
– Я дон Диего… – снова начал юноша, но настоятельница прервала его.
– Я уже наслышана о вашем благочестии, дон Диего. Поешьте и выпейте с дороги, а потом мы поговорим с вами и о ваших дарах.
Юноша, не стесняясь, взялся за изысканные кушанья, и мать Агнес с радостью увидела, что он ест и пьет изящно, как истинный дворянин. Кроме того, он был действительно необычайно хорош: с длинными мускулистыми ногами, широкими плечами и суровым, но нежным лицом.
– Так вы, я вижу, получили неплохое образование? – игриво обратилась к нему аббатиса, не отрывая глаз от Диего и наливая ему еще фанкарраля[62]62
Фанкарраль – легкое красное вино.
[Закрыть].
– Немного, – улыбнулся он и посмотрел в окно. За окном уже начинало светать. – Благодарю вас, но мне бы хотелось все же показать вам книги.
– Что ж, прошу вас. Я с удовольствием посмотрю их вместе с вами, – и мать Агнес указала место рядом с собой на широком диване.
Дон Диего спокойно сел и высыпал прямо на колени настоятельницы несколько книг в тисненных серебром и золотом переплетах.
– Вот, пожалуйста, например, Фома… – Он раскрыл книгу, и сердце аббатисы сладко дрогнуло. О таком она не смела даже мечтать! Перед ней в смуглой мужской руке лежало редчайшее порнографическое издание Карреля.
– Какая щедрость! – воскликнула она. – И все остальные книги такого же качества?
– Несомненно.
– Но откуда…
– Дорогая графиня, кто же из побывавших хотя бы раз в Малаге не слышал о вас?! Я счастлив услужить вам.
– В таком случае и я не останусь в долгу, драгоценный дон Диего! Я…
Но продолжать ей уже не понадобилось – жаркие уста юноши прильнули к ее устам, а рука уверенно вздернула вверх подол сутаны…
После первых стремительных и жадных ласк последовала томительная истома, а за нею и полное блаженства отдохновение. Выпив еще по бокалу вина, Диего с графиней вновь завели ленивый и томный разговор.
– Ах, дорогая графиня, – не скрывал своего наслаждения дон Диего, – да у вас тут прямо рай земной. Столько хорошеньких юных девочек. Небось, не теряете время даром?
– От такого человека, как вы, было бы неразумно это скрывать, – томно улыбнулась аббатиса.
– И, надо полагать, все вышколены должным образом?
– В общем-то, да.
– Но откуда такая неуверенность, графиня? Неужели осталась какая-то строптивица, что не хочет утолить страсти столь роскошной женщины, как вы? Ни за что не поверю.
– Вы можете, конечно, не верить мне, дон Диего, но, тем не менее, такая строптивица все-таки нашлась.
– Должно быть, прескучная и нехороша собой?
– И на этот раз вы ошиблись, совсем наоборот. Малышка на удивление соблазнительна.
И вдруг в голову настоятельницы пришла блестящая мысль: перед такой мужской красотой, перед такой галантностью эта маленькая упрямица, пожалуй, не устоит. Конечно, ей тяжело сразу же начинать с женщинами, но она страстна, она чувственна, это видно даже по глазам, и, возможно, красота мужского тела скорее соблазнит ее. Дивные картины поплыли перед мысленным взором матери Агнес, и, совсем позабыв в этом любовном чаду о строгом наказе Его Высокопреосвященства, она поправила рясу, прическу и схватила колокольчик.
Тут же вбежавшая сестра Антония, выслушав приказание настоятельницы, сказала:
– Но вы же знаете, амма, она больна еще после Уржеля, – напомнила ей Антония.
– Ничего страшного, дойдет, не рассыпется.
– Так это ваши салески пели на аутодафе? – обернулся к аббатисе после ухода сестры Антонии отошедший к окну дон Диего. – Я присутствовал там тоже – изумительные голоса.
– Благодарю. И, представляете, именно эта строптивица прямо у помоста умудрилась хлопнуться в обморок, и валяется уже почти две недели.
Тем временем Антония почти насильно одела Клаудию, вернее, накинула прямо поверх ночной рубашки две шали: одну на плечи, другую вокруг бедер, и подтолкнула к дверям.
– Иди же, тебе сказочно повезло.
Слова эти испугали девушку даже сильнее, чем, если бы ей сказали, что ее ведут на пытку. Напоследок она схватила кардинальское кольцо. «В крайнем случае, скажу… Скажу, что храню верность Его Высокопреосвященству…» – лихорадочно придумывала она способы защиты. Но мать Агнес оказалась не одна. На диване рядом с нею сидел красивый черноволосый юноша, что-то неуловимо томящее напомнивший Клаудии.
– Ну, наконец-то, – вполне беззлобно приветствовала ее аббатиса. – Это дон Диего, – юноша встал и, слегка побледнев, склонился в низком поклоне. – Выпей вина, Анна, – Ипредложила аббатиса и налила большой бокал. Клаудиа неожиданно даже для себя самой решительно подошла к столику, взяла бокал и выпила его залпом. Комната поплыла у нее перед глазами.
– Ну, что же, она и в самом деле прелестна, – вдруг развязно произнес дон Диего. – Знаете что, давайте сделаем так. Мне ужасно претят все эти ваши постные монастырские клички: Анна, Исидора и тому подобное. Имена должны соответствовать ситуации, не правда ли? Давайте устроим маленькую галантную игру. Допустим, я на этот раз буду зваться… ну, скажем, Редуан, а Анна, разумеется, Фатьма. А вы, графиня… Как вам понравится имя Гедета?
Клаудиа не верила своим ушам. Кто перед нею? Враг или друг? Это шанс на спасение или ловушка? Как разгадать это? Как вести себя? И тогда она малиновыми от вина губами почти капризно прошептала:
– А мне не нравится имя Редуан. Почему бы вам не назваться, например, просто Перикито?
– Перикито? Не очень изысканно, зато отдает жестокостью и силой. Значит, Перикито, отлично. – Юноша широко улыбнулся, и в сердце Клаудии растаяли последние сомнения. Перед ней был Педро, маленький пастух, поклявшийся быть с ней везде… – Я за, а вы согласны, Гедета?
Аббатиса в ответ лишь томно прикрыла глаза и потянулась к дону Диего всем телом.
Клаудиа сразу же опустила веки.
Однако красавец юноша вдруг мягко и легко отстранил аббатису и подошел поближе к Клаудии. Затем, обойдя ее со всех сторон, пристально оглядел и сказал:
– Дорогая графиня, я вижу, вы совершенно правы. Эта дикарка еще не совсем готова к тому, что нам от нее нужно. Она нам испортит всю обедню. Давайте поступим так. Для начала пусть Фатьма пойдет и почитает наши книги. А я пока предпочту остаться в вашем прекрасном обществе. Ведь мы никуда не торопимся, графиня, не так ли?
– Ну, если вы так считаете, мой милый Диего, – снова загорелась от обещанного продолжения блаженств аббатиса, – то я тоже ничего не имею против.
– В таком случае, извольте, милая Анна, то есть Фатьма, взять это, – юноша вручил Клаудии стопку принесенных с собой книг, а затем присел на диван рядом с аббатисой.
– А теперь идите к себе и внимательно изучите сии мудрые книги – в них ваше спасение.
– Да, да, милая, послушай умного человека, – и мать Агнес жестом отправила Клаудию обратно.
Едва сестра Анна, прижав к груди стопку книг, вышла, мать Агнесс вновь было всем телом потянулась к своему гостю, но дон Диего спокойно заплетал в косу свои иссиня-черные волосы.
– Надо вам заметить, дорогая графиня, я не люблю дешевую любовь втроем. И тащился сюда из Картахены не за девственницами, а…
– Что ж, больше ее здесь не будет. Вот ключ от лестницы и моих покоев. Надеюсь, вы еще поживете у нас, тем более что идет снег, и все дороги занесены.
– Несомненно, графиня.
* * *
Снег действительно шел еще целую неделю. Дон Диего остался в монастыре, где ему отвели комнату рядом с кладовой. Впрочем, он вел жизнь скромную, почти никуда не выходил, и даже его ночные посещения аббатисы оставались тайной для всех, кроме сестры Антонии, ночевавшей за каменной стеной по соседству с покоями аббатисы. Сладострастные стоны дразнили ее молодое воображение, и она все удивлялась, почему на этот раз настоятельница столь жадна и ни с кем более не делится своим счастьем.
Клаудиа же, тем временем, пребывала в полном недоумении. В тот момент, когда она, полуодетая и почти без сознания, оказалась у себя в комнате, девушка прежде всего мысленно поблагодарила милого Педро за то, что он избавил ее от ужасного действа, в которое не прочь была вовлечь ее настоятельница. И только потом начала лихорадочно соображать. Педро здесь, и надо выстроить свое поведение так, чтобы не допустить ни одной ошибки, которая помешала бы его плану. Ах, если б еще знать, каков этот план! Он велел ей читать книги. Что крылось в этом приказании? Возможность найти спокойствие в мудрости веков? Обнаружить у кого-то из древних авторов похожий план побега? Как бы там ни было, девушка вняла этому совету и посрешно схватилась за книги.
Неожиданно обнаружив в них все те же пошлые картинки, девочка сначала едва не отбросила их с омерзением, но, немного поразмыслив, все же принялась внимательно изучать содержимое. Ей становилось буквально физически плохо от этих бесконечных голых тел и органов, но она крепилась изо всех сил. Но ответа найти все не могла. Клаудиа прекрасно понимала, что до тех пор, пока Педро находится где-то рядом, ей ничто не грозит. С другой стороны, вынужденное бездействие угнетало ее; день проходил за днем, а она все никак не могла найти того, что именно предлагал ей найти в этих книгах Педро. По вечерам она часами стояла у окна, вглядываясь в мутную пелену, словно стараясь разглядеть там какой-нибудь свет – знак надежды. По истечении шести дней, измученная неизвестностью и не находящими выхода мыслями, она совсем лишилась сна.
На следующий день после службы к ней вдруг подошла мать настоятельница.
– Не надо так бледнеть… Фатьма, – насмешливо сказала она. – В принципе я довольна тобой. Ты уже получила первый урок, и теперь дело только за дальнейшим развитием. Изучай книги. Я не тороплю – в таких делах спешка может лишь навредить.
Придя к себе в келью и брезгливо взглянув на уже до тошноты опротивевшие ей пошлые книги, девочка стиснула пальцами лоб. Неужели Педро обманул ее? Но зачем? В таком обмане не было никакого смысла. Или…!? Ужасная мысль пронзила ее сознание – а что если он действительно предлагает ей именно этот путь спсения?!..
Снег за окном, как нарочно, падал все гуще, заливая комнату мертвенным белесым светом.
– В этих книгах ваше спасение, – в сотый раз, как заклятие, повторила Клаудиа. – Но она ничего не нашла в тех томах, что лежат в ее комнате повсюду. Ее взгляд скользнул по картинке, изображавшей псарню… Какая мерзость!.. «Нет, не может быть, чтобы Педро меня обманул!» – вдруг подумала она и, забыв о стыде, вновь жадно бросилась листать страницы.
Спустя несколько часов, красная, с пересохшими губами, она захлопнула последний том, опять так ничего и не обнаружив. Но не мог же Педро просто так посмеяться над ней! И вдруг она вспомнила: да, точно, на одной из картинок были два резвящихся кролика! Как же она сразу не обратила на них внимания?! Клаудиа снова судорожно пересмотрела все книги, пока, наконец, не нашла эту странную картинку – на лугу резвятся два кролика, а вдали пасется овечка. И больше ничего. До рези в глазах разглядывала она эту картинку, но опять ничего не могла понять. Наконец, в отчаянии и ярости она просто вырвала эту совершенно чуждую здесь страницу. Книга шлепнулась на пол, развалившись на две части, и из-под тисненого сафьяна выскользнул легкий белый листочек.
Клаудиа несмело протянула к нему руку, рисовая бумага послушно развернулась в дрожащих пальцах.
«Душа моей души, седьмого в четыре утра. Ничего с собой не бери и ничего не бойся. С. П.»
Девушка взглянула на развалившуюся книгу и увидела среди страниц какой-то плотный клубок. Схватив его, она сразу же без особого труда развернула искусно сплетенную из неведомых ей нитей веревочную лестницу. Мысль о ее прочности даже не пришла Клаудии в голову, она спрятала лестницу у себя на груди, а записку, еще раз полюбовавшись изяществу почерка, сожгла на свечке. «Но ведь он был совсем неграмотным и влюбился-то в меня в первую очередь потому, что я умела читать! Откуда эти манеры, это благородство линий? Кто и что он теперь?» – подумала она и в первый раз за много месяцев заснула, как убитая.
Весь следующий день она была несказанно оживлена и бурно деятельна. Мать Агнес, разумеется, приписала это чудесному воздействию своих книг, и чтобы уверить ее в том еще больше, Клаудиа шепнула ей, когда они выходили из молельни:
– Ваши книги произвели на меня целительное воздействие, амма. Наконец, глаза мои раскрылись! Но позвольте мне, – остановила она аббатису, уже догадываясь, что та готова ей сейчас же предложить зайти к ней в кабинет, – позвольте мне еще больше утвердиться в новой вере. Уверяю вас, через неделю вы меня не узнаете.
– Ах, плутовка, – улыбнулась настоятельница и ущипнула ее за щечку.
Дон Диего, бесшумно проскользнувший ночью в покои настоятельницы отнесся к распиравшей мать Агнесс новости о совершенном преображении сестры Анны совершенно равнодушно.
– Подождите, вот закончится снегопад, я поеду, позанимаюсь немного делами, и вы уж тогда займетесь ей в свое удовольствие. А потом, Бог даст, когда я смогу в другой раз к вам выбраться, надеюсь, она уже будет совершенно наша…
Через пару дней снегопад закончился…
* * *
Седьмого января, когда церковный колокол пробил четыре раза, а ветер, казалось, готов был смести монастырь со скалы, Клаудиа выбросила в окно шелковую лестницу, предварительно надежно закрепив ее на болтах ставен, и, как была в одном подряснике и тапках, так и выскользнула в окно – в кромешную темноту и вьюгу – навстречу свободе, навстречу счастью. Еще с вечера вновь начался снегопад, и снег мгновенно залепил ей глаза и уши, камень стены царапал в кровь руки и колени, а холод пронизывал до самого сердца, но она, не боясь уже ничего и никого, шаг за шагом нащупывала невесомые ступеньки, пока лестнице не пришел конец, и ноги ее не повисли в воздухе. Клаудиа посмотрела вниз, надеясь увидеть там своего спасителя, но вокруг было пусто, темно и тихо. Сколько еще оставалось до земли из-за темноты и летящего прямо в глаза снега понять было совершенно невозможно. Наверх ей теперь все равно уже не залезть, кричать нельзя. Отсается только разжать коченеющие пальцы и довериться судьбе.
Клаудиа разжала пальцы и тут же полетела вниз по заснеженной, почти отвесной скале. Наст, прятавшийся под свежим снегом, больно царапал кожу, но не успела она и подумать о том, что все кончилось так нелепо, как вдруг попала прямо в теплые объятия подставленной меховой куртки.
– Ты цела? – как во сне, услышала она жаркий шепот.
– Да.
– Тогда быстро на лошадь.
Чуть в стороне под скалой, невидимые в буране, переступали два совершенно белых коня, присутствие которых можно было определить в этой всепоглощающей темноте ночи лишь по легкому всхрапыванию. Побежав к ним, Клаудиа на мгновение обернулась и увидела странное зрелище. Педро достал из-за пазухи какой-то сверток и бросил его вверх. Железный крюк, легко звякнув, зацепился за болтающийся на высоте нескольких метров конец веревочной лестницы, в результате чего теперь от лестницы до самой земли спускался длинный пучок нитей. Затем Педро высек огонь и подпалил эти нити. Тонкий синеватый огонек с легким свистом помчался вверх по склону, а через секунду таким же синим, едва светящимся пламенем загорелась и лестница. Крюк упал к ногам Педро, юноша схватил его и бросился к ожидающей его Клаудилье. И уже в следующую минуту они верхами пробирались через заснеженную реку.
– В ближайшие венты нельзя, в них сразу будут искать, – тихо, но отчетливо объяснял он ей на скаку. – Поэтому придется ехать долго и стороной, пока не пересечем уржельскую дорогу, а потом заберемся подальше в горы. Одежда для тебя у меня приготовлена, пару дней будем отсиживаться в распадках, а ночами двигаться в сторону Наварры. Там уже будет проще. Но сейчас держись до последнего – надо отъехать как можно дальше. Нужно выдержать час.
– А следы? – едва разлепила замерзшие губы Клаудиа.
– Снегопад не закончится еще пару дней, я разговаривал с пастухами. Они будут искать вслепую. Кроме разорванной книги они не найдут никаких следов твоего исчезновения. Пусть считают, что ты вознеслась на небо, разорвав богомерзкие издания, – посмеялся Педро, а затем заботливо спросил. – Ну, как ты, еще держишься?
– Ноги, – простонала девушка, чей подрясник задрался, открыв голые колени.
– Дьявольщина! – выругался Педро. – Понимаешь, сейчас лучше вообще не останавливаться. Потерпи, прижмись поплотнее к бокам лошади, осталось еще полчаса.
И они пришпорили лошадей, хотя животные, подгоняемые морозом, и так неслись изо всех сил. Вокруг, куда достигал глаз, расстилались заносимые снегом горы, и стояла невозможная, непереносимая тишина.
Только когда уже совсем рассвело, неумолимый Педро остановился. Быстро спрыгнув на землю, Педро первым делом снял свою коченеющую спутницу с коня и отнес в довольно большую укромную пещеру. Там он быстро развел костер и, пока огонь разгорался, распаковал лежащий рядом тюк с теплой одеждой. Потом он растер ей ноги и руки и помог переодеться в зимнюю одежду пиренейского пастуха: длинную полотняную рубаху, штаны из козьего меха и кожаные, тоже на меху альпаргаты. Монастырская обувь и подрясник полетели в костер. Только после этого Педро позаботился и о лошадях, расположив их у входя в пещеру и посыпав соломы и овса.
Теперь можно было уже не спешить; им предстояло провести в этом убежище весь следующий день. Напоив беглянку специально приготовленным горячим отваром, Педро молча держал согревшуюся девушку у себя на коленях, укачивая, как маленькую.
– Но как ты… – осторожно начала она.
– Ты позвала, и я пришел.
– Но я звала тебя только мысленно.
– Я прочитал твою мысль во взгляде.
– Когда я падала в обморок?
– Да, – нехотя ответил он. – Зачем говорить об этом? Теперь у тебя будет новая прекрасная жизнь.
– Как у тебя?
Он посмотрел в черные глаза долгим любящим взглядом.
– Не знаю. Как сама выберешь. А теперь спи. Впереди трудные ночи.
* * *
На исходе следующего дня, отдохнув, отогревшись и отъевшись заранее приготовленными Педро в пещере запасами, они двинулись дальше. Перед тем как покинуть это первое убежище, юноша старательно уничтожил все следы пребывания там людей, и целую ночь они вновь скакали какими-то тайными тропами, но уже никого не боясь и не страдая от холода.
А еще через несколько дней по равнинам Наварры совершенно спокойно ехали два всадника, которым почтительно уступали дорогу повозки с мулами. Один из них, тот юноша, что постарше, был одет явно на французский манер и по последней моде, а второй, еще совсем мальчик, наоборот, в национальный, но богатый костюм: широкополая шляпа, куртка из черной овчины с пестрой вышивкой и резными серебряными пуговицами, вместо пояса фаха[63]63
Фаха – широкий шарф.
[Закрыть] и синие бархатные штаны с яркими лампасами. Первый много и громко говорил, второй же почти не открывал рта, но глаза его горели восторгом и любопытством, с какми-то тайным сиянием счастья оглядывая все вокруг.
– Осталась последняя ночь, котрую нам придется провести в пути, – сказал первый, когда тени на дороге стали принимать лиловатый оттенок.
– И где мы остановимся на этот раз?
– Лигах в трех отсюда живет некий гостеприимный идальго, который, конечно, не откажется приютить двух друзей, – при последних словах губы юноши печально дрогнули.
Действительно через час они уже подъехали к одинокому дому на излучине Арагона и бросили поводья подбежавшему мальчишке. Старший молодой человек уверенно прошел внутрь и, как у себя дома, сел за стол в темной столовой с большим камином. На прокопченных стенах вперемешку висели связки лука, старые шпаги, неразличимые от времени картины и единственным ярким пятном выделялась висевшая прямо над головой юноши олеография. То было молодое мужское лицо в ореоле живописно разметавшихся золотых волос с беззастенчиво-яркими голубыми глазами. От портрета веяло здоровой силой, красотой и беспечностью. Юноша поглядел на портрет, и с трудом подавил не то вздох, не то проклятие.
– Мартин! Дьявольщина! – крикнул он, садясь за дубовый стол. – Du sang, de la Mort et de la Volupte![64]64
На кровь, на гибель, на страсть (франц.)
[Закрыть]
В ответ на этот пароль откуда-то из недр дома выскочил невысокий, до глаз заросший бородой человек.
– А, это ты, малыш! Все в порядке? А где твой подопечный?
Педро только кивнул.
– Ты говоришь по-французски?! – удивился вошедший за мгновение до этого в комнату мальчик, услышавший последние слова старшего.
– Садись, Паблито.
Но мальчик почему-то, как вкопанный, остановился и не сводил глаз со стены.
– Кто это, Педро?
Юноша нахмурился и быстро посмотрел на хозяина.
– С каких это пор у тебя на стене висит этот кердо[65]65
Кердо – самец домашней свиньи (исп.)
[Закрыть]?!
Тот в ответ пожал плечами.
– Не своей волей, сам понимаешь. Если уж он теперь чуть ли не в каждом монастыре пялит свои бесстыжие глаза… К тому же, герцог не возражает.
Но так и застывший у порога мальчик не слышал этих слов, полностью поглощенный созерцанием портрета. Щеки его порозовели.
– Это он, да? – наконец прошептали обветренные губы.
– Да, сеньор, это маркиз Альварес собственной персоной, черт бы его побрал! – ответил за Педро хозяин.
– Разве это не Мануэль Годой, Князь мира? – растерялся мальчик.
– Успокойся, Паблито, это действительно Мануэль Годой, герцог Алькудиа, Князь мира, – тут юноша махнул рукой, чтобы быстрей подали еду, – Мартин, мы просто падаем от усталости.
Хозяин быстро принес хамон[66]66
Хамон – сырокопченый окорок.
[Закрыть], вино и сыр.
– Я постелил вам наверху, Педро. Как меня вызвать – знаешь, – и чернобородый Мартин исчез в никуда, как и появился.
– Это просто какой-то притон контрабандистов, – рассмеялась Клаудиа, стаскивая шляпу с остроконечной тульей и рассыпая волосы.
– Много ты понимаешь в контрабандистах, – невесело и не очень-то вежливо ответил ей Педро. – Ешь.
Клаудиа уписывала за обе щеки, пила вино, к концу ужина совсем раскраснелась и то и дело поднимала глаза к портрету.
– Неужели ты до сих пор не забыла все эти свои детские фантазии? – грустно спросил Педро.
– Нет, Перикито. Они помогли мне выжить в эти ужасные годы. Да и что в них плохого? Он благородный человек, спаситель Испании, королевская семья его обожает… Да ты просто ревнуешь! – Клаудиа рассмеялась и сжала руку юноши. – Кстати, а где моя косынка, а?
Педро молча расстегнул камзол и рубашку.
– Вот, можешь полюбоваться.
– О! – печально протянула девушка. – Но это была всего лишь детская шутка, ты свободен…
– Освобождает только Бог. Ступай же наверх, уже поздно.
– А ты?
Но Педро лишь слегка подтолкнул девушку и, не отрываясь, все смотрел, как изящно шагали по ступеням ее стройные, затянутые в синий бархат ноги.
До утра он просидел во дворе на охапке сена, и противоречивые чувства раздирали ему душу. Да, Клаудиа выросла, как и обещала, красивой, умной, бесстрашной, все понимающей. Может быть, она даже научилась лицемерить и обманывать. Может быть, познала даже и то, что девушке в четырнадцать знать не следовало бы… Дону Гаспаро она, несомненно, понравится. Что ждет ее, сироту без песеты за душой, у него в замке? Такая же служба, что досталась ему самому? Но он рискует только собственной жизнью, которая никому не дорога – а она? И, не зная ответа ни на один из этих вопросов, Педро глядел на холодные зимние звезды, то и дело мурлыча сегидилью, которую часто певала его покойная мать:
* * *
Замок дона Гаспаро, или вернее сказать, загородный дворец, походящий на замок, стоял к юго-востоку от Памплоны совершенно в уединенном месте. Однако определенная выгода его положения позволяла обитателям этой таинственной резиденции без особого труда контролировать все дороги, ведущие из Европы к столице Испанского королевства. Педро еще и сам за те несколько лет, что провел у дона Гаспаро, не изучил окончательно все хитросплетения коридоров, флигелей, подвалов и башен этого величественного сооружения. Дворец был очень старым, построенным на излете могущества Наварры; когда-то он принадлежал любимцу всех женщин – веселому королю Анри. Ныне здание потеряло свой блеск, но не величие. Несмотря на то, что дон Гаспаро не слишком заботился о его содержании, уделяя особое внимание только личным апартаментам, залам для тренировок и конюшням, оно все равно поражало новоприбывших торжественностью и мощью.
Копыта звонко стучали по каменным плитам подъездной аллеи, и Педро видел, как с каждым шагом личико Клаудильи под широкими полями шляпы бледнеет все больше.
– Куда ты привез меня? Не лучше ли было вернуться в Бадалону и попытаться найти отца и Гедету?
– Чтобы через пару дней отправиться если не прямо в подвалы инквизиции, то опять в монастырь? Я привез тебя туда, где могу ручаться за твою полную безопасность.
– Но кто он, этот твой покровитель?
Однако Педро вряд ли мог ответить на этот вопрос. Дон Гаспаро, по свободе мысли, манерам и состоянию, казалось, должен был принадлежать к высшей аристократии, но полное отсутствие каких-либо признаков вырождения, отличавших всю верхушку Испании, непричастность его к политике и двору, а также непринужденное общение со множеством небогатых и простых людей говорило не в пользу первого предположения. Заподозрить в нем контрабандиста высокого полета юноша тоже не мог: как бы дон Гаспаро ни исчезал порой на несколько дней, а то и месяцев, он никак не производил впечатление контрабандиста. Одно время Педро подозревал его в симпатии к революционерам за границей, но, видя, с каким презрением дон Гаспаро отзывается об их главарях, тоже отмел это предположение. Особенно смущала Педро любовь хозяина к востоку, причем не тому, откуда традиционно привозились благовония и ковры, а к востоку далекому, узкоглазому, тайному и непонятному. И, занимаясь с учителем Су уже несколько лет, юноша все же порой вздрагивал, чувствуя на себе немигающие, словно из вечности смотрящие глаза своего покровителя.
Словом, объяснить Клаудии, кто есть на самом деле его новый покровитель, было невозможно, и Педро ограничился общей фразой:
– Это богатый и благородный господин, который всегда рад утереть нос всяким святошам.
В мрачном зале первого этажа, служившем едва ли не складом всевозможной утвари, а иногда и спальней многочисленным посетителям дона Гаспаро, их никто не встретил, и Педро несколько даже растерялся, не зная, куда же теперь вести девушку. Ей, безусловно, надо привести себя в порядок и отдохнуть после дороги, но комнаты, в которых жили они с Хуаном, вряд ли подходили для этого.
«А может быть, надо пойти прямо в кабинет дона Гаспаро?» – вдруг подумал Педро. Однако появляться там без приглашения было категорически запрещено всем обитателям этих мест, кроме Су Цзы. Педро замешкался в нерешительности, но в следующий момент стройная фигура в темном шелке возникла перед ними, словно выросла из сгустившейся тени.
– Рад приветствовать в своем доме сеньориту Клаудиу де Гризальва и счастлив видеть, что вы отлично справились со своей непростой задачей, Педро. Вам уже отведены покои на втором этаже, сеньорита, слуга проводит вас, а вы, Педро, пройдите со мной. Нам надо поговорить.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?