Текст книги "Расколдованный круг"

Глава 4

Платный университет, один из многих, которые появились в последнее время, располагался в старинном особняке на одной из небольших улочек в историческом центре города. Когда-то здесь жили небогатые, но тем не менее знатные люди, успешно конкурировавшие при дворе с менее родовитой денежной аристократией. Теперь этот район Москвы снова стал приютом людей, претендующих на исключительность и знатность. Оставив «ягуар» на охраняемой стоянке, доступной лишь для студентов элитного вуза, Рита поднялась по устланной ковровой дорожкой мраморной лестнице и вскоре уже стояла возле дверей аудитории, весело приветствуя тех своих сокурсников, которых считала достойными подобного обращения, и заученно-вежливо выговаривая слова в адрес тех, кто был девушке неприятен.

– Ритка! Как жалко, что тебя вчера с нами не было! – обратилась к девушке ее одногруппница, миловидная и одетая с тем скрупулезным следованием последней моде, которое свидетельствует о недавнем вступлении в ряды очень богатых людей. Эта рыженькая девушка упорно именовала себя Ваниллой, однако Рите было достоверно известно, что ее настоящим именем было Валентина и она приехала покорять столицу из провинциального городка.

– А что, вы вчера зажигали? – искусно используя жаргон, к которому привыкла собеседница, откликнулась Рита.

– Не то слово! Прикинь, Джек так нажрался, что, когда мы ко мне домой поехали… Я-то думала, посидим, выпьем… А он был уже настолько пьян, что упал и стол на кухне повалил! И утром я выхожу на кухню – а там в корзине для овощей смесь из текилы, соли и бычков! – с нескрываемой гордостью поведала девица.

– Да, сильное впечатление, наверное, – не стараясь скрыть иронию, откликнулась Рита и тут заметила, что к ее разговору с Ваниллой прислушивается полноватая, коротконогая Анеля – вечная соперница Ваниллы, которая вела с хорошенькой провинциалочкой непрекращающуюся борьбу за право быть «первой дамой» на курсе. Разумеется, у Анели не было такой стройной, мальчишеской фигурки, как у Ваниллы, такого пикантного, подвижного личика со вздернутым носиком… Зато пухленькая девица умела придать своему простоватому лицу властное и надменное выражение, веско вынося приговор всему, что не тешило ее непомерное тщеславие. Риту всегда забавляло это бессмысленное соперничество, от которого, естественно, девушка предпочитала держаться в стороне. Союзниками Анели и Ваниллы были только те студенты, которые посещали университет не для получения знаний, а лишь для достойного и устраивающего родителей препровождения времени; у Риты они вызывали живейшую неприязнь.

– Подумать только! У нее на кухне стоит корзина с овощами! – насмешливо пропела Анеля, демонстративно повысив голос. – И Валечка даже знает, где она стоит и что в ней находится! Конечно, Валечка, ты же у нас отличная хозяйка! Наверное, сама ходишь за всякой там картошкой!

В толпе успевших собраться вокруг студентов раздались смешки – это демонстрировали свою преданность подпевалы Анели; но Ваниллу не так просто было смутить подобным выпадом.

– Естественно, я знаю, что находится у меня в доме, – со сдержанным достоинством подтвердила она. – Потому что, в отличие от некоторых, я контролирую свою домработницу и лично все проверяю. Господи, да разве в наше время можно что-нибудь пустить на самотек! Вот и ты, Нюрочка, считаешь, будто картошка – это овощ! А это вовсе клубень. Как же он может вместе с овощами лежать? Нет, я бы тебя даже на кухню к себе не пустила!

Теперь торжествовала компания Ваниллы, однако Анеля не собиралась сдаваться! Старательно вскидывая голову, она подступила к сопернице, высказывая свои суждения о провинциалках, которые после привычного самогона дорвались до спиртных напитков иностранного производства… Обычно подобные сцены только забавляли Риту, они даже немного нравились ей – ведь, сравнивая себя с учившимися вместе с ней девицами и даже немногочисленными мальчиками, Рита четче ощущала собственное интеллектуальное и нравственное превосходство. Однако сейчас Ванилла и Анеля с их претензиями на первенство, с их идиотскими доводами, с толпой старательно прикормленных подпевал показались вдруг Рите настолько противными, что девушка, еле сдерживая себя, чтобы не сказать резкость, поспешно отошла в сторону. По просторному залу, служившему местом отдыха между занятиями, группами и по одному бродили студенты. Некоторые из них, принадлежавшие к семьям, которые, на взгляд среднестатистического обывателя, считались обеспеченными и смогли отправить детей в платный вуз, все-таки по здешним меркам считались бедняками и были вынуждены держаться в стороне от своих более состоятельных товарищей.

Другие, так же как и Рита, относились к учебе всерьез и сейчас увлеченно штудировали конспекты, освежая в памяти предыдущую лекцию по истории искусств: преподаватель этого предмета Анатолий Сергеевич относился к своей работе необыкновенно ответственно и стремился честно отработать полагавшуюся ему зарплату, наполняя головы изнемогающих студентов массой сведений и цеплявшихся одно за другое логических построений: упустишь ход рассуждений педагога, и потом очень трудно будет уловить ход его объяснений.

Среди зубрил Рита с удовольствием увидела Надю и поспешила подойти к ней, но, приблизившись к подруге, Рита с удивлением и почти испугом обнаружила, что та не замечает ни ее, ни вообще окружающих. Словно пьющая воду птица, Надя ненадолго склонялась над толстой тетрадью, затем поднимала голову и таращила в пространство пустые, абсолютно ничего не выражающие глаза.

«Неужели она учит высказывания Толика наизусть?» – с легким удивлением подумала Рита, окончательно убеждаясь в том, что поразивший подругу стресс слишком глубок, чтобы его можно было излечить лишь дружеской поддержкой. Нет, Наде определенно требовалась квалифицированная помощь! «Замашки старой девы и так не украшают Надежду, портят ей жизнь! А теперь она еще решила превратиться в книжного червя!» – с огорчением отметила Рита и решительно потянула подругу за локоть.

– Спящая красавица, очнись!

– Ой! – роняя от неожиданности тетрадь, вскрикнула Надя, словно ее действительно разбудили. – Толик! Боттичелли! Полихромная гамма!.. Ах, Рита, это ты… Здравствуй.

Рита не могла не отметить, что Надя как-то угасла, увидев лучшую подругу, словно ожидала, что из состояния транса ее должен был вывести кто-то другой. Робкое, овечье выражение на бледненьком, не оживленном макияжем личике Нади на миг сменилось недовольным, даже сердитым; однако Надя тут же приняла свой обычный забитый вид и торопливо присела, чтобы поднять свою тетрадь. Рита, желавшая исправить последствия Надиной неловкости, в этот момент тоже нагнулась за конспектом, и руки девушек встретились. Рита была поражена: пальцы Нади тряслись как в лихорадке, узкая ладошка была влажной от пота и холодной как лед.

– Может, ты заболела? – прямо спросила Рита подругу, уточняя мелькнувшую догадку.

– Нет-нет, я прекрасно себя чувствую! – испуганно замигала глазами Надя.

– А по-моему, ты должна поехать домой.

– Ты что! Я не могу пропустить лекцию по истории искусств! Она ведь бывает всего четыре раза в неделю!

– Знаешь, Надюша, на мой взгляд, ты бы лучше всего смотрелась на лекции по эстетике! – внезапно раздался чересчур высокий, ломкий голосок незаметно приблизившейся к подругам Ваниллы. Рита оглянулась: девица, держа под ручку одну из своих подружек, нагло поглядывала на Надежду и, что еще больше возмутило Риту, на нее саму! Остальная компания Ваниллы терлась неподалеку; очевидно, потерпев-таки поражение в стычке с Анелей, девица из провинции решила доказать своим приверженцам, что еще способна напасть на кого-нибудь и как следует обидеть.

– Ты что, решила составить для Нади план занятий? – ледяным тоном поставила нахалку на место Рита. – Спасибо, но это еще в начале учебного года сделал за тебя методист!

– Ой, да я просто хотела сказать, – заегозила Ванилла, видимо ощущая, что удача и на этот раз уходит от нее, – что наша Надюша может служить наглядным пособием для некоторых лекций! Она так эстетично выглядит! Так изысканно и стильно одета!

Услышав от своей предводительницы злую и «остроумную» колкость, компания Ваниллы разразилась радостным смехом. Рита не глядела на Надю, но тем не менее не сомневалась, что ее незадачливая подруга лишь опустила, по своему обыкновению, глаза, готовая покорно согласиться с любым унижением, тем более что сказанное Ваниллой лишь подтверждало ее собственную самооценку. Однако Рита не собиралась прощать нахалке ее выходку: во-первых, бесцеремонность Ваниллы не понравилась Рите, а во-вторых, допустить, чтобы кто-нибудь нападал на человека, которого она считает своим другом, Рита не могла. Тем не менее Рита не торопилась с ответом; она лишь надменно вскинула голову, намеренно затягивая паузу. Наконец, когда стихли последние смешки, Ванилла уже другим, более нервным тоном спросила:

– Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать, Шерстнева? Ну что молчишь?

– Знаешь что, Баклушина, – намеренно выделила голосом простецкую фамилию противницы Рита, – наверное, когда делили ум и такт – ты спала. А когда стали делить амбицию – проснулась!

Раздались робкие смешки – кое-кто из толпившихся вокруг не удержался; однако они тут же стихли, стоило Ванилле обвести своих подружек разъяренным взглядом.

– Че вылупились, дуры, – мигом растеряв все свое жеманство, зашипела она. – Счастье ваше, что папани моего здесь нет! Он бы не позволил…

Изобразив театральный жест, долженствовавший обозначать крайнее негодование и бесконечное презрение, Ванилла шумно выдохнула и с независимым видом направилась в другой угол помещения.

– Молодец ты, Шерстнева! – подошел к насмешливо глядевшей на суетливо догонявших Баклушину прихвостней один из немногих молодых людей, обучавшихся искусствоведению. – Здорово ты ее! Давно пора.

– Вот ты бы и попробовал сбить с Ваниллы спесь, – усмехнулась Рита, переводя взгляд на этого щуплого юношу, безуспешно старавшегося подражать интонациям Антонио Бандераса. Молодой человек под ее острым взглядом окончательно смутился и покраснел как девчонка, и Рита испытала при этом даже какое-то мрачное удовлетворение. Рита уже достаточно долго вращалась в этом коллективе и привыкла считать, что именно таким и должно быть пресловутое «студенческое братство», о котором с упоением повествовала иной раз мама. Однако сейчас распущенное сборище «золотой молодежи», озабоченной чем угодно, только не учебой, показалось Рите настолько противным, что девушка внутренне передернулась. Рита тепло подумала о Наде: она-то действительно стремится учиться как следует, вон как старательно готовится к занятиям, как боится их пропустить! Однако когда девушка взглянула на Надю, то обнаружила, что та снова нырнула в свою тетрадь: судя по всему, события последних минут уже не задевали ее сознания. «Ничего себе! – мысленно вознегодовала Рита, разом растеряв все умиление. – Надежда, судя по всему, избрала для себя наиболее простой способ борьбы с житейскими трудностями – делает вид, что ничего не происходит, вот и все! Она что, воображает, что я вечно буду за нее заступаться?!»

– Надежда, так, в конце концов, жить нельзя!.. – начала было Рита, но в это время раздался мелодичный звонок, возвещавший, что наконец наступило время лекций, начало которых администрация коммерческого учебного заведения предусмотрительно приблизила к полудню, чтобы избалованные студенты успели проснуться и явиться в вуз. Студенты начали расходиться по своим аудиториям.

– Пойдем скорее! – встрепенулась Надя. – Надо занять места поближе…

– Да в группе всего восемь человек, неужели ты боишься затеряться в толпе? – попыталась остудить неуместный, по ее мнению, энтузиазм подруги Рита, однако Надя не слушала ее. Словно сомнамбула, Надя направилась к дверям аудитории, крепко прижимая к груди пресловутый конспект и не сводя глаз с появившегося в зале Анатолия Сергеевича.

Недоумевающая Рита последовала за подругой, и вскоре обе они уже сидели в небольшой аудитории, обставленной скорее как уютная гостиная. На полу лежал толстый ковер, а студенты располагались в поставленных полукругом кожаных креслах. Рядом с Надей, не пользовавшейся в группе популярностью, садиться никто не хотел, и обычно она ютилась в самом крайнем кресле; однако сегодня Рита с удивлением увидела, что ее обычно робкая подруга сидит в самом центре полукруга, нервно покусывая губы.

– Ты чего это здесь расселась? – подойдя к Наде, бесцеремонно подтолкнула ту одна из студенток. – Это мое место!

– Давайте не будем ссориться из-за мест. Все-таки мои лекции, даже если они вам очень нравятся, не театр! – стараясь сгладить ситуацию, весело предложил Анатолий Сергеевич.

– Это дело принципа! С какой стати я должна уступать? – не сдавалась девица. – И вообще, вам платят за то, чтобы вы прививали нам культуру, а не за умничанье!

«Вот нахалка, как разговаривает с учителем!» – Рита вся напряглась, как готовый взвиться в воздух сокол, и с ее губ едва не сорвалась гневная отповедь грубиянке, однако Анатолий Сергеевич, несмотря на свой обманчиво деликатный вид, и сам мог отлично постоять за себя.

– Абсолютно верно, – с невозмутимой улыбкой согласился он. – А если я позволю вам грубить мне и командовать в аудитории, никакого обучения не получится! Так что в ваших интересах слушаться меня, чтобы не потратить деньги зря. Извольте занять свободное место! – уже строго закончил он, и девица, скорчив демонстративную гримаску, была вынуждена подчиниться.

– Тема сегодняшнего занятия – символы и аллегории в эпоху Возрождения, – начал Анатолий Сергеевич, заняв свое место за удобной маленькой кафедрой. Преподаватель нажал несколько кнопок на пульте, которым она была снабжена, и шторы на окнах аудитории автоматически задвинулись, а на стене перед студентами переливчато засветился огромный жидкокристаллический экран, демонстрируя картины, о которых говорил Анатолий Сергеевич. – И Боттичелли, с которым мы с вами познакомились на предыдущем занятии, и Леонардо да Винчи, и Микеланджело творили в рамках устоявшихся…

Наиболее усердные, в том числе и Рита с Надей, принялись конспектировать слова преподавателя, остальные включили диктофоны. Несколько студенток посчитали, что этим они сделали все для того, чтобы успешно овладеть новыми знаниями, с видом исполнивших свой долг людей надели наушники плееров и принялись легонько покачиваться в такт слышимым им одним мелодиям. Рита смотрела на них с неодобрением: она полагала, что, выполняя какое-нибудь дело, следует делать его как следует. Положено вести конспект – веди, учись, иначе твой диплом будет обыкновенной красивой бумажкой. Рите было известно, что некоторые ее соученики даже не утруждают себя переписыванием на бумагу сделанных во время лекций диктофонных записей, а кого-то нанимают для этого. Рефераты они тоже не писали сами, скачивая их из Интернета, пока ректор не запретил официально подобные хитрости на общем собрании студентов. Причиной подобной строгости послужило то, что преподавательница эстетики однажды с возмущением вручила ему девять одинаковых распечатанных на принтере текстов, украшенных разными фамилиями. Но не желающие напрягаться ловкачи не унывали – им было отлично известно, что обыкновенные студенты, чьи родители не в состоянии купить им услуги преподавателей коммерческого университета, прекрасно разбираются в хитросплетениях самых заковыристых наук, да к тому же зачастую нуждаются в деньгах. Современные Митрофанушки попросту нанимали их для создания предназначенных персонально для заказчиков, даже написанных в определенном литературном стиле, безупречных по содержанию рефератов и самостоятельных работ. Вообще, как давно уже поняла Рита, вокруг обеспеченных лентяек и лентяев кормилось невероятное количество предприимчивых людей, эксплуатировавших их хроническое нежелание пошевелить хотя бы пальцем. Сама же Рита полагала, что подобное поведение унижает прежде всего тех, кто лишь делает вид, что учится, и презирала подобные хитрости! Рита была убеждена, что, какими бы суммами на банковском счете ни обладал человек, он должен быть интересен – и как личность, и как специалист. Именно поэтому девушку так возмущали Анеля и Ванилла, норовившие превратить учебное заведение в подобие клуба по интересам.

Одной из причин, по которой девушка продолжала терпеливо мириться со все усиливавшимися странностями Нади, было именно то, что та усердно училась сама. Рита уважала Надю за то, что, несмотря на внешнюю неказистость, Надя была удивительно эрудированна и, если разговорить ее, заставить на минутку высунуться из скорлупы, становилась знающим и остроумным собеседником.

Но сегодня усердие Нади просто перешло все мыслимые границы! «День чудес», – иронично подумала Рита, когда, мельком посмотрев на подругу, увидела, как истово та записывает каждое слово преподавателя, лишь изредка прерываясь, чтобы преданно поглядеть – нет, не на экран, а на самого Анатолия Сергеевича. Лекция между тем продолжалась.

– Перед лекцией Таня Прохина задала мне очень хороший вопрос, – говорил Анатолий Сергеевич, и Рита, непроизвольно взглянув вместе с остальными на довольно улыбнувшуюся Прохину, тут же отметила, что Надя смотрит на Таню как на смертельного врага. – Ответ на него удачно впишется в тему нашей сегодняшней беседы. Госпожа Прохина, не будете ли вы так любезны повторить его для всех?

– Почему на старинных картинах так часто рисовали голых людей? – поделилась со всеми своей любознательностью Татьяна.

– Потому что порнографических журналов тогда еще не было, – фыркнула сидевшая рядом с Ритой Анеля, явно приглашая соседку повеселиться вместе с ней. Рита сделала вид, что не заметила этого комментария.

– Должен признать, что в формулировку вопроса вкралась неточность, – провозгласил Анатолий Сергеевич. – Ну-ка, будущие искусствоведы, кто укажет нам на нее?

Обычно замкнутая Надя как-то странно содрогнулась и буквально заметалась в кресле; не нужно было быть телепатом, чтобы уразуметь, что девушка хочет привлечь к себе внимание.

– Вы, госпожа Емельянова? – В голосе преподавателя Рита уловила легкое недоумение; действительно, Надина эрудиция обычно раскрывалась лишь в письменных работах. – Ну что ж, ваша активность меня радует. Говорите!

– Я… да, я хочу сказать, – покрывшись от волнения красными пятнами, хрипло забормотала Надя.

– Будьте добры, погромче!

– Анатолий Сергеевич, я… давно хотела вам сказать, что… – Надины слова прозвучали на удивление мелодраматично, точно за этим должно было последовать по меньшей мере объяснение в любви; очевидно, уловив эту несообразность, сидевшие в креслах пять девушек и один молодой человек – собственно, все, кроме Риты и самой Нади, захихикали.

– Госпожа Емельянова, да уж вы закончите, наконец, – почти с испугом отреагировал на неуместный энтузиазм студентки преподаватель.

– Хотела сказать, что картины не рисуют, а пишут! Рисунки – это не живопись, а графика! – на одном дыхании выпалила Надя и плотно сжала губы, точно боялась, что из ее рта вырвется хоть один лишний звук.

– Совершенно верно. – Анатолий Сергеевич явно решил не обращать внимания на вновь раздавшиеся смешки. – Ну а теперь перейдем к сути заданного госпожой Прохиной вопроса… Западноевропейское классическое искусство различало четыре символических значения наготы… Госпожа Вартанян, я не смею настаивать, но было бы неплохо, если бы вы это записали.

– У меня рука болит, – безмятежно отозвалась Лия Вартанян.

– В таком случае включите диктофон.

– Я его позабыла!

– А вот я не позабуду поговорить с вами на экзаменах именно по данной теме… Между прочим, ваш отец не так давно беседовал с ректором и выражал надежду, что знания, которые вы получите в университете, не окажутся липовыми!

– Да выучу я, – лениво отмахнулась Вартанян; Надя метнула в ее сторону взгляд, по сравнению с которым тот, что достался Татьяне, был просто ангельски кротким.

– Итак, я продолжаю, – вновь заговорил Анатолий Сергеевич. – «Естественная нагота» – природное состояние человека, ведущее к смирению. «Мирская нагота» – обнаженность от земных благ, добровольная или вызванная бедностью. Зачастую этот прием применялся при изображении аскетов. «Добродетельная нагота» – символ невинности, и «преступная нагота» – олицетворение суетности, распущенности.

– В общем, как ни крутись, а без штанов нарисуют! – весело заметила вслух Анеля, и даже Рита не смогла удержаться, присоединившись к общему смеху. Анатолий Сергеевич искренне засмеялся вместе со своими студентами, и внезапно Рита осознала, что, в сущности, старательно напускающий на себя строгость преподаватель всего на несколько лет старше ее самой.

Лекция продолжалась; одно за другим демонстрировались изображения знаменитых живописных полотен и фресок, и Рита, увлеченная действительно интересным рассказом преподавателя, уже не находила времени на то, чтобы следить за необычным поведением подруги, а тем более оценивать его.

– Надо же, как интересно рассказывает Толян! Мой папа говорит, что нас здесь учат по облегченной программе – ведь зарабатывать на жизнь все равно не придется… Но, думаю, такую лекцию было бы нестыдно и в МГУ прочитать! – восхищалась в перерыве Татьяна.

– Да уж, – хихикнула Лия Вартанян. – Я вот в этой Флоренции сколько раз была – а кроме кабаков и солярия, и не видала ничего! А там, оказывается, столько всего разного!

– Совсем ничего не видала? – явно намекая на что-то, подначила сокурсницу Анеля.

– Да ну тебя! Кто на римском карнавале напился и в полицию загремел?! Скажешь, не ты?

– Я?! – Пухлое личико Анели выразило непреклонную добродетель. – Никогда! Это, наверное, Валька наговаривает на меня! Что ж, иди поцелуйся с ней!

Ванилла, оживленно болтавшая в кучке своих подруг в нескольких метрах от спорщиц, вероятно, догадалась, что речь идет о ней, и скорчила Анеле противную гримасу; та, не оставшись в долгу, показала сопернице язык.

– Валя? Ты, очевидно, имеешь в виду Ваниллу? – зло усмехнулась Лия. – Вовсе нет! Мне рассказала Шура со второго курса. Вот ее сестра! – С гаденькой улыбкой девица мотнула головой в сторону равнодушно смотревшей на привычную для перемены в университете картину беспредметной ссоры Риты.

– Шерстнева! – В голосе и позе Анели прозвучало негодование, достойное императрицы. – Что я слышу? Что это твоя сестрица себе позволяет?

– Моя сестра может говорить все, что ей вздумается, – сухо ответила Рита, знавшая по опыту, что стоит ей хоть на мгновение не выдержать деловой, отстраненный тон – и ее немедленно втянут в визгливую бабскую склоку. – А если тебе это не нравится, попробуй сказать это Шуре в лицо.

– А ты, выходит, ни при чем?! – повысила голос Анеля.

– Естественно, – старательно напустив на себя выражение брезгливой усталости, отрезала Рита. – Александра – вполне взрослый человек и в состоянии отвечать за свои слова! Впрочем, если ты считаешь, что моя сестра – маленькая шкодливая девочка, можешь пожаловаться на нее своему папе! Он поговорит с моим отцом, и Александру оставят без сладкого!

– Знаешь, что я тебе скажу, Шерстнева… – раздувая ноздри, выговорила Анеля под дружный смех всех присутствовавших – смеялись и друзья, и враги. – Знаешь… что…

– Не томи, я просто умираю от желания услышать, – хладнокровно откликнулась Рита.

– Это правильно, что ты не дружишь ни с кем, кроме Емельяновой! Вы очень подходите друг другу!

Удар не достиг цели.

– Да, я стараюсь общаться только с достойными людьми, – ответила Рита и, не обращая больше внимания на гомонящую толпу однокурсников, направилась к излюбленному уголку Надежды. Действительно, она была здесь, в узкой щели между широким мраморным подоконником и колонной.

– Надюша, я давно хотела тебе сказать, – начала Рита, твердо решившая, что сегодня-то уж она уговорит подругу съездить к психологу. Теперь или никогда! Поведение Нади ее беспокоило. – Мы должны выяснить…

Обычная болезненная бледность, заливавшая лицо Нади – бледность человека, редко выходящего на свежий воздух, – внезапно сменилась почти алебастровой белизной. Глядя на потрясенную, отступившую на шаг Риту расширенными, словно от сильной боли, глазами, Надя хриплым, не своим голосом произнесла:

– И ты тоже… Ты тоже смеялась вместе со всеми! Когда он говорил, вы смели перебивать… смеяться…

– Ты с ума сошла?! – не удержалась от восклицания Рита. – О ком ты говоришь?

– О нем … – отворачиваясь от Риты, очевидно, чтобы не встречаться с ней глазами, с усилием произнесла Надя, еле шевеля губами. – Об Анатолии Сергеевиче.

– Господи ты боже мой!

Снова прозвучал сигнал, призывающий студентов в аудитории, и Рита, почти насильно, точно маленькую, потащила Надю за собой, ухватив безвольную, вялую руку подруги. Надя подчинялась покорно, точно все ее силы ушли на тот всплеск эмоций, который, очевидно, она испытала на лекции своего обожаемого преподавателя. Рите пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не отвлекаться в этот день от занятий. Надя, после своей вспышки стала вялой и какой-то безразличной ко всему; к концу занятий Рита была уже совершенно растревожена за подругу.

«Я-то воображала, что Надю нужно просто подтолкнуть, чтобы она стала более общительной, начала обращать внимание на свою внешность, занялась спортом, – кусая губы, думала Рита, спускаясь вместе с подругой в вестибюль. – А она, оказывается, на грани нервного срыва! А я еще не верила папе, когда он объяснял мне, что Надя сама загоняет себя в угол! Все-таки я еще очень мало знаю жизнь», – огорченно решила девушка, бережно поддерживая подругу за локоть – Рите почему-то казалось, что в подобном состоянии Надя запросто может споткнуться и упасть; действительно, та повиновалась Рите словно лунатик.

Все эти предосторожности привели к тому, что, когда девушки добрались до автостоянки, где находились их машины, большая часть студентов уже успела разъехаться; лишь возле ограды с мрачным видом покуривала Ванилла.

– Шерстнева! Рита! Постой со мной, а то я со скуки околею! – жалобно возопила девица, заметив приближающуюся Риту.

– Извини, я не курю. А интересные нам обеим темы для разговора мы вряд ли сможем подобрать, – отозвалась девушка; из-за досады, вызванной тем, что Ванилла оторвала Риту от ее мучительных раздумий над тем, как помочь Надежде, голос девушки прозвучал, возможно, излишне сурово.

Подобно многим хамовитым людям, Ванилла уважала тех, кто был способен разговаривать с ней достаточно резко; к тому же Рита никогда не принимала участие в глупейшем соревновании в «крутости» между студентами, лихорадившем факультет на протяжении двух последних лет, и Ванилла не могла не ценить это невмешательство. Ведь пожелай Шерстнева продемонстрировать богатство своего отца, утонченность полученного ею воспитания или широту кругозора – и Анеля, и сама Ванилла неизбежно сели бы в лужу! Так что на сердитый ответ Риты Ванилла отреагировала умильной улыбочкой:

– Ну что ты, в самом деле… Это все Джек! Обещал заехать за мной – и вот динамит! А я тебе такое могу рассказать! Прикинь, я в среду в одном баре видела…

– Мне это неинтересно! – отрезала Рита.

– А зря! Потому что я видела твою…

– Пойдем скорей, – сдавленным голосом попросила вдруг Риту Надежда; она все дергала и дергала девушку за руку, и, несмотря на то что последние слова Ваниллы вызвали у Риты интерес, девушка отошла в сторонку вслед за подругой.

– Ты что?

– Поедем отсюда… Не могу я рядом с этой Ваниллой стоять.

– Да почему, Надюш? – Бросив взгляд через плечо, Рита увидела, как Ванилла саркастически усмехается.

– Не могу! Мне все время кажется, что она надо мной издевается.

– У тебя настоящий невроз! Ванилла же ни слова тебе не сказала!

– Да-а… – плаксиво протянула Надежда, очевидно окончательно выбитая из равновесия. – Зато думает небось всякое…

– Ну что за детство… Подожди, я только узнаю, что она хотела мне сообщить… – Мягко, но решительно вытянув пальцы из слабой, горячей руки Надежды, Рита снова подошла к Ванилле. – Так кого ты видела?

Но настроение Ваниллы изменилось; вероятно, раздраженная невниманием к своей особе, девица лишь возмущенно фыркнула:

– Никого! Если ты меня не уважаешь – так и скажи!

– Да уважаю, уважаю… Начала говорить – продолжай! – настаивала Рита.

– Нет, не уважаешь! Никто, никто меня не ценит и не любит! – истерично взвизгнула Ванилла. – Ну где этот Джек, где? О-о! За кого он меня принимает? Что я, нанималась ждать его до вечера?! Ну пусть только покажется мне на глаза, козел!

Словно помешанная, Ванилла ринулась к своей «хонде», и через мгновение машина, резко рванувшись с места, пронеслась так близко от Нади, что та была вынуждена неуклюже отпрыгнуть в сторону. Рита, которая, хоть и стояла поодаль, тоже почувствовала жар от нагревшегося на весеннем солнышке металла, с возмущением осознала, что противная капризуля проделала этот небезопасный фокус нарочно.