Текст книги "Новое Черное Пальто"

Среда и Древняя Греция

Боги мои, как трудно бывает извиняться! Правда, мне почти не приходится. Утром мы, как всегда, шли вдвоём с Дизелем. Он молчал, я тоже. Уже у школы, на крыльце, я спросила:

– Злишься?

– Нафиг надо.

И он открыл дверь. Засунулся в коридор первым, а я за ним. В гардеробе встретили Катерину.

– Привет, – сказали мы с Дизелем.

– Привет, – ответила она. Не знаю кому: мне, Федьке или мне с Федькой. Она тут же ушла на физику.

На уроке она не смотрела в мою сторону, на перемене быстро ушла. И так же быстро уходила после других уроков. Где она околачивалась на переменах, неясно, в коридоре её было не видно. Ясно, обиделась. Жаль. Не то чтобы мне была охота с ней постоянно общаться, просто с ней бывало интересно, она рассказывала про книжки, чего-то придумывала, одна плоская тайна чего стоит. Ну вот, я вспомнила про вчерашний разговор и расстроилась ещё больше. Некрасиво как-то вышло. Я в самом деле не хотела обидеть ни Катерину, ни Дизеля. Если бы мы дольше были знакомы с Катериной, она бы это понимала. Дизель же всё понял. Хотя, конечно, нельзя же сравнивать с Дизелем. Никого.

Два дня я на переменах всё время была одна. Катерина на меня даже не смотрела. К ней всё так же подходили одноклассники, что-то спрашивали, так же уходили во время разговора. Только теперь ей было не на кого удивлённо смотреть – не на меня же, обидчицу. Не на Дизеля же. Кстати, почему бы нет?

Перед биологией ко мне вдруг подошла Ирка, спросила, выучила ли я домашку. Боги мои, я думала, небо упадёт на землю, зазвенит на всю округу. Я сказала, что почитала учебник, ещё откопала в энциклопедии немного про обмен веществ, пару определений. Ирка прочитала у меня в тетрадке, сказала спасибо и села на своё место. Что-то небывалое. Я весь урок думала, что происходит, так ничего не придумала.

Внизу, у гардероба, я встретила Катерину. Она переобувалась. И как-то легко получилось так, что мы снова вместе пошли ко мне. Извиняться не пришлось, просто мы одновременно вышли из школы и повернули в мою сторону. По дороге она рассказывала мне, что каждую среду к ним приходит её дедушка, он полковник, очень уважаемый человек. Он приходит, а Катерина в это время сидит у меня, она не хочет его видеть. Обиделась. Из-за него им пришлось переехать. Дед и папа Катерины поругались из-за Крыма вроде бы. Ну, так я поняла. Сначала поругались и ещё раз поругались, потом друг друга не поняли, потом поняли, да не так. Словом, жизнь стала невыносимой. И их семья уехала от деда. В этот барак, тут у папы Катерины давно была одна комната, досталась от родителей. Из лингвогимназии ей пришлось уйти, потому что далеко ездить. Ага, вот в это уж я точно не поверила. В восьмом-то классе – далеко? Помилуйте! Вот и объяснилась загадка среды. Катерина каждую неделю в этот день сидит у меня, отключает свой телефон. А когда приходит домой вечером, деда уже нет, он уходит, чтобы не встречаться с папой Катерины.

Она мне всё это рассказывала, пока мы шли ко мне. Я верила и не верила. Уехать из хорошей квартиры из-за ссоры, а поссориться – из-за Крыма! Надо же. Мне казалось, это всё Катерина придумала. Хотя она могла бы и не такое придумать.

Ну, не знаю, заговор инопланетян или собрание ведьм. Шутка, конечно. Я сказала Катерине, что думала, будто по средам у неё дома собрание ведьм, а она как начала смеяться. И мне стало так легко, я поняла, что она не злится на меня и мне не придётся задавать ей плоский вопрос. Точнее, спрашивать, не в обиде ли она на меня и всё такое.

Когда мы гуляли с Маркизом, мне вдруг позвонила Ирка. Просто так, спросить, как дела. Я чего-то промямлила, что пока не очень могу разговаривать и давай потом. Она сразу поняла, говорит:

– Ты не дома, что ли? Не одна сейчас?

Я сказала:

– Ну да. Гуляем.

– А кто с тобой?

– Ну, так, – сказала я, – так, ты не знаешь.

Сама не понимаю, почему мне не хотелось говорить, что я гуляю не только с Маркизом, но и с Катериной. И не хотелось ещё, чтобы Катерина поняла, с кем я разговариваю.

– Ладно, – сказала Ирка, – пока.

– Пока.

У меня сразу же испортилось настроение. Вот зачем она мне звонила? И зачем я отвечала? И непонятно, почему я гуляю с этой странной Катериной. Никто не гуляет, никто с ней не разговаривает, ну так, по серьёзке, только я. Но прикинуть как следует мне не пришлось. Катерина вдруг сказала:

– Знаешь, я тут размышляла о твоём этом черепашестве.

– Да? – не представляла, что кто-то всерьёз может что-то думать о черепашестве. – И как? Какие соображения?

– Во-первых, она твёрдая. Панцирем. А телом, наоборот, мягкая, нежная.

– Ну.

– Ну вот.

– И?

– Ну просто, говорю тебе, думала о черепашестве. А во-вторых, есть ещё одна штука. Ты знаешь про Ахиллеса?

– Из Древней Греции? Он на пятку был слабый, да?

– Ну да. Ты знаешь, что он не догонит черепаху?

– Почему?

– Такой парадокс. Учёные доказали.

– Как не догонит? Он быстрее её!

– В 10 раз. Допустим. Сначала стартует черепаха. Она проползает 10 метров, и он начинает бежать. Пока он бежит эти 10 метров, она проползает один метр. Он бежит метр, она проползает 10 сантиметров, он пробегает 10 сантиметров, она – один, он – сантиметр, она – миллиметр. И так далее. И он никогда не сможет её догнать.

– Как не сможет? Обгонит в два счёта.

– Ну да, где-то в бесконечности есть та точка, в которой он её догонит. Где расстояние перестанет дробиться. И время. Беда Ахиллеса в том, что он дробит задачу, не решает её целиком. И поэтому не догонит.

– Он сам дробит, что ли? Он бежит.

– Понятно, что дробит тот, кто решает. Сам он обгонит и не задумается. Эта задачка про недоступность познания. Ты никогда всего не узнаешь. Приближаешься к границе, а она ещё далеко.

Дальше мы шли молча. Я пыталась понять про Ахиллеса и черепаху, мысли про Ирку сдуло со страшной силой. О чём думала Катерина, мне неведомо.

НЕМНОГО О ЧЕРЕПАШЕСТВЕ

Устроена черепаха просто: твёрдый панцирь, мягкое внутреннее содержание. Такова любая черепаха, какую ни возьми. Должно быть, это неспроста. Мне подумалось об этом сегодня вечером, но кто знает, смогу ли я подумать об этом завтра. Размышления о черепашестве отнимают много сил, далеко не каждый день я могу спокойно подумать о мягко внутренности черепах, об их твёрдой поверхности. Сегодня я больше не буду рассуждать о черепашестве, предоставлю это вам.

Ахиллес не догонит черепаху

Так странно. Я написала про черепашество у себя на странице, но почти сразу стёрла. Как будто кто-то узнал про меня что-нибудь плохое или смешное. Или, наоборот, хорошее. Нет, что-то, чего я никому никогда не рассказывала. Да и не собиралась вообще-то. Я посмотрела-посмотрела на эту запись пару минут и стёрла её. Заменила на другую, просто написала безо всякого заголовка, есть ли тут кто-то, кто понимает про черепаху и Ахиллеса. Через час Катерина написала под вопросом: «Я же тебе объясняла». Я стёрла. Потом удалила сам вопрос. Вот ещё. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел комментарий Катерины.

Хотелось что-нибудь написать о черепашестве, но на ум ничего не приходило. Какая-то пустая была, ничего в голове нет, а что-нибудь написать хочется. Никогда такого не бывало со мной. Надо спросить Федоса, что это. Как будущего врача и надежду медицины. Так я подумала, но не стала спрашивать. Посидела, потупила в компьютер, пошла к маме. Спросила про Ахиллеса с черепахой. Я же не засну, если не пойму.

– Не знаю я ничего про черепаху и Ахиллеса, – сказала мне мама, когда услышала наконец-то. Сто лет пришлось ей один и тот же вопрос задавать. У неё был включен телевизор, она смотрела какой-то фильм и кому-то что-то писала в телефоне. Настоящий Гай Юлий Цезарь моя мама, умеет заниматься разными делами одновременно. Я подумала, что Цезарь не так уж далеко ушёл от Ахиллеса, может, мама и сообразит чего. Рассказала ей про парадокс. Она задумалась. Правда, всерьёз задумалась. Говорит:

– Дай мне полчаса.

Ну ладно. Пока я с мамой говорила, Катерина на своей странице выставила чертёж. Ахиллес и черепаха. Как ось X, на которой точки А, А1, А2, Ch, Ch1, Ch2. Уверена, никто ничего не понял, это она для меня нарисовала. Я поглядела на её график, но не скажу, чтобы он мне как-то помог в этой жизни.

Прошло полчаса, мама попросила ещё минут десять, потом пять. Потом показала мне примерно такой же график, какой нарисовала Катерина. Но там было одно отличие. У маршрута черепахи и Ахиллеса был финиш! Им нужно было пробежать отрезок, а не бесконечно дуть по прямой. Если так посмотреть, то Ахиллес в самом деле не догонит черепаху. Не успеет, маршрут уже кончится. Она раньше придёт. Ладно, хоть так. Пусть отрезок, пусть не прямая. Так можно жить. Я думала, не написать ли мне Катерине про это. Что-то меня останавливало. Странный день какой-то, как будто живёшь в нём через силу, как будто идёшь босая по пляжу. Или в обуви, но по глубокому снегу. Или вот ещё… Ну ладно, хватит, дурацкий день. Хорошо ещё, черепаха удрала от Ахиллеса. Интересно, чтобы он сделал с ней? Сварил бы суп? Бывают же черепаховые супы, я где-то слышала. Об этом я уже в кровати думала. Не удивительно, что мне приснился какой-то странный сон. Будто мне надо спрятаться, не помню от кого, и я придумала обернуться черепахой. Такой, нарисованной как будто. Ветер веет по пустыне, а я, черепаха, как лист бумаги лежу, и по мне этот ветер пролетает. А мне смешно, я поняла, что стала вдруг двухмерной, а не трёхмерной. Меня ищут, а ветер дует, а я смеюсь. Так и проснулась.

Рано смеялась, в школе было невесело. На последнем уроке биологичка опять приставала к Митяю. Прицепилась, что он не успел котлету доесть и она у него пахнет из сумки. А он сидит за первой партой, Римма запах чувствует. Радовалась бы, не мочой ведь пахнет. Она так его гнобила, что он в конце концов заплакал. Губач ржал. Дизель поднял руку, снова, как тогда у Льва, спросил, не мешаем ли мы Римме. Но на неё где сядешь, там и слезешь. Она сказала, что нет, и начала диктовать домашку. Вот же гадюка.

Последний урок кончился, все из класса выходят, а у меня какой-то разброс на парте. Запихиваю, смотрю – Лев пришёл. В классе ещё были люди, вот Ирка была, Катерина, Митенций, Губач. Нет, Лев тут же ко мне.

– Галя Гудина, – говорит, и я тут же догадываюсь, что у него какое-то дело ко мне, какое-то задание или там поручение. А то с чего бы ему так официально ко мне подходить? – Не хотела бы ты мне помочь?

– Ну, – отвечаю, чтобы не сказать ни нет, ни да.

– Знаешь, у меня сегодня восемь уроков, вот вторая смена скоро придёт.

И я думаю: «Так, сейчас начнётся». Не умеет наш историк сразу к сути перейти, всегда издалека начинает, я это, кажется, уже отмечала.

– Съезди на собрание, хорошо?

Вот всё хорошо в нашем учителе, и костюм, и глубина исторических познаний, одно плохо: не любит общественных дел. Терпеть не может. Сам не ходит на собрания руководителей, отправляет нас. А они, эти их тусовки, как назло, раз в полтора месяца или даже чаще. Как только сбор объявлен – тут уж берегись. Увидит тебя – поедешь как миленький. Миленькая, точнее, почему-то парней он этими собраниями не тревожит, из мужской солидарности, видимо. Вот и теперь.

– Я? – спрашиваю. – Может, не я? Вон Губанов, может.

– Губанов? Нет, ну я к тебе уже обратился, при чём тут Губанов?

– Лев Ильич, я в прошлый раз ездила. Тем более сегодня! Я не могу сегодня, мы с мамой договаривались.

Ни о чём мы с ней, конечно, не договаривались, просто мне же надо было как-то отбояриться от него. И тут вдруг Ирка говорит:

– Лев Ильич, давайте я съезжу! У меня как раз сегодня свободный день.

– Точно! – говорю. – Пусть Ирина едет. Она там давно не была. И она умеет с ними разговаривать, а я-то чего.

Ирка может поговорить обо всём буквально! От меня слова, бывает, не дождёшься, я стою, меня спрашивают, а в голове звон-звон. И это я не специально, а как-то вот так выходит. Стою и молчу, не знаю, что сказать. Вот на прошлом собрании меня спросили, что у нас произошло за лето, какие экспедиции были, есть ли находки. Я сказала только, что одна была экспедиция, находок нет. Меня спрашивают: как прошла экспедиция? А я, кроме «нормально», не знаю, что и сказать. Нормально, чего тут ещё, соловьём петь? Других послушала, а они успевают за пять минут рассказать и про дожди во время экспедиции, и что нашли, и что думали найти, но не получилось, и много ли раз купались, смогли ли построить походную баню, и даже не отравился ли кто гречкой с тушёнкой. Пять минут! И целое лето перед глазами, вот как так люди могут, а? Ирка как раз из таких людей. Подарок, сокровище, находка для собраний!

И Лев наш также решил. Ирка – самый выигрышный вариант. Она, во-первых, не будет мычать, как я, а всё грамотно, с выражением расскажет. Так и вижу: все её слушают. А почему? Потому что, во-вторых, она красивая. Я уже замечала такое не раз, как она входит в класс, все замолкают, и она в тишине говорит своё. Вот если я вхожу, сажусь за свою парту, меня никто почти и не замечает. Так, Митяй кивнёт, привет там, и всё. Это почему? – думаю я. Потому что Ирка красивая, лицо такое овальное, брови тёмные, волосы тёмные, длинные. Лицо такое правильное, что ли, классическое, такое вот слово просится на язык. Классическое. Всегда кажется, что она только что думала о чём-то таком, классическом. Глубоком. Ей всегда и списать быстрее дают. Нет, мне тоже, но Ирке прямо на полсекунды быстрее. Или даже на секунду. Мне никогда её не догнать, как Ахиллесу черепаху. И не только на видимом отрезке времени, а вообще, я думаю.

Пока Лев Ильич Ирку инструктировал, что ей делать на собрании, что записывать, а чего не стоит, о чём надо сказать и всё такое прочее, я из класса ушла, пока меня Лев не видит. Он, конечно, не передумает Ирку, а не меня отправить, но на всякий случай я решила держаться подальше.

По дороге в раздевалку мне попалась наша завуч, Эм-Си, мне показалось, хотела меня остановить. А что, может быть. За мной шёл Акпер, и она попросила его помочь куда-то перенести какие-то стулья, хорошо, не меня. Теперь весь вечер свободен. Ну ладно, уроки немножко можно поучить. Историю там, алгебру.

С Маркизом мы дошли до той развалюхи, дома Катерины. Так, от нечего делать. Я позвонила ей, и она вышла. Погуляли, поболтали о школе. Она гуляла недолго, сказала, что занята, переводит на английский «Слово о полку Игореве», ненормальная.

Вечером я полезла на страницу к Ирке. Там была свежая её фотография. Всё же везёт некоторым, они могут хоть каждый день фотографироваться, каждый день ставить свои фотографии, менять раз в неделю аватарки, и ничего. На каждой фотке они хорошо получатся, на каждой. Интересно, а кто Ирку снимает? Я посмотрела её страницу за последний месяц, через два-три дня новые фотки ставит. Думала, не написать ли ей спасибо за то, что пошла на собрание вместо меня, но не стала. Ну, она же сама предложила, я её не просила.

ХЛАДНОКРОВНОЕ ДОЛГОЖИТЕЛЬСТВО

Что хорошо в черепахах – это их длинная-длинная жизнь. Недавно мне на глаза попалось детское объяснение, почему черепахи долго живут. Оказывается, потому что они большие и хладнокровные. Чем больше животное, тем медленней у него метаболизм. Вот взять слона. Но слона мы не будем брать, наш разговор о черепахе и черепашестве в целом. Так вот, возьмём черепаху. Ей повезло вдвойне. Она большая, иона хладнокровная. Опять же все процессы медленнее. Черепаха могла бы стать лидером среди всех, самой долгоживущей, но её обогнала гренландская акула, казалось бы, почему? Тем не менее. Есть к чему стремиться большой черепахе, есть куда расти!

Прогулка с Иркой

Нет, она точно ненормальная, Катерина! Я так и сказала Ирке, когда она спросила, почему новенькая сошлась с Митяхой. Так и спросила: чего она в нём нашла? Тоже мне загадка сфинкса, всё просто. Подобное тянется к подобному, блаженная Катерина к добренькому Митяю. Странно, что Ирке приходится это объяснять, будто нам поговорить больше не о чем. Она мне позвонила, Ирка, говорит:

– Пошли гулять!

Я даже думать не стала, сразу согласилась. Правильно говорят, старый друг лучше новых двух. Мы встретились у «Куба», нового ТЦ. Удивительно, что он открылся, мама говорит, дела у торговых центров всё хуже и хуже. Их фирма у этого центра арендовала помещение по очень низкой цене. Фирме хорошо, а вот как будет выживать «Куб»?

Мы начали с первого этажа, прошлись по всем магазинчикам и магазинам. В один я заходить боялась, видно сразу: очень дорогой. Но Ирке всё равно, она идёт в него, прямо к новинкам, блестящим туфлям, вечернему тёмно-синему платью. Спрашивает:

– Пойдёт мне?

Господи божечки, да конечно пойдёт! Если кому и нужно покупать такое платье, так точно Ирке. И туфли эти, хотя я не большой любитель блестящего. Так, разве что иногда ходила бы. Да нет, фиг, не стала бы. Говорю же, я не любитель.

Мы стояли у манекена, Ирка потрогала платье, понюхала. Говорит:

– Новая вещь всегда чем-то пахнет таким. Новогодним немного.

Потом мы поднялись на второй этаж, но там ничего не было интересного, магазин электроники и детский. А, ещё книжный, но мы не такие уж читатели. Спасибо, нам хватает учебников. Это Катерина бы, может, зашла в книжный. Я так и сказала Ирке. А она стала говорить, что новенькая – какая-то малахольная, странная какая-то. И вот тогда и спросила про Катерину и Митьку. Я думала, я одна заметила, что Катерина им интересуется. Вчера после уроков она спрашивала Митяя, где лучше покупать корм для птиц, а то скоро зима, а она кормушку хочет повесить. И Женька Митрохин ей подробно что-то объяснял. А она стояла и улыбалась так, будто солнце сошло на землю. Но потом они разошлись по домам, каждый своей дорогой, я видела. Удивительно, как Ирка заметила. Я думала, она и не смотрит ни на кого, кроме Дарико и Губанова. Известная неразлучная троица в последнее время.

На фуд-корте мы взяли по стакану колы со льдом и сели за фиолетовый пластмассовый стол. Или зелёный, что ли? Сидели, болтали о школе, смотрели на людей. Перед нами уселась семья: родители и двое детей, мелкиши, начальная школа. Они взяли бургеры, дети ели, качали ногами, родители смотрели в телефон, тоже ели бургеры. Почему-то эта семейка показалась мне знакомой. Не знаю, откуда я могла бы их знать. Смотрела, смотрела, вдруг Ирка меня за рукав дёргает.

– Ты неслышишь, что ли? – спрашивает.

– А?

– Тебе же говорю, не слышишь?

– Да я как-то так, – говорю, – задумалась маленько.

– О чём?

– Слушай. Вот мы тут сидим, пьём колу. А люди занимаются серьёзными вещами.

Это я так просто сказала, чтобы не показывать Ирке, что на самом деле я ни о чём не думала, просто отключилась от этого мира, и всё.

– Кто это занимается серьёзными вещами? – Ирка спрашивает.

– Ну вот Митяй собак своих кормит, – отвечаю. – Или вот Катерина…

– Ой, ну я умоляю тебя. Митяй! А Катерина кормушки мастерит сейчас, наверно.

– Она переводит, – говорю, – на английский.

– Да?

– Ага. «Слово о полку Игореве», – и повторила: – На английский.

– Да ладно! – сказала Ирка, – Откуда знаешь?

– Она сама сказала. Недавно, где-то на днях.

Мы помолчали. Я снова уставилась на то семейство за соседним столом. Стоило ли говорить?

– Слушай, она же врёт! Катерина твоя, – сказала Ирка. – Ты вообще видела человека, который бы понял, о чём эта книга? Просто тупо понял, кто этот князь Игорь, кто эта Ярославна и кто там ещё есть? И чего им всем надо?

– Не знаю, наверно, Лев понял.

– А, точно, он должен знать, да. Но не Катерина же!

– А чего нет, – говорю, – она к нему часто теперь заходит.

– Ну да. Ну да. Но она всё равно врёт. Она всегда врёт, ты не замечала? То говорит, что училась в лингвогимназии. Ага, а чего к нам перешла? То говорит, что у неё отец пожил в двадцати городах, недавно вот мне сказала. Как ты себе представляешь такого человека, а?

– Он же военный, мог и правда…

– Галина, наивное ты дитя! Военный! Да никто двадцать городов не может это… Не может быть, короче, такого. Двадцать городов! И в каждом жить. Ну пять – это максимум.

Надоело мне спорить с Иркой.

– Ладно, – говорю, – допустим, врёт. Ну и что? Мне вот всё равно.

– Ничего ты не понимаешь, – сказала Ирка, допила свою колу, разгрызла лёд, и мы пошли домой. Доехали до нашей остановки, дошли до школы. Дальше Ирке надо было поворачивать к себе, а мне идти дальше, прямо. Она встала на перекрёстке, говорит:

– Ну, пока. Спасибо за прогулку.

Надо же так, спасибо за прогулку. Я зашла в магазин в нашем доме, купила мороженого себе с мамой.

– Что за праздник? – спросила мама. – Как дела в школе? Уроки надо учить? Где ты была?

– Да так, – говорю, – С Иркой гуляли.

– С Иркой?

И я маме всё рассказала: что Ирка вместо меня недавно ездила на собрание руководителей кружков, и что она позвонила и позвала гулять, и что мы видели бомбическое платье, и что мы сидели и пили холодную колу.

– Ну и ну, – сказала мама, – я-то думала. Ничего, что эта Ирка тебя обзывала? И что первая перестала с тобой разговаривать непонятно с какого подкида? А тебя только пальцем помани, оказывается.

– Но она за меня ездила на собрание.

– Не за тебя, а за Льва Ильича!

– Ну хорошо. За него. Но он ко мне так пристал, я уж думала, придётся ехать.

– Я поговорю с ним. Учитель!

– Не надо! Не надо с ним про это разговаривать! Я сама.

– Да ты чего боишься?

– Ничего, – сказала я.

Засунула мороженое в морозилку и пошла к себе в комнату. Написала Катерине, спросила, правда ли она переводит «Слово о полку Игореве» на английский. В ответ получила файл с двумя страницами английского текста. В столбик. Углубляться не стала, так поверила.

ОДИНОКОЕ ЧЕРЕПАШЕСТВО

Вот ещё один факт о черепашестве. Замечено, что черепахи могут прожить без еды, воды и общества себе подобных несколько дней. И вот тут мы их отлично понимаем. Если ты живёшь без еды и воды, а рядом ещё кто-то считает несчастные дни, паникует и истерит – долго не протянешь. Рехнёшься. Так что можно брать пример с черепах, оставаться в своих бедах одним. И только когда станет совсем плохо – звать на помощь и понимать, что мы всё же не черепахи, нам всё же нужны еда, вода и рядом кто-нибудь.