Текст книги "Наваждение. Книга 1. Наваждение и благородство"

Фон Берг вдруг представил, как за этой девушкой пошло ухаживает какой-нибудь мелкопоместный дворянин или засаленный чиновник. Нет! Такая, как она, достойна самого лучшего!

Кроме того, Генриха немало удивил выбор произведения – обыкновенно барышни ее возраста исполняли жестокие романсы и слащавые пьесы второсортных композиторов. Шуберта он тоже любил, и эта серенада окончательно вдохновила его на авантюрный план, к реализации которого он немедленно приступил.

Екатерина закончила играть и скромно сложила руки на коленях. Она подняла свои темные бархатные глаза на барона, видимо предполагая, что он хочет что-то спросить или сказать.

Генрих начал свою коварную партию:

– Екатерина Павловна, я должен извиниться перед вами. Уверяю, что не хотел вас обидеть. Конечно, вы правы, удел женщины не только семья. И я с вами в этом полностью согласен, хотя это и идет в разрез с общепринятым мнением. Мои взгляды тоже часто вызывают осуждение окружающих. Вы хотите получить образование – и это прекрасно и правильно. Не многие девушки стремятся к этому. Большинство предпочитают удачно выйти замуж и посвятить себя только семье. То, что вы хотите учиться дальше, говорит о вашей целеустремленности и редкой силе характера, – он беззастенчиво льстил девушке, надеясь завоевать ее благосклонность. – Однако обучение очень дорого, насколько я знаю. Чтобы получить образование, вам придется еще и работать. А для юной девушки это будет не просто. Думаю, я смогу немного помочь вам в этом. У меня есть к вам деловое предложение. Сегодня уже очень поздно. Если не возражаете, мы можем обсудить его завтра. Нет, послезавтра – завтра у нас гости. Будет небольшой прием. Поверьте, в предложении, которое я собираюсь вам сделать, нет ничего непристойного или того, что может вас оскорбить. Но возможно, оно вам понравится и поможет получить образование, о котором вы так мечтаете.

Он очень старался придать словам искренность и расположить девушку к себе.

– Хорошо, послезавтра, – кивнула Екатерина. Речь Генриха заинтересовала ее и совсем не насторожила. – Раз у вас завтра гости, а у меня выходной, я смогу съездить в город, как и планировала.

– А я так рассчитывал, что вы присоединитесь к нашему вечеру и разбавите чопорную компанию, которую пригласил мой отец… – любезности молодого повесы не было границ. – Я все же надеюсь, что вы передумаете…

– Нет-нет. Думаю, это будет неуместно. И мое общество вряд ли обрадует Розенфельдов. Насколько мне известно, они очень тщательно выбирают круг знакомств. И я в него, однозначно, не вписываюсь, – она иронично улыбнулась.

– Вы такая независимая и ратуете за равноправие всех сословий. Вы же не полагаете себя хуже них? – в изумлении вскинул брови Генрих. – Я так точно не думаю, и мой отец, уверен, тоже. Считайте, что я вас официально пригласил. И вы спасете меня от встречи с Эвелиной тет-а-тет.

– Так вот зачем я вам понадобилась завтра вечером! – девушка непринужденно и весело засмеялась в ответ. Возможно, она представила себе несчастного Генриха рядом с Эвелиной и это ее рассмешило.

– Ну, это не самое главное. Мне приятно беседовать с вами. У вас свежий взгляд на многие вещи, вы не боитесь отстаивать свое мнение. Я тоже не вписываюсь в общепринятые стандарты. Есть надежда, что мы сможем подружиться! – Генрих снова широко и располагающе улыбнулся.

– Вполне вероятно… Тем не менее не могу принять ваше любезное приглашение. Я уже обещала подругам встретиться завтра с ними.

– Очень жаль, – Генрих был разочарован. Его приглашение на аристократический вечер отклонили ради общения с подружками, которые, скорее всего, заурядные и скучные простушки. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – Екатерина аккуратно сложила ноты на рояле и легкой походкой удалилась из гостиной, тихо шурша юбкой.

Генрих проследил долгим и внимательным взглядом за уходящей девушкой – ее тонкая изящная фигурка растворилась в темноте коридора. Она была хороша в своей простоте, и это волновало его.

Лакомый кусочек для записного ловеласа. Нежная лесная фиалка на фоне блестящих и холодных светских красавиц, в большинстве своем до ужаса предсказуемых. Хрупкий цветок, который так легко невольно уничтожить…

Глава 3

Утреннее солнце слепило глаза, но было еще свежо. Девушка закуталась в летнюю накидку и с наслаждением полной грудью вдыхала бодрящую прохладу. Луговые ароматы опьяняли. Кучер Егор вез Екатерину в город. Он же должен был вернуться за ней в семь вечера.

Пока экипаж неспешно катил по холмистой местности, девушка с некоторым сожалением думала о том, что не смогла принять приглашение Генриха. Оно льстило Екатерине, ей безумно хотелось пойти на ужин, но у нее не было платья, подходящего к этому случаю. Она никогда не забывала, что принадлежит к древнему и знатному роду Несвицких, и гордость не позволяла ей выглядеть нищенкой на фоне роскошно одетых гостей. Кроме того, высшее общество всегда было ей чуждо и отталкивало своей холодностью и заносчивостью.

Когда девушка училась в последнем классе Института, она дважды побывала на светских вечерах, если, конечно, их можно так назвать – там собралась очень разномастная публика.

Впервые выпускницы присутствовали на новогоднем балу, а затем в Дворянском собрании в честь окончания Института. Оба раза Екатерину поразил блеск богато одетых дам и господ, принадлежащих к высшей знати. Было заметно, что они общаются только с равными себе. Такого изобилия драгоценностей девушка никогда раньше не видела.

Никто из высшего света не снизошел до скромно одетой институтки. А выходное платье Екатерины было более чем скромное. Золотой медальон на длинной цепочке и маленькие жемчужные серьги – вот и вся роскошь, что она могла себе позволить.

Молодые люди старались найти подходящих невест и внимательно смотрели, во что одеты и как причесаны претендентки на предложение руки и сердца. Девушка в строгом платье и без обилия украшений не вызывала у них никакого интереса. Что с нее взять – как нарядилась, такое и приданное. Все-таки в высшем обществе встречали по одежке. И они были по-своему правы – кому нужна бесприданница?

Знакомых Екатерины там не оказалось, и чувствовала она себя одинокой, всеми покинутой и интересной только для любителей сомнительных развлечений.

Какой-то немолодой потрепанный дворянчик бесцеремонно и по-свойски ухватил ее под локоток и предложил пройти в буфет выпить шампанского и съесть пирожных. Удивительно, как он сразу не позвал ее проехать в нумера. Его поведение явно подразумевало такое продолжение знакомства. Она возмущенно отказалась. Мужчина пожал плечами и оставил ее в покое – нет, так и не надо, поищу другую, более сговорчивую.

В другой раз нарядный и напомаженный кавалер пригласил ее на вальс и бесстыдно прижал к себе, обдав густым винным запахом и пытаясь поцеловать в шею. Она немедленно прервала танец и отошла от ловеласа с брезгливым ощущением липкой грязи на руках и талии. Те светские вечера оставили на душе у девушки неприятный осадок.

Лучше общаться со старыми добрыми друзьями, чем пробиваться в высшее общество неизвестно ради чего, сделала для себя вывод девушка. Тем более что она не собирается удачно выходить замуж за какого-нибудь знатного и богатого старика.

И вообще она чувствует себя неуютно рядом со снобами. Екатерина не любила лицемерие и решила, что будет избегать общения с подобными людьми. На этом она и успокоилась – можно считать, что ей самой не хочется на званый вечер.

Хотя старый барон очень хороший и благородный человек, он не заносчив и не высокомерен.

Она вспомнила о Генрихе и его обещании помочь с учебой. Возможно, он тоже неплохой человек, только легкомысленный… Хотя ей совсем не важно, что он из себя представляет и какую жизнь ведет. Он ей предлагает исключительно работу, и ничего более.

В городе первым делом девушка направилась в лавку знакомой старушки-знахарки, которая торговала всевозможными целебными отварами и порошками.

В помещении лавки уютно пахло розмарином и мятой. На полках стояли склянки разных форм и размеров с пилюлями и микстурами, под потолком на балке висели пучки сушеных трав и ягод.

У старушки Екатерина покупала составляющие для настоев и мазей, которые готовила сама на все случаи жизни – от простуды, синяков, головной боли и прочих мелких неприятностей. У нее это неплохо получалось. Даже старый барон иногда прибегал к ее снадобьям.

Девушка, сколько себя помнила, интересовалась полезными для здоровья растениями и минералами. Постепенно это увлечение переросло в настоящее призвание. Именно поэтому она решила поступать на курсы при Университете и получить необходимое для любимого дела образование.

Екатерина зашла еще в несколько лавок и магазинов, где купила кое-что нужное, поменяла книги в общественной библиотеке. Держа в обеих руках небольшие коробки и свертки, девушка отправилась на квартиру своего друга детства Алеши Вишнякова.

Он работал в Канцелярии Городской управы и снимал две комнаты недалеко от центрального рынка в неказистом деревянном домике с мезонином и обширным фруктовым садом. Отцы Екатерины и Алексея были дружны, и их дети росли практически как брат и сестра. Девушка очень ценила давнюю дружбу с Алешей, а он был безнадежно влюблен в нее с самого детства, посвящал ей стихи, писал сентиментальные письма и один раз даже попытался спеть серенаду, но был с позором выдворен привратником фон Бергов. Екатерина питала к Алексею нежные и трогательные чувства, но любила его только как брата.

Время от времени она приезжала проведать его в городе, а он иногда заезжал к ней в поместье. Три дня назад Екатерина послала ему записку, что, возможно, зайдет ненадолго. Поэтому когда девушка подходила к дому, где жил Алеша, тот уже ждал ее на скамейке у палисадника. Молодой человек порывисто бросился ей навстречу:

– Здравствуй, Катенька! Как я рад!

Алексей был старше Екатерины на четыре года. Симпатичный, довольно высокий, с копной кудрявых волос цвета спелой пшеницы, он располагал к себе порядочностью, прямотой и искренностью, иногда граничащей с наивностью.

Восторженный и горячий, он рьяно защищал свое жизненное кредо – честность, честность и еще раз честность. Его молодость объясняла и извиняла эти недостатки. Хотя не будь они такими гипертрофированными, это были бы скорее достоинства.

Яркие синие глаза Алексея смотрели открыто и немного наивно из-под светлых густых ресниц. Широкое лицо покрывали веснушки, и это придавало ему задорное мальчишеское выражение.

– Доброе утро, Алеша! Давно собиралась навестить тебя, но времени совсем нет. Сам понимаешь, готовлюсь к экзаменам, – Екатерина кивнула на связку книг.

Юноша и девушка крепко обнялись и прошли через резную калитку во двор.

Молодой человек забрал многочисленные свертки. Он аккуратно сложил их на большом бревне, лежавшем вдоль тропинки под тенистыми кустами сирени и изображавшем садовую скамью.

– Я понимаю, что ты очень занята… Пойдем в сад, я приготовил чай. Посидим в беседке, поболтаем, – он взял подругу за руку и повел по дорожке вглубь сада.

В беседке уютно пахло дымком от стоявшего на накрытом белоснежной скатертью столе блестящего медного самовара-репки с маленьким заварочным чайником наверху. Как цыплята вокруг наседки, расположились тарелочки с конфетами, печеньями, блюдечки с вареньем, медом и прочая сладкая снедь. Как снег, искрились кусочки колотого сахара. В хрустальной вазочке стоял скромный букетик полевых цветов.

– Ты, как всегда, неподражаем, Лешенька! Мы этого и за год не съедим! Ты опять потратился! Ну зачем, зачем? – смеясь, шутливо начала упрекать друга девушка. Она ловко выудила из варенья земляничку и с удовольствием облизнула пальцы. – Как же вкусно! Как в детстве! Я всегда вылавливала ягоды и оставляла один сироп! А ты на меня обижался!

– Здесь все, что ты любишь, – Алексей не скрывал гордости, что все так хорошо продумал и организовал. Видимо, он не один день готовился к встрече своей подруги. – Вот пастила, земляничное варенье, липовый мед. Помнишь, как у твоего отца в имении? Я все помню! Как мы бегали на речку, как ходили за грибами.

– Конечно, и я помню! Хорошее было время, беззаботное… – легкая тень пробежала по лицу Екатерины. – Теперь нет имения… Давно нет… И отца нет… Ну да хватит грустить! – она снова рассмеялась и озорно приказала другу: – Ухаживай за мной – наливай чай!

Они чаевничали и беспечно болтали. Тихо шелестела листва под теплыми порывами летнего ветра. Воздух наполнял пьянящий аромат цветущих петуний, которые в изобилии хаотично и буйно росли по краям дорожек сада и по всем свободным местам, включая грядки с петрушкой и укропом.

Алексей не сводил влюбленных и восторженных глаз с Екатерины:

– Когда ты поступишь в Университет, мы будем видеться чаще. Ты можешь снять квартиру рядом с моей. В соседнем доме как раз сдают комнату. И не дорого, кажется… Будем ходить в театры, гулять, ну и вообще проводить больше времени вместе.

Екатерине не хотелось обижать своего друга, но она опасалась, что эта фанатичная влюбленность помешает ему встретить другую достойную девушку и создать с ней семью. Замуж за Алексея она никогда не собиралась. Для нее это было равносильно вступлению в брак с родным братом – полный абсурд. Она мягко сказала:

– Боюсь, я буду вынуждена не только учиться, но и работать. Обучение очень дорогое… Некогда будет гулять… – она невольно вздохнула, представив, что ей придется преодолеть ради своей мечты. – Да, сын Александра Львовича, возможно, хочет предложить мне работу. Я думаю, в заводской больнице. Видимо, он знает о моем увлечении. Похоже, барон рассказал ему о моих снадобьях и мазях. Он их иногда применяет и очень меня хвалит. Если я начну работать в больнице, это будет просто отлично. Потихоньку стану набираться опыта. Еще и деньги за это будут платить. Конечно, будет нелегко, но я справлюсь, я сильная и настойчивая, – девушка была увлечена мечтами об учебе и работе и не сразу заметила перемену, происшедшую в ее друге.

Алексей нахмурился и помрачнел:

– Генрих фон Берг? Этот светский хлыщ и развратник? Что он может предложить, корме непристойностей? Не вздумай связываться с ним! Он воспользуется твоей наивностью и скомпрометирует тебя самым подлым образом.

– Ты не прав, Леша. Нельзя так категорично судить о людях. Я надеялась, ты за меня порадуешься. А ты говоришь гадости. С какой стати ему меня оскорблять или предлагать непристойности? Ты лично знаком с ним? – она продолжала безмятежно пить душистый чай и аппетитно грызла медовый пряник.

– Нет, не знаком, и не желаю его знать! О нем рассказывают много нелестного. Он вечно попадает в скандальные истории, любовницу содержит такую же эпатажную! Наверняка завсегдатай публичных домов и сомнительных клубов! – молодой человек говорил отрывисто и начинал горячиться все больше и больше.

– Не знала, что ты вхож в высшее общество! Откуда ты все это взял? Нехорошо слушать сплетников! – девушка искренне возмутилась, недовольно отложила пряник в сторону и решительно поставила на стол чашку с чаем. – Зачем плохо говорить о человеке, с которым ты не знаком лично. Как можно так безоговорочно осуждать людей!

– А с чего ты его так рьяно защищаешь? Может быть, и ты в него влюбилась? Ну конечно, он же красив и богат! Ему легко соблазнять невинных девиц. Да о его похождениях знает весь город! – было видно, что Алексей начинает ненавидеть Генриха всей душой. Он и не скрывал этого.

– А ты, похоже, ревнуешь? Я повода не давала! Да и вообще, какое ты право имеешь ревновать меня? – Екатерина не на шутку рассердилась и резко встала из-за стола. – Или ты считаешь меня наивной дурочкой, не способной отличить хорошее от плохого? Я сама могу решать, что и как мне делать, с кем общаться, а с кем нет! Не надо меня учить и давать советы, в которых я не нуждаюсь! Терпеть этого не могу!

– Не сердись… Прости, ты же знаешь… – молодой человек печально опустил голову. – Я тебя с детства люблю. Очень сильно… Не хочу, чтобы ты попала в неприятности… И тем более чтобы какой-то богатый негодяй надругался над тобой или просто обидел. Я ему этого не прощу!

– Лешенька, милый! И я тебя тоже очень сильно люблю, но только как старшего брата. Мы с тобой уже об этом не раз говорили. Ты мой лучший друг! Не будем ссориться! И не будь букой! Ну, мир? – она примирительно протянула ему руку, и Алексей вяло пожал ее. Было видно, что он изрядно расстроен и не может этого скрыть.

– Мир… Ладно, мир! – Алексей тряхнул головой и широко улыбнулся. Долго дуться они не могли оба. Все-таки были настоящими друзьями.

Они посидели еще немного, потом прошлись по саду. Между яблонями весело бегали пестрые куры. За ними тщетно охотился крохотный полосатый котенок. Он забавно прятался среди высокой травы, топорщил хвост морковкой и смело выскакивал из своего укрытия. Алексей взял котейку на руки, стал гладить и чесать за ушком. Тот неожиданно громко заурчал. Екатерина пришла в восторг и отобрала котенка у друга. Они долго возились с маленьким хищником, как дети. Наконец, девушка начала собираться:

– Мне пора, надо еще к подругам зайти. Увидимся как-нибудь, и ты ко мне тоже заезжай… Я всегда рада тебя видеть!

– Не люблю я в поместье бывать. Чувствую себя там оборванцем. Даже прислуга фон Бергов на меня косо смотрит, – проворчал Алексей, отводя взгляд в сторону и вздыхая.

– Ты же ко мне приезжаешь, а не к барону. Не говори ерунды, никто тебя там за оборванца не принимает. И не сочиняй того, чего нет. Но если ты чувствуешь себя в имении неловко, я буду к тебе сама заглядывать. Только часто не получится… Ты же понимаешь, правда? Работа, подготовка к поступлению в Университет… – Екатерина начала не спеша собирать свертки, но Алексей ее остановил.

– Можно тебя проводить? – было заметно, что ему не хотелось расставаться с девушкой.

– Конечно, я иду к сестрам Фроловым. Обещала их навестить сегодня. Они недалеко живут. Помнишь их – Ольга и Елена? Мы вместе учились.

Алексей взял свертки и коробки и пошел провожать Екатерину до дома ее подруг. Там друзья обнялись на прощание и молодой человек удрученно поплелся домой, глубоко засунув руки в карманы и остервенело пиная попавшийся под ноги камушек.

Екатерина сочувственно посмотрела Алеше вслед. Милый, добрый, хороший друг. Только друг. Девушке снова стало жаль его и это ее беспокоило – жалость унижает человека…

Глава 4

К пяти часам вечера в имение начали съезжаться немногочисленные гости.

Первым приехал деловой партнер барона – князь Апухтин, убежденный холостяк и просто славный малый. Брюнет тридцати пяти лет, щегольски одетый и с налетом легкого скептицизма на породистом лице.

Он удобно расположился на террасе с бокалом вина и сигарой и чувствовал себя как дома – князь был частым и желанным гостем в поместье. Он прихлебывал вино и беседовал с Генрихом, который доверительно рассказывал об истинной причине званого ужина.

Любитель роскошной жизни, Апухтин был близким другом Генриха. Их связывали общие интересы молодых аристократов – балы, охоты и просто праздное времяпровождение. Кроме того, князь был постоянным секундантом на многочисленных дуэлях, в которых участвовал его дорогой друг.

Князь слыл тонким ценителем живописи и всего прекрасного, включая представительниц слабого пола. Он сочувственно и с пониманием кивал Генриху и, наконец, предложил после ужина съездить развеяться в город. Смена впечатлений пошла бы им обоим на пользу. Но у Генриха на вечер были совсем другие планы.

Через некоторое время появилась семья соседа – помещика и землевладельца Кудрявцева: сам Петр Иванович, его жена Мария Никифоровна, которая была намного младше своего мужа, и их дочь Ирина, миловидная девушка пятнадцати лет, очень непосредственная и смешливая. Петр Иванович и его супруга были необычайно похожи друг на друга – оба невысокого роста, полноватые и говорливые.

Они привнесли оживление и некоторую суету. Кудрявцев был давним другом старого барона, они часто проводили вместе вечера, играли в нарды или в шахматы, иногда спорили о политике, но обыкновенно просто курили, беседовали о прошедших временах и вспоминали бурную и веселую молодость.

Пожилая пара – граф и графиня Вороновы – были очень дальними родственниками барона. Генрих встречался с ними редко, в основном на похоронах и свадьбах их общей родни, и был неприятно удивлен, увидев Вороновых сегодня. Он понадеялся, что ни того ни другого в их семье в ближайшее время не произойдет.

Чета Вороновых не часто посещала поместье Бергов, но своей знатностью, по соображениям старого барона, должна была составить подходящую компанию Розенфельдам, которые очень щепетильно относились к новым знакомствам.

Кроме того, были приглашены еще три семейных пары из знатных дворян. Александр Львович сделал это не потому, что они были близкими друзьями, а просто для поддержания компании и дабы избежать неловкости в общении с семейством банкира – он не хотел, чтобы вечер откровенно походил на смотрины. Всего набралось семнадцать человек – ни много ни мало, а в самый раз для небольшого званого ужина.

Главные гости задерживались. Наконец, с опозданием почти на час, появились Розенфельды. Они впервые посещали имение барона и были неприятно удивлены, увидев среди приглашенных соседа-помещика с семейством – людей явно не их круга.

Глава Розенфельдов – Карл Оттович, очень рослый и очень худой, рыжеволосый и гладко выбритый немец сорока пяти лет, торжественно вел под руку свою супругу – дородную и розовощекую Аманду Петровну, пышущую здоровьем и заносчивостью.

Супруга банкира была одета роскошно, но слишком вычурно для обычного дружеского приема – в темно-зеленое платье муарового шелка с обилием фламандских кружев. Белоснежные страусовые перья в сложной прическе, закрепленные драгоценным гребнем, мерно покачивались в такт уверенным и тяжелым шагам. Непомерно громоздкое изумрудное колье на широкой шее дополняло этот, поистине королевский, туалет.

Рядом с матерью величественно несла себя Эвелина Карловна – девица на выданье двадцати лет с огромным чувством собственного достоинства. Дорогое и модное кружевное платье розового цвета, выписанное из Парижа, было очень глубоко декольтировано, открывая острые ключицы и будто намекая на готовность Эвелины вступить в брак.

Была она долговяза, светловолоса, со слишком бледной кожей – то ли от природы, то ли от обилия пудры, с очень крупным ртом и бесцветными водянистыми бледно-голубыми глазами. Отсутствие привлекательности должны были компенсировать драгоценности, в изобилии украшавшие Эвелину Карловну. Бриллианты вспыхивали холодным искрами на ее шее, в волосах, в ушах и на руках. Она могла бы служить ходячей витриной модного ювелирного магазина.

Барон почтительно и важно представил гостей семейству банкира, словно коронованным особам. Генриху стало даже неловко за отца и его заискивание перед Розенфельдами. Он поморщился и отошел к окну, глядя на вечереющее небо.

Когда все формальности знакомства были соблюдены, гостей пригласили к столу, накрытому в саду. Приятная вечерняя прохлада окутала старинный парк, а ветерок игриво шевелил светлые шелковые скатерти.

Первая сервировка состояла из легких закусок. Нарезанный тонкими ломтиками говяжий язык, свежайшая буженина, копчености и прочая мясная снедь соседствовали с серебряными вазочками, наполненными черной и красной икрой. Виноград и заморские фрукты громоздились в вазах на высоких ножках. В блестящих ведерках со льдом охлаждалось шампанское. А в запотевших маленьких графинчиках медленно и неумолимо нагревалась прозрачная, как слеза, водка. Хрусталь переливался и сверкал под лучами заходящего солнца, приглашая безотлагательно приступить к долгожданной трапезе.

Генриху впервые в жизни захотелось напиться до беспамятства. Но это не решило бы его проблему с Эвелиной. Званый ужин казался Генриху поминками по его счастливому прошлому, и это снова и снова нагоняло на него тоску.

Небольшой, специально нанятый для такого важного случая оркестр негромко играл что-то спокойное и ненавязчивое. Потихоньку наладилась общая беседа об охоте, погоде и подобной светской ерунде. Розенберги демонстративно игнорировали семью помещика Кудрявцева.

Генрих со злорадством смотрел на отца – старого барона начинало коробить от такого высокомерия. Может быть, он теперь станет по другому относиться к новому деловому партнеру и идее объединить капиталы таким варварским способом?

Эвелина пыталась кокетливо улыбаться Генриху и его отцу, но от этого и тому и другому становилось не по себе. Генрих был озабочен в основном тем, чтобы девица Розенфельд или ее матушка не подсыпали ему в еду или питье какого-нибудь приворотного зелья. В эти глупости он не верил, но не хотел отравиться кошачьей печенью, жабьим сердцем или чем-то еще в этом роде.

После легкого ужина барон предложил немного потанцевать и на правах хозяина пригласил на первый вальс Эвелину Карловну. Она очень хорошо танцевала, и это было одно из ее достоинств, едва ли не единственное. Однако Эвелина предпочитала модные танцы, а барон был в этом вопросе консерватор. Только вальсы, полонезы и менуэты – все чинно и благопристойно. К середине вечера Генриху пришлось из приличия тоже пригласить Эвелину.

– Вы отчего-то мало танцуете, – с упреком заметила она, игриво кося водянистыми глазками и доверительно пожимая Генриху руку. – Я обожаю заграничные танцы. Они такие чувственные и смелые… Вы согласны?

– Увы, я не люблю танцы… – Генрих вымученно улыбнулся и тоскливо посмотрел через костлявое плечо Эвелины в печально темнеющее окно.

– Я видела вас недавно на балу у губернатора. Там вы не отказывали себе в этом удовольствии… – не унималась та.

– Просто положение обязывает… А вы прекрасно вальсируете, – Генрих чувствовал необходимость сказать хоть какой-нибудь комплимент девушке, и он его сказал. На сегодня все обязанности любезного кавалера были выполнены с лихвой.

– Какая чудесная погода, не правда ли? – перевел разговор Генрих, даже не пытаясь казаться заинтересованным в более тесном знакомстве.

Эвелина явно ждала большего, чем пустые светские любезности. Но ее надежды не оправдались. Роскошный модный туалет и старинные бриллианты не впечатлили потенциального жениха. Генрих был учтив и бесконечно отстранен.

Было заметно, что Карл Оттович тоже разочарован. Видимо, он понимал, что и тут, скорее всего, не найдет партию для своей драгоценной дочери. Он подошел к барону и решил сделать последнюю попытку для прояснения ситуации со сватовством:

– Ваш сын сегодня очень задумчив и молчалив. Вы говорили с ним по нашему делу?

– Думаю, надо чтобы молодые люди получше познакомились и присмотрелись друг к другу. Они первый раз встретились так близко. Мы не должны диктовать им свою волю. Это же не смотрины, а просто дружеский ужин. Не будем торопить события…

Генрих стоял неподалеку и чутко прислушивался к их разговору. Конечно, подслушивать некрасиво и неблагородно, но сейчас это было допустимо, ведь речь шла о его будущем.

Стало прохладно, и общество пригласили продолжить ужин в столовой. Теперь стол просто ломился от яств – барон хотел произвести впечатление на семью банкира.

Общая беседа значительно оживилась после нескольких бокалов горячительных напитков. Эвелина начала с интересом поглядывать на князя Апухтина, игриво покусывая кончик веера. Генрих не преминул обратить на это внимание своего друга:

– Гляди-ка, какие пламенные взгляды мечет в твою сторону девица Розенфельд. Берегись! Похоже, она теперь попытается прибрать к рукам тебя. Может, налить тебе еще водки? Говорят, определенная доза этого волшебного эликсира помогает рассмотреть глубоко скрытую женскую красоту, – не без сарказма произнес Генрих.

– Ну уж нет! Я слишком благороден, и не встану на пути твоего семейного счастья, – коварно усмехнулся князь, криво улыбаясь и отправляя в рот крупную виноградину. – Кроме того, я слишком беден для этого семейства. Так что водку пей сам, хотя в данном случае это вряд ли поможет.

Генрих с сожалением подумал, что его приятель прав. Он раньше свалится под стол, чем водка позволит ему разглядеть шарм Эвелины.