Текст книги "Забытый город"

Мария Гинзбург
Забытый город

Как долго просуществовал новый город в подземных водах? Что, если он до сих пор стоит – мертвым истуканом среди вечной тьмы?

Лавкрафт. «Хребты Безумия»

Трехмерная проекция планетарного винта тихонько поблескивала в свете ламп. Сквозь ее контуры проступали очертания стола, на котором Ума развернула модель. Командир тиссоров хотела обсудить предстоящие работы с новой сотрудницей.

– Ну, можно и так, – сказала Амрита, скользнув задумчивым взглядом по модели. – Надо будет посмотреть результаты геологической разведки.

– И как могут повлиять на конструкцию результаты геологической разведки? – с интересом спросила Ума.

Амрита пожала плечами:

– На другом полюсе работы идут на океанической платформе. Подводные работы всегда сложнее. Там они смогут установить только тройник Ваари. Тектоническая плита в этом месте не выдержит большей нагрузки. Таким образом, основная часть нагрузки приходится на долю нашей группы. Мы-то устанавливаем свой мегакрюк на материке. Если породы окажутся достаточно плотными, я бы сделала шесть вводов, а не четыре. Вам известен случай на Эритраке, где…

В кают-компанию вошел Хатхуу, офицер службы безопасности с Тхимврук. Руководство республики отправило его сопровождать экспедицию. Уме приходилось встречаться и работать вместе не только с представителями гуманоидных рас, но и с арахнидами, элефантидами, тарнаггами – огромными разумными куницами. Тиссорка успела привыкнуть к разнообразию форм, которые принимала разумная жизнь.

Но вид, к которому принадлежал Хатхуу, был, очевидно, эндемичным для системы звезды Атраз. Его нелепая фигура, странные движения, резкий голос – все это заставляло Уму отводить глаза, когда она сталкивалась с ним в узких коридорах космокатера. Хатхуу из принципа не пользовался переговорным обручем, к которому обычно прибегали представители рас, неспособных к акустическому обмену информацией. Хатхуу и его соплеменники были способны к звуковому общению. Но каждый раз, услышав его резкий, словно лающий голос, Рангут, ведущий геолог экспедиции, вздрагивала, да и Ума с трудом сдерживалась, чтобы не вскрикнуть. Певучая космолингва была слишком нежна для этих голосовых связок, так же как облик Хатхуу – невыносим для взгляда гуманоида.

Правда, сейчас Хатхуу никаких звуков не издавал. Он прошел к аппарату с напитками и синтезировал себе кружечку чего-то горячего. Ума видела, как над пластиковым стаканчиком заколыхались волны пара. Офицер проявил удивительную деликатность. Он не стал вмешиваться в разговор двух ученых, а сел на диванчик в углу и направил все лучи подобия морской звезды, заменявшей ему голову, в сторону экрана на стене. Деликатность Хатхуу особенно бросалась в глаза потому, что экран был черным – сейчас «Шустрая» шла над ночной стороной Схатранай.

Ума вернулась к беседе с Амритой, новенькой сотрудницей. Тиссорка уже поняла, к чему та клонит:

– Да-да. У нас говорят: «Сбережешь нитки, зашивая прореху, придется купить новое платье».

Новая сотрудница оказалась компетентной, а большего Уме было и не надо.

Случай на Эритраке был ей, конечно, известен. Тогда компания решила сэкономить, несмотря на предупреждения специалистов. Силовая ось поползла, раздирая кору. Компании пришлось платить неустойку за разрушение биосферы. Хотя той биосферы на Эритраке оставалось уж всяко не больше, чем на Схатранай, развернуть которую предстояло Уме и ее товарищам, потоки раскаленной магмы доконали несчастный Эритрак окончательно. С тех пор мнение тиссоров стало решающим при выборе конструкции мегакрюков.

Амрита без всякого выражения посмотрела на Уму и ответила:

– У нас говорят: «Скупой платит дважды».

– А что вы кончали? – спросила Ума, выключая проектор.

С остальными членами своей секции Ума уже была знакома. Все они по одной из специальностей были тиссорами, специалистами по терраморфированию. На языке эллоритов, основавших империю, такие люди назывались «меняющими реальность», tisxoren, и хотя империя давно пала, грозное и поэтическое имя осталось в языке. Тиссоры всегда могли найти себе работу. Готовили их в двух-трех учебных заведениях на всю обитаемую вселенную, и все они, как правило, знали друг друга. Но эту крепенькую серьезную девушку Ума видела впервые. Вот почему она сомневалась в компетенции Амриты.

– Колледж тиссоров на Сурде, – ответила та.

– Отличный был колледж! – с чувством воскликнула Ума. – Жаль только, что теперь Сурда принадлежит Союзу. Вы успели перебраться в Альянс до того, как планета была захвачена, как я вижу?

Амрита кивнула. Ума забрала проектор и покинула кают-компанию. На прощание она склонилась к Амрите и сказала заговорщическим шепотом, кивнув на бочкообразную фигуру на диванчике:

– А ведь легче было катиться!

Амрита улыбнулась. Но Ума видела по ее улыбке, что насмешить сотрудницу ей не удалось.

Лишь сообщить о страхе и отвращении, которые вызывала в ней бочкообразная фигура в красной униформе, покрытой россыпью черных, синих и белых эмалевых брошек и нашивок причудливой формы, что скромно примостилась на диванчике в углу гостиной. Ума полагала, что это знаки различия, показывающие статус Хатхуу, ну и, возможно, награды. Впрочем, никому на борту не было известно их значение; если Хатхуу надел их, чтобы добавить себе внушительности, то он сильно просчитался. Они производили впечатление не большее, чем детские значки.

* * *

Амрита проводила взглядом свою начальницу, которая пошла в свою каюту собирать вещи перед высадкой.

Ума была миниатюрная очаровательная дама, словно бы из бывших балерин. По земным меркам Амрита дала бы ей лет сорок. Кто бы мог подумать, что именно эта хрупкая и изящная женщина возглавляет группу тиссоров в этой экспедиции. Третьей в их группе была Рангут, чьи сдержанные манеры принцессы крови в изгнании производили сногсшибательный контраст вкупе со спортивным костюмом и туфлями на высоченных каблуках. У Рангут был мягкий акцент жительницы южной части Большой Спирали. Амрита уже поняла, что под этим спортивным костюмом скрывается тонкая, хрупкая и влюбчивая нежная душа. Она знала, что ей предстоит быть в курсе всех перипетий романа Рангут с красавчиком Тераноном из подразделения техников – так же, как и неизбежен был конфликт главного техника, гориллообразного, но миролюбивого Дару с Макхом, быковатым вспыльчивым парнем из геологов.

«Шесть недель, – думала Амрита. – Сорок восемь дней».

Всем людям, находившимся сейчас на «Шустрой», предстояло работать вместе – и стать командой. А этого не бывает без ссор, интриг, скандалов и прорывов, которые случаются в любой небольшой группе людей, если их запереть на шесть недель в одиночестве среди неприютной и совершенно лишенной развлечений (разве что северное сияние) местности.

Амрита разделяла чувства своей начальницы и сейчас общество любого из членов команды предпочла бы соседству с Хатхуу. Что-то в Амрите сопротивлялось каждый раз, когда она его видела. Но Амрита не собиралась потакать глупым страхам, хотя бы и своим собственным. Амрита налила себе кофе и села на соседнем диванчике, чтобы не мешать Хатхуу. Тот продолжал напряженно вглядываться в черный экран.

«А ведь он чего-то ждет, – подумала наблюдательная Амрита. – Что-то должно появиться на этом экране. Он пришел заранее, чтобы не пропустить это, чем бы оно ни было».

«Шустрая» вошла в сумеречную зону. Тьма на экране, висевшем на стене, сменилась безрадостными видами Схатранай. Взору наблюдателей предстали бескрайние заснеженные пространства, которые изредка перерезали черные сабли голых горных хребтов и голубые вены рек. После «выстрела через портал», произведенного с Тхимврук, ось наклона к плоскости орбиты сместилась так, что жизнь на Схатранай стала невозможна. Резко сменились климатические пояса. Все пригодные для обитания зоны скрылись под снегом.

Амрита решила нарушить молчание, которое становилось невыносимым и невежливым.

– Когда мы починим климат на Схатранай, что там будет? – спросила Амрита.

Лучи морской звезды зашевелились. Хатхуу направил на собеседницу два луча из пяти – про человека в таком случае сказали бы «дружелюбно покосился». Амрита с трудом сдержала тошноту, подступившую к горлу. Религиозные фанатики прошлого наверняка охарактеризовали бы Хатхуу как монстра, чей облик сам по себе является кощунством, вызовом всем представлениям о порядке и красоте Вселенной. Он не должен был существовать, этот бочонок с ветками, увенчанный, словно в насмешку, огромной морской звездой. Пространство словно бы прогибалось под ним, желая исторгнуть его из себя.

– Ну, во-первых, самое главное, чего там не будет, – сказал Хатхуу. – Точнее, кого. Там больше не будет мидлогов.

Амрите все время слышался в его речи немецкий акцент, и ей это скорее импонировало, хотя она понимала, что эта ассоциация столь же ложная, как и с морской звездой, украшавшей верхушку туловища Хатхуу.

– Но их и сейчас там нет, – заметила Амрита. – Больше нет. Кто мог выжить после планетарной зимы?

Ветки-щупальца качнулись, словно под ветром, но Хатхуу ничего не сказал. Читать язык тела представителя другой расы очень сложно, но сейчас Амрите показалось, что он не вполне с ней согласен и хотел поделиться своими опасениями на этот счет, но передумал.

Вместо этого он спросил:

– Вы осуждаете нас? За то, что мы, цветкасты, уничтожили породивших нас мидлогов? Как часто вам вообще приходится по работе сталкиваться с этическими проблемами?

– Часто, – мрачно ответила Амрита и прикусила язык. – Нет, лично я вас не осуждаю, – добавила она, чтобы уйти от щекотливой темы. – Конфликты метрополии и колоний встречаются в истории разных планет. Результаты всегда примерно одинаковые. В исторической справке написано, что колонии захотели свободы, и повелители Схатранай – как вы говорите, мидлоги? – взорвали Лахакастру. Третью вашу обитаемую планету. Теперь даже Корпорация не берется ее починить. Вы знали, что вас ждет то же самое. У вас не было другого выхода. Но что будет на Схатранай теперь?

Хатхуу опять пошевелил щупальцами – словно невидимая вода заструилась сквозь длинные ленты водорослей, качая их. Видимо, это означало, что он подбирает слова.

– После того как биосфера Схатранай будет восстановлена, – сказал он наконец, – все желающие смогут отправиться сюда и начать здесь новую жизнь.

Амрита снова отхлебнула кофе и осведомилась:

– А вы, цветкасты, не боитесь стать метрополией по отношению к будущим поселенцам Схатранай? Стать такими же, как те, кого вы уничтожили? В этом был бы мрачный юмор.

Хатхуу резко качнул головой-звездой. Плоские перепончатые наросты на его спине, которые Амрита про себя называла крылышками, затрепетали. Кажется, ей удалось задеть его за живое.

– Нет, – резче, чем обычно, ответил он. – Статус новых поселений уже продуман и определен. Новые жители Схатранай сами будут торговать с большим космосом и иметь все права и обязанности, которые в нашем Альянсе имеют жители свободных марок…

– А ваши вложения в освоение Схатранай? – безжалостно спросила Амрита. – Развернуть ось вращения планеты – это дорогое удовольствие.

– Нам дали кредит в галактическом банке Левифайена, – ответил Хатхуу.

– Отдавать будут поселенцы, я так понимаю?

Хатхуу кивнул.

Амрита покачала головой.

– Рискованные вы люди, – заметила она. – Повторное освоение планеты редко бывает выгодным. Ресурсы-то уже подвыкачаны предыдущей цивилизацией…

В этот момент ее внимание привлекло изображение на экране, и она оборвала разговор.

Над безжизненной пустыней вставал город. Амрита не сразу различила, где заканчиваются бесприютные голые горы, коричневые и черные, и начинаются шпили зданий. «Шустрая» сбрасывала скорость и высоту, заходя на посадку, и Амрита успела рассмотреть город во всех подробностях. Сначала ей показалось, что зазубренные конусы, колонны, непривычные взгляду геометрические фигуры, составленные из множества прямоугольных плит, нагромождены без всякого порядка, без цели и плана. Однако вскоре становилось понятно, что лабиринт имеет форму неправильной пятиконечной звезды. Эта же звезда бесконечно повторялась внутри, обозначенная то остроконечными шпилями, то пирамидами, то, наоборот, провалами пустоты между зданиями.

«Вот, значит, в каких городах жили мидлоги», – подумала Амрита.

– А почему здесь нет снега? – рассеянно спросила она.

– Катабатические ветра, – лаконично ответил Хатхуу.

«И они вечно свистят в резных шпилях, выдувают тепло и уют, – невольно подумала Амрита. – Город вечного холода…»

– Сейчас полюс находится намного западнее, – пробормотала Амрита. – Но истинный полюс, через который мы прокинем ось, – он же здесь недалеко совсем. Откуда здесь, в преддверии полюса, город?

– Это Наэртикхон – один из крупнейших научных центров Сханатрай, – ответил Хатхуу. – Мидлоги вели исследования в условиях вечной мерзлоты. Гляциологические наблюдения. Много чего еще. Испытания нового оружия, например. На Схатранай не очень любили тех, кто… как это будет… слишком быстро мыслит. Ученых собрали здесь, чтобы им было некуда сбежать. И чтобы они не заразили своими идеями остальных благонамеренных граждан. Еще здесь была колония особо опасных преступников. На них ученые ставили опыты.

– Откуда вам известны такие подробности? – удивилась Амрита. – Вы уверены, что это именно тот город, о котором вы говорите?

– Уверен, – ответил Хатхуу. – Я здесь жил.

Амрита ойкнула и наклонилась вперед так порывисто, что чуть не пролила кофе.

Сейчас по городу проходил терминатор. Фиолетово-алый закат пылал чуть левее башен и пирамид. Западная часть города была уже погружена во тьму. Но Амрите показалось, что она увидела россыпь огоньков в окнах конусов, обращенных к ночной стороне планеты.

Хатхуу повернул в ее сторону все лучи своей зрительной звезды, привлеченный ее возгласом.

– Огоньки там, – пробормотала Амрита, несколько смущенная.

Город уже скрылся из поля зрения. «Шустрая» пересекла терминатор и долину, не знавшую дождей последние несколько миллионов лет. Блеснуло озеро. Изгрызенные ветрами пики гор сменились ослепительно сияющими снежными полями.

– Вам тоже так показалось? – пролаял Хатхуу.

Амрита кивнула.

– Давайте проверим, – предложил он и встал.

Амрита поставила стаканчик на подставку в подлокотнике и последовала за ним.

– Вы же говорили, что здесь все погибли, – сказала она, когда они шли по узкому коридору к капитанской рубке.

– Это говорили вы, – возразил Хатхуу.

– Но так сказано в отчете, который представила ваша группа разведки! – возопила Амрита.

– А там сказано, что один из разведчиков не вернулся из приполярных областей? – осведомился Хатхуу.

Лучше бы он ударил ее под дых. Это было бы не так неожиданно.

– Так вот почему вы здесь, – с трудом переведя дыхание, сказала Амрита.

– Да, – сказал Хатхуу. – Я очень надеюсь, что я ошибся. Что эта моя поездка окажется лишь приятной и немного скучной прогулкой по местам, где я уже и не чаял оказаться вновь. Но вы тоже видели свет в окнах города, не так ли?

Они уже добрались до двери в рубку. Хатхуу коснулся кнопки сигнала присутствия на стене своими щупальцами. На концах они разветвлялись, и тонкие присоски казались грубой пародией на пальцы. При взгляде на них к горлу Амриты снова подкатила тошнота. Все же было в Хатхуу нечто бесконечно неправильное. Но она справилась с собой.

– Вы сказали, что жили в Наэр… Нахарк… гм… В этом городе, – сказала она. – В качестве ученого или…

Все крупное тело Хатхуу заходило ходуном. Волна поднималась по его мощному животу, по бочкообразной груди и наконец достигла горла, исполосованного жабрами. Хатхуу громко фыркнул, сложив и снова раскрыв надувшиеся от напряжения лепестки своей звезды-головы. Звук был такой, словно негромко протрубил слон.

– Значит, вот как вы смеетесь, – сказала Амрита.

– Да, – сказал Хатхуу. – Так мы смеемся. И не только. Но что именно мы еще так делаем, я вам пока рассказывать не буду.

Он снова принялся нетерпеливо терзать кнопку. Их наконец услышали. Створки двери разъехались. Открыла им, разумеется, не сама капитанка Талан – она стояла за штурвалом, – а Нусту, штурман «Шустрой». Эта маленькая немногословная женщина чем-то неуловимым напоминала эскимоску из детской азбуки Амриты. Нусту окинула быстрым взглядом коридор.

– Вам известно, что во время полета доступ в рубку пассажирам запрещен? – негромко, но с нажимом спросила она.

Из уроженцев Каэркаса, к которым явно относились и Нусту, и Талан, получались самые лучшие космические пилоты. Второй известной на всю галактику чертой жителей Каэркаса была вспыльчивость.

– Не получается подтереть задницу, обратитесь к товарищу за помощью! Капитанка здесь не для этого, понимаете, не для этого! – закончила она.

В руках у нее был бластер, но Хатхуу не обратил на него никакого внимания.

– Да-да, я знаю, – грубо пролаял он. – Просто откройте мне дверь в серверную корабля!

Тонкие брови Нусту приподнялись.

– Вам, может, и пароль администратора дать? – осведомилась она.

– Нет, пароль мне не нужен, – отрезал Хатхуу. – Мне нужно посмотреть свежую запись нашего полета. Отмотать буквально мини-цикл назад.

– Зачем?

– Возможно, в городе, который мы только что миновали, остались жители, – ответил Хатхуу. – Я и вот эта сотрудница видели огни в башнях!

Он нервно ткнул щупальцами в сторону Амриты. Огрызки крыльев на спине затрепетали.

– Это в корне все меняет! Наш полет становится небезопасным! – рявкнул Хатхуу, подталкивая штурманку к принятию нужного решения.

Нусту обдумывала ситуацию. Мыслительный процесс, неторопливый, как движение материков, отчетливо был виден на ее круглом плоском лице.

– Здесь неподалеку была база противокосмических сил обороны, – продолжал Хатхуу. – Во время предварительного осмотра и постройки базы по той же траектории, по которой летим мы, постоянно ходили катера. Как вы думаете, если…

Корабль резко тряхнуло. Все трое попадали друг на друга. Нусту наконец пришла к однозначным выводам. Но теперь пересматривать запись не было никакой нужды. Хатхуу оказался прав во всех своих подозрениях.

Освещение замигало. Завыли сирены внутрикорабельной безопасности. Коридор вдруг приобрел уклон. Первым вниз покатился Хатхуу. Амрита схватила Хатхуу за плечо. Ей пришлось преодолеть внутреннее сопротивление, словно некий колокольчик, предупреждавший об опасности, звенел изо всех сил. Когда ее пальцы сомкнулись на руке Хатхуу чуть выше того места, где она разветвлялась на щупальца, Амриту передернуло от омерзения. И тут же пришло удивление. Она сама не знала, чего ожидала. Чего-то мерзкого, скользкого, что подастся под рукой и поглотит ее кисть. Но на ощупь рука Хатхуу под комбинезоном скорее напомнила упругий ствол небольшого дерева – твердый, гладкий, прохладный.

– Брось меня! – крикнул Хатхуу, но было поздно.

Крен все усиливался, и Хатхуу потащил Амриту за собой.

Амрита ощутила, как что-то обхватило ее талию. Разжать руку и предоставить Хатхуу его собственной судьбе она так и не смогла. Она проехала еще чуть вперед, и тут невидимый трос натянулся рывком. Амрита охнула от неожиданности и боли. И повисла в ставшем почти вертикальном коридоре. Хатхуу, растопырив ноги и щупальца, ловко уперся в стены и больше не падал. Амрита обнаружила, что сидит на нем верхом. Что-то дернуло ее вверх. Она подняла голову. Штурманка по пояс торчала из открытой двери рубки. Оттуда же тянулся, дрожа, страховочный трос. Нусту неведомо когда успела вытащить его и набросить на Амриту.

– Поднимайтесь! – крикнула Нусту.

И исчезла, вернувшись в рубку.

Когда они вскарабкались в рубку, Хатхуу первым увидел на обзорном экране весело светящийся ореол. Амрита тоже знала, что он означает. Это была ближайшая к камере наблюдения спасательная капсула. Кто-то из перепуганных пассажиров уже покинул «Шуструю».

«И ведь успел же добежать», – подумала Амрита с некоторой завистью.

– Нет! – крикнул Хатхуу. – Запретите им!

– Там же противокосмическая оборона! – крикнула Нусту.

Талан на мгновение оторвалась от пульта управления и глянула на нее. Впрочем, капитанка все равно уже ничего не могла сделать.

От белоснежной равнины внизу оторвалась маленькая искорка. Она поднималась, поднималась навстречу падающим спасательным капсулам, все увеличиваясь в размерах, превращаясь в огненный язык, и вот он лизнул спасательную капсулу – почти нежно…

Вспышка заволокла камеру. В дыму что-то вспыхивало и рвалось.

– Всем оставаться на местах! – проревела капитанка в динамик. – Корабль не покидать! Повторяю – корабль не покидать! По возможности занять места в амортизационных кассетах! Посадка будет жесткой!

Нусту дернула Амриту за ногу и показала куда-то в сторону и вбок. Амрита последовала за ней. Они снова выползли в коридор, превратившийся в вертикальную трубу. Нусту открыла дверь на противоположной стороне и перепрыгнула туда. Дождавшись спутников, она сноровисто упаковала их в амортизационные кассеты и забралась туда сама.

И вовремя.

Посадкой назвать это было нельзя. Максимум – аварийным приземлением. Удар сотряс корпус космокатера. Амрите показалось, что она чувствует, как гнутся несущие ребра, как сминается металлокерамический корпус. Капитанке удалось выровнять корабль перед тем, как он столкнулся с землей; «Шустрая» ударилась о вековечный наст всем брюхом. Если бы удар пришелся на нос, катер действительно сломался бы.

Корабль застонал, как смертельно раненный человек. Множество самых неприятных звуков слились в один и смолкли. В наступившей тишине раздался голос Нусту:

– Что же нам делать теперь?

– Уходить, – сказал Хатхуу, тоже выбираясь из своей кассеты. – Они скоро будут здесь.

А Амрита спросила:

– Какой двигатель стоит на «Шустрой»?

* * *

Голоса ввинчивались в мозг подобно раскаленным сверлам.

– Что произошло?

– Кто-нибудь видел Кеону?

– Вы что-то задели при полете?

– Мы сможем взлететь?

– Кассета не открывается, капитан мертва!

Амортизационная кассета, которую против инструкции терзали с десяток жадных трясущихся рук, раскрылась окончательно, и Талан пришлось увидеть то, что она так не хотела видеть. Нет, вовсе не стаю насмерть перепуганных пассажиров в святая святых корабля – капитанской рубке.

Пульт управления катером по-прежнему бодро переливался привычной радугой датчиков. Темное пятно в левом нижнем углу не сильно бросалось в глаза, но Талан заметила его сразу.

– Свяжитесь с крейсером! – взвизгнул кто-то. – Пусть заберут нас отсюда!

Крейсер «Гордость Саэдрана» ожидал возвращения «Шустрой», неспешно вращаясь на орбите вокруг Схатранай.

Талан снова бросила взгляд на пульт, на потухающее сердце своего катера, и испытала почти физическую боль. Нужный ей индикатор также был черным. Она повернулась к пассажирам, наконец взглянула на них в упор – на эти взъерошенные волосы, на перекошенные страхом лица, на распахнутые пасти, из которых лились беспомощные вопли.

– Передатчик поврежден, – сказала она.

В рубке воцарилась тишина. Люди замолчали от неожиданности, услышав то, что уже не ожидали услышать, – голос капитанки. И яростная ненависть и презрение, которыми он был наполнен, оглушили их.

– Мы не сможем связаться с кораблем-маткой, – продолжала Талан. – Мы здесь одни и сами за себя.

– Но нас же будут искать! – выкрикнул высокий гибкий мужчина.

– Да, – сказала Талан. – Если мы не выйдем на связь и не вернемся в течение пяти макроциклов. И мы не вый-дем. А вот вы – вы все – сейчас все выйдете отсюда. Пассажирам категорически запрещено находиться в рубке управления кораблем.

– Здесь больше нечем управлять! – вякнул все тот же мужчина и спрятался за спины соседей – полной женщины с аккуратной короткой стрижкой и атлетически сложенного парня, лицо которого выражало не полное ошеломление, а сосредоточенную тихую задумчивость.

– Кстати, где ваш командир? – обведя пассажиров тяжелым взглядом, спросила Талан.

Она не удержалась и добавила в сердцах:

– Найдите его и досаждайте своими истошными воплями ему! Я вам не мамочка!

– А лучше бы сидела дома и нянькалась! Кораблем-то управлять не умеешь! – немедленно выкрикнул тот слизняк, что уже нахамил ей.

Талан не собиралась больше это терпеть. Она молча опустила руку на пояс, где у нее висела кобура бластера.

– Заткнись, Макх, – сказал задумчивый парень. – Правда, ребята, пойдемте, что мы мешаемся здесь.

– Дару прав. Соберемся в кают-компании и все обсудим, – поддержал его рассудительный женский голос из толпы.

– Нам надо просто посидеть тут немного, – добавил кто-то. – Нам пришлют другой катер и довезут до базы на нем.

Талан поняла, что пассажиры не видели спасательных капсул, сгорающих под ударами ракет. Члены экспедиции пока не заметили, что их стало минимум на четыре человека меньше. Скоро они должны были хватиться отсутствующих и узнать, где они теперь. Люди начали покидать рубку. Талан провожала их взглядом, который подхлестывал их не хуже бича. В дверях Дару обернулся и сказал:

– Мы приносим свои извинения, госпожа капитан. Это было так неожиданно. Люди перепугались. А системы жизнеобеспечения катера не повреждены? Мы находимся в приполярной области, и…

– Не повреждены, – прорычала Талан.

– Большое спасибо, – сказал Дару и вышел.

* * *

Осмотрев двигатель, Хатхуу и Амрита направлялись к капитанской рубке. Нусту в целом одобрила те радикальные модификации, которые собиралась внести Амрита, но для них требовались некоторые детали – и всё же согласие капитанки Талан. Нусту пошла получать и то и другое, а Амрита и Хатхуу не торопясь следовали в кильватере стремительной штурманки.

В этот момент члены экспедиции, возбужденной, гомонящей толпой метавшиеся по катеру, заметили их из бокового коридора. Сначала Амрита услышала плачущий голос Лайза из группы геологов:

– Говорю я вам – вдребезги! Ума перепугалась, прыгнула в спасательную капсулу, и их всех расстреляли с планеты! Я сам видел!

– А Кеону, – нервно спросил кто-то. – Кеону вы не видели?

Но Амрита уже не слушала. Сердце ее сжалось. Ума. Миниатюрная, хрупкая, как статуэтка балерины. Истинная профессионалка, к которой Амрита уже успела проникнуться уважением и симпатией…

– Они уже здесь! – закричал Лайз, наткнувшись взглядом на бочкообразную фигуру инопланетянина.

Эта фраза произвела замечательное по своей силе, хотя и несколько неожиданное воздействие.

Люди бросились к Хатхуу и Амрите. Некоторые, как со злорадством отметила про себя Амрита, все-таки побежали в противоположную сторону. Она еще успела заметить растерянную Нусту в дальнем конце коридора. К ней подошли Гридон и Огэнси, Гридон остановился и о чем-то спросил – скорее всего, пытался узнать, что тут происходит.

Лайз мчался первым. Белки его вытаращенных глаз скользко сверкали. Пот блестел на лице. Амрита увидела, как зашевелились – заструились – щупальца Хатхуу. Затем он растопырил огрызки крыльев…

Тьма объяла коридор, тьма, в которой раздавались крики ужаса, – тьма давящая, всепоглощающая. В ней что-то неторопливо шуршало, сухо и размеренно.

Хатхуу казался фальшивым, ненастоящим, плоской куклой на теле реальности, которую двигает невидимая рука, – и именно куклой он и оказался. Амрита подозревала за этой нелепой куклой кучу грязи, но она ошиблась. Это была крышка колодца, которую грубо сдернули – и оттуда хлынули давно позабытые звуки и ощущения. Обезьяны знали их слишком хорошо, помнили, как сородичи, шатаясь и закатив глаза так, что были видны лишь белки, выходили в ночь, прочь от костра, прочь из безопасной пещеры – и потом раздавался хруст костей.

Их потомки позабыли об этом, старательно спрятали леденящий безысходный ужас на самую дальнюю полку памяти – но его острые зубы, щупальца, смрадное дыхание острыми осколками торчат из каждой легенды, из каждого мифа.

«Мифа, – отчаянно цепляясь за край двери, распахивающейся в пустоту, подумала Амрита. – Мифа…»

И тут она вспомнила.

– Ты открываешь перед живыми существами двери высших планетных систем, – пробормотала она. – Ты указываешь путь к освобождению. Ты всегда пребываешь в моем сердце…

Тьма рассеивалась. Амрита увидела коридор, в котором извивались и корчились тела. У ее ног кто-то корчился и стонал. Ужас так изуродовал лицо человека, что Амрита не сразу узнала Лайза. Сама она тяжело опиралась на стену, вжималась в нее, изо всех сил стараясь стать плоской, но осталась на ногах. Чуть поодаль сидели Макх и Бонем – обнявшись, как дети, застигнутые вкрадчивым ночным стуком в дверь. Лицо Макха было мокрым от слез. Изо рта Бонема сочилась белая липкая ниточка слюны.

– Хватит! – произнесла Амрита с трудом, но и с вызовом, как она надеялась. – Прекрати!

Звезда, венчавшая пузо на ножках, дернулась в ее сторону. Но не было больше хтонического ужаса, безглазой пасти, пожирающей все и вся. А был представитель расы, способной к подавлению воли противника и прочим ментальным штучкам. Подобные расы не были редкостью во Вселенной. Эллориты в свое время построили империю, пользуясь своими способностями в этой сфере. Наверняка в материалах Корпорации сообщалось об этой способности жителей Тхимврук – да только никто этого не прочитал.

Члены экспедиции не собирались контактировать с местными жителями, по крайней мере, настолько близко.

– Ксенофобия, – холодно произнес Хатхуу, – не делает чести разумной расе.

«Все-таки он из ученых, – подумала Амрита. – Из тех, кто слишком быстро мыслит…»

Эта мысль, отстраненная и совершенно чужая, выдернула ее из атмосферы липкого ужаса, которым сочился коридор, и окончательно вернула ее в реальный мир.

– Что… – пробормотал Бонем. – Что ты сделал…

Голос Бонема окончательно рассеял наваждение. Амрита узнала его – этот голос, взволнованный и дрожащий, расспрашивал про Кеону.

– Мне показалось, – сурово пролаял Хатхуу, – что вы не верите мне. Что вам кажется, что я на стороне тех, кто хотел убить вас, кто подбил космокатер. Я показал вам, что если бы я хотел…

– Мы все поняли, – пробормотала Саджана, полевой медик экспедиции.

Она сидела, прислонившись к стене чуть поодаль, и на коленях у нее белело бурое пятно. Медичку, судя по всему, стошнило в то время, когда Хатхуу показывал людям то, что хотел.

– Извините нас, – слабым голосом закончила она. – Но кто же это сделал и что нам делать теперь?

Пока Хатхуу вкратце пересказывал все то, что Амрита уже знала, лица людей медленно поворачивались в его сторону. Амрите эти белые пятна в полутьме коридора напомнили кувшинки на темной поверхности пруда. Его резкий, глубокий голос заставлял прислушиваться к себе. Впрочем, теперь люди слушали бы его, даже если бы Хатхуу заикался и шепелявил. Первым распрямился Лайз, скрючившийся у ног Амриты. Он со стоном сел и обвел по сторонам непонимающим взглядом.