Текст книги "Камушки под языком"

Камушки под языком
Зарисовки в стихах и прозе, тушью, карандашом и акварелью
Мария Грачева

© Мария Грачева, 2014

© Мария Грачева, иллюстрации, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Акварель

 
Нарисуй меня, рыжую, на мосту, в сером плаще.
Поверни меня к зрителю краем уха, спиной.
Без часов зависшую, в бело-сизом ключе —
И молочный туман вместо будущего подо мной.
На сырой рукав пусть бежит зеленая акварель,
Размывая лиловый контур мой меловой.
Пусть дрожит в реке, моросит в волосах апрель,
Оседая на плечи спутанной головой.
 

4.03.2014

Неродившаяся женщина

Где-то глубоко внутри покорно спит неродившаяся женщина.

С тоской смотрела на отца, его братьев, фотографии Сары и Реи – и спрашивала себя – что вы все делаете в этой холодной Москве, зачем вы тут, высоколобые, спокойные, любопытноглазые? Почему вам не сиделось под шелковицами в размышлениях о мудрости житейской, зачем вас понесло в бесконечную физику и математику, механизмы и технологии?

И вместо большеглазой тихой еврейки вы родили меня, сумасшедшую, упрямую, дикую. По вечерам – не мечтой, а осторожным прикосновением языка в темноте закрытого рта – если бы все было иначе.. Жизнь, правила которой неопровержимо мудры, и за каждым впитанным словом стоит непререкаемый авторитет тех, кто много думал. Длинные юбки, много детей, и смысл – в них, в служении мужу, в заботе и взращивании лучшего в них. И не стыдно, а почетно быть женщиной, матерью, женой, нежными руками и любящими глазами. И некуда спешить, некого обгонять, и мерило – в любви, а не в деньгах. Нет ни снега, ни зимней тоски, а темные глаза смотрят не оценивающе, потому что чем оценить существо иного вида, а любя и принимая такой, какая есть.

И вкусное по вечерам – делиться знанием, пониманием, играть словами и плести мысли в ковры. И покой в душе – от того, что прожитый день не омрачен бесчестным поступком, и гордость за детей, не за превосходство – а за чистоту и прямой взгляд..

Жизнь, которая не пришла ко мне, для которой нет места даже в моей голове – так только, тоскливо колючая крошка на кончике языка..

Наощупь

 
Прикоснуться – и не проснуться,
Убедиться – и изумиться.
И во все глаза улыбнуться.
И по всей длине раствориться.
Столько нежности в полуслове —
Теплой, трепетной, безъязыкой.
Полный рот чепухи наготове —
Знай – целуй взахлеб да хихикай.
 

22.05.2013

Заново

 
Я с утра вприпрыжку и нараспашку —
Платье, кеды, поверх повязать рубашку
И, торча тормашками из кармашков,
Самый новый день разбирать с листа.
А твои глаза смеются напротив,
Мир ложится у ног, как огромный котик,
Все, что манит, дразнит и хороводит,
С тихим звоном встает на свои места.
 

2.03.2013

С буквами и нотками

От солнца лезут в голову забытые мечты.

Например, платье с буквами и нотками – желтоватое, с типографскими шрифтами, собранное коллажем из сканов разных старых газет и нотных тетрадей на разных языках.. Юбка-колокол, короткие рукава с воланами – как раз столько счастья, чтобы упоенно не думать о том, как это выглядит, ибо волшебно само по себе, безотносительно.

Или оранжевые чулки с кружевом по верху – носить в солнечный день с короткими сарафанами и прозрачными красными очками, которые самой себе кажутся непрозрачными, и хочется жмуриться от удовольствия и проказливости, думая, что этого никто не видит..

А еще полупрозрачные колготки – и такие же перчатки выше локтя, телесные, с неразборчивыми рукописными строчками. С большим количеством знаков препинания, и зачеркиваниями, чтобы глаз спотыкался и не скользил. Чтобы можно было наблюдать вздрагивающие брови тех, кто пытается вчитаться мимоходом..

Ночь

 
За границей сплетенных рук
Ветер снегом швыряет в лица.
Из ребра в ребро перестук —
Я прошусь в тебя поселиться.
До утра в мешанине тел
Ни границ, ни осей, ни опоры,
И касания в темноте
Выжигают на мне узоры.
Крепче сжаться, тесней сплестись,
Затаиться – а вдруг останется?
Ведь кто за ночь не смог срастись,
Тем до вечера порознь маяться.
 

18.12.2013

На борту

 
Знаешь, за что я люблю летать?
За возможность разглядывать и молчать.
Не звонить – улыбаться, жевать, кивать.
Быть вне доступа – просто читать и спать.
Я же к вылету завтра всегда готов,
За минуту собрался и был таков —
От суеты и земных оков
В мятые простыни облаков.
Отдышаться за пазухой высших сил,
Безразличных к тому, где и кем я был,
Что оставил внизу и о чем забыл,
В тайнике души на борт не втащил.
Я взлетаю сегодня, сажусь вчера —
Любопытная чья-то в меня игра.
Солнце тлеет – вишневая с желтым дыра..
На борту вне времени вечера.
 

29.11.2012

Дождись

 
Ты догонишь меня на восьмом витке,
Мы сойдем на перрон и, рука в руке,
Побредем года день за днем листать,
Твердо зная, что больше не надо ждать,
Что сошлись кривые, смыкая нас,
Что мы угадали страну и час.
Я не зря петляла десятки лет,
На стене тебе оставляя след.
Ты не зря собирал мои маяки,
На ходу накрывал их теплом руки.
Иногда из звонков и следов в пыли
Получались листья и корабли.
Мы несем друг другу в далекий дом
Драгоценных слов невесомый лом,
Чтобы вслух читать и вдвоем молчать,
Что не объяснить – то нарисовать,
По горам ходить, не иметь часов.
Мы друг к другу придем с разных полюсов,
Рассчитав, с какой скоростью надо жить,
Чтобы по ошибке не пропустить
Поворот, за которым наш свет в окне.
Там, где ты выходишь навстречу мне,
Забираешь плащ, выключаешь дождь,
Принимаешь день, обменяв на ночь.
Мы выходим живыми из гроз и драк,
Мы готовимся сделать последний шаг
Налегке, собравшись за пять минут:
«Далеко. Надолго. Меня там ждут.»
 

22.10.2012

Хранимое

 
Было ли, не было – нежность осядет во мне..
Память, свой крепкий настой поминутно фильтруя,
Выстудит плавность руки на прохладной спине,
Высушит мягкость тех губ, что смешат и целуют.
Молнии гаснут, чаинками кружат у дна,
Нежность проступит на коже, ладони покроет.
Памяти темный бальзам я глотаю одна —
Терпкий, прозрачный, душистый – в пьянящем покое.
 

26.11.2011

Не спать

 
Если спать – то только по диагонали,
Если бегать – то так, чтобы не догнали,
Чтоб нескромные радости и печали
Меня в клочья рвали и собирали,
На рассвете землю мной засевали,
На закате рвали, мяли, жевали,
Языками цокали, смаковали,
Разгребали шершавой меня рукой.
Прорастаю, чтоб ночь удобрять любовью
И полынь с лавандой класть в изголовье,
Поддевать, цеплять и смешить злословьем,
Апельсином пахнуть, хрустеть морковью,
Шалой лаской угрюмое греть зимовье
И, глуша причитанья и стоны совьи,
Запевать в три голоса за здоровье
И кончать безмолвно за упокой.
 

27.09.2011

Дом

 
Все же главное в жизни -
Это вид из окна,
Соловьи на балконе
И спокойная совесть.
Энотека из книг,
Пятитомник вина -
На полу поутру
Недопитая повесть.
А с каким багажом
И легендой какой -
Это сущая чушь,
Силуэты и тени.
Предположим, одной,
С суетой и молвой..
Или шумной толпой
С малышней на коленях..
Ни оценок, ни целей
Не держу в голове -
Не пытаюсь создать,
Научить и исправить.
Кто-то бусины дней
Разметал по траве -
Мое дело собрать,
Нанизать и оставить.
Отпускать и терять,
Жить себе на уме,
На рассвете вставать,
Об одном беспокоясь -
Не покинул за ночь
Мой балкон соловей?
И на месте ль окно.
И спокойна ли совесть.
 

13.09.2011

До эгоизма

 
Словесных хороводов
Отныне не вожу.
Узнав, почем свобода,
Я скаредно дрожу
Над шансами бесплатно
Взметнуться кувырком.
Сама собой брюхата,
Ношу себя тайком.
Иду себе навстречу
В отрадах и грехах,
В кино, в вине на вечер,
В картинках и стихах.
Лелею страстно, чутко
Своих пристрастий тьму —
Подушку, ванну, юбку,
Балкон, суму, тюрьму..
Себе почетна верность,
Себя она влечет.
Во мне пирует трезвость
И нищенский расчет:
Нет горних и господних,
Что нравится – то рву.
Я буду жить сегодня.
Нет, вру! Уже живу.
 

22.08.2011

Отпечатки на языке

Бутылка Montenero, красного сухого греческого, с солеными маслинами, в таверне за заводиком Grolsch в Энсхеде – немного аляповатой, с искусственными зарослями вокруг столов и окон, фонтанчиком в виде барышни с кувшином у ручья и смуглыми улыбчивыми официантками в ослепительно белых блузках.. Вкус, который не удалось запомнить – ускользнул, оставив волшебный туман в голове и заплетающееся блаженство на языке, брякнув на стол сдачей только заветное название – Monteneeeerooooo…

Стейк из лосося с запеченным с чесноком картофелем в подвальчике возле ратушной площади Таллинна, снегопад в витражных окошках под потолком, и толстенький лысоватый хозяин сам принимает заказ, а жена стоит за барной стойкой. Горячность, с которой я заказываю, вызывает у него покровительственную усмешку – он знает это предвосхищение в глазах и мучительное ожидание знакомого запаха.. Запах, который не хочется мысленно раскладывать на составившие его специи, наоборот – перемешать его со вкусом и медленно пережевывать, ощущая с каждым куском, что как минимум год еще я у него не появлюсь..

Кружка густого черного эля в пустынном пабе по имени Rambler, темном и безлюдном, за спиной – телевизор со старым вестерном, передо мной – угрюмый бармен рэперского вида протирает стаканы, не слишком довольный скоростью, с которой я потягиваю темную ароматную пену.. Допиваю побыстрее и заказываю пинту следующего, удивляюсь новому вкусу крупных глотков и путано рассказываю ему, что в России Рамблером называется поисковая система в интернете. Расплывается недоверчивой улыбкой и выдает на память кучу визиток и плакатиков паба..

Авокадо с красной икрой в «Пушкине», первый и последний раз – простенькая белая салатница, рыже-зеленые лоскутки, смеющиеся глаза Белковского, накрахмаленные скатерти.. Детская манера лопать каждый оранжевый шарик во рту языком – как всегда лопали пальцами полиэтиленовые пупырышки на упаковочных мешках от мониторов и телевизоров.. Изо всех сил не выглядеть шестилеткой в музее игрушек, сыграть снисходительное любопытство..

Манерная мисочка тягучего рыбного супа со сливками на Белорусской, жеманные девочки с тонкими сигаретами и количество калорий напротив каждой строки.. Приглушенный свет, быстрые взгляды искоса, понимающие с полуслова кивки.. Приходить неаккуратной и вести себя нарочито «как дома», откидываться на диван, громко смеяться, выбирать посытнее и радоваться вслух, что вкусно..

В голове о еде появились странные картинки. Фасоль зеленая – это не вид и не вкус. Это веер фасеточный, в котором смешаны «сварить с томатами», «обжарить в масле», «с привкусом муската», «со сливочным маслом – и соленым сухариком на язык, и горячий бульон».. И еще про сотню вещей такие картинки переплетаются, выгибаются кастрюлями и сковородками, осторожно прикасаются к формам для выпечки, задумчиво нагреваются и остывают, покрываясь пленкой и застывая в желе. Пища процессуализировалась и материализовалась. Чтобы понять, что получится, если посыпать этим и полить тем – не надо сыпать и лить, достаточно достоверно представить. «Хрустящая корочка, и несоленое внутри, и холодное хрустящее вперемешку с нежным и теплым, тающим на языке» отражаются в детальные сочетания ингредиентов вплоть до последовательности чистки овощей и режима использования ограниченного количества мисок, сковородок и кастрюль.

Два свидания

 
Я опаздываю. Ты сердишься?
Мне не видно издалека.
Я бегу сквозь метро и троллейбусы,
Спотыкаясь на каблуках.
Фонари бликуют под дождиком,
Кружевами из темноты.
Где-то там с билетом и зонтиком
Меня ждешь элегантный ты.
Я опаздываю. Ты дождешься?
Ты поймаешь меня на лету?
Щелкнешь по носу, рассмеешься,
Когда в руки тебе упаду?
Как ребенок– щенка неуклюжего,
Я тащу весну в рукаве —
С теплым ветром, щебетом, лужами,
В суетливой болтливой Москве.
 
 
Я задерживаюсь. Ты сердишься.
И мне незачем знать, на что.
Я бреду, цепляясь за мелочи,
Зябко ежась в сыром пальто.
Фонари под дождем сутулятся
И таращатся в горизонт.
Чтоб в ночи не торчать на улице,
Ты мне выдал отдельный зонт.
Я опаздываю. Ты дождешься.
Нет сомнений – умеешь ждать.
Хмуро выдохнешь, усмехнешься,
Поцелуешь и ляжешь спать.
Прикрываю – делиться совестно —
Затолкаю в карман, сомну
Невралгию, усталость с робостью,
Целлюлит, мигрень, седину…
 

04—06.2011

Каквчерашнее

Воспоминания делятся на прошлые и каквчерашние.

Кубики прошлого – рафинированные воспоминания, причинно и следственно связанные с предыдущими и последующими поступками и событиями. Стройные, причесанные, как выпускные экзамены.. Переход из обычной школы в безумный колледж. Или устрашающий горнолыжный курорт. Или безнадежно унылое посещение уроков английского языка. Год, обстоятельства, последствия.

Огрызки каквчерашнего – вкусные и неаккуратные яркие впечатления, с осязательными и обонятельными следами, с желанием прикрыть глаза и вернуться в ситуацию, не пытаясь ее понять – но с готовностью ее прожить. Эти огрызки вне времени, вне детства или юношества, они – во мне.

Гладкая лакированная поверхность домашнего письменного стола и неудержимое желание с нажимом провести по нему шариковой ручкой, чтобы лак захрустел и выкрошился пылью под синей полоской. А нельзя, даже думать нельзя. Еще не поцарапала, а уже стыдно ужасно, так все явственно представлялось.

Полуприкрытые глаза любимого мальчика и запах осенних листьев от его кожи, к которой страшно прикоснуться, чтобы не спугнуть. В волосы рассыпающиеся носом закопаться, в хитрые глаза заглянуть близко-близко, чтобы усмешки самоуверенной не бояться: «Золушка любила целоваться в подворотнях..»

Бесконечно утомительные шуршащие и душные библиотечные каталоги, в которых каждая карточка читается только до второго слова, ибо список существующих книг по педпсихологии уже выучен наизусть. желтенькие подклеенные бумажки, шрифт печатной машинки, одна книга представлена 7—8 засаленными карточками, когда же это кончится, изобретите электронный каталог..

Пустая комната Студии Лебедева ночью, кофе без сахара, html и Богушевская на максимальной громкости. Диск бежево-черный, запомнить, где лежит, и каждую ночь выколупывать из стопочки, игнорируя остающиеся от лебедевских ребят музыки, красивые и модные.

Чумазая турка на кухне в высотке на Красных Воротах, куча специй и скучное Садовое кольцо внизу, через покрытый вековой пылью каменный балкон. Почему-то не тянет выйти на него с миниатюрной чашечкой кофе в прозрачном белоснежном пеньюаре – а так представлялось.. Стрельнуть с трюмо ментоловую – и выскочить в лифт.

Вкусное. Копить. Смаковать. Закрывать глаза и улыбаться.

Осторожнее

 
Позади много лет не вместе, много славной работы,
И ночей украдкой – буйных, словно не будет больше.
Год в одной постели, ненароком зачатый кто-то -
Сколько раз до утра, в два горла, щербаков и дольский?
Позади тридцать лет кувырком, и впереди немало.
Новый дом, самолет, сто детей и камин в гостиной.
И всегда кувырком, я знаю, и потому усталость,
И тебе нужно выдохнуть, пока не стало всерьез противно.
А я не сплю до рассвета и молча давлюсь комками,
И шепчу в кулак – иди, все равно вернешься. Наверное.
Но вдруг это последняя ночь, когда можно трогать руками?
Вдруг ты выдохнешь нас на минутку, а будет ветрено,
И не успеешь вдохнуть обратно, и как тогда вспомнить,
Куда тебе возвращаться, с кем уснуть, с кем с утра смеяться,
И кого растить человеком, за кого испытывать гордость,
С кем крутить баранку, веслом за волну цепляться..
Ты дыши свободней, как надо, как просят виски и горло,
Я пока попишу, почитаю, поглажу твои рубашки..
Буду молча хотеть, чтобы это было недолго,
И чтобы не было ветра. а остальное не страшно.
 

25.08.2007

Детство

 
Вырастила в себе детство.
Такое, какого не было —
Храброе, толстой кистью
С размаху, все по плечу.
Ухнуть в порог – не страшно,
Не больно – восстать из пепла,
Все яйца – в одну корзину,
Я все равно взлечу!
Солнце вкусней и глубже
Рвется в глаза и уши,
Руки быстрей и тверже
Крутят стрелки часов.
Толку казаться взрослым —
Детство полощет душу,
Натягивает под ветер
Подобие парусов..
 

20.06.2007

Огрызки на память

Обкусочки минувшего года, недоедки вкусные в тайной коробочке – перебирать кончиками пальцев, хихикая украдкой, смотреть на свет, щелкать языком, пробовать на зуб и прятать в дальние уголки коробки, закапывая в более старые и менее ароматные уже, подсохшие обкусочки..

Неделя с юности позабытых ежевечерних размышлений – а не переночевать ли сегодня в гостях в кого-нибудь? А у кого бы сегодня переночевать? Терпкий восхитительный вкус неведения, что выйдет и кто согласится. Ликующее чувство свободы выбора. Две минуты утром с ощущением, что единственное, что связывает новый день с минувшим – это лицо человека, с которым проснулся. Острое осязание того, что дом мой – рядом лежит и улыбается во сне. В любой точке земного шара, в любую погоду.

Ускользающее, ухваченное на несколько мгновений чувство, что я знаю про «все можно» больше, чем ты! Пока я была маленькой, ты был храбрее, и тебе всегда было можно больше, чем мне. Курить, бухать, жить где попало, петь, заставлять других чувствовать себя трусами.. А теперь я выросла – и теперь я знаю, что можно еще кучу вещей, к которым ты не решался прикоснуться. Захлебнуться! Можно за штурвал самолета – не когда-нибудь, а прямо завтра. И если понравится – то послезавтра опять. Хочешь то, что пришло в голову – значит, сможешь.

Лицо мое в зеркале, не виденное уже лет.. Да никогда не виденное живьем. Я могла хотеть такой быть. Но увидеть и пощупать эту легкость, это баловство, этот довольный собой детский сад – не могла никогда. На меня снизошло детство – таким, каким я о нем мечтала. Детство со свободой выбора, сама себе любящие родители, с уверенностью в изумительности жизни в целом и себя в частности. И впиталось во все поры – не выводится, хоть щетками скреби. Гриндерсы, длинные пальцы пестрого воротника и желание высунуть язык не в качестве жеста, а просто от наплыва чувств.

Очаг

 
Усталым вечером стекаемся к огню..
Нет, к очагу, что греет и не светит,
Где кран течет и мерно дышат дети,
И быт медлителен, в противофазе дню.
Пройдя очередной водоворот,
В родную заводь с брызгами влетаем,
Безлюдный остров нами обитаем
И наш покой хранит из года в год.
И мелких ритуалов череда
Не оставляет места для смятений,
Для суеты, томлений и сомнений —
Вздыхает чайник, капает вода.
Что ты оставил, дверь закрыв плечом,
В минувшем дне – тебя уже не тронет.
Мир мал и прост на дне твоих ладоней —
В простых заботах как бы ни о чем..
 

10.03.2007

Весна

 
Пыльным маревом тают стекла,
Обжигаясь морозным солнцем,
Не дают отвлечься от мысли,
Что два дня – и уже весна.
Что-то робко капает с крыши,
На лету замерзает, бьется,
За окном матерятся птицы,
Прогоняя остатки сна.
Ни спокойствия, ни уюта —
Щеки греть сигаретным дымом,
Нараспашку идти под ветер,
Притворяясь, что благодать..
Закрывая глаза, шаманить,
Чтоб тепло не рвануло мимо,
И кадрировать ветки в небе,
Синева помогает ждать.
Обессилена этим солнцем —
Не желаю ни дня, ни вечера,
А под нос – ледяные ветки
И сугробы по пояс псу.
За сегодня мне надо выбраться
Из зимовья из бесконечного,
Не уснуть, не забыть дождаться
Безалаберную весну..
 

26.02.2007

Сама себе близнец

 
Ершистый мальчик мне из зеркала моргает вечерами,
Довольный странной суматохой, что я за день развела.
Под рыжей челкой бесенят гоняет карими глазами,
Перебирая и смакуя предстоящие дела.
Он снисходителен и к той, что по утрам у отраженья
Тревожно ищет то изъян, то лучший ракурс для лица
Ей допускается сиять и восхвалять его решенья,
И три часа творить наряд, и отшвырнуть его в сердцах.
Дано ей право на каприз любить цветы, виолончели
И запах молока в груди, и взмахи кружева на льне,
А он творит мою судьбу, не раздавая поручений,
Один и сам, велик и прав. И им легко вдвоем во мне.
 

10.06.2006

Третий месяц

 
Дым из мяты, чабреца и эвкалипта
Пеленает мне бессонницу и ересь,
Размывает мне тревоги и обиды,
Тянет в окна, не особенно надеясь..
Миротворец под ребром пока недвижен,
Но покой уже в улыбке и во взгляде..
Чтоб не мимо – двину зеркало поближе,
Подмигну себе – пускай не лихорадит.
Жить полгода в два характера, в два сердца,
Вылезать смешить людей поочередно,
На огонь в две пары глаз не насмотреться,
Разродиться – и расстаться принародно..
Двадцать лет затем искать ключи и двери —
Все без глаз и рук, вглухую и наощупь.
Наугад учиться понимать и верить,
Смутно помня, что до родов было проще..
 

21.04.2006

Вид изнутри

Может быть, все это только мерещится?

С каждой беременностью сквозь привычный характер пробиваются лучики – мелкие черточки нового человека. С первых дней, пока еще не приходит в голову взять в руки тест – но уже вызывают удивление неожиданная вспышка страха или гнева, пролитые над давно знакомой книжкой свежие слезы, растерянное непонимание, чем бы заняться в свободное время, отсутствие четкости в желаниях и привычках, капризы и неожиданная смена вкусов и пристрастий.

Немного внимания в этот момент, пожалуйста! Не утешай себя, что женщина во время беременности сходит с ума. Не списывай все на хаос, не поленись собрать разрозненную мозаику.

Перед тобой кусочки человека, с которым ты либо проживешь жизнь, либо передумаешь. Собери картинку, посмотри на нее – кто он? На что сердится, к чему тянется. чему радуется, от чего расстраивается.

Ты же знаешь себя не первый десяток лет, зачем убеждать себя в том, что ты просто делаешь глупости под влиянием гормонов? Вот это – ты. А это – не ты. Ну задай же себе очевидный вопрос – а кто тогда? Не отвечай раньше времени. Присмотрись. Отложи в сторону чужеродные поступки и мысли, накатившие ниоткуда эмоции и образы. Не торопись, собери побольше.. Теперь складывай, прилаживай одно к другому, заполняй недостающие куски воспоминаниями о не себе.

С первым ребенком – не поймешь. Слишком все остро, ново и непонятно. Потом станет проще, потом и назад обернешься, и вспомнишь.

Не я. Не в меру осмотрительная, пугливая, обидчивая, тихая. Затаивалась в угол плакать, чтобы никто не видел. Слушалась тех, кто советовал. Боялась тех, кто пугал. Год не ощущала опоры и поддержки, одиночество и непонимание – и неважно, был кто-то рядом или нет. Валилось из рук – растерянно и испуганно не могла сориентироваться и все исправить..

Он. Рыжий сероглазый левша, который говорит «спасибо» за любое обращенное к нему действие. Дует на воду, хотя не обжигался на молоке. За всю жизнь не дрался с кошкой, не порезался, не наелся несъедобного. Коленку всего одну за 13 лет разбил. На строгое «нельзя» – убирает руки и уходит плакать под одеяло. Поет из головы во время еды, перед сном и сидя на горшке. Пугается и теряется, когда просишь повторить или задаешь неожиданный вопрос.

Не я. Самоуверенная и залихватская, не слушала никого и радовалась жизни каждую минуту. Хамила и делала нарочно то, что запрещали. Уходила из дома и ввязывалась в безумные авантюры. Злилась на неуклюжих и пыталась драться. Мало плакала. Жила здесь и сейчас. Была готова начать жизнь заново в любой момент и в любом месте. Завтра. Например, в Хабаровске.

Она. Упрямая и непослушная. Вся в царапинах и ссадинах – подралась с кошкой, упала с лестницы, воевала за машинку, набежала на стол.. Не верит слову «нельзя» – остановить можно только руками за шкирку, а единственная превентивная мера – резкий шлепок по попе. Не плачет, даже когда больно. Но кричит и топает ногами, когда жизнь не подчиняется ей. Смеется и поет через секунду – как только жизнь решает передумать.

Не я. Все продумать на пять шагов вперед, каждое утро доказывать миру, что я не инвалид, в лесу бревна носить и пилить, с Ситроена пересесть за руль Нивы из принципа. Ведусь на «слабо» с полоборота, упаси бог намекнуть, что я с чем-то не справлюсь.

Он. Теряет дар речи от необходимости подчиняться приказу. Готов сделать что угодно, но только если сам придумал. Читает энциклопедии, играет в шахматы, лет в трех собирает в голове сложносочиненный справочник об устройстве мира. Отдельный бездонный каталог в памяти для непонятных явлений – на потом разобрать, и разбирает ежедневно.

Обернись.

Не поленись присмотреться к каждому не своему поступку. Вылущить и собрать черточки и ужимки, нотки и штрихи к портрету.