Текст книги "Ежевика в долине. Король под горой"

Глава IV
Чего боятся феи

Дни пролетали так быстро, что даже природа расцвела и начала готовиться к лету. Тристана отпустили в отшельничество на неделю, но сэр Мерсигер сказал, что если ему требуется больше времени побыть в одиночестве, никто его не осудит. Тристан отвел себе десять счастливых весенних дней. Он бы взял больше, он бы остался в лесу до экзаменов, но он не без причины полагал, что затяни он с возвращением, на его поиски могут отправиться. Он построил себе шалаш неподалеку от Ворклого озера, и Ронсенваль каждый день приходила к нему с угощениями и беседами. Всякий раз она говорила, что сегодня обещала Джорне вернуться рано, и всякий раз он провожал ее после заката к холмам. Они говорили часами, внимательно слушая друг друга. Она рассказывала о быте и обычаях фей. Он – о жизни в Ордене. Оба этих мира для каждого из них были покрыты тайнами, старыми сказками, переписанными мифами. Тристан узнал, что феи живут небольшим поселением в старом замке Трините в Гормовых холмах, который чудесным образом был скрыт с карт. Он был удивлен тому, как магия незаметно, практично и ненавязчиво вплеталась в их жизнь, заменяя технические новшества, например автомобили, телефоны, граммофоны. Но пальеры немногим отличались от фей в этих вопросах: и те и другие были ретроградами во взглядах и в быту. Трините и Пальер-де-Клев походили друг на друга.

Тристан мог взять Ронсенваль за руку, она – поправить ему волосы. Им доводилось лежать на лугу, и Ронсенваль могла припасть щекой к его плечу. Когда она сделала так впервые, Тристан затаил дыхание, испугавшись, что она отстранится, если он пошевелится. Вчера они, взявшись за руки, бежали по долине, потому что Джорна обещала больше не отпускать внучку, если она еще хоть раз придет после заката. И, попрощавшись, Ронсенваль дернулась, едва не порвав рукав платья, зацепившегося за пуговицу на его манжете. Она пошутила, что их одежда тоже не хочет расставаться. А пока Тристан скрупулезно выпутывал латунь из цепкого кружева, Ронсенваль поцеловала его в щеку на прощание и убежала. А он потом гладил это место, чуть выше подбородка, перед тем как уснуть.

Так прошли три дня. Тристан помнил, что потратил на поиски и поход за Рошаном трое суток. Он с грустью осознавал, что большая часть времени, положенного ему на отшельничество, прошла. Однажды он проснулся с этой печальной мыслью и умылся водой из котелка. Ситцевый рыцарь вскарабкался на крышу его шалаша и грелся на солнце. За ночь он успевал отсыреть, как и все тканевые изделия в шалаше. Тристан снял китель и рубашку, набросив все это на ветки просушиться. Он уже было направился, куда планировал, но развернулся и робко попросил Ситцевого рыцаря пойти с ним. Тристан хотел искупаться в озере и, очевидно, поговорить. Однако же слова не шли. Его спутник тоже не торопился начинать разговор. Наконец, мокрый Тристан вышел на берег, резво натянул брюки и нательную майку, и присел на камень. Он долго сидел, созерцая свои босые ноги.

– Как мне сохранить это? – он нарушил молчание тихим вопросом. – Я вернусь, она ведь не пойдет со мной. Да и куда? И зачем? В смысле она ведь…

– Я понимаю, можете мне не объяснять, – недовольно сказал Ситцевый рыцарь, усаживаясь рядом. – Это очевидные вопросы, о которых вы в силу вашей неопытности не подумали заранее.

– Что мне делать? – простонал Тристан в руку и размазал капли по лицу.

– Поговорить с ней, – просто ответил рыцарь. – Порядочно было бы для начала узнать, насколько ваша Ронсенваль осведомлена об обычаях Ордена. В частности, о том, что все ваши отношения ограничатся только вашей рыцарской службой этой даме.

– И как она сможет меня призвать, если ей потребуется помощь? – он все пытался найти способ связи с ней, если после акколады его распределят вне Пальеры, если ему придется ехать на службу в Эскалот, например. Он был больше ученым, чем военным. Скорее всего, его отправят в университет в столице. Вряд ли он понадобится кому-то из опытных рыцарей на службе. Но Тристан допускал любой вариант распределения. Итог один – он покинет Пальер-де-Клев и Ронсенваль.

– Об этом вы тоже ей скажите, – настаивал Ситцевый рыцарь. – У фей немало способов человека из-под земли достать. Уж и для вас средство найдется. В конце концов, пусть в самом Трините нет ни почты, ни телеграфа, но в деревне при Пальере они есть. Она всегда сможет отправить вам весточку.

Тристан согласно кивнул. И все же ему было больно думать о разлуке, такой страшной и скорой.

Он поторопился на встречу с Ронсенваль. Но она не пришла к назначенному времени. Тристан прождал около часа на уговоренном месте, но фея не появилась. Тогда Тристан оставил Ситцевого рыцаря на пне, на случай, если Ронсенваль все же опоздает, и направился к холмам. Но и в долине ее не было. Он начал волноваться. Шли минуты ожидания, и Тристан метался по полю. Сложив руки рупором, он выкрикивал ее имя в пустоту, звал Ронсенваль, но она не являлась. Тристана трясло от страха. Он побежал обратно, но Ситцевый рыцарь так и сидел на краю пенька, болтая ногами, в полном одиночестве: «Ее нет». Ее нигде нет. Ситцевый рыцарь старался успокоить Тристана. Он говорил, что она могла простудиться (феи ведь тоже болеют), что Джорна могла из приличия наказать Ронсенваль, оставив ее дома. Но Тристан лихорадочно мотал головой: «Я должен ее найти. Так нельзя. Ее надо найти».

Дорога была долгой, а Тристан, измотанный бегом, запыхался. Но он вернулся в холмы с увязавшимся Ситцевым рыцарем, буквально запрыгнувшим ему на ногу. Они пришли на тот луг, где феи, Рошан и Ронсенваль исчезали из вида прямо в воздухе. Тристан звал ее: просил, кричал, постоянно оглядывался в поисках подсказок. Не выдержав, он уронил голову в свои ладони, понял, что рыдает, и обессиленно опустился на колени. Ситцевый рыцарь не трогал мальчика. На его памяти Тристан плакал так пару раз в детстве, когда тосковал по матери, которую даже не помнил. Они оба знали, что Тристан может лить слезы только из чувства глубокого одиночества. Но все же соломенное сердце, если оно было у Рыцаря, разрывалось при виде плачущего Тристана. Он плакал так горько – сотрясался всем телом, то и дело старался вытереть слезы кулаком с искаженного лица, покрывшегося красными пятнами, глубоко дышал, чтобы успокоиться, но всякий раз сдавался перед новой волной боли.

Ситцевый рыцарь покачал головой и отвернулся. Старый слуга не мог смотреть на мучения Тристана. Его беззвучные рыдания, шепот «пожалуйста» и «Ронсенваль» терзали Ситцевого рыцаря несколько часов. Он изредка поглядывал на долговязую фигуру, распластавшуюся в траве – мальчик уже повалился на землю без сил. И тогда из пустоты, измучившей Тристана, возникла Ронсенваль. Она была одета словно бы по-домашнему: в легкую длинную сорочку с наброшенным поверх кардиганом. Она осторожно оглянулась, словно за ее спиной было что-то помимо огромного неба над долиной, и подбежала к Тристану. Он удивленно сморгнул остатки слез, силясь разлепить опухшие веки. Тристан жалобно протянул руки ей навстречу, как ребенок тянется к родителю. Он недоверчиво бормотал: «Ронсенваль, это ты? Ты правда пришла?» Фея ухватилась за его рукава и попыталась поднять на ноги, но он повис на ней так, что Ронсенваль опустилась рядом. Тристан уткнулся лбом ей в живот и шептал благодарности за то, что она все же отозвалась. Ронсенваль, заключив темную голову в объятия, жалела его, гладила по спине и волосам, но постоянно озиралась.

– Прошу тебя, Тристан, встань, – попросила она, взяв его лицо в руки. – Нам нужно уходить.

– Ронсенваль, ты пришла, – повторял он. – Я не верил, что придешь.

– Да, Тристан, я пришла, но нам надо срочно уходить отсюда.

Они оба поднялись, Ронсенваль поддерживала его, словно Тристан был ранен. Ситцевый рыцарь доковылял до них, без вопросов забрался по ноге Тристана и зацепился за кожаный пояс. Они оставили долину, не размыкая рук. Тристан боялся отпускать ее всю дорогу. В лесу он спросил, куда они идут. «К Ворклому озеру», – ответила Ронсенваль. Весь оставшийся путь они молчали, словно растения и птицы могли шпионить.

И только у озера Ронсенваль усадила Тристана точно на тот камень, где он сидел несколько часов назад. Какие же долгие это были часы для Тристана! Сама Ронсенваль присела рядом на траву, подстелив под себя кардиган. Тристан спросил, холодно ли ей, в ответ Ронсенваль только покачала головой, но трепет молчания оставил их наедине с назревшим разговором. Она оглядела Тристана и заметила запекшуюся кровь, засохшую землю и луговую зелень на его колене. Прохладная ладонь Ронсенваль вспорхнула вверх, и она ногтем соскребла грязь. Потом достала платок и приложила к закровившей ранке. Растерянный Тристан остановил ее руки.

– Почему ты не пришла сегодня?

– Я не знала, что ты будешь так переживать, – она продолжала смотреть на его колено.

– Я думал, что больше не увижу тебя, – жаловался Тристан. – Ты даже не предупредила, что можешь пропасть вот так. Не оставила ни одного способа связаться с тобой.

Фея подняла на него глаза. Вид у Тристана был бледный, изможденный бегом, ее поисками и долгим плачем. На миг ей показалось, что он болен.

– Я испугался, Ронсенваль, – объяснил он. – Я очень испугался. Так нельзя.

Она поспешно обняла Тристана. Какое-то время Ронсенваль баюкала его, приговаривая: «Успокойся, успокойся». Но Тристан отстранился и пообещал:

– Я больше не буду плакать. Мне жаль.

– О чем ты сожалеешь? – спросила Ронсенваль и примостилась вплотную к нему на камне.

– Что день бездарно потрачен. У нас их так мало осталось.

– Ты это говорил, – печально напомнила она. – Потому я и не пришла.

Тристан повернулся к ней. А потом, ошарашенный, вскочил.

– Ты не пришла, потому что я должен буду вернуться? – воскликнул он. – Я ничего не понимаю!

– Это все Джорна, – ответила Ронсенваль. – Она сказала, что это обернется трагедией! А все из-за озера! И из-за войны!

Ситцевый рыцарь спрыгнул на землю и потопал от них подальше. По дороге проворчал что-то про затеянные споры и про то, что не хочет слушать, как они бранятся. Тристан окончательно оказался сбит с толку.

– Из-за какой войны? При чем тут озеро?

– И из-за того, что мы такие! – повысила голос Ронсенваль.

Он не мог вспомнить, чтобы она кричала на него с первой встречи.

– Ронсенваль, прошу, объясни. Я правда не понимаю.

Теперь плакала уже она. Но более сдержанно, только изредка шмыгая носом и смахивая едва скатывающиеся редкие слезинки. Ситцевый рыцарь вдалеке пробубнил под нос про какой-то мокрый день.

– Когда мы первый раз встретились, я умывалась. Воды Ворклого озера обладают разными волшебными свойствами, среди прочих – способностью соединять судьбы. Сюда приходят те, кто хочет скрепить союз. Они пьют воду из озера. Если выпить хоть несколько капель, то полюбишь первого человека, на которого посмотришь, – она глубоко дышала и говорила немного дрожащим голосом. Тристан понимающе кивал. – А ты был первым, кого я увидела после того, как прополоскала рот.

– Так ты же выплюнула воду, а не проглотила, – заметил Тристан.

– Это неважно. И нескольких капель хватит, сказала Джорна. Поэтому все происходящее неестественно. А еще я теперь, выходит, привяжусь к тебе. А ты ко мне – нет! – и тут она все же сорвалась.

– Но мне и не нужно никакое озеро, я и так тебя люблю, – сказал Тристан и понял, что наконец объяснился с ней прямо, хотя и не так себе представлял первое признание. – Ронсенваль, ты боишься, что я уйду и забуду тебя?

– Я не боюсь… Да, боюсь. Я ведь буду заколдована, и мне будет от того плохо. А ты сможешь забыть меня и жить дальше! Что ты?..

Пока она говорила, Тристан начал расстегивать ремень и пуговицы на кителе. Потом стянул сапог.

– Тристан, ты что делаешь? – от неожиданности она даже перестала рыдать.

Но он спокойно снял второй сапог. Затем сбросил китель, рубашку и обмотки. Потом он взглянул на свои штаны, мотнул головой, развернулся и пошел в сторону озера.

– Тристан! – Ронсенваль поднялась, но останавливать его не стала.

Он рассек гладь озера ладонью и нырнул. Под водой было тепло и тихо, крики Ронсенваль остались на поверхности. Вынырнув, он набрал в руки горсть воды и хлебнул. А когда проглотил, взглянул на недоумевающую Ронсенваль. Она стояла на берегу и комкала в руках платок с капельками его крови. Тристан зачерпнул еще воды и плеснул в рот. Он шел обратно к ней, ощущая разницу между уютными водами озера и промозглым ночным воздухом. Мокрая майка на нем заметно остывала.

– Я не хочу, чтобы ты волновалась. Но должен отметить, что разницы в чувствах я не наблюдаю, – серьезно заявил он. А потом улыбнулся. – Кроме того, что теперь мне очень холодно.

Ветер обдал его лицо бодрящей пощечиной, а вслед за ним в объятия Тристана упала Ронсенваль. Она прилетела к нему запахом лесной ежевики, теплыми мягкими губами, первым поцелуем. Локоны ее распущенных кос прилипли к мокрым щекам и шее Тристана. И у него закружилась голова. Он чувствовал себя ответственным за равновесие их обоих, поэтому пошатывался, но не падал, топчась на месте. Напротив, он прижал Ронсенваль к себе, чтобы и она устояла. Ему больше не было холодно. Когда Ронсенваль отстранилась и припала носом к его шее, Тристан почувствовал, что ее кожа горит так же, как и его. Он терся щекой о ее пушистые волосы. Тристан ощущал растоптанный папоротник под босыми ногами и был благодарен, что шершавые листья возвращали его из пропасти, в которую он падал, стоило ему отвлечься от реального мира. А еще каждый из них слышал бешеный ритм сердца другого: они гремели, как варварские барабаны на языческом празднике. И как только бой их замедлился, Тристан сказал: «Ты больше не боишься, что я тебя разлюблю?» Ронсенваль подняла счастливое румяное лицо и помотала головой. Тристан поцеловал ее еще раз. А после она прошептала: «Тебе надо одеться. Иначе ты заболеешь».

Китель был застегнут ее руками на все пуговицы. Через каждые две Тристан целовал ее: в висок, в лоб, в волосы, в запястье. На последней петлице она сказала: «Дело не только в озере». И он засмеялся: «Звучит страшно. Что еще я должен делать?» Но ее серьезное выражение лица поумерило его задор.

– Тристан, Джорна многое рассказала мне. И она была недовольна.

– Я могу ее понять, – смиренно сказал Тристан. – Я ничего не могу тебе предложить.

– Об этом я и хотела рассказать, – ее ладонь лежала на нагрудном кармане его кителя.

– Ронсенваль! – властный женский голос неподалеку заставил Тристана и Ронсенваль отшатнуться друг от друга.

Перед ними стояла Джорна. Тристан впервые видел ее так близко. Это была самая высокая женщина, какую он встречал. Ее острое лицо, испещренное морщинами, было напряжено, губы плотно сомкнуты. Длинные седые волосы уложены в сетку. Она была облачена в длинный драповый плащ. Джорна переводила взгляд с Тристана на Ронсенваль, и последняя стыдливо запахнула кардиган. Жест еще больше рассердил Джорну, и она дернула головой, кивком приказав Ронсенваль приблизиться.

– Нас всех ждет долгий разговор. И я бы сделала все, чтобы он не состоялся, но, боюсь, наши пути привели нас туда, откуда не возвращаются, – процедила старая фея.

– Прости, – робко сказала Ронсенваль и отошла в сторону, на равное расстояние от возлюбленного и от бабушки.

Джорна не могла не заметить ее позицию и только хмыкнула. Тристан решил, что невежливо молчать и произнес:

– Мадам, я бы хотел представиться…

– Бабушка, это Тристан, – пришла ему на помощь Ронсенваль.

– Да опоздали вы оба с приличиями, – кивнула она. – Я пришла настолько раньше, что увидела достаточно.

Тристан почувствовал жар на щеках и ушах. Ворот кителя вдруг сделался непривычно колким. Он собирался объяснить свое поведение, но Джорна подняла ладонь, предотвращая его речь. Этот жест напомнил ему манеру Ронсенваль.

– Говорить буду я, – начала она. – Все что здесь происходит, для меня ужасно. Я предвижу столько боли, что ее не вынести и целому народу. Это все касается тебя напрямую, мальчик. А теперь касается и моей Ронсенваль. Мы, феи, ушли в Трините больше ста лет назад. Все феи – это старейшие благородные семьи континента. Несколько веков назад короли смертных истребили почти всех фей. И многие из них надели маски и скрыли свое происхождение. Каждому из нас от природы дан талант к магии. И эти дары возвысили фей в мире людей. Но пришла новая эпоха, в которой ни нашим умениям, ни происхождению не было места. Нам претило то, что люди называли прогрессом. Мы знали, чем это обернется, потому что среди нас всегда были провидцы. Тот прогресс был техническим и научным. Ученые пытались исследовать нас так, словно мы больные. Только наш исход привел к развитию науки неизведанного, иначе нас бы погребли в лабораториях, и изучать было бы некого.

Тристан взглянул на Ронсенваль, она куталась в кардиган и так же поглядывала на него в ответ.

– На смену нам в общество пришли нувориши, и брешь в иерархии восполнилась. Феи ушли в леса не только из страха перед современной наукой, но и перед войной. Оружие людей ужасно. Оно не для честного сражения воина с воином, оно для истребления, – продолжала Джорна. – Я, Мэб Джорна, я помню ту войну, что люди назвали Последней. Это ложное наименование. Грядет такое побоище, что все народы утонут в крови. Восстанут древние короли для Великой войны, и ты, Тристан, будешь служить одному из таких королей.

– Но позвольте, – вмешался Тристан. Он был взволнован, не хотел верить в слова Джорны, но верил. – Последняя война была той ужасной, кровопролитной войной из пророчеств. Она истребила много людей на континенте. Пали королевские династии и исчезли целые народы. Как в том пророчестве… Подписан пакт, соглашение, о том, что все конфликты будут решаться в позиционных войнах. Битвы не перетекают в города и не уносят жизни мирных граждан. Фронт далеко, и он не сдвигается с места уже несколько лет.

– Ты слушаешь невнимательно. Или не хочешь слышать, – недовольно ответила Джорна. – Будет сражение намного страшнее. И твой дар в ней пригодится.

– Вы об оживлении кукол? – удивился Тристан. Он посмотрел на Ронсенваль, и она подтвердила его догадку.

– Мальчик, ты не представляешь, насколько он будет ценен, – заверила его Джорна. – И приведет к большим победам и большим жертвам. Но мы бы могли спрятать тебя. Это следовало сделать твоим родителям. Но Труверы оба были любознательными. Твой отец связался с агнологами, помогал им в экспериментах. А твоя семья могла остаться в Трините.

– Вы знали моих родителей?.. Потому что они тоже жили в Трините? Потому что они тоже были… Нет!

– Тристан, поверь, это многое объясняет, – Ронсенваль бросилась к нему.

Она вцепилась в его рукав, и царапала нашивку на нем. А Тристан качал головой.

– Конечно, объясняет, – отрешенно говорил он. – Ужасно. Бедный Рошан, как я теперь его понимаю!

– Если уйдешь сейчас с нами в Трините, будешь жить той судьбой, что тебе написана на роду, – предложила Джорна.

А Ронсенваль взяла его лицо в руки и повернула к себе.

– Послушай, Тристан. Мы будем вместе, – она гладила пальцами его скулы и волосы, нашептывая обещания, от которых было мучительно отказываться. – Мы останемся навсегда в Трините. Никакой войны, никакой разлуки, никаких тайн.

– Какая хорошая жизнь, – прошептал Тристан и положил свои руки поверх ее ладоней. – Помнишь, я сказал, что если ты заставишь меня выбирать между службой тебе и Ордену, это будет сложный выбор?

– Да, но ты поклялся мне. А Ордену ты не присягал, – уговаривала она.

– Не присягал. И все же это дезертирство. Особенно теперь, когда я знаю, что грядет такое…

– Ты что же, хочешь отправиться на войну?

– Вовсе не хочу. Но я всю жизнь делал то, что должно, а не то, что мне хочется, – а потом подумал и добавил: – Кроме последней недели.

Джорна обошла их и сказала:

– Подумай, Тристан. Я не позволю погубить свою внучку. Пусть без тебя ей придется тяжело, но она не умрет от ужасного оружия, разрывающего человека на части. Подумай ночь, а завтра приходи в холмы. Я буду ждать ответ. Ронсенваль!

Девушка обняла Тристана на прощание. Они пожелали друг другу спокойной ночи под цепким взглядом Джорны. И как бы Тристану ни хотелось поцеловать Ронсенваль, он не решился злить ее бабушку. А потому он едва не скулил от одиночества, когда они вдвоем уходили в лес. Ситцевый рыцарь молча волочился за Тристаном до самого шалаша и лег у него под боком, не проронив ни слова.

Прошедший день растоптал Тристана настолько, что он не успел ни о чем подумать, как провалился в сон без сновидений. А наутро вышел из шалаша, полный решимости.

– И что вы ей скажете? Джорне? – спросил его вместо приветствия Ситцевый рыцарь, привалившийся к пню.

Тристан присел у кострища и чиркнул огнивом. Пламя разгорелось, он повесил обмотки и рубашку на треногу из веток. За эти дни он весь пропах дымом, сыростью и лесом. Раньше ему нравились эти запахи. А потом он взял охапку хвороста и принялся ломать прутья, подбрасывая их в костер.

– Я очень люблю легенды, – сказал он Ситцевому рыцарю. – Я читал несколько таких, где прекрасные феи заманивали рыцарей в лес, очаровывали, а потом бросали, заблудших, в одиночестве. И рыцари погибали от тоски. Были и те, кто отказывали волшебницам и возвращались домой.

– Эти легенды писали люди, – заметил Ситцевый рыцарь.

– Эти легенды писали люди, – повторил Тристан. – А что же вы думаете?

– А что я думаю?

– Что вы думаете о моей природе и моем предназначении? Почему, по словам Джорны, они расходятся?

– По-моему, в ее версии они как раз сходятся, господин, – поправил Ситцевый рыцарь. – Ваша природа пригодится какому-то древнему королю, который пробудится для Великой войны.

– Звучит жутко, – скептически произнес Тристан.

– Безусловно. Но я с вами столько лет, а новые знакомства завел только на этой неделе. А в чем причина? Не в том ли, что до сей недели ваш талант везде был не к месту? Это к слову о природе. А если хотите знать мое мнение, то я вас поддержу в мирной семейной жизни. Совсем не буду вас осуждать, напротив! Детишек ваших еще буду обучать. Ах, какие детишки у вас бы получились! Розовощекие, кудрявые, а если с ее норовом, так…

– Что вы несете, сэр? – обернулся к нему Тристан.

– И правда же, размечтался старик… – Ситцевый рыцарь подошел к костру и расправил руки, чтобы ткань его и одежд лучше просохла. – Но если решите идти путем геройским, то я завсегда с вами.

– Я не хочу выбирать.

– Это как же так? – удивился Ситцевый рыцарь.

– Пусть Мэб Джорна думает себе, что хочет. Но я не собираюсь сбегать от службы и такой судьбы, что она предсказала. Я сделаю все, что должен сделать. А после вернусь к Ронсенваль.

– А как же ваша клятва? Пальеру не должно иметь семью и иные тесные связи вне Ордена.

– Я думаю, что после Великой войны, которую мы переживем, я попрошу того великого короля, которому буду служить, отпустить меня к моей даме. Джорна сказала, что мой дар необходим. Я заслужу себе спокойную мирную жизнь, а не украду ее так позорно, как предлагает провидица.

Тристан слышал, как шумит лес, трещит костер и солома внутри Ситцевого рыцаря скрипит не то оттого, что сохнет, не то от избытка кукольных чувств.

– Вы меня приятно удивили, – заявил он. – Пусть вам достанет сил все это исполнить, а я вам подсоблю всем, чем могу.

– Пусть так и будет.

В холмах Тристан дошел до места, где в прошлый раз к нему подошла Ронсенваль. Он ждал смиренно, нисколько не суетясь. И спустя время к нему вышла Ронсенваль вместе с бабушкой и еще одной феей, которая шла за Джорной и несла корзинку. Ронсенваль ускорила шаг и первой подошла к Тристану. Он оглядел ее и словно бы успокоился, когда нашел брошь с ежевикой. Она скрепляла складки пледа, наброшенного на девичьи плечи. «Здравствуй!» – «Я рад тебе видеть». А потом приблизились другие две феи, и Тристан скрыл все свои чувства, написанные у него на лице.

– Здравствуйте, Джорна!

– Здравствуй, Тристан! Что ты решил? – старая фея не церемонилась с юношескими сантиментами. Возможно, в другой ситуации это было бы даже неприлично.

– Я принял решение, которое выходит за рамки предложенных вами условий, – Тристан откашлялся. Он бы хотел, чтобы все, что он произнесет, звучало не так торжественно, как получалось. Он бы хотел подобрать слова более искренние, чтобы сберечь сердце Ронсенваль. – Я не пойду в Трините и приму ту судьбу, что вы предсказали, мадам. Ронсенваль, прошу, дослушай, дай мне сказать. Но я исполню все, что должен, а после вернусь к тебе.

Ронсенваль закрыла рот обеими руками, чтобы рвущийся из нее плач не оглушил долину. Тристан стоял смирно, почти по-солдатски, и смотрел на возлюбленную.

– Нет, так не пойдет, – отрезала Джорна. – Собираешься мучить мою девочку всю жизнь? Мало проклятья, что ее настигло у озера, ты решил добавить к нему груз обещаний, который ты, конечно, не сможешь сдержать. Молчи, Ронсенваль! Я говорила, что он тебя не выберет.

Ее крик все же вырвался, и все внутри Тристана сжалось. Даже его лицо перекосило от боли. Ронсенваль развернулась и побежала в сторону Трините, но Джорна ее остановила.

– Да уж нет, ты его дослушай. Лучше тебе выслушать сейчас, чем потом придумывать ему оправдания и слова, которые он для тебя не нашел, – Джорна держала ее за трясущиеся плечи.

– Я собираюсь сдержать все свои обещания, – заверил Тристан.

– Конечно. А войны, ты полагаешь, длятся пару месяцев? И пальеры могут в двадцать лет уйти на пенсию к любовнице-фее?

– Пожалуйста, перестаньте, – Тристан не мог наблюдать, как убивается Ронсенваль. Вероятно, вчера он выглядел таким же отчаявшимся. – Я постараюсь избежать акколады. Я никогда не был силен, и боец из меня сомнительный, поверьте. Наш экзамен – это турнир. Если я плохо себя проявлю, меня не допустят до церемонии. Может статься так, что на фронт я поеду как обычный солдат.

Пока он говорил, Ронсенваль успокаивалась, прислушиваясь к его словам.

– Мадам, вы же провидица, вы видели меня в Великой войне. Значит, мой статус и звание никак не повлияют на мою роль в истории этой войны, – Тристан говорил все тише. Он почти умолял поверить ему.

Джорна недовольно отпустила Ронсенваль и вытерла ей слезы.

– Несчастная, что за жизнь он тебе приготовил? – протянула она.

Большой палец иссохшей руки растирал первое разочарование первой любви. Оно блестело под глазами Ронсенваль. Тристан поверить не мог, что способен сотворить столько дурного самому близкому человеку. Он вдруг заметил, что на лугу больше нет стрекоз.

– Пожалуйста, Ронсенваль, не верь сомнениям. Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе.

Она повернулась к нему, заплаканная, и кивнула. Этого было достаточно, чтобы Тристан возликовал внутри. «Спасибо», – прошептал он одними губами.

– Замечательно, – скупо оценила их выбор Джорна. – Раз вы оба все решили, то терпения и сил вам обоим. Я не буду препятствовать. Но пока вы не натворили глупостей, ты, Тристан, сегодня же вернешься в свой Пальер-де-Клев. И в следующий раз я хочу увидеть тебя в холмах в худшем случае перед отправкой на фронт, а в лучшем – по возвращении с него. Вам все ясно?

Нехотя Тристан согласился. Он пообещал, что сегодня же покинет лес. Ронсенваль совсем забыла обиду и то, что собиралась убегать. Она вырвалась из рук бабушки и повисла на Тристане.

– Ронсенваль, а ты возвращаешься со мной, – приказала Джорна.

Девушка попыталась протестовать, но старая фея ей не позволила.

– Прошу вас, дайте попрощаться, – обратился к ней Тристан.

Джорна недовольно скривила губы, но молча отошла. Вторая фея поспешила за ней. Тристан взял руки Ронсенваль в свои.

– Слушай меня, Ронсенваль. Может быть так, что тебе будут говорить, будто я передумаю, обману или просто не осилю исполнить задуманное. Не верь, не позволяй себя мучить. В деревне есть почта и телеграф. Едва я узнаю, куда поеду после выпуска, я оставлю тебе письма с адресом или номером части. Ты будешь знать, куда писать. Ладно? Хорошо, – Тристан договорил, убедился, что она все поняла, и поспешно ее поцеловал. Он не знал, видит ли их Джорна, но сейчас это было совсем неважно.

– Когда будет турнир? – спросила Ронсенваль, едва они отстранились. – Ты знаешь день?

– Совсем скоро, – Тристан посчитал в уме. – Семнадцатого дня. Ты хочешь прийти?

– Очень хочу. Я постараюсь, – пообещала она.

Казалось, все вернулось в лучшие дни. Возможно, даже этот день был самым лучшим из таких. Казалось, за ними не присматривают две недовольные феи. Казалось, над долиной снова летают стрекозы. Тристан не знал, что целовать первым: глаза, руки, висок, губы. «Пусть она придет, пусть, пожалуйста, придет», – просил Тристан в своих мыслях и очень надеялся, что она умеет их читать».

– Ронсенваль! – окликнула ее фея с корзинкой.

Тристан и Ронсенваль еле отпустили друг друга. Ронсенваль уже собралась уходить, как Тристан спросил:

– А какой у тебя дар?

– Это прозвучит странно, но я всему придаю смысл, – она сказала это неловко, словно стеснялась своего умения. – Замечаю незаметное. Джорна видит будущее, а я вижу тайное.

Она улыбнулась ему напоследок и послала воздушный поцелуй, только слегка откинув ладонь от губ. Запах ежевики еще порхал вокруг Тристана. И да, на луг действительно вернулись стрекозы.