Текст книги "Призрачный поцелуй"

После ужина Сын семейства ушел к себе, чтобы принять душ, почистить зубы и смыть с языка кислый привкус странной пищи. Он бы заказал пиццу или сочный гамбургер с холодным напитком, в котором кубики льда бьются о внутренние стенки пластикового стакана, но в этой дыре не было ничего, кроме горького чая и неприятного на вид жаркого. Оставалось только надеяться, что отец закончит дела поскорее или отошлет их с глаз долой, позволяя вернуться в город.

Заперев дверь на всякий случай, парень отправился в ванную, на ходу стягивая футболку, прилипшую к животу и спине, попутно проклиная старый отель за отсутствие кондиционеров.

Из русла ржавого крана выстреливал воздух вперемешку с коричневатой водой, вызывая гудение в трубах. Мальчишеский арсенал помывочных средств был скуден, а если точнее – состоял всего из одного бутылька, пахнущего соленым морем и свежестью ветра, но не такого сухого и пыльного, как в здешних местах, а влажного, сеющего песчинки в волосах. Парень закрыл глаза, тяжело вздыхая и переключая на душ.

Вода обрушилась сверху сплошным потоком, смывая усталость и смятение от пребывания в месте, которое считалось и его наследием. Но Сын семейства не испытывал ровным счетом ничего, проигрывая в голове мысль о продаже отеля. Это отец как одержимый гнался за деньгами, перепрыгивая через все, что могло помешать вцепиться зубами в аппетитную кость. Самому же парню не нужно было ни копейки от чуждого богатства, которое они выручат после того, как избавятся от последнего дедовского следа в их жизни.

Капли, падающие сверху, стали гуще и тяжелее, патокой стекая по телу, медленно и весомо. Едкий запах нефтяного смрада проник в легкие, и парень попытался открыть глаза, но ресницы слиплись; тогда он метнулся к крану, еще не понимая, что происходит, и нога, наступив на скользкую жидкость, поехала вперед, нарушая равновесие всего тела. Завоняло сильней, Сын семейства схватился за кафельную стену, оставляя на ней бурые разводы.

С трудом ему удалось выкарабкаться из ванны, протереть лицо и отключить поток чего-то очень похожего на мазут, что используют для паровых котлов. Прямо в полотенце, роняя на ковер сальный след топлива, парень выскочил в коридор, чтобы найти виновника попадания горючего в водопроводные трубы, одновременно с этим ругаясь себе под нос из-за того, что вымывать эту гадость из волос теперь будет так же сложно, как прилипшую жвачку.

– Фу, господи! Оденься! – полетело в спину у края лестницы. – Меня сейчас вырвет.

Маленькая мисс театрально приложила руки к животу, изображая приступ рвоты. Он замер и развернулся к сестре всем корпусом, игнорируя парад отвращения, устроенный в честь его частичной наготы.

– Найди отца, в моей комнате неисправные трубы. Наверно, кто-то напортачил в котельной. Смотри! – Брат туже затянул полотенце и раскинул в стороны руки, чтобы сестра могла как следует разглядеть его кожу, покрытую мазутом.

– Гадость, – скривилась девочка, еще больше стискивая живот. – Приготовься, сейчас мой ужин вернется. – Она снова стала блевать воздухом, постанывая и умоляя парня одеться, но потом ее взгляд упал на его шею, и представление пришлось прекратить. – Что это?

Тот инстинктивно провел рукой по месту, на которое она уставилась.

– Что там? – В этот момент он понял, что кожа его очистилась от смрадного горючего, благоухая лишь солью моря и ветром. Осадок от очередного видения скрутил внутренности.

– Твоя шея… – выдохнула девочка, подходя ближе и задирая подбородок брата, на котором красовались лиловые отметины, напоминающие пальцы рук. Она осматривала синяки с таким ужасом во взгляде, что по спине парня ручейком заструился холодный пот.

Оттолкнув сестру с дороги, Сын семейства стартовал обратно в свой номер, по пути отмечая отсутствие грязных пятен на ковре и днище пожелтевшей от времени ванны. Он встал перед зеркалом, подставляя шею свету потолочной лампы, но ничего не увидел – чистая кожа с легким намеком на скорую щетину, только и всего.

– Здесь нет ничего, – крикнул он в сторону распахнутой двери, после слыша, как Маленькая мисс удивленно ахнула.

– Но я видела. – Она поспешила в ванную, больше не смущаясь и не кривя рот в отвращении, а ища взглядом место на теле брата, которое совсем недавно выглядело как спелая слива. Он был прав, синяки исчезли.

Сливное отверстие ванны громко заурчало, и дети подпрыгнули, одновременно вскрикивая, после чего схлестнулись полными решимости взглядами. С них было довольно виртуозной игры отеля на тоненьких струнах нервных окончаний. Сегодня же они спустятся в чертов подвал в поисках ответов.

Ветер стих, низкие облака зависли над отелем, как в замедленной съемке, почти не двигаясь. Казалось, что само время замерло, и больше не было ни прошлого, ни будущего, только этот момент.

Двое детей встретились в коридоре, вооружившись фонариком, перцовым баллончиком, точильным ножом и желанием узнать все до единой тайны. «Полдень» не сопротивлялся, он терпеливо ждал, рассыпая видения, как хлебные крошки, в надежде, что дети пойдут по указанному пути.

Родители готовились ко сну, даже не подозревая, что их отпрыски прямо сейчас отправлялись на загадочную миссию по воскрешению секретов, которым следовало бы быть погребенными до скончания времен. Миссис Кенсингтон всегда считала, что лучше не ворошить старое гнездо, чтобы бешеные осы воспоминаний не всполошились, нападая и протыкая плоть острыми копьями жал. Ее рот был навеки запечатан, а уши наглухо заткнуты, чтобы реальность не просочилась куда не следовало бы. Если бы бедная мать услышала, что нашептывают стены, тотчас бы собрала чемоданы и семью, поспешив вернуться домой. Но где находился дом, она не могла вспомнить.

Итак, дети двинулись по коридору, при этом стараясь не издавать ни звука и почти не дыша. Они уже обсудили посещавшие их странные видения и зареклись смотреть во все глаза, чтобы в случае малейшей опасности прийти друг другу на помощь.

– Наверно, они что-то подсыпают в еду. Или почва выделяет газ, вызывающий галлюцинации, – полушепотом рассуждал Сын семейства, ведя сестру за руку вниз по лестнице. Изредка оглядываясь, он видел, как плотно она стискивала зубы, делая над собой усилие, но все же продолжала идти в лапы неизвестности. – Я смотрел передачу.

– Тише, ты много болтаешь! – шикнула девочка, стреляя в него глазами. Она чувствовала нервозность брата, и это доводило ее саму до безумия.

Стойка регистрации пустовала, как и тускло освещенное лобби. Дети замерли у подножия лестницы, опасаясь столкнуться с Консьержем и вереницей непрошеных вопросов.

– Убери свет! – скомандовал брат, загораживая собой девочку. Та послушно отключила фонарик, погружая пространство вокруг в темноту.

На ощупь они прокрались по первому этажу в сторону двери, ведущей в подвал, поочередно проверяя, не заметил ли кто-нибудь их вылазку. Дверь была слишком тяжелой и скрипучей, она не поддавалась, и это было бы достаточным сигналом оставить опрометчивую идею и вернуться в комнаты, но дети были невнимательны к знакам судьбы, даже когда те маячили прямо перед глазами. С третьей попытки им удалось распечатать злополучный проход. Луч фонарика снова вспыхнул, освещая узкую крутую лестницу и кирпичную кладку по обе стороны от нее. Что там внизу, было не разобрать.

– Я пойду первым. – Парень бескомпромиссно отодвинул Маленькую мисс в сторону, отобрав единственный источник освещения, и твердым шагом принялся спускаться, шаря глазами по всему видимому пространству.

Воняло сыростью, жженой резиной и плохими решениями; где-то неподалеку гудела система отопления, почти заглушая шумное дыхание подростка и отбрасывая на пол слабый отблеск пламени, полыхающего в закрытой печи.

– Здесь ничего нет, – окликнул Сын семейства сестру, оглядываясь. Та все еще стояла наверху, не решаясь спуститься и сканируя взглядом кошмарный подвал. – Иди сюда!

Девочка увидела, как что-то пронеслось за спиной парня, отбрасывая искаженную тень на стены и потолок; на долю секунды ей показалось, что пространство подвала сузилось еще сильней, а кислород в нем откачали, душа любые признаки жизни. Маленькая мисс вскрикнула и попыталась позвать брата, но мысли разбежались, как и все возможные слова, которыми она называла этого человека ранее.

Имена стерлись, но всплыли странные картины дороги, что привела героев сюда, в место, послужившее спусковым механизмом всех бед…

– Там кто-то есть, – испуганно прошептала девочка, надеясь, что ее услышит брат, а не тот, кто прячется в темноте. Если это привидение, то простым ножиком тут не обойдешься, придется изловчиться, только вот она понятия не имела, как именно. Раньше ей никогда не доводилось сталкиваться с настоящими призраками, да и сейчас не больно-то хотелось. Что-то в отеле было не так, но Маленькая мисс никак не могла понять что. Ее пугали не стены, не темнота и не жуткие видения. Мальчики в ее классе научили ее стойко смотреть в глаза даже самым мерзким вещам.

Острое неукротимое ощущение присутствия зла и опасности витало в воздухе, но как будто угроза шла не от самого места.

– Мы здесь одни, спускайся! Гляди, что нашел! – Девочка не купилась на восторг в голосе брата, но все же, пообещав себе быть храброй, ступила на лестницу. Жар от печи охватил ноги, в то время как воздух наверху по-прежнему ощущался прохладным.

Бетонные опоры поддерживали здание, создавая лабиринт из бесчисленных черных как смоль коридоров. Только редкое колыхание огня за печной решеткой и маленький фонарик, зажатый в пальцах брата, давали свет.

– Что это? – Юная искательница приключений подошла ближе, выглядывая из-за спины парня.

– Кости, – проговорил он, словно нашел драгоценный клад, а не чужие останки. – Правда круто?

– Вовсе нет. Ты больной? Надо позвать родителей. Неужели тот, кто топит печь, не видел этого раньше.

Сын семейства поморщился от презрения, которым веяло от сестры, но замечание было резонным.

– Я не хочу стать следующей, – еле слышно сказала девочка. – Мы должны уехать.

Огонь в печи вспыхнул ярче и забурлил сильней, то ли предупреждая, то ли отговаривая.

– Вот почему тот мужик говорил не спускаться сюда, – напомнил парень. – Думаю, это он притащил их.

– Он или нет, в любом случае нужно убираться. Я видела достаточно, чтобы пробыть здесь еще хотя бы минуту. Идем! Я разбужу родителей.

– Вы не сможете уйти, – раздалось из темноты. Дети обернулись, встречаясь взглядами с Консьержем.

– Теперь он и нас убьет! – пропищала Маленькая мисс, оглядываясь в поисках любого предмета, которым можно защититься. В глазах ребенка порой простая палка превращается в карающий меч, но под рукой не оказалось даже жалкой тростинки.

– Стой там, или я проломлю тебе череп, – угрожающе прорычал Сын семейства, поднимая с пола обломок кирпича.

– На вашем месте я бы этого не делал, сэр, – тепло улыбнулся служащий отеля. – Вас ждет неприятный сюрприз.

– Куда уж еще неприятней, – фыркнул парень, заводя сестру за спину. – Родители будут нас искать.

– Прекрасно! В кои-то веки они позаботятся о ком-то, кроме себя. Опустите камень, сэр, прошу. – Консьерж начал спускаться, и дети как по команде приняли защитную стойку.

– Зачем вы это делаете? – спросила девочка, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы.

– Все вовсе не то, чем кажется. Научитесь смотреть внимательней. Чем раньше вы это сделаете, тем проще будет принять.

– Он мелет какую-то чушь, не говори с ним…

– Вы убили этих людей? – в ужасе спросила сестра.

– Я и мухи за всю жизнь не обидел, Лили.

Повисла звонкая тишина, в которой в эту минуту сформировалось что-то неудержимое.

– Л-лили, меня зовут Лили… – всхлипнула девочка, пробуя имя на языке. Оно ощущалось пресным, как картон, и абсолютно чужеродным, но буквально оглушало при каждом упоминании, проливая короткие фрагменты на размытый холст. Ужасные фрагменты.

Она отступила от брата и шагнула в сторону скелетов. Все было так, как и предполагалось. Знакомая одежда и украшения, та же обувь, что носили родители в злополучный день.

Лили обернулась, мотая головой в неверии.

– Нет, нет, нет. Это неправда, это неправда, – затараторила, как заезженная пластинка, ища в глазах Роджера опровержения увиденному. – Этого не могло случиться…

– Мне очень жаль, мисс, – с сожалением сказал мужчина.

– Какого черта вы несете? – вспыхнул парень. – Стой там, чтобы я видел твои руки! – снова обратился он к Консьержу.

– Деймон, он ничего не сделал, – тихо проговорила Лили, кладя дрожащую ладонь на плечо брата. – Он хотел нас спасти…

И вновь магическим образом имя, произнесенное вслух, пробудило память. Деймон разжал пальцы, кирпич с грохотом упал на бетонный пол.

– Господи… – прошептал он, падая на колени и закрывая руками лицо. – Этого не может быть…

– Они не должны слышать, – напомнил Роджер простое правило, указывая на потолок. – Поэтому я позвал вас сюда.

– Ты знал, что имена вернут нам память! Но откуда такая уверенность, что мы придем, если сам велел не спускаться в подвал? – обратилась Лили к Роджеру.

– Я надеялся, что ты не послушаешь. Как и всегда, – горько рассмеялся тот.

Два года назад…

Утренний поезд из города прибыл на станцию вовремя, оросив платформу вонючим дымом и сбросив балласт из четырех пассажиров.

Семейство Кенсингтон никогда еще не бывало в этих краях, поэтому энтузиазм, с которым Уильям Кенсингтон-младший описывал их будущие владения, был не к месту. Его супруга Габи всю дорогу щебетала о том, как красиво за городом, и донимала дочь расспросами о мальчиках. Малышка Лили фыркала на мать, незаметно втыкая наушники и прибавляя громкость, лишь бы не слышать ее высокий голос. А юный Деймон прижал разболевшуюся голову к окну купе, стараясь унять боль в висках и запоминая пейзаж, чтобы по приезде нарисовать его в своем альбоме.

Натертая до блеска арендованная черная машина забрала чету Кенсингтон с вокзала и повезла по пыльному асфальту, трясясь на выбоинах и расплавленных солнцем липких ямах. Да, небесное светило палило нещадно, угрожая испепелить все в радиусе мили, но ходили слухи, будто в отцовском отеле есть бассейн, и это заставляло непрошеного наследника широко улыбаться.

Уильям Кенсингтон-младший никогда не виделся с отцом, он узнал о богатом родственнике всего месяц назад и не стал медлить с заявлением о себе, прихватив жену и детей исключительно на случай, если понадобится смягчить сердце старика. В это время года отель «Полдень» почти пустовал, так как, со слов дальних родственников, Кенсингтон-старший любил отдыхать в уединении в первые недели лета. Лучший период, чтобы рухнуть ничего не ожидающему отцу как снег на голову и потребовать свою долю в семейном бизнесе. Конечно, непризнанный сын магната не был тщеславен и жаден до денег, но, если нельзя получить любовь и внимание, почему не попробовать взыскать что-то еще со старика за все годы отсутствия.

Шикарное по своим масштабам строение заставляло бабочек в животе маленькой Лили трепетать, щекоча внутренности. Встреча с дедушкой непременно должна была быть фантастической, и это еще больше подпитывало восторг. Ее брат не разделял всеобщей радости, опасаясь, что вся семья получит пинка еще на пороге. Он также скучал по футбольным тренировкам и друзьям, особенно по девчонке из класса напротив, которую теперь не увидит до конца летних каникул.

Отдушиной был альбом, в котором Деймон рисовал лучшие моменты жизни как одержимый, чтобы смотреть на них, когда накатит хандра по дому. Что примечательно, ни на одном рисунке не было родителей, особенно вечно орущего отца. Зачем ему быть запечатленным на бумаге, если и так вечно маячит перед глазами, выискивая возможность задать им с сестрой трепку?

– Мы не принимаем постояльцев, – с сожалением возвестил мужчина за стойкой регистрации. Он уже полчаса твердил эту фразу, стреляя глазами в сторону коридора, мысленно умоляя владельца отеля спуститься и уладить неловкость.

Уильям-младший не планировал с ходу заявлять, кем он является, и хотел для начала прощупать почву, но та ускользала у него из-под ног с каждым новым словом консьержа.

– Я имею право находиться здесь, – в конце концов изрек он, потеряв терпение. – Моя фамилия Кенсингтон, и я сын Уильяма Кенсингтона.

Притаившийся за углом, у подножия лестницы, пожилой мужчина с глазами-бусинками и тонким ртом, искривленным в негодовании, не удивился. Он знал, что за годы разгульной жизни наплодил немало наследников, и если бы его состояние прямо сейчас распределяли между ними, то уже остался бы с голым задом. Но, признаться, он не ожидал, что один из алчных детей заявится прямиком сюда, требуя очной ставки. В глубине души старик мечтал, чтобы все до единого бастарды никогда не пронюхали о его существовании и вообще исчезли с лица земли.

Это мерзкое желание клокотало в груди старшего Кенсингтона, бушуя как пламя, стремящееся вырваться наружу и спалить это место дотла, лишь бы защитить от пронырливых лап иждивенцев. Чудовищный план нарисовался в голове и укоренился там, пока отец взглядом препарировал сына, скрываясь в тени коридора и слушая заверения отпрыска о его безусловной причастности к этому месту. Раз он так жаждет его заполучить, придется назначить свою цену. И цена эта будет непомерно высокой.

– Мне очень жаль, сэр, но я не могу… – начал консьерж, когда Уильям Кенсингтон-старший вырулил из-за угла, жестом останавливая фразу и вальяжно шествуя в лобби.

– Не стоит, Роджер. Я разберусь. – Он улыбнулся так приторно, что челюсть задрожала под натиском фальши. – Чем могу помочь?

Одинаковые глаза встретились, изучая друг друга.

– Отец? – неуверенно спросил мужчина, пытаясь скрыть дрожь в подбородке. Как бы он ни раскидывался бравыми фразами, увидеть родителя в первый раз в жизни, когда сам уже стал отцом дважды, – странный опыт, и Уильям-младший понял это, как только встреча состоялась. Он позабыл о желании оторвать здоровенный кусок от торта, которым питался его богатый отец, и захотел стать всего лишь ребенком, отчаянно нуждающимся во внимании родителя.

У старшего же, напротив, не екнуло; он натянул маску радушия, кипя изнутри. Поначалу даже собирался прикинуться полным дурачком, не ведающим о родственниках, но после стер эту мысль из головы, решив играть по другим, более изощренным правилам.

– Я знал, что этот день настанет, – просто сказал он, оглядывая семейство. – Это мои внуки?

Ненавидеть своих детей – это одно, а когда те еще плодились как кролики, увеличивая процент потенциальных наследников… Возмущение в груди скупердяя разрасталось до немыслимых размеров. Но чтобы захлопнуть ловушку, нужно вложить приманку и затаиться, поэтому старик включил радушие на полную мощность, заставляя себя улыбаться.

– Это Лили и Деймон, – с трепетом проговорила Габи, подталкивая детей вперед. – Обнимите же дедушку!

Кенсингтон-младший подавился слюной ревности, когда дети нехотя подошли на раздачу объятий. Он бы хотел сам встать в очередь, а еще лучше – оттолкнуть двух сопляков, чтобы лично поприветствовать отца.

Фарс вышел из-под контроля, аж стены затрещали. Концентрация кисло-притворной радости росла в геометрической прогрессии, но жизнелюбивая Габи Кенсингтон уверяла себя, что им всем просто нужно время, чтобы стать семьей. Откуда же ей было знать, что время, с тех пор как они переступили порог, начало обратный отсчет.

Казалось, новоиспеченный дедушка души не чаял во внуках. Он с интересом изучал рисунки Деймона и даже послушал пару песен из плей-листа Лили. Одному лишь ему было известно, сколько усилий было приложено, чтобы запудрить детям мозги. Все это время Кенсингтон-младший изнывал от тоски, внутренне подпрыгивая, как ребенок в парке аттракционов, каждый раз, когда отец уделял внимание только ему.

Пролетели две недели с приезда Кенсингтонов в этот отель, и лед вроде растаял, но ощущение, что семье здесь не рады, не покидало детей.

За обедом, когда экономка подала суп, странный сгусток пены на поверхности блюда показался подозрительно похожим на слюну, и девочка, сморщившись, отодвинула тарелку. Она планировала поскорее закончить с едой и прогуляться вокруг в поисках чего-нибудь интересного, пока родители будут тешить самолюбие деда разными глупыми историями.

– Я наелась! – известила она, выскакивая из-за стола. – Можно мне на улицу?

– Не уходи далеко! – предупредила ее мать. – В этих краях на удивление рано темнеет, не хотелось бы искать тебя с фонариком. – Габи подмигнула дочери и вернулась к разговору.

– Я тоже закончил, – сказал Деймон, вставая. – Буду у себя.

Он не дождался ответа, прежде чем покинуть столовую.

– Прекрасные дети, – пробубнил Уильям Кенсингтон-старший. – Я буду скучать по ним.

– Мы могли бы приезжать чаще, – вцепился в идею его сын.

– Конечно, – задумчиво отозвался старший, вытирая рот салфеткой. – Конечно… Вы могли бы остаться навсегда.

Супруги просияли, не веря в щедрость предложения. Если бы отель обладал голосом, он бы нещадно вопил, чтобы они уезжали. Чего они, конечно, не сделали, и никогда уже не смогут. Ядовитая идея, поданная за ужином, уже просочилась через поры в головы родителей, отравляя сознание.

Поначалу Уильям Кенсингтон-младший решил, что его отец – рехнувшееся чудовище, но каникулы длиной в месяц в стенах отеля «Полдень» стерли представления о здравом смысле и границы собственной адекватности. Теперь он смотрел в рот родителя, как птенец, жадно поглощая каждый кусок отравленной умственной пищи, которую Кенсингтон-старший норовил поглубже затолкать в глотку сына. «Они – обуза» из его уст звучало как мантра, ежедневно прокладывая путь к темной стороне сущности Кенсингтона-младшего. Дорога оказалась даже короче, чем предполагал кровавый магнат, и вот, по истечении срока, его оружие в человеческом обличье было готово.

В двенадцать часов пополудни шел дождь, как если бы небеса заранее оплакивали потерю. Деймон рисовал в своей комнате, а Лили, включив в наушниках любимую песню, болтала ногами, свешенными с подоконника ее номера.

Роджер, раздав указания горничным, отправился в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, но так и не дошел до двери, услышав приглушенное бормотание на лестнице.

– Просто запри ее в комнате, чтобы не путалась под ногами! Я сам с ней разберусь, – шипел Кенсингтон-старший.

– Габи согласилась на это. Мы подписали твои чертовы бумаги, отец. Мы выполним свою часть уговора, а ты выполнишь свою.

Что за уговор, Роджер так и не расслышал; голоса удалились, погружая коридор в тишину, вместе с которой осталось и чувство, что что-то тут нечисто. Он отправился к себе, а спустя полчаса жалких попыток вызвать сон, который никак не приходил, сел на кровати, переваривая услышанное ранее. Беспокойство съедало изнутри, грызло нутро так рьяно, что не было сил унять этот зуд. Поддавшись неведомому порыву и отбросив собственное правило – не влезать в дела постояльцев, – Роджер поспешил наверх.

Габи Кенсингтон сидела на полу коридора, зажмурившись и закрыв уши руками, чтобы не слышать звуков борьбы, доносившихся из номера, принадлежащего Деймону. Она плотно сжимала губы, не выпуская наружу ни слова протеста, пока ужасный кошмар воплощался в реальность. Мать, чье чрево выносило двоих детей, наглухо заткнула рот и уши кровавыми деньгами.

Роджер поспешил к двери, распахивая ее в момент, когда покрасневшее лицо ребенка, перекошенное предсмертной агонией, посерело, а глаза стали пустыми.

– Что ты творишь? – взревел Роджер, кидаясь на горе-отца и разжимая его твердую хватку, хомутом обвившую шею мальчика, после трогая тонкую кожу своими дрожащими пальцами. Некогда пульсирующая жизнью вена спала вечным сном. Он опоздал всего на пару секунд, лицезрев смерть в момент ее появления. Мужчина отшатнулся, не веря в происходящее. – Ты чертов ублюдок! – крикнул он, хватая Кенсингтона-младшего за грудки и швыряя об стену с невероятной для пожилого человека силой.

– Они – обуза. – Убийца, как попугай, повторил слова отца. – Он завещал отель мне! Только мне!

Маниакальный гулкий смех заставил внутренности консьержа задрожать. Неужели, чтобы стать чудовищем, нужно так мало? Или для этого непременно нужно быть порождением другого чудовища? Но ведь эти дети такими не были. Они были чисты и невинны.

На задворках сознания мелькнула мысль о Лили. Роджер на нетвердых ногах побежал к двери, ведущей в комнату девочки. Та была не заперта, и он уже знал почему. Лили в комнате не оказалось, она распласталась под окнами, безжизненная и холодная.

Сейчас

– Они сделали это… – с горечью констатировал Деймон.

– Мне жаль, – только и смог ответить Роджер. Ему всегда было сложно подбирать слова утешения.

– Поверить не могу. А я ведь столько раз пытался оставить себе послание в альбоме, но страницы исчезают…

– Когда они тоже вспомнят, будет хуже – все повторится. Поэтому они не должны слышать ни эту историю, ни имена. – Предостережение Роджера, как обычно, обволакивало холодные кости парня теплом. Тот заботился о Деймоне и его сестре. Пытался их спасти, но не смог.

– Я не допущу, чтобы они повторили этот кошмар снова. Какой это уже по счету цикл?

– Третий.

– Два года прошло… Черт. – Деймон поднялся, отряхивая джинсы; окинув два набора человеческих костей, он набрал побольше слюны и смачно выстрелил сгустком ненависти в сухие тела. – Ненавижу. Мы застряли в гребаном чистилище по их вине.

И Деймон был прав в своем осуждении. Жажда наживы стрелой пробила внутренности его родителей, уничтожив сердца, оставив на месте любви холодную пустоту, которая, подобно вакууму, затягивала в себя все, включая детей. Невинные души отныне были заточены где-то между жизнью и смертью, так же как и орудия расправы в лице мистера и миссис Кенсингтон, став отголоском времени и последствием плохого выбора заплутавшей пары. Никто не знал, что именно послужило причиной судьбоносной сети, опутавшей стены этого здания и запечатавшей внутри несколько человек. Никто не знал, как разорвать этот порочный круг.

Смерть в тот день пришла за всеми, кто находился в отеле, включая алчного Кенсингтона-младшего и его пустоголовую жену: пока расправа вершилась наверху, внизу уже было разлито достаточно вязкого топлива, чтобы стереть все здание с лица земли в считаные минуты. Старик Кенсингтон не планировал делиться с самого начала, он возжелал уничтожить свое наследие со всеми прошеными и непрошеными обитателями, взыскать компенсацию с властей и бесследно испариться, как последняя капля влаги в полуденный зной.

Дождь омывал старый отель вплоть до приезда полиции. Пустынная местность обросла слухами со скоростью пули, и даже самые стойкие из местных жителей вздрагивали, передавая из уст в уста историю жестокости обезумевшего от алчности Уильяма Кенсингтона-младшего, убившего свою жену и детей, спалившего отель дотла. Эти же пройдохи жалели грустного старика, чей сын принес горе в эти места; они проклинали установленного полицией злодея, не зная, что источник истинного безумия разгуливает на свободе совсем рядом. Единственное место, куда он никогда не ступит, но которое сохранит как бесценный клад, – старый отель.

Время мчалось, стирая память о событиях двухлетней давности, покрывая каменный порог серого здания пылью забвения. Никто и понятия не имел, что год за годом, в один и тот же день, ровно в двенадцать, двойная распашная дверь отеля «Полдень» со щелчком открывалась, впуская на порог семью из четырех человек. Они не помнили своих имен, не помнили, как очутились в этом месте, не помнили зла. Но они вспомнят, и все повторится…