Текст книги "Барракуды"

Пролог.

Время… как, порой, безумно расточительно мы к нему относимся. Вот мое детство: я мечтаю поскорее окончить школу; юность – поскорее закончить эту муштру; взрослая жизнь – скорее бы выходные, чтобы что? Чтобы отдохнуть, но от чего? От жизни. О, это непростительное заблуждение. Большую часть своей сознательной жизни подавляющая часть обывателей стремится к отдыху. Только небольшая идеологическая элита готова положить своё бытие на достижение высоких целей. Многие рождены такими, а некоторым нужно разбить лоб, чтобы что-то понять. Я принадлежу ко второй категории.

Что же такое это – время? Это река, и никому неизвестно, куда она занесет нас. А может быть, это материя, которую при желании и должном умении можно свернуть и развернуть, как вздумается? И в том, и другом случае, это нечто неизведанное, недоступное нашему прозаическому пониманию. Однако, прожив свою фантастическую жизнь, похожую на сон, могу с уверенностью сказать, что есть категории людей, которым доступны тайны времени и будущего. Самое печальное, что такое знание сразу влечет за собой злоупотребление. Такова человеческая природа. При обладании чем-то, в чем обделены другие, эти счастливцы жаждут власти, денег, подчинения своей воле всех остальных, выхода наружу всех своих извращенных желаний.

Что же касается меня, то я обыватель. По крайней мере, был им, пока не отрезвел. Что заставило меня прозреть? Об этом моя необычная история, история моей жизни. Сейчас она подходит к своему логическому завершению. Здесь не нужно быть провидцем. Все, что произошло со мной, не вызывает в моем сердце ни капли сожаления. Если Вы узнаете в моем повествовании себя, не пугайтесь. Прислушайтесь к происходящему вокруг, приглядитесь к своим друзьям. Вы хорошо знаете их? Кто они, о чем они думают, заслуживают ли они Вашего доверия? Всмотритесь в их глаза, что Вы видите там? Тьму. Как зыбко Ваше представление о реальности!

Что такое по Вашему "реальность"? Вы думаете, что Ваша ничем непримечательная жизнь – это единственная возможная реальность? Вы заблуждаетесь. Сейчас, в эту секунду Вы проживаете тысячу своих жизней, а может быть и больше. Реальность – это огромное наслоение одной единственной секунды. И каждая такая секунда порождает тысячу вариантов продолжения.

Точка отсчета в любой жизни начинается в том пункте, где пожелает человек. И это далеко не день его рождения.

Глава первая

Когда же закончится эта чертова улица… Я каждый день пересекаю эту мостовую, ежась в своем черном старом пальто и укрываясь от мира в шляпе видавшей виды. Мостовая всегда сырая от дождя, темная, неуютная. К черту все. Где-то там фейерверк, как отголосок чуждой мне жизни, праздника, участником которого мне не быть. Я сам виноват… Простые человеческие эмоции я не испытывал, кажется, целую вечность. Как же я хочу идти по этой мостовой в последний раз в жизни. Осточертело. Осточертело думать о том, что меня ждет в моей конуре с тусклым светом и грязными полами. Пусть эта ночь в моей норе будет последней. Пусть они придут, и будь что будет. Плевать… Плевать… Еще сотня шагов и все закончится… Я Майк Биллигер, говорю, что с меня хватит…

Семью годами ранее:

– Ты чего такой жизнерадостный?! А, Майки! Скромнее надо быть, чувак!

Ну вот! Лобански. Кифер Лобански. Человек неопределенной национальности. Рыжий, выбритый, здоровый детина тридцати пяти лет, со своей неизменной идиотской улыбкой идет прямо на меня. Только он в данный момент мог преподать мою кислую физиономию именно так! Энная кружка пива во мне позволила не убить его прямо здесь. Видимо одиночество мне не светит, потому что Лобански найдет меня везде, даже в этом обкуренном баре на окраине Зоммервилля.

С Лобански мы познакомились в нашем Зоммервилле… черт знает, когда. Этот городок в Южном штате нашей шумной страны Нордлэнд был похож на большую деревню. Вот только сырой и холодный климат с суровой зимой, серой весной и таким же летом (про осень вообще молчу) не позволяет людям разводить плодородные сады и домашний скот. Одинокие деревья, неухоженные парки, небольшое количество нормальных семей и детей, большое количество пьянчужек, безработных, скудная инфраструктура – вот характерные черты Зоммервилля. Сюда возвращаются погорелые предприниматели, разведенные матери, мечтатели, чьи рвения и задумки раскололись в больших городах на тысячи осколков. Здесь живу и я, архитектор с приличным образованием, уже с расколотыми мечтами, мертвыми родителями. Но кое-что меня выделяет из серой массы обитателей городка, о чем, естественно, известно только мне и… Лобански. Если бы некоторые факты моей биографии стали известны большинству, у меня было бы очень много друзей, женщин, врагов. Но мне хочется слиться с этой серостью, наслаждаясь возможностью в любой момент все изменить. Встаю утром, плетусь к зеркалу, вижу там небритого мужика с довольно сносными чертами лица – увесистый подбородок, нависшие брови, волосы на голове на месте (и это радует), серые блеклые глаза (не помешало бы больше жизни в них), подсушенная фигура (еще пару лет такой жизни в обнимку с пивом – и отрастут бока, но пока потянет). Душ и бритье помогают обрести удобоваримый вид, но вот жизни в глазах больше не становится.

Так вот. Все знакомства в нашем расчудесном Зоммервилле происходят, где бы вы думали? Конечно в забегаловках, вроде этой с не менее жизнерадостным, чем моя физиономия, названием "Яма". Находится он в подвальном помещении бывшей библиотеки с плохим освещением, характерным трактирным шумом, не очень приятным запахом и избытком потухшего тестостерона. Ха-ха, "встретимся в Яме"!!! Умопомрачительно!

Вот и мы с Лобански встретились здесь, в "Яме". Поглощали пиво на разных концах барной стойки до тех пор, пока Лобански не выдержал и бросил бороться со своей жаждой поболтать. Кифер… Несостоявшийся риелтор. То ли образование получил не то, то ли ленив, то ли глуп – трудно сказать. Но не сложилось у него в большой жизни, как и у многих здесь, что и привело его в отчий дом к относительно нормальным родителям в просторном доме с тремя старшими рыжими сестрами, которых не особо волновала его успешность. Лишь бы был сыт, здоров, и просто жил, неважно в их доме, или где-то далеко! По крайней мере, так он мне описал свою семью и свою жизнь. А вот всегда необъяснимые сияние и оптимизм тоже, можно сказать, выделяли его из здешней толпы. Бредовые авантюрные идеи к концу наших с ним встреч в "Яме" имели одно воплощение – койка в родительском доме со смертельно пьяным здоровым рыжим телом!

Вот так и сегодня я прочитал на его довольном лице все тот же сценарий. О, Боже! Опять слушать весь этот бред!

– Лобански, ты давай, выкладывай, чем вызвано ТВОЕ счастье?! Поедем золото искать? Куда? Ох, друг, бери пиво уже или растворись где-нибудь!

– Ну-ну, Майки! Что сразу "растворись". Я, между прочим, пришел к тебе с делом, на миллион. Я бы и сам растопырился, но… без тебя никак! – улыбка не спадала с его лица, и это слегка раздражало.

– Опять – двадцать пять! Лобански, ты же знаешь, чем все это закончится – диким похмельем. Давай лучше анекдот…

– Мааайки. Это выгорит, и я не намерен назавтра все это забыть!

– Ну, я-то тебе зачем? С мечтами я покончил. Плыву по течению, ничего пока не хочу, хотя… я небезнадежен! – я как-то даже сам удивился своему глупому акценту в конце фразы.

– Догадайся! Что есть у тебя, чего нет у меня, и у всех этих падших, – он демонстративно и пафосно обвел всех присутствующих рукой.

В баре тихо звучала умиротворяющая Билли Холидей. Ее голос разливался по темному помещению. Этот голос вне времени, вне обыденного убожества. Он утопал и снова возникал в гуле барной болтовни. Тут и там за маленькими деревянными круглыми столиками сидели однородной массой мужчины – кто по два, кто по три, кто по одному. Официантки лениво ходили между столами без всякой надежды дождаться чаевых. То и дело хлопала входная дверь, то выпроваживая накаченных дурманом клиентов, то впуская предвкушающих. Табачный дым не давал разглядеть никого конкретно. А Билли все пела нам…

– Есть… Но ты знаешь, что я не хочу использовать "это" вообще, и знаешь, почему, – во время этих слов на меня волной накатились тяжелые воспоминания, и захотелось поскорее закончить этот балаган.

– Кифер, – Лобански знал, что если я начал называть его по имени, то ничего от меня не добиться, кроме ругани. Его лицо тут же расслабилось, улыбка сошла с лица как по мановению волшебной палочки, и он раздосадованно сел, сгорбив спину и понурив голову.

– Тебя послушать, так можно ноги протянуть прямо сегодня и все. Сидеть дома, обложившись пивом и уставившись в телевизор. Ты пойми, – при этих словах Лобански привстал, лицо его вновь просветлело, – это выгорит! Ну, хоть послушай просто. Ты пей, пей, – он пододвинул ко мне бокал с пивом, сделав жест бармэну "повтори", – а я буду говорить. Ну что тебе стоит?! – почти умолял Лобански и я не выдержал.

– Говори, давай, только побыстрее и по домам.

– Так вот. Местная администрация продает за бесценок участок земли в соседнем городке Белфусте. Город не больше нашего, как близнец: люди, равнодушный шериф, бары. На территории этого участка есть озеро Кастерблу, дикий лес вокруг, – Лобански многозначительно посмотрел на меня.

– Ну и что?

– Как что? Ты собираешься жить вечно со своим сокровищем? Может, ты концы отдашь через пару месяцев, а в жизни ничего не добился! У меня вот какие мысли по поводу этой земли: отстроим там базу отдыха, домики с удобствами. Семьи будут туда приезжать. Разведем рыбу в озере, рыбаки с большой радостью будут нам платить за удовольствие половить прекрасную форель!

– Ага, стерлядь! О! Боже! Ты с ума сошел? Как у тебя все просто получается! Да кто ж тебе такую золотую жилу отдаст за бесценок!?

– Ты мне не веришь? Вот, посмотри, – Лобански достал из-за пазухи пачку помятых бумаг, – здесь все.

– Нет, я даже не хочу в это ввязываться… я не готов. Не так все радужно, – я оттолкнул руку Кифера с бумагами.

– Дружище, забери бумаги, ознакомься, – улыбка с его лица опять слезла, – возьми домой… ну не понравится, положи их в туалет и примени по назначению. Ну чего тебе стоит прочитать, или ты разучился?

В этот момент раздался шум падающей мебели и разбившейся посуды вперемешку с бранью посетителей бара. В углу забегаловки завязалась потасовка: два забулдыги вцепились друг другу за грудки и, брызгая слюной, изрыгали словесную брань самого последнего содержания. Мы с Лобански несколько секунд равнодушно смотрели в направлении драки. Подобные ситуации возникали здесь нередко. Мы отвернулись, поняв, что до нас не долетят ни стулья, ни посуда, ни мужики. Я раздражительно посмотрел на друга, выхватил бумажки и встал.

– Они будут лежать в туалете, запомни! Я пошел, – и я нервно потряс пальцем перед его носом.

– Мааайки, дружище, ты просто, ты просто… дружище. Спасибо, – в этот момент Лобански готов был биться об пол лбом в бесконечных поклонах, но удержался.

Я ничего не сказал и вышел вон из "Ямы". Меня так и подмывало выкинуть бумаги прямо в мусорный бак возле бара. Я секунду поколебался, смял их и… сунул в карман. Черт с ним, с Лобански, посмотрю, что там за лес с лужей. И ноги понесли меня уже даже бессознательно в направлении моей холостяцкой берлоги, а голова наполнилась неприятными воспоминаниями о прошлом, которые разбудил Кифер.

Когда мне было двадцать лет (кстати сказать, я был поздним долгожданным ребенком), отец заболел – рак печени. У человека, который никогда не увлекался алкоголем и ел простую пищу, и даже не курил. Мда, судьба – шутница. Сгорел он очень быстро – за год. Я учился в это время и не мог быть постоянно у его постели, и матери было очень тяжело. У нас был скромный одноэтажный дом в Зоммервилле, у нас была заурядная зоммервилльская семья, у меня было обыкновенное детство. Мой папа оставался нереализованным мечтателем всю свою жизнь. Много читал литературу, в основном фантастическую, работал, угадайте, кем? Да, инженером. Правда, на водонасосной станции. Поэтому и выбора у меня не было, на кого учиться. Я всегда предпочитал, чтобы за меня все решали. Этакая душевная лень. Папа мечтал, чтобы я стал инженером, только вот в какой-нибудь крупной новаторской строительной компании. Что ж раз так хочет папа… Его мечта стала автоматически моей. После смерти отца я доучился и … сменил его на водонасосной станции, поскольку никому не нужны новоиспеченные неопытные инженеры в серьезных проектах. Так я очень быстро понял, что мечты всегда остаются мечтами. Отец любил мою мать, и болезнь была для него шоком, потому как ему казалось, что все еще впереди, и все мечты обязательно сбудутся. Умер он осенью во сне. Мама очень сильно горевала и не продержалась долго. Через пять лет ушла и она.

Настоящей неожиданностью для меня было то, что вскоре после кончины матери, наведался нотариус и зачитал мне завещание, согласно которому я унаследовал то, что никак не дает теперь покоя Киферу Лобански. Но кроме всего прочего оказалось, что родительский дом забирает банк, поскольку я был неплатежеспособен, а дом заложен. Отец завещал мне свои карманные часы на цепочке, как семейную реликвию. Но то, что повергло меня в шок, и чего я не мог ему простить долгие годы после его смерти и по сей день, это был завещанный им золотой слиток весом в пять килограммов! Пять килограммов чистого золота! Откуда у моего отца он мог взяться? Как он мог хранить его и позволить себе умереть от рака, который лечат за деньги? Как мог он с нами так поступить? Все это уже не важно, мне этого уже не узнать никогда. К слитку не прилагалось никаких документов, поэтому – что с ним делать? Прямая дорога на черный рынок. На слитке никаких опознавательных знаков его принадлежности кому-либо. Лишь странный рисунок, который ничего не значит для меня, и проба золота – 999.

Учитывая полнейшую мою незаинтересованность в этом слитке и не проходящую обиду на отца, золото мертвым грузом лежало в моей берлоге. Классика жанра – под кафельной плиткой в ванной комнате. Однажды, выпивая у меня в квартире с Лобански, я открыл ему эту тайну. Боже, как он прыгал и щебетал, как будто нашел клад! Шимпанзе, и те поспокойнее будут. Он победоносно возносил кулак к потолку, этот жест означал великую победу над жизненными обстоятельствами и блестящее будущее. Тогда мне и в голову не приходили истинные причины радости этого чудака. Я не разделял его восторга и объяснил Киферу, когда он успокоился, что не намерен превращать золото в деньги и тратить вырученную наличность, поскольку этот чертов слиток должен был поднять с койки моего отца. И наша семья могла быть дружной по сей день, мы исполнили бы все свои мечты вместе. Но этому не суждено было случиться.

С момента, когда я рассказал Лобански о слитке, он меня достает своими авантюрами. То ресторан он хотел открыть, то казино построить, то уехать и просто тратиться, если ничего не захочется делать. Но меня все это не интересовало. В тот день, когда Кифер всучил мне пачку бумаг, я все-таки не швырнул ее в мусорный бак только по одной единственной причине: речь шла об озере Кастерблу, на которое мой отец ездил рыбачить. Привозил, конечно, мелочь, но он обожал сам процесс, тишину, уединение, в котором он, скорее всего, придавался мечтам о светлом будущем своей семьи.

Я добрался домой, не помня своего пути, потому что, как уже говорил, ноги сами меня несли, а голова была полна невеселых раздумий. Механически снял пальто и шляпу, бросил их в тесной прихожей на единственную коридорную мебель – вешалку-стойку. Скинул ботинки, лениво прошаркал к холодильнику в неуютной серой кухне, вытащил из него банку пива, упал на диван и ткнул пальцем в пульт телевизора. Вот мой каждодневный холостяцкий ритуал. Когда надоел телевизор, я закурил, окинул взором мою лачугу и понял, что оброс мусором. Кроме всего прочего, дико хотелось есть.

– Ну что ж, надо начать с себя…

Я побрел в ванную комнату и посмотрел в мутное зеркало. Оттуда на меня глядело усталое осунувшееся лицо с красными глазами и сухими губами. Да, дружок, побриться бы не мешало и поспать. Я стоял в раздумьях, что делать дальше, и мой взгляд скользнул по полу. Возникшая за этим мысль повела меня в коридор к смятому пальто. Я взял его, и из кармана посыпались бумаги, на которые минут пять тупо смотрел. Нехотя наклонился, поднял их и побрел к дивану. Глубоко вздохнув, как будто собираясь нырять, я стал вертеть их по-разному, пока стопка не выровнялась, а страницы не легли в хронологическом порядке.

На первой странице красовалась фотография участка. Это была лесистая неровная местность около десяти (может, больше) гектаров, посередине которого располагалось озеро овальной формы. Дальше шли листы с характеристиками участка – площадь, координаты, карта местности. Ха-ха, Кифер достал даже спутниковый снимок! Ну, чудак, ему бы диссертации писать! Изучив бумаги, я понял, что место неплохое. Там действительно может получиться отличная база отдыха. Но одного я не мог понять, как такой лакомый кусочек мог стоить дешево. В чем подвох? Из раздумий меня вырвал звонок в дверь. Сколько я ни думал сменить этот гонг на другой звук, все руки не доходили. Кого это принесло, на ночь глядя?

Пока я шел открывать, нетерпеливо позвонили еще два раза.

– Иду, не трезвоньте, господа!

Открыв дверь, я чуть не подавился дымом сигареты. Не смог сдержать кашель.

– Вот …кхе так кхе кхе… сюрприз! – на пороге стояла София. В умопомрачительных джинсах, красной клетчатой рубашке, завязанной в узел на животе, ковбойской кожанке со своими вьющимися темными длинными волосами и чувственным ртом она выглядела сейчас, как самая унизительная издевка над моим ничтожеством.

– Будешь и дальше кашлять, или, может быть, я зайду? – в ее голосе звучала твердость и уверенность красивой женщины.

– Ппроходи, конечно. Но, прости, у меня бардак, мягко говоря. Я не ждал гостей и уж, тем более тебя! – я заикался как желторотый малец при виде самой красивой девочки в школе.

– Да ладно тебе, я же не на свидание пришла, я по делу! – она дружески хлопнула меня по плечу, нарочито безразлично протягивая слова.

– Я тебя не видел, сколько? Года три. Ты переехала в другой район?

– Конечно, переехала. Или ты думаешь, что я должна была сталкиваться с тобой каждый божий день на улице? А что еще лучше, подавать тебе пиво в "Яме"? Поверь, не ради себя, а чтобы ты не мучился, – при этих словах она взглядом искала, куда бы присесть. Поскольку я так отупел при ее виде сегодня, что даже стул не предложил.

– О, я дурак! – я метнулся было к дивану, но передумал. На таком диване даме лучше не сидеть. Помчался на кухню, при этом запнулся раза два о косяк и пакет с мусором.

– Присядь, Софи. А какое дело могло привести тебя ко мне? Даже не смею догадываться.

– Ой, Майки! Ты не думай, что большого удовольствия стоило мне сюда мчаться… Кифер. Он решил, что я могу ему помочь, вернее тебе – помочь принять решение насчет участка.

– Вот придурок! – мне хотелось провалиться сквозь землю от всей этой ситуации.

– Он ведь мой одноклассник, да и познакомил нас с тобой тоже он, – лицо Софи смягчилось, губы слегка дрогнули в улыбке, – Лобански считает, что я имею на тебя влияние. Но поскольку я знаю, что влияние на тебя не имеет никто, я решила тебе все выложить без прелюдий.

– Вот глупец. Как ему в голову пришло тебя привлекать. В этот раз он, похоже, решил взяться серьезно.

– Ну, хватит, Майкл, а то я решу, что ты не рад меня видеть! Ты читал бумаги? – спросила Софи, словно не слыша, что я сказал.

– Да, сейчас как раз этим занимался. Выпьешь чего-нибудь? У меня есть вода, кофе. А нет, кофе нет. Хм. Пиво есть и виски, – мне снова хотелось провалиться.

– Майки! Давай пиво, – она смеялась в голос. Но через пару секунд осеклась, поняв, что я юмора не оценил.

Я сходил на кухню, взял пиво из холодильника и попытался приосаниться что ли, живот втянуть, лицо заодно размял. Еще бы не помешал душ, зубная щетка и бритва. Но на это явно не хватило бы времени.

– Держи. Да, место на озере Кастерблу действительно неплохое. Пока я просматривал бумаги, вспомнил отца, – наконец, глотнув пива, я немного расслабился. На секунду я вспомнил, как хорошо мне было с Софи, как я доверял ей. И как же мне сейчас хотелось подольше не отпускать сегодняшний день.

– Твой отец там рыбачил, да…

– Именно этот факт заставил меня вообще не прибить Лобански. Ты знаешь, он каждый месяц выдавал мне по проекту. Чего он добивается? Лучшей жизни для себя или для нас, или хочет вернуть к жизни меня? Слиток не дает ему жить спокойно. Я вот думаю, если я подарю золото Лобански, он от меня отвяжется? – я вопросительно посмотрел на Софи. Она отрицательно помахала головой и причмокнула, что означало: "Даже не думай, не отвяжется".

– Что ты думаешь, Софи?

– Я думаю, что этот проект не лишен смысла. Да и тебе пора бы подумать о том, как использовать свое наследство. Ты отца простить не можешь. Получается, его смерть напрасна. Он старался для тебя, а ты…

– Не смей! – я подскочил, и ей пришлось встать от испуга. Что на меня нашло? Она ведь права. И Лобански был прав: только Софи могла за пять минут взбудоражить меня так, что приходилось защищать свою душевную наготу перед ней.

– Ты чего подскочила? Думаешь, я способен сделать тебе больно?

– Нет. Просто не люблю, когда на меня смотрят сверху вниз с красным лицом и бешеными глазами.

Вот так Софи сделала за пятнадцать то, что годами не мог сделать Лобански – заставил вынуть сокровище ради будущего.

– Ну ладно, Майк Биллигер. Мне, пожалуй, пора, – она глянула на наручные часы. Да, время было за полночь.

– Знаю, что тебя не задержишь, если ты решила уйти. Ты же на машине?

– Какая машина, Майки. Чтобы переехать подальше от тебя, пришлось продать мою старушку. Так что вызывай такси, и давай без долгих прощаний.

– Хорошо, Софи, – я набрал такси. Пока говорил адрес и ждал, когда на том конце выберут машину, Софи обводила взглядом мою квартиру, потом устремила глаза на меня, слегка наклонив голову набок. В ее глазах была спокойная задумчивость. И я поймал себя на мысли, что и ее захлестнули воспоминания о наших днях.

– Десять минут и машина будет, – зависла тишина, мы молча смотрели друг на друга. Софи почувствовала неловкость первой. Это стало ясно по краске на ее щеках.

– Ладно, Биллигер. Подожду на улице. Не бойся, не украдут. Сама… кого хочешь, зашибу, – она как-то не похоже на себя хихикнула, даже нервно, – а ты подумай, все же, на счет озера. Уйдет такое чудо в чужие ручки, потом твоего золотишка может не хватить.

– Я подумаю, – тихо сказал я, хотя решение созрело еще минут десять назад, – ты заходи, если будет время. Я приберусь, кофе куплю, конфеты твои любимые. Ну как друг, конечно.

– Пока, Майки, – она развернулась, будто и не слышала ничего. Это был ее любимый прием уйти от ответа или нежелательного разговора. Я поймал себя за бесстыдным разглядыванием нижней части ее тела, потому как не смотреть на это чудо природы нельзя было. Она как будто почувствовала мою дерзость, повернулась и сказала:

– Майкиии, друзья, – Софи посмеялась и хлопнула дверью.

А в квартире стоял ее запах. Боже, я неделю проветривать не буду. Она не меняется, такая же открытая, честная, уверенная в себе, невероятно сексуальная!

София. Но больше я люблю называть ее Софи – так она кажется мне милее и наивнее. Вскоре, после того, как мы с Лобански познакомились в "Яме", произошло самое знаменательное событие в моей жизни. По крайней мере, мне тогда так казалось. Это знакомство с Софи. Видел я ее каждый день в "Яме", она работала официанткой. Лобански заметил мой интерес к ней. Понимал он также и то, что я никогда сам с ней не заговорю. Уж слишком она хороша для такого угрюмого нелюдима как я.

– Она моя одноклассница, Майки, – игриво сказал однажды Лобански, заметив, как я наблюдаю за работой Софи в баре. Мы сидели на своем привычном месте, потягивая пиво из тяжелых кружек.

– Кто она? – отсутствующе спросил я.

– Женщина, с которой ты глаз не спускаешь. Не валяй дурака. Давай познакомлю, она хорошая.

– Она хорошая, – передразнил я Кифера, – а я нехороший. Мне там ничего не светит, – я сделал жест в сторону Софи.

– Ты слишком строг к себе, Майки. Софи, Софи!

– Дурак, Лобански. Тебя никто не просил, – пока я шипел на друга, плывущей, но профессионально быстрой походкой подошла София, одной рукой облокотившись о край столика, она склонилась над нами. Дурманящий запах ее духов и пота волной донесся до меня. Никакая сила не смогла бы тогда унять щекочущее чувство в моем паху.

– Когда ты сегодня заканчиваешь? Можем мы тебя проводить до дома? – обратился Лобански к ней.

Софи уже давно поняла мой интерес к ней. И вопрос она сейчас решала не о проводах домой, а стоит ли связываться со мной. Это было видно по всему ее виду. Вообще она посмотрела на нас, как на насекомых.

– До десяти, малыш. Твой друг не отравился часом у нас тут? Молчаливый что-то.

– Софи, это Майк Биллигер, мой новый друг, очень хороший малый. Майк, это София Эстерллойд.

– Очень приятно, Софи, – сказал я как можно увереннее.

И тут раздался противный голос за барной стойкой:

– Софи, работать сегодня собираешься? Заказы ждут!

Софи выпрямилась и, уходя, бросила:

– Ладно, ребята, до скорого!

Мы не поняли, было это согласием или отказом, сидели как два осла, глядя ей в след.

– Майки, будем ждать ее у бара в десять.

– Я не знаю, Лобански. Глупо это все. У меня нет шансов. Посмотри не нее, и на меня – мы ведь две разных планеты.

– Что ты мелешь? Отреставрируем тебя потом, будешь как новенький. Выше нос, дружище, – Кифер похлопал меня по плечу, но это меня нисколько не приободрило. Чертов придурок. Жил себе спокойно без друзей. Так нет же, надо было связаться с этим рыжим приставалой.

Через пару часов мы вышли на улицу. Воздух был свежий, приближалась осенняя холодная ночь. Мы закурили. Я очень нервничал из-за всей этой затеи с Софией. Сто лет ни разговаривал с женщиной, а тут такая красотка… Внезапно Лобански дернулся, глядя на часы.

– Черт, Майки. Меня же родители просили пораньше сегодня быть, какая-то помощь нужна! Вот я осел, забыл совсем. Я побежал, – Лобански хлопнул меня по спине и удалился так стремительно, что я не успел ничего сказать или сделать. Понятно было, что никто Кифера там не ждал рано. Вот сводня! Талантище!

Я стоял спиной к бару, наблюдая, как с огромной скоростью вдоль мостовой удаляется Лобански, только кеды сверкали в темноте. До меня донесся звук хлопнувшей двери позади бара. Я обернулся, на меня не спеша шла София. Она была в джинсах, кроссовках и спортивной коротенькой курточке, из-под которой виднелся живот. Софи улыбнулась, поправляя на плече сумку.

– Можно было догадаться, что провожатый у меня будет один, – игриво сказала она.

– Прости.. гм… Лобански в своем репертуаре. А ты против?

– Нет, что ты. Кифера я знаю сто лет, что нового он может мне рассказать? А тебя не знаю. Ну что, провожать будешь? Прохладно.

– София, конечно! – ее дружелюбный и легкий голос снял некоторое напряжение. Я расправил плечи, и мы не спеша двинулись в сторону мостовой. Асфальт блестел от воды и света фонарей.

– У Вас интересное имя. Откуда Вы? – наконец я нашелся, как начать разговор.

– Давай-ка на "ты". Мои родители итландцы. Они приехали в Нордлэнд в поисках лучшей жизни.

– Зоммервилль, конечно, не то место, где сбываются мечты.

– Они приехали вкалывать, чтобы пробить дорогу мне, – слова Софи прозвучали немного резко, как будто я задел ее за живое.

– Прости, я, наверное, сказал глупость.

– Да, собственно ты прав… Я отучилась в школе в Зоммервилле, потом поступила на художника-оформителя, закончила заведение с отличием. Родители, поняв, что не смогут здесь подняться, решили уехать обратно в Итландию. Естественно со мной. Но я отказалась и осталась здесь. По профессии поработала совсем немного. Так, разовые заказы в столице. Пока подрабатываю в баре с красноречивым названием "Яма". Ну а ты, чем занимаешься?

– Инженер на водонасосной станции. На жизнь хватает. Я понимаю умом, что нужно выбираться отсюда. Но пока нет ни стимула, ни цели.

И так мы шли, рассказывая друг другу о своей заурядной жизни, довольно долго, пока не показался дом Софи – шестиэтажный кирпичный многоквартирный дом с уютным двором.

– Ладно, Майки, спасибо, что проводил. Поболтали. Дальше я сама, – она, было, развернулась, чтобы подняться по лестнице крыльца.

– София, я могу тебя еще раз как-нибудь проводить? Или у меня нет шансов?

Она остановилась, задержала на мне взгляд на несколько секунд, словно в раздумьях.

– Пока, Майки, – мягко сказал она, чмокнув легонько в мою небритую щеку, взлетела по лестнице и скрылась в подъезде.

Тут я понял, что однозначных ответов на затруднительные вопросы от этой женщины я не услышу никогда. Это, видимо, стиль у нее такой! Я стоял, как мальчишка улыбался и держал руку на той щеке, куда Софи меня поцеловала. Впервые за долгое время в моем существе проснулись дремлющие чувства. Я развернулся и зашагал в свой район. Это был начальный момент, когда мне захотелось жить…

Вот так закрутился наш роман с Софи. Она увлекла меня очень серьезно. Первая наша ночь случилась у нее дома в уютной квартире с жирным котом. В одно из провожаний, она пригласила выпить чего-нибудь. Этого приглашения я ждал месяца два. Но до виски не дошло. Как только женщина моих грез закрыла дверь за нами, она встала прямо передо мной с натянутым телом и открытым лицом в ожидании нормального мужского поведения на второй месяц знакомства. Я смотрел на нее. Как она чертовски привлекательна! Эти ниспадающие темные волосы, глубокие глаза, высокие скулы, большие чувственные губы, стройное подтянутое тело… Я взял ее голову в свои руки и начал целовать мелкими легкими поцелуями ее глаза, лоб, щеки, губы. Потом обнял за талию и поцеловал в податливые губы. Целовал и обнимал, пока не понял, что не могу больше терпеть одежду на ней. Я молниеносно сорвал все с нее и с себя. И мы слились в страстной долгожданной борьбе одни в целом космосе. Я понял тогда, что люблю ее.

Нам было легко вместе. Так прошло пару лет, пока не назрел конфликт.

Меня устраивала наша жизнь. Мы с Софией не съезжались, а встречались, то у меня, то у нее, ездили на природу с пикниками, иногда брали с собой Лобански, который невероятно гордился тем, что свел нас. Но зачастую я находил Софию в глубокой задумчивости и молчаливости. На очередном свидании она спросила очень просто:

– Что мы будем делать?

По ее безучастному виду я понял, что она не имеет сейчас в виду этот вечер, а спрашивает о нашем будущем.