Электронная библиотека » Мария Мусина » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 28 июля 2023, 11:40


Автор книги: Мария Мусина


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 2

– Знаете ли, мой юный друг, – голос профессора Аркадьева звучал в телефонной трубке так по-родному, что Филипп невольно расплылся в счастливой улыбке, – знаете ли, мой юный друг, если представить, что мы однажды проснемся и большинство людей вокруг нас будут видеть галлюцинации, а меньшинство – нет, то мы, психиатры станем лечить тех, у кого нет галлюцинаций. Ибо в психиатрии нет устоявшегося регламента. Что это я рассказываю вам о прописных истинах? Ах, да. Вы утверждаете, что ваша пациентка Прохорова – не типичная шизофреничка. Так шизофрения вообще не может быть типичной.

– Но, Илья Борисович, здесь речь идет о сомнении в диагнозе априори. Прохорова признает свое состояние, осознает его как болезненное. Хочет от него избавиться. Я вам писал, что она уже год в стационаре, но нет нарушения мышления. Генерализованной тревоги[3]3
  Генерализованное тревожное расстройство – психическое расстройство, характеризующееся общей устойчивой тревогой, не связанной с определенными объектами или ситуациями.


[Закрыть]
тоже нет.

– Как нет? Если Прохорова ваша галлюцинирует?

– Да, но они повторяющиеся, стабильные, определенные. Прохорова просто хочет от них освободиться.

– Вот и прекрасно! И лечите ее! Шизофрения крайне полиморфична. Но бред, галлюцинации – налицо. Пациентка просит о помощи. Что вам еще нужно?

– Так не помогают нейролептики! Нет никакой положительной динамики. И схизиса[4]4
  В данном случае «схизис» – расщепление личности.


[Закрыть]
нет. Что это значит?

– Так ее лечили – вот и нет схизиса. Мой юный друг, мой вам совет: не увлекайтесь молоденькими, хорошенькими шизофреничками. Во-первых, надо опасаться индуцирования. Во-вторых, только по причине малого клинического опыта вам кажется, что у данной пациентки шизофрения протекает как-то по-особенному. Опять скажу банальную вещь: каждый сходит с ума по-своему. Основной признак психического расстройства – отсутствие в той или иной степени связи с реальностью.

– Так она есть! – Филипп почти кричал. – Есть связь! Прохорова видит будущее! Ее предсказания сбываются!

Профессор молчал.

– Илья Борисович, вы меня слышите?

– Да. Когда я начинал свою врачебную практику – у меня тоже была такая больная. Мне тоже все казалось, что она какая-то особенная. Тоже, кстати, видела «картины» и будущие события.

– Илья Борисович, у вас сохранилась, может быть, ее история болезни?

– Возможно. Я этот случай включил, помнится, в свою кандидатскую. Дочку попрошу на даче на чердаке поискать в архиве.

– Спасибо! – Филипп так обрадовался, как будто обнаружилась панацея от всех болезней на свете. – Огромное спасибо! Жду!

Утренний обход прошел без эксцессов. Даже алкоголики не сильно сегодня рвались домой, пришибленные знаниями о вреде сорокаградусной жидкости, регулярно внедряемые в их сознание доктором Воздвиженским. Только пациентка Кузнецова настойчиво демонстрировала видео на ютюбе: какой-то эпидемиолог рассказывал о том, что эпидемии ковида на самом деле нет, а только искусственно поддерживаемая паника, с целью чипирования человечества.

– Варвара Игоревна, да и бог с ней, с эпидемией. Я посмотрю, я обязательно это посмотрю. Позже. Мне сейчас больными надо заниматься. Вас же здесь никто не заставляет вакцинироваться? Вы в полной безопасности.

– Я против прививок! Они обездвижат наши мозги!

– Очень хорошо вас понимаю. Так вас кто-то заставляет вакцинироваться?

– Вы не понимаете, – в отчаянии шептала Кузнецова, – на Земле останется только один золотой миллиард. А мы все умрем!

– Конечно, умрем. А как же? Обязательно когда-нибудь все умрут. Но что вы предлагаете? Какие наши конкретные действия?

– Я еще не выработала стратегию спасения человечества, – помолчав, призналась пациентка.

– Все в ваших руках!

– Да!

– Действуйте!

«Тревога зашкаливает, двигательная активность повышена – надо успокоительных прибавить. Может, ее случай и подходит к мегаломании. Все же заботиться о судьбах человечества – это мания величия. Или нет? Но здесь присутствует навязчивая идея и явные логические провалы в мышлении. Но может быть, Кузнецова тоже видит будущее? Как Агния? Так, Филипп, ближе к здравому смыслу, ближе…»

Шумейко привел свою пациентку. Лет сорок, в платочке, взгляд уверенно-жесткий, особо контрастирующий с выражением лиц обитателей психиатрического отделения. Определили ее в дальнюю свободную палату.

– Без трепа только, ладно? – предупредил хирург.

– В смысле? – насторожился Филипп.

– Скажи своим, чтобы особенно не распространялись. С главным я, конечно, все утряс, но, знаешь, начнут тебе со всех отделений своих доходяг совать. Тебе это надо? Тебе это не надо.

Филипп пожал плечами.

– Ей лечение какое-то назначено?

– У нее все с собой. Таблетки и постельный режим.

Тетя Рая приняла «кукушонка» без эмоций. Видимо, это принято было в больнице – подкидывать своих пациентов в чужие отделения. Раз палата пустует – почему бы не воспользоваться случаем?

Хмурый Авдей тоже никак не отреагировал на постоялицу. А Зоя – тем более. Она светилась радостной улыбкой целый день. Филипп тоже невольно улыбался, глядя на нее: «Все же не надо так дрожать над своим личным пространством. Тем более, я и не интроверт по сути, а уж тем более не социопат».

– Вы сегодня веселый, – сказала Агния, когда Филипп зашел в ее палату.

Филипп почему-то застеснялся и нахмурился.

– Ну, вот – сбила вам хорошее настроение, не обращайте внимания.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Сегодня мама приедет. Карантин ведь закончился? Филипп Алексеевич, у меня к вам просьба. Успокойте маму. Скажите, что диагноз еще не поставлен окончательно.

– Так и есть. Не поставлен, – Филипп посмотрел Агнии в глаза.

Хотел выглядеть уверенно, но не получилось. Вышел какой-то заискивающий взгляд, скользящий.

– Вы, главное, маме так скажите, остальное – неважно.

Филипп опять смешался.

– О чем сегодня поговорим? – подбодрила его Агния.

– О ваших видениях.

– Их много. Хорошо. Вот это, например. Москва. После войны. Сорок пятый год, осень. Мужчины почти все еще в военной форме. Кое-где даже окна крест-накрест заклеены. Наверное, в эти квартиры еще не вернулись люди. По улице идет старушка. Она в ватнике, шаль такая клетчатая, в крупную клетку сверху – сползла с головы. Она идет на барахолку. В кармане у нее узелок – в нем золотая цепочка и кулон с красным камнем. Она идет менять это на еду. Проходит через дворы. Сейчас ее убьют, – Агния закрыла глаза, – сейчас убьют. Парнишка лет шестнадцати. Ножом. Рыскает по карманам. Находит узелок. Опять рыскает. Больше ничего нет. Убегает.

– Вам страшно, Агния?

– Да. Мне страшно. Зачем я это вижу? Изо дня в день, изо дня в день… Только, пожалуйста, не надо опять этих отупляющих успокоительных. А то я буду врать вам, – Агния лукаво улыбнулась, – буду рассказывать, что я уже ничего не вижу.

– Но вам же страшно.

– Я потерплю. А помните, у Кобо Абэ есть пьеса «Друзья»? Там к человеку приходит целое семейство – на первый взгляд, милые, добрые люди, желающие человеку только добра. Но постепенно «друзья» внедрятся в жизнь хозяина жилища, раздирают всю его жизнь на части. Помните?

– Не читал, – честно признался Филипп.

– Обязательно прочтите! Вам это очень поможет в работе. И вообще в жизни, – смущенно добавила Агния.

«Почему она сегодня не слышит мои мысли?» – подумал Филипп. И вдруг услышал – нет, понял ответ: «Не хочу». Филипп просто знал, что Агния так подумала. Да, она подумала: «Не хочу» – в ответ на его мысленный вопрос. Филипп стряхнул наваждение.

– Тревожные ожидания несчастий вас оставили?

– Да. Пока да.

– Агния, как вы думаете, почему вы предчувствуете одни события и не знаете о других?

– Не знаю, – Агния была озадачена этим вопросом, – а должна?

– Что?

– Должна все будущее видеть?

– Конечно, нет. Но почему вы видите именно определенные события? У вас есть ответ?

– Я подумаю. Это все – и картины, и тревога о будущем – все не из области ума. Вы задаете слишком правильные вопросы для неправильного мира, в котором я живу. С некоторых пор живу.

«Расщепление сознания. Типичная шизофрения», – подумал доктор Воздвиженский.

«Потеряшки-альцгеймеры», как про себя окрестил их Филипп, жили в одной палате и вообще держались друг друга, словно боясь и здесь, в больнице, потеряться и пропасть поодиночке.

– Нас никто не ищет?

– Пока нет.

– Конечно, мы никому не нужны. Но сколько нас смогут здесь держать?

Хорошо бы, старички хотя бы имена свои вспомнили – те, на которые они сейчас откликались, им тетя Рая дала. Вернее, предложила выбрать из нескольких перечисленных ею. Одному понравилось быть Николаем Николаевичем, другому – Александром Сергеевичем.

Николай Николаевич поступил в отделение несколько дней назад, его сняли с поезда, без билета пытался уехать сам не знал, куда и почему и зачем. Александр Сергеевич попал сюда еще при старом докторе.

«Кто-то не помнит прошлого, а кто-то знает будущее. Нормальное отклонение от нормы. Идеалист Платон рассматривал всякое познание всего лишь как припоминание души, воспоминание души своего прошлого опыта».

– Идем в сад гулять? – предложил Филипп. – Сегодня солнечно. Последние теплые денечки…

И осекся. Старички посмотрели на доктора ласково, почти по-отечески.

– Не бойтесь. Нас уже не страшит слово «последние», – грустно улыбнулся Николай Николаевич, – старость и немощь для того и даны, чтобы легче было расставаться с последними денечками. Артподготовка такая перед смертью. Молодым умирать тяжелее.

«Не такие уж они сумасшедшие, – подумал Филипп, – сознание ясное».

В саду вовсю щебетали птицы. Лето уже повернулось на осень, но все же держало тепло – из последних сил.

– Красотища же! – Филипп вдохнул пряный, настоянный на травах и листве воздух.

Старички смотрели на доктора с завистью. У них уже не получалось так беззаботно радоваться.

«Попросить Агнию “поискать” родных потеряшек?» – вдруг подумал Филипп и тут же устыдился этой своей мысли. Психиатр, а верит в галлюцинации! Уму непостижимо! В голове пациентки Прохоровой и без того царит хаос, она только-только стала приходить в себя после убойных доз успокоительных. Волновать ее чужими проблемами? Лечи, доктор, разговаривай с потеряшками, профессиональные навыки забываются в последнюю очередь. Ищи!

– Филипп Алексеевич, – махала обеими руками с крыльца тетя Рая, – вас в ординаторской Прохорова ждет. Мать.

Филипп еще раз посмотрел на ясное синее небо. «Воздух такой ясный и прозрачный, потому что уже почти все отцвело, пыльцы почти нет».

В дверях ординаторской столкнулся с Зоей. Медсестра скользнула пылким взглядом по лицу Филиппа и темпераментно вздохнула. Пошла, не оборачиваясь, по коридору. «А что? Можно и влюбиться. Почему нет?» – мечтал доктор.

Прохорова-старшая была точной копией дочери. Разве что постарше – и то не намного – вполне сестры. Те же русые волосы до плеч, те же янтарные теплые глаза.

– Доктор, ну, как?

– Все хорошо.

– Как? Как хорошо? Агния говорит, что все по-прежнему.

– Есть положительная динамика. Ангелина Михайловна, вы же понимаете, такие сбои в психике быстро не проходят.

– Она уже год учебы пропустила. Может быть, Агнию в Москве показать? Как вы считаете? Или везде все врачи одинаковые?

– Я консультируюсь с коллегами, – уклончиво ответил Филипп.

– Спасибо, что сняли ее с этих ужасных, одуряющих уколов.

Филипп вдруг вспомнил свою маму. Если бы с ним случилось такое – а ведь со всяким может случиться – была бы ли она так же ровна с докторами? Наверное, ведь уже год прошел. Привыкла.

– Сильнодействующие инъекции были необходимы на определенном этапе.

– Ну да, ну да. Так вы считаете, что Агния идет на поправку?

– Так еще сказать нельзя, но Агнии уже явно лучше. Вы мне скажите, как все это произошло? В один ли день?

Ангелина Михайловна растерянно посмотрела на врача:

– Вы разве не знаете?

– Важно еще раз от вас услышать.

В больнице долго был карантин – посетителей не пускали. С одной стороны, так спокойнее было. С другой – связи с родными никакой – ни у пациентов, ни у врачей.

– Агния не рассказывала? Ну да, она же сумасшедшая. Вы так считаете?

– Я так не считаю, – честно признался Филипп. – Но у Агнии определенные трудности в восприятии действительности на данный момент.

– Да, доктор, – обреченно кивнула Ангелина Михайловна.

Около года назад Агния с подругой Надей Лемеховой шли через парк. Собирались в кино, потом в кафе зайти – беззаботно провести вечер. И вдруг Агния накинулась на проходившего мимо мужчину. Кричала: «Убийца!» Вцепилась в мужика так, что подруга оторвать не могла. Подоспевшие прохожие пришли на помощь. Агния билась в истерике, ее скрутили, приехала полиция, Агнию доставили в отделение. А там уже вызвали психиатра.

– А тот мужчина, пострадавший?

– Он заявление писать не стал. Пожалел, наверное. Ясно было, что Агния – не в себе. Она вообще никогда до этого агрессии не проявляла. Очень ровная была – и в отношениях с людьми, и вообще. Добрая. А тут такое. Агния была такая окрыленная, только-только вернулась. На экскурсию ездили они всей группой – на Соловки. Такая умиротворенная вернулась. И вдруг на человека набросилась – ни с того ни с сего…

– Вы знаете фамилию пострадавшего?

– Нет. А зачем?

У Филиппа были мысли по этому поводу, но он не стал их озвучивать, только спросил:

– В карте написано «наследственность не отягощена». Вы всех своих родственников знаете?

Ангелина Михайловна кивнула.

– А по линии отца Агнии?

Явное замешательство.

– Вы в разводе?

– Нет, он пропал, когда Агния была еще совсем маленькая. Просто однажды ушел из дома и не вернулся.

– Искали, конечно.

– Безрезультатно.

«В стране пропадает ежегодно какое-то безумное количество людей – несколько десятков тысяч. Все может быть. Или все-таки склонность к бродяжничеству?»

– Кем он работал?

– Он только из армии пришел. Не успел ничего.

– И вы с его родственниками связь не поддерживаете?

– Сергей детдомовский.

«То есть наследственность очень даже может быть отягощена», – Филипп поставил в карте большой вопросительный знак.

«А что? Он ничего себе, годный, этот Филя, – размышляя Зойка, раскладывая по ячейкам дневные таблетки для пациентов. – Потом, может, и замуж за него пойду. Он по всему – порядочный. Скажу: забеременела. Можно и родить. В Москву заберет. Не останется же он надолго в этой нашей богадельне. Просто надо себя по-умному вести. Перестать глазки строить Константину Ивановичу из главного корпуса. А то он, как дежурства совпадают – сразу к себе зовет, намекает на секс. Дать, конечно, несложно, Иваныч с главврачом дружбан и вообще не противный. Но тут надо все прекратить. Но опять же – по-умному. Отлуп, но под каким-то благородным предлогом. Жене стукануть? Чтобы застала? Теперь уже нельзя – у меня Филя, скандал не нужен. Навязываться не буду. Пусть Филя в следующий раз сам позовет. А с Иванычем придумаю что-нибудь. Обязательно!»

«Дорогая мамочка, – набивал Филипп на клавиатуре, – у меня все хорошо. По-прежнему живу в отделении, но это и удобно. Главврач меня даже и не зовет на летучки – видно, стыдно в глаза смотреть: обещал же квартиру. Так что у меня здесь полный сепаратизм.

Больных немного, и все они с понятными диагнозами. Только одна Прохорова вызывает сомнения по-прежнему, я тебе о ней писал. Советуюсь с Аркадьевым. Учусь!

Папе привет! Целую всех, обнимаю».

Больше Филипп ничего не стал писать – ни про убийство Стаса Завьялова, ни про допрос у следователя. Родителей надо жалеть.

Папа и с мамой жили в Подмосковье, работали там же врачами в поликлинике. Мама педиатром, отец кардиологом. И куда Филиппу было деваться после школы? Конечно, в мед. Поступил в московский вуз легко, даже общежитие дали – мальчишек на курсе было раз, два и обчелся.

Учиться было интересно. Только от вида разрезанных лягушек Филиппа тошнило. А также от разрезанных мышей и собак, не говоря уже о людях. На первом же занятии в анатомичке – еще до хирургического вмешательства в организмы животных – Филипп понял, что будет специализироваться на психиатрии. Там хотя бы не режут.

Среди циничных медиков, а цинизм медикам свойственен, бытует мнение: психиатрию выбирают те, кто чувствует за собой какие-то психические отклонения, чувствуют, с ними что-то не то – вот и специализируются на душевных болезнях – прежде всего с собой разбираются.

Филипп остро почувствовал, что с ним что-то не то, на первой же разрезанной лягушке. Однокурсники спокойно и пытливо рассматривали внутренности земноводной, а Воздвиженского с души воротило. Знал бы он, каково это копаться в психике душевнобольных, – возможно, выбрал бы просмотр внутренностей лягушек.

А к хирургам Филипп всегда относился, как к небожителям. Это же какие нервы надо иметь и силу духа! Прийти на работу в 7.30. В 8.00 уже быть в операционной и резать, резать, резать. И не мышей-лягушек каких-нибудь, а живых людей. Какой же мощи должно быть желание помогать и врачевать!

Кстати о хирургах. Как там подкидыш?

Дверь палаты была закрыта. Филипп постучал, потом еще раз:

– Можно?

Новенькая сидела на кровати, испуганно смотрела на доктора.

– Как самочувствие? Идите в сад – сегодня все гуляют – хорошая погода.

– Спасибо, – опустила глаза новенькая.

– Светлана Максимовна, – припомнил имя «кукушонка», – это входит в оздоровительный процесс. Надо двигаться на свежем воздухе.

– Я позже пойду, – неловко улыбнулась пациентка.

– Обязательно!

«Депрессия», – подумал Филипп. Но вспомнил, что Светлана не его пациентка, ее не надо лечить. Или надо?

– Странная, – заметила, проходя мимо, тетя Рая, – целый день сидит в палате.

– Возможно, после хирургии еще в себя не пришла, после наркоза. Но гулять все же надо.

– Вы прочли «Друзья»?

– Когда? Не успел, – вздохнул Филипп.

«Все же она оторвана от реальности. Не чувствует время? У нее свои отношения со временем».

– Как вам моя мама? – Агния настороженно смотрела на доктора.

– Хорошая мама, – улыбнулся Филипп, – вы очень похожи.

– Только внешне, к сожалению. Мама всегда плыла по воле волн. Я бы тоже так хотела, но не получается. Или вам кажется, что я покорная?

– Покорная? Нет.

Агния рассмеялась:

– Ну, да. Буйная же.

– Теперь уже нет. Вам же легче.

– Сейчас – да. Но вы же знаете – это до поры до времени.

– Вы опасаетесь повторения приступов, – сказал Воздвиженский и осекся.

– Это не приступы, доктор. К сожалению.

– Опишите, что вы чувствуете во время… в то время, когда вас волнуют предчувствия.

Агния помолчала немного, взгляд ее остановился на одной точке. Прохорова словно рассматривала что-то вдали, пытаясь распознать детали.

– Прежде всего – это бессилие. Отчаяние. Мне хочется быть там, но я не могу быть там.

– Где?

– Ну что вы, доктор, – с укором посмотрела Агния на Филиппа, – там, где это все происходит. Я это вижу, чувствую даже запахи – а прорваться сквозь время не могу.

– Сквозь время никто не может прорваться. Это невозможно.

– Тогда почему я это вижу?

Проще всего было бы сказать: это ваши фантазии. Но Филипп уже знал, что это не так. Не совсем так. Ведь были же и пожар, и гибель детей, и убийство Стаса Завьялова – все это было.

– Мы измеряем время по часовой стрелке, – сказала Агния, – и по движению солнца. Но время вообще – изменяемо. Оно в принципе изменяется. Это его свойство. Время – условная категория. Мыслительная. Если мы можем представить прошлое – почему нельзя представить будущее?

«Чистый бред», – подумал Филипп.

– Ну, вот, вы опять, доктор, – с обидой укорила Агния. – Если прошлое существует в нашем воображении, почему будущее не может существовать таким же образом?

– Потому что будущее мы не пережили, – просто ответил Филипп.

– А если пережили?

– Как? Если оно еще не случилось?

– А если случилось? В голове? – Агния потрепала себя по волосам. – Это как-то связано – прошлое и будущее в моей голосе. Я это чувствую. Считаете, что я брежу?

– Нет, нет, говорите, – спохватился Воздвиженский.

 
– Порой часы обманывают нас,
Чтоб нам жилось на свете безмятежней.
Они опять покажут тот же час,
И верится, что час вернулся прежний.
Обманчив дней и лет круговорот:
Опять приходит тот же день недели,
И тот же месяц снова настает —
Как будто он вернулся в самом деле.
Известно нам, что час невозвратим,
Что нет ни дням, ни месяцам возврата.
Но круг календаря и циферблата
Мешает нам понять, что мы летим[5]5
  С. Маршак.


[Закрыть]
, —
 

прочла Агния.

Помолчала, внимательно глядя на Филиппа.

– Прочтите что-нибудь еще, – попросил доктор.

 
– Все вещи разрушает время,
И мрачной скукой нас томит;
Оно как тягостное бремя
У смертных на плечах лежит.
Нам, право, согласиться должно
Ему таким же злом платить
И делать все, чем только можно
Его скорее погубить[6]6
  Н. Карамзин.


[Закрыть]
.
 

– Спасибо. Вы замечательно читаете стихи.

– Спасибо. Время ведь непознанная категория, правда, доктор? Или вы считаете, что мир познаваем? – улыбнулась Агния.

– Мы стараемся, – кивнул Филипп.

– Только у нас пока плохо получается. Есть белые пятна. Даже в естественных науках. Вы же Наталью Бехтереву читали? А между тем над загадками мозга бился целый научный институт. И не один. А стихи меня мама научила любить. Она всю жизнь хотела преподавать литературу в старших классах. Но образования не хватало – педагогический техникум только. Потом я родилась, и не было уже ни времени, ни сил учиться дальше. Так и осталась учительницей младших классов. Малышня в две смены училась. Я – с ключом на шее ходила. Иногда мама вечером читала мне стихи. Спрашивала: как я их понимаю. «Ребенок развивается нормально», – говорила. На меня времени мало оставалось – чужих детей учила. Доктор, я очень хочу выздороветь! Очень! Вы мне поможете? – Агния с тревогой смотрела на доктора.

– Конечно, – Филипп попытался придать голосу твердость, и это, похоже, получилось.

В палату заглянула Зоя. Скользнула по Агнии равнодушно.

– Филипп Алексеевич, вам какой-то следователь Кузьмин дозвониться не может. Вы к телефону не подходите?

Филипп похлопал себя по карманам, нашел телефон. Отключил еще утром перед обходом. Да, пять звонков с неизвестного номера. Перезвонил.

– Я вас в кэпэзэ посажу, – рявкнул Кузьмин вместо здрасти, – вы срываете следственные действия.

– Я на работе, – строго ответствовал доктор. – Слушаю вас.

– Это я хотел бы вас слушать и лицезреть. Сегодня!

Филипп растерянно посмотрел на Агнию.

– Мне надо идти. Завтра договорим.

– Подождите, – вдруг заволновалась Прохорова.

Встала, заходила по палате, натыкаясь то на тумбочку, то на кровать, словно не видела ничего перед собой.

«Так разволновалась из-за звонка следователя?»

– Агния, что случилось?

Агния отмахнулась, все ходила в тревоге по палате, подошла к окну.

– Вам сейчас звонил человек, у которого будет большое несчастье. Беда!

Только сейчас Филипп заметил, что Зоя все еще стоит в проеме палаты, с интересом наблюдая все происходящее.

Филипп молча встал и закрыл дверь. Получилось невежливо. Но Филиппу хотелось оградить приступ Агнии от чужих глаз. Хотя какая Зоя чужая? Медсестра психиатрического отделения – еще и не такое видела. И все же Филипп закрыл дверь, почти машинально, почти не осознавая что делает.

Агния по-прежнему металась по палате.

– Скажите ему, скажите…Маленькая девочка, она в опасности… Она погибнет, если ее не остановить…

Сгоревших заживо детей, убитого парня под дождем – все разом увидел Филипп.

– Я скажу, обязательно скажу. Как остановить? Вы видите?

– Не успеют. Зеленый дом за кинотеатром знаете?

Филипп не знал.

– Идем, – решительно приказала Агния и рванула на себя дверь палаты, наткнулась на Зою.

– Я знаю, где зеленый дом, – медсестра спокойно отстранила пациентку, – а вам нельзя, на капэпэ не пропустят. А через забор лезть – время терять. Идемте, Филипп Алексеевич. Это недалеко.

Зоя и Филипп бежали, стараясь не натыкаться в сумерках на прохожих. Без курток, в белых медицинских халатах, со всех ног – куда, зачем они бегут? «Каждый сходит с ума по-своему», – ясно услышал Филипп слова профессора. Филиппу казалось, что эта безумная горячечная гонка бесконечна. Но зеленый дом и правда был недалеко.

Зоя увидела ее первой – маленькую девочку, зацепившуюся крохотными пальчиками за подоконник третьего этажа. Филипп и Зоя одновременно вытянули руки вверх, малышка рухнула им на руки почти в тот же миг. Девочка была легкая, как пушинка, но Филипп и Зоя не устояли на ногах. Ребенок громко заплакал. Цела ли? Филипп попытался встать. Из подъезда выбежала женщина, подхватила девочку, прижала к себе.

– Бабушка, я больше не буду, – испуганно лепетал ребенок, заливаясь слезами.

Зоя молча поднялась и пошла куда-то, Филипп догнал ее и обнял. «Шоковое состояние, у меня у самого такое».

Хлынул ливень, холодный не по-летнему. Филипп и Зоя шли, не понимая, куда и зачем.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 3.4 Оценок: 7

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации