Текст книги "Большая книга ужасов – 90"

Глава VII

– Так разбегаются армии. – Мышка смотрел Ване вслед и картинно вздыхал. – Пойдём дальше или разбежимся с воплями от воображаемых монстров?

Прозвучало и правда смешно. Девчонки хихикнули, как будто не сами удирали минуту назад от призрачного охранника. Серёге даже стало немного стыдно. Опасность, если она была, здесь на воздухе улетучилась, показалась выдуманной, глупой.

– Там что? – Серёга показал на огромный корпус впереди, он смотрелся исполином на фоне низеньких соседей. Два этажа, всего два, по высоте были, наверное, с пятиэтажный дом, только длиннее. Все, не сговариваясь, потянулись туда.

Табличка на дверях сбита, и сама дверь на одной петле. Мышка вошёл первым, светя под ноги. Пол был бетонный, весь украшенный ржавыми пятнами, как будто здесь только и делали, что поливали пол вареньем или грязной водой. В воздухе стоял странный металлический запах.

– И чем это было при жизни? – Настя ковырнула ногой особо жирное тёмное пятно на полу. Оно въелось давно и прочно. Не то чтобы ей было любопытно, но этот странный запах…

– Тебе лучше не знать! – хихикнул Мышка.

– Я думаю, какое-нибудь варенье или что-то вроде. – Серёга тоже светил под ноги. Здоровенные окна в пол вообще не давали света. Это из-за грозы, из-за этих облаков. – Думаю, когда фабрику закрывали, вывозили оборудование, вот это вот всё, то навандалить успели будь здоров. Напроливать, насвинячить, наломать…

Они вышли в огромный зал, наверное, бывший цех. Света здесь было чуть побольше, хотя всё равно темновато. Пол так же залит грязными пятнами, и опять какие-то тряпки на полу. Под потолком – здоровенные трубы. Ленка посветила и увидела какое-то шевеление прямо над головой…

– Крыса! – Крыс было много. Они сидели на высоченной трубе под потолком, как голуби на проводах. Возились, попискивали, вроде, даже дрались… От этого казалось, что вся труба шевелится.

– А ты как думала! Пора привыкнуть.

Не то чтобы Ленка боялась крыс, но…

– А что они тут едят? Карамельки двадцатилетней давности?

– Давно бы доели уже… – Серёга увидел под ногами ленту неразрезанных фантиков, поднял и рассматривал в луче телефона. Яркие, красно-чёрные, будто не пролежали тут двадцать лет… Наверное, эти окна совсем не пропускают солнечный свет, вот и не выцвели. – Правда странно.

– Да друг друга жрут небось! – Мышка цапнул с пола другую ленту фантиков. – Видал, какие жирные! В конце концов, останется только одна и завоюет мир! Ну и собак, конечно, бродячих.

– Фу! Не справятся.

– Справятся-справятся. – Серёга вспомнил собачьи шкурки. – Их же много.

Как будто соглашаясь, крысы под потолком завозились, запищали, Ленка даже закрыла уши. Одна крыса неудачно шмякнулась сверху прямо ей под ноги и драпанула прочь.

– Не пугайте, а?

– Чего пугать, мы говорим как есть. Но ты не бойся: нас тоже много.

Они шли по длиннющему бывшему цеху, подсвечивая под ноги. Фантики, ленты неразрезанных фантиков, они ещё пахли краской или это только казалось? Запахи могли прийти и с улицы, через огромные выбитые окна. Стены были чистые, в смысле неизрисованные, только стрелки-указатели со стёртыми пояснениями.

Крысы под потолком пищали и возились и, кажется, тоже двигались вперёд. Ленка так и шла, светя не под ноги, а на потолок, на этих крыс. И ей казалось, что крысы организованно перемещаются вслед за ними.

– Не свети, ты их приманиваешь! – Настя тоже смотрела на крыс.

– Ерунда, не пойдут они на свет. – Ленка не хотела гасить фонарь, но телефон пискнул, сообщив, что осталось мало заряда, и сам погас. Сразу стало неуютно: она не видела, что там наверху делают крысы, казалось, они подкрадываются.

– А если их много, могут, наверное, и человека сожрать… – Серёга сказал это задумчиво, будто своим ногам. Он не пугал, он правда так думал.

– Прекрати!

– Что? А, ну извините. Я думаю, их нужно гораздо больше для этого, так что…

– Прекрати! – девчонки взвизгнули это хором, и Серёга замолчал.

За цехом был выход в маленький узкий коридорчик. Тёмный, кажется, здесь не было вообще никаких окон.

– Здравствуй, клаустрофобия! – Мышка направил луч на низкий потолок. За спиной послышался «шмяк», будто что-то упало на пол. Наверное, все обернулись в этот момент. Бывший цех был гораздо светлее того коридорчика, куда вёл их Мышка со своей клаустрофобией, но всё-таки там было слишком темно.

«Шмяк!» – как будто упало что-то мягкое и небольшое, котёнок, которого прогнали со стола. «Шмяк, шмяк, шмяшмякшмяк»…

– Что там?! – Кажется, Настя рявкнула это кому-то в ухо. Она изо всех сил вглядывалась в эту серую темноту, видела блеск труб и даже тряпку на полу – бывший белый халат.

– Вода капает. – Мышка демонстративно прочистил ухо. – Не надо так нервничать, девочки, дырявая крыша, конечно, страшна, но это если дом твой, а так…

– Да какая вода! Оно не журчит, не капает, оно… – Ленка прислушалась. «Шмяки» участились, как будто не один, а уже десятки котят спрыгивают на пол с высоты… – Крысы! Крысы спрыгивают на пол!

– Точно! – Серёга выставил перед собой луч фонаря, но крысы туда всё равно не попадали. – То-то, думаю, странный звук! Хорош уже крыс бояться, девчонки, идём!

Они двинулись дальше по этому тесному коридорчику. «Шмяки» за спиной продолжались. Здесь было чище и как-то спокойнее: под ноги реже попадался мусор, Мышка шёл впереди уверенно, будто знал, куда идти.

– Здесь должен быть выход на лестницу. – Он толкнул невидимую дверь, и сразу стало светлее.

Лестница была как лестница больше всего похожая на ту, что в подъезде, даже с перилами. Она освещалась огромными окнами в пол. Мышка, не задумываясь, побежал вверх.

– Не провалиться бы… – Серёга задумчиво попробовал ступени на прочность. – Осторожно, девчонки, больно видок у неё древний.

– А я лёгкий. – Мышка перегнулся через перила и показал язык. – Давайте сюда, здесь красиво.

Не без опасений ребята поднялись по лестнице и вошли в такой же огромный темный зал. Но Мышка забегал по нему как восхищённый чокнутый, бросая луч фонаря то на одну, то на другую стену.

– Не мельтеши! – Настя тоже направила луч на ближайшую стену. Хотя и без фонаря было видно: когда-то здесь и правда было красиво.

Стены и высоченный потолок оказались выложены мозаикой, осыпавшейся, ветхой, с огромными дырами серого бетона в самых неподходящих местах. У медведя из сказки про Колобка не было глаз, а у Конька-горбунка половины морды. Кое-где не хватало огромных кусков, и всё равно, это уныние знало лучшие времена. Мозаику хотелось рассмотреть, сфотографировать, покрутить в руках так и этак, если бы это было возможно.

Ленка щёлкала фотоаппаратом. Она шла вдоль стены, как маляр с кисточкой, стараясь ничего не упустить. Остальные рассматривали так, освещая каждую деталь, как будто это важно. И вроде ничего особенного, во многих старых постройках можно увидеть такую мозаику, и всё равно она завораживала.

– А что здесь было-то?

– Столовка. Вон остатки столов.

Остатки столов валялись по полу тут и там, щетинясь в воздухе ножками. Серёга рассматривал мозаику, когда под ногами что-то блеснуло. Нагнулся: печатка. Мужская печатка с короной, старомодная и какая-то знакомая…

Чуть слышно скрипнула дверь. Никто и не заметил сперва, все были заняты кто чем. Но дверь скрипнула ещё раз, и ещё…

– Что там? – Серёга сунул печатку в карман и посветил в проход.

– Сквозняк, – не глядя буркнул Мышка, но это был не сквозняк.

Раздолбанная деревянная дверь на лестницу ходила ходуном, мелко-мелко постукивая о косяк. В самом низу, похоже, давно была прогрызена дырка. В неё лезли крысы. Одна за другой, цепочкой, потоком, одна за другой, как будто их манит, ведёт сюда кто-то невидимый.

– У меня такое чувство, что они нас преследуют. – Ленка отошла в глубину зала, поближе к остальным.

– Не говори ерунды: в столовку животные пришли, что тут такого! – всё-таки Мышка плохой шутник.

– В столовку, где уже двадцать лет нет еды? Смотри, они даже нас не боятся…

Крысы по одному забегали в зал и сбивались в кучу у входа на лестницу, как будто специально перекрывая выход. Они по-прежнему возились, пищали, дрались, в общем, вели себя как крысы, но в их действиях будто была какая-то организованность.

– Что-то мне тоже неуютно. – Настя светила фонарём на эту стаю, всё прибывающую и прибывающую, они даже не разбегались от света! Серёга тоже направил туда фонарь.

– Может, и правда напасть хотят… – он говорил это с сомнением, чувствуя, как это самое сомнение тает с каждым словом. Их уже было много. Сотня, две или три, ковёр, шевелящийся зубастый ковёр, растущий тонкой ниточкой из-под двери… А за дверью, там, на лестнице, зашуршало.

Звук был, как будто что-то тяжёлое волокут по бетонному полу. Крысы шумят не так: они цокают коготками, пищат. А здесь было большое, солидное, тяжёлое…

Ленка завопила. Кажется, Серёга тоже, такой силы был вопль. Настя вцепилась в Мышку:

– Скажи, что здесь есть второй выход на лестницу! – И, не дожидаясь ответа, поволокла его вперёд в том направлении, где не было крыс, туда, где мог бы быть выход.

Зал казался бесконечным, хотелось обернуться, но было боязно: а вдруг гонятся, вдруг рядом, сейчас надо сматываться, подальше, подальше, от крыс, от этого тяжёлого. Они шли, вроде, быстро, но невыносимо долго, оглушительно топая, и всё равно слышали, как за спиной цокают коготками крысы, как оглушительно шуршит нечто. Зал кончился. Ленка, как-то оказавшаяся впереди, толкнула ближайшую дверь, выскочила на лестницу. Битые ступеньки уже не пугали: вниз, вниз, вон отсюда!

Глава VIII
Ленка

Многоэтажки завораживали своими размерами и молчаливой солидностью. Как слон в зоопарке, как Пизанская башня и Москва-сити. На ладошке пусть дуры фотографируют. Ленка надевала отцовский дождевик, волочившийся по земле, укладывалась в грязюку (А где на стройке чистое место найдешь? Там ракурс не тот.) и снимала снизу. Дома получались огромными серыми исполинами, уходящими в небо, нависающими над зрителем.

Мать не одобряла её увлечения: «Что за занятие для девочки»; «Фотографов никто не любит, их все бьют». Что ж, она права. Если бы Ленка снимала людей, может, так бы оно и было. Никому не нравится быть застигнутым врасплох, быть снятым в невыгодном ракурсе, а Ленку тянуло к неожиданным решениям. Она могла торчать на стройплощадке вечно, суя объектив в каждый угол, щёлкая каждую деталь под ворчание матери. Хотя этот переезд она же и придумала: «Павлику нужна своя комната, и воздух нужен, в центре разве детей вырастишь? Есть у меня уже одна жертва урбанизации», – это про Ленку.

Павлик из тех младших братьев, кто пока никак себя не проявляет, кроме ночных воплей, конечно, но это не такая уж и проблема. Ленка ещё сама не решила, как к нему относится. Из-за ночных воплей, например, можно санкционированно прогулять школу: «Я не выспалась, а сегодня контрольная, хочешь, чтобы у меня двойка была?», – а переезд, который тоже, как ни крути, из-за Павлика, увлекал, как всё новое.

Ленка любила приезжать сюда с отцом, пока дом строился. Фоткать эти махины и причудливый строительный мусор, потихоньку убалтывать отца на высокий этаж. Мать хотела второй из-за детской коляски, но разве со второго что увидишь? А ей хотелось увидеть всё, запечатлеть всё, найти нужный ракурс для каждой пылинки. Пока отец ворчал, поскальзываясь на грязюке: «Вообще не продвинулись, не дай бог ещё на год затянут, я с ума сойду», – Ленка носилась (чаще ползала) по стройке и снимала, снимала…

Чтобы вечером вдумчиво разбирать. Ленка усаживалась за компьютер, перекидывала файлы, наливала чай в термокружку (потому что он частенько успевал остыть) и рассматривала на экране фотки своего будущего дома и двора.

Иногда в кадре оказывались люди. Ленку это расстраивало: во‐первых, они там просто были не нужны, а во‐вторых, она не помнила, чтобы они попадали в кадр в момент съёмки, значит, Ленка невнимательная, сама не видела, что снимала, увлекшись; ну или… Если честно, в первый раз она даже испугалась. На том снимке был дом, ещё не достроенный, ещё без крыши, с незастеклёнными окнами, но уже вытянувшийся во всю свою вышину. Рабочих не было и быть не могло, они с отцом старались приезжать в обед, чтобы Ленка могла пофоткать, никому не мешая. А человек в кадре был. Он торчал из пустого оконного проёма на самом верхнем этаже и как будто махал Ленке рукой.

Сперва она просто расстроилась (не заметила, растяпа). С её точки, с земли, человек выглядел муравьём, не мудрено, что она не заметила. Решила убрать в Фотошопе, стала увеличивать снимок, крутила колесо мыши, пока злополучное окно не выросло во весь экран. Получился «портрет» в оконном проёме, как в рамочке. Отлично получились черты лица: резко, нипочём не скажешь, что снимок многократно увеличен. Старик. Глубокий старик, странно, что такие вообще работают на стройке. И форма на нём – другая, не рабочая, а похожа на форму охранника. И ещё сверху – наброшенный белый халат, непонятно зачем и откуда. Он посмотрел со снимка прямо на Ленку и подмигнул ей.

Нет, показалось. Всё-таки показалось, она потом долго убеждала себя, что показалось. А тогда охнула, отпрянула от компьютера, спасибо, что не завопила, а то обязательно бы прибежал кто-нибудь из родителей, что она скажет? Щёлкнула мышкой: «Удалить», «удалить»! Сердце трепыхалось где-то в горле. Хорошо, что фотку можно удалить.

Ленка свернула окно Фотошопа и долго таращилась на рабочий стол. Глупый пейзаж «по умолчанию», который менялся то ли в зависимости от времени суток, то ли просто когда хотел. Она поменяла тему рабочего стола на одну из своих старых фоток, пошла налила чаю вторую кружку, хотя первая так и стояла нетронутой, даже не остывшей. В общем, не сразу заставила себя вернуться к фоткам.

Люди ещё появлялись. Иногда рабочие в ярких жилетках, но чаще этот приметный старик в белом халате. Как будто он специально хотел попасть в кадр, летал от этажа к этажу, от дома к дому, но ведь это же невозможно! Да и Ленка бы заметила… И что, в конце концов, он делал на стройке в этом своём белом халате? Почему-то халат удивлял больше всего. Чего только не попадёт в кадр иногда… Она листала фотки, и загадок только прибавлялось: этот в халате перемещался со скоростью пули. Три снимка подряд трёх разных домов, и на каждом, на разных этажах этот… «Дата создания файла», «Время» – ни минуты между снимками, секунды прошли!

Ленка откинулась на стуле, ошалело уставившись на экран. Старик вёл себя прилично: больше не подмигивал. И всё равно, в лице было что-то странное, пугающее и притягивающее одновременно, не хотелось отводить взгляд. Неужели фантом? Ленка о них только слышала и, конечно, не верила. Все фантомы, призраки, потусторонние сущности, которые ей доводилось видеть на фотках в Интернете, на поверку оказывались капельками дождя, дефектами линз, ерундой, в общем, а не фантомами… Но тут-то целый человек, не пятнышко. То есть… Какой же он человек, люди не перемещаются с такой скоростью! И не подмигивают с экрана ошалевшему фотографу. Неужели ей и правда удалось сфотографировать что-то потустороннее? Чувствуя себя полной дурой, Ленка лезет гуглить «Призраки на фотографиях».

…Уже весной, когда дом наконец-то достроили, Ленка ездила с отцом на новую квартиру, смотреть, как идёт отделка. Отделкой занимался злющий рабочий Билол. Он всё время ворчал о чертовщине и дьяволе, пока Ленка фоткала потрясающий вид с балкона. Ей удалось выпросить достаточно высокий этаж, и это было здорово. Бывший пустырь, бывшая стройплощадка теперь была почти настоящим двором. Ещё грязным, без детской площадки, без единого фонарика, но это и было здорово. Только на мониторе вдруг начали появляться посторонние фотки.

Ленка даже не сразу заметила. Перебирала в очередной раз картиночки: вот двор с балкона, вот двор снизу, вот кусок бетонного забора, как удачно она его поймала, а эта дыра в бетоне, прям апокалипсис. Только надо чуть-чуть обрезать вот здесь, чтобы сместился центр композиции, и тогда… Она провозилась с этим забором несколько минут, пока не дошло: какой забор-то?! Они с отцом не ходили дальше двора и квартиры, а этот забор – он далеко. За двором, за пустырём, он огораживает территорию какой-то убитой заброшки. Ленка, конечно, видела и хотела там побывать, но с балкона не фоткала, тем более, так близко. Может, как-то всё-таки прицелилась, приблизила, сама того не помня… Ленка пролистала снимки. Заброшка красного кирпича была везде. Близко, очень близко, фотограф точно стоял за самим забором и даже, кажется, в глубине территории (был снимок, где фотограф стоит между двумя корпусами красного кирпича).

Сперва не поверила: побежала к отцу. Тот у виска покрутил: «Не брал я твой фотоаппарат, ещё чего!» Ленка уже догадывалась, кто взял. Ну или кто эти фотки туда поместил. Почему-то о нём думалось уже без всякого страха: эффект экрана или как это там называется? Когда фотограф суёт объектив чуть ли не в пасть хищнику и не чувствует опасности: он-то хищника видит через объектив, как будто тот не живой, не настоящий, а просто картиночка на экране… То, что такие фотосессии кончаются плохо, Ленка, конечно, тоже знала. Но тогда об этом не думалось. Тогда думалось: «Что такого интересного он хочет ей показать, этот, в халате? Недаром же на фотках была та заброшка?»

Глава IX

Длинный просторный коридор почти не освещался: только маленькие окошки под самым потолком. Серёга шёл последним. Он захлопнул дверь на лестницу и налёг на здоровенный железный засов, широкий, плоский, как метровая линейка в школе.

– Мышка, помогай!

Мышка лихорадочно шарил в карманах. Увидев Серёгины старания, только ухмыльнулся:

– Думаешь, это остановит крыс?

Дверь и правда была деревянная, хотя выглядела надёжной: крепкой, небитой. Даже краска как будто не облупилась. Настя молча подошла и упёрлась плечом. Серёга тут же лязгнул засовом. Так спокойнее. Железный скрежет утонул в воздухе, и стало тихо. Коридор был широченный, просторный и какой-то чистый. Не было уже привычного мелкого мусора на полу. Древний протёртый линолеум поблёскивал в свете фонариков, будто его кто-то недавно мыл. Стены без единой надписи и не такие облезлые, как везде, краска здесь сохранилась лучше.

– Проходная. – Мышка похлопал рукой по стене и вытер ладонь о штаны.

– Ой, откуда ты знаешь? – Ленка, моментально успокоившаяся (крыс-то нет), щёлкала фотоаппаратом наугад. Щёлкать было нечего: никакой разрухи, никаких руин, если не считать окна без стёкол, но от этого они смотрятся только чистыми. На экране цифровой камеры проходная выглядела вообще как новенькая: ни пыли на стенах, ни вытертых светлых пятен на линолеуме, – красота.

– Я, это… – Мышка вертел в руках маркер. – План видел! Думаете, вы одни, девчонки, читали об этом месте? Да я план скачал ещё месяц назад, всё изучить успел.

– Покажи! А потайные места есть? Бомбоубежища там… – Серёга шагнул к Мышке, как будто тот сейчас же из кармана достанет пиратскую карту сокровищ. Мышка даже попятился.

– Так это… Не в телефоне же.

– И не распечатал?

– Мы неожиданно собрались… Но потайные места есть. Запасные выходы, бомбоубежище… Огромный подвал на всю территорию! С выходами в любой корпус. И отсюда…

– А я не видела… – Настя это сказала потому, что расстроилась: столько читать про фабрику и не найти главного: плана! Но Мышка неожиданно психанул:

– Ты что, мне не веришь, да? Идём, покажу, идём! – он потянул Настю за рукав.

– Идём! – подхватил Серёга. – Погоди, а здесь, вот здесь, есть какие-то потайные места? Ну тайники там, где работники ворованные конфеты прятали…

Мышка хрюкнул так, что эхо разнеслось по коридору:

– Чудак, это проходная! Там комната охранника! А если тебе хочется просроченных карамелек… – Он, наконец, нашарил в кармане маркер и нарисовал стрелку на чистой стене: – Для Вани. Вдруг передумает, начнёт нас искать. В подвале до утра блуждать можно. Говорят, он не только по всей территории, но и дальше, но это брехня, так, пугалка. Всех страшат подземные города. Там бункеры, чудовища… – он рассеянно покалякал маркером по стене, как будто расписывает, и дописал под стрелочкой: «Мы там».

– Теперь Ваня точно поймёт. Других же дураков здесь до нас не было! – Серёга в очередной раз подумал, что стены и правда слишком чистые, что другие дураки обязательно бы их расписали, вон, как Мышка: незачем же, Ваня не вернётся, а он расписывает просто потому что маркер есть, потому что может.

– Сюда! – Ленкин голос доносился из самой темноты, из глубины коридора. Её и видно толком не было, так, блестящая линза фотоаппарата на ножках. – Идите сюда, здесь такое… – послышались щелчки фотоаппарата, и ребята устремились вглубь коридора.

Там, где кончались окна и начинался уж полный мрак, на полу лежал скупой треугольник света из-под приоткрытой двери. В шаге от него, не решаясь войти, скакала Ленка с фотоаппаратом и непрерывно щёлкала что-то за дверью.

– Вот куда смели весь мусор из коридора! Вы когда-нибудь такое видели?

За дверью, куда не решалась войти Ленка, должно быть, когда-то была комната охранника, о которой Мышка говорил. Сейчас это было похоже на помойку, мебельный склад и квартиру сумасшедшей старухи, которая не выбрасывает ничего, вообще ничего: вдруг пригодится?

В глубине комнаты под самый потолок возвышалась пирамида из парт, стульев и кресел. Когда-то, наверное, у них были цвета, но сейчас все выглядели сероватыми, застиранными, как на старых цветных фотографиях. Маленькое окошко было зарешёчено и, конечно, без стекла. Под ним, в шаге от пирамиды столов и стульев, как берег в море мусора, был низенький диван – не диван, софа – не софа, что-то спальное и жёсткое на вид, покрытое когда-то клетчатым пледом. У изголовья стояла тумбочка с микроволновкой и треснутой чашкой. В ногах, там, где кончалась пирамида столов и стульев, на одной из парт – маленький телевизор с антеннами, торчащими в потолок. Всё остальное место занимал мусор и мешки с мусором, не чёрные, а всякие разноцветные, давно вылинявшие, но сохранившие рисунок. В глаза бросалась змея на пакете, обвивающая красное яблоко. И цифры «89».

– Девяностые, говоришь? – Настя шагнула в комнату и почувствовала, как кружится голова, то ли от пыли, то ли… Воздух был тяжёлый, хотя комнатушка вечно проветривалась из разбитого окна. Запах кислятины странно смешивался с карамельным, чайным и почему-то железным.

– Могила Плюшкина! – Серёга вошёл, прорываясь сквозь мусор (там было, наверное, по колено), и по-хозяйски вытряхнул один из пакетов. На пол радостно полетели фантики. Не лентами, неразрезанные, какие они видели раньше, а настоящие, из-под конфет, смятые на концах и гладенькие по центру, как будто только что кто-то развернул конфеты и бросил фантики в пакет. Они ухнули под ноги цветным холмиком, и Ленка защёлкала фотоаппаратом.

– Точно Плюшкин! Это болезнь, я смотрела шоу. Они вообще ничего не выбрасывают и с помоек всё в дом тащат. У них не квартиры, а склад…

– А по мне, так похоже на мою комнату. – Мышка пнул другой пакет, и под ноги вылетели коробки из-под тортов. Они были грязные, эти коробки, со следами крема, давно высохшими, размазанными по стенкам.

– Может, сюда просто весь мусор с фабрики стаскивали? – Настя боялась трогать это, даже ногами, и в очередной раз пожалела, что не захватила резиновых перчаток. Ещё подцепишь какую-нибудь заразу от крыс.

– Тогда точно стащили не весь. – Серёга, по колено в мусоре, копался в пакетах с любопытством археолога. Брезгливость? Это о чём вообще? Взрывая ногами неинтересные документы и пластиковые оболочки из-под булочек, он вытряхивал каждый пакет: с одеждой, с коробками из-под печенья, коробками из-под мармелада и фантики, фантики… Ленка следовала за ним с фотоаппаратом, непрерывно щёлкая горы мусора.

– Серёг, ты что ищешь, а? – Мышка достал перочинный нож и зачем-то пытался выковырять клавишу из микроволновки. – Думаешь в мусоре клад найти? Ты же в бомбоубежище хотел?

Серёга отбросил очередной пакет (обувь), шмякнулся пузом на пол и, светя телефоном, полез под диван.

– Фу, ты что?! – Настя. Но какая разница?

– Здесь комната охраны, соображаешь? – под диваном валялись древние тряпочные тапочки и пластиковая бутылка с ободранной наклейкой. Серёга разочарованно выбрался, пуская Ленку щёлкнуть этот унылый натюрморт. – Ну?

У Мышки соскользнул нож, больно врезав по пальцу. Он сунул палец в рот и прошипел:

– Пушку, што ли, ищешь? Оштавят её шдесь, шди! Пошле шакрытия всё, што могли, раштащили! Один мусор остался.

Серёга пожал плечами и заглянул под склад столов.

Ленка уже выбралась из-под дивана и продолжала щёлкать мусор на полу. Серёга уже накидал сверху тряпок и фантиков горочками, это уже снято, надо посмотреть, что дальше, следующий археологический слой. Потихоньку ногой она отгребла фантики… И продолжала фотографировать, не сообразив сразу, что такое нашла. Выглядело-то не страшно и даже красиво: лицевая часть черепа, выглядывающая из-под горы мусора, как будто кто-то был погребён в нём заживо…

– Ле-ен! – Настя так и стояла в дверях, таращась на Ленкину находку. Ленка щёлкнула автоматически, а уж потом опустила камеру и увидела по-настоящему.

На полу из-под горы мусора действительно торчало чьё-то бывшее лицо. Выглядело оно не страшным, а каким-то грязным, как будто кто-то распылил серую краску в кабинете биологии, и вот скелету досталось.

– Ого! – Мышка отвлёкся от своего пальца и стал аккуратно ногой ворошить мусор пониже черепа. На свет показались рёбра, какая-то кость руки… – Этого на плане нет… Серёга! – последнее он пискнул, как настоящая мышка.

Серёга выбрался из-под парт и уставился на находку. Он посветил телефоном, как Мышка, разгрёб ногой мусор вокруг, обнажив ещё тазовые кости, долго рассматривал металлическую коронку во рту. Она, пожалуй, и пугала больше всего. Из папье-маше не делают скелеты с коронками. Этот настоящий.

– Я ж говорила: люди пропадают… Я это снимала, фу! – Ленка уткнулась в фотоаппарат, лихорадочно удаляя всё подряд, чтобы не завопить, чтобы руки не тряслись, чтобы уйти отсюда и забыть: стираешь фотку – стираешь память…

– Погоди… – Серёга дотронулся до камеры. – Что ты там говорила про призрак охранника? Что умер на посту? Здесь?

– Ну если здесь его комната… – кажется, Ленка прошептала это, но Серёга расслышал:

– Похоже, это не байка из Интернета. Такое тоже случается.

– Ты веришь в призраков? – Мышка с любопытством рассматривал скелет.

– При чём тут призраки? Фабрику закрыли, охранник не захотел уходить, объявил голодовку и умер на посту: вот он. Страшная история без всяких призраков. Надо сообщить кому… Чтобы хоть похоронили.

Настя шагнула назад в коридор, и остальные молча потянулись за ней. Никому не хотелось оставаться в комнате охранника.