Текст книги "Ошибка «2012». Игра нипочём"

Паркуя «Жигули» возле дома, Рубен негромко сказал:

– Тебе придётся всё забыть, сирели. Извини, приказ свыше.

Кому-то там наверху было наплевать на слово кабальеро, и Рубену, чувствовалось, было здорово неловко от этого.

– Кино продолжается, – не обидевшись, усмехнулся Краев. – Ну давай, вытаскивай вспышку. Или мне сотрут память, как Шварцу?[81]81
  Имеются в виду эпизоды из фильмов «Люди в чёрном» и «Вспомнить всё» с Арнольдом Шварценеггером.


[Закрыть] Или… – Он замолк, огляделся и немного заспанно улыбнулся Рубену. – А… бари луйс,[82]82
  Барилуйс – доброе утро (армянск.).


[Закрыть] брат. Ты с работы или на работу? Я вот решил с утра погулять, опять башка что-то болит…

– Ты смотри, не терпи зря, Тамара тебе быстренько укол вкатит, – заботливо посоветовал Рубен. – Нагуляешься, завари чаю покрепче и в холодильник наш загляни. Там вроде ещё пирог оставался… с малиной… Ну всё, побежал я. Удачи тебе.

– Пока, – посмотрел ему в спину Краев, помассировал висок и двинулся через двор.

«Jingle bells, jingle bells», – крутилась у него в голове неизвестно откуда взявшаяся мелодия…

Варенцова. Утечка информации

– А вас, подполковник Варенец, я попрошу остаться. – Генерал подождал, пока опустеет кабинет, закрыл дистанционно дверь, щёлкнул тумблерами системы охраны. Вздохнул, выдержал паузу, негромко спросил: – Ну что, Оксана, как Тихон-то? Говорят, вроде лучше ему?

– Спасибо за заботу, товарищ генерал. – Оксана сразу не поняла, откуда дует ветер, но исполнилась подозрений. – Кушает хорошо… Кормлю исключительно натуралкой: печень, овсянка, говяжий фарш… Рыбку даю…

– Рад за кота, – почесал бровь генерал, – Однако он не просто идёт на поправку, но ещё и ходит внутри охраняемого периметра. В смысле болтается… Вот, почитай, – вытащил он из сейфа папку. – Дурдом какой-то. И смех, блин, и грех.

В папке с грифом «Совершенно секретно» лежали две бумажки – одна за подписью капитана Миловидовой, другая вышла из-под пера майора Хлебниковой. Обе челобитные были на одну тему – о том, что рыжий кот, принадлежащий лично подполковнику Варенцовой, ходит сам по себе, без ошейника и поводка, огрызается, рычит и вообще проявляет замашки «вуайериста и зооманьяка» – рвётся, будто ему там валерьянкой намазано, в женский туалет на третьем этаже. А ещё этот рыжий вышеозначенный кот…

– Да, – оторвалась от чтения пасквиля Оксана. – Шедевр. А вообще-то ведь всё правильно, кот гуляет сам по себе. Без ошейника и поводка… да ещё и без намордника, во жуть-то где… Олег, – посмотрела она внимательно на генерала, – давай уже, признавайся. Разговор ведь не о коте? Ну что там у нас приключилось такого нехорошего?

Она давно знала, что все серьёзные разговоры начальство начинает издалека.

– У нас, Оксана, утечка информации, – тяжело вздохнул генерал. – Голову сломали, а где, что – не можем понять. Вероятно, радиозакладка, активизирующаяся на голос. Думали даже на твоего Тихона… Ну, что ветеринар вживил ему что-нибудь… Проверили обоих, всё чисто. В общем, подключайся. Сама понимаешь, нам утечки смерти подобны.

– Есть подключиться, – согласилась Оксана и посмотрела на часы. – Олег, я пойду, а? Тишка небось уже процедуру ждёт…

Кот действительно в нетерпении переминался у двери её кабинета. Будучи впущен, он вспрыгнул на стол и выгнул спину, подставляя хозяйским рукам истерзанную уколами холку. Вот так-то, вместо того, чтобы удирать и забиваться под мебель.

Оксана раскупорила флакон, набрала большой шприц, осторожно проколола иглой крепкую кошачью кожу.

– Поехали… – И принялась запускать Тихону прописанный доктором физраствор. – Опаньки, хорошо пошло.

Шприц был размером чуть не со стакан, так что после инъекции на холке у Тихона получался временный горб не хуже верблюжьего, но кот против этого не возражал. Сидел с блаженным видом, жмурился, урчал и улыбался. Его можно было понять. Моча отходила ещё плохо, интоксикация не сдавалась, а физраствор уменьшал концентрацию шлаков, отчего Тишке сразу делалось легче. Кто знает, что такое почечная колика, поймёт его без труда…

– Ну вот и всё, – закончила процедуру Оксана. – Иди дальше подглядывай за этими дурами. Вуайерист ты наш. Зооманьяк…

А сама вдруг подумала, что кот – животное древнее, очень мудрое и местами даже священное. Станет ли он что-нибудь делать просто так, без веской причины?..

Варенцова. Спустя три дня

– Итак, начнём, – раскрыла папку с грифом «Хранить вечно» Варенцова. – Вначале преамбула, вроде бы к делу не относящаяся. Капитан Миловидова и майор Хлебникова мало того что близкие подруги, так ещё и заядлые курильщицы, предпочитают сигареты марки «Кент», «Салем», «Мальборо» и «Ротманс». А курительное место у них – та самая уборная на третьем этаже. Позавчера они провели в ней в общей сложности один час четырнадцать минут, вчера – на три минуты больше, сегодня – уже без малого полтора часа…

– Час четырнадцать минут? – удивился генерал и нехорошо нахмурился. – А когда же они работают?

– Очень может быть, что совмещают приятное с полезным, – усмехнулась Оксана. – И им, естественно, не нравится, что какой-то там кот в двери скребётся. А теперь главное… – Она сделала паузу. – Кошки активно реагируют даже на слабые электромагнитные поля. Если чисто гипотетически предположить наличие в туалете активизируемой голосом радиозакладки…

– Так, – мягко прервал её генерал, и глаза блеснули из-под очков. – Думаю, наши дуры ничего особо не совмещают, просто болтун – находка для шпиона… Проверим, естественно. Давай, Оксана, мобилизуй кота.

Варенцова. Через 23 минуты 17 секунд

– Внимание, это Первый, – раздался в рациях голос генерала. – Начали.

Дюжий капитан из службы внутренней безопасности ловко толкнул дверь, и Оксана спустила с рук Тихона. Рыжая молния метнулась внутрь… из туалета отозвались гневные женские голоса, дуэтом призывавшие кастрацию и живодёра. Кто бы мог подумать, что их неожиданно перекроет кошачий рык, такой мощный, что, казалось, в сортире госбезопасности подал голос тигр.

– Мама!.. – завопили внутри.

– Чёрт! – Оксана отстранила капитана и рванула в удобства. – Стоять!

Внутри стлался волнами табачный дым, пластались по стенке Миловидова и Хлебникова, а в крайней кабинке по левой стороне раздавались ужасающие звуки. Это Тихон, утробно, по-тигриному рыча, драл когтями что-то за унитазом. Вот он успокоился, издал победный клич и с гордо поднятым хвостом явился на свет Божий.

Он нёс в зубах нечто похожее на пуговицу.

– А ну-ка дай сюда… – посмотрела Оксана и сразу объявила в рацию: – Первый, это Вторая. Есть контакт. Повторяю, контакт есть.

– Ну вот и ладно, – выдохнули в эфире, – давай на базу. У нас тоже порядок. Как в танковых войсках – наиполнейший…

И все пошли: Миловидова, Хлебникова и дюжий особист в одну сторону, а Варенцова с Тихоном – в другую, в генеральский кабинет. Атмосфера там была приподнятая, причём не только благодаря пуговице, извлечённой из гальюна. На мониторе у генерала шло радующее душу кино, записанное камерами наблюдения. Вот из припаркованной на улице неприметной «Тойоты» отчаянно выскочил, держась за уши, мужчина в чёрном… Резво обежал машину, снова сел, легковушка взвизгнула шинами… Да не тут-то было. Путь «Тойоте» перерезала серая «Волга». Выскочили люди в камуфляже, облепили иномарку… Взяли кого надо под белые руки, сунули в багажник «Волги»…

На экране не хватало только надписи: «хеппи-энд».

– Чёртовы конкуренты, – прокомментировал генерал. – Никак им не живется спокойно. Ишь, Тихон-то как рявкнул в микрофон, у мудилы этого грешного аж уши свернулись… Молодец, котишка, герой. А помнишь, Оксана, в Англии котам за качественную ловлю крыс присваивали звание сержанта? А наш чем хуже? Во какую крысу поймал, целого шпиона. Слышь, рыжий, будешь лейтенантом, прокалывай звёздочки на ушах!

А что, Тихон не возражал. Главное, ему дали-таки прикончить мерзкую штуку, которая так раздражала его. Теперь можно было и отдохнуть на хозяйских тёплых руках. И следующая процедура совсем скоро…

Песцов. Посёлок Агалатово

На чердаке было хорошо. Уютно, сумрачно и спокойно. По крыше барабанил дождь, ветер силился отломать кусок заржавленного карниза, пахло пылью, старым деревом и немного сыростью, как и полагается в заброшенном жилье, температура в котором давно сравнялась с забортной. Однако сверху не капало, так что лежать на подстилочке и смотреть в оконце было совершенно не в тягость. Вот если бы ещё не сутки напролет, да не в цейсовскую могучую оптику…

– Ох, грехи мои тяжкие… – Песцов положил бинокль, сел, принялся массировать глаза. Потом вытащил офтагель, закапал, немного подождал и снова приник к окулярам. – Ну, есть что новенького, а?

Вот уже четыре дня он плотно занимался объектом. Домиком-пряником, теремом-теремком в терминах Надежды Константиновны. Располагался тот в полусотне вёрст от города и представлял собой бывший детский санаторий. Надо думать, менее целебный и знаменитый, чем «Солнечное» или «Дюны», но дети примерно песцовского поколения исправно здесь отдыхали. В эпоху реформ врачи, нянечки и ослабленные дети куда-то тихо слиняли, а санаторий со всеми потрохами был продан неизвестно кому, и вместо зелёного штакетника по периметру вырос бетонный трёхметровый забор. И никто не мог знать, что за тайная жизнь там происходила, пока по соседству не начали строить особняки, по которым эту часть Агалатова прозвали «Рублёвка light». Судьба особняков складывалась по-разному. Кто-то строился и вселялся, кто-то строился и продавал, кто-то, не рассчитав финансовых сил, вообще бросал дело на полпути. Песцову повезло. Неподалёку от бывшего санатория обнаружился как раз такой недострой. Законсервированный до лучших времён и, видимо, из-за туманности каких-либо перспектив – неохраняемый. С его чердака вполне возможно было полюбопытствовать. Что Песцов и делал.

И чем больше наблюдал, тем сильнее проникался чувством, что за забором нечисто. В самом прямом и непосредственном смысле этого слова. Правду сказал мудрый Александр Григорьевич – тот ещё был домик-пряник, терем-теремок… В направленном микрофоне с параболическим отражателем – тишина. В лазерной подслушивающей системе – ноль. Микрофон-стетоскоп для прослушивания сквозь стены молчит, как тамбовский партизан. Противоударный, заброшенный на территорию «жучок» не подаёт никаких признаков жизни. Только-то и остаётся, что лежать вот так на пузе и наблюдать. Днем, ночью, в инфракрасных лучах и в видимом спектре. И чувствовать, как начинает ехать крыша: объект ясно различим и вполне обитаем, но при этом ни тепла, ни звука не излучает. Словно кто его накрыл толстым пуховым одеялом с абсолютной прозрачностью. Гектара этак на два…

– Ты, касатик, не робей, не ссы и не сомневайся, – морально поддержала Песцова Надежда Константиновна. – Ты себе думай не о том, чего всё равно не уразумеешь, а о тех, кто в теремке обитает…

И Песцов продолжал наблюдать. В бывшем санатории, вернее, в его административном корпусе блока обретались трое мужиков – крепких, плечистых и… совершенно неправильных. Ну не бывает такого, чтобы три мужика, с виду далеко не интеллектуальная элита, не пили водки, не водили баб, не играли в карты, а главное – ни ногой с территории. Даже за жратвой. С осени они, что ли, закормленные или, может, молитвой и Святым Духом? Да нет, причина была скорее всего совершенно иная. Мало-помалу у Песцова создалось впечатление, что ребятам было просто не выйти. Словно скорпионам, брошенным умелой рукой в террариум с высокими стеклянными стенками.

– Они, стервецы, живучие, сколько ты их ни режь, – высказалась в плане мужиков Надежда Константиновна. – Нужно или хребет ломать, или жабры рвать, или башку откручивать. И ещё они в темноте видят. Так что, касатик, смотри, построже там с ними, без компромиссов.

Помимо громил, за забором имела место собака. Огромный чёрный кобель. Неведомой породы и тоже совершенно неправильный. Он не лаял, не рычал, не бежал к миске, не присаживался по нужде… и бродил, бродил, бродил строго кругом, по периметру забора. Уходил на отдых лишь в полночь, как-то втискиваясь в щелястую будку величиной со скворечник. Отверстие в ней, кстати, было почему-то не круглым, а в виде ромба, каким принято помечать бубновую масть…

Вечер выдался пасмурный, хмурый, луну прятали тучи.

Прочитав про себя все стихи, которые помнил, Песцов поднялся, развернул обёртку, давясь, впихнул в себя осточертевший приторный «Баунти» – для глаз, – снова лёг и уставился в бинокль ночного видения. Прибор был замечательный, очень дорогой, со специальной подсветкой и электронным приближением. Только хрен – одеялу, куполу, стенкам террариума на заокеанскую технику было плевать.

Плюнул в конце концов и Семён. Встал, прислушался, собрал вещички и медленно, не поднимая пыли, пошёл по чердаку к лестнице. Спустился, тихо открыл окно, выбрался на улицу и прикрыл за собой рамы. Дальше – между скелетов яблонь, через хлипенький забор, по сельским пустынным улицам к трассе. Там, на неприметном съезде в лес, стояла его вторая машина – серый «Жигуль»-семёрка. Автомобильчик кое-что видел на своём веку, однако, на зависть сверстникам, заводился с полпинка и бегал, когда было надо, ещё как резво. При этом внешне – скромненький, ржавенький, с убогими обводами, не вызывающий каких-либо вопросов, кроме разве подробностей происхождения талончика техосмотра…

Питерское начальство традиционно держало казённые дачи, а ныне держит собственные дома в Курортном районе и ездит туда по Приморскому шоссе. Соответственно, Приморское шоссе у нас испокон веку гладкое и ухоженное, его всегда вовремя ремонтируют и вообще содержат в образцовом порядке. Приозёрской трассе в отношении начальственных обиталищ повезло существенно меньше. Есть, конечно, несколько точек, куда же без этого, но туда хозяев и гостей доставляют вертолётами. Вертолёты весело стрекочут над головами автомобилистов, чьи железные кони теряют подковы на рытвинах и поперечных трещинах, избороздивших старый асфальт.

Добравшись до Осиновой Рощи, Песцов с большим облегчением запарковал «семёрочку» возле конноспортивного комплекса, который, как он знал, ночью охраняли злые собаки. И зашагал дальше пешочком, минуя пост ДПС. Лучше ножками по дороге, чем светить ментам без надобности автомобиль!

Третья машина, голубая «Нива», дожидалась его на парковке у нового «Максидома». Вырулив на свободную в этот час Кольцевую, Песцов прибавил газу и начал было размышлять о макаронах по-флорентийски (с сыром, анчоусами, гренками, ветчиной, в томатно-оливковом соусе… ох…), а также о щах с потрошками и томлёной картошке с хрустящими «Охотничьими» колбасками, которые подавали в «Русском дворе»…

Полёт его гастрономических фантазий был прерван звонком. Прорезалась Надежда Константиновна.

– Ты, касатик, где? – осведомилась она. – А, хорошо, ладно, молодец. Поворачивай оглобли направо, там после метро сквер. Напротив сортира стопори, подойду через пять минут. Ну всё, давай, голубь мира, лети.

Песцов содрогнулся, поняв, что аппетит у него отшибёт всерьёз и надолго, непроизвольным движением заранее включил вентилятор… и поехал, как велели, к сортиру.

Надежда свет-Константиновна была уже на месте. Во всей красе и несравненном благоухании. На самом деле умом Песцов уже понимал, что и вонь, и манеры, и жуткий гардероб являли собой не более чем камуфляж. Защитную окраску. Иногда он ощущал позывы праздного любопытства – какая ты на самом деле, вот что интересно бы знать?.. – однако по большей части ему хотелось забыть о говённо-могильной старухе и никогда больше не вспоминать, и нынешний момент исключением не был.

Вот Надежда Константиновна залезла в машину, стукнула палкой, поправила шляпку и этак по-матерински уставилась на Песцова:

– И-и, как ты, касатик, осунулся, с лица спал. Всё в трудах да заботах. На-кась, голубь, поклюй хлебушка, съешь-ка ты пирожок. С требухою да с ливером, я бедным пекла… – И она взялась было за котомочку, брезентовую, истёртую, напоминающую солдатский грязненький сидор. – Щец, да с потрошками, уж ты извиняй, не варила…

Излишней брезгливостью Песцов не страдал никогда, но при мысли о щах с пирожками из её рук ему захотелось выскочить из машины и блевануть – не в сортире, потому что до туда ещё надо было успеть добежать, – а за ближайшим кустом.

– Благодарствую, – ответил он деревянным голосом. – Сыт. И вообще, пост держу.

– Ну, касатик, как знаешь. – Старуха усмехнулась. – С тобой говеть не собираюсь. Потому как организму требуется белок. Работа вскорости предстоит адова – в домик-пряник идём во вторник, на следующей неделе. Так что, касатик, бросай свой пост и берись за ум. Точнее, за макароны заморские, в соусе, да за колбаски «Охотничьи». Готовься давай, какой стол, такая и музыка. А я пойду пироги детям отдам…

Тут она вдруг подмигнула – настолько не по-старушечьи, что Песцов вздрогнул. Вышла и, распугивая прохожих, двинулась к метро. Семён опустил в машине оба окна, натянул на уши воротник свитера и поехал дальше, надеясь, что запах подвала с крысами не успел навсегда впитаться в сиденье. Готовиться – значит, готовиться. И дело было не только в белках.

Варенцова. Плохие известия

– Ну всё, товарищи офицеры, все свободны, – отпустил начальников отделов генерал. Коротко вздохнул и посмотрел на Варенцову. – А вас, товарищ полковник, попрошу остаться. – Подождал, пока все выйдут, снял очки, подышал на стёкла, начал драить замшей. – Плохие новости, Оксана. Судья Клюев изменил Брянцеву меру пресечения. Отпустил под залог. Ещё вчера…

– Что? – не поняла Оксана. – Как изменил?

– Как-как. Как обычно, – усмехнулся генерал. – Согласно ходатайству защитничков, своим мотивированным постановлением. Судья он, блин, или не судья?.. Брянцев у нас, оказывается, тяжело болен, социально не опасен и помешать установлению истины или продолжать преступную деятельность не в состоянии. Совсем плох. Только вот бегает хорошо. Во всяком случае, по месту регистрации его уже нет. Кто бы сомневался…

– Вот пидор в мантии, – не удержалась Варенцова. – Олег, это ж что ж такое делается-то, а?

Генерал промолчал, хотя ругаться стоило – и по-чёрному, и по-матерному, и во весь голос. Мало того что майор Наговицын погиб, скотина Панафидин ушёл и операция фактически провалилась, так судья ещё и отпустил единственную зацепку – задержанного Брянцева, курьера-связника. И к гадалке не ходи, по указке из державного высока. Ведь красная ртуть – это вам не хухры-мухры. Стратегический секрет нашей родины. А там, где государственные тайны, там крутятся ой-ой-ой какие деньжищи…

– Ты, Оксана, у меня вообще-то смотри, – генерал помолчал, кашлянул, – не наломай дров. Я ведь тебя знаю… Судейский-то этот, верно, не сам по себе, равно как и Панафидин. Плетью обуха не перешибёшь. Наговицына самому до слёз жалко, славный был парень… Эх, блин, скорей бы…

Эту загадочную фразу Варенцова расшифровала без труда, ибо отлично знала светлую генеральскую мечту: не дожидаясь повышения, выйти в отставку, засесть на девяти сотках в Орехове и никогда не включать ни телевизор, ни радио. Слушать только птичек на ветках и дождь по крыше. Ставить в печку чугунки, а газеты использовать исключительно на растопку… А не пошло бы всё к ядрёне маме? Прилетит астероид, так узнаем и без газет…

– Понятно, товарищ генерал. Есть не наломать дров. – Варенцова поднялась. – Разрешите идти?

– Еще раз говорю – не лезь, – мрачно глянул генерал, засопел и ударил по больному: – Глеба вспомни. Вспомнила? А теперь иди.

И Варенцова пошла. К себе в отдел. Атмосфера там была конкретно похоронная – у плохих вестей очень длинные ноги. Никто в глаза начальнице не смотрел. Кто пялился в пол, кто в бумаги, а кто в ближайшее будущее. Стоит ли, как Паша Наговицын, получать пулю в живот, чтобы потом какая-то сволочь из суда одним росчерком поставила жирный крест на всём, за что ты погиб? Осталось ли у богоспасаемого отечества хоть что-то святое?.. И что есть отечество? Берёзка в поле и туман над Невой – или чья-то жадность в макияже патриотических лозунгов?.. Чему служим, ребята?..

– Петенька, зайди, – вызвала Оксана в свой кабинет Седова. – Значит, так, слушай меня внимательно. Есть у городской Фемиды служитель один, некий Николай Васильевич Клюев… Что, наслышан? Полностью в курсе? Ну, значит, мы друг друга поняли. В общем, я хочу знать об этом Николае Васильевиче всё, вплоть до того, как часто он меняет носки. Он мне нужен даже не голый – вывернутый наизнанку… Ты, Петр Борисович, меня ясно понял?

Последнюю фразу Варенцова произнесла тихо, но так зловеще, что у Пети мурашки пробежали по спине. Пантера собиралась выпустить когти. Он подготовит ей трамплин для прыжка…

И в который раз останется в стороне…

– Куда уж, Оксана Викторовна, ясней-то, – поднялся Седов. – Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – посмотрела ему в спину Варенцова, достала телефон и набрала номер Толи Воробьёва. – Анатолий Дмитриевич, привет. Что, по голосу узнал? И рад?.. Я тоже… Хотя вообще-то радоваться особо нечему. Паша Наговицын погиб. Да, скоро девять дней. Нет, лучше не по телефону. Да, давай. Да, знаю. Хорошо, буду через час. Ну всё. До встречи. Пока.

Слышимость по мобильной сети нынче хрустальная, не то что по городской, и Оксана явственно расслышала, как заскрипел зубами Воробьёв. Ещё бы, они с Наговицыным когда-то были напарниками. А за напарников не только американские полисмены встают на дыбы. Не всё кругом продаётся и покупается. Есть и святое…