Текст книги "С викингами на Свальбард"

3. Тролли Железной Скалы

…Вот и кончилось для него ожидание праздника, кончилось ожидание счастья, которое, если хорошенько подумать, есть уже счастье. Придут корабли, и Эйрик Эйрикссон расскажет халейгам о судьбе племянника и брата. Он ведь будет знать, что к чему.

Задуманное Хельги было просто, как древко копья. При устье фиорда, напротив Железной Скалы, день и ночь бодрствовали внимательные сторожа. Мелькнут недобрые паруса, и мигом вспыхнет костёр, яркий, дымный, хорошо видимый из Линсетра и с Кетилева двора…

Погибший отец видел всего лишь двадцать семь зим. Хельги досталась жизнь почти вдвое короче, но людям запомнится, что это был всё-таки сын.

– Не слишком наезжено! – сказал Гиссур, когда сворачивали на мыс. – К такому двору, как Линсетр, могла бы вести дорога пошире!

У Хельги ёкнуло сердце, но он вновь принудил себя улыбнуться и ответил чистую правду:

– Надобно тебе знать, мы здесь ездим на лошади по большей части туда, куда нет морского пути.

Гиссур окинул его подозрительным взглядом:

– А ты почему отправился посуху?

Хельги соврал почти не задумываясь:

– Люди называют меня Хёгни-Зубатка, и ты сам понимаешь, что я не ем эту рыбу и всегда отпускаю её, когда она попадается на крючок. Но вчера я нечаянно отведал ухи из зубатки и должен повременить ходить в море, а то как бы моя тёзка ещё не вздумала мне мстить!

Потом дорога вовсе сошла на нет, и под копытами коней зашуршала мертвая хвоя. Было так тихо, что Хельги поневоле прислушался: уж не крадутся ли между деревьями косматые горбуны, спешащие к негаданной поживе?.. А может, тролли притворяются соснами? И когтистые ветви протянутся к путникам, лишь только солнце опустится за горизонт?..

Гиссур начал оглядываться.

– Не нравится мне эта тропа! – сказал он зло. – Сплошные откосы! Я никогда не поверю, чтобы здесь не было лучшей дороги. Ты уверен, что едешь правильно, Хёгни-Зубатка?

Дело было к вечеру; Хельги вёл их южной стороной мыса, так как с северной уже должен был открыться Линсетр. Кто знает этого Гиссура, чего доброго, разглядит корабль Эйрика или его самого, если старик будет в той же одежде, в которой ездил на тинг… Хельги ответил:

– Твоя правда, есть тропа и по северной стороне. Но там можно пройти только пешком, и однажды там видели старуху, ехавшую на волке.

И добавил:

– Мне нравится, что мы с тобой повстречались, очень уж недобрые это места, особенно по ночам.

Гиссур пробормотал что-то в бороду и не стал никого посылать искать другую дорогу.

– Ты вот что, малый, – сказал он погодя. – Видишь серые перья у того парня в колчане? Немногие стреляют метче него…

Хельги промолчал.

Ночью ему плохо спалось на мягкой траве возле костра. Время от времени он приоткрывал глаза и видел Гиссура, лежавшего неподалеку. Тот тоже спал скверно – то и дело вскидывался на локте, прислушиваясь к шорохам ночи. Навряд ли этот человек когда-нибудь боялся врага. Но против троллей, рыскающих во тьме, требовалось мужество древнего Хёгни, чьим именем Хельги назвал себя накануне. А тот Хёгни был способен смеяться, когда у него у живого вытаскивали сердце из груди.

Что поделаешь, Хельги тоже покрывался испариной, и внутри начинало противно урчать, стоило вообразить всадниц-ведьм верхом на ощеренных волках, со змеями вместо удил… Как выдержать, когда схватят за горло, вонзят когти в живот?.. Однако увидеть Линсетр горящим было страшней…

Хельги проснулся оттого, что кто-то вырвал у него из-под ладони ножны с мечом. Дернувшись спросонья, Хельги схватил рукой воздух, потом сел, продирая глаза. Он увидел свой меч в руках у одного из воинов: тот не торопясь осмотрел простое железное лезвие, потом приторочил ножны к седлу.

– Отдай!.. – сказал Хельги хрипло. Ему ответил сам Гиссур:

– Отдаст, когда приедем. А если заслужишь, подарим другой, получше.

Это можно было понять двояко. То ли пообещали награду, то ли пригрозили убить. Стало быть, он умрет безоружным, и Один задумается, пускать такого в Вальхаллу или не пускать!..

– Долго ещё ехать? – спросил Гиссур.

– Ты увидишь Линсетр нынче после полудня, – пообещал ему Хельги. – А если не будешь устраивать привала, то и пораньше.

Гиссур стиснул кулак, поросший короткими тёмными волосами.

– Не нравится мне всё это, парень! Другие люди рассказывали, что дорога гораздо короче!

Хельги впервые огрызнулся:

– Эйрик живет у самого моря, потому что там удобная бухта. А если тебе не нравится, как мы едем, звал бы в провожатые тех других людей, не меня. Я ведь не напрашивался!

– Не перечь мне, щенок, не то останешься без зубов, – посоветовал Гиссур. – Мы теперь и без тебя не проедем мимо Линсетра. Будешь много болтать, привяжу тебя к дереву и оставлю здесь троллям, и пусть Эйрик или кто ещё там разыскивает тебя, если у него скоро не прибавится иных хлопот!..

Хельги на это смолчал, но про себя подумал, что за ночь духи мыса не прибавили Гиссуру уверенности в себе.

…Он издали наметил себе эту прогалину, и во рту пересохло, а сердце заколотилось у горла. Последний, непоправимый шаг всегда труднее других.

Буланка шла по-прежнему неторопливо, и Хельги не трогал поводьев. Лишь возле крайнего дерева он вдруг ударил её пятками, и лошадь скакнула, вынося его на открытое место.

Там, за провалом фиорда, хорошо видна была куча дров, заботливо уложенная на каменной площадке. Трое парней возле поленницы что-то высматривали в море… Они стояли спинами к Хельги. И тогда он сунул в рот два согнутых пальца и свистнул оглушительно и замысловато. Такой свист он перенял у брата, брат же выучился ему в Гардарики, у каких-то лесных финнов, передававших свистом новости от поселения к поселению, за полдня пути… Привычная Буланка и та испуганно присела на задние ноги, а лошади двоих всадников, выезжавших на прогалину следом, шарахнулись прочь так, что затрещали кусты. Хельги успел заметить, как ребята на той стороне одновременно обернулись… и кубарем покатился со спины верной Буланки, в густые мелкие сосенки, куда не было ходу верхом! Это только чужая жизнь бывает в цене или не в цене. Свою собственную никому не охота отдавать так просто, без выкупа, без отчаянной попытки спастись.

Хельги скоро понял, что рассвирепевший Гиссур намерен был сполна ему отплатить. Мыс здесь превращался в голый каменный перешеек, увенчанный Железной Скалой; на беду, с той прогалины больше некуда было бежать. Зато Гиссур живо смекнул выстроить всадников цепью, и они погнали прятавшегося Хельги, как вепря, которого охотники вываживают из густых тростников и привечают острым копьем… Хельги крадучись отступал до самого края подлеска, а потом рванулся и побежал. Его заметили без промедления. Стрелы начали посвистывать совсем рядом, ломаясь о камни. Один раз Хельги оглянулся через плечо. На той стороне вздымался в утреннее небо маслянистый столб чёрного дыма, а всадники спешивались, добравшись до валунов. Больше он не оборачивался. Он бежал к Железной Скале. Страшное место вдруг подарило ему неверный отблеск надежды: если он прыгнет с вершины и сумеет остаться в живых, Гиссуровы молодцы навряд ли спустятся за ним по крутизне. На памяти людей Железная Скала не покорялась ещё никому…

Хельги мчался вверх отчаянными скачками, напрягая все силы. Его шаги звенели над самыми пещерами троллей, и те в ярости просыпались, готовые сожрать смельчака. Хельги слышал лязг когтей в полушаге у себя за спиной. Но вот наконец и макушка скалы: всё, дальше пути нет. Ноги подламывались и стонали. Он подошёл к краю и посмотрел вниз, сквозь полоску тумана, медленно завивавшуюся вокруг каменного ребра… Чайки с криком проносились далеко под ногами. Хельги никогда не боялся высоты, но голова закружилась. Там смерть.

Прежде чем умереть, он окинул взглядом морской горизонт. Вблизи Железной Скалы не было островов, они будто расползлись прочь от зловещего камня; зато поодаль – и это на миг приковало внимание – стоял на якоре длинный боевой корабль. Совсем чужой, незнакомый тёмно-синий корабль. Верно, его-то и рассматривали зоркие сторожа, ожидая, не вздумают ли отоспавшиеся викинги заглянуть в фиорд…

Стрела с визгом рванула штанину возле колена. Гиссуровы люди быстро приближались, прыгая с валуна на валун. Брошенные кони бродили у края подлеска. Была между ними и Буланка.

Хельги не стал пригибаться от стрел. Он повернулся к преследователям и вызывающе хлопнул себя ладонью пониже спины. А потом разбежался, как всегда это делал, прыгая со сверстниками в воду. Яростно оттолкнулся от края – и полетел вниз!..

4. Викингов никто не застанет врасплох

Темная в ржавых подтеках стена понеслась мимо, сливаясь в стремительные полосы. Ринулись навстречу скользкие зубы камней и пятна тёмной воды между ними. Тускло мелькнула и сгинула последняя мысль: успеть бы выпрямить ноги…

Холодная вода хватила обухом по рукам и затылку и погасила сознание, вышибив воздух из груди. Хельги глубоко ушёл в зелёную темноту и едва не захлебнулся, всплывая к поверхности. В глазах было черно. Ему бы спрятаться в расколотых скалах, притвориться погибшим… но вместо этого он вяло поплыл прочь, в сторону моря. Он скоро понял свою ошибку. Стрелы начали взбивать бурунчики вокруг его головы, подбираясь всё ближе. Тогда Хельги собрал последние силы и принялся нырять, зная, что стрелы, пущенные издалека, ослабевают в воде. Ему всё ещё везло. Некоторое время спустя стрелы стали редеть, и лишь одна, может самая последняя, пребольно ударила в плечо повыше левой лопатки, но и та не утопила, не вошла глубоко. В конце концов она сама вывалилась из двигавшегося тела и повисла, запутавшись в рубашке… Хельги нырнул ещё раз или два, потом приподнял голову над водой.

Железная Скала уже порядочно отодвинулась, и люди на ней стояли с опущенными луками, не желая зря опустошать колчаны. Хельги ощупал раненое плечо, выплюнул воду изо рта… Они, конечно, не дадут ему выплыть ни к сторожам, ни на Кетилев берег. Были, правда, ещё острова в море и матёрая суша за мысом, недосягаемая для стрел. Но недавний шторм как назло перемешал воду у берега, нагнав холодную из придонной пучины. Он застынет в ней, не доплыв…

Тогда-то Хельги вспомнил о корабле, увиденном сверху.

Похоже, викинги плоховато знали здешние берега и опасались коварства течений. Они остановились вдали от островов и наверняка промерили глубину, чтобы не напороться на камни. Скорее всего, они бросили якорь ночью и после тяжёлого перехода – на корабле совсем не было видно людей, лишь у кормы торчала из-за борта светловолосая голова. Кто-то бодрствовал в одиночестве, охраняя спящих друзей.

Боевая лодья безмятежно лежала в зеркале моря, залитая тихим утренним солнцем, и даже носовой дракон был снят из уважения к духам фиорда…

Хельги плыл, стиснув зубы и стараясь больше грести правой рукой. В глазах то и дело начинало снова темнеть, как будто он действительно собирался утонуть здесь Гиссуру на потеху. Эта мысль подхлестывала остывавшую волю, и смолёный борт медленно приближался. На счастье, как раз был отлив: течение несло Хельги, дружески помогая. Он уже слышал, как журчали и переговаривались возле корабля медленные спокойные волны.

Кудрявый парень внимательно наблюдал за ним с высокого кормового сиденья, гладя пушистого белого кота, пригревшегося на коленях. Когда Хельги подплыл совсем близко, он спустил кота с колен и положил локти на борт. Он сказал, весело щурясь:

– Это корабль Рáкни сына Рáгнара, морского конунга из Северного Мёра, а мы его люди, и никто не станет хвастаться, будто застиг нас врасплох.

Глаза у него оказались голубые, необычно яркие на продубленном лице, которое было много темнее бороды и волос. И смешливые: человек с такими глазами навряд ли отрубит руку, уцепившуюся за борт. По крайней мере, Хельги так показалось.

– Возьми меня на корабль!.. – прохрипел он с отчаянием, чувствуя, что теперь уже точно не продержится долго. И добавил для верности: – Не то я решу, что ты меня испугался!..

Викинг молча перегнулся через борт, и Хельги успел увидеть у него на ладони чёрные от въевшейся грязи, окостенелые мозоли гребца. Хельги упёрся коленками, и викинг извлёк его из воды одним могучим рывком, каким, наверное, привык вытаскивать якорь. Перенеся через борт, он поставил Хельги на палубу… и тут же, не дав оглядеться, почти без замаха ударил его по зубам, так, что Хельги растянулся в проходе между скамьями.

– Это, – сказал воин, – чтобы ты не думал, будто Ракни или его хирдманны однажды кого-нибудь пугались.

По правде говоря, удар был нанесён без лишней жестокости и уж наверняка не во всю силу… но на нагретых солнцем палубных досках оказалось так покойно и хорошо, что Хельги совсем расхотелось не то что вставать – даже и открывать зажмуренные глаза… Лежать бы так да лежать. Викинг зря ударил его, достаточно было отпустить руку, и он свалился бы сам.

– Будет тебе, Óттар!.. – долетел другой голос, густой, как смола, и явно привыкший распоряжаться. – Думается, ему и так немало досталось.

Хельги всё-таки приподнял слипавшиеся веки. Мокрые ресницы радужно дробили свет, и в этой радуге весёлый Оттар стоял, подбоченившись, у себя на корме, а белый кот с рыжим пятном на спинке тёрся, громко мурлыча, о его сапоги.

Хельги лениво поискал взглядом второго из говоривших, вскоре нашёл его и понял, что это был сам вождь. Только слепой и глухой не выделил бы его среди всех – седеющего морехода с лицом почти бурым, как форштевень много плававшего корабля, и глазами неистовой зоркости, от которых не укроется ни риф в штормовом море, ни парус, появившийся из-за мыса… Старым воином его можно было назвать. Стариком назовут ещё через двадцать зим, а может быть, и попозже.

Он, видно, только что проснулся и с любопытством разглядывал мокрого и взъерошенного Хельги, от одежды которого по палубе разбегались струйки воды.

– Так это ты и есть Ракни сэконунг, о котором у нас здесь столько разговоров… – негромко сказал ему Хельги. – А я-то думал, твои люди не ищут лёгкого верха, нападая на раненых. И предупреждают, прежде чем бить…

Ракни усмехнулся: дерзкие слова его забавляли.

– Я не вижу здесь раненых, – ответил он спокойно. – Разве что слегка поцарапанных. А есть враги, которых незачем предупреждать, ибо иначе их пришлось бы долго ловить. Вставай, парень, да выжми хорошенько штаны, пока не простыл! И рассказывай, кто ты таков и от кого удирал.

Хельги ещё раньше показалось, будто от удара о палубу у него что-то хрустнуло за левым плечом. Поднявшись, он пошарил рукой и достал надломленную стрелу. Мельком взглянул на серые перья и выкинул стрелу за борт. Тяжёлый кованый наконечник сразу утащил её вниз. Хельги стянул рубашку, и морская соль въелась в плечо.

– Меня назвали по отцу, потому что я родился после его гибели, – сказал он вождю. – Моим отцом был Хельги сын Ви́глафа сына Харальда из Торсфиорда, что в Халогаланде.

Он ждал чего угодно, но не того, что последовало. Ракни приподнялся на локте и захохотал во всю мочь. Хельги стоял с рубашкой в руках и чувствовал, что неудержимо краснеет.

– Стало быть, – сказал конунг, – славный Халльгрим Виглафссон тебе дядя? А Ви́дга, сын его, – твой брат?

Хельги покраснел ещё больше и кивнул:

– Это так.

Ракни покачал головой.

– Немало я видел беглых рабов, и все они врали по-разному, но ни у одного не хватало наглости причислять себя к подобному роду. Ты, лгунишка, не знаешь даже того, что младший сын Виглафа погиб неженатым. Скажи-ка лучше, почему тебя ловили и хотели убить? Ты что, поджёг дом или поцеловал хозяйскую дочку? Да отвечай правду, пока я не надумал выкинуть тебя обратно в воду.

Хельги напрягся всем телом и выговорил раздельно:

– Хельги Виглафссон купил мою мать у торговца, но я родился уже сыном свободной. Халльгрим и Видга скоро приедут сюда, чтобы ввести меня в род. Если ты подождешь день или два, ты и сам сможешь в том убедиться.

Тут Ракни и Оттар обменялись быстрыми взглядами, но Хельги не заметил. Ему показалось, что он внезапно оглох, а потом вокруг начало быстро темнеть. Он ещё выпрямился, пытаясь справиться с дурнотой, но это не помогло.

Он не видел, как склонился над ним веснушчатый рыжий верзила, у которого волосы надо лбом были почему-то короче всех остальных. Этот человек стащил с Хельги сапоги и штаны, умело промыл плечо. А потом завернул голого парня в необъятную овчинную куртку и уютно устроил под скамейкой гребца.

Ракни скинул одеяло, пошёл умываться. Оттар поднял из-за борта кожаное ведёрко воды, полил ему на руки:

– Как ты намерен поступить с мальчишкой, отец?

5. Мужские речи

Ещё с закрытыми глазами Хельги почувствовал тяжёлый размеренный ритм, приподнимавший то нос, то корму. Так качает только открытое море. Странное дело, Хельги совсем не помнил праздника, а ведь это явно был боевой корабль, и он ехал на нём в Халогаланд! Хельги пошевелился, потягиваясь, и вместе с болью в плече точно молния высветила в памяти всё, что с ним произошло. Он рванулся спросонок, ударившись затылком о дубовую скамью, и это окончательно вернуло его к действительности. Тогда он открыл глаза и осторожно приподнялся.

Пасмурное небо касалось мачты, знать, жара надоела не только людям, но и Богам. Судя по всему, стоял уже вечер, и над палубой несло капли дождя и брызги, туманом садившиеся на лицо.

Попутный ветер и отлогие волны баловали корабль. Один из викингов рассказывал что-то забавное, устроившись на носу; Хельги со своего места не слышал рассказа, только обрывки замечаний и смех. Двое других сдвинули колени и переставляли резные фигурки по клетчатой игральной доске. Фигурки, снабжённые снизу шпеньками, не скатывались. Десяток любопытных окружал игроков. Иные взобрались на самый борт и сидели на ребре мокрой доски над близкой колышущейся водой, помогая советами. Так другие люди сидят дома на лавке. Хельги не удивился. Странно было бы, начни эти люди вести себя по-иному.

Рыжий малый, клевавший носом на соседней скамье, повернул голову и увидел, что Хельги проснулся. Он сказал ему:

– Диа’с Майрэ дуйт!

– Что?.. – спросил Хельги изумленно. Рыжий усмехнулся:

– Я сказал, да пребудут с тобой Господь и Мария. А ты мне должен ответить: диа’с Майрэ дуйт агус Падрайг, да пребудут Господь и Мария с тобою и с Патриком.

Пошарив возле себя, он протянул Хельги сверток:

– Одевайся… высохло на ветру.

Хельги подумал немного и понял, что встретил ирландца. Штаны и рубашка оказались сухими и теплыми, видно, кто-то позаботился о них ещё до дождя. Хельги затянул тесёмки на сапогах и спросил:

– Куда идет этот корабль?

Ирландец опять усмехнулся:

– Тебя, верно, в первую голову интересует, что будет с тобой. Так вот, Ракни конунг решил взять тебя в плавание, поскольку парень ты крепкий, а Кольбейн Лошадиная Грива напился пьяным и утонул, и людей на корабле не хватает. Ракни сказал, тебе полезно будет проветриться. А идём мы… Слыхал ты когда-нибудь про Свáльбард?

Свальбард!.. Холодные Берега!.. Хельги проговорил медленно:

– Кто как, а в нашем роду верят, будто вправду есть на севере такая земля. Мой дед Виглаф мечтал её повидать. Это в Утгарде, за краем мира. Там живут великаны.

Ирландец пригладил растрепавшиеся волосы и захохотал:

– Близко ты расположил край мира, приятель!.. Впрочем, это всегда так получается: пока кто-то один делает дело, остальные гадают, что выйдет. Надобно тебе знать, некий смельчак уже проложил дорогу на Свальбард, а Ракни задумал проверить, правдивы ли его рассказы и так ли велики и богаты новые земли… Ну что, ты не будешь просить, чтобы тебя выпустили на берег?

Тут к ирландцу подобрался другой человек. Широкоплечий, с длинными руками, способными, кажется, раскрошить в щепы упругое корабельное весло, он был очень сутул – словно бы попытался когда-то поднять непомерную тяжесть, да разогнуться так и не смог. А лицо у него было широкое и большое, но кто-то словно горстью собрал все его черты – нос, рот, глаза – в самую середину, оставив порядочно места по сторонам… Он не понравился Хельги с первого взгляда. Он и одет был заметно хуже других. Ни серебряной пряжки на поясе, ни запястья на левой руке… Он сказал:

– Брось морочить парня своим Свальбардом, Луг! Ты бы лучше объяснил ему, что того храбреца морехода зовут Вагн сын Хадда из Вика, и прошлой зимой его троюродный брат убил внучатого племянника Ракни на торгу в Скирингссале. Наш Ракни поклялся, что не забудет обиды. Он надеется повстречать Вагна на Свальбарде, куда тот сулился поехать. Вагн – лучший человек в том роду, и поистине велика месть, за которой едут столь далеко!

Ирландец Луг отозвался недовольно:

– Всё это так, Карк, но я-то не просил тебя рассказывать вместо меня. А ты, прыгун со скал, поди теперь к Ракни. Пусть он даст тебе весло.

Хельги поднялся, ища глазами вождя. Ракни сидел на корме, держа правило, и смотрел вперёд, поверх всех голов. Хельги шагнул к нему и услышал, как Карк проворчал:

– Больно велика честь для беглого, сразу сажать его на весло. Пусть бы сперва повозился с ведёрками в трюме, как мы!

Хельги остановился.

– За тебя сказать не могу, – ответил он Карку, – а я не раб и никогда не был рабом. И мне случалось не только грести на длинном корабле, но и стоять у руля!

Карк насмешливо покивал:

– Сперва зашей дыры на своей рубашке, свободный. Ты заслуживаешь, чтобы мы назвали тебя Скрюмиром – Хвастуном.

Корабельщики начали оборачиваться… Примолк на носу весёлый рассказчик, и даже игроки подняли головы поглядеть, что стряслось. Хельги сказал негромко:

– Ты подавишься этими словами. Или пускай не снесет меня ни крепкая палуба, ни конский хребет.

Карк-вольноотпущенник был вдвое больше него. Он не сразу поверил, что гибкий телом мальчишка осмеливался угрожать.

– Всыпь ему, раум! – засмеялся кто-то из викингов; кажется, это был Оттар. – Выкинь его рыбам, тогда, может, мы благополучней дойдём до Свальбарда и назад!

Они собирались развлечься, и, может, даже сам Ракни, занятый на руле, разок бросил взгляд на дерзкого новичка… Хельги не оглядывался по сторонам, он смотрел на Карка и ждал. Честь, это такое богатство, за которое не жаль умереть. Нельзя её ни подарить, ни отнять, можно лишь потерять или обрести самому…

Меч Карка лежал вместе с другими под палубой, в сундуке; но вдоль пояса висел тяжёлый боевой нож с длинным клинком и изогнутой рукоятью. В умелых руках такое оружие беспощадно. Карк поднялся и пошёл к Хельги, молча перешагивая через скамьи. У него были тёмные глаза, и в них тлел злой огонек.

Хельги дрожал всем телом и не мог унять эту постыдную дрожь. Она всегда поселялась в нём перед дракой и немедленно пропадала, как только доходило до дела. Нет, он не боялся. Он тоже был не совсем безоружен. Теперь настала пора испытать умение в деле. Только и всего.

– Ты, щенок, разговариваешь совсем как взрослый мужчина, – сказал ему Карк. – Вот и я, Тор свидетель, буду поступать с тобой как с мужчиной. Ты уж не обижайся.

Викинги снова засмеялись – эти слова всем пришлись по душе. Кулак Карка взмыл вверх, целя сопернику в подбородок, но Хельги успел увернуться, а потом прицелился и ударил ногой, как учил брат. Это была добрая наука. Карк взмахнул руками и грузно сел на скамью.

– Другие люди, – сказал Хельги, – давно уже поняли, что со мной следует поступать как с мужчиной. И не ты будешь называть меня щенком.

Карк, раздосадованный болью от удара и насмешками, выхватил нож и прыгнул вперёд. Хельги поймал его руку своими обеими. Надо было бы вывернуть её, но нынче у него просто не хватило бы сил. Он дернул к себе, заставив Карка потерять равновесие. Нож глубоко вошёл в плотное дерево, а сам Карк оказался у пригнувшегося Хельги на плечах.

Навалившаяся тяжесть почти сломала Хельги, как когда-то на отмели, когда он один сталкивал лодку, всосавшуюся днищем в мокрую глину, и ведь тогда у него не болело плечо… Всё же Хельги выпрямился, и быстро. Быстрее, чем можно про то рассказать. Карк, не успевший ни за что ухватиться, перевалился через подветренный борт. Его голова с беззвучно раскрывшимся ртом исчезла в серой, шершавой от дождя воде, быстро мчавшейся за корму. Ничего не поделаешь: трудно, имея за душой одну только силу, тягаться с прирожденным воином… Хотя бы и был этот воин очень ещё юн.

– Поворот!.. – скомандовал Ракни, и люди бросились по местам. Викинги никогда не бросают своих. Это закон.

Хельги выдернул из скамьи нож, рассудив, что никто не оспорит добытого в схватке. И направился назад, к рыжему Лугу, но Оттар окликнул:

– Эй, парень, поди-ка сюда! Садись, будешь моим сменщиком.

Его скамья была на самом носу, и Хельги понял, что удостоился чести. Здесь садятся храбрейшие: когда корабли сходятся для битвы, на носу опасней всего. Он пошёл к Оттару, нырнув под толстую шкаторину паруса, переползавшего с правого борта на левый. Корабль возвращался подобрать Карка, махавшего рукой из воды. Хельги сел рядом с викингом и спросил:

– Это ты предложил выкинуть его рыбам? Мне показалось, совет был неплохой.

Когда же Карку бросили верёвку с петлей и вытащили его на палубу, он немедленно нашёл глазами Оттара и Хельги, и Хельги увидел, как враз окаменело его лицо. Тогда он понял, что здесь, подле Оттара, сидел раньше именно Карк.