Текст книги "Аратта. Книга 2. Затмение"

Глава 7. Святое Пламя

Хаста прильнул к балке так тесно, что, казалось, чувствовал вкус и запах влажной от утренней росы древесины. Сердце его колотилось, будто пытаясь вырваться из груди. С улицы доносились удаляющиеся голоса стражей и Аоранга. Стало быть, мохнач не стал сопротивляться и дал себя задержать. «Дуралей, раскидай их и беги, пока не поздно!» – мысленно воззвал к нему Хаста. Он был почти уверен, что больше никогда не увидит своего приятеля – если, конечно, его самого не поймают и он не окажется в том же подземелье с ним по соседству.

Аоранг, с младенчества росший под высоким покровительством святейшего Тулума, все еще верил в справедливость и опрометчиво полагался на свою невиновность. Как вчера родился! Хаста-то давно уже знал, что вина или ее отсутствие не имеют для тех, кто правит, никакого значения. Сама попытка стражей задержать служителей храма вопреки закону уже говорила о многом…

Не так, ох не так представлял он себе возвращение в столицу!

Конечно, ждать наград от государя не стоило – награды, если они и предполагались, достались бы Шираму, как главе Великой Охоты. Но без ложной скромности Хаста сознавал, что порученное ему дело выполнил наилучшим образом. Он, несомненно, заслужил похвалу Тулума и впредь мог рассчитывать на особо важные и тайные задания.

И вдруг такое! Совсем недавно, если жрецу Исвархи доводилось в чем-то провиниться, его судьбу решал храмовый суд. И только если служители всесильного солнечного бога выносили приговор, отщепенца выкидывали из храма – безымянного и бесправного. Отныне никто не смел давать ему приюта и оказывать покровительство. Даже куска черствой лепешки ему бы не подали.

Теперь же вон как все изменилось: посреди бела дня городская стража хватает жреца, будто разбойника!

Хаста вытянулся вдоль балки и чуть расслабил сведенные руки, переводя дух. Кажется, стражи увели мохнача и погони пока нет. Что теперь предпринять?

«Надо пробраться к святейшему Тулуму, рассказать о том, что случилось с Аорангом, и попросить его о защите, – пришло ему на ум первым делом. – Уж точно повелитель не тронул родного брата!»

Но в голове молодого жреца тут же всплыло недавнее видение их въезда в Верхний город. Пожалуй, всех, чьи головы он опознал, можно было назвать самыми ближними людьми государя. Неужели червоточина заговора проникла столько глубоко? Что, если и святейший Тулум схвачен?

Эта мысль показалась Хасте нелепой и кощунственной и оттого особенно страшной и правдоподобной. Он невольно крепко зажмурился, будто мир, недавно такой прочный и устойчивый, вдруг треснул и начал рассыпаться на части у него на глазах.

Хаста попытался прогнать от себя эту мысль, но она не отступала. Трещина, как там, в Ползучих горах, расколола Аратту. Пока он не видит ее краев, но каждый новый шаг грозит лютой гибелью. Когда разрушается привычный мир, один человек ничего с этим не сделает. Все, что он может, – только попытаться спасти себя самого.

«Бежать прочь отсюда, из столицы! – подумал он, чувствуя себя так, будто где-то вдалеке сквозь сплошные тучи проглянул край ясного неба. – И мне есть куда…»

Хаста поймал себя на том, что вслед за мохначами назвал Змеиный Язык Ползучими горами. Где-то там, за пределами страны, ждет его преданная и влюбленная Айха. Не настало ли время выполнить свою клятву? Царевич доставлен к отцу, дело сделано – а в землях мохначей беглого жреца уж точно искать никто не станет…

«Нет, так нельзя, – спохватился Хаста, чувствуя приступ стыда. – Для начала, по крайней мере, следует узнать, что с Тулумом. Когда-то он спас меня от меча – неужели сегодня я удеру, даже не позаботившись узнать, нужна ли ему моя помощь?»

Несколько мгновений он размышлял, причем и желание сбежать к мохначам, и намерение пробраться в храм казались ему и одинаково верными, и равно безумными.

«Но есть ведь еще один выход, – подумалось вдруг ему. – У самых ворот – крепость накхов! Уж наверняка Ширам примет меня. Он хоть и лютый зверь – если никого с утра не прикончил, считай, день пропал зря, – но в чувстве справедливости ему не откажешь. И уж точно саарсан не станет выдавать человека, спасшего ему жизнь. А если что, так с ним и его людьми и покинуть город, и к храму пройти будет куда как проще… Хорошая мысль! Да, так и сделаю!»

Хаста глубоко вздохнул, прислушался – с улицы ничего слышно не было. Тогда он пошевелился, намереваясь спрыгнуть. Но тут где-то поблизости, видимо в саду, раздался звук приближающихся шагов. «Двое, – на слух определил Хаста, вновь замирая на своем насесте. – Шаги тяжелые и твердые – значит мужчины. Судя по звяканью украшений – скорее всего, арьи…»

Рассмотреть их было невозможно, да оно того и не стоило. Лучше не высовываться. Что бы им ни было нужно в садовом домике, потом они уйдут, и возможно, очень скоро.

Тем временем шаги раздались уже совсем близко. Затем послышался властный голос:

– Вытащи из ограды вон те два столбика!

– Да, мой господин.

– Один дай сюда. Вот видишь отверстие с другой стороны? Под столешницей такое же.

Хаста немедленно вспомнил резной столик, стоящий где-то внизу. За таким приятно вкушать сласти, любуясь закатом светила. Но тем, кто находился внизу, явно было не до угощений. Жрец услышал натужный скрип ворота, и тут часть пола сдвинулась, открывая взгляду идущую вниз лестницу.

– Учитель, – склонившись над лазом, почтительно окликнул кого-то неведомый вельможа, – вам нужно спешно сменить убежище!

– Что еще такое? – послышался снизу недовольный старческий голос.

– Там за воротами – дворцовая стража. Они ищут жреца и утверждают, что им доподлинно известно, что он прячется здесь.

– И что ж, ты не смог их выпроводить?

– О нет, я не пустил их. Но по велению государя после мятежа дворцовая стража имеет право досматривать любой дом.

– Даже твой? – ядовито спросил неведомый старец. – Вот уж не думал!

– Артанак, Хранитель Покоя, тоже не думал, что его посмеют схватить прямо в собственном саду, – вздохнул его собеседник. – Нам стоит поспешить, учитель. Я задержу стражу, а пока мой человек отведет тебя в безопасное место.

– Не ты ли утверждал, что безопаснее этого и быть не может? – сварливо ответил старец.

Из подземелья донесся медленный скрип ступеней. Хаста, затаив дыхание, глядел во все глаза, хоть и понимал, что куда разумнее было бы зажмуриться и заткнуть уши. Это что еще за обитатель подземелья, которого надо прятать от стражи?

– Я нашел убежище гораздо лучше, – поспешно говорил тем временем неведомый арий. – Если гнездо уже разорено, никто не будет искать там жертву…

– Хе-хе. Я тебя понял.

Старик поднялся наверх и теперь стоял, потирая поясницу. Но, кроме его обритой макушки и сутулой спины, покрытой простой бурой накидкой бедного жреца, Хаста ничего не мог разглядеть.

– Когда ты уже начнешь? – раздраженно спросил старик. – Я устал прятаться, будто крыса!

– Уже скоро, учитель! Хранитель Покоя был напыщенным болваном, но своей смертью он принес нам больше пользы, чем жизнью. Теперь государь полагает, что под пыткой вытянул из него сведения о заговоре накхов…

– И Ардван ему поверил? – хмыкнул жрец.

– Мне только что доложили из дворца – саарсан был у государя. Выскочил оттуда как ошпаренный, чернее грозовой тучи. Что это значит?

– То, что время настало, глупец! Почему ты все еще заставляешь меня сидеть в этой норе?!

– Учитель, твоя беседа с народом на торжище в Нижнем городе была столь великолепна, что вся столица только о ней и твердит уж который день. – Кроткий упрек в голосе говорившего был едва ощутим. – Особенно красноречива была ее часть, посвященная накхам и их сношениям с Первородным Змеем….

Старый жрец расхохотался:

– Если я пожелал немного развлечься после долгого и скучного пути, что могло мне помешать?

– Ничто, учитель. Теперь тебя повсюду ищут дворцовая стража и храмовая стража Тулума, не говоря уже о накхах, – должно быть, твои слова чем-то огорчили их…

Старик снова беспечно рассмеялся и хотел что-то добавить. Но тут в саду зазвучали новые голоса, грубые и отрывистые, сопровождаемые лязгом оружия.

– Господин, они отказались меня слушать! Они оттолкнули меня и выбили дверь!

– Прочь с дороги! Нам доподлинно известно, что в этом саду скрывается жрец-мятежник!

– Да как вы посмели сюда вторгнуться?! – раздался яростный возглас вельможи, метнувшегося навстречу стражникам.

– Приказ государя, – услышал Хаста бесстрастный ответ. – Укрывшийся здесь заговорщик чрезвычайно опасен и должен быть немедленно препровожден в дворцовую тюрьму. А те, кто его прячет…

– Ты что, смеешь обвинять меня в укрывательстве?!

– …будут взяты под стражу вместе с ним. Парни, обыщите тут все!

Хаста сжался в комочек на своей балке, хоть и понимал, что снизу его не видно. У него голова шла кругом от услышанного. «Это я – чрезвычайно опасный заговорщик?! Приказ государя?! О Святое Солнце!»

Он так разволновался, что едва услышал внизу громкий голос старого жреца:

– Эй! Я здесь!

Внизу прогромыхали нестройные шаги подбегающих стражников, вмиг окруживших старика. Тот даже не шевельнулся – но, дождавшись, когда вокруг столпились воины, вскинул руки.

– Куда же вы, здесь все в огне! – воскликнул он странным голосом, болезненным эхом отозвавшимся в ушах Хасты. – Вы же сгорите!

Садовый домик мгновенно наполнился дикими криками, переходящими в хрипение. Воины один за другим попадали на пол. Кто-то катался, пытаясь сбить несуществующее пламя, кто-то корчился, как от боли. Искаженные лица, вытаращенные глаза, и более того – потрясенный Хаста со своего насеста увидел, как руки и лица стражников в самом деле покрываются пузырями ожогов.

Рыжий жрец прикусил себе кулак, чтобы не заорать и не привлечь к себе внимание страшного старца. Он и сам знал немало хитрых приемов, чтобы морочить головы простакам. Но он не видел, чтобы старец применил один из них. Старик ничего не бросал и не распылял, не было ни запаха, ни дыма.

«Он просто сказал им, что они в огне, – и они поверили… и сгорели! Ох, что-то и мне стало жарковато…»

Хасту замутило. Он только боялся, как бы не свалиться с балки прямо старцу под ноги. Чувства обманывали его; ему казалось, что садовый домик наполнен вонью обгорелой плоти и дымом. Он вскидывал голову и оглядывался, чтобы убедиться, что ничего вокруг не горит, и всякий раз его бросало в жар, но пламя, если и было, оставалось невидимым…

Старый жрец не шевельнулся, пока крики и стоны не затихли. Потом он вышел наружу. Хаста вновь услышал его голос – такой ровный, словно ничего особенного не произошло.

– Их поразило пламя Исвархи. Распорядись спрятать трупы, и пойдем в новое убежище. Надеюсь, там будет не так многолюдно, – ехидно добавил он. – Твой тайный сад напоминает проходной двор!

Вельможа ничего не ответил – должно быть, потерял дар речи.

В этот миг Хаста принял решение – немедленно отправиться к верховному жрецу и, буде он не в государевой тюрьме, подробно описать ему все случившееся. Святейший Тулум должен об этом узнать – и свидетель молчать не станет!

– Да, пойдемте, – еле слышно прозвучал голос вельможи. – Обопритесь о мою руку, учитель…

– Вот это да, – чуть слышно прошептал Хаста, когда неведомый вельможа и оба его сопровождающих скрылись из садового домика. – Спасаясь от мух, я угодил прямо в осиное гнездо!

* * *

Шаги стихли. Хаста, рискуя быть замеченным, осторожно свесился с балки. Но сколько ни пытался он разглядеть уходящих, видны были только нижний край длинного, расшитого золотыми нитями плаща царедворца да простые кожаные сандалии жреца, привязанные парой длинных ремешков крест-накрест под самые колени. Такие обычно носили гонцы и военные слуги, следующие за знатными всадниками в бою.

Хаста жадно всматривался, стараясь запомнить каждую примету, что-то необычное, по чему можно будет потом опознать заговорщиков. Пожалуй, ни одной броской зацепки… Впрочем, нет – цвет жреческого одеяния! В столице никто, кроме последних нищих, не наденет накидку столь грубого оттенка – тусклого, почти бурого. Такую одежду обычно носят далеко от этих мест, на севере, – вываривают ее с луковой шелухой. А что делать, если красителя получше там не сыскать? Северяне всегда были небогаты, а в последние годы обнищали окончательно. По всему выходило, что старый жрец прибыл с севера. Да он и сам упомянул, что ехал через Бьярму. Откуда? Только из Белазоры, главного города полночных земель на берегу Змеева моря, где находится великий и древний, почитаемый всеми Северный храм – второй по значению в Аратте.

«Кто же, интересно знать, из моих земляков пожаловал сюда? Возможно ли поверить, что заговор против Ардвана зародился среди жрецов Полночного Солнца? Что могло подвигнуть северных служителей Исвархи, день и ночь занятых попытками вымолить у Господа милость к своей несчастной земле, поднять голову к небу и пожелать земному Солнцу затмения?»

Хаста снова вспомнил грубую накидку и усомнился в своей наблюдательности. Разве смог бы нищий жрец из земель, где собственный огород в сотню локтей уже считается поместьем, подняться до столичных дворцов? Да такого жалкого старичка из чужедальних мест, пусть даже и красноречивого, не пустили бы дальше ворот Верхнего города!

Огнехранитель вспомнил, как тот одним словом заставил стражей сгореть заживо, и содрогнулся. Кто знает, на что еще способен этот страшный старец? Какие силы за ним стоят?

Как бы то ни было, следует поскорее сообщить святейшему Тулуму обо всем услышанном и увиденном.

Хаста выждал еще какое-то время, прислушался, не бродит ли кто-нибудь по саду, и, убедившись, что все тихо, быстро соскользнул с балки вниз.

* * *

Путь до ограды не занял у него много времени. Но едва Хаста приготовился подпрыгнуть и уцепиться за ее верхний край, как по ту сторону стены послышалось бряцание оружия и шаги нескольких человек.

«Должно быть, стража возвращается! Наверно, кто-то слышал крики и доложил, или те спохватились, что воины долго не возвращаются… Поспешил!»

Он не успел ничего придумать, как за стеной послышались голоса.

– Куда это вы? – спрашивал кто-то.

– К крепости накхов, – с неохотой отвечал ему собеседник. – Там накхи восстали.

– Что?! Как – восстали?

– Да кто их знает! Примчался гонец из дворца. Требует всех, кто имеет в городе боевых слуг, немедленно прислать их к воротам. Ну хозяин-то тоже не дурак – ежели накхи восстали, то смысла их из крепости выкуривать или выбивать никакого. Сказывают, они, пока там сидели, всю гору тайными ходами изрыли. Мы их туда ловить пойдем, а они откуда ни возьмись посреди нашего двора вылезут! Как же тут дом без охраны оставить? Вот хозяин нас четверых и послал – мол, сколько может, – а прочих дома оставил… Да и другие, я уверен, так же сделают. Ладно, время идти…

Хаста старался не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Значит, вот как! Похоже, на Ширама сейчас надеяться не стоит. Ему самому готовы накинуть на горло петлю.

Да что же вообще происходит в столице?

Он прижался лбом к холодному камню стены, желая унять чересчур громко бьющееся сердце. В любом случае надо пробраться в храм. И сообщить Тулуму обо всем услышанном.

Дождавшись, когда шаги стихнут, Хаста перебрался через стену и перебежками, прячась за буйными зарослями винограда, увивавшими изгороди, направился в сторону величественного здания, блиставшего золотым куполом так, что было видно за полдня пути.

За распахнутыми настежь высокими воротами взорам открывался почти нестерпимо великолепный главный вход в храм Солнца. Он должен был воплотить для верующих представление о Доме Песен – небесной обители Исвархи.

Наверху, над распахнутыми дверями храма, – золотой диск солнца, сияющий, словно царский венец с двенадцатью лучами, ибо именно в таком облике является простым людям господь Исварха, а прочего им знать незачем.

Чуть ниже изваяны в камне и ярко раскрашены Святые Огни – семь великих небесных сущностей, таких как Премудрость, Вера и другие непреложные истины.

Под ними статуи поменьше – Святые Искры, семьдесят семь праведных душ, что и после смерти продолжают творить добро во славу Исвархи.

Ниже ими попирается сам царь злых дивов Храваш и его храштры – всяческая нечисть, что любит вселяться в кусачих пауков, мух, ос, змей и многоножек.

Только прародитель всей этой нечисти, Первородный Змей, не удостоился чести быть вырезанным в камне на воротах храма. Лишь дважды в год, во время летнего и зимнего солнцеворота, его чучело торжественно сжигается на костре посреди просторной, вымощенной белым камнем площади.

Хаста радостно глядел на золотые врата, на раскрашенные фигуры Святых Огней и страшных многоножек. Вот он, родной дом! За свою жизнь у рыжего жреца были сотни случайных обиталищ, но лишь здесь о нем кто-то заботился, здесь он был кому-то нужен…

Он невольно ускорил шаг, устремляясь в крикливую толпу, которая невесть почему скопилась перед внешними вратами, ведущими в просторный внутренний двор. Врата эти охраняли огромные изваяния праведных дивов с огненными мечами, являя плохим, неправедным дивам пример того, что даже буйные дети дикого пламени могут не враждовать с Исвархой, а с радостью служить ему.

Но, протолкнувшись вперед, Хаста резко сбавил шаг, а потом и вовсе укрылся за чьей-то могучей спиной. Сегодня вход в храм охраняли не только дивы!

У ворот, внимательно вглядываясь в лица каждого, кто пытался пройти внутрь, прохаживались люди в доспехах. Хаста, как ни силился, не мог разглядеть знаков на их плащах. Но одно было ясно – это была не храмовая стража.

Глава 8. Мятежник

Всадник на караковом жеребце промчался по главной улице Верхнего города, заставляя прохожих шарахаться к стенам домов. И в обычное время никто особо не желал сталкиваться с накхом, а уж тем более с конным воином, летящим во весь опор. Не многие прохожие успели заметить замотанную в темный плащ ношу, перекинутую поперек седла знатного воина. Если бы у них было чуть больше времени, чтобы разглядеть его добычу, они, возможно, подняли бы крик. Но всадник мчался чересчур быстро, и никто из разбегавшихся прохожих не узнал младшую дочь солнцеликого государя.

Свернув в проулок, ведущий к входу в угловатый дом-крепость накхов, Ширам быстро спешился и, вскинув царевну на плечо, сделал знак караульным опустить мостки. Мармар встретил его у входа.

– Кто это, брат? – удивленно глядя на девушку, спросил он.

– Моя будущая жена.

Мармар вгляделся в лицо похищенной и отшатнулся.

– Царевна Аюна? – ошеломленно уточнил он.

– Да, она самая. Дочь повелителя, – с раздражением подтвердил Ширам. – Пропусти меня. Я намерен перенести ее в сад.

– Но почему… – недоуменно выдавил саардас. – Почему она здесь? Что ты с ней делаешь?

– Государь обещал мне ее. Значит, она моя. Я выполнил то, что он мне поручил! – Ширам возвысил голос. – Я рисковал жизнью столько раз, что в конце концов смерть уже просто отмахивалась от меня! И вот сегодня государь мне в глаза объявил, что я мятежник! Что я убил его людей и заодно с теми заговорщиками, головы которых скучают по своим телам там, внизу. – Он повел подбородком, указывая в сторону городских ворот.

Мармар побледнел:

– Но то, что ты делаешь сейчас, – и впрямь измена.

– Я забрал свое. – Саарсан шагнул вперед, мимо Мармара, который молча посторонился, и, не останавливаясь, прошел во внутренний сад крепости накхов. – В чем же ты тут увидел измену?

– Похищение дочери государя, по-твоему, не мятеж?

– Ну что ты, брат! Я лишь оправдываю ожидания повелителя, – съязвил Ширам. – И забираю свою законную собственность.

– Ты не смеешь этого делать! – Саардас нахмурился и заложил пальцы рук за широкий кушак с острыми бронзовыми наконечниками, свисавшими на длинных кистях.

– Да ну! Я уже сделал это. Но ты, брат, должно быть, забыл, – продолжал Ширам, поворачиваясь к нему, – что договор, который некогда заключили саары двенадцати великих родов с предком нынешнего государя, ясно гласил: верность и доблесть в обмен на справедливость и благоволение. И до сего дня никто не пытался нарушить этот уговор. Никогда и ни разу! А сегодня Ардван, должно быть упившись крови казненных заговорщиков, пожелал забыть о справедливости. Но я не пес, которого можно пнуть ногой, чтобы сорвать дурное настроение! Я – саарсан накхов! А поскольку палка всегда о двух концах, то я здесь. И она тоже здесь. – Ширам тряхнул замотанную в темный накхский плащ девушку и положил ее на каменную скамью на берегу рукотворного пруда.

– Что ты с ней сделал? – тихо, будто через силу, спросил Мармар.

– Ничего. Слегка придушил, чтобы не орала.

Мармар поглядел на него с ужасом.

– Ты понимаешь, что натворил? – все так же тихо проговорил он. – Теперь все накхи, что служат нашему повелителю, будут считаться мятежниками! Я дал тебе убежище, и наши законы не позволили бы тебя выдать, даже если бы ты был не саарсаном, а обычным гостем…

– Но я саарсан! – Ширам резко придвинулся к брату. – Я ваш правитель, если ты вдруг забыл. Если договор, соединявший наши народы, разорван по вине государя, то его больше нет. А значит, я твой повелитель, и никто другой!

– Да, это так, – глухо подтвердил молодой маханвир Полуночной стражи. – Ты глава всех двенадцати великих родов, и всякий накх обязан тебе повиноваться. Но что делать с клятвой верности, которую приносят воины личной стражи?

– Я освобождаю тебя от нее.

– Это невозможно, – темнея лицом, ответил Мармар. – Я давал ее государю Ардвану, и лишь он может освободить меня. По закону я должен заключить тебя под стражу и вернуть царевну во дворец.

Ширам сверкнул глазами и выпрямился:

– Что ж, поступай так, как тебе велит долг!

Тишина повисла в саду. Было лишь слышно сбивчивое дыхание людей да жужжание насекомых над благоухающими цветами. Царевна Аюна, которая уже пришла в себя и лишь притворялась беспамятной, а сама внимательно слушала разговор двух накхов, приоткрыла глаза и с надеждой устремила взгляд на молодого воина. Неужели спасение близко?

– Позволь мне удалиться, – почти шепотом выдавил Мармар.

– Ты мне нужен здесь! – рявкнул Ширам.

– И все же мне нужно уйти.

– Хорошо, ступай, подумай. Но недолго. Я жду твоего возвращения.

– Благодарю тебя, мой повелитель.

Запинающимся шагом саардас направился к выходу из внутреннего сада. Едва он вышел, девушка распахнула глаза, рывком села на скамье и закричала не сдерживаясь:

– Ну что, увидел? Даже свои бросают тебя! Никто не даст тебе убежища! Сейчас он вернется со стражей. И солнце еще не взойдет, как твоя голова слетит в корзину палача! Ненавижу тебя!

Царевна запнулась, не зная, как побольнее уязвить мятежного накха. Никто в жизни так не пугал ее, как он сегодня, и никто еще не приводил ее в такую ярость. Да как он посмел похитить ее? Как он вообще посмел к ней прикоснуться без ее дозволения?! А то, что теперь он лишь молча смотрел на нее, словно не удостаивая ответом, злило еще сильнее.

– Думаешь взять меня в жены силой? Никогда! У меня уже есть возлюбленный! – выпалила она, пьянея от собственного бесстрашия. – Он оторвет тебе голову, когда узнает, что ты сделал!

– О ком ты говоришь? – изумленно спросил Ширам.

– Об Аоранге! – заявила царевна, любуясь выражением его лица. – И знаешь, хоть он и мохнач, но куда умнее, сильнее и храбрее тебя! А ты лишь двуногий змей, выродок и среди людей, и среди ползучих гадов…

За воротами сада послышался какой-то шум.

– Вот, слышишь? – обрадовалась царевна. – За тобой уже идут!

Ворота медленно раскрылись, и на тропинке, ведущей к скамье, появился накх. Он шел, опустив голову. На вытянутых руках его лежал свернутый плетеный кушак с бронзовыми остриями – знак власти маханвира Полуночной стражи.

– Повелитель… – чуть не плача, проговорил накх, склоняясь перед Ширамом. – Мы безропотно повинуемся тебе. Доблестный саардас Мармар, умирая, велел передать тебе знак своей власти.

– Умирая?!

– Да. Он убил себя. Веди нас, саарсан.

* * *

На челе государя Ардвана, властелина и живого бога Аратты, лежала туча мрачной задумчивости. Он глядел на любовно сделанный его мастерами сильно уменьшенный Верхний город. Дворец, вырезанный из мамонтовой кости, покрытый тонкими пластинами бирюзы и оттого напоминающий летнее небо; дома знатных арьев с колоннадами из красной яшмы, окруженные крошечными деревцами; и похожий на свернувшегося ежа квартал накхов. Куда бы государь ни кинул взгляд, вместо изящной резьбы и лазурных изразцов были голые каменные стены с узкими оконцами бойниц – не подберешься ниоткуда к цитадели Полуночной стражи. Всюду идущего встречают острые углы и слепые стены, так что, подходя к ним, неминуемо окажешься зажатым с двух сторон…

Произошедшее сегодня никак не укладывалось в голове Ардвана. В первый миг, услышав о ярости Ширама, убийстве стражников и похищении царевны, государь лишился дара речи, не желая верить услышанному. Что это нашло на саарсана?

Да, государь в самом деле был до крайности взбешен утренним разговором с Аюной; да, он вспылил – ну и что такого? Бывший Хранитель Покоя даже под пыткой продолжал обвинять накхов во всех грехах. Все, чего хотел Ардван, беседуя с саарсаном, – лично убедиться, что Ширам ему верен и все это лишь наветы врага. Несколько месяцев службы в отдаленной крепости – и Ширама можно было бы вернуть в столицу, вновь приблизить, объявить, что он искупил вину… В конце концов, обещание обещанием, но потерять в чужих землях, да еще и в мирное время, семь десятков человек, из них – полторы дюжины арьев Полуденной стражи, – ну как тут не заподозрить злой умысел?

Кроме того, это позволило бы выиграть немного времени, чтобы обуздать упрямую Аюну. Государю не верилось, чтобы царевна в самом деле могла завести шашни с полудиким любимцем его брата; в любом случае это не имело значения. Но вот то, что она так твердо и внезапно вздумала расторгнуть столь нужную для государства помолвку – это даже подозрительно… Уже не подбивает ли ее на это кто-нибудь?

Ему вдруг вспомнилась мать Аюны, до отвращения сходная с дочерью видом и нравом. А ведь когда-то он так любил ее… Тайна, окружавшая последний год ее жизни, осталась сокрытой от мира. Ардван гнал от себя воспоминания о тех, уже далеких временах, но они возвращались и тревожили его. Да как только Аюна посмела напомнить ему о тех ужасных событиях? Стоило бы наказать ее за непокорство! Но теперь перед ним другая задача – вызволить дочь у накхов.

Он горестно вздохнул и вновь уставился на тонко вырезанные домики игрушечного города.

– Продолжай, – приказал он.

Глава Полуденной стражи, скромно стоящий рядом с длинной тростью в руках, вернулся к своему докладу, указывая на улицы и дома столицы и описывая повелителю соотношение сил. То, что слышал сейчас Ардван, не давало повода для радости. Полуденная стража имела ровно ту же численность, что и Полуночная. Кроме этого, во дворце имелись четыре дюжины стражей порядка, да и в самом Верхнем городе можно было призвать к оружию некоторое количество арьев.

Но вот в чем беда – после недавних казней от этакого воинства можно ожидать любого подвоха. Покуда накхи были на стороне государя, каждый вельможа легко мог предположить, что, даже собери он всю родню и поставь под оружие слуг, накхи придумают, как тайно пробраться в его дом и убить мятежника. Сегодня же произошло небывалое – мятежниками стали сами накхи.

– Дело осложняется тем, – говорил маханвир Полуденной стражи, – что крепость накхов держит на замке единственные ворота Верхнего города. Никто не может ни войти, ни выйти. Но есть и добрая весть – лучники простреливают «туннель смерти», так что Ширам тоже не может рассчитывать на подкрепление. Было бы хорошо разобрать кладку священных ворот – тогда бы подкрепление могло пройти через них…

– Это богохульство, – сумрачно отозвался Ардван.

– Увы, – развел руками глава стражи, – но, если саарсан призовет накхов, обитающих в Нижнем городе, наш перевес в силе окажется менее чем в три раза. Этого недостаточно, чтобы взять приступом их крепость. Также необходимо собрать камнеметы, а оружейники тоже обитают в Нижнем городе. Но если светозарный прикажет, я, конечно, пойду в бой первым…

Ардван молчал. Он сам был опытным воином и понимал, что маханвир говорит правду. Но признавать необходимость вести переговоры, тянуть время и оскорблять богов ради возможности скопить достаточно сил, чтобы стереть с лица земли гнездо мятежников, – эта мысль казалась ему недостойной государя Аратты. К тому же Ардван отлично понимал – стоит начать разбирать кладку священных ворот, поднимется такой шум, что накхи узнают об этой попытке в тот же день. А узнав, сообразят, что все переговоры – просто обмен пустыми словами. А уж сообразив, того и гляди вышлют своих неуловимых лазутчиков, знающих к тому же дворец как свои пять пальцев – недаром они много лет несли здесь службу…

Решится ли Ширам на такой шаг? Может, и решится… Во всяком случае, если почувствует, что ему готовят западню. «Это значит – держать волка за уши», – припомнилась ему местная поговорка. Так говаривал старый охотник, возглавлявший когда-то его собственную Охоту Силы.

Ардван хотел вспомнить, что еще говорил старый ловчий. В его словах всегда была острая наблюдательность и мудрость. Но тут в покои, отпихнув стражников, ворвался Аюр.

Он был бледен, волосы его разлохматились, глаза горели неведомой ранее яростью. Быстро подойдя к Ардвану, он замер перед ним, будто только сейчас увидел его.

– Что ты наделал, отец?! – сжимая и разжимая кулаки, свирепо прошипел он.

Ардван на миг застыл, потом сделал маханвиру и стоящим у дверей стражникам знак выйти, после чего свирепо уставился на сына.

– Как ты посмел врываться ко мне подобным образом? – сдерживая гнев, тихо спросил он. – Или ты совсем одичал в землях мохначей? Я тебя не призывал!

– Меня призвала справедливость, – дерзко ответил царевич. – Мой учитель-жрец когда-то говорил, что ее имя звучит наравне с богами! Отец, утром я рассказал тебе, как много сделал Ширам, чтобы спасти меня от гибели. О том, как он жертвовал собой без надежды на счастливый исход… Я привел к тебе лучшего воина Аратты, не просившего себе наград, хотя и заслужившего их больше, чем кто другой! И как ты его вознаградил, добрый и справедливый государь?!

Повелитель глядел на сына молча, плотно сжав губы. Рассказать ему о том, что устроила нынче утром Аюна? Или, может быть, пойти с ним в хранилище свитков и зачитать десятки свидетельств против накхов, полученные от бунтовщиков?

– Прежние заслуги Ширама, если они и были, потеряли всякое значение, – холодно ответил наконец Ардван. – Теперь он изменник, убийца и похититель твоей сестры. А сейчас уйди, не мешай мне думать, как спасти ее…

– Ах вот как ты рассудил? – резко проговорил Аюр. – Что ж, как знаешь!