Текст книги "Любовь, карьера, дружба плюс испытание гнилой деревней"

– Он не деревенский. Саша на лето к Федору Павловичу жить приехал. Сам Палыч в городе в университете науку преподает. А Саня у него в аспирантах ходит, – давала жиличкам пояснения Серафима.

– А зачем Палыч его на лето взял? Из жалости? Саньку жить негде? Или чтоб аспирант грядки Палычу полол? – не унималась любопытная Катька.

– Исследования у них тут.

– Полезные ископаемые ищут?

– Ищут. Только не полезные ископаемые, а ерунду какую-то.

***

В науку Сашу привела филология. В юности он чувствовал в себе задатки поэта и мечтал, что фамилия Горюнов станет такой же известной в России как Пушкин. На раз-два он поступил на филологический факультет в родном городе. Его определили в группу, где почти все студенты принадлежали к небольшой этнической группе. Они быстро и ладно курлыкали на своем языке, а вот с могучим и великим была проблема. Горюнов недоумевал, как их взяли на профильный факультет по русскому языку, если они в нем ни бельмеса.

К концу первого семестра стало очевидно, что никто не станет отливать в золоте поэтический дар Александра. Этнических горемык учили отличать существительные от прилагательных! Дело спорилось не быстро. Молоденькая преподавательница, болеющая душой за профессиональную честь, старалась, как могла.

– Ребята! Начнем с того, что вы слабенькие. Главное, признать свои ошибки, и дело пойдет.

– Да, да, слабенькие, – соглашались покладистые студенты.

– Будем развиваться. Каждый день станем отводить по пять минут небольшой игре. Я говорю вам букву, а вы мне на нее называете существительное. Например, говорю «А», а вы отвечаете мне «арбуз».

«Кретинизм какой-то. Неужто она серьезно?» – негодовал Александр. Преподша была серьезной донельзя и знала, что делает. Первые три дня игра шла туго, вместо существительных студенты выкрикивали и глаголы, и местоимения, и даже имена собственные. Но постепенно дело пошло, и самооценка студентов полезла вверх.

– Молодцы! – Радовалась за подопечных русичка. – А сегодня будем работать со сложными буквами. Назовите существительное на букву «Щ». В аудитории повисла тяжелая тишина. Казалось, было слышно, как под черепными коробками скрипят мозги. Народ был упорный и старательный, просто с педагогами в этнических деревнях не ладилось.

Наконец один из учеников поднял руку. Все смотрели на него с завистью. «Интересно, «щенок» или «щетка»? А может, он слово «щепетильность» знает»? – заинтересовался Горюнов.

– Ну, давай, Андрюша, называй нам слово, – подбодрила парня преподавательница.

– Щастье! – гордо выпалил тот.

– Аааа! Точно!!! «Щастье – щасливый», – защебетали студенты в аудитории.

– Ага-ага!

Всем было обидно, что не они назвали такое очевидное слово на «Щ».

«Отчего люди лезут туда, куда им лезть не нужно?» – все чаще задавался вопросом Саша, глядя на учебные потуги одногруппников. С годами вопросы множились. Ответов не было. Тогда Горюнов и поступил в аспирантуру по психологии.

Его научным руководителем стал Палыч. Теперь они вместе вымучивали научную парадигму по теме «Феномен прозвища в системе формирования личностной самооценки». Скобеевка была щедра на материал для исследования. Тут могли забыть чью-нибудь фамилию, но не прозвище.

Таких нюансов Серафима не знала. Впрочем, ей было не до Палыча с аспирантом. Она наряжалась в клуб. А ведь если бы не ее Васька, никакого собрания не было бы!

***

Некогда цветущая Скобеевка в 90-х годах прошлого столетия не выдержала испытаний переменами и загнулась. Кто мог, подался в город. Самые везучие, навроде Константина Георгиевича, оказались в Москве. Остальным пришлось искать работу в районном центре. В числе последних был Вася Трунькин. Он не чувствовал себя несчастным. Вася работал сварщиком. Профессия была востребованной. На жизнь хватало. Периодически случался калым. Василий отстроил себе избу через три дома от родителей и навещал мать с отцом каждый день

Жизнь Трунькиных была размеренно-благополучной. Трунькины-старшие получали пенсию, занимались скотиной, птицей и огородом. Василий в будние дни ходил на службу, вечером женихался с фельдшером Нюрой. Нюра была из местных. Веселая, жизнерадостная девушка нравилась родителям Васи. Серафима Кирилловна стала намекать сыну на свадьбу и внуков.

А что? Нюрку Вася любил. Наверное, они и поженились бы, но в семье Трунькиных случилась беда. Умер Васин отец. Как сказали врачи, из-за оторвавшегося тромба. Серафима Кирилловна как-то сразу сникла, постарела, а Василий начал пить. Новое увлечение пришлось ему по душе. Вскоре Васю поперли с работы, он утратил интерес к Нюре. Они расстались. Разбитая горем мать содержала семью на свою крохотную пенсию.

«Из князей в грязь», – констатировали деревенские жители новое положение Трунькиных. Кто-то из местных поведал о случившемся Константину Георгиевичу. Сердобольный племянник не мог остаться в стороне и ежемесячно стал присылать Серафиме Кирилловне пособие на бедность. Вася не испытывал благодарности к благодетелю. «Крысы! Кругом одни крысы!» – вопил в пьяном угаре Трунькин. – Все в город сбежали! Один я остался деревню подымать! А если китайцы придут? Кто вас защитит? Только Василий Трунькин! Я – надежда России! Я – бессмертный!» Поборник деревенского патриотизма и борьбы с китайцами, охочих до Скобеевки, достал всех хуже горькой редьки. Он денно и нощно терся вдоль чужих заборов и изливал безумную философию нечеловеческими воплями.

Несколько дней назад он так достал местных жителей, озабоченных посевной, что его избили. Не зверски, а чисто для науки, чтоб подольше не лез к народу со своими воплями.

– Сынок, миленький, убьют ведь ни за что. А ты езжай к брату Косте, чай не чужой, может, пристроит куда, – беспокоилась Серафима.

– А и поеду, – не стал отказываться от предложения сынок, и, взяв у матери денег на дорогу, умотал в Москву.

Первые два дня он старательно пропивал материны деньги. Когда деньги кончились, Вася пошел в фирму брата. Пешком. Через всю Москву. Денег на метро не было, зато было вдохновение и душевный подъем: Трунькин шел уличать московского кузена в отсутствии патриотизма.

Константин Георгиевич, выслушав уготованный для него спич про крыс и китайцев-агрессоров, вызвал к зданию башни сына, который встретил «Надежду России» у входа, а затем доставил его в дом непатриотичного «Костяна». Вид опустившегося Трунькина подействовал на владельца успешной фирмы угнетающе: «А ведь Василий в чем-то прав. Я помогаю совершенно незнакомым людям: направляю деньги в больницы и сиротские приюты, а про родную Скобеевку и думать забыл». Развивая мысль в данном направлении, босс утвердился в намерении возродить родную вотчину.

***

В клубе был аншлаг. На сцене стоял длинный стол, накрытый красной скатертью, за которым восседал Константин Георгиевич со своими приспешниками.

– Внимание! Собрание, посвященное обсуждению вложений инвестиций в Скобеевку, объявляю открытым! – воззвал босс. – Я приехал не один. Эти люди – моя команда, которая хочет помочь нашей деревне возродиться. И мы сделаем для этого все возможное!

– Ой, спасибо! Мне ваша помощница в рыжем платье уж помогла, так помогла! Не знаю прям, чем благодарить, – отозвался со своего места Игнат, ставший нечаянной жертвой Светы.

В зале одобрительно загалдели. Собрание начиналось хорошо. В деревне соскучились по представлениям.

– Игнат! Ты б помолчал, она и сейчас на тебя по-недоброму смотрит, – заметил кто-то неласковый взгляд Светы, направленный на Игната.

Недобрая Света кляла про себя на все лады и Игната, и рыжее платье: «Дурища! Вот я дурииища: вырядилась как моргающий светофор, теперь все внимание на меня переключится!» Она была неправа. Отходчивый деревенский люд, потолковав немножко о причудах городских баб, легко переключился на новый виток беседы.

– Граждане! Давайте не будем попусту тратить время! Я готов выслушать ваши предложения о том, что может вывести Скобеевку из кризисной ситуации! – ораторствовал Константин Георгиевич. – Затем мы коллегиально обсудим ваши предложения, обсчитаем. И если это действительно окажется выгодным делом, начнем воплощать в жизнь!

– Костя! Я предлагаю, построить в Скобеевке скотобойню! – подал голос Палыч, научный руководитель Санька, волочившего гвоздодер.

– Обоснуй свое предложение, – потребовал Константин Георгиевич. – Скотобойню следует устраивать там, где море скотины. У нас этого моря нет.

– Ну и что. В том и фишка: по всей округе нигде нет скотобойни. Вот народ и будет скотину свозить сюда, а мы ее выкупать и пускать на сосиски. К тому же недалеко от нас богатое татарское село, а у них табуны лошадей – источник сырья для конской колбасы. Откроем здесь цех по ее производству.

Сердобольный Константин Георгиевич никогда не рассматривал лошадей как сырье для колбасы. Предложение научного деятеля его покоробило. Палыч же, увидев где-нибудь коня, немедленно брался прикидывать, сколько деликатеса могло бы из него получиться. Махан Палыч любил до трясучки. Случись Скобеевке попасть в осаду китайцев-агрессоров, он самолично вынес бы им ключи от деревни на расписном блюде за две палки конской колбасы.

– Светлана, внесите в протокол предложение Федора Павловича. Позже мы обязательно к нему вернемся, – обратился босс к подчиненной.

– А предложения от молодежи вы тоже будете рассматривать? – выкрикнула из зала бойкая девчушка.

– Предлагайте, а уж мы посмотрим, стоит его выносить на обсуждение или нет, – ответил Константин Георгиевич.

Немного помявшись, девица выпалила:

– Совет деревенской молодежи предлагает создать в Скобеевке киностудию.

Юрка неприлично заржал. Предложение про киностудию в протокол не внесли.

– Давайте исходить из преимуществ нашей местности… – начал было взывать к коллективному разуму босс.

– А я о чем?! – перебил Палыч, которого изводили помыслы о конской колбасе. – Скотобойня решит все наши проблемы!

– А городские чего молчат? Я б послушал вон ту резвую в рыжем платье! – мстительно завопил со своего места Игнат.

– Соколики! А и правда: что ж вы сидите как немые? Выдвигайте свои предложения, – ласково сказал Константин Георгиевич и вперил свой взгляд в рыжее платье.

Света неохотно привстала:

– Ну… – мыслей не было от слова «совсем». Внезапно она встретила насмешливый взгляд аспиранта. «Промолчу сейчас – зачмырят всей деревней», – осенило ее, и неожиданно для себя Света начала звонко выкрикивать слова со сцены в зал, как первоклашка на утреннике:

– Я предлагаю открыть пекарню, сделав акцент на местную рецептуру: хлеб, пироги, кренделя, что тут у вас еще в домах пекут… Если дело пойдет, выйдем на районный уровень, а там, глядишь, и в регионе свою нишу займем».

В зале зашушукались.

– А что? Неплохая мысль, – порадовался начальник, – другие предложения есть?

– Есть! – подала голос бабка Клава, соседка Серафимы.

– Слушаем Вас! – подбодрил ее Константин Георгиевич.

– С пекарней-то хорошо вы придумали, а кто ж работать на ей будет? Мужички-то наши сранья за воротник льють.

Бабы согласно загалдели. Тема была многим близка.

– А мы-то тут при чем? – растерял боевой настрой Константин Георгиевич.

– А привези нам, сынок, врачей специальных с городу. Они нашим иродам секретный код поставют, чтоб не пили!

В этот же день Константин Георгиевич поехал в город искать специалиста, готового закодировать Скобеевку от пагубного увлечения. Привезенного лекаря подселили к бабке Клаве. Мужики к новому городскому отнеслись равнодушно. В кодировку они не верили. А случись беда – закодирует… так любой код подобрать можно.

***

Новую жизнь решили начинать с понедельника. В пятницу всех городских пригласили в клуб культурно провести время.

– Я не пойду, – категорично заявил Валерий честнОй компании.

– Я тебе не пойду! – возмутился Константин Георгиевич. – Люди от всей души праздник нам устраивают, а ты морду будешь воротить?! Идем все! Отдохнете, потанцуете.

– Слышь, Валер, танцы будут. Так уж и быть, можешь пригласить меня на первый медленный танец, – кокетливо известила Катерина кавалера о грядущем счастье.

Валера не удостоил чаровницу ответом.

– Да ладно вам, ребят, пойдемте в саду посидим, – заговорчески сказал Юрка.

Все пошли. Делать все равно было нечего. Константин Георгиевич в свойственной ему манере незаметно исчез, Юрка вел будущих танцоров к кустам крыжовника:

– Я тут это… запасся маленечко, ну, чтоб повеселей было.

– Это что? – спросила Света, неотрывно смотря на мутную жижу, плескавшуюся в откровенно несвежей бутыли.

– Где взял? – перебила ее Катька, игнорируя глупый вопрос.

– У бабки Клавы.

– Как так-то? – недоумевала Света. – Она ж за трезвость при всех радела, а сама самогон гонит. Даже в деревне двойные стандарты практикуют!

– Из чего пить будем? – перебил Свету Валерий. Танцы шли вразрез с его идеологией личного пространства, свободы и чувства собственного достоинства. Достоинство следовало задавить градусом. Запасливый Юрка жестом фокусника достал граненый стакан с множественными оттисками пальцев и горсть карамелек.

Подготовка к танцам началась. Юрка знал, что делал: ноги сами несли городских навстречу веселью и приключениям. Несколько раз в этом забеге Катька чуть не переломала ноги. Для танцев она надела туфли на высоком каблуке и эффектное платье. «Как только ума хватило в гнилую деревню такие шмотки взять? – дивилась на коллегу Света. – Понятно, что Катька грезит замужеством. Но ведь не здесь же женихов искать!» Катерина не разделяла помыслов старшей коллеги: она была готова встретить судьбу в любой момент и в любом месте.

В клубе шла дискотека. Местные отжигали под «Ласковый май». «Песни колыбельного детства», – хмыкнула про себя Света. В клубе на нее пялился с уже привычной ухмылкой психо-филолог.

«Гадина какая, – вспомнила неприятное происшествие с гвоздодером Света, – как он тогда сказал? Кажись, что-то типа «посмотреть не на что». Ей стало обидно. Нет, ей он тоже не понравился. Но все равно было обидно. Поэтому когда на медленный танец ее пригласил комбайнер-тракторист, она победоносно сверкнула взглядом в сторону Горюнова: вот, мол, другие-то толк в красоте понимают. «Гадину» этот факт не пронял, а, кажется, даже позабавил.

Катька, не дождавшись приглашения от программиста, громогласно изрекла:

– Ой! Измельчал мужик, измельчал! Некоторые только и могут, что на монитор компьютера пялиться и за мышку хвататься, а роскошных женщин не замечают!

Измельчавший программист угрюмо смотрел в пол, терпеливо снося пытку присутствием на деревенской дискотеке. Природный Катькин магнетизм засосал в свою орбиту около десятка слушателей. Некоторые уже откровенно хихикали и посматривали на угрюмого служителя интернетов и высоких технологий.

Валера резко развернулся и пошел в сторону выхода. «Не переборщила ли?» – закралось к Катьке запоздалое раскаяние. Между тем, Валера подошел к диджею и начал что-то ему втолковывать. Внезапно присутствующих накрыло звуками танго. Валера уверенно подошел к Катьке и начал ее кружить, кидать, ловить. Красивое платье трепыхалось в умелых руках партнера. Пару обступили кольцом. Зрелище великолепного танца завораживало. Музыка смолкла. Клуб погрузился в тишину, а спустя мгновение окружающее пространство взорвалось громкими овациями. Ошеломленная Катька стояла в центре круга одна. Валера по окончании музыкальной композиции так же неожиданно покинул свою партнершу, как вначале взял ее в оборот.

Между тем, дискотека незнамо каких годов продолжалась. Мутная жижа из-под крыжовничьего куста будоражила мозг и настроение. Юрка пользовался безумной популярностью у местных девиц. Веселое настроение соратников бесило Зинаиду Карловну. Прежде чем процедурить мутной жижей из облапанного стакана, она обезопасила язву крынкой живительной сметаны, поэтому алкогольное настроение ее еще не накрыло. Вид чужого счастья обрушил на Зинаиду волну неприятных помыслов: «А как там мой Дима? Где он? А вдруг шашни с кем завел?»

– Дима! Здравствуй! Ты где? – закричала Зинаида в телефон, перекрикивая ансамбль «Песняры». Беспечный Дима что-то невнятно пробормотал ревнивой супруге.

– Что ты сказал? Я тебя не слышу! Не шепчи! Ты с кем? Не обманывай меня! Говори громче!

Зина включила громкую связь. Бормотание молодого мужа сливалось с песней Олега Газманова и визгом девиц, хороводившихся вокруг Юрки.

– Ах ты, подлец! Пока я в поте лица деньги зарабатываю, ты баб в дом привел!

– Да не привел я никого!

– Врешь!

– Зина, успокойся. Все равно я не смогу предъявить тебе никаких доказательств по телефону.

– Если ты дома один, то громко крикни слово «…..»!

Слово было омерзительно-позорным, и по мнению, Зинаиды, в присутствии дамы Дмитрий постеснялся был бы его выкрикивать. Чай не законченный дебил же, в самом деле.

– …! – выкрикнул молодой муж, привычный к эксцентричным выходкам ревнивой жены.

Зинаиде показалось, что Дмитрий недостаточно громко крикнул то, что ему полагалось озвучить, поэтому бедолаге было дано новое задание: «А теперь скажи: «Все бабы, кроме моей жены – ……. »! Алкоголь возымел действие над Зинаидиным мозгом в той его части, которая отвечает за фантазии. Чтобы уж наверняка объективно проконтролировать исполнение данного поручения, распаленная Зинаида пронеслась через весь зал и выдернула из розетки вилку, обесточив аппаратуру диджея. Наступившую тишину прорезал исполненный муки рев Дмитрия: «Все бабы кроме моей Зинулички – ………..!»

– Во, Зинуличка! Во дает! – наложил свою резолюцию кто-то из местных.

– Это не Зинуличка, это наш Костя дает! Понавез из Москвы извращенцев! Одна мужиков истребляет, другая – вона че!

– Чего уставились? – грозно вопросила пялившихся на нее деревенских неласковая Зинуличка. – Маэстро! Крути свою шарманку! – обратилась она к диджею, облаченному в спортивные штаны на подтяжках.

Как назло, после бухшиного повеления из шарманки сплошным потоком полилась тягомоть. Настырный тракторист-комбайнер прилип к Светлане банным листом, приглашая ее каждые пять минут на медленный танец. Его общество тяготило. Тем более, внимание водителя самоходных машин никак не повлияло на отношение психо-филолога к Светлане. Он все отлично понимал и откровенно надсмехался над ней!

Когда из динамиков колонок в очередной раз полилось нечто нудно-заунывное, Света сделала стойку и отказала кавалеру в танце. Тот отказу не внял и потянул к ней ручищи, айда, мол, чего кочевряжишься. «Отстань от меня! – возмутилась Света. – Не смей больше ко мне приближаться!»

То ли в лице Светы мелькнуло что-то устрашающе-решительное, то ли память услужливо подсунула работнику полей яркий образ пострадавшего Игната… Как бы то ни было, но тракторист-комбайнер действительно отстал. Зато на его место заступили другие настойчивые кавалеры. Разгоряченная алкоголем фантазия Светы выручала хозяйку как могла. Девушка уже исполнила под медленную музыку лезгинку и лунную дорожку Майкла Джексона. Она морально приготовилась исполнять танцы народов Африки. Да что угодно – лишь бы отвязаться от настойчивых ухажеров, мечтавших позвать ее на медляк. Ее движения не были грациозными как у Валеры. Света хаотично металась по залу как медведь-шатун. Заметив мужской силуэт, шедший в ее сторону, танцорша сжала 2 кукиша и сунула в лицо подходившему:

– Вот тебе! Видел?! А ну пошел вон отсюда! Как же вы меня достали, женихи фиговы!

«Жених» скуксился и обиженно поджал губы:

– Простите, Светлана, если дал Вам повод заподозрить меня в гнусных вещах. Я лишь хотел предложить Вам вернуться в дом. Мне кажется, вечерние танцы Вас утомили.

До Светы внезапно дошло, что перед ней стоит разобиженный босс.

– Ааааа! – закричала она в лицо работодателю и, схватившись обеими руками за рот, побежала на улицу. Она добежала до ближайшего куста и сунула голову в его центр. «Беэээ!» – крикнула Света прикорневой поросли куста. Ничего не произошло. «Беээ!» – еще раз постаралась она. Тщетно. В студенческие годы ей приходилось много раз выслушивать от однокурсниц рассказы о том, что перебрав алкоголя, те быстренько избавлялись от его излишков незатейливым способом при помощи «беэээ». «Выходит, я дефективная: у меня в организме не все как у людей», – предавалась горестным размышлениям Света. Ей не хотелось возвращаться в клуб. Тут было всяко лучше. Почти как в детстве в условном «домике».

– Ненормальная! Ты там что-то потеряла или в роль страуса вживаешься? – раздалось где-то сверху над танцоршей. Света неспешно вытащила голову из куста, ободрав веткой ухо:

– Мне плооохо, – заутробно пробасила она и заревела. Ей было стыдно и тошно. Как теперь людям в глаза-то глядеть? Кто ж знал, что первый опыт самогонной попойки приведет к таким позорным последствиям. Света уткнулась лицом в рубашку незнакомца и взялась предаваться беспробудному горю. Затем деловито промокнула опухшее от слез лицо рубашкой доброго человека:

– Спасииибо!

– Я бы сказал «на здоровье», но какое уж здоровье с такой-то больной головой!

– Ты?! – Света задохнулась от возмущения. Только сейчас она рассмотрела в благодетеле психо-филолога. – Зачем ты меня преследуешь?

– Уууууу….. У нас еще и мания преследования…

– Ыыыы, – вновь заревела Света.

– Ну, ладно, ладно! Успокойся. Пошутил я.

Из клуба вышла небольшая компания людей. Позади них, словно пастух, погоняющий отару глупых овец, семенил Константин Георгиевич: «Алкоголики мои! А, ну, до дому, до хаты! Зачем же пьяными рылами-то на виду у всей деревни отсвечивать?» Компанию Светиных сослуживцев разбавлял Юркин внештатный гарем в составе трех девиц. Юрке такое внимание льстило, и уходить на пике популярности домой, чтобы «не отсвечивать», ему не хотелось:

– Константин Георгиевич! Мы больше в клуб не пойдем, не беспокойтесь. Мы только до пруда прогуляемся, воздушком подышим, проветримся и сразу домой.

– Хорошо, соколики мои, так и быть. Но в клуб больше ни-ни!

Подопечные Константина Георгиевича в сопровождении Юркиных девиц и психо-филолога медленно шли к пруду. Тишину ночи окрашивало волшебное пение неведомых птиц.

– Валер! А где ты научился так здоровски танцевать? – озвучила Катерина мучавший ее вопрос.

– В Москве.

– Козе понятно, что не в Рио-де-Жанейро. Я имела в виду, ты профессионально этим делом занимался или как?

– Или как. Мама в седьмом классе отвела на танцы.

– А ты что же, так легко согласился?

– За год позора мне пообещали компьютер.

– И чего, купили?

– Купили.

Катька подцепила Валеру под руку и вела допрос с пристрастием о его детстве, родителях, увлечениях. «Может, это и есть тот мужик, которого мне для успешной жизни не хватает?» – задавалась она вопросом. До этого момента Валера не вызывал в ней никакого интереса. Отчасти из-за скверного характера. Отчасти из-за блеклой внешности: кроме красивого прямого носа и выразительных карих глаз не было в нем ничего яркого. Так, средний рост, короткие русые жидкие волосы, чахлое телосложение, ежедневно угнетаемое работой за компьютером. Нечаянно вскрывшийся потенциал танцора заставил Катерину рыться в Валеркиной биографии в поисках других неожиданных бонусов. Пока бонусы не радовали. «Если я его поцелую, то точно пойму – мой это человек или нет», – решила она. Катерина с кавалером замыкали процессию. Подобрать более удачный момент было сложно, поэтому Катька, вцепившись в Валеру, впилась в его губы. Тот встал столбом, не зная, что делать. По амурным делам, в отличие от Юрки, Валера специалистом не был.

«Что-то непонятно, мой он человек или нет, – заключила Катерина. – Поцелуй вышел – такое себе… Хотя, может, так даже лучше. Не умеет целоваться – значит, не гулящий. Зачем мне такой как Юрка, например?» Валера тоже переживал тяжелые думы: уже дважды за сегодняшний день вмешивались в его драгоценную свободу и попирали чувство достоинства. Вначале принудили в клуб идти, а теперь вообще кошмар…. Ни в какие ворота.

Так, в тяжелых думах оба дошли до пруда. Место оказалось сказочно красивым. В лунном свете ивы поблескивали серебряными листьями, вода тихо шелестела о траву берега. По неясной причине сюда не доносилось тявканье деревенских собак.

– Давайте отойдем от кромки обрыва, – сказала представительница Юркиного гарема. Люди говорят, что несколько раз здесь случались оползни, от берега отваливались куски суши и уходили под воду. А пруд в этом месте глубокий.

– Зайка моя! Не бойся, я же с тобой! – развеял опасения девушки Юра.

Тем не менее, компания, не сговариваясь, сделала три шага назад. Никто не разговаривал. В присутствии ночного очарования любые слова казались лишними и глупыми. Внезапно у Валерия затрезвонил мобильник. Какому-то башковитому программисту в Москве срочно понадобилась его консультация. Чтобы не мешать присутствующим, Валера отделился от компании и подошел к краю обрыва:

– Да, Геннадий, слушаю тебя! Что? Да-да, верно… А ты что сделал? Ну, молодец, правильное решение…

Неожиданно Валера неестественно покачнулся и выкрикнул в трубку: «Дружище! Я позже перезвоню, я паааааадаю!» Окончание фразы звучало откуда-то снизу. Подопечным Константина Георгиевича повезло своими глазами наблюдать за оползнем, уносившим их сослуживца в бездну пруда.

Зинаида Карловна истошно завизжала и бросилась бежать подальше от береговой линии. Остальные остались неподвижно стоять у обрыва, боясь посмотреть вниз на то, что осталось от обвалившегося куска земли и их товарища. Первым опомнился психо-филолог. Он вытащил свой телефон, включил фонарик и начал светить в темноту бездны.

Бездна оказалась обозримой. Вопреки рассказам местной девушки пруд в этом месте был неглубоким, поэтому тело Валерия под воду не ушло. Оно недвижимо лежало на уродливой горке осыпавшейся земли и не шевелилось.

– Валерочка! Миленький! – с отчаяньем в голосе взялась причитывать Катерина. – Убился!

– Хорош голосить! – осадил ее психо-филолог. – Всем оставаться здесь, я обойду пруд до места, где пологий спуск, и постараюсь добраться до Валеры. А вы будете фонариками светить, чтоб я знал, куда мне двигаться. Спасательная операция не заняла много времени. Вскоре Горюнов склонился над телом программиста. Он потрогал его шею в поисках пульса, послушал дыхание и с некоторым сомнением заключил:

– Мне кажется, он просто уснул!

– Ты чего несешь?! – взорвалась Катерина. – Кажется ему! Скорую надо вызывать!

– Да погоди ты со скорой, – отмахнулся Горюнов. – Самая быстрая скорая часа через 3 только сюда доберется. Эй! Как тебя там? Валера! Подъем!

Валера зашевелился и к неописуемой радости присутствующих сел: «Где я?» Упав с обрыва, программист нежно тюкнулся головой о землю и отключился. Ежедневный стресс от непредсказуемого деревенского быта и усталость остались позади. Попав в царство Морфея, программист очутился в привычной атмосфере четких целей и задач. Он сидел за любимым столом на любимом удобном стуле-кресле с любимой литровой кружкой потрясающего кофе. Блаженство! И вот на тебе! Негодяй по имени Саша ворвался в его личное налаженное пространство и вытащил в бредово-абсурдную реальность, в которую Валеру занесло по собственной глупости и по приглашению босса.

Программист таращился наверх. Из всей кодлы приспешников Константина Георгиевича его взгляд фокусировался исключительно на Катьке. Непостижимым образом девица вызывала в нем неприязненность и симпатию одновременно. Про таких Валерина покойная бабушка говорила «разбитная бабенка». Программист ценил себя высоко, поэтому априори место рядом с ним никак не могла занять разбитная бабенка, почитай что женщина облегченного поведения. С другой стороны, Катька была умна и хороша собой. Опять же, про таких бабушка говорила «кровь с молоком». «Да о чем я, собственно говоря, думаю? Какое мне дело до Катьки? Подумаешь, поцеловались по-пьяни. Вот уж прям!» – вел Валера диалог сам с собой.

На обратном пути молчали. Вначале развели по домам Юркин гарем, потом вопреки возражениям Горюнова дошли до дома Палыча и сдали аспиранта научному руководителю. На подходе к Серафиминому дому Катька разгоряченными губами шептала Валере на ухо о своих переживаниях за него и о черствости Зинаиды, бросившей товарищей в беде.

– Валера! Сделаешь нам утром яичницу из деревенских яиц, – заявила Зинаида Карловна, когда компания ввалилась в дом.

– А чего я-то?

– А кто? Вы завтра с Юркой дежурные по кухне. Сегодня тебя все спасали, устали, поэтому ты обязан нам это компенсировать.

Валера не стал ставить на вид Зинаиде ее трусливое бегство с места происшествия у обрыва. Ворошить нервную систему перед сном – хуже некуда. Яичницу, так яичницу. Он предупреждал, что готовить не умеет.

***

– Теть Серафим! – вопрошал с утра программист хозяйку, – а где можно взять деревенские яйца?

– Иди в курятнике поищи.

Искать яйца в курятниках Валера не умел, о чем сразу же поведал.

– Ой, горе ты луковое, пойдем учиться, – вздохнула Серафима и повела ученика на подвиги.

Запах курятника напористо лез в ноздри впечатлительного городского. Дыша через раз, руководствуясь указаниями Серафимы, Валера набрал блюдо сырья для будущей яичницы. В курятнике было пусто. Его пестрые поселенцы деловито шныряли недалеко по травке, чем-то закусывали и изредка кудахтали. Валера гордо внес добычу в дом и принялся хлопотать на кухне.

– Ах ты, ирод, этакий! – грозно закричала с порога Серафима и двинулась в сторону удивленного программиста.

– Вы чего? – попятился тот на всякий случай.

– Тебя калитку не учили закрывать за собой?! Запустил мне кур в огород, теперь они из грядок месиво сделают!

Шустрая Катька побежала в огород выручать Серафиму – отлавливать кур. Валера был ей благодарен. Сам бы он ни за что туда не пошел, считая процедуру отлова глупых пернатых унизительным мероприятием.

Яичница удалась. Нагулявшись и наплясавшись за ночь, народ изрядно проголодался. Пожинать плоды кулинарного успеха Валере не пришлось, так как внимание компании переключилось на шаги и разговор за дверью. Вскоре в избу зашел босс с привезенным из города лекарем. Доктор был низенького роста, щуплый, с реденькими, давно немытыми волосами. Он создавал впечатление выходца их среды пьющих людей. Возможно, образ создавался врачом сознательно, чтобы в среде алкашей сойти за своего.

– Проходите, проходите, любезный, к столу, не побрезгуйте нашим угощеньицем, – хлопотал Константин Георгиевич.

Тратить «угощеньице» на чужого мужика сослуживцам было жалко, но возразить начальству было невозможно. Валера взял на себя роль официанта.

– Знакомьтесь, ребятушки. Это Сергей Иванович. Сергей Иванович, это мои соколы. Я, собственно, что хотел у Вас, доктор, спросить… Может, Вы заодно и моих орлов закодируете? А то ведь от людей за их дикость неудобно.

Орлы агрессивно смотрели на босса и лекаря. Участвовать в позорной процедуре никто не собирался. Разве что у Светы что-то такое забрезжило на долю секунды в голове, но сразу затухло.