Текст книги "Любовь, карьера, дружба плюс испытание гнилой деревней"

– Константин Георгиевич, поверьте моему богатому опыту – это лишнее. Ребята переживали адаптацию к новым условиям и прибегли при этом к ошибочной методе.

«Молодец, мужик, не зря свой хлеб с Валеркиной яичницей ест», – с облегчением подумали сослуживцы.

Дежуривший на кухне вместе с Валерием Юрий согласился взять обязанности по приготовлению обеда на себя с условием, что за продуктами в магазин пойдет напарник. Сверяясь с Юркиным списком, программист набрал два пакета провизии и тронулся в обратный путь. Обе руки были заняты. Открывать калитку было неудобно. Кое-как справившись с задачей, Валера припустил к дому по тропинке, как вдруг встретился взглядом с шагавшей ему навстречу Серафимой. Валера тревожно обернулся: так и есть! Он опять забыл закрыть калитку. А к ней уже подбиралась расторопная курица. Спеша исправить оплошность, Валера бросил пакеты с продуктами под ноги Серафиме и понесся к злосчастной калитке. Он оказался на доли секунды расторопнее курицы и со всей дури хлопнул дверью калитки, прихлопнув несчастное пернатое.

– Убииивец! – разрезал воздух истошный вопль Серафимы.

На страшный клич на крыльцо высыпали приспешники Константина Георгиевича. Валере было плохо. Он стал нечаянным убийцей. Как с этим жить? Катька, оценив обстановку, метнулась в дом. «Зачем она побежала в дом? Бедной курице уже ничем не поможешь», – в отчаянии думал программист. Между тем, Катерина уже бежала к калитке с тесаком. От пережитого стресса Валера потерял сознание. Катька же скоренько обезглавила мучившуюся в агонии курицу, сообщив оторопелым соратникам: «Ну, а че? Если она своей смертью сдохнет, ее же выкинуть придется, а так мальчики из нее суп сварят». «Стану вегетарианцем. После такого я не смогу мясо есть!» – решил «мальчик» Валера, возвращаясь из обморочного небытия в бренный мир.

К чести Юрия суп получился наваристым и похвально вкусным. Валерий от лакомства отказался. Он сидел в стороне и жевал галеты. Ближе к вечеру Юрий вновь проявил благородство:

– Валер, я сейчас что-нибудь вкусненькое сварганю, а ты по-быстрому сгоняй в курятник за парой яиц.

– Не пойду. Там куры. Дай мне какое-нибудь другое поручение.

– Дружище! Ты чего как не мужик? Боишься что ль? Бери пример с Катьки.

Валера поморщился. Катька с окровавленным тесаком мерещилась ему в страшных помыслах.

– Да ладно, со всеми бывает, – взялся успокаивать соратника Юрий. – Народ давно для таких случаев терапию придумал: «клин клином вышибают» называется. Так что дерзай. Вперед!

Валерка поперся в страшное для него место. Куры, будто чувствуя опасность, сторонились крадущегося программиста. Дальше все происходило как в дурном сне. Довольно быстро он нашел пару яиц и направился было в сторону дома, как вдруг завидел квохтающую курицу, бьющую крыльями. «Что с этой глупой птицей стряслось?» – заинтересовался служитель компьютера и подошел поближе. Курица запуталась ногами в куске сетки-рабицы, отогнувшейся снизу от забора.

«Этот шанс дан мне свыше, – дошло до Валеры, – чтоб реабилитироваться перед теткой Серафимой. Спасу эту курицу – исправлю свою карму». Осторожно отложив яйца в траву, чтоб не разбить ненароком, Валера начал истово править карму, выкручивая ноги курицы в разные стороны. Он не боялся приближавшейся Серафимы, спешившей к нему с огорода. Наоборот, пусть увидит, что и от него бывает толк. Когда запыхавшаяся Серафима подбежала к программисту с курицей, тот уже закончил спасательную операцию и на виду у хозяйки победоносно водворил птицу на травку. Курица не переставая квохтала и неестественно валилась, не желая стоять на ногах.

Серафима задохнулась от негодования:

– Ты что ж, урод – руки из срамного места, с моей птицей делаешь?!

– Не ругайте меня. Я ее спасал: у нее ноги в сетке-рабице запутались.

– Сейчас я твои ноги вместе с руками запутаю, а потом повыдергиваю за ненадобностью! – лютовала Серафима.

Валерий подавленно молчал. На крыльце вновь материализовались коллеги программиста.

– Теть Серафим, ножичек нести? – участливо крикнула Катька.

– Неси! – ответила хозяйка. – Только покрупнее и поострее. Будем этого задохлика по кускам крошить, чтоб другим неповадно вредительствовать было! Только и может, что курей щемить и ноги им ломать!

Гроза Серафиминых курей опрометью бросился в дом и закрылся в комнате. К ужину он не вышел.

– Юр! Позови Валеру к столу, – проявила беспокойство Катерина. – Он и так не богатырского телосложения, а от голода совсем загнется.

– Если ваш потрошитель сунется к моим поросятам, я его сама пришью! – подала голос проходившая мимо ребят Серафима.

– Теть Серафим! Он же не нарочно! – вступилась за Валерку Катерина.

– Конечно, не нарочно, он специально! Кстати, мила моя, ты б присмотрела за добром, припасенным для пекарни. Ваш умалишенный потрошитель какое-то устройство ломает. Он же не может на месте спокойно усидеть. Его, видать, геморрой на подвиги тянет.

Зинаида Карловна бросилась в комнату, где тосковал Валера. Вскоре оттуда понеслись истеричные вопли бухши. Из обрывков нечленораздельной речи чаще всего выбивалось слово «дежа». Вся компания подалась на звуки истерики. Ребята заворожено смотрели на работу тестомесильной машины.

После памятного собрания в клубе Зинаида Карловна с Константином Георгиевичем начали вести переговоры на предмет поставки оборудования и сырья для будущей пекарни. Ушлая бухша знала свое дело хорошо, поэтому вскоре необходимые договора были подписаны на выгодных для Константина Георгиевича условиях. Под пекарню было определено бывшее здание сельсовета. Пока там шли отделочные работы, все оборудование складировалось в доме Серафимы.

Первым делом в доме появились дежа и тестомесильная машина. Дежа представляла собой большую кадушку на колесиках. Прилагаемая инструкция сообщала, что ее основное предназначение – служить тарой для замешивания 100 килограммов теста. По задумке создателей, заполненную продуктами дежу следовало подкатывать под крышку тестомесильной машины. Те же создатели сообщали, что огромная тестомеска, оснащенная винтом, будет вымешивать содержимое дежи по принципу миксера.

Дежа и тестомесильная машина мирно простаивали в мужской комнате Серафиминого дома, набираясь сил перед грядущими славными рабочими буднями. А светлая голова программиста остро нуждалась в новых задачах и идеях. Открытие пекарни должно было состояться не ранее чем через 2 недели. Так зачем же простаивать добру, если его можно использовать в других целях?

Зинаида застала Валерия за экспериментом. Тот заполнил дежу водой и стиральным порошком, накидал туда носков, подкатил дежу под винт тестомески и запустил действие механизма. Стирка пошла! После куриного происшествия вопли Зинаиды должного впечатления на Валеру не произвели. Сослуживцы заворожено смотрели на беснующуюся бухшу, отключившую тестомеску от электричества, и замедляющийся носочный водоворот, открывшийся взору после поднятия крышки тестомески.

– А чего, классно! Молодца! А можешь мои рубашки так постирать? – обратился Юрий к товарищу.

– Легко!

– Константин Георгиевич! Константин Георгиевич! – Кричала Зинаида в мобильник вечно слоняющемуся по сельчанам боссу. – Валера дежу сломал!

– Врет она! Ничего я не сломал! – подал голос программист.

Через несколько минут в дом прибежал упыханный босс:

– Вы, я смотрю, совсем расслабились! А, ну, разошлись по комнатам! Завтра тяжелый день. С утра решаем вопросы по рекламе. Юрий! Жду от тебя конкретных дельных предложений. С утра все едем в районный центр выбирать места для растяжек, размещения баннеров и так далее.

Оставшись с племянником на кухне, Серафима принялась ему выговаривать:

– Кость! Ты где этих пакостников подобрал? Сил моих нет! Что ни день – то какую-нибудь гадость сотворят!

– Да ладно тебе, теть Серафим. Не наговаривай на ребят!

– Разве ж я наговариваю? Малахольный двух курей извел, а Света почуднее Малахольного оказалась.

Константин Георгиевич улыбнулся, вспоминая приключения своей подчиненной.

До школы Света животных любила. Заочно. Теоретически. Она смотрела про них передачи, листала красочные книжки. Когда девочка училась во втором классе, на нее напала ворона и несколько раз клюнула в ногу. Причину птичьей агрессии так и не установили, зато нетипичное поведение пернатого агрессора заставило Свету трястись при виде любой живности.

– Кать! Слышишь? Вроде как скот поет, – делилась Света страхами с коллегой.

– Светка! Какой скот? Это ж обыкновенный петух!

– А как ты думаешь, он далеко поет или где-нибудь рядом ходит? – не унималась Светлана.

– Да прекрати ты наконец! Что тебе может сделать петух или гусь?

– Заклевать или защипать.

– Не раздражай меня! Давай следовать любимому Юркиному правилу «клин клином вышибают». Пошли в курятник!

– Я не смогу.

– Ладно, пошли просто по улице погуляем, там полно птицы бегает.

В отношении кур-петухов метода оказалась действенной. Состряпав лицо про войну, Света ходила мимо них, стараясь не выделять миазмы страха. С гусями было сложнее.

– Чтобы гуси не напали, нужно сложить V-образный знак пальцами, его еще называют «жест виктория», – учила Свету Катерина.

– Я сильно сомневаюсь, что гуси по этим знакам поймут, что я альфаособь в их стае.

– Что попусту слова тратить. Пойдем! – скомандовала Катька, довела Свету до ближайшей кучи гусей и пошла в самую гущу щипачих птиц, показывая им двумя руками угрожающий знак. – Видела? Теперь ты!

Света, ни живая ни мертвая, расставив руки и растопырив средние и указательные пальцы осторожно шла по дороге. Разумеется, она не полезла в кучу гогочущих чудовищ. Но даже это маленькое путешествие мимо гусей стало огромной победой. Над собой. Над своим страхом. Жители деревни, ставшие свидетелями необычного променада, замучились придумывать объяснение произошедшему. В итоге коллективный деревенский разум пришел к консенсусу. Выдвинутая гипотеза выглядела убедительно.

– Кость! Люди в деревне недоброе про вашу Свету говорят. Колдует она. Давеча у Клавки вдоль дороги ходила с закрытыми глазами и странные знаки руками делала. А вечером у Клавки корова горькое молоко дала.

– Полыни, пади, наелась, вот молоко и горчило, – вступился за подчиненную босс. – Да и вообще, чем всякую чушь придумывать, давай ее прямо спросим, что она у дома Клавдии вытворяла.

На допросе Света выложила полную информацию и про курей и про гусей. Ее показания подтвердила свидетельница Катерина.

– Ну, вопрос исчерпан? – обратился босс к тетке.

– Исчерпан, – облегченно вздохнула та. Только колдунов ей в доме не хватало!

Воодушевленная первыми победами, Света решила бороться с оставшимися страхами самостоятельно. Она присмотрела в деревне собаку пострашнее и повадилась к ней ходить. Собака была черная, косматая. Завидев через щель забора Свету в первый раз, она лаяла так, что казалось, выплюнет от натуги легкие вместе с остальным ливером. Внутри Светы все дребезжало и готово было оборваться. «Так дело не пойдет, – решила она. – Надо постараться наладить со скотиной контакт. – Эй, Малыш!» Света решила, что такое имя позволит ей убедить себя в превосходстве над четвероногим зверем. Малыш зашелся пуще прежнего, потрясая колтунами. Тактику следовало изменить.

Каждое утро она стала бегать к Малышу с гостинцами: сыром, колбасой, пирогами. Первую неделю Малыш для порядка лаял на нее в перерывах между глотанием кусков, летящих через забор, но потом стал стесняться: в самом деле, неудобно ведь. Прежде таких деликатесов он никогда не пробовал. Света тоже почувствовала некоторые перемены в своем организме. Страх перед псиной исчез, а иногда и вовсе собака вызывала в ней умиление.

Однажды Света к Малышу не пришла. Она встала позже обычного и теперь торопливо завтракала, чувствуя неловкость из-за того, что остальные ждут ее на улице. А на улице происходило что-то интересное. Оттуда слышались визги Катьки и Серафимы. Не доев завтрак, Света побежала на крыльцо утолять любопытство. Открывшееся зрелище ее поразило.

С обратной стороны Серафиминого забора скакал Малыш, за ним, на железной цепи волочилась конура. Пес развлекался с курами. Он ловил жертву, прижимал ее к земле и с любопытством смотрел, как та трепыхается. Потом отпускал лапу и давал бедной курице отбежать. Видимо, псина знала о суровом наказании за удавленных кур, поэтому смертоубийства не допускала. К людям с обратной стороны забора никакого интереса пес не проявлял, но когда на крыльце появилась Света, псина кинулась сотрясать калитку, вилять хвостом и лаять.

– Малыш! Малыш! Ты как сюда попал? – крикнула Света и побежала домой за недоеденным завтраком, чтобы угостить зверюгу.

– Ничего себе Малыш, – подивилась Катька.

– Куда поперлась?! – попыталась не пустить за калитку жиличку Серафима.

Света обогнула ее как несерьезное препятствие и вышла к Малышу. Тот, повизгивая, лизнул ей руку и набросился на угощение. Со стороны улицы к калитке несся Кузьмич – хозяин Малыша. Он заковыристо обругал Свету. За то, что испортила собаку, ибо у пса должен быть один хозяин. Все остальные – враги. И за будку, которую псина уволокла за собой в поисках Светы и лакомства. Малыш смирно стоял возле Светы и Кузьмича, но когда тот сильно повысил голос, Малыш недовольно заурчал и оскалился.

После инцидента с будкой и Кузьмичом Света перестроила маршрут передвижения по деревне, чтобы не ходить мимо Малыша и не дразнить его. Она возобновила свои визиты спустя неделю, когда, по ее мнению, инцидент должны были забыть.

***

Понедельник выдался насыщенным на всякого рода события. Подопечные Константина Георгиевича выехали из Скобеевки ни свет – ни заря по делам пекарни.

Тем временем, деревенские жители добровольно шли на заклание к лекарю Сергею Ивановичу. Коллективная кодировка проходила все в той же цитадели культуры – в клубе. Местные мужики шли с единственной целью – посмеяться. Бабы сопровождали их с затаенной надеждой на чудо. Вначале Сергей Иванович сухо, не вдаваясь в живописные детали, поведал собравшимся о вреде алкоголя. Затем стал припоминать заковыристые случаи из лечебной практики:

– Закодировал я недавно молодого парня. Все при нем. И должность. И внешность. Один грех – любит вино. А тут закавыка – решил он жениться и порадовать молодую супругу трезвостью. Сказано – сделано. Закодировал я его и предупредил как положено, что после этой процедуры ни капли спиртного нельзя принимать, а то последствия могут оказаться непредсказуемо-печальными. И вот идет свадьба, а дружки его, козлы неотесанные, так и подбивают, так и подбивают горемыку обмыть мероприятие. Ну, пригубил он чуток водки. И все. Онемел. Язык вожжей висит, сказать ничего не может. Полгода его потом из этого состояния выводили.

А еще был случай, закодировался у меня мужик. Дела его в гору пошли. А тут баба евойная перебрала на какой-то вечеринке и давай его подзуживать: «Ты чего, мол, как не мужик, даже стопочку не можешь опрокинуть. Слабо тебе, родимый? А? Слабо?» А ему, видать, неудобно, взял он злополучную стопочку и принял. И все. Не стало больше того мужика. Умер на месте.

Бабы в клубе загалдели, осуждая глупую женщину. Присутствующие мужики притихли. Веселья поубавилось, но и уйти из клуба вроде как нельзя, до скончания века трусом будут считать. Так что к заключительной стадии процедуры все мужское население Скобеевки сидело и стояло вдоль стеночки.

Сергей Иванович неспешно подходил к каждому пациенту, участливо заглядывал в глаза, словно нанизывал душу на шампур. Затем сжимал ручонками голову жертвы и нараспев произносил заклинание: «Не пееей с этого дня. Нейдееет в тебя больше вино. А коли выпьешь – смеееееерть!!!» Слушать заговор было неприятно. Головы жертв начинали преть, а в висках появлялась тянучая боль предгриппозного состояния.

«Страшно-то как!» – перешептывались промеж собой бабы.

Из клуба народ шел мрачный, словно с трезвых поминок. Не сговариваясь, все расходились по домам. В этот вечер ни в одном доме не было выпито ни стопочки алкоголя. О подробностях произошедшего приспешники Константина Георгиевича узнали вечером от Горюнова. Саша пришел к Серафиминым постояльцам с мешком печенья, рассчитывая, что его напоят чаем.

Босс умильно смотрел на гостя, прихлебывающего горячий чай из эмалированной кружки.

– Ну а вы как съездили? – опомнился психо-филолог, решив продемонстрировать компании свое внимание и заинтересованность.

– Ну, что мы… Съездили тихонечко. Дела кое-какие порешали, – витиевато ответил босс и, следуя установленной традиции, продолжил:

– Что ж, соколики ненаглядные, дело молодое, посидите, почаевничайте маленько. Допоздна не засиживайтесь. А я пока по деревне малясь пробегусь.

– Что ж он каждую ночь по деревне-то бегает? Медом ему что ли намазано? Нежто любовницу завел? – пробубнила Зинаида о наболевшем. Ее все сильнее терзали сомнения в верности молодого мужа, неосмотрительно оставленного в Москве.

– Ну что Вы, – возразил Александр. – Константин Георгиевич очень неравнодушный человек…

– А я о чем? Говорю же, любовницу завел! – сказала, как отрезала, бухша.

– Нет, он не к женщинам неравнодушен, а ко всем.

– Вот уж о ком – о ком, а о Константине Георгиевиче я бы такой гадости никогда не подумала, – растерялась Зинаида.

– Какая же это гадость? – изумился неиспорченный Горюнов. – Константин Георгиевич каждый вечер ходит в гости к родственникам, друзьям молодости. Они беседуют, вспоминают былое. Это же радость для всех.

– Да что мы все о боссе разговариваем? – решила сменить тему Катерина. – Саша, расскажите нам лучше о себе, о своих научных изысканиях.

– Да что там рассказывать-то? – удивился Александр и поведал товарищам о разочаровании в филологии, об исследовании связи прозвищ и личностной самооценки.

– Как интересно! – похвалила собеседника Катька. – А как вообще возникла такая мысль – искать связь между прозвищами и самооценкой человека?

– Идея принадлежит Федору Павловичу. Надеюсь на вашу скромность и порядочность, поэтому расскажу все как есть. Федору Павловичу много лет не давал покоя финансовый успех вашего босса. Долгие размышления привели его к мысли, что источник успеха Константина Георгиевича кроется в его прозвище.

– А какое у него прозвище? – поинтересовался Юрка.

– Сладенькай.

За столом все гаденько захихикали.

– Можно продолжать, или данной информации вам достаточно? – холодно осведомился психо-филолог.

– Продолжай-продолжай, – ответил за всех Юрка. – Только вначале скажи, откуда такая дичь? В смысле, затейливое погоняло?

– Когда Константин Георгиевич был маленьким, бабушка называла его исключительно «мой сладенькай». В деревне к этому привыкли, так и пошло: сладенькай, да сладенькай. Приклеилось на всю жизнь. Федор Павлович решил, что в попытке избавиться от унизительного звания ваш босс начал покорять жизненные вершины. Чтобы доказать в первую очередь себе, а затем уже и всем остальным, что «сладенькай» и успешный мужик – вещи несовместимые.

– Ну, Палыч, любитель конской колбасы, ну затейник! – внезапно раздалось у входа в кухню. Ребята вздрогнули. Босс, когда ему было нужно, превращался в человека-невидимку. Он неслышно подобрался к своим полуночникам.

– Простите, Константин Георгиевич! – повинился Саша. – Но раз уж так вышло, что Вы все слышали, ответьте, пожалуйста, это правда, что детское прозвище сыграло какую-то роль в становлении Ваших личностных качеств?

– Ну что ты, Саша, нет, конечно. Да и прозвище не самое плохое, чтоб из-за него из кожи вон лезть. Бывает и похуже.

– А правда, Саш, а какие прозвища еще у людей в деревне? – любопытствовала Катерина.

– Разные.

– А у Васьки Трунькина какое?

– Таракан.

– А почему Таракан?

– Потому что живучий. По всем законам физики и химии он раз десять помереть должен был, а все никак. Однажды он наелся семян дурмана. Весь вечер гонялся за лешими по деревне и бился с ними на палках, называя себя Джедаем. Второй раз съел сковороду жареных мухоморов. Их Серафима набрала, чтоб настойку сделать для больных суставов, а он в ее отсутствие пришел, пожарил их и съел. Спал больше суток, пока Серафима не обнаружила пропажу грибов. Тут у нее все сложилось. Побежала к фельдшеру Нюре, та давай Ваське капельники ставить, потом желудок промывать. Или наоборот. Обошлись без госпитализации. В другой раз он какой-то кислоты нахлебался вместо спирта. Так что оправдывает он свое прозвище.

– А ты нашел какие-нибудь случаи, когда прозвища повлияли на что-то личное?

– Зачастую такие факты связаны с женским полом и прозвищами, оценивающими внешний вид.

– Это как?

– В первую очередь, жестоко. К примеру, долгое время здесь одну даму из-за крупных габаритов иначе как Квашня не называли. А она, между прочим, работает учителем химии. Женщина взялась за себя, обрела приличную форму. В конце концов, обидное «Квашня» было заменено местными жителями на профессиональное «Колба». Но такие случаи не часты.

Есть прозвища, отражающие некие цикличные процессы, происходящие в жизни человека. Примером может служить Пузо. Родители нарекли его Олегом. Он родился и вырос в Скобеевке, потом переехал в город, где живет и трудится по сей день. Родителей он навещает часто, поэтому скобеевцы с удовольствием отслеживают личную жизнь парня. А личная жизнь у Олега имеет неприятный изъян.

Он начинает встречаться с девушкой. Вначале все складывается замечательно. Потом, где-то через год, девушка пропадает на неделю, избегает встреч с Олегом, а появившись, сообщает, что нашла другого. Затем она скоропостижно выходит замуж и вскоре рожает ребенка. Когда это произошло в первый раз, Олег отнесся к произошедшему с некоторой иронией: мол, хорошо, что измена случилась до свадьбы, и негодная невеста самоотбраковалась. Когда все повторилось во второй и в третий раз, он напрягся, а после пятого раза стал считать себя проклятым. Ну, а Пузом его зовут, если вы еще не поняли, из-за того, что сразу после расставания с Олегом девки беременеют и вступают в брак.

– Заняяятно, – протянула Катерина, – впору ехать в город, да знакомиться с Пузом, чтобы наконец-то устроить личную жизнь.

– Так ведь с ним ни у кого личная жизнь не ладится, – возразила ей Света.

– Это понятно. Я имела в виду, что нужно отработать проверенный метод: повстречаться с ним месяца два, а потом гарантированно найти мужика для замужества и деторождения.

«Какая испорченная баба! – изумлялся про себя программист. – Встречаться с одним мужиком, чтобы найти другого для брака и деторождения! Нормальному человеку такое и в голову не взбредет!»

– Саш! А в деревне у всех-всех есть прозвища? – продолжала допрос психолога испорченная баба.

– С малышней особо не заморачиваются. А вот у взрослых особей в 9 случаях из 10 альтернативное имя всегда присутствует.

– А нам тоже дали прозвища? – изнывала от любопытства Катька.

– В целом вас называют городскими. Конкретно тебя – Катюха. Полагаю, тебе удалось быстрее всего адаптироваться к аборигенам.

– А у других прозвища есть?

Саша улыбнулся куда-то в сторону:

– С одной стороны, не хочется, чтобы у кого-то возникла обида на меня. С другой, – все равно скоро вы сами свои прозвища услышите. Поэтому, ладно, расскажу. К Юре и Зинаиде Карловне пока присматриваются. Свету зовут Цаца, Валеру – Малахольный.

Малахольный сопел, захлебываясь про себя от возмущения: «Гады! Скоты! Кто-то, наверное, растрепался, что я в обморок падал. Впрочем, нечего обращать внимания на ограниченную дурату. И наши еще… Особенно Катька… Развесили уши – глупости слушают». Света, стараясь не показать вида, данное ей погоняло переживала с позитивными эмоциями: «Ну, а что? Цаца – это даже как-то солидно. С претензией, что ли. Всяко лучше, чем Малахольный».

– А поведай нам, Александр, как тебя самого-то тут величают? – осведомился босс.

– Со мной все просто. Для местных я Спирант.

– Понятно. А как ты, Саша, в аспиранты угодил? Ты ведь, я смотрю, уже не мальчик, – допытывался Константин Георгиевич.

– Мне 28. Долгов я не люблю, поэтому сразу после окончания университета отдал долг Родине, отслужив год в армии. Затем устроился на мебельный комбинат. Поняв специфику работы, через год я оттуда ушел и открыл небольшой магазин с мебельной фурнитурой. Некоторое время потребовалось, чтоб оптимизировать работу магазина, обучить продавцов, наладить и закрепить нужные связи. Когда магазин перестал требовать моего каждодневного присутствия, позволил себе заняться тем, что интересно – психологией.

Автобиографический рассказ Александра был окончен, темы для разговоров исчерпаны, чай допит.

– А давайте по деревне перед сном прогуляемся, – предложила Катька.

«Вот неугомонная», – с неудовольствием подумал программист. Его раздирали противоречивые чувства. Заводить шашни с Катериной не хотелось, памятуя, что не пристало его светлой голове хороводиться с разбитной бабенкой. С другой стороны, Валеру перекашивало и выбешивало, когда она вела допрос Спиранта: «Тьфу, вот ведь местные извращенцы, как только не обзовут человека. Что ж мне погано-то так? Может, я ревную? Низость какая!».

Гулять пошли уже знакомым маршрутом – к посеребренному ивовыми листьями пруду. Зинаида Карловна еще дома провела переговоры с Горюновым и заручилась обещанием, что он непременно отведет их к пологому спуску пруда, подальше от злополучного обрыва. Бухше всегда мечталось искупаться в ночном водоеме при луне. Мечталось, конечно, о романтике. Чтобы на берегу ее ждали заморские фрукты и холодное шампанское, а в воде рядом с ней был бы прекрасный мачо, ну, или хотя бы молодой супруг Дима. Отсутствие фруктов и шампанского, а также присутствие кодлы соратников, возглавляемой Горюновым, романтику исключали. А купаться все равно хотелось, поэтому придя на пляж, Зинаида разоблачилась до купальника и спросила:

– Кто со мной?

– Я купальник в деревню не взяла, – загоревала Светлана.

– Завтра в райцентре купишь, – утешил ее Горюнов.

– Ну, так кто со мной? Я одна боюсь, – напомнила о себе Зинаида.

– Я б пошел, но я тоже купальник дома оставил, – заржал Юрка.

Бухша начала дуться и пыжиться, отчего Юрка горестно вздохнул, снял портки и полез в воду в семейных трусах. Воплощать женскую мечту о заплывах под луной.

– Валер! А давай завтра ночью тоже сюда плавать придем, – придвинулась вплотную к программисту Катька.

– Не придем. Я не умею плавать.

Как назло, все уволоклись к кромке воды и смотрели на барахтающуюся в пруде бухшу. Юрка русалом кружился вокруг и увлекал ее в глубину: «Ну, что же Вы, Зинаида Карловна, как малышок на мелководье резвитесь? Давайте уплывем на край земли. Пусть коллеги обзавидуются нашему счастью и свободе!» Зинаида довольно хихикала.

Валерий за счастьем бухши не наблюдал. Он, как дурак, остался с Катькой под серебристыми ивами. Разбитная девка заговорила его, отвлекла, усыпила бдительность. И только сейчас Валерий оценил опасность положения: Катерина взялась воплощать в жизнь свои низменные порывы в виде поцелуев под луной. Все как тогда у этого дурацкого водоема. Катька вцепилась в кавалера и потянулась своими порочными губами к целомудренному рту служителя офисной техники.

«Мужик я, или кто?» – осведомился Валерий у подсознания. «Дашь разок слабину и погибнешь. Присосется разбитная бабенка как пиявка, а потом еще заставит жениться. Они для того и созданы, эти разбитные девки, чтобы жизнь порядочным парням портить», – ответило подсознание и память, воссоздававшая примерный текст умозаключений покойной бабушки программиста.

Валера действовал наверняка. Он заломил Катьке руки за спину, как его учили товарищи в начальной школе. Эх, золотое время было! От неожиданности Катька икнула и уставилась в ужасе на кавалера. Такого опыта в ее жизни еще не было: «Может, он извращенец-садист? Такому не до поцелуев. Сейчас утащит в кусты, пока все на Зинку пялятся, удавит и вернется сюда как ни в чем не бывало». Нужно было спасать шкуру. Извращенцам-садистам ни в коем случае нельзя показывать свой страх. Этому обучают во всех женских журналах. Обуздав душивший ее страх, Катерина осведомилась:

– Ты что же, Валера, любишь пожестче?

– Чегооо? – изумился садист и ослабил хватку.

– Ты зачем руки мне выкрутил, уродец? – появился в голосе разбитной девки металл.

– Чтобы ты ко мне со всякими глупостями не лезла.

Катьке стало плохо. От пережитого унижения. Она-то, дура, думала, что нравится Валере:

– А как же… тот поцелуй? Я думала…

– Думала она! Запомни, думать – не бабское дело! Делов-то – поцелуй… – Валера понимал, что говорит лишнее. Нельзя так с женщинами. Наверное. Но обида за свой страх, за свою симпатию и неприязненность к девке, перла из него безостановочным фонтаном. – Мы оба были тогда выпивши. А у тебя еще окситоцин начал вырабатываться от танго.

– Окситоцин? – переспросила вмиг поглупевшая Катька.

– Ну, да. Это нейропептид, который у баб вырабатывается, когда они с мужиками обнимаются. Им-то, ясное дело, кажется, что это любовь, все дела, а это чистая химия. Ученые давно этот факт доказали. Им за это зарплату платят.

– Зарплату? За танго и нейропептид окситоцин? Умный, да?! Тебе мозг не жмет, нет?! Ах ты, задохлик малахольный! А, ну, отойди от меня, чудище неполноценное! – выкрикнула Катерина и, оттолкнув Валеру, быстрым шагом направилась к кучке сослуживцев на берегу.

Валера страдал. Мощный монолог не привнес в его душу умиротворения. Он чувствовал себя виноватым перед Катькой. Но извиняться он не будет. Мужик сказал – мужик сделал!

– Ой, хорошо! Словно заново родилась! – донимала Зинаида соратников своими восторгами по поводу ночных заплывов. – Сейчас бы еще в баньку! И все! Полный восторг! Кстати, насчет баньки. Сегодня босс расстарался, и Серафиме привезли грузовик дров. Завтра с утречка Юра с Валерой наколют дров, а вечерком мы себя порадуем банькой, да с веничками, да с травяным чаем!

– Я не буду дрова рубить! – категорично ответил программист.

– Как это? – изумилась бухша.

– Так это! – передразнил ее бесстрашный Валера. – Я у мамки один. Нельзя мне рисковать здоровьем. Вдруг поранюсь?!

– Ой, да ладно вам, – вмешалась Катерина, – не пристало нормальным людям на малахольных внимание обращать.

– Саша, а почему ты с ребятами не стал плавать? – сменила тему Светлана.

– Потому что в прошлый раз, когда Малахо… Валерка с обрыва сверзился, и я за ним по воде добрался, я домой жуть какой грязный вернулся. Думал, не отмоюсь. В пруде не вода, а страшная жижа.

– И ты не сказал нам об этом?! – задохнулась от негодования Зинаида.

– Я не посмел разрушить мечту женщины о ночном плавании, – хохотнул аспирант.

***

Неделя пролетела незаметно. С раннего утра до позднего вечера команда Константина Георгиевича решала проблемы с рекламой, поставками, договорами, строителями, отделочниками, наладчиками. Все явственнее ощущалось приближение знаменательного события – открытия пекарни. Времени на отдых практически не было. К концу недели Зинаида Карловна перестала спать: