Текст книги "Обнаженные души"

V

Прошла неделя. Сесар легко нашел адрес, который был записан на сожженной бумажке. Четырехэтажный частный дом переходил по наследству десятилетиями и сейчас принадлежал мадам Бернадет Флоран. Овдовев несколько лет назад, она по-прежнему не работала, а чтобы содержать себя и сына-подростка, сдавала комнаты квартирантам. Здесь и нашел себе новое жилище Венсан Кара.

– Человек по имени Венсан здесь живет? – спросил испанец у порога.

Флоран добродушно улыбнулась.

– Здесь. Сейчас посмотрю, дома ли он.

Она поднялась и вошла в комнату квартиранта, предварительно постучав в дверь.

– Мсье Венсан, к вам там пришел какой-то человек… Знаете ли, походит на иностранца.

– На иностранца? – Венсан усмехнулся, предугадывая по описанию Сесара. – Что ж, посмотрим.

Он вышел в холл вместе с мадам Бернадет.

– Мсье Моралес, – Венсан протянул испанцу руку, которую тот пожал в некотором недоумении, – рад, что Вы пришли. Пройдемте со мной.

Они проследовали в комнаты Венсана, Кара прошел в кабинет, опустился за письменный стол и выдвинул ящичек в поисках нужных документов. Сесар обвел комнату взглядом. Сдержанная изысканность обстановки и ухоженный вид Венсана обескураживали его. Такие люди вызывали у Сесара глубочайшее презрение.

– Как вы можете делать это?

– Что именно? – переспросил Венсан, не удостоив гостя взглядом.

– Зарабатывать на поломанных судьбах. Это… цинично.

Венсан поднял на него свои ясно-голубые глаза, взгляд его был прямым и пронзительным.

– Я просил у вас денег?

Сесар опешил.

– Я просил денег? – выжидающе повторил Венсан.

– Нет, но… Джозеф говорил…

– Значит, Джозеф ввел вас в заблуждение.

– Так я ничего вам не должен? – удивился Сесар.

– Я француз. Патриот. И я не стану брать деньги с человека, который бежит от подонков. А первое впечатление может быть обманчивым.

Он протянул испанцу два паспорта. Сесар внимательно посмотрел на него. Уж этого он никак не мог ожидать. Презрение рассеялось, но испанец пока не мог определить, что за чувство должно занять его место. Он взялся было за документы, но Венсан отдернул руку.

– Итак, что вы намерены делать?

– Вы же заверяли меня, что вас это не интересует.

– Да, но коль я не беру с вас денег… Удовлетворите мое любопытство, мсье Моралес.

– Вернуться к мирной жизни, пока идет война, я не смогу, – уклончиво ответил Сесар.

Венсан задумчиво улыбнулся и протянул ему бумаги.

– Оставьте мне свой адрес.

– Для чего?

– Не бойтесь. Не забудьте, я делал ваши паспорта. Разыскать вас в этом небольшом городе будет не так уж сложно. Не я это сделаю, так полиция Виши. Но мне это абсолютно невыгодно. Я нарушил закон. А для меня, кроме всего прочего, это действительно весьма доходный бизнес.

Сесар колебался. Значит, Джозеф все-таки верно информировал его.

Венсан невозмутимо протянул листок бумаги, будто не заметив замешательства гостя. Сесар записал адрес своего скромного пристанища и протянул бумажку этому странному человеку. Венсан прочел адрес, достал коробок спичек из ящика письменного стола, поджег бумажку и бросил догорать в пепельницу.

* * *

Свет в гостиной Варенкуров был почти погашен и тускло озарял старинные статуэтки на стеллажах, будто раскрашивая все вокруг в изысканные чернобелые тона.

Венсан прохаживался по зале. Ему нисколько не мешало почти полное отсутствие освещения. Напротив, так он чувствовал себя более комфортно.

Вошла Соланж и удивленно посмотрела на него, поборов неприятный внутренний холодок.

– Отца нет дома.

– Кто вам сказал, что я пришел к вашему отцу? – он остановился напротив, не сводя с нее пристального взгляда. – Нет, мадемуазель Варенкур, я пришел к вам.

– Ко мне? – удивилась Соланж и слегка передернула плечами.

Ни видеть, ни слышать его ей категорически не хотелось.

– Видите ли, мне запомнились ваши слова о коллаборационизме, которые так испугали вашего отца.

– Это не бросалось в глаза, – холодно заметила она, припоминая его реакцию.

Венсан улыбнулся.

– Не всегда стоит судить о внутренней сущности по поверхностному проявлению.

Она посмотрела на него и опустилась в глубокое удобное кресло.

Игра слов лишь служила подтверждением лицемерия этого прожигателя жизни. Соланж внутренне вздохнула, ожидая выслушать еще несколько подобных тирад.

– Помнится мне, вы говорили о том, что вам претит союз с нацистами. Речи были весьма пламенными, но необдуманными. Со стороны властей они могут вызвать лишь агрессию и подозрение…

– Вы пришли предостеречь меня и ждете благодарности?

Подумать только! Вот он, человек ее круга. Неужели такого спутника жизни хотел для нее отец? Она внутренне съежилась от этой мысли.

– Не думаю, что вы станете меня благодарить, – произнес он.

– Ну, отчего же? – язвительно спросила она, – Если уж не за то, что предостерегли, то, по крайней мере, за то, что не сдали властям.

Венсан склонился перед ней, упершись одной рукой о подлокотник кресла.

– А если я предложу вам от слов перейти к действиям?

У нее перехватило дух.

– Что вы имеете в виду? – едва выдавила она.

– Я имею в виду Сопротивление, – он поднялся и отошел на шаг. – И предлагаю вам вступить в его ряды.

– Вы?..

Он молча кивнул. Соланж отвела взгляд. Она была шокирована этим неожиданным, не совсем понятным предложением. Предложением от человека, которого она еще пару минут назад презирала за равнодушие.

– Вам нужно время, чтобы подумать? – спросил он. – Я понимаю. Я могу быть терпелив.

– Нет, нет, я просто…

Происходящее слишком слабо напоминало реальность.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что вы говорите… – произнесла Соланж, несколько оправившись. – Мсье Кара, поймите, что я сейчас чувствую. Вы меня озадачили. Да и могу ли я что-либо изменить?

– Вы можете, доверьтесь мне.

* * *

Венсан собрался постучать в покосившуюся деревянную дверь, но она была приоткрыта. Он прошел в убогую комнату-кухню и едва успел оглядеться, как следом вошел обычный на вид мальчишка лет тринадцати.

– Я к Сесару Моралесу, – сказал Венсан коротко.

– Сесар! – громко позвал мальчик. – Тут к тебе пришли.

Испанец вошел в комнату.

– Мы можем поговорить? – спросил Венсан.

Сесар посмотрел на Ксавье, и тот понимающе удалился.

– Садитесь, прошу вас, – Сесар указал рукой на стул.

Он все еще не знал, как относиться к этому человеку. Слишком необычным и запутанным было все, что с ним связано.

– Мне нечего вам предложить. Если только чай.

– Ничего не нужно, – он подождал, пока Сесар опустится на место напротив. – Сесар, я ведь могу вас называть просто по имени?

– Разумеется. Тем более ваша фамилия мне даже неизвестна.

Тень улыбки скользнула по лицу Венсана.

– Вы сказали, что не можете жить мирной жизнью, пока идет война, – начал он. – Но это не ответ. А потому я повторю свой вопрос: что вы намерены делать?

– Почему я должен вам доверять?

– Я понимаю ваши опасения. Особенно в такое неспокойное время. Что ж, раскрою карты. Я также, как и вы, не могу жить мирной жизнью в условиях войны. И я не сложу оружия…

– Оружия? – переспросил Сесар.

– Да, Сесар, именно оружия. Я предлагаю вам вступить в борьбу с оккупантами и с режимом, который их поддерживает.

– Но здесь нет никакой войны.

– Открытой войны нет. Речь идет о тайном сопротивлении.

* * *

После ухода Венсана из соседней комнаты вышел Ксавье.

– Ты согласился?

– Согласился, конечно.

– Я тоже хочу бороться, – сказал Ксавье.

– Ты еще слишком мал…

– Я уже не ребенок.

Сесар замолчал, подбирая слова.

– У меня нет другой дороги. У меня вообще больше ничего нет, только ненависть, – мрачно убеждал мальчишка.

– Я знаю, Ксавье. Но…

Ксавье упрямо стиснул зубы.

Сесар вздохнул. Как спорить с этим упрямым маленьким человеком? Кроме того, он и сам знал, что мальчик в чем-то был прав.

– Ну, хорошо. Я поговорю с Венсаном, – вынужден был согласиться он. – Но ничего не обещаю. Только если он решит иметь с тобой дело.

* * *

Изумление длилось всего минуту, затем Ева отступила на шаг и впустила Кара в дом. Каждый раз, когда она считала, что вычеркнула его из своей жизни, он появлялся снова.

– Думала, этот страшный сон для меня закончился, – с досадой сказала она.

Венсан закрыл за собой дверь.

– Я не твой страшный сон, Ева, – он бесцеремонно опустился на диван в гостиной.

– Ты пытаешься вмешиваться в мою жизнь, в которой тебе уже нет места. Неужели ты думаешь, что я приму тебя после гибели мужа?

– Почему ты полагаешь, что я не способен думать ни о чем, кроме этого?

– Так ты пришел за чем-то другим? Только попрошу тебя быть кратким.

– Ева, тебе нравится то, что ты видишь вокруг себя? Может, не здесь, но там, в бедных кварталах. Ведь ты там бываешь, верно?

– Ты шутишь?

– Я пришел к тебе, потому что знаю тебя. И мне кажется, я знаю, как ты относишься к фашистам и к Вишисскому правительству.

– Они мне отвратительны, – картина разрухи и убогости вновь встала перед ее глазами, она встряхнула головой, чтобы стереть ее. – Чего ты хочешь?

– Ты можешь помочь избавиться от этого.

– Ты бредишь, Венсан? Я? Слабая и беспомощная женщина, которая вряд ли сможет защитить себя?

– Ты не слабая.

– И это говоришь ты, Венсан? Ты говоришь о деле? Ты же ни разу за всю свою жизнь пальцем о палец не ударил, – усмехнулась Ева.

– Ну, может, именно поэтому я здесь и говорю тебе об этом, – ответил он, нисколько не смутившись. – Можно тратить жизнь на разные мелочи, но наступают моменты, которые никого не могут оставить безучастным.

– То есть ты предлагаешь мне подпольную борьбу? Венсан, а ты не боишься открываться передо мной?

Он медленно поднялся с дивана.

– Ты можешь выставить меня вон. Или даже сдать властям. Давай…

* * *

Ева даже не ложилась. Она сидела на диване в гостиной, вглядываясь в непроницаемую тьму и прислушиваясь к тишине. Часы пробили три часа ночи.

Венсан был прав. Она всю жизнь жила только для себя, а сейчас, когда война пришла в ее страну, в ее город, в ее дом, все вокруг словно потеряло смысл. Наступила пустота. Четко выверенное красивое будущее, к которому она уверенно шла, рухнуло в одночасье.

Время бежало, а она молча и безучастно плелась за ним, ежедневно наблюдая, как меняется привычный мир, как жизнь простых французов постепенно превращается в ад.

А она просто смотрела, и ей становилось тошно от этого.

Едва забрезжил рассвет, а она уже стучалась в дверь дома, где жил Венсан. Дверь долго не открывали, но Ева с каким-то немым упорством продолжала колотить. Наконец послышался скрежет замка, и на пороге появилась раздраженная мадам Бернадет.

– Ты на часы-то смотришь? Приличных людей в такое время будить. Сумасшедшая!

Ева быстро устремилась вверх по лестнице. Мадам Бернадет только всплеснула руками, прошептав ей вслед:

– Бесстыжая.

Ева поднялась на третий этаж, остановилась у квартиры и громко постучала. Дверь открылась только через пару минут.

– Ева?

Она проскользнула внутрь и облокотилась спиной о дверь, которая медленно закрылась, оставляя их обоих в темноте.

– Я думала о том, что ты мне сказал, – тихо произнесла она. – Я всегда была эгоисткой, тебе это хорошо известно. Но если я сейчас сделаю вид, что ничего не происходит, это будет безнравственно. Я не уверена, что смогу себе это простить.

– Значит, ты с нами?

– Думаешь, то, что мы в своей жизни совершили, еще можно как-то искупить? – с сомнением прошептала она.

И его ответ сейчас был необыкновенно важен:

– Лучше поздно, чем никогда.

VI

Они впервые собрались вместе: четверо мужчин, две женщины и один ребенок. С недоверием и любопытством долго всматривались в черты друг друга. Этих чужих людей собрали вместе семь извилистых дорог и одна беспощадная война. Они встретились на холостяцкой квартире Венсана, там, где он когда-то тайно встречался с Евой.

Она неуютно сжалась. Ее не покидало чувство, что все эти люди врывались в ее личный мир и как будто становились свидетелями ее позора.

В голове Соланж роилось множество вопросов. Раньше она видела только Венсана, но пока не понимала даже его.

Сесар с удивлением разглядывал женщин. Для него боец Сопротивления – солдат, сильный мужчина, и увидеть здесь сразу двух женщин казалось неожиданным сюрпризом.

– Господа, я полагаю, что всем интересно узнать, кто находится рядом, – начал Венсан, – что за люди будут бороться бок о бок с вами против нашего общего врага. Меня знает каждый из вас, но знает лишь постольку, поскольку я пришел к вам и предложил вступить в ряды Сопротивления. Некоторым пока неизвестна даже моя фамилия, но больше нет причин скрывать ее. Венсан Кара – мое полное имя. Мои корни восходят к аристократическому роду. Я родился и вырос во Франции; родители умерли, когда я был еще совсем мал, и я их практически не помню. Моим воспитанием и образованием занимался мой родной дядя. Когда фашисты начали ближе подходить к границе Франции, а наши войска выстроили оборону у Мажино, он, наряду со многими другими, эмигрировал. Понятия не имею, где он сейчас, возможно, даже покинул Европу. Я отказался последовать его примеру. Это моя родина, и в такой ситуации я считаю бегство постыдным.

Он замолчал, и все молчали, чувствуя себя несколько неловко. Венсан посмотрел в сторону Сесара, как бы приглашая его продолжить.

* * *

– Мое имя – Сесар Моралес. Я родом из Испании, и для меня война началась еще в далеком 36-м. Тогда мы сражались на баррикадах, чтобы отстоять победу нашей революции. Мы бились изо всех сил, но среди нас было мало настоящих военных. Все такие же, как я – простые люди, рабочие, вынужденные взяться за оружие. А когда стало ясно, что нам не победить, мы покинули Испанию и обосновались во Франции. Здесь умерла моя жена, не выдержав тягот этой войны и изгнания. Война лишила меня и семьи, и родины. Так что я готов сражаться до последнего.

Когда он замолчал, никто не решался произнести ни слова. Наконец общую тишину прервал Хорхе:

– Это и моя история. Мое имя – Хорхе Лунес. Жена Сесара была моей сестрой. Я при всем желании не смог бы жить мирно. На беженцев здесь смотрят как на людей второго сорта. Не осталось уже ни денег, ни работы. Счастье, что удалось найти, по крайней мере, крышу над головой. Но это не жизнь, а лишь подобие жизни.

– У моего отца завод по производству механических изделий, – через минуту сказала Соланж. – Там всегда нужны рабочие руки.

– Благодарю, мадемуазель…

– Соланж Варенкур.

Теперь все взгляды обратились к ней, а она вдруг поняла, что ей нечего сказать. Как объяснить то, чего она сама не понимала? Она бросила беспомощный взгляд в сторону Венсана, словно он лучше знал, что привело ее сюда.

– Я не знаю, что рассказать о себе. Мне 18, и в моей жизни еще не было подобных испытаний. Мой отец богатый человек, и он поддерживает новый режим, – пересилив себя, сказала она. – Мне даже трудно сказать, что привело меня сюда. Я не знаю… – она замолчала.

– Венсан, ты уверен, что среди нас есть место ребенку? – спосил Джозеф Бенин, заполняя паузу.

Венсан пристально посмотрел на мальчишку.

– Здесь не требуется ничего, кроме желания и готовности идти на риск ради общей цели.

– Но он же совсем мал, – попробовал возразить Джозеф.

– Мое детство закончилось, когда началась война, – сказал Ксавье угрюмо и жестко.

– Пусть мальчик остается, – ответил Венсан.

– Я – Ксавье Парийо, родился и жил в Лилле до тех пор, пока не пришли немцы. Мой дом разрушился при бомбежке. Родители и старший брат погибли. У меня больше никого и ничего не осталось… И я ненавижу фашистов! – с яростью закончил Ксавье.

* * *

Осталось всего две истории.

– Ева Бежар, – произнесла молодая женщина и замолчала.

Она обвела присутствующих тусклым взглядом, легче от этого не стало. Она не могла раскрыться перед чужими ей людьми. Это было слишком глубоко и слишком лично.

– Муж Евы был французским офицером, – сказал за нее Венсан. – Он погиб в самом начале войны.

Она не продолжила.

– Джозеф Бенин, – наконец представился последний из семи. – Я еврей, и я не военный. Всю свою жизнь я торговал, продолжая дело отца и деда.

Он замолчал, но все уже было ясно без разъяснений. Прежде всего фашистский режим грозил уничтожением евреям.

– Что ж, господа, теперь мы знаем друг друга, – подытожил Венсан. – И знаем, зачем собрались здесь.

* * *

«Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет…» – первое радиообращение Шарля де Голля прозвучало в эфире в июне 1940 года. Прошло несколько месяцев, к его словам мало кто прислушивался даже на территории оккупированной Франции, не то что здесь. Но в тайной квартире Венсана Кара это обращение генерала слушали все, пусть и не всех его идеи заражали так же, как самого Венсана.

Голос де Голля стих, оставляя за собой еле уловимое потрескивание радиоволн в эфире.

* * *

Соланж закрылась у себя в комнате, стремясь спрятаться в одиночестве. Она сидела на постели прямо в платье, поджав ноги и устремив взгляд в никуда.

Шел 1940-й. Еще несколько месяцев назад она думала, что она, твердая, решительная и взрослая, знает, чего хочет. Но отец и собственные страхи заставили ее отказаться от будущего, в которое она верила, и от человека, которого любила.

Айзек… Она вспомнила его юношеское лицо и по-мальчишески робкий взгляд.

И только сейчас поняла, что слишком мало думала о нем в последнее время. Его образ стирался, становился туманным. Да и в чувствах не было ясности.

Соланж закрыла глаза. Она не была уверена ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Она чувствовала, что вот-вот должно что-то произойти. Возможно, то, что изменит ее жизнь.

* * *

Среди говора и звона пивных кружек и бокалов раздавался немного низкий, глубокий голос Евы.

Пела она, уставившись в одну точку и погрузившись в собственные мысли. Когда музыка стихла, Ева подошла к стойке бара и попросила налить бокал вина. Обернувшись в зал, она обвела присутствующих взглядом.

Здесь все веселились, пили и смеялись. Немцы, французы. Какая разница… Жизнь продолжалась, но теперь она наблюдала за этой жизнью отстранение. Ей казалось, будто она сменила один мир на другой, неведомый, в котором не было ни легко, ни свободно.

VII

Они встретились, когда сумерки густо заволокли улицы, и сквозь пушистые тучи едва проглядывали бледные отблески неполной луны.

«Режим Виши – режим пособников фашистов…».

Венсан бросил несколько листовок на стол.

– Мы должны призвать людей дать отпор фашистским властям. Здесь, на территории Виши, это некому делать. Люди стараются жить так, будто ничего не происходит. А наша задача – заставить всех увидеть, что нацистское чудовище тянет свои кровавые щупальца ко всем уголкам Земли. Что их цель – не какая-то отдельная страна, не отдельный кусочек земли, а весь мир. И это только вопрос времени…

Венсан замолчал, обвел всех взглядом, удостоверяясь, что его слова и чувства совпадали с чувствами и мыслями окружающих.

– Мы должны распространить эти листовки? – предположил Джозеф.

Венсан кивнул. Он быстро развернул схематичную карту района и показал улицы, которые входили в план их первой ночи.

– Мы не можем идти вместе, но по одному тоже небезопасно. Поэтому разобьемся на пары, – он обвел всех беглым взглядом, мысленно распределяя группу. – Джозеф, бери с собой мальчика. Ты меньше привлекаешь внимание, чем Сесар. Хорхе, ты идешь с ними.

Ксавье молча подошел и взял из рук Кара увесистую стопку листовок, уложенную в холщовую сумку на длинной ручке.

Венсан бросил взгляд на Еву. Ему так захотелось пойти с ней…

– Ева, Соланж, вы идете вдвоем. Ваша двойка в минимальной зоне риска. Сесар, – он обернулся к испанцу.

Тот кивком подтвердил свою готовность отправиться вместе с Кара, хотя они рисковали больше других – элегантный молодой человек и хромой испанец-рабочий, разгуливающие по ночным улицам с подозрительной сумкой, под завязку набитой запрещенными листовками.

* * *

Джозеф, Ксавье и Хорхе шли по намеченному маршруту молча. Ксавье был угрюмо погружен в собственные мысли, а Джозеф и Хорхе просто не знали, как начать разговор с этим странным молчаливым мальчиком.

Тихо и слаженно они делали свое дело, управились быстро и не встретили никого на своем пути.

Спокойно и молча, хотя и несколько медленнее, справилась со своей задачей двойка Сесар – Венсан.

* * *

Соланж украдкой поглядывала на строгие черты красивой замкнутой женщины, на ее сжатые губы и темные, как будто непроницаемые глаза. Она не была в трауре и вроде не была печальна, но в ее облике читались тоска и безысходность.

«Ее муж был убит в самом начале войны…».

Возможно, то, что видела Соланж, было скорбью…

Они приблизились к высокому забору и, достав из сумки Евы листовки, начали расклеивать их.

«Режим Виши – это режим пособников фашистов, националистов, режим, поддерживающий террор Гитлера…» – гласили слова на агитационном листке.

Соланж снова взглянула на Еву. Ей хотелось понять, что двигало этой незнакомой женщиной, ее спутницей, захотелось расколоть ту чуждую тишину, что нависла между ними.

– Ты, должно быть, сильно ненавидишь их? Они отняли у тебя любимого человека…

Ева была удивлена этим неожиданным вопросом, нарушившим молчание. Стена не рухнула. Она будто стала еще прочнее в этот момент.

Неприятный холодок пробежал по спине Соланж. Холодок, которым веяло от этой женщины. Она напомнила Соланж ледяную статую.

* * *

Уже месяц группа Венсана все более и более уверенно вливалась в борьбу, начиная понимать, что от них было нужно. Они печатали и расклеивали по ночам листовки, срывали плакаты правительственных воззваний. Они были одной из тех малочисленных ячеек Сопротивления, которые пытались заставить людей одуматься и воспрянуть. И если на территории оккупированной Франции таких групп было немало, то здесь, во Франции Виши, их почти не было.

Хорхе и Сесар устроились работать на завод Варенкура. Ева продолжала петь в баре. Венсан, как и прежде, появлялся в свете, спекулировал и зарабатывал себе репутацию вполне беспринципного, но очень удобного человека.

Лавка Бенина балансировала на грани разорения, и он едва сводил концы с концами.

Ксавье так и не пошел в школу, хотя Сесар пытался это устроить. Как-то, проходя мимо местной школы в то время, когда закончились занятия, Ксавье остановился в стороне, разглядывая шумную разношерстную толпу мальчишек и девчонок, его ровесников. Они смеялись, задорно болтали, бегали, едва не сбивая друг друга с ног. А он стоял в стороне, угрюмо наблюдая за ними.

«Мое детство закончилось, когда началась война…».

Все эти игры, пустая болтовня, смех, казались далеким, неосязаемым и нереальным. Словно у него никогда и не было детства. Именно поэтому, когда Сесар предложил ему ходить в местную школу, Ксавье наотрез отказался.

Соланж, как и прежде, жила без особых занятий и увлечений, и это не вызывало подозрений у ее отца. Дни проходили пусто и никчемно, зато по ночам в группе она оказывалась в гуще событий. Единственное, что беспокоило ее, – люди рядом, они оставались совершенно чужими. Время шло, но ничего не менялось в лучшую сторону. Их объединяла только партизанская война.

* * *

Они вновь собрались вместе, как собирались каждое воскресенье на холостяцкой квартире Венсана. Венсан раздавал новую порцию листовок, рассказывал новости, которые приходили из Франции де Голля.

В апреле Германия захватила Грецию и Югославию. Япония оккупировала южные районы Китая и северную часть французского Индокитая…

Раздался стук в дверь. Все затихли. Венсан медленно направился к двери.

Из тумбочки в прихожей он достал пистолет, чем вызвал удивление Евы (каждый раз ей казалось, что раньше она его не знала), и ужас Соланж, которая впервые так близко видела оружие.

Сжав в правой руке рукоятку пистолета, левой он осторожно взялся за дверную ручку. Резким движением Венсан распахнул дверь, и в тот же миг в квартиру не то ворвался, не то ввалился мужчина средних лет в потрепанной, некогда дорогой одежде. Его лицо было разбито, а возле виска пролегала плохо зажившая неглубокая рана.

Соланж едва не вскрикнула, приложив ладонь ко рту. Вдобавок ко всему этот человек ей показался знакомым.

Венсан отбросил пистолет на тумбу и подскочил к нему, поддержав, ибо тот чуть не рухнул на пол.

– Эдмон!

Эдмон Ловаль! Теперь она вспомнила. Депутат Национального собрания, который не поддержал правительство Виши, отказался пить за Петена, а потом был арестован.

Кроме Соланж и Венсана, его здесь никто не знал.

Венсан, бережно поддерживая, помог ему дойти до дивана. Практически упав на мягкое кожаное сидение, Ловаль откинул голову назад.

– Эдмон, тебя отпустили? Или… – Венсан наблюдал за ним встревоженно.

– Отпустили?!… На такое великодушие эти звери неспособны, – прошипел Эдмон. – Венсан, дай мне воды.

Венсан торопливо дошел до кухни и вернулся со стаканом воды. Сделав несколько жадных глотков, Эдмон все же ответил на заданный вопрос.

– Приспешники Виши – это еще не эсэсовцы. Мне удалось вырваться, хотя я думал, что сгнию там.

Венсан в задумчивости опустился на подлокотник дивана, приняв из его рук опустевший стакан.

– Это Эдмон Ловаль. Некогда он был депутатом Национального собрания, одним из тех, кто не поддержал Анри Петена. За что и был арестован.

Эдмон словно только сейчас заметил, что они были не одни. Он обвел всех присутствующих тусклым взглядом.

– Это моя группа, – ответил Кара на его немой вопрос, – Эти люди согласились вступить в нашу общую борьбу. Позже я познакомлю тебя со всеми, а сейчас тебе стоит отдохнуть.

* * *

Прошло несколько дней. Эдмон, оставаясь у Венсана, окреп и набрался сил. Группа с тех пор не собиралась, а сам Венсан бывал здесь часто, не оставляя своего гостя без внимания.

В один из таких дней, прохладных и дождливых, Ловаль встретил его в чистом добротном костюме, который отдал ему Кара.

– Пора мне перебираться куда-нибудь, – сказал Эдмон. – Довольно отягощать тебя.

– Можешь не спешить. Ты меня не стесняешь. И, кроме того, как ты успел заметить, это даже не мой дом. Всего лишь конспиративная квартира, которую мы используем только для общих собраний. Обыкновенно здесь никто не живет.

Оба замолчали.

– Твоя группа, – наконец нарушил тишину Ловаль, подходя к теме, которая все это время беспокоила его, – эти люди… они кажутся такими разными. Ты давно их знаешь?

– Нет, – Венсан покачал головой. – Я познакомился с ними при разных обстоятельствах и в разное время.

– Ты доверяешь им?

Венсан пристально посмотрел на него.

– Странный вопрос. У меня нет причин не доверять им. У нас общие цели. У всех людей в этой стране, да и во всем мире, сейчас должна быть одна цель.

– Должна, но на деле-то это не так. Есть люди легкомысленные, а есть и вовсе циничные, способные на предательство…

– Ты же доверился мне, Эдмон. Хотя уж более ненадежного человека, по мнению света, трудно себе представить.

– Это другое. Я тебя давно знаю, Венсан. И ты мой друг.

– Допустим так. Но в моем кругу не оказалось тех, кому я мог открыться и кто пошел бы за нами. Пришлось сделать ставку на этих людей. И я действую скорее интуитивно.