Текст книги "Странная женщина (сборник)"

И они ушли.

– Морозкин! – только и крикнула Наталья вслед, опомнившись. Но дверь за ними уже хлопнула. – Санька! Он же меня продаст! А эти сволочи сожрут меня, как какую-нибудь селёдку, или замучают, как дрессированную обезьяну! Чё ж мне теперь делать-то, а? Ведь я ж одна-одинёшенька, и помочь-то мне некому, и укрыться мне негде, я ж теперь и как баба даж никому не нужна!

Наталья ревела.

В довершение всего она вскоре ещё обнаружила, что хвост без воды начинает вянуть, чешуя на нём блёкнуть, и, ворча:

– Господи, это ж я ещё и тухнуть скоро начну… – она столкнула себя с дивана, шлёпнулась на пол и, тяжело напрягая руки, скребя чешуей о неровный паркет, поволокла «свой тюлений зад» в сторону ванной. Я налила в ванну воды и помогла Наталье подняться и перевалиться в неё.

– Эх, всё-таки как хорошо я жила, – вздыхала она, вспоминая вчерашний день…

Наталья пролежала в ванне весь вечер и сказала, что спать она здесь не сможет, что её уже тошнит от воды, и хоть нижняя часть её рыбья, верхняя осталась человечьей и от такой сырости уже скоро начнёт гнить. Переваливать её обратно из ванны было куда сложнее. Я поставила в ряд табуретки – одну прямо, другую на бок, – настелила на них одеял от самой ванны до пола, и по таким ступеням Наталья с моей помощью кое-как сползла на пол. Обернувшись покрывалом, докарабкалась она до дивана, влезла на него и укрыла пледом свой хвост.

– Сань, а может, утром я опять человеком стану, а? – с надеждой спросила она. И попросила меня остаться на ночь у неё.

Она долго возилась и вздыхала – ворочаться ей было тяжело, но всё же, утомлённая таким нелёгким днем, наконец, заснула.

Хвост и не думал опять становиться ногами, и Наталья, поняв это утром, впала в глубокие мрачные раздумья.

– Всё, может, и было бы хорошо, но ведь этот козёл меня вправду продаст, – заключила она. – Обезьяной я быть не хочу, рыбой тоже не могу. Не смогу я так валяться – всё равно протухну. Санька! Неси топор и водку… А сама проваливай! Иди с подружками погуляй…

Никуда я не пошла. Хлопнула входной дверью, а сама засела у себя в комнате.

Долго-долго было тихо. И я подумала, что Наталья водки выпила и заснула. Тут пришёл Морозкин. Я открыла ему дверь и спросила:

– Ну как?

– Всё путём! – заверил он. – Даже круче, чем я думал! – И с ходу ворвался к Наталье. Я – за ним.

Наталья лежала на полу с отрубленным хвостом.

Морозкин… В общем, все его золотые мечты разом рухнули.

– Тьфу ты, дура, – наконец выругался он. – Ну какая же дура!.. Теперь уж вы тут сами разбирайтесь.

И ушёл.

Но Наталья оказалась жива. Вместо большого старого хвоста у неё появился маленький новый, и теперь она выглядела совсем по-дурацки с этим селёдочным хвостиком на тюленьем заду, зато стала гораздо легче.

Со своим отрубленным хвостом Наталья расправилась по-хозяйски. Она отрубила от него ломоть, которого хватило бы на три большие сковороды, часть я пожарила, мы его поели, и через два часа, выяснив, что мы живы и даже не отравились, она впихнула хвост в самую большую сумку, какая нашлась, и отправила меня на рынок. На рынке я должна была найти то место, где Наталья когда-то сама торговала рыбой, спросить Жана (такой здоровый рыжий грузин) и только ему лично передать от Натальи привет и её рыбий хвост. Сказать Жану, что это Натальин брат с Сахалина привёз, что рыба очень вкусная и что её срочно надо продать.

– Скажи, что это самая большая атлантическая какая-нибудь синдерелла, – наставляла меня Наталья. И я всю дорогу думала, как же мне обозвать этот хвост поправдоподобней…

К счастью, Жану было не до меня. Он тут же выложил хвост на прилавок и воткнул в него свободный ценник, на котором значилось «судак», на чём я его поблагодарила и с ним попрощалась.

Морозкин больше не приходил. Наталье было тяжело без движения и тесно в ванне, несмотря даже на то, что она несколько укоротилась, наоборот, её стало мучить несбыточное желание о свободе в большой воде. Я, чтобы её отвлечь, читала ей о русалках.

– Эх, Санька, – наконец сказала она мне. – Всё это сказки. Вот если б ты сказала, что на самом деле русалки где-то есть…

– Ну, как же, – ответила я. – В Чёрном море живут фараонки, полулюди-полурыбы, ещё с тех времён, когда Моисей выводил людей из Египта…

– Да ну? Прямо вот сейчас живут? Прямо такие же, как я вот?

– Конечно.

– Ну надо же, сколько ж чудес-то, оказывается, на свете. А я вот жила и не знала ни про какие чуды, а они-то и вправду есть?!. А я ведь и на море-то ни разу не была, Санька! А ведь там, наверное, как хорошо!.. Постой, а мужики-то там тоже есть?

– Конечно, есть.

– Хвостатые?! – захихикала Наталья. – А как же они, хи-хи-хи, это… как рыбы, что ль? Хи-хи-хи. Ну-ка, Сань, найди-ка мне картинку, как рыбы размножаются! Ха-ха-ха!

– А что искать – икру мечут.

– Икру? – И Наталья захохотала во всю мочь. – Это что, я теперь икру метать, что ли, буду? Хо-хо-хо-хо! Найду себе фараона и буду икру метать! Ха-ха-ха-ха! Вот умора-то! Хе-хе-хе-хе!

И она так хохотала, так хохотала, что сползла на пол и там продолжала хохотать… до самого вечера.

В этот вечер как раз и вернулись мама и отчим и, увидев Наталью в таком состоянии, всю ночь звонили и дозвонились-таки её брату, который рыбачил на Сахалине. Через три дня брат прилетел на самолете и забрал Наталью с собой на море.

Прошло почти полтора месяца, и от Натальи наконец-то пришло письмо, даже на конверте она подписала: Саньке Черновой от фараонки Морозкиной Натальи. Она писала, что нашла уже себе одного фараона, порядочного, разведённого, что живут они хорошо – торгуют икрой на базаре – и что скоро, как только получше они друг с другом обживутся, она заберёт Эдёчку к себе. Ну вот, а моя мама говорила, что она умерла от белой горячки!

Ксения Драгунская
Бабушка

В кармане у папы хрюкнуло и квакнуло. Папа достал айфон и прочёл письмо от Алисы Тарасовны, моей классной руководительницы.

– «Уважаемый Даниил Никитич, обратите внимание, что Ваш сын Кузьма на уроках не активен, не слушает материал, всё время о чём-то думает…» На то и ребёнок, чтобы думать, – сказал папа и сунул айфон обратно в карман. – Не макакёнок же… Ну, рассказывай, о чём ты думаешь? – спросил он меня.

– Я думал, как бы вывести такую породу собак или, наоборот, породу машин, чтобы… В общем, как бы так скрестить машину, желательно пуленепробиваемую, и собаку? Тогда, во-первых, мы получим пуленепробиваемую собаку, а во-вторых, машину, которая сама отряхивается от снега, дождя и грязи. Вот об этом я и думаю всё время, а Алиса Тарасовна только мешает.

– Какой же ты молодец! – обрадовался папа. – Скрестить машину и собаку – отличная мысль! – Он очень добро посмотрел на меня, и я понял, что сейчас он скажет мне самое приятное. И он сказал: – Ты просто весь в бабушку!

Да, самый нормальный человек из моих родственников и вообще всех знакомых взрослых – это бабушка! Ни у кого такой бабушки нет…

Например, когда моему папе было семь лет и его бабушка ещё называлась просто – МАМА, перед тем, как идти в школу, ровно тридцать первого августа, она провела с ним такой разговор:

– Сынок, завтра ты пойдёшь в школу, а это, между прочим, не сахар. Весёлого мало, прямо скажу. Но ты не беспокойся. Всё будет хорошо. Если тебе на уроке станет скучно или что-то не понравится, не шуми и не мешай учительнице. Тихо и спокойно встань, собери вещи, вежливо попрощайся и иди домой. А если тебя будут пугать завучем или директором – не обращай внимания. Я, твоя мама, гораздо главней директора и завуча. Так что никого не бойся. И когда начнут грозить, что выгонят из школы, тоже не переживай. Запомни – школ на свете много. А ты у меня один.

И папа пошёл в школу.

Там всё было довольно нормально, не считая того, что бабушка терпеть не могла ходить на родительские собрания. То есть она старалась, конечно. Честно шла. Но в последний момент передумывала. Один раз папа вёл её в школу за руку, и всё было в порядке, но в последний момент, уже прямо в классе, бабушка превратилась в кошку, прыгнула на шкаф и оттуда урчала с подвыванием, поглядывая на учительницу не очень добрыми глазами.

Тогда учительница сказала, что сама придёт поговорить с родителями, прямо домой. Бабушка честно навела порядок, приготовила обед из трёх блюд, нарядилась во всё приличное, а сама подговорила дедушку превратиться в большого лохматого барбоса и не пускать учительницу на порог…

Но папа учился в школе довольно долго, года два или три, пока однажды, тёмным зимним утром, глядя в окошко, как папа, маленький, с рюкзачком на спине, переходит улицу и шагает сквозь вьюгу, бабушка не подумала прямо вслух:

– А что, собственно, в этой школе такого уж интересного и важного, что маленький ребёнок должен туда идти почти что ночью, в мороз минус двадцать градусов? Ну чего уж такого может ему рассказать эта тётя? Вообще, что видели учителя в жизни? Учителя – это люди, которые заканчивают школу, поступают в институт, откуда идут на практику в школу, а потом заканчивают институт и идут на работу. Куда? В школу. Что интересного они могут рассказать? К тому же, как известно, учителя питаются шторами, а это не очень-то полезно для умственной деятельности.

– Откуда ты знаешь, что учителя едят шторы? – удивился дедушка.

– А почему, по-твоему, всё время собирают деньги на шторы? Когда я училась в школе (а бабушка, кстати, училась в той же школе, что и папа), каждый год собирали деньги на шторы. И теперь то же самое. Каждый год! Куда они девают шторы? Жуют, конечно же! Учителя питаются шторами, а в шторах маловато витаминов.

Но выбегать за папой на тёмную утреннюю улицу и не пускать его в школу бабушка не стала. Всё само устроилось.

На уроке учительница стала ругать одного там Аркашу за то, что он один до сих пор не сдал деньги на шторы. Папа видел, что Аркашка вот-вот заплачет от стыда и от обиды. Тут-то папа и вспомнил, что ему говорила бабушка перед первым сентября. Папа быстро собрал свой рюкзак, вышел из-за стола, тихо сказал Аркашке: «Ничего не бойся, пошли отсюда», – и стал собирать Аркашкины вещи.

– Так, это что ещё такое? – спросила учительница. – Далеко собрались?

– Мне мама разрешила уйти, если что-то не понравится, – вежливо ответил папа и надел на Аркашку его рюкзак. – А мне вот очень сильно не нравится, что вы Аркашку ругаете. Потому что у него одна только мама, и они бедно живут. Небось Надю Собачатинову никогда не ругаете…

(В одном классе с папой училась дочка директора колбасных заводов, и её привозили на машине с охранником.)

– Правда, – сказала эта самая Надя. – Ругайте лучше меня, если очень хочется, а Аркашку ругать – нечестно и несправедливо! И вообще – куда вы шторы каждый год деваете?

И Надя тоже стала собирать свой розовый девчонский портфельчик.

– Точно! – решили все, собрались и ушли, вежливо попрощавшись.

Родители некоторых папиных одноклассников обиделись на нашу бабушку – ведь надо было куда-то девать детей, в другую школу. К тому же все дети почему-то очень хорошо запомнили, что в школе должно быть интересно. Если скучно и неприятно, надо встать и уйти. И поэтому запихнуть их в какую-то скучную школу со злыми глупыми учителями было уже невозможно.

И бабушка придумала новую школу. Такую, где географию преподавал бы капитан дальнего плавания. Для изучения зоологии часто ходили в зоопарк. Литературу пусть преподаёт настоящий писатель, который любит и понимает слова, математику с физикой и химией – настоящие учёные, которые обожают все эти пробирки, циферки и штучки. А изучать иностранные языки можно поехать в разные страны. Или к нам гостей оттуда пригласить. И вообще, в школе должны работать только те, кто хочет быть с детьми и их учить, а не те, кого просто больше никуда не взяли.

Такую школу бабушка придумала, и оставалось только её организовать.

Однажды на Новый год, вообще без пятнадцати минут двенадцать, бабушка оглядела ёлку с подарками, полный угощений и вкусностей стол и скомандовала всем идти на улицу – вдруг там кто-то гуляет, кому негде встретить Новый год, и мы их сейчас пригласим в гости.

Все вышли на улицу. Там никого не было. Только светофоры перемигивались и уличные ёлки светились, а кругом валялся мусор от салютов и фейерверков. «Ну вот, что ты всегда выдумываешь, все уже сидят по домам, люди живут хорошо, весело и все встречают Новый год», – сказал дедушка, и все ушли.

Бабушка побыла на улице ещё немножко и привела большого барбоса в ошейнике – наверное, он испугался грохота от салютов и сорвался с поводка – заплаканную девушку в ватнике поверх длинного прозрачного платья и дядьку, который не мог самостоятельно вылезти из сугроба. Этот дядька сразу захрапел и храпел до самого утра. А заплаканная девушка как-то развеселилась и спела песенку под гитару. Пса через два дня забрали хозяева и дали бабушке вознаграждение. Девушка помирилась с женихом и пригласила бабушку на свадьбу. А пьяный дядька оказался начальством. Утром, когда все спали, он ушёл, а потом прислал письмо. Спасибо, люди добрые, что вынули меня из сугроба, куда я попал совершенно случайно, и выпил-то всего ничего, это всё давление, экология… И подпись – первый помощник начальника по вопросам содействия противодействию. Что-то такое. Он так расчувствовался, что помог бабушке построить правильную школу. Ну, ту, где работают только те, кто хочет быть с детьми, а не те, кого больше никуда не взяли. А на оставшиеся деньги построила кафе, чтобы там всё стоило дёшево, для стариков, зверей и детей.

Оно до сих пор работает.

«В ребёнка надо вкладывать, – говорила бабушка. – Вкладывать вкусности, сюрпризы, подарки, поездки к морю… Вкладывать в ребёнка надо побольше чудесного и приятного, а не трясти у него перед носом учебниками и нотными тетрадками!»

Когда папа болел в детстве, бабушка лечила его щенками и котятами. Просто пошла куда-то и вернулась с целой охапкой котят и щенков. Когда я представляю себе эту охапку, мне уже становится весело и приятно. А папа вообще тут же выздоровел, просто от радости, от приятной неожиданности и сюрприза. Да если играть со щенками и котятами, гладить их и прижимать к простуженному организму, то выздоровеешь гораздо быстрее, чем от лекарств. А если дышать котятами и щенками, запахом их тёплой шёрстки – то вообще никогда не заболеешь. Слух про лечебных щенков и котят пошёл по белу свету, и в городе стало гораздо меньше бездомных животных.

Бабушка и папа, когда он был маленький, ставили капканы на гостей, которые приезжали к ним на дачу в деревню. На самых любимых, конечно. Например, на Дмитрия Владимировича. Он умный, добрый, у него очень красивый голос, и этим голосом он всегда рассказывает только интересное. Ни разу ничего скучного не рассказал. Или на дядю Юру и тётю Зою Нечипоренко, с ними весело и хорошо, и тётя Зоя – очень угощательная, столько всяких вкусностей готовит! На этих гостей папа и бабушка ставили капканы, чтобы они подольше не уезжали. Но те гости, на которых капканы не ставились, начали обижаться. Решили, что их меньше любят. И пришлось ставить много капканов, чтобы хватило на всех гостей. По участку и дому ходили толпы пленных гостей и звякали капканами на ногах. Снять капканы они не умели, а с капканом далеко не уйдёшь и на машине рулить неудобно. Капканы папа и бабушка делали из дыроколов.

Бабушка знала рецепт от грустного настроения. Рецепт этот ей передала одна старушка. Это было очень давно, когда в нашем городе было навалом старушек. Тогда ещё не вышел приказ, что в столице должны жить только молодые или те, кто нарядно одет и хорошо выглядит. Этот приказ вышел, кажется, перед каким-то чемпионатом мира или Олимпиадой, и всех старичков куда-то девали. Ну вот. Давным-давно старички и старушки спокойно расхаживали по городу, сидели на лавочках или продавали возле метро у кого что было – яблоки, солёные огурцы, варежки… Бабушка тогда училась в институте, шла к метро и встретила там маленькую старушку с корзинкой яблок.

– Хотите, я у вас куплю все яблоки, то есть заплачу за целую корзинку, а себе могу вообще ничего не брать, вы ещё кому-нибудь продадите? Это я в смысле, чтобы вам помочь, ведь старые люди живут бедно… – предложила бабушка старушке.

– Что ты, дочка, – ответила старушка. (Ведь бабушка тогда была ещё почти маленькая, после школы, и вообще тогда люди часто называли младших дочками или сынками, да, да, такое было.) Яблочки свои я не продаю, а дарю всем, кто хочет.

– Почему? – удивилась бабушка.

– Потому что мне грустно. А когда грустно, надо кому-нибудь что-нибудь подарить… Тут же печаль пройдёт. А от денег – какая радость?

Бабушка запомнила это на всю жизнь. И когда ей вдруг становилось грустно, она пекла большой пирог и шла на улицу всем его раздавать. Все очень удивлялись, а бабушка радовалась. А если могла, то даже покупала специальные подарки. Так, например, дедушке она, когда вдруг загрустила, подарила настоящий тягач с прицепом. То-то дедушка обрадовался… От радости он разрешил бабушке взять с помойки бородатую собачку. Её назвали Мусорский. Из мусора потому что.

«Запомни, когда становится грустно, лучший способ развеселиться – это что-нибудь кому-нибудь подарить», – говорила бабушка. Мы с папой и мамой теперь всегда так делаем.

Когда на зиму бабушка, дедушка и папа уезжали из деревни, бабушка оставляла гостинцы и письмо для воров. «Товарищи воры», – писала бабушка, объяснявшая папе, что слово «товарищи» очень подходит ворам, так давным-давно кричали друг другу жулики, нападавшие на караваны с товарами» – «товар ищи!». «Товарищи воры, вот вам бутылка вина, пачка макарон и две банки консервов. Ведите себя прилично. Поели – и убирайтесь вон»! Самое интересное, что никакие воры не приходили. Один раз залез какой-то чудак, смотревший старинные диафильмы. Он, кстати, починил выключатель и забыл кепку. Но больше не возвращался.

Однажды у папы, когда он ещё не был папой, а был просто мальчиком, наступил день рождения. Пришли гости и родственники, только бабушки, в смысле мамы мальчика-папы, всё не было и не было. И вот когда все уже совсем заждались, к воротам дома (дело было летом в деревне) подъехал грузовик, целая фура, доверху полная старых автомобилей. Вот это было подарок так подарок! Папа, как любой нормальный парень, обожал машины. И он с друзьями стал в них играть, чинить, красить, из двух маленьких машинок бабушка сделала клумбы, а в старом маршрутном такси поселились бродячие кошки.

Бабушка тоже любила машины. Она называла их «машинки» и считала, что они живые и понимают всё. Каково это – состариться, стать ржавым, некрасивым или даже вообще без колёс, стоять где-нибудь в дальнем углу под снегом и ждать, когда увезут под пресс…

Нет, никакого пресса, машинки должны быть с людьми, и если не могут ездить, то пусть просто так живут в саду, радуют мальчишек…

Бабушка вообще всегда собирала всё старое и лишнее. Она считала, что старое и лишнее – это как раз самое нужное и важное. Однажды рано утром бабушка возвращалась домой из гостей, шла через парк и увидела на скамейке большого крокодила из ярко-зелёного плюша. Здоровый, во всю длину скамейки, немножко облезлый, но всё равно очень симпатичный. Грустный только. Ясно, что кто-то его нарочно забыл, чтобы выбросить. И бабушка взяла его с собой. Заскочить домой, крокодила положить, не было времени. И бабушка так и таскала его целый день повсюду. А ведь надо было к доктору за справкой, что всё в порядке с головой, в полицию за новыми водительскими правами, в телевизор дать интервью и в Государственную думу. И всё у неё хорошо в этот день получалось, с крокодилом в охапку. А крокодил потом поселился в деревне, в кресле-качалке у печки…

«Надо тренироваться быстро-быстро есть курицу, – говорила бабушка. – Ведь прогресс не остановить, поезда будут ходить всё быстрее и быстрее. А есть курицу в поезде – наша национальная традиция». Когда заговорили про телепортацию, бабушка даже стала устраивать соревнования по поеданию жареной курицы на время. Ведь съесть курицу за несколько секунд, пока тебя телепортируют, это целая наука. Надо тренироваться.

Бабушка собирала купоны на скидки в косметические салоны. Кто наберёт сто купонов, тому большая скидка на пластическую операцию. И бабушка собирала, собирала… Но бабушка ничего не думала себе отрезать или наращивать. Купоны она копила, чтобы подарить папиной невесте, когда такая у него появится. Ведь невесте наверняка надо будет подрезать нос или удлинить ноги. «И она сразу поймёт, что я люблю её, как родную дочь…»

Бабушка любила деревья, собак, кошек, траву и реки. Собак и кошек особенно. Учила уважать собак и помогать им. Ведь не всех после смерти берут на небо, это надо ещё заслужить… Надо, конечно, стараться, надеяться, но быть готовым и к другому. Может быть, в один прекрасный день ты проснёшься совсем не тётенькой и не дяденькой, а голопузым недотёпой щенком, случайно уцелевшим после отстрела родной стаи… Да и вообще… Некоторые остаются на земле навсегда – в собаках, кошках, птицах и ёжиках.

Бабушка говорила, что скоро станет модно быть бедным. А для очень многих людей в нашей стране «модно» – самое важное слово в жизни.

И вот богатые будут стесняться своего богатства, всё попрячут или раздарят второпях… И у всех всего станет поровну. Старики, бездомные собаки и все дети будут есть досыта, не спеша и не стесняться…

Этого пока что ещё не случилось. Наверное, всё-таки случится, наступит. Бабушка никогда не обманывала. Она вообще такая… Лично мне ужасно жалко, что мы с ней так и не познакомились по-настоящему.

Дело в том, что мой папа сильно вдруг заболел, когда ему было двадцать два года. Прямо ну вот совсем заболел. Но тогда коррупцию ещё не побороли, и можно было договориться. И моя бабушка договорилась с Богом, что она умрёт вместо своего сына. Тогда ещё можно было так. И мой папа стал вообще как новый. Ему вот сейчас уже почти сорок, а он всё равно молодой. А бабушка умерла. Тихо так, чтобы никто сильно не огорчался. Тихо очень стало дома. И на учителей никто не рычал с подвыванием.

А для нас она записала эти истории, чтобы мы всё-таки знали её и помнили.

Мы точно не знаем, где теперь наша бабушка, надеемся, конечно, что на небе, но на всякий случай всегда помогаем собакам и всем зверям. Любая собака или кошка, да любая зверюга может прийти к нам в сад в деревне или подойти на улице в городе, и мы обязательно поможем.

Однажды к нам пришла меховая рыжая собака, всех нас обнюхала, как будто проверила и пересчитала, лизнула меня в щёку прямо с причмоком и пошла дальше. Мы звали её, обещали угостить, а она обернулась, подмигнула и ушла в сторону реки…