Текст книги "Мой бедный богатый мужчина"

Глава 3

Новый пациент выходил из наркоза без дрожи, рвот и неконтролируемого потока сознания, что говорило о его здоровом организме.

– Как вы себя чувствуете? – с улыбкой спросила Диана, когда он открыл глаза. – Давайте смочим губы.

Она аккуратно провела по рту мужчины влажным марлевым тампоном. Пациент благодарно прикрыл веки. Улыбаться и говорить он еще не мог.

Диана поправила сползшее одеяло. Заодно она проверила и остальных больных на своем посту, чтобы пациент не подумал, будто ею движет нечто большее, чем высокий профессионализм и человеческая доброта.

Вообще-то она и без того была ответственной сестрой. Никогда не уходила с поста, не убедившись, что кто-то присматривает за больными. Всегда знала показатели гемодинамики и результаты анализов пациентов, скрупулезно выполняла назначения и вежливо вела себя с больными. Покидая реанимационное отделение, пациенты обычно благодарили ее. Свои безупречные манеры Диана использовала в общении с врачами и другими сотрудниками, поэтому коллеги ее тоже любили. И теперь ей не пришлось особенно менять стиль поведения, нужно было лишь добавить капельку доброжелательного внимания и нежности…

Около двенадцати она сняла специальные ремни с рук и ног мужчины.

– Обещаете, что чертей ловить не будете? – спросила она, лукаво улыбнувшись. – Я нарушаю инструкции, развязывая вас.

Пациент помотал головой из стороны в сторону. Диане было ясно, что белая горячка его не посетит, но вопрос должен был показать, что она считает его таким же опустившимся алкоголиком, как и остальные.

– Сейчас уже поздно, отдыхайте. Я сделала вам обезболивающий укол. А завтра, если хотите, я позвоню вашим родным, сообщу, где вы находитесь. Спокойной ночи.

Ответом ей был благодарный и заинтересованный взгляд.

Кажется, клюнуло!

Диана подошла к зеркалу, поправила воротничок халата и прическу. Шапочку она надевала только в тех случаях, когда делала инъекции и ассистировала на перевязках, в остальное время заплетала свои густые длинные волосы во французскую косу – очень девическая прическа, подчеркивающая молодость и чистоту.

Вглядевшись в зеркало, она остро пожалела, что не научилась использовать свое красивое тело, вызывая в мужчинах эротические мечты. Как это – показать грудь в вырезе блузки, мелькнуть коленкой или бедром, прижаться на мгновение теплым упругим боком? Такие ухищрения всегда казались ей невыносимо пошлыми. А зря! Сейчас они бы ей очень пригодились…

На следующее утро пациент, с трудом выговаривая слова, признался, что ему некому сообщить о своем бедственном положении, и Диана слегка разочаровалась. Вдруг он на самом деле бомж? У нормальных людей всегда есть к кому обратиться в тяжелой ситуации. А может, он просто не хочет, чтоб его видели в таком состоянии? Значит, не женат, уж жене обязательно сообщил бы…

На радостях она покормила его завтраком с ложки, очень аккуратно, чтобы не потревожить больную щеку и губу. Слава богу, она работает на посту каждый день, Лада обещала продержать пациента минимум три дня, и за это время… А может быть, она пожалеет его и оставит на целую неделю, понимая, что на отделении о нем никто заботиться не будет. Диана знала, что хорошие врачи привязываются к пациентам, особенно к тем, в которых вложили много труда…

С хрустом потягиваясь, в комнату дежурных вошел Колдунов.

– Вызываете на консультацию? – грозно спросил он у Лады. – А где стакан, где рюмка с бутербродом?

– Не волнуйтесь, детки, дайте только срок. Будет вам и белка, будет и свисток. – Из шкафа показалась сначала обширная попа, а потом и вся Лада Николаевна целиком. В руках она держала плечики с уличной одеждой – рабочий день уже закончился. – Посмотрите ножки у бабушки?

– Девятая койка? Я и так могу сказать, не глядя: атеросклероз, критическая ишемия, но ампутировать еще рано.

Лада рассмеялась:

– Уважаемый Холмс, каким образом?! Ну, про атеросклероз понятно, но как вы догадались, что ампутировать еще рано?

– Элементарно, Ватсон. Я сегодня иду на барщину, отрабатывать полставки главного хирурга, и просто не успею прооперировать. До завтра ничего с бабушкой не случится, думаю. Так где рюмка с бутербродом?

– Можем у меня пообедать. Диана, ты с нами пойдешь?

– С удовольствием.

У Лады Николаевны любили бывать все. Она жила через дорогу от больницы и часто приглашала сотрудников обедать и пить кофе. Это было хлебосольство одинокого человека. Раз нет детей, мужа, то есть людей, которых надо кормить обязательно, Лада заботилась обо всех понемножку.

Воодушевленный идеей внепланового обеда, Колдунов мчался чуть ли не впереди хозяйки. Уходя из дома в семь утра, он возвращался поздно вечером, в десятом, а то и в одиннадцатом часу. Съедал, конечно, столовский обед, но разве он мог сравниться с домашним?

Квартира Лады Николаевны была под стать хозяйке и поражала старомодным купеческим великолепием. Массивные полированные буфеты, ломящиеся от хрустальной посуды, ковры на полах и стенах, тяжелые портьеры… И все вычищено, натерто до блеска. В просторной кухне – овальный дубовый стол.

Пахнуло лавандой – это хозяйка открыла ящик буфета, где хранила столовое полотно, аккуратно свернутое в ровные одинаковые колбаски.

Лада Николаевна постелила скрипящую от крахмала белоснежную скатерть и стала накрывать.

– Лепота у тебя, Ладушка, – Колдунов развалился на стуле, – чистота, порядок, любо-дорого смотреть. Только знаешь, чего твоему дому катастрофически не хватает? Чтобы кто-нибудь разбрасывал тут свои носки. Нужно тебя срочно замуж выдать.

– Я бы и сама вышла, если бы кто позвал, – спокойно откликнулась Лада Николаевна и зажгла газ под внушительной алюминиевой кастрюленцией со сверкающими боками. По кухне поплыл аромат борща, и Диане ужасно захотелось есть.

– Наливочка, – соблазнительно улыбнулась Лада, показывая гостям пирамидальной формы графин, заполненный густой рубиновой жидкостью.

– К борщу? – изумился Колдунов. – А на десерт пива с пряниками предложишь?

Тут же на свет божий появилась запотевшая бутылка дорогой водки.

Ах, как все было красиво: и скатерть белее снега, и тарелки с кобальтовыми ободками, и селедочница с серебристыми кусочками, густо посыпанными зеленым луком.

Диана взяла тяжелую серебряную вилку с фигурной ручкой и длинными зубами и нацелилась на блюдо с домашней бужениной.

– Еще котлеты и компот, – предупредила хозяйка и включила телевизор.

Шел повтор программы, делавшей рейтинг на скандалах, Диана такие не любила. Она хотела сказать, что скоро начнется ее любимый сериал, но прислушалась и поняла, что речь идет о врачах.

– Полюбопытствуем. – Колдунов отправил в рот насаженный на вилку кусок селедки.

Выступал кардиохирург с мировым именем, напротив него стояла полная дама с красивым, но высокомерно-капризным лицом. Камера то и дело фокусировалась на нижней части ее фигуры, обтянутой джинсами. Вид был завораживающим и напоминал монументальную архитектуру сталинской эпохи.

– Да потому что наши врачи – олухи царя небесного! – раздраженно выговаривала дама. – Ничего не знают и знать не хотят. Вы говорите – курсы, семинары, а им ничего этого не надо, как лечили аспирином, так и будут. Вот у меня ребенок – десять врачей говорили, что ему нужно удалить аденоиды, и только одиннадцатый сказал, что нужно не аденоиды удалять, а исправлять искривленную носовую перегородку!

Кардиохирург защищался вяло и незаинтересованно. Диана подумала, что он, наверное, хотел бы рассказать о бедственном положении в здравоохранении, а вовсе не отбивать нападки некомпетентной женщины.

– У наших врачей все мысли только о том, как бы заработать денег! – продолжала та. – Если не сунешь конверт, с тобой даже разговаривать не станут. Но, даже взяв деньги, все равно окажут помощь на самом примитивном уровне. А все эти якобы ошибки, которые на самом деле преступления!..

– Я тоже не понимаю, – вмешался ведущий, – почему врачи, совершающие серьезнейшие ошибки, выходят сухими из воды. Таких надо карать беспощадно! Лишать дипломов, сажать в тюрьму. Каждый врач должен знать, что за ошибку его ждет неминуемое наказание!

– Но человеку свойственно ошибаться, – мягко заметил кардиохирург. – Нужно четко разграничивать, почему врач совершил ошибку: по злому умыслу, по халатности или же он добросовестно заблуждался из-за нетипичной симптоматики.

– Наши врачи думают только о своих гонорарах, – бесцеремонно перебила дама. – Отсюда все их ошибки. А ведь врач – это абсолютно святая, понимаете, святая профессия!

– Меня сейчас стошнит, – сказала Лада и выключила телевизор.

Колдунов выпил рюмку водки, закусил огурчиком и тяжело вздохнул:

– Что тут скажешь? Бедный академик, на кой хрен он поперся участвовать в балагане? Сидел бы дома лучше. А так он только всех раздражает. Как же, мировая звезда, причем заработал популярность не трепотней, а настоящим, благородным, святым, как они изволят выражаться, делом – жизни человеческие спасает! Конечно, надо его заклевать, грязью обмазать. Как она там сказала – олухи царя небесного? Невежливо вообще-то.

Лада задумчиво возила ложкой в тарелке с борщом, размешивая сметану.

– А зачем, интересно, она искала одиннадцатого врача? Ладно, я понимаю, два, ну, три… Даже странно. Все в один голос говорят, что надо удалять, а она, вместо того чтобы последовать совету, ищет врача, который подтвердит ее личное мнение. Только это оказался не самый компетентный, а самый слабохарактерный врач.

– Я тоже так думаю, – согласился Колдунов, прожевав. – Этот самый одиннадцатый врач просто ошалел от ее напора. Тем более, я допускаю, что, пока они таскались по первым десяти, у ребенка от аденоидов действительно искривилась носовая перегородка.

Тут ему на колени тяжело запрыгнул Ладин кот Саблезуб. Животное мявкнуло и положило голову на стол – потребовало еды.

– Ну и котяра! – Ян почесал Саблезубу загривок. – Рыжий, как пожар, и здоровенный какой! Просто нечеловеческих размеров!

– Кот и не должен быть человеческих размеров. Дай ему кусок буженины, и он моментально отстанет. Саблик, не мешай человеку есть. – Лада махнула коту рукой, и он послушно спрыгнул на пол, унося в зубах добрый ломоть буженины. – А ты, Ян, налей еще по одной.

Разумеется, эту просьбу не пришлось повторять дважды.

Когда они выпили и закусили, раскрасневшаяся Лада отставила тарелку и грустно сказала:

– Сейчас по телевизору постоянно ругают врачей. Может, у них заказ такой? Ведь положение дел в нашем здравоохранении ужасно, но нельзя же, чтобы народ винил в этом правительство. Пусть лучше думает – во всем виноваты рядовые врачи! Не потому у нас такой низкий уровень медицинской помощи, что наши чиновники на медицину выделяют мало денег, а те, что выделяют, сами и разворовывают, а потому, что доктора – жадные недоумки, хотя должны быть святыми.

– «Абсолютно святая профессия», – с усмешкой процитировал Колдунов. – Давненько я не слыхал такой нелепицы. Во-первых, святость – уже абсолютная категория. Нельзя быть немножко святым так же, как немножко беременным. Во-вторых, как может быть святой профессия? Святым может быть человек, место, эти, как их, мощи… Еще бывает священный долг! Ну ладно, не будем придираться к стилю… Все равно она имела право говорить такие слова, только если бы сама выбрала для себя врачебную профессию: я, мол, хочу достичь святости, буду помогать людям бескорыстно, не щадя сил и здоровья… Я бы понял. Но почему, черт возьми, она навязывает святость мне? С какой радости она решила, что я должен быть святым? Потрясать укоризненно пальчиками в телевизоре может каждый, думаю, я тоже справился бы на ее месте, а вот она бы на моем вряд ли оказалась полезной.

– Успокойся, Ян. – Лада Николаевна положила ему на тарелку еще кусок буженины. – Не порти себе аппетит.

Но не тут-то было! Колдунов уже завелся.

– Знаешь, такие выступления напоминают идеологию сталинских времен, да-да! Людей заставляли работать почти бесплатно в опасных для жизни условиях, прикрываясь пафосными лозунгами. Надо, допустим, построить Днепрогэс. Зачем выделять из бюджета деньги, составлять нормальную смету, думать, как эти деньги тратить, натирать себе мозоли на мозжечке? Лучше задурить головы ста тысячам человек, зомбировать их идеями о победе коммунизма, и они прекрасно все сделают за миску похлебки и почетную грамоту. Теперь то же самое. Внедрят в народные массы лозунг: врач – святая профессия, и привет! Денег мы с тобой, Лада Николаевна, больше не увидим. – Он достал сигареты и нерешительно посмотрел на хозяйку.

– Кури на здоровье. Давай уж и я составлю тебе компанию.

Они задымили, а Диана, как самая младшая и некурящая, поднялась убрать со стола.

Колдунов между тем все не унимался.

– Ладно, раз вы нас записываете в святые, – говорил он, затягиваясь сигаретой, – сделайте следующий шаг. Наложите на нас обет безбрачия, как в Средние века, когда большинство врачей были монахи. Чтобы у нас не болела голова о том, как прокормить семью. Чтоб мы не думали, что жене давно нужно купить зимнее пальто, детям – ботинки и коньки, чем платить за музыкальную школу и так далее. А у врачей женского пола чтобы не болела голова, как организовать питание семьи из расчета пятьдесят рублей в день на человека! Мне жена недавно призналась, что на полном серьезе размышляет в магазине, какие пряники брать – с вареной сгущенкой, как мы любим, но по двадцать два рубля, или шоколадные, зато по шестнадцать. Понимаешь, разница в шесть рублей заставляет ее серьезно задуматься!

Лада Николаевна нерешительно замерла с вазочкой дорогих конфет в руках – не будет ли с ее стороны бестактно выставлять их на стол после колдуновских откровений. Подумав, она скромно поставила вазочку в конце стола.

Прислушиваясь к разговору врачей, Диана составила грязную посуду в мойку и включила воду. Как и все сотрудники больницы, она очень уважала Колдунова, но ей и в голову не приходило, в какой бедности он живет. Ведь он профессор! Она знала, что у него много детей – то ли четверо, то ли пятеро, точно она не помнила, – причем некоторые из них приемные. И все живут на одну зарплату Яна Александровича. Да ведь колдуновская семья еще беднее ее собственной! С тех пор как Диана начала зарабатывать, пусть и очень скромно, семейству Кутеповых стало полегче.

Она вспомнила о псевдобомже. Если ее план удастся, она навсегда выберется из бедности. Ради этого стоит постараться!..

– Не знаю, хороший я врач или так себе, – продолжал разглагольствовать Колдунов, – но, не напрягаясь, могу вспомнить минимум сто случаев, когда пациент выжил только благодаря моему своевременному вмешательству. Короче, я приношу пользу если не обществу, то, во всяком случае, отдельным его членам. Так? И за это я прошу очень немного: не надо мне яхт за сто миллионов долларов, футбольных клубов и элитных девочек. В гробу я это все видал! Но дайте мне жить с женой и приживать с ней детей! Вы же знаете, у нас недавно дочка родилась. Ей уже месяц скоро, а я ее еще толком не видел. Я же работаю на трех работах! Один раз только помогал Кате ее купать, но такой был уставший, что почти ничего не помню. Другой раз думаю: надо дать жене выспаться, вот ребенок заплачет, я первый проснусь и укачаю. Но как упаду в кровать, так до самого будильника ни на что не реагирую.

Лада встала из-за стола, чтобы заварить чай, и они с Дианой переглянулись. Все сотрудники больницы считали, что незачем плодить детей в таких астрономических количествах.

По кухне поплыл тонкий аромат бергамота. Хозяйка достала наливку и серебряные рюмочки размером с наперсток.

– Может, не надо? – засомневался Колдунов и блаженно потянулся. – Меня разморило, а мне ведь еще работать и работать… Да, не буду, пожалуй. Так вот, я о детях, – вернулся он к своей теме. – Наше общество благосклонно примет ребенка какого-нибудь олигарха или чиновника, который славен только тем, что спер у этого общества круглую сумму, а мои дети еще неизвестно, смогут ли получить высшее образование. Почему, спрашивается? Можно, конечно, сказать: Колдунов взяточник, он берет деньги за операции. Да, беру, но только если мне предлагают. А уж по экстренной помощи – никогда. Поэтому и работаю в трех местах, как идиот. Если бы я брал так, как они думают в телевизоре, то сидел бы у себя в академии, и на фиг мне тут ночные дежурства сдались!

Женщины выпили за здоровье Колдунова по наперстку наливки и с жаром стали уверять его, что более щепетильного и честного врача земля еще не носила.

– Так вот почему, если я врач, мои дети должны работать на заводе, а если я вор, то им открыты все дороги?

Лада Николаевна развела руками – вопрос был чисто риторическим.

– В телевизоре говорят: кем бы ты ни был, нужно добросовестно и честно выполнять свои обязанности. – Бросив взгляд на настенные часы с кукушкой, Колдунов вздохнул, но не остановился: – Так вот я думаю, что теперь у нас в стране это касается только врачей. Вот пример из моей жизни: недавно умерла старушка, которую мы с Катей считали своей родственницей, и оставила нам квартиру. Мы расселили нашу коммуналку, теперь у нас большая отдельная квартира. Правда, пришлось еще мою однокомнатную продать, ну да дело того стоило. Впрочем, я не об этом. Катя говорит: евростандарт мы, конечно, не потянем, но давай хоть небольшой ремонт в ванной и туалете сделаем. Трубы хотя бы поменяем, а то достало уже все. Ладно, говорю, делай. – Ян Александрович энергично подул в свою чашку и выпил половину за один глоток. – Сначала Катя пошла в ЖЭК и написала там заявление, но ей сразу сказали: замена труб только за свой счет. Тогда она нашла мастеров по газете, они приехали и потребовали перекрыть стояк, чтобы врезать новый кран. Пришлось вызывать сантехника из того же самого ЖЭКа. Он на десять минут перекрыл стояк и попросил за это двести рублей.

Лада Николаевна сочувственно покачала головой. Диана закончила с посудой и тоже присела за стол, сделав вид, что рассказ о ремонте очень ее заинтересовал.

– Но это только присказка, сказка впереди, – пообещал Ян Александрович. – Врезав кран, мастера бодро разрушили нам все остальное и пропали на три дня. Мы жили, как в деревне, холодная вода была только в кухне, и под раковиной у нас стояло ведро, в которое она стекала. Когда ведро наполнялось, мы сливали его в дырку в полу, заменявшую нам унитаз. Катя по сто раз на дню звонила этим мастерам, а они кормили ее байками, что не могут найти какой-то там детали! Якобы все магазины города они уже объездили, и нигде нет. Причем видят, сволочи, женщина беременная, с ребятишками, мужа вроде бы и нету, я же на работе целыми днями… Но ее беспомощность вызвала у них желание напарить, а не помочь. На четвертый день приехали, немного поковырялись, взяли половину гонорара в виде аванса, поехали покупать смесители и пропали еще на неделю. Катя звонит, а они то заболели, то в аварию попали, то еще что-то! Потом приперлись, разрушили нам стены, взяли еще денег якобы на покупку деталей и свалили уже навсегда. Тут же выяснилось, что система труб, которую они накрутили, не только плохо смонтирована, но в принципе неверна, пользоваться ею невозможно. В общей сложности мы влетели на двадцать тысяч. Катя им звонила, просила вернуть хотя бы те деньги, что они взяли на покупку деталей, но они сменили номер мобильного, и теперь с ними не связаться.

– Кошмар какой-то! – поежилась Лада.

Диана тоже вздохнула сочувственно.

– Конечно, я хотел найти их да морду набить, но Катя говорит: вот ты и сядешь в итоге в тюрьму за хулиганство, а они будут выглядеть невинными жертвами. Я говорю: пошли тогда в полицию, так это оставлять нельзя. Мы пришли, а менты нам говорят: вам делать нечего? Забудьте и наймите нормальных мастеров. Катя им: мы в полицию пришли или в бюро добрых советов? Очень недовольные, они приняли у нас заявление и быстренько настрочили официальный ответ: мол, в действиях сантехников нет состава преступления, если у вас претензии к их работе, идите к мировому судье. Катя пошла, там ей говорят: готовьте документы, а какие документы и как их готовить, мы вам не скажем, поскольку консультативные услуги не оказываем. Идите к адвокату, пусть он занимается вашим делом.

– А чего ты хотел, Ян? – вздохнула Лада Николаевна.

– Я просто описываю ситуацию: ни сантехники, ни полицейские, ни мировой судья не захотели нам помочь. Ведь как жило человечество до изобретения денег? Вот, например, я первобытный врач, ты, Диана, приходишь ко мне и просишь вылечить тебя от укуса мамонта. Я вылечиваю, а потом прошу тебя заштопать мне шкуру саблезубого тигра. Ты говоришь: не буду я ничего штопать, пошел на фиг. Я это запоминаю, и в следующий раз, когда тебя кусает мамонт, ты остаешься без помощи. Люди обменивались услугами, потому что это было выгодно всем. То есть я, вылечив полицейского, мог рассчитывать, что он меня защитит, вылечив сантехника – что он поставит мне нормальные трубы, вылечив пекаря – что он испечет для меня вкусные булочки… Ну и так далее. И это было справедливо! А теперь наш народ, кажется, озабочен одной мыслью – как бы содрать с человека побольше денег и при этом ничего для него не сделать. Но почему мы, врачи, должны быть исключением?

– Сам знаешь почему, – ворчливо сказала Лада Николаевна. – А вот тебе вопрос на сообразительность: кто никогда не платит докторам?

– Чиновники, – без запинки ответил Колдунов.

– Ну, от этих все-таки удается иногда дождаться… Но никогда, ни при каких обстоятельствах не платят менты, включая гаишников. Самая честная и неподкупная часть населения.

– Совесть нации, – буркнул Колдунов, поднимаясь из-за стола. – Спасибо, Ладушка Николаевна, побегу. И так уже опаздываю. А вообще… Пусть государство платит мне гроши, и пусть в телевизоре меня обзывают олухом царя небесного. Ради бога. Я все равно счастлив, пока рядом со мной жена. Есть Катя с детьми, я трудоспособен, чего еще желать?

Он ушел, следом за ним стала прощаться и Диана.

На улице у нее все не шли из головы речи Колдунова. Может быть, ей тоже стать кому-нибудь такой же верной подругой, как его жена? Рожать детей без перерыва, экономить на еде… Однажды она видела Катю Колдунову – замученная сорокалетняя тетка, как говорится, со следами былой красоты. Она могла бы шикарно выглядеть, будь у нее деньги и время ухаживать за собой. Да уж, вот оно – счастье! Вести дом на гроши и делать вид, что ты безумно любишь человека, который тебе эти гроши приносит. Конечно, Ян Александрович счастлив, почему бы и нет? Мужчины вообще легче переносят бедность и бытовые неустройства. Еда ему всегда готова, жена встречает ласково… Но кто знает, не тратит ли она на такую жизнь все отпущенные ей природой запасы сдержанности?

Любовь? Возможно, она и была, но не испарилась ли в размышлениях о том, как содержать кучу народу на зарплату бюджетника? О чем Катя думает на самом деле, нежно обнимая мужа? С пятью детьми ей от него никуда не деться, а перевоспитывать его уже поздно… Она понимает это и, добрая женщина, не хочет лишний раз трепать ему нервы. Но что она испытывает, видя, что любая тетка на улице одета лучше ее? Не страдает ли? Мечтает ли Катя о норковой шубе, зная, что носить ее никогда не будет?

Нет, Диана не готова отказаться от красивых и дорогих вещей. Без тонких шелковистых чулок с широкой кружевной резинкой, без дорогих духов, без загородного дома с камином и дубовыми панелями в холле она будет очень несчастна!..

Она поймала свое отражение в витрине парфюмерного магазина: красивая стройная девушка, одетая с европейской небрежностью. Классический стиль, столь любимый ею, пришлось оставить – в нем слишком бросается в глаза любая дешевка. Юбка и даже жакетик, если хорошо сидят, могут обмануть невзыскательный мужской взгляд, но вот обувь… Сапоги эконом-класса безжалостно подчеркивают скромный достаток и убивают всю строгую элегантность образа. Никакие шарфики и поясочки не спасают, особенно если в руках у тебя сумочка из кожзаменителя. Поэтому в последнее время Диана одевалась в спортивном стиле. Джинсы и курточка в талию прекрасно смотрелись на ее подтянутой фигуре, а набор шапка – шарф – перчатки – гетры, связанный мамой, придавал облику оригинальность и изысканность. К тому же гетрами маскировались недорогие кроссовки.

Она зашла в парфюмерный и принялась нюхать духи, выбирая самые дорогие, к которым раньше даже не смела подходить. Интуиция подсказывала ей: скоро она сможет выбрать себе любой парфюм… Дело, кажется, идет на лад. Сегодня она перевязывала больного, и он смотрел на нее не просто с благодарностью за аккуратную работу. В его глазах она явственно видела искорку мужского интереса. Что ж, ей удалось вполне натурально смутиться. Потом она долго сидела на посту, снимала назначения, а он со своей койки неотрывно наблюдал за ней, но быстро отводил взгляд, когда она поднимала голову.

Она ему нравится, это несомненно. Но как сделать, чтобы он захотел к ней вернуться, после того как выпишется из больницы? Сейчас ему нечем заняться, вот он и пялится на красивую медсестру, а потом вернется в свой мир, в свои дела… Может, скажет мимоходом друзьям, что в реанимации за ним ухаживала симпатичная и ловкая девушка, вот и все… Так что же ей делать?

На следующий день Диана принесла своему подопечному несколько книжек: если она не слишком ему интересна, он займется чтением. Но нет, она все время ловила на себе его взгляды, бросаемые поверх страниц…

А через три дня он выписался, прямо из реанимации – домой. Диана с Ладой Николаевной уговаривали его полежать еще пару деньков, но он отказался, сославшись на важные дела.

Теперь оставалось только ждать. Конечно, он назвал свое имя и адрес, но, во-первых, мог и соврать, а во-вторых… Не будет же Диана сама звонить ему! А ходить под его окнами, надеясь на встречу, просто глупо. Черт, если он сорвется с крючка, это будет так обидно!

То ли виноват был яркий зимний денек, то ли просто хорошее настроение, но Диана вдруг подумала – не сорвется, придет обязательно…

В голове возникали упоительные картинки: она в собственном загородном доме, она за рулем шикарной, но практичной иномарки…

Странно, но, грезя о материальных благах, которые принесет с собой предполагаемое замужество, Диана ни разу не задумалась о своем избраннике. Он витал где-то на окраине ее сознания, и теперь она даже не могла толком вспомнить его лицо. Какой у него характер? – иногда задумывалась она и тут же обрывала себя: «Не важно, я же не собираюсь в него влюбляться. Мое умение держать себя в руках поможет мне ужиться даже с самым тяжелым человеком. Главное, чтобы он давал мне деньги. Как там говорит мама – ласковая улыбка, чистый дом и вкусная еда? Этим пакетом услуг я его как-нибудь обеспечу. Я буду очень хорошей женой».

И Диана представила себя – с прямой спиной, свежая, в светлом утреннем платье, она наливает мужу чай, ласково улыбаясь. Но лицо мужа по-прежнему оставалось в тени.