Текст книги "Дерзкий"

Вообще, очень крутой парень, настоящий пацан!

Это же надо?

И дерется, и с девками ладит, и в футбол играет! Был бы не таким смазливым, цены бы ему не было!

Может, с возрастом изменится?

Явно же растет и расти будет еще долго.

Короче, понятно, что меня за игру попустило.

И все вроде встало на свои места, вроде нормально опять начал думать.

Мы выиграли, во многом благодаря Арсу, так и не пустившему в свои ворота ни одного гола.

Кайфанули по полной, переполненные эмоциями победителей.

И на то, как на Решетове виснут уже его однокурсницы, те самые, которых он прошлой ночью спас, я смотрел как и любой парень. С завистью легкой. Потому что, похоже, полурослику второй раз за сутки тройничок обломится.

Вот что значит, быть победителем и крутым чуваком!

Ну ничего, мы тоже не промах. Надо будет Маринку поймать… После занятий.

Мысль эта во мне особого отклика не нашла, но я ее удержал и старательно культивировал, развивая нужные мне образы в башке и страшно радуясь тому, что они развиваются.

Похоже, то, что происходило всю неделю, было временным помешательством.

Просто бывает такое.

Решетов, что ни говори, странный парень, интересный чисто по-человечески. Вот меня и занесло… Чуть-чуть.

В раздевалку я вернулся за мобильником.

Услышал, как шумит душ, удивился, кто так мог припоздниться, учитывая, что все уже заняли свои места в здоровенном универском вестибюле.

Там сегодня должен был приехать какой-то чин из мэрии и рассказать… О чем-то. Я не запомнил, о чем, но то, что присутствие обязательно, нам несколько раз преподы сказали.

Особо не впечатлили, конечно, мы же не первогодки, но вот первый курс в полном составе там уже сидел.

В раздевалке мобильного не было, и мне пришла в голову мысль спросить у чувака, что моется, не видел ли он. Ну, мало ли, последний же остался.

Я легко подцепил задвижку, зашел в душевую, глянул…

9. Переговоры с заведомо проигрышной позицией

– Это же… Сука… Это же… Пиздец, че такое…

Голос хищника, глуховатый и злобный, вообще никак не совпадает с его взглядом, жадно скользящим по моему голому телу.

Именно этот бешеный тон и дикие глаза окончательно приводят меня в чувство, выбивают из ступора.

Если поначалу я реагирую, как обычная баба, которую застали в неудобном голом положении, то есть пытаюсь прикрыться и краснею (это хорошо еще, что не пищу тоненьким голоском, был бы вообще верх идиотизма), то после ощутимой угрозы с его стороны, прихожу в себя, опускаю ладони, наплевав на то, что Шатер может во всей красе разглядывать мою грудь. Пусть пялится. Не он первый, не он последний.

Наоборот, очень даже хорошо. Отвлекающий маневр, чтоб его.

Конечно, в душевых драться мне еще не приходилось, но все бывает в первый раз, правда же?

Главное, вырубить его и свалить по-быстрому. Вызвонить Зуба, рассказать все и переложить на его плечи ответственность.

Понятное дело, что после такого прокола – хрен мне, а не относительная сладкая свобода. Да и городу, красивому и чистому, к которому уже успела привыкнуть и даже полюбить, придется сделать ручкой.

Но тут ничего не поделать.

Проеб, как любит говорить Зуб, феерический.

И надо сматывать удочки как можно скорее.

На полсекунды представляю себе стопроцентный объем грядущего говна, включая долгую дорогу на перекладных в компании малоадекватного, но очень ворчливого и приставучего придурка, и выдыхаю огорченно.

Так все хорошо начиналось!

А теперь…

Дорога, новое место для жизни, злобный больше обычного Зуб…

Карма моя свинская.

Но это все будет потом. А сначала… Сначала мне нужно выполнить первую часть плана. То есть, вырубить Хищника настолько качественно, чтоб в ближайшие часы не смог поднять тревогу.

– Ты меня, сучка, с ума свела, – тихо говорит Шатер, подходя ближе, но не на расстояние удара. Значит, не совсем окосел от моей наготы. Печально. Теряю форму. – Я уже думал…

Блин… Да плевать мне, что ты там думал! Свалить бы побыстрее…

Молчу, глядя на него исподлобья и не двигаясь. Только ноги пошире расставляю. Взгляд Шатра тут же опускается ниже, он сглатывает и усмехается. Потом, ощутимо напрягаясь, смотрит в глаза.

И я удивляюсь немного. Непрост Хищник. Не всякий мужик вот так сходу взгляд от сладкого отведет. На лицо переключится.

А этот, хоть с трудом, но сумел…

Кто ты такой, Вадим Шатер?

– Зачем этот цирк? – его голос уже не злобный, спокойный и напряженный. Собрался, значит.

Что ж так все плохо-то?

– Не твое дело. Рассмотрел? Могу идти? – хамлю, отвлекая, выводя из себя.

Мне, главное, приблизиться. А там я его уработаю.

– Мое. Не можешь.

Ух ты, блин! Властный господин…

– Собрался останавливать? Зачем?

– Потому что ты мне должна, стерва.

Стерва, сучка… Грубиян какой… Или все же злится, просто умеет прятать эмоции?

Конечно, умеет, он же боец…

– Какого это хрена? – уточняю. Просто так, на самом деле. Понятно, какого хрена считает меня должной.

– Я чуть с ума не сошел из-за тебя. Смотрел, понимал, что что-то не то, а до конца не мог осознать… Так что постоишь теперь, пообщаешься.

– Мне некогда, – маленький шажок к нему, скользящий, еле заметный.

– Ничего, мы недолго.

– Нет, – еще шаг. Рукой, типа нечаянно, веду по груди. Ну давай, Хищник, посмотри на сиськи!

Он и в самом деле смотрит.

Вроде отвлекается, на полсекунды всего. Но в бою полсекунды играют огромную роль, я мягко скольжу ближе, чтоб поднырнуть под руку и вырубить его болевым. Нисколько не правильным, подлым, но в данный момент мне плевать на правильность.

Выбраться бы без потерь.

И мне ведь практически удается!

Он раскрывается, разворачивается, не успевает за мной!

А в последний момент просто перехватывает меня не каратешным движением! Борцовским! Жестко фиксирует руки, прижимает мокрой спиной к своему здоровенному твердому телу, берет не на болевой, а на удушающий!

Я не могу поверить, что так промахнулась! Дергаюсь бесцельно пару раз, пытаюсь ударить затылком, не попадаю, я ему до середины грудной клетки, смешно же!

Потом хочу ногами достать, но его руки, словно кольца удава, смыкаются, лишая сил и воздуха.

Черт!

Я уже понимаю, что проиграла, что нет смысла дергаться больше. И замираю.

Мой тренер говорил, что, если не получается использовать очевидное преимущество, надо переключаться на неочевидные.

Из неочевидных у меня голые грудь и задница. А еще явная реакция Хищника на все это дело.

Реакция его упирается мне в поясницу с такой силой, что запросто может оставить синяки.

Когда мужик возбужден, это хорошо. Это – мое преимущество. Потому что я не возбуждена. И мысли – холодные и расчетливые. Да? Да.

Выгибаюсь и мягко трусь задницей о его стояк.

Шатер за моей спиной сдавленно шипит и еще сильней сжимает свои удавьи кольца. Черт… Ну давай, расслабься чуть-чуть… Позволь мне…

– И не надейся, сучка, – хрипит он мне в ухо, обдавая жаром дыхания кожу, – не получится. Но продолжай, мне по кайфу.

Блин!

– Может, поговорим? – я еще разок, на пробу, трусь задом о выпуклость в его штанах, мурлычу тихо, мягко, с готовностью. Ну и еще потому, что громко не могу. Придушил он меня качественно, гад. Не больно, но воздух в легкие поступает тяжело.

– Теперь ты говорить решила? Нахрена тогда пыталась вырубить? – он нагибается все ниже, его губы уже практически на моей шее, и это неожиданно волнует. Не так, как надо. Неправильно.

Настолько неправильно, что я на какие-то мили-секунды представляю себе, как он мог бы…

Угомонись, дура! Он – мог бы, да. Ты – не можешь этого позволить! Это – проблемы. А у тебя и без того их дохренища.

– Я не пыталась… – тихо бормочу, чуть повернувшись к нему и с неожиданным удовольствием ощущая его теплое возбужденное дыхание. Оно волнует даже больше, чем жесткий стояк у поясницы. – Я просто… Растерялась…

– Так я тебе и поверил, – так же тихо отвечает Шатер, чуть ослабляя захват, но лишь для того, чтоб перехватить меня резко и развернуть к себе. Он это делает настолько неожиданно и молниеносно, что я успеваю лишь охнуть, несмотря на все свое хваленое спортивное прошлое. Все же, когда нет нормальной практики, навык теряется…

Больше я не могу ни о чем думать, потому что буквально теряюсь в его темных глазах.

Шатер смотрит точно так же, как и до этого, когда ловила на себе его взгляд при случайных встречах в универе.

Жадно, пристально, изучающе.

Только теперь все это близко очень, и становится понятно, что еще там, в глубине темных глаз.

В дамских романах это назвали бы вожделением. Но я – простая, как три рубля. И потому сразу обозначаю эту дикость в глубине шатровских глаз, как похоть. Простую. Примитивную. Всепоглощающую.

Приходит понимание, что он реально едва сдерживается, держа меня вот так, практически на весу, прижимая к себе, голую и беспомощную.

И это, вкупе с совершенно однозначной реакцией его тела, окончательно помогает осознать полную причину такой злобы.

То есть… То есть он все это время меня… Хотел? И даже когда думал, что я – парень?

Черт…

У него реально есть причины злиться…

– Слушай… – уже примирительно шепчу я, стараясь не показывать, что его взгляд до дрожи пробирает, – я не специально… Понимаешь, так надо. Я не могу тебе всего объяснить, но реально так надо.

– Ты от кого-то прячешься? – Шатер сразу верно улавливает суть, взгляд его становится жестче, пальцы на моих голых плечах каменеют.

В этот момент я могу его ударить. Легко вырубить, прыгнув снизу вверх, засадив головой в подбородок. Это только в фильмах после такого встают. В реале – падают с диким грохотом. И приходят в себя в больнице.

Но я почему-то не пользуюсь своим преимуществом, тоже смотрю на него, пытаясь придумать, что сказать. Правду? Нельзя. Соврать? Не могу даже придумать сходу правдоподобно. Не умею я врать. От того и все проблемы мои.

Остается только честность. В той степени, которая мне позволена.

– Прячусь. Но я не могу ничего тебе больше сказать.

Он молчит. Ладони сжимает. Большие пальцы словно нечаянно начинают поглаживать голую мокрую кожу плеч, и от этого пробирает озноб по всему телу. Я с легкой паникой осознаю, что соски, и без того острые, напрягаются еще сильнее и упираются ему во влажную футболку.

И это… Приятно.

Настолько, что, против всяких правил, хочется потереться о него грудью, раздразнить нежную кожу еще сильнее. Или, чтоб наклонился и…

Ничего! Ничего!

Поднимаю взгляд и упираюсь опять в его глаза, жесткие. Черные. Завораживающие.

– Почему не можешь? Я никому не скажу.

Он опять ведет пальцами по коже, смотрит на меня, не отрываясь и, кажется, прижимает еще сильнее к себе, неосознанно, заставляя запрокинуть голову.

– Потому что я под подпиской о неразглашении.

Шатер едва заметно морщится, но, судя по всему, ему знакомо это понятие, потому что дальше не настаивает.

Но и не отпускает.

Я не вижу смысла больше его вырубать, понимая, что в любом случае уеду отсюда, едва только Зуб узнает о ситуации.

А я обязана его поставить в известность.

И это значит, что я вижу хищника в последний раз.

От этого почему-то грустно, хотя я давно настроена на то, чтоб легко переносить расставания. Слишком много их было в моей жизни.

Но рядом с Шатровым настолько надежно, настолько безопасно… Рядом с Зубом такого нет и в помине, хотя он – очень непростой чувак. Но вот нет.

А рядом с Вадимом Шатровым – есть. Странно, правда?

Это ощущение хочется длить, переживать как можно дольше. У меня никогда такого не было. Никогда.

И я упиваюсь новыми для себя эмоциями, забыв о том, кто такая, в каком пикантном я сейчас положении, и на какой тонкой нити вишу.

– Как тебя зовут? – он наклоняется чуть ниже, заводит одну ладонь за спину и ведет по позвоночнику, словно прощупывает, обласкивает каждый позвонок.

– Маша.

Я не вижу смысла скрывать свое имя. Оно никому ничего не даст.

– Маша… – повторяет он, и в его исполнении мое имя звучит… Сладко. – Хорошее имя. Маша, ты ведь убегать собралась?

Проницательный такой…

– Да.

Он молчит, словно формулирует в голове правильную фразу. Или просто не хочет ничего говорить, а хочет только смотреть на меня, держать в руках как можно дольше. И странно, что я не имею ничего против.

– Маша… – ох, дрожь до самых кончиков пальцев от его голоса, – не надо убегать. Я никому ничего не скажу.

– Это не мне решать…

– Тому громиле? – он хмурится, ладони на моем теле чуть напрягаются, – кто он тебе?

– Это неважно.

– Важно. Не брат, так ведь?

– Так.

– Спишь с ним, Маша? – и впивается в меня взглядом напряженно.

Я на мгновение представляю себе секс с Зубом и вздрагиваю. Пипец!

Отрицательно мотаю головой.

Зачем-то. Оправдываюсь? Перед кем? Глупость, такая глупость…

– Не говори ему ничего, и все. – Предлагает Шатров вполне логичное развитие событий.

– Не могу. Должна.

– Нет. Не должна. Я никому не скажу про тебя, зачем ему знать?

Черт… Это нарушение протокола. Но это так заманчиво…

И такие проблемы несет в будущем…

Я совершаю ошибку. Большую. Но он так смотрит. И пальцы его… И губы… И глаза… Дура я… В первый раз такое ведь. Дура…

– Хорошо… Я подумаю.

– Подумай.

Неуверенно шевелю плечами.

– Отпустишь?

Он словно только теперь замечает, что держит меня. Переводит взгляд на свои руки, потом – надолго – на мою, упирающуюся ему в футболку, голую грудь… Выдыхает.

– Да. Но знаешь… Сначала… Давно хотел это сделать.

Наклоняется и целует меня.

И мир качается под голыми пятками.

9. Вадим. Разговор в душе

Так меня не торкало никогда. Вообще. За всю мою жизнь.

Не знаю, что это такое, может облегчение, затопившее мозг в тот момент, когда осознал… Не сразу, бляха муха, осознал, далеко не сразу!

Сначала подумал, что девочка просто решила не ждать очереди в женских душевых, там, говорят, всегда с этим вопросом жопа, и прибежала к нам мыться.

Залип на круглую красивую задницу, на тонкую талию и охренительно длинные для ее роста ноги. Она стояла спиной. Выгибалась в пояснице настолько круто, что у меня встало практически моментально.

Я понимал, что неправильно поступаю и надо уходить, не мешать человеку мыться, не пугать ее… И в то же время не мог отлипнуть взглядом от узкой спины, изящной линии плеч… И гадал, машинально поправляя стояк, кто же это такая. И как я мог, черт возьми, ее пропустить-то? Сто процентов, если даже со спины такую фигурку углядел в универе, обратил бы внимание.

Как так?

Девочка мылась, неторопливо проводя пальчиками по голове, спине… И, кажется, даже подмурлыкивая что-то. А я стоял, дурак-дураком, и лихорадочно прикидывал, как дальше быть. Выйти. Не мешать? Подождать ее возле душевых спокойно? Или… Единственное было ясным, как день – сегодня она от меня не уйдет. Просто так не уйдет. Обязательно познакомлюсь. И… И все остальное – тоже.

Мысль неожиданно скакнула к полурослику, но вяло. Все нормально со мной! Все хорошо! Просто… Просто нужна была правильная девочка!

Вот как эта, например…

Тут она как-то повернулась, изогнулась, и я заметил на спине белые старые шрамы. Словно от ударов. Ремнем или плеткой. Нахмурился. Это еще что такое?

На ее белой коже отметины смотрелись чужеродно. И очень странно.

Странная девочка.

Как я мог пропустить?

А потом девочка чуть повернулась, так, что я смог увидеть ее профиль…

И, сука, как я в тот момент на ногах устоял – не представляю!

Потому что профиль мне был знаком! Чистый, утонченный… Полурослик!

Но как?

Мать его, как???

Машинально уцепился за ручку на двери, медленно вдохнул и выдохнул, как учил тренер.

И картинка в голове моей, щелкнув, сложилась в единый паззл. В котором главная роль была отведена придурку Шатрову, чуть не свихнувшемуся от того, что неожиданно начал смотреть на парня…

Сука! Сукасукасукасука!!!

Я был зол. Хотя, это вообще неправильное определение моей эмоции.

Я был в ахуе.

Вот это верно.

В диком ахуе, когда мозг еще не воспринял нормально информацию, сердце стучало радостно и больно, а по ногам било облегчением от осознания, что я нормальный. И что все хорошо. Теперь. У меня.

А вот у нее, у этой маленькой стервы, которая так меня за нос водила, которая смотрела на меня своими синими анимешными глазами, которая такой вынос мозга мне устроила…

У нее все плохо.

Потому что она ответит за каждый мой потраченный нерв.

Она мне их возместит.

И потому неудивительно, что, когда она, почуяв наконец-то неладное, поворачивается, я уже вполне в кондиции.

Злой и возбужденный.

Так себе сочетание, особенно для первого раза, который мне ужасно хочется здесь ей устроить.

Иду к маленькой стерве, чуть не сделавшей меня сумасшедшим придурком, а она… После краткого замешательства, спокойно опускает руки и немного отступает.

И как же это я забыл, насколько она непростая!

Собирается драться.

Голая.

В душевой.

С парнем, выше ее на сорок сантиметров и тяжелее на полсотни кило.

Сумасшедшая девчонка.

Только отчаянная готовность в ее глазах и тормозит меня. Немного.

Мы разговариваем.

И вот что я вам скажу: нихрена не легко разговаривать с голой девчонкой! Особенно, когда всеми силами стараешься сдержаться и не трахнуть ее прямо тут, в душевой.

Все ведь располагает!

И народу никого не будет в ближайшие два часа, и дверь я закрыл, предусмотрительный парень, и она, конечно, может, посопротивляется… Но я умею уговаривать голых девочек на секс.

Был бы я чуть-чуть больше скотиной…

Но она смотрит совсем без влечения, жестко и серьезно, как партнер в спарринге. Как противник на ринге.

Я для нее противник.

Не хочу.

Хочу, чтоб хотела. Чтоб сама хотела.

Именно глазами, головой. А не показушно телом.

Она трется о меня, очень даже профессионально… Где научилась, мать твою? Сколько тебе лет на самом деле? Кто ты?

Не отвечает.

И не ответит ни на один из моих вопросов, я это понимаю.

И наши отношения переходят в новую плоскость. Я сам их перевожу своим предложением не говорить никому ничего. Просто продолжать все, как есть.

Она под подпиской, а значит, это – то, что я думаю.

Либо под следствием, либо… Под защитой. Про защиту я знаю мало, хотя с детства трусь среди законников всех мастей и калибров.

Но это – закрытая тема. Спрошу потом аккуратно у папы Дани…

Или у дяди Коляна… Он – полковник МВД, точно знает…

Но все эти планы, все эти мысли – фоном.

Потому что главное – оно здесь, в моих руках.

Голая, тонкая, гибкая. Опасная. Эта опасность, эта скрытая сила заводит и завораживает.

Маша. Ее зовут Маша. Не думаю, что соврала.

И очень надеюсь, что не соврала насчет своих отношений с тем мрачным мордоворотом, что привозил и увозил ее.

Потому что…. Потому что если соврала, то мордовороту придется плохо.

Я совсем не умею отдавать то, что мне нравится.

Эгоист я.

И целую я Машу эгоистично. Не спрашивая.

Просто потому, что последние пару недель думал только о ее чуть потертых, красных губах.

Думал, сходил с ума, ревновал ее к девчонкам, что уже знали их вкус…

Наверно, я – самый терпеливый парень на свете.

Но всему наступает предел.

Маша не сопротивляется, она покорно обвисает в моих руках и размыкает губы, позволяя мне напористо и нагло проникнуть языком в свой рот.

И это, бляха, начисто отключает мне мозг!

Остатки соображения, мысли какие-то – все к чертям летит!

У нее невероятно свежий, вкусный рот, сладкое взволнованное дыхание. Не могу остановиться, пью и пью ее, и голову дурманит похлеще, чем от спиртного!

Сам не замечаю, когда прижимаю ее к стене душевой, подсаживаю себе на бедра, жадно мну крепкую задницу обеими лапами. На нас льется вода, я мокрый совершенно, футболка прилипает к телу, и острота ее сосков, вжавшихся в мою грудь, ощущается чуть ли не болезненно. Член стоит так, что низ живота ломит.

И очень надо в нее. Просто очень. Прямо сейчас.

Маша не открывает глаз, трясется вся, хотя вода в душе теплая. Мне хочется, чтоб она расслабилась, что кайфанула.

И, пожалуй, это все мысли.

Потому что я не могу больше думать о ней.

Я вообще больше думать не могу.

Нахрена я джинсы переодел?

Прижимаю ее сильнее к стене душевой, фиксирую грудью, не отрываясь от сладкого дурмана губ, веду одной рукой по спине…

И замираю на буграх шрамов.

10. Шрамы в сердце

Хищник умеет нападать. Очень умело, ловко. Неожиданно. Хотя, наверно, я этого ожидаю… Наверно. Даже не я, а тело мое глупое, которому так хорошо и почему-то безопасно рядом с ним.

Несмотря на всю неоднозначность и провокационность ситуации.

Он целует так, что голова дуреет сразу, плывёт, и остается только цепляться за мокрую майку. Просто, чтоб не упасть. Только поэтому.

Дрожь… От воды, конечно же.

И вкус его, терпко-сладкий. Очень мужской. Меня целовали раньше мужчины, мне есть с чем сравнивать.

Он – несравним.

Хотя бы потому, что напрочь отрубает способность мыслить, чего со мной раньше ни при каких условиях не происходило.

Когда спиной ощущаю холод кафеля душевой, голова не включается. Вообще никак.

Он держит, гладит, тискает уже несдержанно, и я, несмотря на всю тупость и опасность ситуации… Не против.

С мужчиной я не была уже больше полутора лет. Наверно, просто есть предел физике.

Хотя, мой тренер говорил, что…

Ай…

Разве это важно?

Его губы важны, его дыхание возбужденное, его грудь, облепленная мокрой майкой. Его конкретное, абсолютно мужское намерение получить свое.

Такое… Очень искреннее и безапелляционное. Ему хочется подчиниться. Чисто по-женски.

Господи, я и забыла, насколько классно быть просто девушкой. Подчиняться. Позволять. Да, по сути, я и не знала никогда…

А затем его ласкающие руки останавливаются. На моей спине. Проезжаются по шрамам, внимательно исследуя каждый из них наощупь.

И я замираю.

Сразу из головы выветривается тяжелый дурман вожделения, все становится ясно и четко.

Я резко прекращаю поддаваться, делаю обманное движение, будто хочу вырваться, и, когда дезориентированный Хищник ведется, просто угрем скольжу по мокрому телу, подныриваю под локтем и обретаю, наконец-то, свободу.

Тут же отпрыгиваю на добрых полтора метра от него, в сторону своих тряпок. Хватаю первое попавшееся, футболку, прикрываюсь.

И отхожу еще дальше, осторожно, напряженно, не отводя от него взгляда.

Именно так я себя вела бы, окажись в клетке с реальным хищником. Минимум резких движений, максимум концентрации.

– Маша…

Он не двигается с места, только из-под воды вышагивает. Мокрый, волосы облепили лицо, мокрая футболка очень даже круто смотрится на рельефном торсе, ремень у джинсов расстегнут… Черт… От внезапного секса в душевой меня отделяло совсем немного…

– Стой.

Голос мой лагает, как игра в старом компе, но я стараюсь взять себя в руки. Это очень сложно, когда на тебя так смотрят! Он меня глазами имеет практически! Обещает. Очень-очень много чего обещает.

И, судя по тому, как он целуется, все обещания – правдивы.

Низ живота ломит так, словно он… Словно он уже во мне побывал, а потом вышел, не дав кончить. Кошмарно. И губы горят.

Я, наверно, прикольно выгляжу, жертвой насилия. Или круто оттраханной. Тут грань между плюсом и минусом тонкая.

Но надо приходить в себя. Это все шикарно, это могло бы быть очень круто. Могло бы. Но не надо.

Все же, инстинкт самосохранения у меня развит очень хорошо. Наверно, только потому и жива до сих пор.

Хищник делает еще шаг ко мне, крошечный, еле заметный. И взгляд его говорит о том, что он вообще не успокоился, не пришел в себя. И что, если сейчас поймает, слушать не будет возражений.

К стене прислонит и оттрахает так, что даже кричать не смогу. Голос сорву. От кайфа.

Опять по низу живота – тяжелой сладкой волной.

Уймись, бляха муха!

– Маша… Погоди… Давай… Поговорим…

И опять ко мне! Черт! Хитрый какой!

– Нет! Не здесь! Стой, я сказала!

Опять отхожу от него. Мы движемся по кругу, как гладиаторы на арене.

– Стою.

В самом деле останавливается, поднимает показательно руки вверх, типа, все уяснил, все понял, не опасен.

Ага. Так я тебе и поверила. Глаза-то совершенно дурные. Бешеные. Безумные.

Это, наверно, сладко, когда тебя так хотят. С такой бешеной силой…

Именно это делает женщину слабой. Трудно устоять, очень трудно.

– Я сейчас пойду. Пожалуйста, не ходи за мной.

– Маша… Давай поговорим все же. Я не причиню вреда, честно. Никому не расскажу. Веришь мне?

– Верю.

Очень хочу, по крайней мере.

Но сейчас, после того, что случилось, соображать я не способна. И разговаривать тоже. Потом. Если появится возможность.

– Давай, ты оденешься, и мы…

– Нет. Я сейчас уйду. Одна. А потом мы поговорим.

– Когда?

– На днях. Когда… Когда я буду готова.

Не глядя, подхватываю все свои тряпки, вылетаю в раздевалку, молясь, чтоб там не было никаких припозднившихся студентов. А то им прям сюрприз-сюрприз…

Так быстро я не одевалась даже в самые критические моменты жизни.

Карго прямо на мокрое тело, наплевав на трусы, футболку, мокрую от пота – пофиг, пофиг! С утяжкой не вожусь, все равно в универе не задержусь, сверху олимпийку, капюшон, очки.

На моменте очков меня опять ловит Хищник.

Причем, ловит качественно, прижимает к себе, уже одетую, спиной. И вот никакой разницы не чувствую между прошлыми нашими обнимашками и этими! Однохренственно горячо! Тело плавит, магнитит к нему так сильно, что буквально с ума схожу.

– Маша, Маша, Маша… – шепчет он мне в шею, торопливо тиская грудь, словно убедиться хочет, что не морок, не сон никакой, что реально она у меня имеется, – стой… Ну чего ты бежишь? Если проблемы, я же помочь могу. Реально могу. Не пугайся. Маша…

– Пусти… – шепчу, понимая, что теряю силы и уверенность. Черт! Проклятый недотраханный бабский организм! – Мне надо идти. Правда.

– Провожу…

– Нет! Не надо!

– Ты ведь никуда не денешься? Обещаешь? Маша? – горячим выдохом в шею.

– Да!

Да я тебе все, что угодно пообещаю, лишь бы отпустил!

Он успевает прижаться обжигающими губами к шее, пуская крупную дрожь по всему телу, и я вырываюсь. Из последних сил буквально.

Цепляю торопливо капюшон на голову, очки, подхватываю рюкзак – и, как сумасшедший заяц, бегом, бегом, бегом!!!

Мне везет, что все на мероприятии, потому никто не тормозит, не интересуется моим бешеным внешним видом.

Влетаю в трамвай, на заднюю площадку, сажусь у окна и тупо смотрю на свои дрожащие пальцы.

Ох. Ты ж. Блять.

Понимание, насколько налажала, накатывает душной волной, сердце заходится диким стуком, таким, что даже зубы дрожат.

Черт! Я так нервничала последний раз год назад.

И до этого всего пару раз приходилось.

В один из них шрамы эти на спине и заполучила.

А сегодня новые шрамы словила. В сердце.

Может, когда-нибудь, они меня тоже спасут от ошибки, как те, что на коже.

Домой залетаю в диком состоянии, надеясь, что Зуба нет.

И его реально нет, мне везет, для разнообразия.

Закрываюсь в ванной, раздеваюсь, набираю воду в ванну.

Смотрю на себя в зеркало.

Глаза дурные, бешеные. Губы натертые. Засос на шее. Отлично, Маша. Отлично просто. Молодец.

Погружаюсь в ванну, все еще ощущая, как меня потрясывает от напряжения, и лихорадочно продумываю, что дальше делать.

И есть два варианта. Один – правильный, второй – неправильный.

Почему мне хочется второй?